3 месяца спустя 12 страница

Все мое тело оживает, и кипящая энергия вырывается на поверхность.

Он трахает меня быстрыми, глубокими и сильными толчками, которые не позволяют мне удержаться на ногах.

— Помедленнее.

— Добавь «пожалуйста», и я, возможно, подумаю об этом.

— Будь ты проклят.

— Тогда это мой сигнал к тому, что надо ускориться.

Я не думала, что это возможно, но он действительно ускоряется. Несмотря на мое пальто, дерево царапает мне спину от интенсивности его ударов, и я чувствую, как по всей коже образуются новые синяки.

— Где этот ротик сейчас, когда в тебя вколачиваются на волоске от твоей жизни? — говорит он, касаясь моего соска, а затем прикусывает его.

— Пошел... ты...

Я дышу, голос трещит, когда я впадаю в бурю резких эмоций, которым я не могу найти объяснения.

— С радостью.

Он трахает меня сильнее во время моего оргазма. Движения неапологетичны, сопровождаются шлепками по моей заднице и укусами везде, куда может дотянуться его рот.

Я нахожусь в таком состоянии гиперчувствительности, что все, на чем я могу сосредоточиться, это на движении его члена внутри меня.

— Чувствуешь, как твоя киска сжимает меня, дорогая? Тебя возбуждает, когда тебя трахают в темноте, как животное?

— Заткнись... заткнись...

Мне стыдно, что я забыла об этой детали. Тот факт, что мы на улице, что любой может забрести сюда и стать свидетелем этой сцены.

Я не девственница, не неопытная, не ханжа, но я всегда была ванильной. Типа «бам, бам, спасибо, мэм». Типа «я веду это шоу».

Типа «я трахаюсь только за закрытой дверью и на кровати».

И все же все мои правила кажутся недействительными, когда дело касается этого мужчины.

Он толкает меня далеко за мои пределы и в такое измерение, о существовании которого я даже не подозревала.

— Ты такая грязная штучка, но ты также и хорошая девочка.

Он шлепает меня по заднице и приподнимает мое бедро, чтобы вновь ворваться в меня.

И это плоское наступление на полной скорости бьет по моей точке G снова и снова, и снова, и снова.

— А теперь кончай со мной.

Я кончаю. Моя голова падает назад с громким криком, когда он опустошается в меня.

В. Меня.

Не снова.

У меня нет возможности запротестовать, потому что его губы захватывают мои. У меня слишком кружится голова, я не могу стоять на ногах, поэтому не сопротивляюсь, когда он притягивает меня ближе.

Все еще находясь глубоко внутри меня, он целеустремленно идет Бог знает куда.

При этом целуя меня.

И все, о чем я могу думать, это то, что, возможно, он инь для моего янь.

Глава 16

Кингсли

В нас есть стороны, которые другие люди не должны видеть ни при каких обстоятельствах.

Есть темные тени, неровные края и целый пакет нетронутых углов.

Но больше всего мы не любим смотреть на себя в зеркало.

У каждого есть часть, которая ему не нравится. У меня это — всё.

Когда я был подростком с неспокойными эмоциями и жаждой насилия, я думал, что это потому, что мой отец предал мою мать, которая продолжила ненавидеть себя и заставила меня стать свидетелем того, как она тонет в собственной крови.

Потом, когда я стал старше, то понял, что моя потребность в более мрачном содержании жизни не имеет ничего общего с моими родителями, а больше связана с моей головой, которая, очевидно, работала иначе.

Настолько иначе, что, когда Николо ломал игрушки всех остальных детей, я просто наблюдал, не беспокоясь и не радуясь.

Настолько иначе, что я использовал темные эмоции, такие как ненависть, месть и насилие, заполняя зияющую дыру, обнаруженную внутри себя.

И я преуспел в этом, надев усыпанную бриллиантами маску, сделанную из моих миллиардов, и став королем, к которой относится моя фамилия.

Я так хорошо скрываю своих голодных демонов, ненормальные эмоции и особую марку пустоты, что даже моя дочь не видит этого.

Нейт видит, но только часть, и только когда я теряю контроль.

