Лекция восьмая. Движение феминисток и участие работниц в классовой борьбе.

Лекция восьмая. Движение феминисток и участие работниц в классовой борьбе.

Мы установили с вами, товарищи, что „женский вопрос“ возник, как результат противоречий, созданных капитализмом, противоречием между ростом числа женщин, втянутых в народное хозяйство, и отсутствием их равноправности в обществе, в браке, в государстве.

Отдельного, самостоятельного „женского вопроса“ не существует; противоречие, которое при буржуазном строе угнетает женщину, является неотъемлемой частью великой социальной проблемы борьбы труда и капитала.

Но самый факт существования указанного противоречия между бесправием женщин и растущим их участием в производительном труде, в народном хозяйстве, вызвал в жизнь явление, которого раньше не знало человечество: родилось женское движение.

С момента обозначения женского движения с конца XVIII века движение это отчетливо стало растекаться по двум руслам: одно развивалось под флагом буржуазного женского движения, другое составило часть классового рабочего движения.

Буржуазно-женское движение в течение всего XIX столетия шло обособленно от политического движения мужчин буржуазного класса, лишь отчасти отражая родственные социальные группировки. Движение это получило к концу XIX века широкое развитие, прочно опоясавши сетью женских организаций все буржуазные страны Запада и Востока, Его основная задача была: добиться равноправности женщин, признания одинаковых прав с мужчинами во всех областях жизни в пределах буржуазно-капиталистического общества. Защитницы женских прав из буржуазного лагеря, во-первых, никогда не помышляли о новом, социальном строе, открывающем перед женщиной широчайшие и единственно прочные основы ее раскрепощения. Социализм им был чужд. И если к концу ХIХ века часть буржуазных равноправок и выставляли требования, заимствованные у социалистов, то только, чтобы получить опору у женского пролетариата, купить его сочувствие и этим усилить свое собственное политическое значение. Второй отличительной чертой буржуазных равноправок было то, что они воображали, будто они являются носительницами и выразительницами требований и стремлений всех женщин, что они стоят выше классовых противоречий, между тем как фактически они являлись лишь яркими выразительницами потребностей и интересов женщин буржуазного класса ,хотя и разных социальных групп.

Третьим свойством этого движения было то, что поборницы женских прав, всячески стараясь подражать мужчинам, резко отмежевывались от них и противополагали интересы женщины интересам мужчин. Феминистки делали еще одну крупную ошибку: они совершенно не считались с тем, что на женщине по отношению к обществу лежит двойная обязанность и что „естественные права“, на которые так любили ссылаться феминистки, требуют, чтобы женщина, не только несла производительный труд на общество, но и дарила бы этому обществу здоровое потомство. Материнство — его защита, охрана интересов женщины, как матери, не входило совершенно в задачу и программу буржуазных равноправок. И если в конце ХIХ века и начале XХ вопрос об охране материнства стал привлекать внимание буржуазных женщин, то именно не элементы уже вовлеченные в феминистическое движение. Требования страхования материнства и охраны женского труда буржуазные женщинские организации включали в свои программы крайне неохотно, после больших колебаний и то только к ХХ веку, когда без включения этих пунктов они рисковали потерять симпатию широких масс пролетарских женщин, выступавших активными защитницами этих требований. Феминистки наивно пытались перенести борьбу за равноправность женщины с прочного фундамента классовых отношений в область борьбы двух полов. Получалось извращение, карикатура. Отсутствие политического чутья уводило феминисток (слово „феминистка" на французском языке значит защитница женщин) от правильной линии борьбы. Там, где они бы могли заручиться успехом и поддержкой мужчин своего класса, они утрачивали его, суживая свои задачи, выдвигая не обще-классовые требования, из которых естественно Могли бы вытекать и требования, обеспечивающие права женщин, а узко-женские лозунги всюду, кстати и некстати, провозглашавшие равноправность женщин. Только к ХХ веку наиболее политически сознательные женские группы стали связывать свою борьбу с борьбою определенной политической партии, являясь как бы частью партии и её дополнением. Так работали в России до революции кадетки в „Союзе равноправности женщин“, позднее в „Лиге женского равноправия“. Такую же политику вели и некоторые германские и английские объединения.

