|
|||
М.Х. Боросон «Девушка без лица» («Хроники даоши» - 2) 11 страницаЯ споткнулась. Через несколько шагов я смогла идти в ритме с отцом, следуя рядом с ним за красной крысой. Я не знала, что отец был на Экзаменах. Как дорожки расходились от той, по которой мы шли, я узнавала о другом направлении жизни отца, о планах, дорожках и возможностях. Я не знала, что он подумывал быть в правительстве. Имперские экзамены создали во время династии Чжоу, чтобы юноши могли получить шанс стать министрами, судьями и другими важными лицами, система должна была не пускать недостойных к управлению страной. Но отец всегда был против системы, звал ее испорченной. Экзамены проходили в форме письменных ответов на вопросы, и отец говорил, что оценивали сочинения так, что выгода была у родственников проверяющих, как и у тех, кто принес хорошие взятки, а те, кто заслуживал повышения статуса, часто проваливались. С осознанием, что отец был на Экзаменах, пришли другие ответы. Его горечь из-за несправедливой системы, его враждебность к взяткам, его гнев на тех, кто нарушал правила, даже на меня. Жизнь сожалений повлияла на него, он решил стать после этого даоши, потому что у ученых, проваливших Экзамены, было мало вариантов хорошей работы. Он всю жизнь охранял Врата призраков, рисковал здоровьем и душой, боролся с монстрами, что пугали обычных людей, имел дело с духами, и от его присутствия другим людям было не по себе. Он не хотел этого. Он хотел работу в правительстве, может, магистрата с властью и престижем, множеством жен и сыновей, прочие награды, которые приносило место в правительстве. Мужчины говорили, что управляющий небольшой деревни в Китае радовался власти больше, чем американский президент. И я не знала, что он хотел такой жизни. Он всегда был верен работе, хранил в порядке переход живых в иной мир, и я даже не догадывалась, что это был не его первый выбор. Я словно впервые его увидела, пока в свете из Лунных врат его лицо сияло. - Пекин был красивым, - сказал отец, - но я был слишком бедным, чтобы позволить ту роскошь. Я съел пару раз суп с ягненком и насладился вниманием цветочницы. - Цветочницы? – спросила я. Он не ответил. Мы шли в тишине, разглядывая странное и чудесное. - В Пекине, - сказал мой отец, - они подавали утку, хрустящую, приготовленную с рисовым вином и пятью приправами. Я помню, как обмакивал кусочки в чеснок с зеленым луком и соусом из фасоли. Я не успела ничего сказать, Ган Сюхао остановился и повернулся к нам. - Почтенные гости, - лебезил он, - представляю вас важному лицу тут, в ямене призраков. Он – пристав моего господина. Три фигуры было видно в тумане во дворе. Вышли первые двое, опустив низко головы. Чудища с головами быка и коня, которых я уже встречала. И третья фигура вышла из вечернего тумана. Мой разум закричал: «Нет, нет, нет, не может быть», но было ясно. Было ясно по рогам на его голове, морде льва и красной коже, по убийственному напряжению и дыму, вылетающему из его ноздрей. Пристав Призрачного магистрата был демоном-луоша. Но не простым, хоть их и было множество видов. Нет, это должен был оказаться луоша, чье жестокое лицо осталось в моих воспоминаниях. Демон, который сорок два дня мучил обнаженную душу моей матери.
ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ
Если бы такое было возможно, мой взгляд на луоша сжег бы его, оставив только пятно на полу, и в воздухе навсегда осталась бы вонь гнилого мяса, мерзкий дым, что вонял кровью, висел бы там вечно. Но ничего не произошло. Я ничего не сделала и не сказала. Я застыла, остолбенев. Ган Сюхао невольно разгладил шелковое одеяние руками. - Как видите, - сказал красный крыс, - пристав моего господина – могучий демон-луоша. Его зовут Бяозу. Время, казалось, замерло. Ничто не двигалось, никто не говорил. Мир застыл, все вокруг меня замерло, пока я решала, что делать. Хоть я уже знала, что собиралась сделать. Что собиралась сказать. Хоть это было ужасной идеей, я знала, что скажу это. Потому что порой персики на банкетном столе, которые нельзя было есть, выглядели вкусно и находились близко. А моя сила воли не была безграничной. И имя луоша, мучившего мою мать, было Бяозу, что означало нечто вроде «Древнего вихря», но звучало похоже на… - Бяози? – сказала я, а это означало «сука». Тут был мало ртов, так что я не могла услышать отовсюду оханье. В тот миг казалось, что все рты в мире резко вдохнули, потрясенные из-за моих слов. - Ли-лин! – голос моего отца звучал громче обычного. Намного громче. Огонь вырвался из ноздрей демона. Стражи Ада повернулись к нему. Они с опаской глядели на него, временные союзники не спешили доверять луоше среди них. - Как ты меня назвала, женщина? – спросил демон, его голос был клинком топора, пропитанным ядом. Последнее слово звучало как ужасное оскорбление. - Вас не так зовут? – сказала я с жуткой сладостью. – Простите, если ослышалась. Плечи демона напряглись. Он был высоким, как человек. Его мышцы, отчасти скрытые жилетом и набедренной повязкой из тигриной шкуры, выглядели большими и сильными. Его рога тянулись над головой как шипы, дым вылетал завитками изо рта и ноздрей. Даже с талисманами и мечом из персикового дерева я вряд ли могла выстоять против его мощного телосложения, рогов и огненного дыхания. Но я хотела, чтобы этот демон страдал, чтобы в этот раз он плавал в озере своей крови. Дыхание Бяозу раскрылось огнем в ночном воздухе, поднимая вихри дыма. Страж с головой быка заговорил грубым голосом: - Нужно быть дураком, чтобы оскорбить Да Бяозу, - Нито добавил термин «Да», означающий великого или большого. – Демон силен, как десятеро мужчин. - Ли-лин, - прорычал мой отец, - не зли демона. Он был прав. Это была ужасная идея, и я это знала. Я знала, что должна была опустить голову. Уткнуться лбом в землю. Быть скромной, пресмыкаться, выражать демону огромное уважение. За последние несколько месяцев я повзрослела. Стала не такой вспыльчивой. Но я была не такой сдержанной, чтобы сдержать слова, оказавшись напротив монстра, который шесть недель терзал душу моей матери. - Великий Бяозу, - сказала я, - вы могучий, раз не видите смысла вооружаться. - На что ты намекаешь, женщина? – он снова произнес последнее слово как мерзость. - Вы стоите рядом с тяжело вооруженными стражами Ада, - сказала я, - но я не вижу оружия в ваших руках. Даже у крысы есть меч. - Думаешь, оружие необходимо, женщина? Я могу поджарить тебя, икнув. Я стал бы есть твое поджаренное мясо с костей, пока ты еще жива и визжишь как пила. - У вас никогда не было оружия, Великий Бяозу? Я думала, что слышала о ваших подвигах, но у того легендарного демона было оружие с волчьими зубами. Никто не говорил, но отец пронзал меня взглядом, а все тело демона выглядело как фейерверк, готовый взорваться. - У вас было раньше оружие с волчьими зубами, да, Да Бяозу? – я старалась звучать как восторженная поклонница. – Что же могло с ним произойти? - Это… - его голос был сдавленным, огонь мелькал в ноздрях, - была