Так какого черт эта женщина, которая ощущается такой маленькой в моих руках, видит эту зияющую дыру?

Более того, почему она искала меня, когда прекрасно знала, что я буду в самом худшем состоянии?

Частично это не имеет значения, потому что я был погребен в ее тугой киске в течение последнего часа.

После того, как я отнес ее в коттедж, я трахал ее на ковре, стоя на четвереньках, дергая за ее ярко-рыжие волосы, которые при тусклом свете выглядели как кровь.

Любимый цвет моих демонов.

Затем я бросил ее на потертый диван, сорвал с нее все, что осталось от нашей одежды, и завладел ею, положив ее ноги себе на плечи.

Каким-то образом мы снова оказались на полу, на котором я отшлепал ее по красной заднице, а потом, не выдержав, перевернул и снова вошел в нее. Я трахал ее с новой, неистовой энергией, пока ее стоны не перешли в крики и хныканье.

Вот где мы сейчас находимся, на тридцатилетнем ковре, который видит уборщица только каждое воскресенье, как церковь.

Я лежу на ней сверху, одна ее длинная нога на моем плече, а другая на полу.

Ее тело это карта следов укусов, следов сосания, следов от пальцев, следов от шлепков. Всех следов.

Я не торопился, отпечатывая каждый сантиметр ее кожи своими губами, членом и руками.

Мой член медленно увеличивается, когда я думаю обо всех других местах, где я могу ее пометить. Места, на которые никто, кроме меня, никогда не посмотрит.

Аспен лежит на спине, ее волосы как пламя обрамляются лицо, и она пахнет самыми сильными пачулями и мной.

Только мной.

Пот прилипает к ее коже, а полоски моей спермы украшают ее живот. Укусов было недостаточно, поэтому я кончил на ее розовую грудь и бледный живот.

Пещерный человек? Возможно. Но я начинаю думать, что с этой женщиной у меня нет никаких ограничений.

Если бы это был кто-то другой, она бы уже час назад уехала, на несколько тысяч долларов богаче и с копией NDA.

Я никогда не хотел лежать рядом с женщиной сразу после того, как кончил с нарастающей интенсивностью. Но Аспен раздражающее исключение из моей привычки.

Ее глаза расширяются, когда она смотрит на меня, а затем на то место, где мы соединялись.

— Ты... снова становишься твердым.

— Ни хрена себе, Шерлок.

— Слезь с меня, ты, монстр.

Она кладет обе свои маленькие ладошки мне на грудь и толкает, но жесту не хватает силы, чтобы сдвинуть меня с места.

— Единственный монстр во мне между ног, дорогая.

— Тебе нужен врач для лечения твоей сексуальной зависимости.

Она снова толкает меня, и на этот раз я выхожу из нее.

В то время как я готов к двадцатому раунду, она нет. Фиолетовые синяки покрывают ее плечо и некоторые части лица, которые не скрывает макияж.

Должно быть, я не замечал их, когда брал ее, как неандерталец, прижав к дереву, или миллион раз после этого.

И все же я вновь забываю об этом, наблюдая, как моя сперма вытекает из ее киски и пачкает ее красивые бедра.

Странное чувство собственничества хватает меня за яйца. Потребность завладеть ею снова и снова возрастает во мне с настойчивостью стихийного бедствия.

Издав дрожащий вздох, от облегчения или дискомфорта, не знаю, Аспен пытается опуститься на задницу и вздрагивает.

— Черт бы тебя побрал. Моя задница как будто в огне.

— Даже не притворяйся, что тебе это не нравится. Как только я тебя отшлепал, ты кончила на мой член.

Ее губы дрожат, прежде чем она сжимает их.

— Заткнись.

— Боишься признаться в своих извращенных наклонностях?

— Я не извращенка. Я ваниль.

Я смеюсь.

— Ваниль это то, что Гвен ест и чем дышит вместо воздуха. Ты, дорогая, определение покорности.

— Я не покорная.

— Нет, ты покорная. Просто раньше ты этого не знала. Если нужны доказательства... — я наклоняюсь и шепчу ей на ухо низким, глубоким тоном: — Каково это, когда тебя называют хорошей девочкой?

