Глава VII 2 страница

- Ну что, волосаны, не дрейфьте, страху нет. Вон, молодцы вам всё скажут и покажут. Я пошёл, - и, помахивая толстым полуметровым крючком, в обиходе именуемом «обезьянкой» скрылся в проходе ко второй котельной. Такими крючками открывают и закрывают задвижки.

Волосанами он называл практически всех кочегаров, невзирая на возраст, ранг, почёт. Это для него, как в наши времена, скажем, «паца-ны» или «друзья». За это и ему дали кличку «Волосаны» во множествен-ном числе: - Полундра, «Волосаны» на горизонте…

Внизу было чисто, относительно тихо и не жарко. Против каждого котла на треть приподнятые бункерные клинкеты, из-под которых чёр-ным языком выползает уголь. В правом углу, если стать лицом к корме и топкам, под толстой круглой чугунной крышкой с задрайками располо-жена зарешёченная воронка для приёма шлака, от неё под углом вверх за борт ведёт толстостенная труба. Слева от прохода во вторую котельную, у переборки над головой нависает метровая труба естественной венти-ляции, под ней висит зелёный эмалированный чайник с газированной водой. На бункерной переборке такие же как в кубрике, судовой теле-фон и медицинская аптечка. По другую сторону прохода в отбуртовке стоит большая наковальня, рядом в настенных скобах покоятся две разновесные кувалды, на переборке забухтован шланг забортной воды для технических и санитарных нужд, в проходе между котлами устро-ился «понедельник», лом около 70 мм в диаметре и около 50 кг весом. Рабочий ломик размером и весом поменьше, в пределах 25 кг, тоньше и на метр-полтора короче, один конец уплощённый, второй заканчивался шаровым наплывом. Отполированный огнём и руками, он блестел слов-но хромированный. Рядом лежали длинные стальные грабли на четыре зуба, закольцованный конец которых тоже ярко сиял, и скребок - огром-ная утяжелённая тяпка для чистки топок и поддувал. Ими разбиваются крабы (расплавленная спёкшаяся зола) и разравнивается уголь для луч-шего горения. Лопата тоже своеобразна и уникальна. Совкового типа, широкая, с тремя выпуклыми желобками для лучшего скольжения по пайолам, грузоподъёмностью до 8 кг и Т-образной перекладиной в торце. Заход - дугообразной формы, отполированное руками древко кажется покрытым толстым слоем прозрачного коричневого лака. Особенно це-нились лопаты с поперечной перекладиной в «ласточкином хвосте».

Котёл представлял собой огромную лежащую бочку около пяти метров в диаметре, две краевые топки располагались на уровне груди, средняя - на полметра ниже. Под топками полусферические поддувала с поднимающимися на шарнирах крышками. Над каждой топкой ручка воздушной заслонки турбонаддува для более интенсивной подачи воздуха. Такие модели котлов шотландского типа называются «горизон-тальные, огнетрубные». Жар из всех топок попадает в единую огневую камеру, откуда по многочисленным трубкам (насколько помню, пример-но Ф 80 мм), завальцованным в вертикальные трубные доски, нагревая воду, попадает в экономайзер для подогрева воздуха.

Водой котёл заполняется не полностью, оставляется пространство для парообразования. Взрывоопасны. Если верить рассказам, взрыв одного котла приравнивается к взрыву 40 кг тротила, во что верится с трудом, но проверить, к счастью, не случилось. На этот случай и на слу-чай превышения давления, либо непредвиденного понижения уровня воды на котле стояли отмаркированные пружинные клапана, а наверху задней стенки находились легкоплавкие свинцовые пробки, строго рас-считанные на определённую температуру и давление. Поэтому кочегар 1-го класса всегда должен быть очень внимательным в подаче воды и поддержании необходимых параметров.

