День четвертый.

А беда, однажды постучавшись в дверь, не спешила убираться. Напротив – она росла и ширилась, как болезнь, которая справившись с одним, самым главным рубежом, легко преодолевает другие. Но что-то изменилось в тот вечер, когда они успокаивали Кейт и слушали истории Лес, хихикая в кулак. Они терпели молча, только задевали друг друга то плечом, то рукой, будто пытаясь уверить себя и другого, что они тут не одиноки.

С тревогой вглядываясь в своих сокамерников, Гермиона отмечала те же симптомы, что беспокоили ее, и Джас, и Кейт: от суетливости к судороге лицевых мышц, от нарушения координации к дрожанию глазных яблок, мешающему спать. И пугало не только то, что уже было, но и то, что, по мнению Гермионы, случится, если они вовремя не выберутся отсюда.

Когда неровный камень с зеленым отливом выпал у нее из рук и исчез в угольной крошке, Гермиона ойкнула. Она за эти дни несколько привыкла к тому, что тело перестало целиком и полностью подчиняться ей. Но это оказалось чересчур – рука, живущая, словно отдельный организм; пальцы, которые извивались с гибкостью никогда им не доступной. И чтобы не разбить руку об угольную крошку, Гермиона подскочила и, оказавшись на ногах, обхватила запястье, прижимая руку к груди, как ребенка, у которого случилась истерика.

И первым к Гермионе подошел пожилой охранник, она помнила, что зовут его Том, и из тех, кто следил за ними, он больше всего походил на человека. Он со страхом смотрел, как она удерживает дергающуюся руку.

- Что с тобой? – спросил он, держа дистанцию, будто Гермиона была больна чем-то жутко заразным.

- Не знаю, - ответила она спокойно, тут же смирившись с тем, что еще один орган решил существовать автономно. – Первый раз так.

- Эй?! – окликнул второй охранник, Генри, он был совсем молод и, как многие, получившие власть над другими, жесток. – Что там? Какого черта стали?

- Да все нормально, - откликнулся Том и тут же прибавил тихо: – Работайте, чего застыли? – И ухватил за плечо Гермиону. Странно было видеть в глазах того, кто служил Пожирателям смерти, сочувствие. – Может, тебе в лазарет?

- Не надо, - ответила быстро Гермиона и крепко стиснула зубы - ну вот почему, когда надо быть сильной, всегда невыносимо хочется разреветься?

Все разглядывали свои угольные кучи, без толку перекладывая камни из одной в другую, пока Гермиона, усевшись на корточки, гипнотизировала руку. Только Джас неотрывно смотрела на нее. На Гермиону и вниз – предположительно на полу куртки, где хранилась склянка с рвотным зельем. Но не зря Гермиона попала на Гриффиндор, гриффиндорцев если что и исправляет, так только могила. И она не думала, что честно будет отлеживаться у Снейпа, когда всем вокруг так же плохо, как и ей.

Вечером охранники забрали Тео. Кто б знал, чем она им так угодила. И Гермиона, в очередной раз мысленно поблагодарив Снейпа, вдруг вспомнила, как Тео накануне смотрела на нее, и подумала, что напрасно даже не попыталась поговорить с ней. Но ночью Тео привели обратно, и Гермиона слышала, как та, поворочавшись, затихла.

Под утро – Гермиона поняла, что это под утро, потому что начала просыпаться, оглядываться в темноте и ждать с тревогой металлического гулкого звона - она услышала, как зашуршала на полке Лес. Решив, что нет смысла пытаться заснуть снова, Гермиона присела и потерла глаза. Лес посмотрела на Гермиону, а потом коротко кивнула в сторону дальних полок, где спали Тео и Мэг. Гермиона глянула туда, но было темно, в глазах туманилось со сна, и она ничего толком не разглядела. Лес, еле слышно шурша стертыми подошвами, подошла к полке Тео и тут же сдавленно выдохнула, отпрянула, споткнулась и еле удержалась на ногах. Гермиона резко встала - кровь отлила от головы, и похолодел затылок, и странная легкость наполнила тело. Она судорожно ухватилась за столбик.