Стремление к утверждению равноправности, желание доказать, что женщина во всем подобна и равна мужчине, заставляли равноправок не считаться с природными особенностями женщины, требующими и особого отношения к ней со стороны коллектива При первобытном коммунизме род чтил женщину и за то, что она являлась основной производительницей в хозяйстве, и за то, что она дарила новую жизнь, способствовала увеличению численности рода. Материнство, т. е. свойство женщины рожать детей, еще недостаточное основание, чтобы общество содержало ее и приравнивало к заслугам мужчины, несущим на себе все производственные обязанности. Но если женщина наравне с мужчиной несет полезную для общества работу, то дополнительная социальная обязанность женщины — рождение и вскармливание младенца — несомненно, требует со стороны общественного коллектива и особого учета и дополнительной заботы о женщине. Этого буржуазные феминистки в пылу увлечения голыми принципами равноправности совершенно не хотели признать. Они делали величайшую ошибку, считая, что признание за женщиной прав то же, что признание за ней полного равноправия с мужчиной. Так наиболее завзятые феминистки „из принципа“ одевались „под мужчину“, стригли волосы не ради удобства, а из подражания, ходили по улице крупными мужскими шагами... Когда феминистки узнавали, что в порту женщины, гонимые нуждой, нанимаются грузчиками и носят непосильные тяжести, наши наивные поборницы равноправия умилялись и писали в своих газетах и журналах: „Еще одна победа женщин в области равноправия. Женщины-грузчики наравне с мужчинами на своих плечах таскают по 12 пудов“. Ими в голову не приходило, что в интересах общественного коллектива и самих женщин-работниц, надо было, наоборот, написать статью о том, что своей жаждой наживы, своей алчностью капитализм подрывает здоровье нации, разрушает непосильной и неподходящей работой женский организм и этим наносит ущерб благосостоянию своего народа. Феминистки не умели понять, что физические особенности женщины всегда будут ставить её в особые условия, но что этим нисколько не будет подрываться признание прав и ценности женщины для коллектива. Не непременно одинаковые с мужчиной работы, но работы равноценные по своему значению для блага коллектива должна выполнять женщина для того, чтобы коллектив ее признавал и обеспечил одинаковыми с мужчинами правами. Этого феминистки не понимали. Отсюда однобокость и узость их движения.

Движение это прошло несколько ступеней. 'Требование политического равноправия, громко прозвучавшее в конце XVIII века в Америке и Франции, в момент обостренной гражданской войны с утверждением власти буржуазного класса, временно сходит со сцены. На его место выдвигается более скромный лозунг: открытие женщинам доступа к образованию. Лозунг, окрасивший собою женское движение первой половины ХIХ века, непосредственно вытекал из основного лозунга женского движения — права на труд. Еще Олимпия де-Гуж в своем историческом манифесте правильно учла, что женщинам мало признания политических прав, что им не менее важно получить доступ ко всем должностям и профессиям. Тогда, когда Олимпия де-Гуж выпускала свой манифест, необходимость обеспечить женщинами буржуазного класса доступ к интеллигентскому труду еще только обозначалась. Девятнадцатый век эту необходимость обострил. Расцветший капитализм не только повлек за собою разорение ремесленника и обращение кустаря в фабричного рабочего, но нарушил также благополучное и прочное существование промежуточного слоя населения — мелкой буржуазии. Мелкий торговец, хозяйчик, чиновник уже не в состоянии были содержать свои семьи на заработки одного главы семьи. Искать заработка приходится не только сыновьям менее зажиточных буржуазных семейств, но и их дочерям. Девушки из средней буржуазии ищут работы в качестве учительниц, пишут и переводят романы, стремятся проникнуть в конторскую работу и на дающую наибольшее обеспечение государственную службу. Но двери, ведущие к интеллигентскому труду, женщинам остаются еще плотно закрытыми перед ними. Женщин берут на работу неохотно, с недоверием к их силам и способностям и только потому, что женщина и в этой области ценит свои рабочие руки дешевле рабочих рук мужчин. Обычно мужчина целиком содержит своей профессией себя, а нередко еще и семью. Женщина, как правило, „подрабатывает“, живет она обычно у родителей или родственников, заработок же идет на покрытие ее „личных расходов". Постепенно растет число женщин, которые должны содержать себя целиком, а иногда и прокармливать семью, но высота женской заработной платы устанавливается именно из расчета, что и в области интеллигентских профессий женщина лишь „подрабатывает“. Впрочем, есть и еще другое существенное обстоятельство, которое давило и продолжает давить на женский заработок: отсутствие профессиональной внучки, квалификации. Предприниматель и государство не только потому неохотно впускали в контору, в школу и в правительственные учреждения женщину, что она являлась представительницей „слабого пола“, женщиной, но и потому, что они правильно учитывали, что ее работа, при отсутствии подготовки, будет менее производительной. Только очень низкая расценка труда женщин могла соблазнить предпринимателя использовать рабочую энергию женщины сомнительного качества. Разумеется, мужчины, конкуренты по труду, косились на женщину, вытеснявшую их из конторы и учреждений; но глубоко ошибаются феминистки, когда уверяют, что доступ к проникновению женщин во все профессии закрывал „эгоизм“ мужчин, их узкое себялюбие и страх перед женской конкуренцией. Причины, почему так туго в первой половине XIX века перед женщиной буржуазного класса открывались двери профессионального заработка, следует искать в малой подготовленности, в отсутствии профессиональной выучки женщин.