У кочегара 2-го класса работа менее ответственная и заключается в осторожной заливке раскалённых золы и шлака при чистке топок (не ошпарить старшего товарища), поддержании чистоты и регулярной пода-чи угля к котлам. Это главное содержание службы. А по мелочи - сле-дить за наличием свежей газировки, в ночные вахты при всеобщем же-лании сбегать в пекарку за хлебом, где пекарь-кондитер для кочегаров в условном месте всегда оставляла несколько булок духовитого корабель-ного хлеба. Иногда в лёгкие вахты в поддувале запекали картошку. И хлеб, и картошку необходимо было кушать с солью, которая всегда должна быть в наличии, это тоже забота кочегара 2 класса.

Наш красавец на выходе в полярный рейс. Проходим рейдовую зону, точка 13.

Мне нравилось работать вторым классом. Из полных бункеров уголь поступал сам, особенно при волнении на море. По мере выработки из дальних закутков бункера уголь приходилось перебрасывать из кучи в кучу по нескольку раз. Каждый котёл за вахту «съедал» приличное коли-чество угля, но получалось, что в первые дни после полной бункеровки надо было только подправлять ссыпающийся уголь, разбивать большие смерзшиеся комки и навесы, если таковые образовывались. Когда угля оставалось мало, эти несколько тонн при неоднократных перебросках многократно множились. И все за одну вахту, едва успевали.

Немного о цифрах. Если я правильно помню, полная загрузка бун-керов углём составляла примерно 3000 тонн Пресной воды на все рас-ходы брали не меньше; экипаж в нашем рейсе состоял из 168 человек, и необходимо учесть помывку 14 кочегаров через каждые 4 часа. В про-довольственный трюм входило около 300 т продуктов. Кроме того сма-зочные материалы, масла, бензин (для вертолёта), соляр для дизельгене-раторов. Если не шутка, в полярный рейс предполагалось более чем по десятку свиней и коров, большой объём прессованного сена и прочие мелочи. В итоге по тоннажу набегала внушительная цифра. Длина л/к по ватерлинии составляла 106,7 метров, ширина в средней части 23,2 м. Если учесть девять огромных котлов, машинный зал с тремя машинами по 3300 л.с. каждая, туннели гребных валов с содержимым, цепные ящики и мн. другое, то общий вес ледокола с броневым 45-мм поясом по всему рабочему периметру вызывает уважение. Полное водоизмещение составляет 11242 т. При всём вышесказанном крейсерская скорость по чистой воде приближалась к 15.5 узлов, то есть без малого 30 км/час. В те годы для техфлота это весьма приличные показатели. К примеру, СРТМы в 1970-е годы ходили со скоростью около 14 узлов. Исходя из выше приведённых техданных напрашивается вывод, что с такой массой можно колоть и давить даже полярные льды.

С гордостью хочется добавить, что из четырёх крупных и в общем-то однотипных ледоколов ДВМП тех лет, это дизельного «И.Сталина», угольных «Макарова», «Лазарева» и «А.Микояна», наш считался наибо-лее мощным и надёжным. Я горжусь, что именно на нём мне довелось отработать его последнее, более чем годовое полярное плавание и при-обрести достойную путёвку в жизнь.

Глава IV

Самая тяжёлая и пыльная работа для второклассников, это удале-ние шлака и золы. Начинали обычно с четвёртой котельной. Их кочегар 2-го класса отдраивал и поднимал крышку золоприёмника, ст. кочегар одновремённо по телефону давал мотористу команду на включение эжекторного насоса. Мы, остальные второклассники смены, стараясь сильно не пылить, бросали на приёмную решётку золу и шлак. Кочегар, интенсивно дробя крупные спёкшиеся и остекленевшие куски короткой тяжёлой тяпкой поступательно елозил по ребристой решётке, проталки-вая всё в мощную ревущую струю, которая подхватывала мусор и по наклонной трубе выбрасывала далеко за борт. Закончив в одной кочегар-ке, по команде старшего кочегара мы переходили в следующую.

