Ѳ. Ромеръ. 6 страница

-- Христопродавцы! Іуды! Каторжники! -- вопила женщина, повидимому захлебываясь отъ здобы и отчаянія. А затѣ мъ въ середину круга, образованнаго сходкой, влетѣ ла Катерина Захаровна, вся пылающая, дрожащая, съ растерзанною на груди рубахой и космами распустившихся, встрепанныхъ волосъ. Крайніе на сходкѣ мужики, стараясь удержать " бѣ шеную бабу", сорвали платокъ съ ея головы, и вообще привели костюмъ ея въ безпорядокъ; но Катерина Захаровна, съ необыкновенной силою отметнувъ ихъ въ сторону, вырвалась на самую середину.

-- Іуды! Разбойники! Пропойцы! -- кричала она въ дикомъ изступленіи. -- Что вы затѣ яли? Какъ только васъ, окаянныхъ, не разразитъ громъ небесный! Какъ вы не подохнете всѣ отъ черной немочи!..

Ошалѣ лые мужики молча стояли вокругъ этой отчаянной женщины, которая, со своими сжатыми кулаками, со своимъ пылающимъ и грознымъ взоромъ казалось, тутъ же готова была умереть, защищая дорогую семью. Но писарь переглянулся съ Терентіемъ Лупоносовымъ и, спокойнымъ тономъ замѣ тивъ, что участіе женщинъ на сходѣ не допускается, приказалъ десятскому " убрать" Катерину. Это какъ бы разбудило оцѣ пенѣ вшую толпу. " Бѣ шеная баба" выла, кусалась, царапалась, была за это, разумѣ ется, крѣ пко бита въ свою очередь; но наконецъ ее куда-то оттащили и припрятали.

Однако впечатлѣ ніе, оставленное на сходкѣ ея проклятіями, было глубокое и очень тягостное... Какъ-то вдругъ притихли самые запальчивые голоса, и присмирѣ ли самые ярые обвинители Алексѣ я Ивановича. Этимъ минутнымъ смущеніемъ толпы очень ловко воспользовался Терентій Лупоносовъ, для того, чтобы заставить себя выслушать съ должнымъ вниманіемъ. Вскочивъ на высокое крылечко кабака, онъ снялъ шапку и въ поясъ поклонялся " міру".

-- Православные христіане! Дозвольте сколько-нибудь рѣ чь держать, -- началъ онъ своимъ обыкновеннымъ елейнымъ тономъ.

Толпа, еще не одолѣ вшая смущенія, рада была новому оратору и охотно къ нему повернулась.

-- Православные христіане! За что на насъ такая напасть? За что весь сходъ опорочила одна шальная баба? Да еще диви бы кто; а то изъ воровского двора сыскалась намъ уставщица! Ну, я такъ надѣ юсь: не пропойцы мы и не каторжники, и не Іуды. Мать-Царица небесная! (Терентій снялъ шапку и медленно съ глубокимъ благоговѣ ніемъ перекрестился на церковь). Да я, можетъ, тыщу рублевъ взять не согласенъ, если напримѣ ръ душу за это погубить, али злодѣ йство какое ни есть принять на совѣ сть. Заступи, Владычица! А кто меня, можно сказать, разобидѣ лъ, разорилъ въ корень воровскимъ манеромъ -- вдругъ онъ же можетъ и порочить меня самыми низкими словами! Ахъ, Господи!.. Православные христіане! Не берите вы великаго грѣ ха на душу! Пожалѣ йте своихъ дѣ токъ махонькихъ! Не дайте пропасть цѣ льному міру изъ-за одного вора непутящаго!

Почти не давъ кончить Терентію Лупоносову, толпа, въ отвѣ тъ на его рѣ чь, разразилась неистовымъ гамомъ, и притомъ такъ, что ужъ не могло быть ни малѣ йшихъ сомнѣ ній въ смыслѣ окончательнаго рѣ шенія сходки. " Отрочи, писарь, строчи! " кричали десятки голосовъ. Никто не хотѣ лъ и думать о проклятіяхъ Катерины. " Чево тамъ и въ самъ-дѣ лѣ! " говорили другъ другу. " Вора помиловать, а самимъ пропадать?

Однако среди общаго, еще не улегшагося волненія на высокое крыльцо кабака вскочилъ новый ораторъ. Это былъ Кузьма Савватѣ евъ.

-- Ребята! Погоди, дай слово сказать! -- воскликнулъ онъ такимъ громовымъ голосомъ, который совершенно выдѣ лился изъ общаго шума толпы и заставилъ ее нѣ сколько притихнуть, хотя на одно мгновеніе.