ты? - Ли-лин, - прорычал отец, - о чем вы говорите? - Мы с женщиной раньше встречались, - прорычал демон, воздух стал горячим от ненависти. - Тогда у него было оружие, - сказала я отцу. – Я была маленькой, а у него был большой железный прут с шипами, похожими на зубы волков. Оружие было опасным, впечатляющим и величавым. Я выбросила его в море. Страж с головой коня издал смешок. - Это правда, Бяозу? Эта женщина вас обезоружила? Демон фыркнул с огнем и повернулся гневно к Мамиану. - Я бы убил ее, если бы ее отец не вмешался. - Это точно, Бяозу? – сказала я. – Может, вы выжили в тот день, потому что я проявила милосердие и позволила вам жить. - Позволила? – демон повернулся к крысе. – Дай убить ее. - Господин не одобрит, Да Бяозу. Ее отец может вмешаться в Облачение, и будет много проблем для господина, если ее убить. - Ли-лин, зачем, - прошептал отец, - ты ведешь себя так глупо? Мы не можем биться со всеми демонами по пути. - Тот демон, - сказала я каменным голосом, - мучил мою мать. - Что? – но я видела по лицу отца, что он все понял. Он посмотрел на меня, и я думала, что в его взгляде было сожаление, словно он жалел, что послал девочку с глазами инь в символичное путешествие по Аду. Через мгновения вены на его шее проступили сильнее. Он поменял стойку, поджал губы, лицо багровело. Воплощение гнева в облике моего отца повернулось к луоше. Напряжение отца, его праведный гнев и огромный запас духовной силы давал ощущение, что отец за пару секунд порвет демона на куски. Бяозу скривился и сжался. Но миг прошел, аура легенды покинула худые плечи моего отца. Он выглядел хрупким, утомленным, наполовину слепым мужчиной с болью в груди и напряженной шеей. Я видела хрупкость отца, его смертную уязвимость, ведь он оставался человеком, возраст и недуги ослабляли его все больше с каждым днем. Красный крыс повернулся. Он был не выше младенца, но вел себя вежливо, шурша шелковым одеянием. - Шифу, - он обратился к моему отцу, - путь точно был утомительным из Китайского квартала к ямену призраков. Может, вас интересует горячая ванна? Мы опускаем в воду цветки лотоса, у них чистый и сладкий аромат. Мы можем прислать пару цветочниц, чтобы вы расслабились. - Что за существ вы хотите мне подсунуть? – отец повернулся к крысе. – Вы заставили девушек-призраков работать на вас шлюхами? - Ничего такого мерзкого, шифу, - сказал крыс со смехом, что должен был очаровывать. – Наши купальни берут только самых милых в хули цзинь, Шифу! У нас отличный выбор женщин-лисиц, одни пухлые, другие… - Я не интересуюсь животными, - сказал отец, - но одно убью, если оно не закроет пасть. Ган Сюхао уставился на него, пытаясь подобрать слова, чтобы спасти ситуацию. Но это было не по силам даже ему. В тишине прозвучали фанфары. Крыс тут же упал на четвереньки, два стража и луоша опускались куда медленнее. Они прижали головы к полу. Мой отец низко поклонился, я еще не видела его в такой позе. - Ли-лин, - сказал он, - когда под чужой крышей… - …преклони голову, - закончила я. Я устала унижаться, но как могла поступить иначе, если бывшие стражи Ада, известный крыс и луоша кланялись, прижав головы к земле? Я последовала примеру, коснулась лбом прохладных гладких камешков мозаики. Я услышала много шагов. Они прошли рядами, каждый шаг был в такт. Заиграла церемониальная музыка, громкая и важная. Даже у пола я ощущала, как напрягся отец, как стал источать вежливость. Шаги затихли. Пыль поднялась в воздух, и я пыталась не кашлять. Я надеялась, что и Бяозу хотелось кашлять. Я надеялась, что ему было неприятно стоять на коленях как и мне. - Прибывает почтенный Призрачный магистрат Кан Чжуан, который скоро будет Туди Гоном! Я услышала шелест ткани, водопад бархата – паланкин