Это была наша. На решётку Кузьмич поставил меня. Ослабив и откинув барашки, я поднял тяжёлый люк. Внизу под решёткой громко и жёстко зашумела струя, ребята стали бросать. Усиленно махая тяпкой, которая становилась все тяжелее и тяжелее, я отчаянно боролся со спёк-шимися крабами и быстро нарастающей кучей золы. Вскоре правая ла-донь от напряжения занемела и потеряла чувствительность, тяпку при ударах стало выворачивать, начал неметь и каменеть бицепс левой руки, поднимавший и с силой опускавший тяжёлую лопасть тяпки на неубыва-ющую кучу. Глаза и нос стало забивать пылью, едкими горелыми газами, лицо пылало от пышущего жаром шлака, по нему и спине струился пот, я уже плохо видел предметы. Разболелась спина, жёсткая парусиновая роба прилипла к бокам и лопаткам, сковывала движения. Но вот на лицо попали первые прохладные капли солёной воды, мелкие камешки. Стар-ший кочегар что-то прокричал смывающему мусор, показалась решетка. Наконец выключили насос, я задраил крышку люка и мы гурьбой после-довали в следующую, вторую кочегарку.

На уборку мусора из всех кочегарок ушло около 30 минут. Закон-чив уборку, Кузьмич наконец изволил поделиться с нами премудрос-тями, облегчающими и ускоряющими данный процесс. В целом похва-лил и предупредил, что в будущем вся эта процедура не должна занимать более 20 минут, много работы будет в бункерах. Уже через полмесяца укладывались в 17 минут.

Вернувшись в свою кочегарку, мы с Толиком ещё раз, теперь уже тщательно промыли все углы и пайолы, откачали воду из льял, подшты-вали угля и сели отдыхать. После такого рывка нам и кубрик показался желанным. Последующие вахты в целом были не трудными, на решётку Кузьмич ставил нас по очереди. Уголь был калорийный, в меру влажный, не пыль и не камни, он хорошо поступал к клинкету, преждевременно не соскальзывал с лопаты и при заброске легко рассыпался веером.

В работу втянулись быстро, лишь первые дни напрягала и давила мысль об уборке мусора. Спускаясь в кочегарку, внутреннее напряжение нарастало, мышцы рук и спины начинало тянуть, ещё без работы они уже каменели и гудели, словно провода на столбах, иногда по телу про-бегали мурашки, внутри живота появлялся горячий зуд. Такое со мной происходило по причине врождённой повышенной мнительности: до события ещё далеко, а организм подсознательно уже реагировал. Но как только на решётку плюхался шлак последней лопаты, тело подменялось, душа переселялась в иную оболочку, и уже было неважно, что через какое-то время процесс повторится. Со временем всё нормализовалось…

На четвёртой вахте ледокол стало раскачивать. При сильном крене рёв струи эжекторного насоса то притихал, булькал, словно захлёбы-ваясь, то начинал выть и реветь пуще голодного быка, однако на уборку шлака это не влияло. Во всех котельных пришлось прижать угольные клинкеты, качкой уголь из бункеров выдавливало, он расползался по плитам, попадал под ноги и сильно мешал. В проходе, перекатываясь, заёрзал «понедельник», с переборки стало сбрасывать шланг, болтаю-щийся чайник норовил с размаху приложиться к неосторожному за-тылку, опасно в своём стойле стала раскачиваться наковальня. Рабочий инструмент во избежание травм после применения приходилось плотно укладывать в проходе. Из трубы естественной вентиляции всё громче и неистовее доносились рёв и разноголосые завывания ветра.

- Эдуард, дуй наверх, - Федя показал пальцем направление. - Там на стрингере между котлами должен быть моток проволоки. Неси, будем найтовать железяки. А то чего доброго…

За котлами и над ними я ещё не бывал. На всевозможных балках и площадках толстым слоем лежала горячая пыль, в тусклом свете дежур-ных плафонов она казалась серо-коричневой и живой. В указанном месте проволоки не оказалось. Пройдя за котлами вдоль стрингера от борта к борту, рассыпая струйками и небольшими облачками многомесячную пыль, не нашёл ничего подходящего. Дождавшись окончания скрежета лопат и звяканья закрывающейся топки, крикнул:

- Нет её здесь! Где ты её видел?

- Поднимись выше! Должна быть, сам клал!

