ПРИМЕЧАНИЯ 11 страница

— Такому человеку, как ты, в эдаком рванье ходить не пристало. Ну-ка снимай.

Задумав вернуться в артель, Ли так и не стал снова ее директором, а заделался вместо этого старьевщиком. Все в Лючжэни стали звать его Старьевщик Ли. А ведь он начал собирать всю эту дребедень исключительно в надежде прокормиться, никто и подумать не мог, что Ли сумеет благодаря этому прославиться и станет настоящим лючжэньским Королем старья, под стать прежнему Повелителю жоп. У кого дома заводилось что на выкид, тот шел к воротам администрации и просил Ли забрать. Но Ли по-прежнему продолжал свою сидячую забастовку и относился к ней со всем усердием. Он отвечал, что сейчас забрать не сможет и, тщательно записав адрес, говорил:

— Как пойду с работы, так и заберу.

Глава 19

А Линь Хун была поглощена своим счастьем. Ее представительный супруг каждое утро подвозил жену до фабрики на сверкающем ультрамодном велосипеде «Вечность», и она не один раз оглядывалась на него от ворот, всякий раз видя, как, не в силах расстаться, Сун Ган машет ей рукой, придерживая велосипед. Вечером, выходя из ворот фабрики, она видела его счастливую улыбку. Линь Хун понятия не имела, что у нее за спиной муж тайком помогает Бритому Ли. Когда она это обнаружила, уже прошел месяц.

Впервые заметив, что деньги и продталоны пропали из кармана мужа, она невольно улыбнулась и молча положила новые на прежнее место. Сун Ган стоял рядом, не говоря ни слова. От искренней улыбки жены ему было не по себе.

Линь Хун не знала, что Бритый Ли, как разбойник, каждый день отбирал у брата его деньги и продталоны. День за днем Линь Хун добавляла новые. Сначала она радовалась, думая, что Сун Ган стал заботиться о себе и есть, как проголодается. Но потом ей стало казаться странным, что раньше муж не решался потратить ни фэня, а теперь стал спускать все подчистую, не оставляя даже мелочи. Она подумала: «Что бы он ни покупал, все равно ведь должна оставаться какая-то сдача». Линь Хун подозрительно посмотрела на Сун Гана, и тот спрятал глаза.

— Что ты ел днем? — наконец спросила она.

Сун Ган раскрыл рот, но ничего не сказал. Линь Хун повторила вопрос, и муж, покачав головой, признался, что ничего не ел. Линь Хун замерла на мгновение, и тогда Сун Ган, пряча глаза, с тревогой сообщил ей о местонахождении денег и карточек:

— Я все отдал Бритому Ли.

Линь Хун молча осталась стоять посреди комнаты. Тут только она вспомнила, что Бритый Ли превратился тем временем в ободранного попрошайку. Она совсем забыла о его существовании: в ее мире остался один только Сун Ган и никого больше, и вот теперь этот козел снова ворвался в ее жизнь. Линь Хун, загибая пальцы, принялась считать, во сколько им встало месячное содержание Бритого Ли. Вышло шесть юаней, и она даже расплакалась от расстройства. Повторяя про себя «шесть юаней», она сказала, что им двоим, если жить экономно, этих денег хватило бы на целый месяц.

Сун Ган, понурив голову, сидел на краешке кровати, не глядя на жену, пока она не начала рыдать, спрашивая, зачем так надо было делать. Тогда он поднял голову, бросил быстрый взгляд на Линь Хун и тихо произнес:

— Он мой брат.

— Не брат он тебе, — ответила Линь Хун. — А будь и брат и то пора уже самому зарабатывать себе на жизнь.

— Нет, он мой брат, — перебил ее Сун Ган. — Потом он сможет зарабатывать. Мама перед смертью просила меня позаботиться…

— Хватит об этой твоей мачехе! — завопила вдруг Линь Хун.

От этих слов Сун Гану стало больно, и он тоже закричал:

— ОНА МНЕ МАТЬ!

Линь Хун растерянно посмотрела на мужа. Он впервые закричал на нее после свадьбы. Молча покачав головой, она прошептала «мачеха», и тут Сун Ган завизжал, как от боли. Удивленная Линь Хун решила, что, наверно, действительно сказала что-то не то и замолчала. Комната погрузилась в совершенное безмолвие.