Из этого тупика мог вывести женщин только доступ к образованию. Нет ничего удивительного, что в первую половину XIX века, а в некоторых странах, напр. в Германии и России, и того позже, основным кличем женского буржуазного движения являлось требование — доступ к образованию на равных правах с мужчиной,

Вопрос о реформе женского воспитания всплывал еще в XVIII веке. Французский писатель Фенелон, а за ним деятель первых годов французской революции философ-публицист Кондорсе явились рьяными защитниками женского образования. В Англии вопрос этот поднят был еще в XVII веке Даниэлем Дефо и Мэри Эстель, но тогда их голоса звучали одиноко, практического применения их призыв не имел. Другое дело XIX век. Смело, в духе соответствующем великим начинаниям и отважным замыслам французской революции поставила вопрос о женском образовании в знаменитой своей „защите женских прав“ Мэри Вольстонкрафт. Мэри Вольстонкрафт своеобразно подходила к вопросу: она требовала расширения женского образования и признания прав за женщинами с точки зрения идеального материнства. Хорошей матерью, умеющей научить своих детей гражданскому долгу и внушить им любовь к свободе, может только свободная и высоко сознательная женщина. Из всех защитниц женского равноправия только Мэри Вольстонкрафт является единственной, кто подходит к требованию женских прав с точки зрения широко понятных обязанностей материнства, если не считать французского филолога-революционера XVIII века, Руссо. Руссо выводил равноправность женщин из „естественных прав человека“, но женщинам в новом свободном обществе, где будет господствовать разум и свобода, отводил лишь единственную роль — материнство, и притом в буржуазно-семейном смысле.

Несмотря на защиту прав женщин на равное с мужчинами образование со стороны многих мыслителей XVIII века вплоть до средины XIX века, двери высших и даже многих средних учебных заведений оставались плотно прикрытыми перед женщиной. С большими трудностями, преодолевая ряд тяжелых препятствий и лишений, сопровождаемые насмешками и недоброжелательством, пробивали женщины путь к самостоятельному интеллигентскому заработку через соответствующие технические и научные знания. В 40-х годах в университет Америки проникли первые деятельницы буржуазно-женского движения - Елизавета и Эмилия Блеквель. Эмилия добилась диплома первого женщины-врача. Тогда же пользуется в Америке широким признанием, как первая женщина-журналист, Маргарита Фуллер, образ которой близок современным свободным „новым женщинам“. В 60-х годах в той же Америке Мэри Миччель удостоилась звания первой женщины-профессора математики и астрономии. В Англии сестра знаменитого астронома Гершель, Каролина Гершель за свои научные труды по астрономии избирается в 30-х годах членом Астрономического общества. Однако, университеты остаются все еще закрытыми для женщин, и первая женщина-врач в Англии Елизавета Гаррер изучила медицину в Швейцарии, и лишь в конце XIX века постепенно начинают допускать женщин к высшему образованию.