Небольшую бухту проволоки я обнаружил лишь на самой верхней площадке. Качало здесь намного сильнее, размашистее, от раскаленного воздуха и зашевелившейся пыли дышать было трудно. Цепляясь руками и ногами за перила, ещё больше пыли стряхивал вниз, которая по мере спуска, мне же горячими струйками стекала за шиворот.

Мы накрепко закрепили «понедельник», шланг и вовремя привя-зали к скобам наковальню, она уже начинала ползать по плитам. Вскоре раскачивать стало сильнее, с растяжкой. Из раструба вентиляции всё громче и угрожающе доносились вой, стоны, рёв, хлопки воздушной заслонки, частыми каплями и тонкими струйками засочилась вода. Феде и Васе приходилось туго, стало сложнее попадать в топку и работать инструментом. Мы с Толиком были вынуждены удерживать тяжёлые двойные дверцы топок, иначе травмы были бы неизбежны.

В начале четвертого часа утра Федя отпустил меня будить смену. Это как самому молодому изначально было поручено мне, я уже знал нужные каюты и койки. На камбузе суетилась Люба, симпатичная, чуть выше среднего роста, приятной полноты молодая женщина. Она была женой Лёши Захарченко, тоже кочегара 1-го класса, но с другой смены, и фамилия у неё была другая. Раньше мужу и жене в нашей стране не разрешалось ходить на одном судне, но многие капитаны на это закрыва-ли глаза, лишь бы фамилии были разные. Тем более что наш капитан сам был с женой, она числилась преподавателем заочной школы плавсостава.

Поднял всех, многие не спали. На месте не оказалось только стар-шего кочегара Кудинова, или, как мы его называли, дяди Пети. Его я обнаружил в кормовой части коридорного кольца; он сидел на палубе в обнимку со стойкой под питьевым бачком.

- Дядь Петя, на вахту… вы хоть сможете? Вам плохо?

- Ничё, пацан, ничё. Я щас, - он громко икнул и махнул рукой вдоль коридора. Глаза его поплыли, голова опустилась на грудь - Ты иди, иди, щас и я, всё путём… Ты всех поднял?

- Да, дядь Петь. Всех. Ну, я пошёл.

- Давай, давай. Я счас…

Вернувшись в кочегарку, поведал Кузьмичу о Кудинове. На меня болтанка не действовала. Более того, внизу она была менее размашиста, а в коридоре, наверху кидало от переборки к переборке, ноги то зависа-ли в невесомости, то подгибались под нарастающей тяжестью тела, при-ходилось держаться за поручни. Кудинову было тяжело может ещё и потому, что он был хоть и невысоким, но довольно полным мужчиной, внутри много пустоты. Вот там всё и болтается… Шучу.

Смех смехом, но качка многим дается тяжело, все зависит от вес-тибулярного аппарата и его адаптации. Из наших абсолютно здоровых молодых парней трое тоже сильно страдали, и в течение всего шторма почти не покидали коек. Им было очень плохо: их постоянно тошнило, даже позеленели, вокруг глаз тёмные круги. Почти двое суток они не ходили в столовую. А есть надо. Чем плотнее поешь, тем легче перено-сить качку. Конечно, сей постулат не для всех, но всё же!

Смена пришла во время. В душевой были кое-какие проблемки, но мы с ними справились достойно. В столовую пошли не все, двое отказа-лись. В ночной завтрак был гуляш с картофельным пюре, ванильная булочка, сливочное масло и чай. Сахар отдельно. Кто от завтрака не отказался, поели нормально, огромное спасибо Любаше.