Она вздрагивает всем телом, ее губы раздвигаются, и красные пятна возвращаются на шею.

Когда она приходит в себя и отталкивает меня, уже слишком поздно.

— Видишь?

— Прекрати улыбаться или я тебя отшлепаю.

— Твой грубый ротик меня заводит, дорогая.

Я показываю на свой член, который точно ведет кампанию за еще один раунд.

— Даже не думай об этом.

Она отодвигается на несколько сантиметров назад, полностью игнорируя жжение отпечатков моих рук.

— Я не собирался ничего делать.

— И ты ожидаешь, что я поверю? У тебя сексуальное влечение как у быка.

— Мой член в почете.

— Это был не комплимент, — ворчит она. — Кроме того, ты не использовал презерватив.

— Надо было указать на это в первый раз.

Я не могу удержаться и собираю свою сперму пальцами, а затем медленно размазываю ее по ее складочкам.

Она вздрагивает, ее пальцы ног подгибаются.

— У меня не было возможности... Разве ты не собираешься спросить, принимаю ли я противозачаточные?

— Разве это имеет значение?

— Что? — огрызается она.

— Если да, а вероятность этого составляет девяносто девять целых девяносто девять десятых процента, учитывая, насколько ты ответственный взрослый человек, тогда все. Если это оставшиеся ноль целых ноль десятых процента, и ты не принимаешь противозачаточные средства, тогда мы будем разбираться с этим, когда это станет проблемой.

— Как, черт возьми, ты можешь так говорить после всего, что случилось в прошлом?

— Прошлое осталось в прошлом. Не вижу причин, по которым это должно превращаться в аргумент.

— Ну, не знаю. Может, тот маленький факт, что в последний раз, когда ты вставил в меня свой член, Гвен вышла из меня.

— Должно быть, это были быстрые сперматозоиды.

— Ты отвратителен. — она ударяет меня по плечу. — То, что произошло, это не шутка.

— Никогда не считал это шуткой, учитывая мой статус одинокого родителя. Факт остается фактом, тогда мы были детьми, но сейчас уже нет, так что хватит драматизировать. Это тебе не идёт.

Я начинаю трахать ее своей спермой, но она отползает назад, как раненое животное.

Ее взгляд может резать камни, когда она уходит в себя.

— Я сказала. Даже не думай об этом, Кингсли.

— Ты должна сказать более подробно, потому что, в отличие от утверждений прессы, я не могу читать мысли.

— Твои глаза сияют тем светом, который означает, что ты возьмешь меня снова.

— Я не возьму тебя, я тебя трахну. — я улыбаюсь, падая на спину, чтобы физически усмирить свое либидо. — Но я дам тебе немного времени, чтобы прийти в себя.

Она остается в сидячем положении, лицом ко мне, но подтягивает колени к груди и скрывает большую часть своей наготы.

— Спасибо, Ваше Величество.

— Всегда пожалуйста, моя хорошая девочка.

Ее губы раздвигаются, и я ухмыляюсь. Сказать, что мне нравится заставать ее врасплох, было бы преуменьшением. Она становится послушной и такой чертовски очаровательной.

Прилагательное, которое я даже не должен использовать к этой женщине.

У нее есть такая сторона, которая скрыта от всех.

От всех, кроме меня.

— У тебя ужасно хорошее настроение для человека, который посреди ночи колотил дерево, как главный герой из фильма про убийц.

— Интенсивный секс делает это. Ты была хорошим спортом.

Я тянусь к своим брюкам, которые лежат рядом, и достаю Зиппо.

— Я не чертов спорт.

— Ты можешь быть всей гребаной Олимпиадой.

Я хватаю ее пальто и накидываю его на нее.

Хотя мне жарко, как в сауне, она только что дрожала. Жаль жертвовать видом ее розовой груди и киски, но приоритеты и все такое.

— Ты можешь быть таким мудаком.

— Могу? Я думал, что я точно мудак.

Я заправляю пальто ей под подбородок, затем наклоняю ее голову, чтобы лучше увидеть ее глаза.

Они глубокие, как земля, но все еще тянутся к небу с упрямством высоких деревьев.