В России женское буржуазное движение, обозначившееся с начала 60-х годов, также проходило вначале под лозунгом „свободы образования“. Лозунг этот вытекал из жизненного требования права на труд; без образования, без выучки двери интеллигентского заработка оставались закрытыми перед женщинами. Между тем как раз в 60-х годах, после освобождения крестьян и известного перелома в политике в сторону поощрения капитализма, и начался процесс разложения дворянства. Помещики разорялись, дети их, не только сыновья, но и дочери принуждены были искать заработка. Появился новый тип женщин, ищущих, подобно мужчине, приложения своей рабочей энергии в области интеллигентских профессий. И поскольку развивающийся капитализм и усложняющийся вследствие этого государственный аппарат требовали все большего числа работников (особенно в школьном и ‘врачебном деле), постольку государство начинало все снисходительнее смотреть на стремление женщин к высшему образованию и к занятию различных должностей. Недостаток в подготовленных работниках и растущий спрос на них со стороны быстро пустившего в России корни капитализма лично содействовал тому, что женщины в России сравнительно легко получили доступ к интеллигентскому труду и к высшему образованию. Но, разумеется, дело не обошлось без борьбы. Косность ведь всегда мешает классу понять свои же нововырастающие интересы. Известному математику Софии Ковалевской пришлось закончить свое образование за границей и стать в 80-х годах профессором не русского, а Стокгольмского университета в Швеции. Я помню еще сама тот ореол, каким были окружены первые женщины-врачи в Россий, добившиеся признания своих заграничных дипломов — Надежда Суслова и Руднева.

В настоящее время, особенно после мировой войны и потрясения, оказанного на все страны русской революцией, вопрос о допущении женщин к высшему образованию разрешён почти повсеместно. Остается еще только Восток — Китай, Индия, Япония, где доступ ко всем отраслям знания, а значит и профессиям стоит еще под знаком вопроса. Но и там, под давлением успехов капитализма и растущего спроса со стороны усложняющегося государственного аппарата, требующего непрерывно притока новых работников на поприще школьного дела, телеграфов, телефонов, контор и государственных канцелярий, женщины легче, чем в Европе и Америке, добьются права на образование и на занятие различными интеллигентскими профессиями.

К средине XIX века лозунг доступа к равному с мужчинами образованию стал превращаться в устах женщин буржуазного класса в более точный клич: „права на труд“.

Буржуазно-женское движение кичится тем, что оно-то и пробило путь женщинам к самостоятельному заработку, совершенно упуская из виду, что само женское движение есть результат вовлечения широких женских масс в производство. Из прошлой беседы мы с вами знаем, что лозунг этот практически и притом стихийно, под влиянием изменяющихся условий хозяйства и укрепления капитализма, осуществлялся миллионами трудящихся женщин неимущего пролетарского класса задолго до того, как буржуазные женщины выставили его на своем феминистическом стяге.