На палубу выходить нам, да и всей команде строго запретили, сильный шторм. В кубрике ввиду невозможности никто не спал. Эдик Ажгирей, Толя Цимус (Коваленко, кличку дали за то, что всё хорошее он именовал цимусом) и ещё несколько ребят по очереди катались на животах по влажному столу. Обычно после вахты спалось неплохо; к грохоту винтов со временем приноравливаешься и временами их как бы отсекаешь, но сегодня уснуть было просто нереально. Моя койка на вто-ром этаже вдоль левого борта. Едва я лег, как меня стало вдавливать в постель, утрамбовывать мелкой дрожью и уносить куда-то вверх. Через мгновение койка стала проваливаться и резко ускользать вбок. Чтобы не вывалиться, я едва успел обеими руками ухватиться за раму. Тут резко тряхнуло и опять понесло… Прокувыркавшись несколько минут, под хохот сокурсников я и ещё несколько ребят сгребли свои постели и разложились на палубе. Здесь оглушающий грохот и вибрация были ещё ощутимее, зато безопаснее. Спать, конечно, было невозможно, но через несколько мучительных часов дрёма, усталость и молодость брали своё, на несколько минут удавалось погружаться в зыбкое небытие. Но спустя минуты вновь просыпаться от взрывающегося грохота, обездвиживаемой тяжести чередующейся с невесомым провалом в тартарары. Голова от всей этой какофонии и борьбы тяжелела и тупела. По трансляции пов-торно объявили о полном и категорическом запрете выхода на палубу.

Кое-как дождавшись обеда, освежив прохладной водичкой лицо, невыспавшиеся и смурные направились в столовую, пора на вахту. В столовой в первую очередь я прильнул к иллюминатору. В нём долго шипела, пеной и пузырями клокотала вода, потом вода провалилась, и в полуметре от себя сквозь потеки и наплывы я увидел серо-бело-зелёное месиво. Определить где небо, а где волны вначале не удавалось, но вот высоко под свинцовыми сводами я разглядел огромный завихряющийся пенистый вал, который кипящей лавиной неумолимо надвигался на наш пароход. Его рёв проникал даже сквозь толстые стёкла и переборки, за иллюминатором опять всё забурлило, зашипело, запенилось. В испуге я резко отпрянул назад, чуть не опрокинул соседа по столу и койке Колю Ткачева. Немного посмеявшись, занялись обедом.

От первого блюда многие отказывались, в том числе и члены эки-пажа, иные ели понемногу в силу внушённой с детства необходимости. Миску постоянно приходилось прижимать к застеленной влажной прос-тыни, ибо она была то неподъёмной, не сдвинешь с места, то словно по волшебству начинала парить над столом, ложкой едва попадали в рот. Кое у кого суп вопреки предосторожностям и старанию оказывался на коленях. Со вторым было проще, однако хлеб и вилку приходилось дер-жать в одной руке, другой одерживать посуду. Почему-то подумалось о кают-компании, как им там удается кушать?! Ведь они выше нас на два с половиной метра, и стол тоже поперек судна!

Справившись с обедом и выразив огромную благодарность пова-рам за их героический труд, пошли одеваться. Курить никто не хотел. Признаться, было и негде, пароход был наглухо запечатан. Сушильная камера работала превосходно, роба прекрасно высохла. Нырнув в её горячее нутро и в надежде что там, почти на дне ледокола качать будет меньше, а воздух свежее, побрели в свои кочегарки.

Далеко внизу шаркали и звенели лопаты, клацали дверцы топок. Под пайолами, просачиваясь в стыках рифлёных плит, с борта на борт шумно перекатывалась вода. В районе бункерной переборки и прилега-ющей к ней венттрубе рядом с нами что-то зашелестело, зашипело и за-бурлило, где-то полилось, внизу послышались невнятные голоса. Оказы-вается, это в раструб естесственной вентиляции, воздухоприёмник которой расположен высоко над главной палубой, разгулявшейся волной закинуло воду. Пыли на поручнях, площадках и во многих других нако-пительных местах почти не было, сбило сильной качкой и содроганием корпуса от ударов волн. Над котлами было прохладнее обычного.

Следом за нами в кочегарку спустились Федя с Васей и тут же ста-ли готовить топки к чистке. На манометре было 10,5 кг/см², на полтора килограмма меньше положенного. Появился «Волосаны» и распорядил-ся топки чистить вразнобой и по мере возможности. Главное, всеми силами и возможностями удержать пар максимально ближе к марке, машины не успевают выгребать, нас куда-то сносит.