-- Ребята! Было бы вамъ вѣ домо: Алешка грозился мнѣ все Богодухово сжечь! -- выпалилъ Кузьма все тѣ мъ же громовымъ своимъ голосомъ, и вся толпа, какъ-то разомъ тихо ахнувши, разомъ всколыхнувшись, вдругъ замолкла, будто одинъ человѣ къ: теперь, кажется, можно было слышать не только каждое слово, но почти каждый вздохъ среди этихъ людей.

-- Да, братцы! Коли, говорить, по моему воровству супротивъ меня что-нибудь вздумаютъ, такъ вѣ дь я -- говоритъ -- довольно хорошо знаю, какъ маѣ быть. Сначала, говоритъ, я въ этомъ разѣ хлѣ бъ въ скирдахъ сожгу, а послѣ и все село выпалю. Во! Было бы вамъ вѣ домо; а я не потаилъ.

Тогда одинъ изъ немногихъ заступниковъ Щастнева, нѣ кто Ермолай Зуйковъ -- почтенный съ вида и сѣ дой крестьянинъ -- медленнымъ, но рѣ шительнымъ шагомъ подступилъ въ Кузьмѣ Савватѣ еву.

-- А не врешь ты, Савватѣ ичъ? -- твердо спросилъ онъ, упорно глядя въ глаза доносителю.

-- Отсохни языкъ... Чего мнѣ врать!

-- Ой ли? Такъ не врешь?

-- Сказано; не вру.

-- Мотри, Кузьма! Не хватить бы грѣ ха...

И старикъ все такъ же упорно продолжалъ глядѣ ть въ лицо Савватѣ евичу, даже не смигнувъ ни разу своими строгими, сѣ добровыми глазами.

-- Свою душу стереги, старый чортъ! А до моей тебѣ нѣ тъ надобности, -- разсердился наконецъ Кузьма.

-- Такъ не врешь? И все это ты сказалъ вѣ рно?

-- Тьфу ты!.. Вотъ увязался!

-- Потому, братъ, я Алеху Щастнева знаю давно: не станетъ онъ грозиться, не тотъ человѣ къ.

-- А я тебѣ говорю, что грозился! -- воскликнулъ Кузьма Савватѣ евъ, начиная выходить изъ себя.

-- При комъ? При тебѣ?

-- При мнѣ.

-- Грозился? Жечь?

-- Грозился...

Кузьма Савватѣ евъ начиналъ дрожать отъ сдерживаемаго бѣ шенства.

-- А ну, побожись? -- предложилъ старикъ.

-- И побожусь! Ты думаешь, напужалъ? На-жъ вотъ тебѣ! Кузьма однимъ порывомъ сорвалъ съ головы шапку, и перекрестился на церковь.

-- На, вотъ тебѣ хрестъ на храмъ божій, подавись имъ, старый смутьянъ!

-- Кѣ мъ это? Хрестомъ-то? Мотри, Савватѣ ичъ, какъ ба тебѣ самому не пришлось подавиться.

И медленно покачавъ сѣ дой головою, Ермолай Зуйковъ отступилъ отъ кабацкаго крыльца.

Клятва Кузьмы крайне смутила даже этого старика, такъ твердо увѣ реннаго въ невинности Щастнева. На остальныхъ же слушателей она произвела рѣ шительно подавляющее впечатлѣ ніе. Крестьяне молча глядѣ ли другъ на друга. Нѣ которыя изъ бабъ, собравшихся въ сторонкѣ, завыли въ голосъ.

-- Чево-жъ намъ таперь дѣ лать? -- растерянно и безпомощно спрашивали иные.

Выручилъ опять Терентій Лупоносовъ.

-- Старички почтенные! -- бодро воскликнулъ онъ своимъ елейнымъ, но пронзительнымъ теноркомъ. -- Пиши въ приговорѣ такъ, чтобы Алешку, по ево угрозамъ, до самой отправки судержать въ холодной при волости. Пущай ево тамъ сидитъ. А мы ево таперь въ этакомъ разѣ даже и на село не допустимъ, благо онъ сичасъ ушедши въ Краснополье. Поставимъ караулъ на дорогѣ, сцапаемъ ево -- и вся не долга. Пущай потомъ грозится. Авось, Господь помилуетъ, свинья не съѣ сть.

-- Вѣ рно! Вѣ рно! загудѣ ла толпа. -- Ужъ таперь видно одно. Что Господь пошлетъ. Писарь, строчи, да позанозистѣ й. Зѣ вать видно нечево.