В самом деле, буржуазная женщина еще благополучно ютилась в своей домашней скорлупе, благоденствуя за счет мужа или любовника, в то время как разоренные помещиками крестьянки и гонимые голодом пролетарки, в постоянном поиске заработка, в течение XVII и XVIII веков уже практически осуществляли боевой лозунг буржуазно-женского движения второй половины XIX века; право на труд. Неимущие женщины уже тогда боролись за труд, когда самый труд считался буржуазными женщинами позором. Но путь, ведший женщину рабочего класса к производительному труду, шел вдоль иных социальных берегов. Движение работниц, поскольку оно обозначалось, как дополнительная часть общерабочего движения, избрало себе другое русло. Много томов исписано на всех языках по вопросу о женском буржуазном движении. Историю же борьбы работниц за признание за ними прав, как члена рабочего класса, как равноценных производителей в хозяйстве и вместе с тем, как носительниц здоровья и жизнеспособности будущих поколений, еще никто не написал. Данные о том, как женские пролетарские массы сначала ощупью, стихийно, пробивали себе доступ в различные отрасли труда, как постепенно шло пробуждение их самосознания, как члена класса и вместе с тем, как лица, требующего особой охраны его интересов со стороны государства, как работницы боролись в рядах своего класса и как вставали на защиту специальных требований, защищающих интересы трудящейся женщины, эти данные, правда, разбросаны во всех трудах, которые рисуют историю рабочего движения и его борьбу. Но специальной, исчерпывающей книги, дающей полную картину тернистого пути, по которому работница дошла до признания ее пролетариатом своим равноправным членом, — этой книги еще не написано, Разумеется, движение женщин пролетарского класса тесно и неразрывно слито с общим рабочим движением. Оно — органическая его часть. Но мы бы повторили грубую ошибку феминисток, если бы стали отрицать, что если у рабочих и работниц одна и та же цель — коммунизм, если их связывает общность классовых задач и интересов, то вместе с тем нет известного различия в положения мужчин и женщин пролетариата. Надо признать, что чисто физические свойства женщины и её социальная задача, — деторождение — остается даже тогда, когда женщина будет во всех областях обладать одинаковыми с мужчинами правами. Но именно то, что женщина не только гражданин и трудовая единица, а еще и носитель новой жизни — всегда будет ставить её в несколько иные условия, чем мужчину. Этого не хотели, не могли усвоить буржуазные феминистки, но из этого должен исходить пролетариат, строящий новые и более совершенные формы жизни.

Но вернемся к вопросу о положении буржуазной женщины в капиталистически развитых странах и постараемся наметить вкратце дальнейшие этапы феминистического движения.

Мы уже указали в прошлой беседе, что капиталистический строй построен на многих противоречиях, которые он бессилен разрешить. Одним из таких противоречий является и современное положение женщин, даже буржуазного класса, Разумеется, еще большинство женщин буржуазного класса живет „за спиною“ мужа законными содержанками мужей; но факт налицо: с каждым годом и особенно со времени мировой войны растет число женщин буржуазного класса, которые в области интеллигентского труда ищут приложения своим рабочим силам. И пышно расцветающему крупно-капиталистическому производству с его сложным механизмом, его бесчисленными конторами, учреждениями, бюро, с его армией машинисток, бухгалтерш, конторщиц, телефонисток, телеграфисток, переводчиц и корреспонденток нужен, необходим все возрастающий приток исполнительных тружениц, если даже не более дешевых, то во всяком случае более сговорчивых, более привязанных к месту, чем мужчины.

Современная система крупно-фабричного производства уже не может обойтись без женского труда. Но с другой стороны, буржуазный строй, построенный на фундаменте незыблемой частной собственности, нуждается в семье. При росте же и распространении женского труда, при утверждении экономической самостоятельности и независимости женщины от мужчины семья теряет свою былую устойчивость, она начинает разлагаться, она распадается.

Поэтому буржуазия, в лице капиталистов, выманивает женщину из дома на производительную работу вне дома, а буржуазные законодатели противятся признать совершившийся факт и все еще утверждают, что женщина — существо зависимее, что ее интересы блюдет муж-кормилец, что женщину нельзя рассматривать, как самостоятельную единиц в государстве, что она лишь „придаток“ при мужчине. И получается величайшая нелепость: — миллионы самостоятельно зарабатывающих женщин лишены фактически права, защищать свои интересы в государстве, так как за ними все еще не признаны права, присущие всем остальным гражданам.

Вопрос о политической правоспособности женщин и борьба за женское избирательное право, связанное с признанием равноправности женщин и во всех других областях гражданского законодательства, уравнение прав супругов в браке, регулирование прав наследства и т. д. стало центральным пунктом буржуазно-женского движения, начиная с 60-х годов XIX века. Американские женщины — деятельные участницы северо-американской гражданской войны, опять становятся первыми глашатаями этого движения. Гражданская война в Америке велась под знаменем войны за освобождение негров от рабства. Фактически это была последняя война в Америке между феодальными по своей системе хозяйства Южными штатами и капиталистическими штатами Севера. Победили последние. Америка стала крупнокапиталистической страною, где пышно расцветало рабство наемного труда, но где по закону отменено было фактическое рабство негров. В этой гражданской войне женщины, как и во всех гражданских войнах, принимали живейшее участие. Новая конституция устанавливала больший демократизм в управлении страною. Естественно, что женщины в этот момент напомнили о себе. „Если негр признан свободным и независимым человеком, неужели женщина, которая способствовала отмене этого рабства, одна должна остаться неправоспособной и зависимой?“ И, однако, буржуазный парламент Америки, знаменитый „свободолюбивый и демократический“ конгресс, заседающий в Вашингтоне, не только тогда, после гражданской войны 62—64г., не дал женщинам равноправия, но и сейчас еще в обще-государственном масштабе женщина в Соед. Штатах не пользуется избирательными правами. Правами этими женщины обладают лишь в отдельных штатах.