Она отстраняется, затем делает паузу, берет мою руку между своими и осматривает ее.

— Ты сломал костяшки пальцев.

Я тактично убираю, ложусь обратно и открываю Зиппо рукой, лежащей на груди.

— Заживут.

— Ты больше не бандит и не школьник.

— Спасибо за ненужное напоминание о моем экзистенциальном статусе. Добавлю это как примечание в свое расписание.

— Знаешь, упор на разум и систематическое мышление это синоним отступления от жизни.

— Избавь меня от брехни Ницше. — я наклоняю голову и смотрю ей в лицо. — Кроме того, ты когда-нибудь слышала о практике того, что проповедуешь?

— Я?

— Когда ты в последний раз жила настоящим моментом? Не считая того, когда я только что трахнул твои мозги, конечно.

— Полиция высокомерия берет тебя под стражу.

Я ухмыляюсь.

— Ты не избегаешь темы жизни в моменте. Делаешь ли ты это или ты такой же теоретик, как твой психически неуравновешенный кумир?

— Я...

— Что?

— Я смотрела «Друзей» с Кэролайн прошлой ночью.

Она вздрагивает, как только произносит это предложение.

— Вау. Это так же круто, как прыгать с тарзанки.

— Ты не можешь читать мне нотации, когда все, что ты делаешь, это разрушаешь, мстишь и еще больше разрушаешь.

— Или это, или влезаю в такие отвратительные сферы, как мир, любовь и лечение мирового голода.

Она хихикает, и звук получается легким и воздушным.

— Какое богохульство.

— Я знаю. Худшее.

Мы смотрим друг на друга с минуту, и единственный звук, раздающийся в воздухе, это звук открывания и закрывания Зиппо.

Аспен быстро переключает свое внимание на неровный потолок и его деревянные колонны.

— Нам, наверное, пора уходить, пока кто-нибудь не сообщил о нас за вторжение на их территорию.

— Если только я сам не заявлю, это маловероятно.

Она поворачивает голову в мою сторону.

— Это твоя собственность?

— И сотни иных владений. Признаться, этот дом самый хэллоуинский из всех и может быть использован для некоторых сатанинских ритуалов.

Она пробегает взглядом по старым, как грязь, оконным рамам, обшарпанному декору, которому место в малобюджетном мотеле, снятом для ковбойского фильма, и слабому свету от светильника, который грозит упасть рядом с нами.

— Ты никогда не говорил, что владеешь этим местом.

— Никогда не говорил, что не владею. Технически, в то время оно принадлежало моему отцу. — мои губы кривятся. — Подарок моей матери на день рождения, коттедж для отдыха, куда мы могли приезжать на выходные.

— Должно быть, было хорошо.

— Чертовски ужасно вот то слово, которое ты ищешь. В браке Бенджамина и Лилианы Шоу не было ничего хорошего. Все, что они делали, это притворялись, что они следующие американские король и королева, одновременно утопая в других вещах, кроме друг друга. Он в киске. Она в любых таблетках, которые попадались ей под руку, обезболивающих, успокоительных, антидепрессантах. — я делаю паузу, не понимая, какого черта мне взбрело в голову говорить о своих родителях. — Но из их неудачного союза вышел гениальный ребенок с богоподобной внешностью, так что, в конце концов, это была не такая уж бесполезная пара.

Она не купилась на мою попытку разрядить обстановку и нахмурилась.

— Ты покинул это место, потому что оно напоминает тебе о родителях? Или, может, потому что оно напоминает тебе о ребенке, которым ты был со своими родителями? Ты назвал это место «янь для твоего инь», а не «инь для твоего янь», как это принято называть. Потому что ты инь, черная сторона сферы, так может быть, детская версия тебя это тот самый ян?

— У тебя так много вопросов для человека, который не далее, как десять минут назад умолял меня остановиться или упасть в обморок. Ты мне больше нравилось, когда была молчаливой.

— Твои попытки быть мудаком, чтобы заставить меня отказаться обсуждать тему, являются определением провала.

— Ты чертовски раздражаешь.

— Я знаю, ты говоришь мне это при каждом удобном случае. К твоему сведению, ты уже давно миновал стадию раздражения и перешел в стадию назойливости. А теперь ответь на мой вопрос.