Внизу, в рабочей зоне было ещё прохладнее. Через широкий вен-тиляционный раструб часто забрасывало воду, удручающе слышался разноголосый вой и стон ветра, несмолкаемый басовитый рёв волн и бурлящее шипение воды, беспрерывно перекатывающейся по палубным надстройкам и механизмам. Льяльный насос работал в постоянном ре-жиме и едва справлялся с откачкой зольно-угольной суспензии. Вольно гуляющая поверх плит вода размывала и переувлажняла уголь, что ска-зывалось на горении и, естественно, на температуре и парообразовании. Однако иных вариантов просто не было, бункерный клинкет был опущен до возможно допустимого предела.

При чистке топок приходилось открывать люк эжекторного насоса для дополнительной откачки гуляющей воды, иначе золу и шлак сме-шивало с углём и размывало по всей кочегарке, что могло запрессовать льяльный насос и усугубить горение. Чистили по очереди: топку Васи-лий, топку Федя и т.д., а мы с Толиком уже смоченную гуляющей водой золу без помощников тут же сбрасывали в эжектор, то же происходило в других кочегарках. Наконец топки почищены, мы взялись за поддувала. Первым чистил Толик, я убирал, потом наоборот. Работать приходилось быстро и осторожно; даже здесь, на дне судна сильно раскачивало, ноги скользили, тяжёлые дверцы топок и поддувал вырывались из рук. В этот раз мы не собирались в единую команду, чистка и уборка производилась вразнобой и растянулась почти на час.

Но главное было сделано: при чистке топок пар мы не «уронили», а к концу вахты даже сумели поднять на полкилограмма. Ведь недаром Федя Павлов на Доске почета! И нам есть на кого равняться. Вот только как прожить до следующей вахты, поспать опять вряд ли удастся. И воздух наверху в коридорах, каютах и прочих помещениях густой и тяжёлый, с примесью неприятных кислых запахов. Все палубные двери, иллюминаторы и люки наглухо задраены, да и вентиляторы в такой шторм скорее всего не работали. Плюс ко всему - бьющие по ушам и нервам «мелодии музыкальной шкатулки» нашего кубрика.

Следующая вахта, ночная, от дневной ничем не отличалась. По вентиляционной трубе продолжало систематически забрасывать воду, регулирующие подачу воздуха дроссельные заслонки оказались выр-ваны из гнёзд. При кренах вода на плитах у бортов бурлила и пенилась, льяльный насос по-прежнему непрерывно работал, но уже с подвыва-нием, захлёбывался и едва справлялся. Мы, обогащённые опытом прош-лой вахты, индивидуально и поэтапно почистили топки и поддувала, при этом сэкономили около 10 минут. Дважды срывало наковальню и она с грохотом, словно живая и на всё сильно обиженная, строптиво носилась по скользким плитам, таскала нас за собой, с умыслом выскальзывала из мокрых рукавиц; уж очень ей хотелось переломать нам ноги или рас-плющить руки. В конце концов нам удалось её укротить, в этот раз мы расклинили и закрепили её между котлами в дальнем конце прохода, на стрингере у клинкетного выхода в четвёртую кочегарку.

Шторм продолжал бушевать. Уголь по-прежнему переувлажнялся захлёстываемой в раструб венттрубы и рыскающей по пайолам водой. По ней же в кочегарку продолжали прорываться неистовый вой и стоны разгулявшейся стихии, гулкие хлопки, скрежет. В такие моменты внутри живота холодком пробегали оторопь и жуть. Страха не было даже в мыслях, вероятно от безграничной веры в непотопляемость Российского флота и оттого, что нам, пацанам, ещё были неведомы мысли о смерти и осознания опасности. А может, страха не было ещё и потому, что тело ныло от усталости, голова была тяжёлой и забитой давящим басовитым гулом, плавящим и без того вялые мысли. Хотелось спать.