со шторой? На чьих плечах его несли? Я увидела, как отец медленно меняет позу, поднимает голову и смотрит на Призрачного судью. Я не знала, что отец увидел, но прочла его эмоции даже по ступням. Его стойка выражала ошеломление, не страх. Призрачный магистрат выглядел странно для моего отца, точно не был похож на угрозу. Как он выглядел? Лицо, нарисованное на яичной скорлупе? Мышь обычного размера? Лягушка ростом с человека и в изящном одеянии? Медведь с зеленой шерстью? Медведь с тремя глазами? - Достопочтенный гость, - сказал гулкий голос, низкий и бархатный. Тон звучал вежливо, как у человека, который рос среди богачей, учился и умел решать конфликты властных людей и успокаивать совесть продажных. За богатым звучанием его голоса был обманчивый тон безжалостного бюрократа. – Мы рады приветствовать великого даоши Сяна Чжень Иня из рода Маошань Линьхуан среди рассыпающихся домов этой скромной деревни. Гладкая речь и попытка унизиться от Призрачного магистрата не успокоили отца. Он передвигал ступни, словно был растерян из-за вида Гуияня. Он напоминал женщину? Был фазаном с девятью головами? Черепахой с тремя головами? Баклажаном? Тофу? Тофу с тремя глазами? - Можете попросить вашу слугу встать, - сказал скучающим тоном Призрачный магистрат. - Встань, Ли-лин, - сказал мой отец. Я поднялась на ноги и, ведя себя скромно, посмотрела на паланкин. Он был на плечах дюжины теней в облике людей. На паланкине в окошке со шторой я увидела то, что так потрясло моего отца. От вида Призрачного магистрат мои глаза выпучились. Рот раскрылся от потрясения, пока я смотрела на глупую фигуру передо мной, наряженную в древнюю королевскую мантию. Это был мужчина пятидесяти лет, который выглядел бы чудесно, не будь у него так много лишних рук. У некоторых божеств – в основном, буддистов – было много рук. Картины и статуи всегда изображали их элегантно, их руки двигались синхронно, изящно, будто в божественном танце. Руки Призрачного магистрата не были такими изящными. Я не видела, сколько именно рук у него было. Каждая тянулась в свою сторону, и они вместе придавали ощущение полного хаоса. Одна рука рассеянно постукивала по деревянной раме окна паланкина, другая гладила бархатные подушки, на которых он сидел, третья чесала его макушку, а четвертая тянула за мочку уха. Пятая будто отбивалась от воображаемых мух, еще две были важно сцеплены, и одна на коленях ничем хорошим не занималась. Призрачный магистрат будто сам не знал, что делать со всеми этими руками, так что игнорировал их поведение, словно родитель, которого замучили дети. Руки трепетали вокруг него облаком пчел, ладони сталкивались, двигаясь. Одна рука указала на меня, другая показала неприличный жест, и третья шлепнула по той ладони. - У него руки для всех дел в замке, - буркнула я. Отец зашипел на меня, хотя явно пришел к тому же выводу, что и я: на Десятом дворе иного мира судья Ада приговорил призрака Кана Чжуана к видимому символичному наказанию за его плохое поведение при жизни. Многие духи появились таким образом, на Десятом дворе мужчины, которые подглядывали за женщинами, становились призраками с тысячью глаз, и эти глаза открывались по всей их коже. Призраки сплетников оказывались с языками в одиннадцать футов длиной, а те, кого в жизни вела жажда большего, превращались в эгуи, голодных призраков, которые не могли утолить желания. - Сяо даону, - мягко сказал Призрачный магистрат. Если бы я не поняла по обращению «маленькая жрица», то его тон, будто он говорил с избалованным ребенком, все объяснял. - Лао Гуиянь, - ответила я и низко поклонилась, мои слова означали «почтенный Призрачный магистрат». Я, похоже, уловила, как его губы чуть дрогнули в ухмылке, но то могло быть реакцией