Писарь не счелъ нужнымъ указать сходу на незаконность его послѣ дняго постановленія. А волостной старшина, Николай Ѳ адѣ евичъ Писарекъ, въ виду серьезныхъ обстоятельствъ дѣ ла, не усомнился " временно" привести въ исполненіе незаконную часть крестьянскаго приговора.

Алексѣ й Ивановичъ очутился подъ замкомъ.

XVI.

Вечеромъ двадцать-перваго августа, повидимому въ самый моментъ своего окончательнаго торжества, Алексѣ й Ивановичъ, уже возвращаясь отъ " знающаго человѣ ка", со вводнымъ листомъ и прошеніемъ въ " мировому" въ рукахъ -- вдругъ былъ схваченъ на самой околицѣ Богодухова, руки его туго связаны веревками, вводный листъ вмѣ стѣ съ прошеніемъ отобраны (и затѣ мъ представлены въ волость " для сохранности" ), а самъ онъ, на положеніи " рестанта", препровожденъ въ " холодную", при чемъ, конечно, не поскупились объявить ему и о разразившемся надъ нимъ страшномъ приговорѣ родного села.

Когда Алексѣ й Ивановичъ, сидя наединѣ съ самимъ собою въ своей тѣ сной и грязной каморкѣ, нѣ сколько опомнился отъ постигшаго его нежданнаго громового удара, онъ скоро пришелъ къ тому заключенію, что для него теперь все и навсегда кончено: жизнь оказывалась разбитой сразу, безповоротно и безнадежно... Что могъ онъ предпринять, сидя подъ намвбмъ, противъ жестокаго приговора сходки? Да и на свободѣ даже, могъ ли онъ измѣ нить этотъ приговоръ, могъ ли избѣ жать его ужасающихъ послѣ дствій? Къ чему послужилъ ба ему теперь вводный листъ, хотя бы находился въ его рукахъ? Но и вводный листъ -- такъ дорого стоившій, такъ страстно желанный -- попалъ прямо въ волость, то-есть, къ тому же Писарьку, противъ котораго онъ былъ единственнымъ и злѣ йшимъ оружіемъ... Можно ли кому-нибудь жаловаться? Можно ли просить защиты? Алексѣ й Ивановичъ этого не зналъ. Но на кого же, впрочемъ, жаловаться-то? Не на Лупоносова же, не на Кузьму! Дѣ йствовалъ весь " міръ" -- такъ я жаловаться надо на весь міръ. Но развѣ это статочное дѣ ло? Притомъ же, справедливо или несправедливо, однако міръ несомнѣ нно поступилъ по данному ему праву: Алексѣ й Ивановичъ очень хорошо зналъ нѣ сколько случаевъ, когда людей ссылали въ Сибирь безо всякаго суда, единственно на основанія подобныхъ же мірскихъ приговоровъ. Слѣ довательно эти приговоры -- законны! Слѣ довательно всякія жалобы ни къ чему не поведутъ... Да и какъ жаловаться, если сидишь подъ замкомъ, и будешь такъ сидѣ ть все время, пока не распорядятся " угнать вовсе"!.. Куда угнать?

Алексѣ й Ивановичъ то молча, то съ глухими стонами въ сотый и въ тысячный разъ переворачивалъ въ головѣ своей подобныя мысли; но окончательно приходилъ только къ одному заключенію, что " ужъ таперь ждать нечево", что " лучше бы Господь избавилъ отъ этой жисти", потому что " важной кошкѣ или собакѣ -- и тѣ мъ много легче".

На бѣ ду и " рябая Катюха", навѣ щавшая мужа въ первые два дня его заключенія, затѣ мъ вдругъ исчезла: " отыскивать пошла по начальству", какъ объяснилъ Щастневу его старшій сынъ, явившійся на мѣ сто матери. Однако и посѣ щеніе этого мальчика не принесло ни малѣ йшей радости бѣ дному Алексѣ ю Ивановичу; потому что отъ сына онъ слышалъ только объ окончательномъ и безпощадномъ разореніи своего еще недавно благоустроеннаго двора. Все пошло прахомъ. Работать некому и не на чемъ; полторы десятины озимаго поля до сихъ поръ не засѣ яны, да врядъ ли и придется ихъ сѣ ять-то... Хлѣ ба набрали всего девять копенъ, потому что большая часть его продана еще на корню, для покрытія расходовъ по купчей. Съ новаго года, значитъ, придется покупать хлѣ бъ -- а на какія деньги? Въ домѣ ужъ не осталось ни ложки, ни плошки. Всему семейству неизбѣ жно предстоять голодъ, холодъ и окончательное обнищаніе. А его, Щастнева -- главу и единственнаго работника въ этомъ семействѣ -- пожалуй, еще и до новаго года погонятъ въ чужую, дальнюю сторону, невѣ домо зачѣ мъ, невѣ домо за что.