В третьем часу ночи в кочегарке неожиданно появился Леонид Фё-дорович, наш капитан. В простенькой гражданской одежде, с мокрыми по колено штанами и в чавкающих ботинках он был похож на Горьков-ского босяка-революционера. Поинтересовался нашим самочувствием, настроением, рассказал, что в подобных переделках ледокол бывал край-не редко, ведь его главная работа во льдах. Поблагодарил за стойкость, хорошую работу и попросил нас мужаться. На наше сетование о неудоб-ствах кубрика он успокоительно ответил, что ситуацией владеет, вопрос старпомом решается, в ближайшее время нас расселят по каютам, попро-сил немного потерпеть. И зачавкал в следующую кочегарку. При нашем усиленном старании «поднять» пар так и не удалось, но и не «уронили», как приняли 11,2 кг/см², так и сдали. В смену д. Пети не вышли два коче-гара 2-го класса, укачались бедные курсантики. Искренне сочувствуем.

В душевой немного повеселились. Снимать загрубевшую, промок-шую и прилипшую к телу робу приходилось сидя, при сильном крене с сидений нас иногда сбрасывало, но это вызывало лишь недолгий уста-лый смех. На беду сильно затянуло мокрые шнурки, хоть зубами развя-зывай, если дотянешься, но клоунов с такими возможностями среди нас не оказалось. Зато в стирке роба не нуждалась, слегка сполоснули и раз-весили в сушилке. Устоять под душем тоже было проблематично, осо-бенно если под ноги попала пена или, не дай Бог, обмылок, да и струя постоянно меняла направление. И я несколько раз плюхался на пятую точку. Наши падения были благополучны; травм и переломов, к счастью, избежали, отделались несколькими ушибами и мелкими синяками.

Мы были уверены, что завтрака не будет, даже хотели не идти в столовую, но второй механик заставил пойти поесть. Завтрак оказался полноценным и как всегда вкусным. На чёрные зрачки иллюминаторов светлой пеной ударяла и бурно шипела вода, через несколько секунд наступала тревожная тишина, вскоре всё повторялось. Порой возникало ощущение, будто мы на подводной лодке. Посуда по влажной простыне почти не ёрзала, иногда падали ножи и вилки, но это не в счёт. Сдав Ва-лентине Ивановне посуду и собрав все мокрые простыни, протёрли сто-лы и побрели спать. В коридорах было пустынно и душно, двери многих кают были приоткрыты и поставлены на стопор, к прежним запахам добавился аромат солярки, горелого машинного масла и камбуза.

Спать опять довелось мало. Уже никто не веселился, все распла-стались кто где: в койках, на полу с открытыми и закрытыми глазами и мучительным выражением лица. В кубрике воздух был несколько чище и прохладнее, только по-прежнему сильно кидало с борта на борт. Корма то взлетала, и тогда грохот винтов устрашающе нарастал, то падала куда-то в пропасть и вбок, наступала невесомость, шум винтов становился глуше и натужней, вибрация и тряска уменьшались.

Дневная вахта была ночной копией, только в этот раз не было гос-тей и по плитам не металась наковальня. Давление пара оставалось на той же отметке и под ногами прибавилось воды, вероятно льяльный приямок подзабило шлаком. Уголь по-прежнему поступал сквозь узкую клинкетную щель и тут же намокал, появляться в бункере «Волосаны» категорически запретил. После чистки котлов решили почистить и коло-дец, льяльный приямок. С трудом и осторожностью убрав и закрепив заигравшую на свободе плиту, спустились под пайолы в приямок, стали пытаться разрыхлять и взмучивать спрессовавшиеся золу, шлак, уголь. Несколько раз нас окатывало с головой, рабочий ломик дважды выскаль-зывал из мокрых рукавиц Толика, оба раза для нас удачно. После нас-тырных попыток и стараний нам всё же удалось подобраться к приём-ному соплу насоса, по трубе застучали и зашелестели камешки и шлак, вода стала понемногу убывать. Но и через вентиляционный раструб заб-расывать стало реже. Может, сменили курс, или начал стихать шторм?!