За Америкой следует Англия, где вокруг избирательных прав для женщин разрастается крупное женское движение. Буржуазные равноправки, добившиеся доступа к различного рода интеллигентским профессиям, весь центр движения переносят на вопрос политической правоспособности женщин. Возникает ряд женских объединений со специальной целью проводить этот вопрос. Феминистки всех национальностей начинают действовать дружным натиском, созывая с конца XIX века международные женские съезды, бомбардируя буржуазные парламенты петициями, наводняя литературу книгами, брошюрами и воззваниями, посвященными женским избирательным правам. Когда „мирная“ тактика борьбы за женское избирательное право оказывается недействительной, феминистки переходят к воинственным методам „суфражисток“, столь прославившимся в XX веке до мировой войны. Но характерно, что феминистки всех наций и социальных группировок, выступая с официальными лозунгами политического равноправия для всех женщин, выказывают упорную склонность „согласиться и на меньшем“, т.-е. удовлетвориться цензовым избирательным правом, что фактически лишило пролетарок прав голоса.

Мировая война подсекает движение буржуазных феминисток. Их активность ослабевает. В нескольких странах, под давлением революционных бурь, нависших над буржуазными странами Европы после войны и великой русской рабочей революции, буржуазия идет на ряд уступок по отношению в урегулировании положения женщин: Англия, Германия и Швеция признают за женщинами давно желанное право участия в государственной жизни. Проводится пересмотр брачного права и права наследования, полнее обеспечивающие интересы женщины буржуазного класса в семейно-бытовых отношениях. Дальше этого буржуазный мир не идет. Но именно осуществление ряда требований, которых с такой настойчивостью добивались феминистки, Видя в них способ разрешения женского вопроса, наглядно подтверждает, что вопрос этот много глубже и сложнее, чем простое разрешение задачи формальной равноправности.

В ряде буржуазно-капиталистических стран женщины пользуются сейчас политическими правами наравне с мужчиной[4], право на труд фактически завоевано женщинами повсюду, доступ к равному образованию открыт перед женщинами во всех странах, взаимоотношения между мужем и женой и родителями и детьми урегулированы в сторону признания больших прав за женщиной, и все же положение женщины, „женский вопрос“ не разрешен. Формальное признание за ней прав при господстве капиталистической системы производства и буржуазного строя не устраняет ее практического закрепощения в семье, её бесправие перед лицом буржуазного общества с его нравами и предрассудками, ее зависимость от мужчины и, наконец, что самое главное, ее зависимость от капиталистической эксплуатации.

Буржуазно-женское движение упирается в тупик. Выход из этого тупика трудящейся женщине указывает революционно-классовое движение пролетариата.

Но ни работница, ни сам рабочий класс не могли с самого начала определить и понять, что движение рабочего класса, и его конечная цель охватывает и вмещает разрешение женского вопроса. Лишь постепенно, путем долгой борьбы и тяжелого опыта нескольких десятилетий, уяснили себе работницы и рабочие, что как при современном развитии техники труд обезличивается и стирается грань между трудом рабочего и работницы, так внутри пролетарского класса нет антагонизма противоречий между интересами и стремлениями рабочих и работниц. Класс пролетарский един. Это класс, в котором нет места для борьбы полов и где, наоборот, основная цель класса включает в себя и вопрос раскрепощения женщин.

Буржуазное женское движение развивалось под лозунгом „равноправия“. Первый лозунг, выброшенный работницами, был — право на труд: позднее, уже к средине XIX века, у работниц стали появляться требования: 1) доступа в профессиональные организации на равных правах с рабочими, затем 2) равная оплата за равный труд, 3) охрана женского труда и уже к концу ХХ века 4) широкое обеспечение материнства.