на палец, чешущий кончик его носа. Другая ладонь поймала его, и палец замер. - Теперь, - его голос был густым, как сметана. Он повернулся к отцу, - присядем и поговорим как мужчины. Отлично. Я и не хотела, чтобы меня замечали. Отец забрался в паланкин, сел напротив Гуияня, и слуги понесли их. Я тихо последовала за ними. Комната была освещена фонарями. Я раскрыла рот, видя источник света, пытаясь понять, что видела. Фонари свисали со стен, их держали человеческие руки, но руки соединялись не с телами людей, а торчали из стен. Красные сферы напоминали о доме – Китайском квартале – на закате, но руки без тел (они чуть подрагивали, мышцы напрягались, руки сгибались в локтях) не были ни на что похожими. Куда бы я ни смотрела, в участках без света собирались тени. Пруды чистой тьмы, они гудели и шептались, а потом разбегались как мелкие ящерки. В одном углу сфера тени покачивалась на паре прутиков. Казалось, она пыталась идти, но через миг она рассеялась обрывками. - Это место новое для вас, - сказал Призрачный магистрат с дивана на возвышении. – Это внешняя сторона. В таком хаосе я вижу возможности. Может, нет ничего важнее, чем введение человеческого порядка в хаосе природы, восстановление равновесия, как когда Великий Ю принес порядок в затопленный древний мир. Мой отец сидел на кресле, похожем на трон, у возвышения. Он поднял чашку. Стоя за ним, я налила туда рисовое вино из керамической бутылки. Отец не пил, но провел пальцем по бортику чашки, его самоконтроль резко контрастировал с жестикулирующими руками Гуияня. - Осмотритесь, шифу, - сказал Призрачный магистрат. – Тут, где мы построили этот ямен, была только глушь, заросшее и заброшенное кладбище. Китайские рыбаки кое-как похоронили тела друг друга на этой земле, они не знали, как правильно размещать могилы. Над этим неухоженным кладбищем, где лежали без уважения кости мертвых, мы создали место красоты и святости, создали архитектуру. В отличие от колонн и куполов Америки, серьезных и невнятных, мы сделали поселение праздничных красок, роскоши, какую сам Китай уже почти не знает. Вы видели когда-либо такое? - Я бывал в Запрещенном городе, - сказал отец, и его тон был сдавленным, заманивал Призрачного магистрата проявить хоть немного уважения, - дважды. - Дважды! – поразился Гуиянь. Он знал социальные тонкости слишком хорошо. – Нужно быть высокого статуса, чтобы туда позвали. Дважды! - То были мелочи, - сказал мой отец. - Великий даоши так скромен, - сказал Призрачный магистрат. – Запрещенный город со своими чудесами, но мне печально, шифу, узнать, как близко вы были к красоте династии Сун в зданиях, чьи пропорции были искажены маньчжурской эстетикой. Мой отец медленно моргнул, но промолчал, он с неохотой соглашался. Призрачный магистрат умело говорил, и это тревожило. Указывая на то, что на династию Сун повлияли маньчжурские завоеватели, Призрачный магистрат намекал, что его династия была настоящим Китаем, а Китай, откуда были родом мы с отцом, измельчала и испортилась, стала грязной из-за чужеземного влияния. Простыми словами о ностальгии по прошлому, он намекнул о Китае, который был Китаем сильнее, чем мы знали. - Ах, даоши Сян, - Призрачный магистрат замахал руками, - какой командой мы должны быть, какими союзниками и друзьями! Вместе мы должны нести упокоение мертвым и хранить мир на границах жизни и смерти. Мы принесли бы настоящий Китай в духовное царство этого нового мира, и мы сидели бы за одним столом на праздничных пирах, обсуждали бы литературу и рассказывали бы друг другу легенды нашей родины. - Нет ничего ценнее традиций, - сказал мой отец. - Да? – сказал Призрачный магистрат. – Тогда скажите, пожалуйста, шифу, женщина рядом с вами – ваша дочь? Отец с неохотой