— Добавь «пожалуйста», и я, возможно, подумаю над этим.

Она поджимает губы.

— Нет.

— Хороший разговор.

— Это шутка. Я просто сделаю свои собственные выводы. Когда они так глубоко засели в моей голове, никакая твоя правда не сможет их заменить.

— Не думал, что тебе нравится гравировать подробности обо мне в твоем занятом мозгу.

— Замолчи, — говорит она своей фирменной фразой «я смущена», ее шея краснеет. Затем она прочищает горло. — В любом случае, Гвен навестила меня, и я сказала ей, что ты не имеешь никакого отношения к моему нападению.

Моя челюсть сжимается от напоминания о моих ужасных отношениях с дочерью, которые пошли под откос с тех пор, как она выбрала моего лучшего друга в качестве любви всей своей жизни.

— Это не имеет значения.

— Конечно, имеет.

Она поднимается, позволяя пальто упасть до середины живота.

Ее грудь мягко подпрыгивает, когда она наклоняется.

— Ей было так больно от перспективы причинить тебе боль. Ты придурок, но ты хороший отец, так что не позволяй этой ненужной размолвке разделить вас на части... Кингсли!

— Что?

Я не перестаю пялиться на обозначенную плоть ее груди.

— Ты слышал хоть слово из того, что я говорила?

— И да, и нет. Это немного отвлекает, не говоря уже о том, что это жутко, говорить о Гвен, когда твоя грудь выставлена напоказ.

Она прикрывает ее рукой, становясь совсем красной.

— Ты чертов извращенец.

Я хватаю ее за руку и тяну вниз, обнажая ее розовые соски.

— Хочешь увидеть, как выглядит настоящий извращенец?

Должно быть, она уловила в моих глазах блеск похоти и миллион поз, которые я запланировал для нее, потому что ее глаза расширяются, переливаясь между зеленым и карим.

— Нет, Кингсли.

— Называй меня Кингом, как ты делала раньше.

— Я... не называла.

— Нет, называла, своим горластым сексуальным голосом.

Я притягиваю ее к себе, отбрасывая пальто в сторону.

— Не смей, или я откушу тебе член.

— Извращение. Ты же знаешь, я люблю это.

Я беру в охапку ее красную попку, и она стонет.

— Черт... ты мудак.

— Знаю, дорогая. У тебя есть зеленый свет, чтобы называть меня столькими красочными именами, сколько ты сможешь придумать, пока я трахаю тебя.

А потом я раздвигаю ее ноги и начинаю поедать ее сладкую киску, будто я голодное животное.

Это моя извращенная форма благодарности за то, что она спасла меня от моих собственных мыслей.

Или, по крайней мере, что отвлекла меня от этого.

Глава 17

Аспен

— Кто-нибудь собирается сказать мне, что происходит?

Я стону в чашку с текилой — бесполезно больше называть это кофе — и поворачиваюсь лицом к Нейту.

Мы находимся в конференц-зале компании Уивер & Шоу. Массивный, стерильный и бездушный зал. Его основное назначение, помимо встреч партнеров, выработка стратегии, как вытянуть побольше денег из богатых и влиятельных людей.

Всего несколько минут назад мы завершили встречу с крупной корпорацией, которая пытается вырваться из лап налоговой службы. Генеральный директор ушел с обещанием беспроблемного процесса и широкой ухмылкой на лице.

Помощники юристов тоже ушли с заданиями, и я надеялась сделать то же самое, пока Нейт не закрыл дверь и не преградил мне путь.

Он прислонился к большому столу, скрестив руки с видимой беззаботностью, но его темные глаза пригвоздили меня к месту, требуя ответа на свой вопрос.

Ответа, которого у меня не будет, если я не проболтаюсь, что трахалась с его лучшим другом, партнером и родственником.

Это было вчера или сегодня ранним утром. С тех пор я удивляюсь, что могу ходить — хотя и медленно, дабы не вызвать ощущение Кингсли внутри меня. Я изранена, как воин с поля боя, с укусами, засосами и отпечатками рук, которых должно быть достаточно, чтобы предъявить обвинение в нападении.