На пятый день заключенія, неожиданно удостоилъ его своимъ посѣ щеніемъ -- самъ Николай Ѳ адѣ евичъ Писарекъ.

На этотъ разъ, впрочемъ, въ лицѣ Николая Ѳ адѣ евича не было даже слѣ довъ той добродушной веселости и льстиво ласковой улыбки, которыя были такъ свойственны этому лицу въ обыкновенное время. Николай Ѳ адѣ евичъ напротивъ былъ строгъ и пасмуренъ; а къ предмету своего посѣ щенія приступилъ прямо, безъ всякихъ предисловій и подходовъ.

-- Ну! -- обратился онъ къ Алексѣ ю Ивановичу. -- Я вѣ дь тебѣ говорилъ, что если ты пойдешь противъ меня, такъ и я тебя не помилую... Что? Какъ? Вышло по моему, ай нѣ тъ? Довольно съ тебя?

Алексѣ й Ивановичъ только смолчалъ на это, слегка опустивъ голову и стараясь глядѣ ть въ сторону своими заблестѣ вшими глазами.

-- Теперь слушай меня хорошенько, да въ послѣ дній разъ! Что я сдѣ лалъ, то могу и передѣ лать -- понимаешь? Богъ съ тобой; поучилъ тебя, а губить не хочу, чтобъ грѣ ха не брать на душу... Соглашайся, какъ я тебѣ прежде говорилъ, на счетъ, то-есть, Мокрецовъ; поѣ демъ въ губернію, совершимъ купчую, и Богъ съ тобой: получи все свое до копѣ йки, я тебѣ даже денежки не сбавлю съ того, что обѣ щалъ. Видно ужъ прощать, такъ прощать... А мужицкій этотъ приговоръ я похерю вовсе, въ томъ будь спокоенъ... Но помни! Это мое послѣ днее слово и въ послѣ дній разъ, а заартачишься...

Николай Ѳ адѣ евичъ докончилъ свою фразу весьма выразительнымъ жестомъ, которымъ наглядно изобразилъ, что его противникъ, въ случаѣ упорства, будетъ раздавленъ, какъ надоѣ дливое насѣ комое.

-- Только мокренько станетъ! -- прибавилъ Писарекъ даже на словахъ, для большей ясности.

Неизвѣ стно, что именно отвѣ тилъ бы Алексѣ й Ивановичъ... Скорѣ е всего повалился бы въ ноги Николаю Ѳ адѣ евичу, въ знакъ покорности и согласія. Но подъ единственнымъ окошкомъ холодной, вдругъ раздался громкій, негодующій голосъ Катюхи.

-- Иванычъ! Иванычъ! Не слухай его, разбойника, антихриста!

И когда Щастневъ, вздрогнувъ при первомъ же звукѣ этого голоса, торопливо подскочилъ къ окну -- передъ нимъ повалилась земнымъ поклономъ его вѣ рная Катерина.

-- Иванычъ! А, Иванычъ! Постой ты за своихъ дѣ токъ малыихъ; не дай ты ихъ въ обиду разбойнику разорителю, не попусти ты вору-грабителю!

Уразумѣ въ, что въ настоящую минуту онъ ужъ ничего не добьется отъ Щастнева, Николай Ѳ адѣ евичъ поспѣ шилъ закончить свою бесѣ ду.

XVII.

