3 месяца спустя 10 страница

— Ты тоже меня хочешь.

— Разве я говорил обратное?

— Почему ты хочешь меня?

— Просто.

— Ты не только не действуешь импульсивно, но и тратишь слишком много времени и сил на то, что якобы происходит в мгновение ока. Так что позволь мне нести чушь.

Его губы растягиваются в волчьей ухмылке.

— Твоё внимание к деталям обо мне просто умиляет.

— Я внимательна к деталям во всем. Это не относится только к тебе.

— О?

— О, — подражаю я его провокационному тону. — А теперь скажи мне, почему ты хочешь меня?

— Это просто физическая реакция, как ты уже говорила. Жажда интенсивного секса с ненавистью.

— И это все?

— Это все.

Моя грудь сжимается, и я понятия не имею, почему желание сбежать отсюда сильнее, чем потребность в следующем вдохе. Тем не менее, я заставляю себя не подавать виду и оставаться на месте. Заставляю себя не думать о двери, которую он только что захлопнул перед моим носом.

Кингсли лениво переводит взгляд на меня, и я съеживаюсь. Боже. После того как он так жестоко порвал мои трусики, на мне их нет, так что никаких случайностей быть не должно. Я плотнее кутаюсь в свитер, и он улыбается.

— Возьми одежду с собой.

— Конечно, возьму, гений. Ожидаешь, что я выйду на улицу голой?

— Нет, иначе мне придется иметь дело со всеми ублюдками, которые станут свидетелями стрип-шоу в не очень приятном виде, — говорит он непринужденно, будто не угрожает. — Я имел в виду, что тебе не нужно возвращать одежду.

— Эта одежда Гвен.

— Теперь твоя. Моя дочь не станет носить ее после того, как ты в ней ходила.

Я не вижу этого, но чувствую, как краснеет моя шея. Ублюдок. Я определенно, полностью и без сомнения ненавижу его до усрачки.

Если бы я действительно могла не хотеть его, это было бы здорово.

— А теперь садись и ешь. В третий раз я повторять не буду.

— Я не голодна.

— Ты ничего не ела с самого утра.

— Все еще не голодна. Спокойной ночи.

Я делаю шаг к выходу, но в тот момент, когда я прохожу мимо него, он хватает меня за талию.

Я вскрикиваю, когда он тянет меня назад и усаживает к себе на колени. Точнее, я сижу на одном твердом бедре, мои ноги раздвинуты, и моя голая киска касается его брюк.

Температура повышается с двух цифр до трех очень быстро. Я пытаюсь оттолкнуть его локтем, но горячее дыхание у моего уха замораживает меня на месте.

— Если ты все еще возбуждена и хочешь подвигаться на моей ноге, то давай, но я не могу обещать, что не трахну тебя сразу после этого. Больно тебе или нет.

Я корчусь, мои кулаки сжимаются по обе стороны от меня.

— Отпусти меня, Кингсли.

— Нет, пока ты не съешь. — он дергает подбородком в сторону тарелки с супом и тарелки с креветками передо мной. — Все это.

— А если я откажусь?

— Тогда мы с твоим упрямством можем остаться здесь на всю ночь. В конце концов, ты будешь либо есть, либо тереться о ногу, либо и то, и другое.

— Ты...

— Ублюдок, придурок, мудак, член. Я знаю эту мелодию, и она не станет служить никакой цели, кроме как вывести меня из себя, так что, если не хочешь стать свидетельницей отвратительного проявления этих эмоций, оставь это.

Я скрещиваю руки на груди, глядя на него позади себя.

— Тогда давай останемся в таком состоянии и посмотрим, как ты будешь вести себя завтра на работе, когда тебе будет не хватать сна.

— Твой рот так и просится, чтобы его трахнули, дорогая.

Я поджимаю губы, чтобы не говорить. Все, что я скажу в данных обстоятельствах, будет иметь обратный эффект.

Хотя я ни от чего не отступаю, сексуальный отдел с Кингсли не моя сильная сторона. Он единственный мужчина, о котором я не могу даже подумать о том, чтобы вырвать власть, и хотя это приводит меня в ярость, это, как ни странно, тоже возбуждает.

И я ненавижу это.

И его.