кивнул и слушал. - Если традиции для вас так важны, шифу, почему ее ступни не перебинтованы? Отец взглянул на меня. Он хмурился, но только для игры в этой ситуации. - Ее? Даже когда она была крохой, она сломала бы мне пальцы, если бы я попытался, - сказал он и засмеялся. Призрачный магистрат тоже рассмеялся. Через миг и я заставила себя присоединиться. - Но, если серьезно, - сказал Гуиянь, - от этого я задумываюсь о вашем отношении к традициям. Отец скривился и не сразу смог сформулировать ответ. - Семьи текстильной промышленности перевязывают дочерям ступни, чтобы они не сошли с выбранного им пути, а я не был в этой промышленности. - Перебинтованные ноги женщины – признак воспитания и статуса, - сказал Призрачный магистрат. – Многие богачи ищут жен со ступнями-полумесяцами. Если бы ей перебинтовали ноги в младенчестве, вы могли бы выдать ее за богатого мужчину, получить достаток и престиж. - Что с того, Призрачный магистрат? - Я просто пытаюсь понять своего почтенного гостя, - сказал Гуиянь, трепеща множеством ладоней. – Как и я, вы кажетесь приверженцем традиций и амбициозным мужчиной. Мне интересно, что вы пошли против традиций, не став бинтовать ступни дочери. Я смотрела то на одного, то на другого. До этого я замечала, как они оценивали друг друга, проявляли смекалку, намекали на соперничество. Теперь вопросы Гуияня стали агрессивнее, касались конкретно меня. - Бинтование ног, - сказал мой отец, и его отвращение поразило меня. – У моей матери были такие ноги. Для мужчины статуса моего отца было важно, чтобы у жен были перебинтованные ноги. Он мог позволить держать женщин для украшения, испорченные кусочки красивого нефрита. Его сыновья и внуки занимались делами, слуги исполняли обыденные обязанности. Когда я был мальчиком, мама порой просила меня размотать бинт и втереть мазь в ее кривые пальцы, чтобы успокоить боль. Ее ноги воняли, Лао Гуиянь, ее пальцы были гадкими обрубками. И я поклялся, если у меня будет дочь, я позволю ее ступням быть не забинтованными. Я слушала отца, мои глаза стали мокрыми. - Скажите честно, шифу, - сказал Призрачный магистрат, голос был масляным, - вы не пожалели об этом? Отец взглянул на меня шутливо. - Она дала мне много поводов пожалеть, - сказал он. – Она всегда была сложной, бегала, лезла, куда не должна, пряталась в нишах, чтобы ее не заметили, постоянно дралась с мальчиками. Я не знал, где ошибся. Наверное, дело в ее звездах. Он поднял чашку, и по движению его запястья я поняла, что он не просил налить еще вина. Я забрала чашку, и он изменился. Как только обе его руки оказались готовыми, он сел не как гость, а как воин. Он смотрел в глаза Призрачного магистрата, а тот будто вздрогнул от взгляда моего отца. Я знала, как ощущался его стальной взгляд. - Она всегда была сложной, Гуиянь, и она пришла сюда с целью, - тон отца был заточенной сталью. – Она хочет, чтобы вы откажитесь от притязаний на одну из ваших жен. Я расторгну брак. Я прошу вас дать согласие на это, почтенный Призрачный магистрат, в знак дружбы. Прошу, примите мое решение и не пытайтесь нам мстить. Гуиянь скривил губы, словно съел кислый фрукт. - Шифу, мы только встретились. Разве не рано просить одну из моих жен? Сила и резкость в позе моего отца не угасли, в комнате, освещенной фонарями в человеческих руках, торчащих из стен, где живые тени двигались в углах, решимость отца лишь росла. Его энергия пылала, как пламя в печи. - Жаль, Гуиянь, но ваша властная хватка на «четвертой жене» оставила у Ли-лин плохое впечатление о вас, - сказал мой отец. – И, хоть она всегда была сложной, ее мнение порой влияло на меня. - Шифу? - Я думаю о своей матери, Призрачный магистрат, чьи ноги были так искажены, что она не могла убежать, о