Между тѣ мъ, положеніе Николая Ѳ цдѣ евича было далеко не изъ легкихъ, и съ каждымъ днемъ становилось даже все болѣ е затруднительнымъ. Катерина Захаровна дѣ йствовала съ неугомоннымъ упорствомъ и съ самою отчаянной смѣ лостью, ни мало не смущаясь ни ласковыми увѣ щаніями, ни начальственнымъ окрикомъ тѣ хъ лицъ, которымъ она успѣ ла надоѣ сть и своей особой, и своими неотступными мольбами. Благодаря ея назойливости, мѣ стное присутствіе по крестьянскимъ дѣ ламъ очень скоро командировало своего непремѣ ннаго члена въ Богодухово, для производства дознанія на мѣ стѣ и провѣ рки крестьянскаго приговора. Разумѣ ется, это нисколько не испугало Николая Ѳ адѣ евича. Приговоръ былъ составленъ вполнѣ правильно законною сходкой, и безъ всякаго явнаго участія или подговоровъ со стороны кого-либо изъ лицъ, не принадлежащихъ къ богодуховскому " міру". Относительно " временного ареста", которому подвергся Алексѣ й Ивановичъ, Писарекъ поспѣ шилъ заручиться словеснымъ одобреніемъ самого предводителя дворянства. Предводитель, хотя и зналъ очень хорошо незаконность подобной мѣ ры, но считалъ себя обязаннымъ, на свой страхъ, охранить богодуховцевъ отъ опасной мести ихъ неукротимаго односельца... Такимъ образомъ, въ случаѣ надобности, дѣ ло Алексѣ я Иванова Щастнева можно бы было повернуть очень рѣ зко и круто. Но затрудненіе Писарька именно въ томъ и состояло, что онъ вовсе не желалъ подобнаго поворота. И въ самомъ дѣ лѣ, для него вопросъ былъ вовсе не въ ссылкѣ -- что въ ней толку? -- но въ томъ, чтобы вырвать изъ его рукъ легальное владѣ ніе Мокрецами. А ради этого нужно было имѣ ть: во-первыхъ, время, а во-вторыхъ, возможность, въ случаѣ надобности, спасти Щастнева отъ послѣ дствій сельскаго приговора. И въ такихъ-то обстоятельствахъ " бѣ шеная баба" -- какъ прозывалъ Писарекъ энергическую Катерину Захаровну -- точно на зло, торопила всѣ хъ каждаго, не давая дѣ лу заснуть ни на одинъ денекъ, металась во всѣ сторона, и только все крѣ пче да крѣ пче затягивала петлю на шеѣ своего несчастнаго мужа.

Въ неугомонныхъ поискахъ за " праведнымъ судомъ", она прежде всего обратилась къ тому " мировому", который нѣ когда такъ ласково принялъ Алексѣ я Иванова, и защитилъ его вопреки всѣ мъ кознямъ Писарька. Но Щемятевъ, внимательно выслушавъ патетическій разсказъ Катерины Захаровны, только объяснилъ ей, что подобныя дѣ ла вовсе не вѣ даются мировымъ судомъ, и посовѣ товалъ обратиться въ предводителю дворянства, который предсѣ дательствуетъ въ присутствіи по крестьянскимъ дѣ ламъ. Впрочемъ, Александръ Васильевичъ въ сущности не ограничился однимъ этимъ наставленіемъ. Не по оффиціальной своей обязанности, но по принципу, онъ обыкновенно старался узнать все, что творится въ районѣ его мирового участка, чтобы въ вопросахъ права подать руку помощи всякому, насколько это возможно въ предѣ лахъ справедливости; поэтому онъ навелъ нѣ которыя справки и по дѣ лу Алексѣ я Иванова Щастнева. Однако, узнавъ о несомнѣ нномъ противъ нашего героя озлобленіи крестьянъ и объ угрозахъ его сжечь родное село -- судья порѣ шилъ воздержаться отъ какого бы то ни было вмѣ шательства. Онъ считалъ это тѣ мъ болѣ е благоразумнымъ, что предводителемъ дворянства въ уѣ здѣ былъ господинъ стараго закала, но не глупый, по своему добросовѣ стный, и въ самомъ дѣ лѣ, искренно расположенный къ добру; а слѣ довательно, и дѣ ло Щастнева попадало въ благонадежныя руки.

На предводителя убѣ жденная рѣ чь, горячія мольбы Катерины Захаровны произвели впечатлѣ ніе. Но, какъ человѣ къ, довольно пожившій на свѣ тѣ, убѣ ленный сѣ диною и очень осторожный, онъ, конечно, не далъ этого замѣ тить просительницѣ, а просто пообѣ щалъ произвести основательную провѣ рку всѣ хъ обстоятельствъ дѣ ла, и затѣ мъ -- " сдѣ лать что можно". Зато непремѣ ннаго члена, которому предстояло лично побывать въ Богодуховѣ, онъ просилъ обратить особое вниманіе на роль, какую игралъ въ этомъ дѣ лѣ мѣ стный волостной старшина, т. -е. Писарекъ; потому что, по словамъ Катерины Захаровны, именно Писарекъ выходилъ лютымъ врагомъ ея ни въ чемъ неповиннаго мужа и главнымъ зачинщикомъ всѣ хъ оказанныхъ ему несправедливостей.