Однако, все эти требования не только не противоречат интересам пролетариата, как класса, а наоборот, являются частью его классовых требований. Борьба за „честный заработок“, т.-е. право на труд означало в конце XVIII века борьбу с цехами, но эту борьбу вели не только работницы, но и вся часть неквалифицированных рабочих. Открытие работницам доступа в профессиональное движение опять-таки вполне отвечает правильно понимаемым задачам рабочего класса. Что касается равной оплаты за равный труд, то требование это легло в основу всей тарифной политики пролетариата. Однако, и это следует отметить, редко случается, что класс в первоначальный период своего формирования отчетливо сознает свой классовые интересы. Часто целый ряд его ошибок вызван его неопытностью и недальновидностью. Только в процессе борьбы и развития укрепляется и расширяется его социально-политическая дальнозоркость.

Так было с пролетариатом, когда ему пришлось решать задачу о пределах проникновения женского труда в производство. История всей первой половины XIX века показывает нам на живых примерах Англии, Франции, Германии, позднее и других стран, вступающих на путь капитализма, что если женщинам буржуазного класса не легко удалось пробить себе путь к интеллигентским профессиям, то работниц еще менее дружелюбно встречали их же товарищи по классу в каждой новой отрасли, куда женщины проникали. Во многих отраслях производства, напр., в машиностроении, в типографском деле и в других отраслях квалифицированного труда, рабочие активно противодействовали проникновению работниц в производство. Многие профессиональные союзы включали в свои уставы пункты о недопущении в этой отрасли „необученной рабочей силы женщин, понижающей заработок честного рабочего". Крепкие союзы ставили требование предпринимателям — не принимать женщин на работу. Некоторые рабочие шли еще дальше и не допускали женщин в свои союзы. Это прискорбное явление, противоречащее классовому единству, однако, имело свое основание. Все та же причина, которая затрудняла женщинам буржуазного класса доступ к интеллигентскому заработку, мешала работницам проникать во все отрасли труда — отсутствие квалификации, профессиональной подготовки к труду. В течение всего XIX века и даже и сейчас еще работницы представляют собой необученную, а, следовательно, и наиболее дешевую рабочую силу, которая может получить применение, главным образом, в областях, где труд уже механизирован. Там же, где требуется профессиональная подготовка, женщинам нет места. Поэтому вопрос о профессиональном образовании работниц сейчас един из самых злободневных вопросов для женщин рабочего класса во всем мире.

Борясь с конкуренцией дешевого женского труда, рабочие пробовали направить свой удар в сторону законодательной регулировки женского труда. Когда в 40-х годах сначала в Англии, позднее во Франции, а затем и в других странах разлилось движение, добивавшееся законов охраны труда, в первую очередь выдвинут был вопрос о нормировке труда женщин и детей; лишь наиболее сознательная часть пролетариата понимала, что установление 10-ти часового рабочего дня я исключение малолетних из производства есть классовое требование, идущее на пользу всему классу, в первую же очередь женщине и детям.

Широкая масса поддерживала. это требование из совершенно других соображений, надеясь этим путем сократить конкуренцию дешевого женского и детского труда.

Не раз со стороны рабочих различных стран делались попытки ограничить женский труд исключением из производства замужних женщин. Но производительные силы обладают большим могуществом, чем воля отдельных людей и даже целых объединений. Труд женщин продолжал неуклонно возрастать. Постепенно во второй половине ХХ века, рабочий класс пришел к заключению, что имеется другой путь для того, чтобы обратить носительницу дешевой рабочей силы из нежелательной конкурентки на рынке труда в верного союзника в борьбе с эксплуатацией рабочего. Вместо того, чтобы закрывать женщинам доступ в союзы и исключать их из производства, рабочие, наоборот, стали прилагать все усилия для того, чтобы втянуть работниц в свои организации. В настоящее время во всех странах Европы, Америки, Австралии и отчасти Азии союзные движения рабочих насчитывают в своих рядах миллионы женщин. Недружелюбие по отношению к работнице сохраняют пока только профсоюзы Китая и отчасти Индии. Но уже в Японии работницы организованы совместно с рабочими. Однако, за тот период, когда двери профессиональных организаций оставались закрытыми перед работницами, работницы, естественно, прибегли к отдельным объединениям. Профессиональные союзы особенно привились в Англии, но встречаются также во Франции, Германии, Америке. Однако, по мере того, как движение рабочего класса принимает все более и более отчетливо классо-революционный характер, отмирают перегородки, отделяющие работницу от рабочего, и женские профессиональные союзы вливаются в общее классовое русло.