женщинах, что в домах мужей в плену, как птицы со сломанными крыльями и в клетках. Такие мысли не дают думать о вас с добротой. Гуиянь сцепил ладони. Еще пару. Другие двигались вокруг него, врезаясь друг в друга. - Полагаю, - сказал Призрачный магистрат, - если я отпущу четвертую жену и позволю расторгнуть тот брак, это покажет мои добрые намерения, и что я подхожу на роль Туди Гона. - Это может убедить меня, - сказал мой отец. – Мне все еще нужно выслушать вашу философию, ваши планы на этот регион, и как вы будете совершать правосудие. Но, как я и сказал, Ли-лин всегда была сложной. Если не даруете ей эту услугу, мне придется помешать вашему Облачению. Меня поражали ультиматум и решительный тон моего отца. То, что он требовал это за меня, было неописуемо трогательно. За руками Призрачного магистрата и его хмурым видом было видно, что он думал, его разум кипел, и его пальцы словно отсчитывали выгоду и ущерб, пока он взвешивал варианты. Все движения остановились, когда он принял решение. - Да, мои слуги отказались даровать четвертой жене свободу, - сказал он. – Простите их за рвение, шифу, умоляю. Во имя нашей дружбы я не буду вмешиваться в расторжение того брака. Чтобы убрать неудобство из вашей жизни, я не собираюсь жаловаться в Небесные или Адские суды. Она может уйти под вашей опекой. Они расслабились. - Теперь, - сказал мой отец, - поговорим о будущем. Ладони Призрачного магистрата стали двигаться, пока он говорил: - Хоть я древний призрак, у меня современные взгляды. Я собираюсь построить маяк на утесе у моря в мире духов, чтобы притягивать призраков утопленников на сушу, а потом отыщу для них подходящее занятие. И это только одна из идей. Я уже устроил кабинет на четвертом этаже посольства в Сан-Франциско. - Там всего три этажа, - сказал отец, пытаясь скрыть недоверие. - Уже нет, - сказал Гуиянь. Одна из его рук сняла его черную шляпу, другая выхватила ее и вернула на его макушку, третья похлопала по ней, поправляя. Еще две пожимали ладони друг друга. Мои глаза выпучились, Призрачный магистрат, похоже, не замечал всего этого. – Четвертый этаж посольства в Сан-Франциско – это гобелен на горизонтальном свитке в здании на следующей остановке поезда. - И… - стал рассуждать мой отец. – Дух-гонец входит в картину, на которой этаж, которого не существует, и номер этажа связывает его со смертью, и… картина изображает лестницу, ведущую вниз? - Шифу, вы очень внимательный, - сказал Гуиянь. – Да, и мои союзники среди живых распорядились, чтобы соответствующую картину повесили на одной из стен на третьем этаже посольства. - И там лестница ведет вверх, - отец был впечатлен. – Соединенные картины… полагаю, рисование, как на талисманах, скрыто под картиной лестницы? - Гениально, - сладко сказал Призрачный магистрат. - Нам нужно поговорить о ваших союзниках среди живых, - сказал отец. Гуиянь скривился и сжал много кулаков. - Вы о том позорном потомке, Сю Шандяне? Я дрогнула от имени. Отец кивнул. - Уверяю вас, шифу, если бы у меня были другие варианты в мире, я бы не попросил его о помощи. Но среди моих живых потомков только он смог меня услышать, и я дал ему удачу и научил паре ритуалов. Шифу, как только мы с вами укрепим нашу дружбу, я с радостью позволю вам убить этого гада. Убеждения Гуияня напитывали моего отца. - А что насчет ваших слуг тут? - Еще та компания отбросов, - сказал Призрачный магистрат. – Мои слуги – изгнанные стражи Ада, маленькие сбежавшие духи. Пока Облачение не завершится, на большее я не могу и надеяться. - Даже Бяозу? Гуиянь сделал паузу. Он кашлянул и сказал: - Мой пристав – луоша, шифу. Сострадание – не в его природе, как и дипломатия. - Так ты не против, если я убью его? Призрачный магистрат словно наелся