Разумѣ ется, богодуховское дознаніе дало результаты, только самые неудовлетворительные для Щастневыхъ. Въ правильности составленія приговора нельзя было и сомнѣ ваться; а съ особенною яркостью выяснилась полнѣ йшая безучастность во всемъ дѣ лѣ Писарька -- того самаго Писарька, въ котораго такими громами и молніями метала Катерина Захаровна. Внимательно выслушавъ подробный разсказъ непремѣ ннаго члена, предводитель даже досадливо нахмурилъ брови и про себя подумалъ: " Вѣ дь вотъ чортова баба, чего только не наплела. Вѣ рь имъ послѣ итого! "

Однако " чортова баба" отнюдь не унялась. Нѣ тъ! Она снова и снова являлась къ предводителю, разъ цѣ лый день поджидала его за воротами его же собственной усадьбы, и когда наконецъ добилась своего, т. -е. была принята начальствомъ -- хотя и крайне сухо -- то заговорила въ такомъ тонѣ, съ такими безумными взрывами отчаянія, что рѣ шительно еще разъ пошатнула душевное спокойствіе уѣ зднаго сановника.

Въ дознаніи непремѣ ннаго члена оказывались кое-какія неясности, " упущенія", какъ мысленно назвалъ ихъ теперь предводитель дворянства. Напримѣ ръ, такъ и осталось неизвѣ стнымъ, дѣ йствительно ли между Писарькомъ и Щастневымъ существуетъ споръ о правѣ владѣ нія значительнымъ участкомъ земли. А подобное обстоятельство не могло быть признаваемо безразличнымъ, коль скоро заявлено подозрѣ ніе въ тайныхъ подстрекательствахъ сходки со стороны Писарька. Впрочемъ, и самая сходка не вполнѣ единодушно отнеслась къ Щастневу: были у него свои защитники, даже довольно упорные (при производствѣ дознанія это послѣ днее обстоятельство постарался выставить на видъ самъ же Николай Ѳ адѣ евичъ -- на всякій случай и съ извѣ стною намъ цѣ лью); слѣ довательно сомнѣ нія въ порочности и вредности Щастнева -- еще возможны, даже между людьми, близко его знающими. Однако, всего болѣ е подѣ йствовалъ на предводителя разсказъ Катерины Захаровны о томъ, будто Писарекъ разъ уже взводилъ на ея мужа ложное обвиненіе въ воровствѣ; но у мирового судьи Щемятева дѣ ло кончилось не только полнымъ оправданіемъ Щастнева, а и посрамленіемъ его обвинителя. Разспросивъ о подробностяхъ этой исторіи, предводитель нѣ сколько задумался, объявилъ просительницѣ, что справится у мирового судьи, насколько правдивъ ея разсказъ, и затѣ мъ -- " посмотритъ, какъ быть дальше".

Дѣ йствительно, на слѣ дующій же день предводитель отправилъ къ Александру Васильевичу Щемятеву частное письмецо, на которое тотъ отвѣ чалъ нѣ сколькими строками, очень любезными, да приложеніемъ оффиціальной копіи со своего рѣ шенія по дѣ лу о кражѣ лошади Писарька, а также и копіи съ нѣ которыхъ свидѣ тельскихъ показаній, въ томъ видѣ, какъ они были записаны въ судебномъ протоколѣ. Предводитель внимательно прочиталъ эти документы. Не совсѣ мъ-то онъ былъ увѣ ренъ въ правильности рѣ шенія судьи, такъ какъ " Щастневъ все-таки, что ни говори, былъ застигнутъ съ поличнымъ". Но и нежеланіе Писарька перенести дѣ ло въ съѣ здъ, его собственноручно подписанное " удовольствіе" -- не могли не казаться странными...

Долго расхаживалъ предводитель по своему кабинету, покряхтывая съ очень недовольнымъ видомъ: приходилось принять непріятное для себя рѣ шеніе. Однако -- еще разъ повторяю: онъ былъ человѣ къ благонамѣ ренный -- непріятное рѣ шеніе состоялось. Катеринѣ Захаровнѣ, которая являлась чуть не ежедневно, было объявлено, что въ виду нѣ которыхъ неясностей и неполноты перваго дознанія, самъ предводитель дворянства произведетъ таковое вторично, для чего пріѣ детъ въ Богодухово, но не ранѣ е, чѣ мъ черезъ три недѣ ли, потому что по неотложной надобности завтра же выѣ зжаетъ въ Петербургъ. Катерина, выслушавъ это, повалилась начальству въ ноги; а вопросъ такимъ образомъ на время остался въ нерѣ шенномъ видѣ.