Он заключает меня в объятия, берет суп и начинает есть без каких-либо проблем.

Я смотрю на висящие люстры, на стену, на дверь, на окна. Куда угодно, только не на него, но это все равно не рассеивает напряжение. Оно усиливается с каждой секундой, пока я не слышу, как стучит пульс в ушах. Его тепло подо мной и позади мешает думать, дышать или сосредоточиться.

К моим губам подносят что-то теплое. Ложка, наполненная креветками и рисом.

— Перестань быть чертовски упрямой и открой рот.

Я хмыкаю, но не следую его приказу.

— Ты невыносимая женщина. Знала об этом?

— Смешно слышать от въедливого мужчины...

Он запихивает ложку внутрь, и у меня не остается выбора, кроме как проглотить или подавиться.

— Это нечестно! — говорю я, прикрывая рот тыльной стороной ладони, чтобы он не заставил меня съесть еще одну ложку.

— Жесткое дерьмо, дорогая. У нас с тобой нет ничего общего. А теперь открой рот и ешь.

Я качаю головой.

Он сужает глаза.

— У тебя какое-то расстройство пищевого поведения? Теперь, думая об этом, я вижу, что ты только пьешь кофе, алкоголь. Много алкоголя. Подожди, блядь, секунду, ты алкоголик?

— Заткнись. И серьезно, какого черта ты так зациклился на мне в последнее время? Мне больше нравилось, когда тебе было на меня наплевать.

Он молчит, и я проклинаю себя.

Я не совсем хотела задавать этот вопрос, но теперь, когда он открыт, я хочу получить ответ. Но в то же время какая-то часть меня в ужасе от ответа.

— Мне по-прежнему наплевать на тебя, кроме того факта, что я хочу залезть в твои трусики, а для этого ты должна быть достаточно здоровой, чтобы справиться со мной.

Мои уши загораются, и я не знаю, гнев это или что-то совершенно другое.

— Я не одна из твоих шлюх, Кингсли. Ты не имеешь права указывать мне, что делать с моим телом. Если ты хочешь этого, обратись к ним.

— Они сопровождающие, а не шлюхи. И я обращусь к ним, как только закончу с тобой.

Я чувствую, как в горле поднимается вулкан, и всерьез представляю, как отгрызаю ему голову в стиле фильмов про убийц.

Но потом он говорит:

— Как насчет обмена?

— Если это не твоя жизнь во имя мира человечества, мне это не интересно.

Он усмехается, и я ненавижу, как этот звук вибрирует на моей шее и проникает под кожу.

— Я слишком ценен, чтобы жертвовать собой ради чего-то столь скучного, как человечество. Так как насчет того, чтобы я ответил на любой твой вопрос о Гвен, а в обмен ты доешь тарелку с едой?

Я была так готова сказать ему, чтобы он шел трахать столб. Но этот ублюдок сразу перешел к делу. Он знает, как отчаянно я хочу иметь хоть какое-то подобие отношений с Гвен, даже если для этого мне придется продать душу дьяволу — ему.

— Не один вопрос. Я хочу бесконечное число.

— Это не так работает. Один вопрос за одно блюдо.

— Три.

— Один.

— Два.

— Один. Если хочешь больше, тогда тебе нужно поужинать со мной в другой раз.

— Ты хитрый мудак. — я вздыхаю.

— Спасибо за комплимент, ведьма. А теперь открой рот.

Я пытаюсь забрать ложку.

— Я могу есть сама.

Он держит ее на расстоянии вытянутой руки и говорит.

— Мой стол. Мои правила.

Я делаю вдох и открываю рот, чувствуя себя странно. Как ребенок, но в то же время так сильно возбуждена, что это должно быть незаконно. Отчасти это желание связано с тем, что кто-то заботится обо мне, обволакивает меня и обеспечивает защиту, о которой я и не мечтала. И почему-то это вызывает странный вид вожделения, которого я раньше не испытывала.

Коротко закрыв глаза, я думаю о Гвен, и это заставляет ощущение медленно угасать.

— Она когда-нибудь спрашивает обо мне?

Мой голос звучит тихо в тишине столовой.