Я бы не сказал, что море стало тише, однако уголь мочило уже меньше, поползло вверх давление пара. Вместе с ним, не смотря на жёст-кую мокрую робу, стало подниматься и настроение. Неожиданно появив-шийся «Волосаны» похвалил нас за инициативу, сообщил, что в первой котельной вода порою поднимается под нижние поддувала, уголь размы-вает, тяжело работать. И вновь скрылся в проходе. Вероятно, побежал в первую котельную делиться опытом. Вахте д. Пети сдали 11,5 кг.

По словам Сергея Рогозина, штатного гидролога, пик шторма про-должался 28 часов, теперь он пошёл на спад. Может поэтому наша оче-редная ночная вахта прошла сравнительно спокойно; воды под ногами уже не было, в раструб тоже больше не захлёстывало, котлы чистили по нормальному режиму, мусор убирали всей дружиной и почти уложились по времени. Правда, порою продолжало сильно раскачивать и временами приходилось придерживать дверцы топок, но то ли мы уже привыкли, или от того, что вода больше не лизала наши ноги, по каким другим при-чинам всё происходящее воспринималось обыденно и спокойно. Наша вахта вышла на «марку», сдали ровно 12 кг/см², это была великая ра-дость. И гордость. Наша первая, а кому и главная победа над собой.

Глава V

На четвёртые сутки море стало успокаиваться, огромные пенистые волны перешли в многометровую тягучую зыбь, методично, словно на огромных качелях высоко вздымая и бережно опуская ледокол. Бортовой качки не было. К вечеру в прорехи истощённых тёмных туч длинными светлыми косыми лучами, словно ногами-ходулями стало пробиваться солнце. Команде разрешили выходить на палубу, в коридорах и каютах воздух очистился и посвежел, стало легче дышать.

Поднявшись на палубу, вначале ничего не понял, увидел только суету матросов и услышал отрывистые и, как мне показалось, раздражён-ные команды боцмана. По открытому верхнему ходовому мостику с крыла на крыло ходили капитан, старпом, помполит и ещё двое, что-то бурно обсуждали, тыкая пальцами в разные места ледокола, слов было не разобрать. И только опустив взгляд, я разглядел ужасные последствия отыгравшей стихии: с палубы штормом, а точнее, волнами смыло всё, что было можно и что являлось жизненной необходимостью. Смыло почти все шлюпки; видна была только одна, чудом сохранившаяся на ботдеке правого борта. Смыло сено для будущих свиней и коров (?), почти все бочки с бензином для вертолёта и разными маслами для машин и насосов. Не увидел запасного якоря и двух запасных лопастей винтов, ранее принайтованных к наружным переборкам кормовой над-стройки. Подойдя ближе к борту, увидел, что нет и вертолёта; площадка пуста, крепёжные тросики беспорядочно свисают. Улетел преждевремен-но и совсем не по назначению. Бортовые леера смяты, покорежены, мно-гие планширы сорваны, некоторые висят искромсанными обломками, кое-где устрашающе зияли пустоты проёмов. Стрелу грузового крана сорвало с крепёжных распорных тросов, деформированная, она застряла в надстройках. Не было видно ни одного спасательного круга, на многих стационарных ящиках и механизмах сорвало и унесло брезентовые чех-лы, некоторые кранбалки раскачивались и жалобно скрипели. Картина была жуткая, печальная. Стало грустно, возвращаться домой абсолютно не хотелось. Ведь рейс только начался!

Очередная ночная вахта прошла в обычном рабочем режиме. Вася о случившейся на палубе трагедии рассуждать не стал, Федя тоже был немногословен: - «Разберутся. Море есть море, не впервой». На решётке предстояло стоять мне, но в этот раз «прелесть» предстоящего действа меня не шокировала, вся работа по чистке топок и удалению мусора прошла в хорошем темпе и настроении, на вахту вышли все наши ребята. Свободного времени было достаточно и с позволения Феди и Кузьмича мы с Толей занялись чисткой льял и насосных приямков. К концу вахты выгребли гору шлакоугольной смеси, пришлось ещё раз на несколько минут включать эжекторный насос.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