Хотя нападение это последнее, на что это похоже. Это было чистое требование, интенсивное и невыносимо безжалостное.

У меня не было шансов уйти невредимой, и это не только из-за того, что он сделал. Дело в том, что я потеряла себя и наслаждалась каждым моментом.

И я знаю, что если я не буду держаться подальше, то меня ждет еще больше подобного. В следующий раз я, возможно, даже не смогу ходить.

В следующий раз? Какого черта ты думаешь о следующем разе? Этого не будет.

Я массирую висок, пытаясь заставить себя вернуться в настоящий момент.

— Что ты имеешь в виду?

Нейт поднимает бровь, что в переводе означает: «Я не тот человек, которого можно обмануть», а затем начинает считать на одной руке.

— Сначала я узнаю, что на тебя напали, потом узнаю, что Кинг снова стал сучкой на стороне Николо Лучиано, и, как будто этого недостаточно, ты по случайному совпадению тоже оказываешься в постели с мафией. Я отлучаюсь на секунду, а ты переходишь на сторону подпольного мира? Я ожидал этого от Кинга, но не от тебя, Аспен.

Я долго потягиваю кофе с текилой, потому что, очевидно, я слишком трезва для этого разговора.

— Это просто бизнес.

— А жизнь всего лишь симуляция. — он смотрит, совершенно не забавляясь. — Что происходит?

— Мне нужна была услуга, ясно?

— Какого рода услуга?

— Та, о которой тебе не стоит беспокоиться.

— Если это касается тебя, то у этого есть все условия, чтобы заставить меня волноваться. Ты мой друг и мать моей жены, Аспен. Так что, если есть что-то, что я должен знать, сейчас самое время это сказать.

— Это действительно пустяк, Нейт. Я позабочусь об этом и обещаю, что фирма не будет вмешиваться.

— А что насчет Гвинет? Она тоже не будет вмешиваться в твои дела с мафией? Думал, ты хочешь получить с ней шанс. Предупреждение о спойлере: так не пойдет.

Я наполняю свой желудок еще алкоголем.

— Я бы никогда не причинила ей вреда.

— Не ты, но твои новые лучшие друзья могут.

— Этого не будет. — я вздыхаю, массируя другой висок. — Просто брось это, Нейт. Некоторые скелеты лучше оставить в шкафу.

Нейт знает, что я родом из тяжелого детства и потеряла родителей в детстве. Он также знает, что приемные родители жестоко обращались со мной и в итоге я сбежала. Однако он не знает подробностей и, конечно, не имеет ни малейшего представления о том, кто мой отец.

Возможно, при других обстоятельствах я бы и подумала о том, чтобы рассказать ему, но теперь, когда он муж моей дочери, об этом не может быть и речи.

Он защитник до мозга костей, когда дело касается Гвинет, и это только создаст ненужные проблемы. Он может стать тем, кто активно отдалит меня от нее, ограждая тем самым ее от моего беспорядка.

— Тогда загадай мне загадку, Аспен. Какое отношение Кинг имеет к твоим скелетам? Кроме того, что вы когда-то вместе зачали Гвинет, единственное, что вас объединяет, это страстное взаимное пренебрежение.

Моя грудь сжимается, и я вынуждена сделать паузу, прежде чем заговорить. Какого черта? Это всего лишь его имя, почему я чувствую себя как подросток, которым завладели гормоны?

— Он не имеет ко мне никакого отношения.

Я говорю так убедительно, что даже я бы поверила себе, если бы была менее трезвой.

— Посмотрим. — он снова считает на руке. — Все так совпало, что он вернулся на сторону Николо в то же время, когда ты перешла к нему. Теперь он называет тебя по фамилии, которое я искренне думал, что он не знает. Ох, и он настолько вышел из-под контроля, что испортил все с Гвинет, показав свою уродливую сторону. Так что извини меня, если я думаю, что в этой истории есть что-то еще.

Дерьмо.

Моя рука начинает дрожать, поэтому я крепче сжимаю чашку.

Нейт узнает о нашем сексе — или сеансах — это не более чем ненужное осложнение.