Пролетариат научается понимать, что поскольку работница является представительницей наемного труда — она является равноправным членом всего класса наемных работников. Поскольку она к тому же будущая мать — пролетариат в интересах будущего трудового человечества обязан защищать её интересы и специальным законодательством охранить её труд. С тех пор, как рабочий класс сорганизовался в политическую партию и начиная с 60 —70-годов ведет свою боевую классовую политику, работницам нет надобности выступать со своей особой программой.

Требование равной оплаты за равный труд вошло в практику жизни, требование законодательной охраны труда женщин и детей и обеспечения материнства поддерживают теперь даже самые умеренные социалистические рабочие партии. Однако, каждому ясно, что как бы далеко ни заходили всё эти требования, действительного равноправия и раскрепощения женщины при капитализме быть не может. Разрешение женского вопроса осуществимо лишь при переходе к такой системе производства, в которой женщина явится признанной и полезной трудовой единицей, работающей не на семью, а на все трудовое общество.

Действительное и всестороннее раскрепощение женщины может дать только коммунизм, и вот почему наиболее сознательная часть женского пролетариата, не только в России, но и во всем мире постепенно становится на сторону коммунистических партий.

Нам остается отметить сегодня еще одно существенно обстоятельство, а именно: несмотря на то, что пролетариат, как класс, лишь постепенно приходил к сознанию, что в число его классовых задач входит и борьба за раскрепощение женщины, авангард рабочего класса, социалисты, еще с самого начала поняли эту связь. Утопические социалисты начала XIX века, Сен-Симон, Фурье и их последователи отводили определенное место женскому вопросу и его разрешению. Правда, утописты не умели определить и найти истинных корней женского бесправия, они не схватывали еще, что порабощенность женщины создалась вследствие того, что женщина перестала нести производительный труд на коллектив, поэтому разрешение женского вопроса они не связывали с обязательным трудом женщины на общество, женщина в их глазах все же остается женою или свободной любовницей, т.-ё. так или иначе, она лишь „подруга“ и помощница мужчины, но не самостоятельная производственная единица. Однако, заслуга утопистов в том, что они выдвинули и поставили ребром вопросе о равноправности женщины не только в области труда и гражданских прав, но и в области брачного общения. Особенно смело отбрасывал Сен-Симон „двойную мораль“, это детище лицемерного буржуазного строя. Иден равенства полов в области любви и брачных отношений, проповедь „свободы чувства“, поставленные в порядке дня утопистами, вызвали поддержку и развитие этих идей среди целого ряда вдумчивых женщин XIX века, стоявших в стороне от буржуазного женского движения, но чувствовавших, что „женский вопрос“ объемистее глубже и многограннее, чем вопрос о праве на равное образование или о доступе к избирательным урнам. Среди защитниц прав женщины на свободу чувства двумя самыми яркими и привлекательными образами являются во Франции писательница и революционерка по духу, активная участница французской революции 48 г. Жорж Занд — с одной стороны, с другой— первая журналистка в Америке, жившая в то же время, Маргарита Фуллер. Не столько в своих зрелых, продуманных писаниях, сколько влиянием своей личности оставила Маргарита Фуллер неизгладимый след на разрешении и этой стороны женского вопроса.

Характерно, что тоже своего рода утопист, но утопист практический, Роберт Оуэн, положивший начало кооперативному движению в Англии, учел значение вовлечения женщин в кооперацию, и в его первом кооперативе было немало членов работниц, Вас интересует этот вопрос? В таком случае предлагаю прочесть о Роберте Оуэне у Добролюбова, а также у Сидней и Беатрисе Вебб в их книге „Тред

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