Впрочемъ, и новое дознаніе не спасло Алексѣ я Ивановича. Правда, въ отношеніяхъ къ нему Писарька кое-что оказалось неблаговиднымъ для почтеннаго Николая Ѳ адѣ евича, и вызвало хмурое замѣ чаніе начальства. Однако, что есть общаго между жадностью или захватами старшины -- и поведеніемъ самого Щастнева? Невозможно вѣ дь отрицать, что свои же односельцы обвиняютъ его въ частыхъ воровствахъ, въ угрозахъ поджигательства, и совершенно искренно желаютъ изгнать изъ своей среды столь порочнаго члена. Конечно, всѣ эти розсказни и обвиненія вовсе не имѣ ютъ силы юридическаго доказательства: явныхъ уликъ не было. Однако, вѣ дь и право крестьянъ приговаривать своихъ членовъ къ ссылкѣ установлено закономъ именно на тотъ случай, когда сельская община считаетъ необходимымъ удалить " въ своей среды вреднаго члена, помимо всякихъ юридическихъ уликъ и доказательствъ; потому что завѣ домый воръ или поджигатель бываетъ иной разъ такимъ виртуозомъ своего дѣ ла, что очень долго или, пожалуй, вовсе не попадаетъ въ цѣ пкія руки правосудія.

Предводитель много и часто покачивалъ головой съ очень недовольнымъ видомъ, задумывался; однако, въ концѣ -концовъ рѣ шилъ, что онъ по совѣ сти не имѣ етъ права, въ силу кое-какихъ ничтожныхъ сомнѣ ній, навязать богодуховцамъ опасность быть обокраденными или даже подожженными. Пускай дѣ лаютъ, какъ хотятъ, они въ своемъ правѣ; лишь бы они пользовалась этимъ правомъ не по чужому, а по собственному желанію. Но именно въ послѣ днемъ-то обстоятельствѣ и не встрѣ чалось, повидимому, уже никакихъ сомнѣ ній; слѣ довательно...

Впрочемъ, предводитель, окончивъ дознаніе, объявилъ Катеринѣ Захаровнѣ, что обо всемъ узнанномъ онъ сообщитъ присутствію по крестьянскимъ дѣ ламъ, и тамъ ужъ окончательно рѣ шатъ дѣ ло общимъ совѣ томъ. -- Приходи -- добавилъ онъ -- послѣ завтра въ городъ, вечеромъ: узнаешь"...

Но Катерина отлично поняла, что въ глазахъ предводителя дѣ ло ея мужа -- проиграно. Постарался на этотъ разъ и Писарекъ, окончательно потерявшій надежду на " сдѣ лку по душѣ ", обставить показанія крестьянъ такимъ образомъ, чтобы для Щастнева не могло быть спасенія. Это удалось Николаю Ѳ адѣ евичу, какъ нельзя лучше. Онъ подумывалъ теперь, что за ссылкою Алексѣ я Иванова, можно будетъ попытаться замѣ нить легальное пріобрѣ теніе Мокрецовъ простымъ удержаніемъ ихъ въ своей власти, удержаніемъ на возможно долгое время; и тамъ -- " видно будетъ". Катюха, ревностно слѣ дившая за всѣ ми перипетіями дознанія, не могла не видѣ ть, къ какимъ выводамъ неминуемо долженъ придти предводитель. Его короткое и сухое сообщеніе передъ отъѣ здомъ явилось только подтвержденіемъ печальной догадки. Теперь никакихъ сомнѣ ній ужъ не оставалось: черезъ день Алексѣ й Ивановичъ будетъ вычеркнутъ изъ списка богодуховскихъ крестьянъ, вычеркнутъ безповоротно, навсегда, дѣ ти его сдѣ лаются сиротами, сама Катюха -- одинокой, безпомощной вдовой среди въ конецъ разореннаго хозяйства...

Въ своемъ отчаяніи, какъ загнанный звѣ рь, не знающій, куда еще броситься, она побѣ жала въ Александру Васильевичу Щемятеву. Зачѣ мъ? Вѣ дь мировой судья прямо и рѣ шительно объявилъ ей, что въ подобныхъ дѣ лахъ никакой власти не имѣ етъ; да потомъ тоже самое подтвердили ей и другія лица. Такъ зачѣ мъ же? Катерина Захаровна, можетъ быть, и сама не умѣ ла бы отвѣ тить на подобный вопросъ. Но вѣ дь и идти-то больше некуда, не къ кому. Все испытано, вездѣ побито и всѣ прошены. Господи! Неужто такъ-таки нѣ тъ больше никакой надежды? Да гдѣ же правда-то на свѣ тѣ!?..