Сун Ган, скрючившись, сидел на своем месте, и далекое прошлое кружилось перед ним, как снежинки, а их с Бритым Ли общая жизнь тянулась, будто снежная дорога, добегая до настоящего, и там пропадала. Сун Ган думал и думал, а потом вдруг забывал, о чем думает, словно белый снег покрыл все пути. Только когда его взгляд упал на ноги жены, стоящей в центре комнаты, к нему вернулось сознание. Он увидел, что ее туфли износились, штаны тоже. Он знал, что кофта тоже старая. Тут Сун Ган вспомнил о бережливости Линь Хун, и у него стало тяжело на душе. Не стоило тайком от жены отдавать деньги Бритому Ли. Это и правда было ошибкой.

Прошло немало времени, прежде чем Линь Хун, наблюдая за молчащим мужем, перестала злиться.

— Ну, скажи что-нибудь, — сказала она.

Сун Ган поднял голову и честно признался:

— Я был неправ.

У Линь Хун сразу потеплело на сердце. Глядя в искренние глаза Сун Гана, она невольно вздохнула. Потом она начала его успокаивать и наговорила целую кучу слов: что шесть юаней — это ерунда, что можно считать, как будто их украли, что где найдешь, там и потеряешь и что если Сун Ган перестанет общаться с Бритым Ли, то все будет хорошо. Говоря это, она снова выудила из своего кармана деньги и продталоны и вложила их в карман Сун Гана. Заметив это, он растроганно произнес:

— Мне не нужны деньги…

— Нужны, — сказала она, глядя ему в глаза, — ты обязательно должен потратить их на себя.

В тот вечер, оказавшись в постели, они снова стали нежны, как прежде. Сун Ган с любовью сжимал в объятьях Линь Хун, а она наслаждалась этим мощным, как поток, чувством. На лице у нее играла сладкая улыбка. Когда Линь Хун заснула, улыбка так и не исчезла с ее лица.

На следующий день, когда Сун Ган, возвращаясь с работы, заворачивал на фабрику за Линь Хун, бастующий перед уездной администрацией Ли увидел его и тут же остановил. Сердце у Сун Гана екнуло, он вцепился в руль и затормозил, удержав велосипед ногами. Заслышав неуклюжую поступь брата, он вдруг испугался, что тот снова станет выпрашивать деньги. Ли, как назло, протянул руку и, ничуть не смущаясь, произнес:

— Сун Ган, я целый день ничего не жрамши…

У Сун Гана чуть не взорвалась голова. Рука тем временем привычно скользнула в карман и ухватила деньги с талонами. Потом он покраснел и, качая головой, сказал:

— Сегодня нету…

Ли разочарованно убрал протянутую руку и, глотая слюну, печально заявил:

— Я целый день слюнями питался, теперь вот еще ночь мучиться…

Тут Сун Ган, как по волшебству, вытащил из кармана деньги и продталоны и отдал их Ли. Тот сначала удивился, а потом заржал:

— Мать твою, и ты научился подтрунивать!

Сун Ган с горькой усмешкой покатил прочь. Момент, которого он так боялся весь день, настал вечером, перед ужином. Рука Линь Хун скользнула в карман, и тут обнаружилось, что он пуст. Она рассчитывала найти там деньги и талоны, но, убедившись, что их нет, запаниковала и испуганно поглядела на мужа, надеясь, что он скажет ей, что на сей раз потратил их на себя. Когда рука жены оказалась у него в кармане, Сун Ган страдальчески зажмурился, а раскрыв глаза, увидел испуганное лицо жены.

— Я виноват, — дрожащим голосом произнес он.

Линь Хун поняла, что все забрал Ли, и разочарованно посмотрела на мужа.

— Какого черта ты так сделал? — зло закричала она.

Сун Ган был сам не свой от стыда. Он хотел было объяснить, как все получилось, но смог произнести только:

— Я виноват.

Линь Хун заплакала от злости и, кусая губы, сказала:

— Только вчера дала тебе деньги, а ты сегодня уже отдал все этому Ли. Ты не мог подождать пару дней? Ты не мог дать мне хоть чуть-чуть порадоваться?