Кингсли продолжает непрерывно кормить меня, выражение его лица пустое, но это не гневное выражение, которое он использует, маскируя своих демонов. Это более нейтральное выражение, как когда он находится в статичном состоянии, что бывает чертовски редко.

— Она спрашивала несколько дней назад. Снова поздоровалась и спросила, не доставляю ли я тебе хлопот.

— Ты... никогда не говорил мне об этом.

— Ты проходила операцию «Избегаю Кингсли», поэтому я не думал, что тебя волнует то, что Гвен должна была рассказать мне о тебе.

Я опускаю голову.

— Ты все равно мог бы мне рассказать.

— Ключевое слово «мог бы». Кроме того, что это изменит? Если ты не перейдешь с ней в наступление, Гвен никогда не посчитает тебя матерью.

— Наступление?

— Значит идти в наступление. Быть активной. Не жди, пока она сама придет к тебе. Это было возможно несколько лет — да что там, даже несколько месяцев назад, — но сейчас она более эмоционально стабильна, благодаря определенному ублюдку, который не будет назван, и поэтому, вероятно, она не испытывает потребности в матери, как раньше.

Мои губы размыкаются.

— Ты только что дал мне совет насчет Гвен? Думала, ты хочешь, чтобы я исчезла из ее жизни.

— Я бы все равно выгнал тебя, если бы это было возможно, но опять же, я забочусь о ней больше всего на свете, так что, если ты ей нужна, я не могу просто стереть тебя или Нейта. Хотя мои убийственные планы в отношении этого ублюдка все еще живы и действуют.

Я смеюсь.

Он сужает глаза.

— Над чем ты смеешься?

— Ни над чем. Ты просто говоришь как очень строгий родитель.

— Я очень строгий родитель, поэтому не могу поверить, что позволил ей выйти замуж за Нейта. Думаешь, аннулирование брака теперь возможно?

— Боюсь, что нет, если только ты не хочешь стать для Нейта темой о том, как избежать наказания за убийство. Серьезно, не понимаю, почему ты так часто цепляешься к нему по этому поводу. Они оба взрослые люди, влюбленные.

— Он более взрослый и не должен был смотреть в сторону моей гребаной дочери. Тебя не было рядом, поэтому тебе не знакомо чувство, когда ты узнаешь, что твой «брат», который должен был прикрывать тебя, трахает твою дочь под твоей чертовой крышей.

— Туше, придурок. — я отталкиваю его и встаю, с удивлением замечая, что съела почти все, что было в тарелке. — Но в тысячный раз повторяю: я не знала о ее существовании. Хватит винить меня за потерянные двадцать лет.

Я и так достаточно себя виню.

— Чтобы винить тебя, меня это должно волновать, а как уже говорил, мне плевать.

— Пошел на хрен, Кингсли.

— Очень скоро. И начну я с этого ротика.

— Лучше пересмотри свое завещание, потому что я откушу тебе член.

Я показываю ему средний палец и выхожу, сопротивляясь желанию бежать, будто моя задница в огне.

Его злой смех остается со мной еще долго после того, как я выхожу из его дома.

Только когда холодный воздух лижет мою кожу, я понимаю, что оставила кошелёк и телефон в доме, или надеюсь, что оставила, потому что я не видела их всю ночь. Я уверена, что забрала их из переулка и заплатила таксисту.

— Хочешь прокатиться?

Я издаю покорный вздох, когда поворачиваюсь и вижу, что Кингсли возится с ключами от машины и сжимает мой телефон и бумажник.

— Я могу взять такси.

— Ни одно такси не приедет в такую даль, так что тебе придется прилично идти пешком.

— Я вызову.

— Или ты можешь бросить войну ради войны и позволить мне черт возьми подвезти тебя.

Он не позволяет мне запротестовать, хватает за руку и тащит к своей машине.

Я стараюсь не чувствовать благодарности, правда, стараюсь.

Но у меня все равно ничего не получается.

Глава 13

Кингсли

— Я так по тебе скучала, папа!

Гвен сжимает меня в объятиях, которые можно принять за попытку убийства.

Я все равно улыбаюсь и обхватываю ее руками. Эта маленькая девочка — уже не такая маленькая — стала причиной моего спасения от собственного разума давным-давно.

Если бы не ее существование, я бы проебался до костей, без света в конце туннеля.