- Что, что такое, Лес? - удалось спросить Гермионе.

Та обернулась, и Гермиона увидела, как Лес тискает перед собой руки, потом она переплела пальцы и мелко-мелко затрясла сцепленными кистями, будто молила о чем-то. Гермиона осторожно шагнула к ней. Еще шаг и еще – она увидела рядом с Лес темную, маленькую, скорчившуюся у нар фигурку, отмечая краем глаза, что проснулась Джас, что Кейт свесилась с полки, уцепившись за край, что заворочалась Мэг. И подойдя еще ближе, Гермиона поняла, что Тео стоит на коленях, еще шаг - и показалось, будто она заглядывает под нары. Еще полшага - и Гермиона, наконец, разглядела, что Тео ничего не потеряла на полу. Веревка туго врезалась в шею, и даже в этом полумраке было видно, что лицо ее одутловатое, серо-синее. Гермиона молчала, не зная, что тут сказать, но только вспоминала тот взгляд ее – обреченный взгляд загнанного животного. Джас разрушила всеобщее оцепенение, соскочив с полки и стремительно подойдя к Тео.

- Повесилась на поясе, - сказала она спокойно, будто была судмедэкспертом и по десять раз на дню записывала в отчетах причину смерти. Джас нажала аккуратно на подбородок и продолжила: – Часа два назад, челюсть уже схватилась. Ханна, Мэг, помогите вынуть ее из петли. Кейт – покричи охрану, тебя трудно не услышать. Лес, чего ты смотришь – сними одеяло, расстели на полу…

Джас распоряжалась так деловито, что все потихоньку зашевелились и перестали рассматривать неподвижное тело. И только Гермиона разглядывала с каким-то жадным, порочным любопытством синее лицо с расплывшимися чертами и язык, что перестал помещаться во рту; тонкие, повисшие как плети руки; мокрое пятно вокруг ног - и слышала запах смерти и страха. Ничего не осталось от человека, с которым Гермиона была знакома, но которого никогда не знала.

И даже охранники были непривычно и человечно молчаливы, когда Гермиона, и Мэг, и Джас, и Лес отнесли Тео на одеяле к шурфу, ведущему на нижние уровни. Там разрушены были от времени крепления, и казалось, ход этот ведет к самому центру земли, туда, где не существовало ничего кроме темноты. А темноте было все равно, кого там пытаются в нее сбросить. Такая худая, после смерти Тео оказалась тяжелой, и Лес хмуро пробурчала, что у нее тяжелые кости, а Джас шикнула на Лес, потому что полагала, что к смерти стоит отнестись с уважением. Вместе с одеялом Тео сорвалась вниз - глухой свист и глухой же удар, еще один, и тишина. Гермиона ждала от кого-нибудь слов, но все молчали, и Генри, наконец, бросил глухо: «Пойдем», но Том ухватил его за рукав, попросил: «Подожди» - и отвел к началу штрека. Тогда очнулась от раздумий Джас и тихо сказала:

- Она не ныла никогда. Бороться, так боролась, сдалась, так сдалась. И не пыталась искать виноватых.

- Всегда помогала мне справляться с углем поначалу, когда я не успевала, - добавила Мэг.

- И слушала ту чепуху, что я несла ей. Никогда не прогоняла, - вставила Лес, припоминая свои рассказы.

- И посмотрела на меня накануне так, будто просила о помощи, но только я сделала вид, что мне все это показалось, - закончила Гермиона.

Лес сжала Гермионину ладонь:

- Она могла посмотреть на любого.

- Но посмотрела на меня.