Щемятевъ принялъ Катерину Захаровну ласково, но серьезно. Увы! Передъ этимъ добрымъ человѣ комъ, какъ передъ каменнымъ утесомъ, разбились всѣ ея моленія, всѣ жалобы, всѣ клятвы и слезы. Ея безумное горе, повидимому, даже не тронуло его каменнаго спокойствія. Онъ не захотѣ лъ и притвориться, пообѣ щать хоть для вида. Нѣ тъ! Узнавъ, что дознаніе было произведено два раза, прежде непремѣ ннымъ членомъ, а затѣ мъ самимъ предводителемъ дворянства, онъ только съ удивленіемъ вскинулъ глазами на Катерину Захаровну. " Чего же вы отъ меня хотите? -- сказалъ онъ серьезно: -- Я, пожалуй, еще могъ бы похлопотать о пересмотрѣ дѣ ла, будь оно неясно; но теперь, когда крестьянскому присутствію хорошо извѣ стны всѣ подробности, -- что я могу для васъ сдѣ лать? " Затѣ мъ на новыя горячія объясненія Катерины Захаровны онъ уже отвѣ тилъ еще серьезнѣ е и даже нѣ сколько сурово. " Просить, вопреки всему что открылось на дознаніи, -- говорилъ онъ, -- то-есть, просить за виноватаго противъ справедливости -- этого я никогда не дѣ лалъ и не сдѣ лаю".

Такимъ образомъ, Катерина Захаровна, ничего не вымоливъ у Щемятева, побѣ жала отъ него въ уѣ здный городъ, въ крестьянское присутствіе, гдѣ по словамъ предводителя должна была рѣ шиться судьба ея семейства. Однако, сама того не подозрѣ вая, она въ одномъ по крайней мѣ рѣ отношеніи повліяла на мирового судью. Изъ ея объясненій Александръ Васильевичъ впервые узналъ, что Щастневъ уже болѣ е двухъ мѣ сяцевъ содержится подъ арестомъ. Такой арестъ былъ совершеннымъ произволомъ со стороны крестьянскихъ властей, и мировой судья, въ силу закона, обязавъ былъ тотчасъ освободить плѣ нника собственной властью. Александръ Васильевичъ былъ далеко не формалистъ, и вовсе не ставилъ букву выше смысла. Поэтому и въ настоящемъ случаѣ онъ тотчасъ рѣ шилъ не заводить никакой исторіи, непріятной для предводителя, съ согласія котораго, и очевидно не безъ серьезныхъ основаній, состоялся арестъ. Но съ другой стороны мировой судья не считалъ себя въ правѣ уклониться отъ своей прямой обязанности. Дилемму эту онъ рѣ шилъ такимъ образомъ: тотчасъ же лично отправился въ Краснополье, приказалъ выпустить арестанта, но дальнѣ йшаго хода своему вмѣ шательству не далъ, и даже не составилъ никакого протокола, принявъ такое упущеніе на свой личный страхъ и отвѣ тственность. Предводителя онъ извѣ стилъ о своемъ поступкѣ только коротенькой и дружелюбной запиской. Но это, повидимому, счастливое событіе только повергло Алексѣ я Ивановича въ новую пучину бѣ дствій матеріальныхъ и мученій нравственныхъ.

Въ Богодуховѣ жены онъ не засталъ дома: она весь день продежурила въ уѣ здномъ городѣ, передъ закрытыми дверями крестьянскаго присутствія. Не вернулась она и къ ночи, такъ что Алексѣ й Ивановичъ съ дѣ тьми легъ спать въ ея отсутствіе. И вотъ около двухъ часовъ утра его разбудилъ сильный шумъ на улицѣ, да какой-то странный свѣ тъ, блестѣ вшій въ окна. Вскочивъ съ палатей, Алексѣ й Ивановичъ поспѣ шно бросался на дворъ. Тогда глазамъ его представилась грозная картина, Въ полуверстѣ отъ Богодухова, горѣ лъ Верхній Хуторъ, то-есть усадьба Николая Ѳ адѣ евича Писарька. Всѣ довольно обширныя постройки пылали какъ-то разомъ, и притомъ съ такой величайшей силой, что, не смотря на очень легкій вѣ теръ, искры съ пожарища доносились къ самому Богодухову. Далеко, далеко, разстилался по вѣ тру гигантскій и свѣ тящійся хвостъ дыма. А на богодуховской улицѣ, вопреки темнѣ йшей и безлунной ночи, люди легко узнавали другъ друга издали. Поэтому Алексѣ й Ивановичъ былъ не мало удивленъ, вдругъ увидавъ, совсѣ мъ возлѣ себя, въ воротахъ двора -- свою Катерину Захаровну: она словно изъ-подъ земли выросла, такъ неожиданно было ея появленіе.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 Следующая ⇒