Ну, я не следующий в очереди на замену матери Терезы, но все же. Небольшие изменения.

Мой ангел добавил кое-что важное в мою жизнь, что-то, из-за отсутствия чего я скатился по жестокому, кровавому пути.

Цель.

Поэтому тот факт, что она больше не находится под моей защитой — не полностью, по крайней мере — медленно, но, верно, подтачивает эту цель.

— Ты явно скучала по мне, судя по тому, как добавила целых три дополнительных дня к своей поездке.

Я бросаю взгляд на Нейта, который сидит в моей гостиной, широко расставив ноги, расслабившись и чувствуя себя как дома.

Ублюдок выглядит слишком довольным собой. Он даже одет в повседневные брюки, рубашку на пуговицах и нацепил жуткую улыбку. Целый образ, которого раньше не было в его гардеробе.

— Мы просто хотели остаться подольше.

Гвен отступает назад, выглядя сияющей, как летнее солнце. Очевидно, замужество не изменило ее стиль, учитывая джинсовые шорты, свободную майку и обычные кроссовки, которые она носит как вторую кожу.

Она пытается — и безуспешно — заставить свои дикие рыжие волосы подчиниться.

— Кроме того, ты же знаешь, что Нейт сразу же вернется к работе, как только мы приедем.

— Что он и должен был сделать три дня назад, а не заставлять меня тащить на себе весь груз. И перестань улыбаться, ублюдок. Это отвратительно.

— Папа! — Гвен задыхается, затем садится рядом с мужем. — Не слушай его, Нейт. Мне нравится, когда ты улыбаешься.

Я занимаю свое место, сузив глаза.

— Уже принимаешь чью-то сторону, Гвен?

— Ты неразумен, пап.

— Не говоря уже о мудаке, — говорит Нейт со своим обычным пустым выражением лица.

По крайней мере, жуть исчезла.

— Нейт, — шепчет она. — Не называй папу мудаком.

По крайней мере, у этого маленького ублюдка все еще имеется какая-то лояльность ко мне.

— К сожалению, твое отрицание не отменяет того факта, что он такой. — он поднимает на меня брови в чистом вызове. — Худший вид. Если бы ты только знала, какие вещи он проворачивает за твоей спиной.

— Я убью тебя, — говорю я так, чтобы Гвен не услышала, а он снова улыбается, вызывая в памяти версию из жуткого ада.

Моя дочь хмурится на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Тебе не о чем беспокоиться... пока.

Он целует ее в макушку, и она просто отпускает это.

Гвен говорит о том, как ей было весело, и рассказывает о подарках, которые она купила для меня, все семь, потому что, куда бы она ни пошла, она думала обо мне и хотела мне что-нибудь купить.

Затем она говорит, что скучает по Марте, и уходит на ее поиски.

Как только мы с Нейтом остаемся одни, я размышляю о том, умрет ли он от одного выстрела из дедушкиного ружья, которое висит прямо у него за головой.

Он кладет руку на спинку дивана.

— Ты ведь понимаешь, что ты полностью прозрачен, когда твоя голова кипит от насилия, не так ли?

— Тогда лучше уноси ноги, ублюдок.

— У нас с этим словом вражда. Кстати, о друзьях, до меня дошли тревожные слухи, что ты возобновил свои увядающие отношения с Николо Лучано.

— Не слухи. Новости.

Он встает, вся беззаботность исчезает, когда он доходит до меня за несколько шагов и произносит низким тоном.

— Ты что, лишился своего гребаного разума в этой проклятой коме? Какого черта ты добровольно вернулся в грязный круг мафии после того, как приложил столько усилий, чтобы порвать с ними связи?

— Ничего личного. Просто бизнес.

— К черту. Тебе не нравилась связь твоего отца с ними, и ты постарался покончить с ней, как только он оказался под землей. Так что либо выкладывай истинную причину, либо Гвинет придется самой вытягивать из тебя ответы.

Я рывком поднимаюсь и одним быстрым движением хватаю его за воротник рубашки.

— Не впутывай ее в это.

Он хватает меня за пиджак.

— Ты это сделал. Она твоя дочь, Кинг. Если что-то пойдет не так, что, предупреждаю спойлер, всегда происходит с мафией, у нее появится мишень на спине.