лимонов. - Убить его, шифу? Отец взглянул на меня. - Бяозу пытал душу ее матери в Аду. Рот Гуияня широко раскрылся. Одна из рук закрыла его рот, две другие стали биться костяшками. Он совладал с собой, оттолкнул ладонь от рта другой рукой, закрыл рот. - Если это так, шифу, то я сожалею. Но демон вел себя согласно своим обязанностям. - Так вы не против, - рявкнул мой отец, - если я буду действовать согласно своим обязанностям охотника на монстров и казню вашего демона? - Луоша исполняет важную роль как мой пристав, и его нельзя так просто заменить, - сказал Призрачный магистрат. – Может, вы потерпите с местью за вашу женщину, пока я не найду подходящую замену? Человеческий глаз моего отца заблестел сильнее, чем стеклянный. Кровожадно. - Я подожду, - сказал он, - но недолго. И если он спровоцирует меня, его заменой будет дымящийся кратер на земле. Гуиянь сглотнул. Я смотрела на отца, и что-то в его угрозе было непривычным, кратер… - Думаю, я мог бы нанять одного из хэй луоша, - сказала Гуиянь. – Но они такие нерешительные. На лице отца проступило презрение. - Потому что у них три головы? - Именно, шифу. Но у нас есть дела важнее обсуждения моих работников, - сказал Гуиянь, взмахнув руками. – Мы создали железную дорогу и постарались сделать так, чтобы поезда ходили вовремя. И, шифу, вы видели роскошь и современность почтовых услуг? Отец заинтересованно сказал: - Я бы хотел посмотреть на ваши идеи. Ведите, Лао Гуиянь. Призрачный магистрат встал, руки не давили на него весом. Он повел нас по большому коридору с рядом фонарей, сжатых в руках без тел, их было около сотни по бокам длинного коридора. Мы шли тихо минуты. Я поражалась мягкости ковра под ногами, приглушающего звук. Наконец, мы прибыли к голубым дверям. Несколько рук Гуияня стали драться, пытаясь понять, кто должен открыть двери для нас. Наконец, определилась пара победителей, и они толкнули двери. За дверями была большая комната с куполом. В широком круге комнаты в золотых клетках с замысловатыми кружевами прутьев были птицы. Их голоса звучали скорбно. Птицы в клетках были чайками. И у каждой был глаз на лбу вдобавок к двум обычным. - А-а! – кричали они. – А-а, а-а, спаси нас, Сян Ли-лин!
ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ
Бывают моменты, когда понимаешь, что жизнь изменится. Ситуация заставляет действовать, и то, что решишь делать дальше, определяет курс будущего. Давление такого мига означает, что нельзя быть просто тем, кем всегда был. Можно решить остаться таким, но после этого момента ты будешь знать всегда, что сам это выбрал. И один из таких моментов настал для меня, настиг меня, добрался из детства до настоящего. Миг пришел ко мне с вопросом: «Кто ты, Сян Ли-лин? Кто ты на самом деле?». Всю жизнь я уступала отцу. Всегда помнила о своих обязанностях, своем месте. И было просто оставаться маленькой, занимать мало места, когда мужчины в моей жизни были как боги и герои. Мне было семь лет, когда мой отец затмил небо Ада, став великаном, уничтожающим железные стены. Но в семь лет я пряталась на дне колодца, пока демоница разрушала все на своем пути. Моя мама, бабушка, жители деревни, деревья, насекомые, птицы – все погибло в той бойне. Кроме меня. И чайки, спрятавшейся со мной. Чайки шептали, расправив крылья, бились о прутья клеток. Кем я была? Испуганным ребенком, прячущимся в темноте? Испуганной женщиной, закрывшей глаза, потому что, открыв их, увидела бы лицо проклявшего ее мужчины? Я в любом случае боялась. Страх определял меня. За часы под жестоким проклятием, когда я чуть не стала жертвой, я хотела только следовать за кем-то. Доверять отцу и слушаться его. Молчать. Не принимать решения. Не бороться. Говорить так тихо, чтобы меня не слышали.
|
|||
|