Нет, если все закончилось.

Продолжай говорить себе это.

— Тебе, как никому другому, хорошо известно, насколько непредсказуемо изменчив Кингсли. Так что это я должна спрашивать, что с ним такое после комы. Может, он слишком сильно ударился головой?

— Да, нет. Ты не используешь на мне тактику обратного допроса, Аспен. Ты что-то скрываешь, я чувствую это, чувствую вкус и запах в воздухе.

Я отмахиваюсь от него, предпочитая исчезнуть в своем кабинете до конца дня и, возможно, на неопределенный срок.

Не успеваю я сделать и шага, как дверь распахивается без стука.

Только один человек в этом здании осмелился бы ворваться к управляющему партнеру фирмы.

И самое странное, что я ощущаю его еще до того, как вижу. Словно между нами существует какая-то глупая связь или что-то в этом роде.

Когда я поднимаю голову и мои глаза сталкиваются с бурными глазами Кингсли, меня охватывает то пугающее чувство, которое я испытала, когда он действительно приостановил секс-марафон и мы поговорили.

Чувство, которое выходит за рамки физического и заходит на гораздо более непонятную территорию.

Он захлопывает дверь, доказывая, что в его теле нет ни одной нежной косточки, и идет к нам с твердой решимостью и насупленными бровями.

Если бы он мог быть менее щеголеватым в своем черном костюме и ухоженном виде, было бы гораздо лучше.

Хотя в последний раз, когда я его видела, он был без костюма и выглядел гораздо более смертоносным с оружием между ног.

Мои бедра дрожат от воспоминаний, и боль, из-за которой я приняла ванну, чтобы избавиться от нее, снова дает о себе знать.

Я внутренне проклинаю себя за мысли об обнаженном Кингсли, и бурную реакцию на это.

Нейт здесь, ради Бога.

Оставайся спокойной.

Оставайся спокойной...

Кингсли останавливается на расстоянии волоска от меня, но не раньше, чем окутывает меня своим полностью мужским ароматом кедрового дерева.

— Какого хрена ты здесь забыла?

Мой рот открывается, затем закрывается, прежде чем я отвечаю:

— Что, черт возьми, с тобой не так с утра? Не выпил кофе?

— Ты не ответила на мой вопрос. Почему ты здесь, когда твой отпуск еще не закончился?

— Потому что мне вообще-то нужно работать, и о, проверь календарь. Сейчас такой год, когда женщинам не говорят, что делать.

— Проверь свой контракт. Это бумажка, в которой написано, что я твой босс и поэтому буду говорить тебе, что делать, как делать и когда. А это прямо сейчас. Убирайся отсюда, пока я не вызвал охрану, чтобы они вышвырнули тебя отсюда.

— Я запишу все это и доложу о превышении полномочий, а если буду в настроении, то могу и в суд подать на тебя за компенсацию.

— Крепкое дерьмо, ведьма. Иски, основанные на чистой злобе, моя специальность. Удачи тебе, мать твою, выиграть у меня в суде.

— Это достойно попкорна и все такое, но почему вы выглядите так, будто вот-вот поцелуетесь или сорвете друг с друга одежду? Может, и то, и другое, но не в таком порядке?

Нейт говорит справа от меня.

Мы с Кингсли отшатываемся назад. Или я, во всяком случае, делаю это, жар поднимается к шее. Чертов мудак, способный спровоцировать меня одним своим присутствием, просто отступает назад. Выражение его лица даже не меняется, он по-прежнему зол, замкнут и все остальные негативные эмоции, которые он умеет демонстрировать.

— Не в этой жизни, — говорю я в ответ на вопрос Нейта.

Кингсли бросает на меня взгляд, выражающий чистое неодобрение, но затем его жесткий фасад возвращается.

Я знаю, что мне не понравится то, что он скажет, еще до того, как он откроет рот.

— Тогда ты будешь лгуньей.

Я делаю паузу, Нейт делает паузу, и кажется, что весь мир погружается в тишину.

Что за... Чертовщина...

— Мы сделали Гвен, не забыла? Там было много секса, — говорит он с собранным спокойствием, и я почти не слышу его из-за стука в ушах.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