У нее в любом случае будет мишень на спине из-за ее чертовой матери. Но я не говорю этого, потому что это покажет, что мне не все равно, а это кощунство в моем словаре.

— Она не станет мишенью. — я отталкиваю его. — И скажи своей пташке, которая осмеливается шпионить за мной, что я занесу их в черный список с этой планеты, как только найду.

Он почесывает подбородок.

— Хм.

— Что?

— Ты сказал «твоей пташке».

— И что, блядь, с того?

В последнее время у меня терпение как у младенца.

Точнее, с четырех дней назад после того, как я отвез Аспен в ее квартиру, а она от меня отмахнулась.

— Ты не сказал «ведьма». То есть, ты не предположил, что это она, даже зная, что она моя правая рука. Что стряслось?

Это не может быть она, потому что она бы подала себя на блюдечке Нейту, а хотя они близки, она не настолько близка с кем-то, чтобы позволить им увидеть ее слабость.

Или раскрывать им свое прошлое.

Или поставить себя в невыгодное положение перед мужем своей дочери.

Но чего она не знает, так это того, что чем больше она убегает в свою пещеру, тем сильнее я буду ее преследовать.

И что с того, что она не отвечает на мои звонки и сообщения? В конце концов, я поймаю ее.

Единственная причина, по которой я не вышиб ее дверь и не ворвался в ее квартиру, это чтобы дать ей ошибочное представление о том, что она в безопасности.

Или что я сдался.

Самый верный способ заставить осторожного и внимательного человека открыться это обмануть его, заставив поверить, что он сорвался с крючка.

Но если она думает, что я отступлю после того, как попробовал ее, она даже не представляет, что ее ждет. Потому что одного раза недостаточно. Мне необходимо снова увидеть, как она извивается, стонет горловым голосом и рассыпается передо мной, как произведение эротического искусства.

Та сцена четырехдневной давности была такой редкой по красоте и удивительно разрушительной. Это единственный раз, когда я видел ее уязвимой, с намеками на покорность, которую я выведу наружу, если это будет последнее, что я сделаю.

Аспен Леблан это война, которую я собираюсь завоевать и поставить на колени.

Буквально. Фигурально.

Я снова фокусируюсь на Нейте, который выжидающе смотрит на меня.

— Аспен в отпуске.

Он обводит взглядом всю комнату, затем уделяет такое же внимание мне, прежде чем обойти меня кругом, как плохая имитация льва в клетке.

— Ты обкурился по дороге сюда, Нейт? Либо так, либо мне нужно поместить тебя в психиатрическую клинику.

— Я просто проверяю, не попал ли я каким-то образом в параллельную вселенную, поскольку Аспен, очевидно, находится в своем первом отпуске за последние десять лет, и ты действительно знаешь ее фамилию. Я думал, что в твоем репертуаре ограниченных фамилий она носит только титул ведьмы. — сделав целых два круга вокруг меня, он останавливается передо мной и сужает глаза. — Что, блядь, происходит?

Возможно, я недооценил дедуктивные способности Нейта и его собачий нюх, потому что он наблюдает за мной с нулевым шансом, что он это пропустит.

Поэтому вместо того, чтобы сказать правду, в которой я не люблю признаваться даже себе, я выбираю более мягкую версию.

— На нее напали.

Он делает паузу, его лицо становится жестким.

— Когда? Где? Как? Кто?

Все те же вопросы, что и я задавал. И все же я хочу проломить ему голову по нелогичной причине. Например, какого черта он так беспокоится о ней?

— Пять дней назад. В переулке. Физическое нападение. Что касается того, кто, дело все еще расследуется. Она подала заявление, но некомпетентная полиция ничего не нашла.

И не найдет. Потому что я уже позаботился об этом.

— Распространяется ли физическое нападение на сексуальное..?

— Нет. — я резко оборвал его, понимая, что не хочу обсуждать эту тему именно с ним, из всех гребаных людей.

— Хорошо. — он выпускает вздох. — Ну, не очень хорошо, но все же. Насколько она плоха?

— Достаточно плоха, чтобы ее отправили в обязательный отпуск. Ее избили до полусмерти, но она все равно хочет работать как ни в чем не бывало.