- А я, я все никак не могу понять, как это получилось, что кому-то рядом с нами было так невыносимо плохо, - проговорила быстро Мэг, – так плохо, что он соорудил удавку из пояса и повесился на спинке собственной полки. Как это было – бороться с самым древним рефлексом – дышать? И никто, - Мэг смотрела в пол, но каждому показалось, будто она смотрит на него и к нему обращается, - никто ничего не почувствовал. Будто она встала попить воды. Будто искала под нарами вчерашний день…

- Мы устали, - прервала ее Джас, - тут нет ничего необычного. Мы день за днем живем с кем-то рядом, но знаем его и чувствуем так же, как любого незнакомого нам человека. Я не знаю, что завтра выкинешь ты, Мэг. Или ты, Гермиона. И ты, Лес. Я не слышала и я не знала ее. Но только это не значит, что я не чувствую себя виноватой, - Джас вздохнула. – Нам нужно идти. Не думаю я, что по столь грустному поводу охрана устроит нам выходной.

Но до гулкого звона, что начинал здесь новый день, еще было время, и они вновь свернулись на полках, укутавшись в одеяла. Тишина была слишком напряженной, слишком густой, и Гермиона даже обрадовалась, когда к ней обернулась с соседней полки Лес и, ухватившись за столбик, подтянулась поближе.

- Не спишь? - спросила Лес, и Гермиона подумала, что это звучит куда как глупо – она поминутно поворачивалась и всматривалась в темноту, но это был предлог для разговора, и Гермиона ответила просто:

– Не сплю. Попробуй тут засни.

- Ага, - прошептала Лес. – Я пытаюсь смотреть.

- За чем? – удивленно спросила Гермиона.

- За всеми. Вдруг кто опять. Раз мы ничего друг про друга не знаем.

- Так ты собираешься каждую ночь не спать?

- Сколько смогу, - сказала Лес и что-то хотела добавить еще, но осеклась.

- Продолжай, - попросила Гермиона. – Я теперь буду тебя слушать.

И Лес продолжила:

- Всю жизнь так. Никак. Хоть что-то хотелось бы сделать. Такое, чтобы себя терпеть дальше. Ни разу ничего не получилось. Когда все хорошо и порошок в кармане, думаешь, что вот завтра, непременно – завтра - возьмусь за то, о чем мечтала. Но завтра никак не могло наступить. И не о чем стало мечтать. Ты не знаешь, как с собой такой трудно жить. Когда данное себе слово не держишь. Когда изобретаешь тысячи причин… Я пытаюсь бороться с тем чудовищем, что живет внутри меня. Ему хочется только одного – ничего не делать и предаваться пустым размышлениям. И раз за разом оно побеждает. Раз за разом это нашептывающее всякую чепуху мне в уши чудовище оказывается сильней. И однажды наступит такой день, когда я ему поддамся. Тому, кого вырастила сама.

- Наверное, - проговорила Гермиона, не в силах придумать тут же, что ответить. – Наверное, как-то можно же еще… - И обругала себя за идиотское косноязычие.

- Как-то можно, но только, верно, это окажется еще одним воздушным замком, еще одним обещанием себе, которое я в очередной раз не сдержу. Мне нужно хоть за что-то уцепиться.

- Ты помогла Джинни, - отчаянно пыталась отыскать слова Гермиона. – Ты помогла мне тогда, помнишь, когда с конфетой. Я в тот день была как Тео вчера. Правда! – почти выкрикнула она, но Лес только вздохнула. – Ну хочешь, хочешь, - «какого Мерлина вечно не хватает слов, когда они так нужны? » – хочешь… - безнадежно произнесла Гермиона и замолчала.

- Хочу, - ответила Лес тихо. – Конечно, хочу.

- Тогда я рядом, - улыбнулась облегченно Гермиона. И на душе стало легко оттого, что, несмотря на косноязычие, преследовавшее ее весь вечер, они вполне друг друга поняли.

- Хватит шептаться, как дети в летнем лагере, - раздался с верхней полки голос Джас, - проклятые вы полуночники.

И Гермиона с Лес посмотрели друг на друга и улыбнулись, а Джас все ворчала:

- Что-то я не слышу клятв в вечной дружбе и все такое. Я тут, наверху, если что.

- Понятно, - откликнулась Гермиона и снова улыбнулась Лес.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