— Аспен трудоголик до мозга костей.

До нас доносится звук грохота. Мы с Нейтом смотрим на источник и видим, что Гвен быстро моргает, а у ее ног валяются тарелка и торт.

Ее подбородок дрожит, как когда она была маленькой девочкой и сдерживала слезы.

— Аспен... ранена?

Нейт подходит к ней, обхватывает ее за плечи и тактично оттаскивает от беспорядка. Потому что, зная ее плохие отношения с внешним миром, она наверняка наступит на стекло или соберет осколки и порежется.

— Не сильно, — уверяет ее Нейт. — С ней все будет в порядке.

— Но папа сказал, что все настолько плохо, что ей пришлось взять обязательный отпуск.

Она высвобождается из его объятий и устремляется ко мне.

Гнев и разочарование на ее лице пронзают мою стальную грудь.

— Это ты сделал?

— Что?

— Ты всегда ненавидел ее и обещал заставить ее исчезнуть. Ты ударил ее или заплатил кому-то, чтобы он ударил ее, дабы отпугнуть?

Моя челюсть сжимается так сильно, что я удивляюсь, как она не ломается.

— Следи за языком, Гвен. Я твой отец, а не твой друг, и у тебя нет никакого права обвинять меня.

— Почему нет? Ты угрожал убить ее однажды. Я слышала тебя! Ты мой отец, и я люблю тебя, но ты безжалостен к любому, кто идет против тебя. Я поняла это на собственном опыте, когда ты чуть не убил Нейта, своего чертового лучшего друга, потому что он не послушался тебя, так что прости, если я думаю, что ты способен сделать с Аспен нечто большее.

Я чувствую, как глубоко внутри меня поднимается вулкан, и сжимаю кулаки.

Гвен не замечает этого, потому что она слишком захвачена своими эмоциями, чтобы осознать это.

Нейт, однако, ощущает изменения в атмосфере и защитно обхватывает ее за талию.

Он знает, что я никогда не причиню ей вреда, но он также знает, что она подталкивает меня к самому последнему несуществующему пределу.

— Гвинет, это может быть не то, что ты думаешь, — мягко говорит он.

— Почему нет? — обращается она к нему, но продолжает смотреть на меня с тем же чувством предательства. — Я хотела иметь мать с тех пор, как узнала, что такое мама, пап. Ее отсутствие заставляло меня чувствовать себя пустой, неполноценной личностью, недостойной любви. Я наконец нашла ее после двадцати чертовых лет, а ты вынужден был быть эгоистом. Ты можешь быть таким эгоистом, папа. Ты заставлял меня праздновать все мои дни рождения, хотя я ненавидела их за напоминание о том, что в этот день я была брошена. Но тебя это не волнует, не так ли? Тебя не волнует, что все мои мысли о том, как сблизиться с матерью, которую я наконец нашла, и постоянно находиться в страхе, что я ей не понравлюсь. Она такая умная и успешная, и не думаю, что я смогу сравниться с ней, и это пугает меня, но эти факты ничего не значат для тебя. Ты ненавидишь ее и хочешь, чтобы я тоже ее ненавидела, но я говорю тебе сейчас, что это невозможно. Так что перестань все сводить к себе, папа. На этот раз речь идет обо мне!

В комнате воцарилась тишина. Не считая того, что я скрежещу задними зубами, чтобы не сорваться.

— Нейт, уведи ее отсюда к чертовой матери.

Я удивлен, что говорю спокойно, хотя это спокойствие типа «через секунду я обрушу весь ад».

Он сжимает челюсти, но начинает оттаскивать ее, потому что даже он не хотел бы, чтобы она видела меня в моем нечеловеческом состоянии.

— Нет, я хочу остаться! — она пытается вырваться. — Скажи мне, что это не ты причинил ей боль, папа.

— Уйди к чертовой матери, Гвинет, — рычу я, и она вздрагивает, прежде чем по ее щекам стекают самые отвратительные вещи, которые я когда-либо видел на своей дочери.

Слезы.

Она хрипит, ее лицо становится красным, затем она разворачивается и убегает.

Нейт бросает на меня грязный взгляд, бормочет «пошел ты», а затем следует за ней.

А я? Я хочу пробить стену.

Поэтому я так и делаю и пробиваю кулаком ближайшую стену.

Мои костяшки взрываются от боли, но этого недостаточно, чтобы разбавить образ плачущей Гвен или звук ее обвинений в мой адрес.

Мне плевать, что весь мир рисует меня как самого страшного злодея; она никогда не должна принадлежать к стаду.

Она мое чудо.

Но опять же, возможно, я этого не заслуживаю.

Я достаю Зиппо и открываю, затем закрываю ее в маниакальном ритме, обдумывая дальнейшие действия.

Очевидно, они начинаются и заканчиваются женщиной, которая подарила мне это чудо.

Глава 14

Аспен

Дверь в мой домашний кабинет открывается, и я вздыхаю в сотый раз за последние десять минут.

На пороге появляется Кэролайн с тарелкой, в своей пижаме и с выражением лица, ничуть не извиняющимся.

Люцифер и Каин выглядывают из-за двери, следуя за ней, как приставучие дети.

Я отрываю глаза от экрана ноутбука и смотрю на нее пустым взглядом.

— И что теперь?

Она прогуливается по кабинету, будто специально не прерывает меня в десятый раз.

— Я просто подумала, что ты захочешь чашечку чая и торт.

— Я не пью чай и не ем торт.

— А стоило бы. — она ставит передо мной чашку. — Это полезно для твоего здоровья.

— Спасибо, доктор. А теперь, пожалуйста, дай мне поработать, не находя повода прервать меня.

Она поднимает руку на бедро.

— Знаешь, весь смысл отпуска в расслаблении.

— Расслабление для мертвых.

Она бросает на меня взгляд «ты что, спятила? », затем опирается на мой стол прямо посреди моего пространства и скрещивает руки.

— Не могу поверить, что ты работаешь как обычно после всего с тобой произошедшего.

Кэролайн вышла из себя к тому времени, когда я вернулась домой тем вечером. Очевидно, она звонила мне весь день и не могла дозвониться. Кингсли ответил ей тем утром, но он только еще больше запутал ее и не предложил никаких объяснений. Учитывая все случившееся, я даже не думала проверять телефон до тех пор, пока Кингсли не высадил меня.

В любом случае, когда я вернулась в квартиру, Кэролайн плакала, суетясь вокруг меня направо и налево. Она всегда была самой рассудительной из нас двоих и часто плакала за нас обеих.

С того момента она стала занозой в заднице, пытаясь мешать мне выполнять свою работу, даже из дома — по милости моего адского босса.

С одной стороны, я не знаю, как к этому относиться. С другой стороны, я рада, что мне не придется пересекаться с ним в фирме. Я действительно не представляю, как я смогу смотреть ему в глаза и не думать о его языке и пальцах внутри меня.

Любое подобие профессиональных отношений, которые у нас были, исчезло — не то, чтобы они были лучшими, поскольку я втайне считала его соперником. Но даже это ощущение границ, связанных с работой, теперь испарилось. Все, что у меня осталось, это хаотичные эмоции и засосы.

Много засосов. Вокруг груди, сосков, живота и бедер.

Они зажили вместе с моими синяками, и я не знаю, какого черта я прикасаюсь к ним каждую ночь. Смотрю на них в зеркало каждое утро.

Это не для того, чтобы получить тот же всплеск адреналина, когда он оставил их на моей коже.

Абсолютно нет.

— Я жива и функционирую, Кэлли. Прекрати превращать это в трагедию.

— Это и есть трагедия, и почему, черт возьми, ты использовала слово «функционирование» по отношению к себе? Ты не машина, сука.

— Ты закончила? — я смотрю на нее.

— Нет. — она огрызается в ответ. — Мы должны что-то сделать, чтобы заставить того, кто тебе причинил боль, заплатить.

— Я уже сообщила об этом в полицию.

— Полиция бесполезна. — она посасывает внутреннюю сторону щек. — Я могу попросить Матео расследовать это дело и обеспечить тебе защиту.

— Ты попросишь Матео?

Она прочищает горло и очаровательно натягивает пижаму.

— Я бы попросила ради тебя.

— Спасибо, но в этом нет необходимости, Кэлли. Я уже под защитой Николо.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