Сун Ган, коря себя, хотел сказать, скрежеща зубами, что-нибудь про то, как он себя ненавидит, но смог выдавить все то же:

— Я виноват.

— Хватит! — взвизгнула Линь Хун. — Достало! Только и знаешь свое «я виноват».

Сун Ган не осмеливался больше раскрыть рот. Он, понурив голову, стоял в углу комнаты, как Сун Фаньпин во время культурной революции. Линь Хун плакала и твердила что-то, но муж совсем не реагировал на ее слова. Ей было больно, она злилась, а потом упала на кровать, не желая обращать на него внимание, и накрылась с головой одеялом. Постояв немного беззвучно, Сун Ган принялся мерить шагами комнату. Услышав стук плошек и палочек, Линь Хун поняла, что он начал готовить ужин. В комнате потихоньку стемнело. Приготовив еду, Сун Ган поставил ее на стол и разложил палочки перед мисками. Линь Хун подумала, что сейчас он подойдет и заговорит с ней, но Сун Ган сел за стол и опять замолчал, как мертвый. От злости она закусила губу. Скоро в комнате стало темно хоть глаз выколи, а Сун Ган по-прежнему восседал за столом, как истукан, словно дожидаясь, когда жена проснется, чтоб поужинать с ним вместе.

Линь Хун поняла, что Сун Ган будет сидеть так до бесконечности: если бы ей вздумалось валяться до рассвета, он так и проторчал бы за столом до самого утра. Он дышал так тихо, будто боялся разбудить ее. Линь Хун стало его жалко. Она начала вспоминать обо всем хорошем, что в нем было, о его любви к себе, о его доброте и верности, о его талантах и его непринужденности… Вспомнив это, она невольно улыбнулась и, не выдержав, позвала тихонько мужа:

— Сун Ган.

Он мгновенно вскочил со стула, но Линь Хун больше не произнесла ни слова. Поколебавшись, Сун Ган опять плюхнулся на прежнее место. Увидев, как дернулся в темноте силуэт мужа, Линь Хун опять улыбнулась и тихо проговорила:

— Сун Ган, подойди. — Он подошел к кровати. Его высоченная фигура сгорбилась перед ней. — Садись, Сун Ган, — мягко сказала Линь Хун. — Муж осторожно присел на краешек, и Линь Хун взяла его руку: — Садись ближе. — Он сел чуть поближе. Тогда жена прижала его руку к своей груди и сказала: — Сун Ган, ты слишком добрый. Я не смогу больше давать тебе деньги. — Он кивнул, и Линь Хун прижала ладонь мужа к своему лицу: — Ты не разозлился?

Сун Ган замотал в темноте головой:

— Нет.

Линь Хун села и схватила его за вторую руку. Потом она нежно произнесла:

— Я не стану тут распинаться про то, какой Ли поганец. Если б он был хороший человек, мы бы все равно его не прокормили. Ну, подумай, сколько мы с тобой вдвоем зарабатываем в месяц? А потом дети пойдут, их ведь растить надо будет. Нам никак с такой обузой не управиться. Сейчас у него нет работы, а если он и потом ее не найдет, то будет всю жизнь висеть у тебя на шее… Сун Ган, я ведь не из-за того, что сейчас происходит, переживаю, я о будущем беспокоюсь. Ты подумай о нашем будущем ребенке. Тебе непременно нужно разорвать с Ли все отношения…

Сун Ган кивнул ей сквозь темноту. Линь Хун не разглядела этого и спросила:

— Сун Ган, ты кивнул?

— Да, — ответил он, кивая.

Линь Хун замерла на мгновение и снова спросила:

— Верно я говорю?

— Да, — кивнул опять Сун Ган.

Тем вечером после грозы снова наступило затишье, а Сун Ган стал с тех пор избегать Бритого Ли всеми возможными способами. По пути с работы на фабрику Линь Хун он должен был проезжать мимо ворот администрации, где восседал бастующий Ли. Теперь Сун Ган объезжал это место кругами, и Линь Хун часто приходилось ждать его у входа. Раньше не успевала она выйти за ворота — Сун Ган уже был тут как тут. Но сейчас она, вытянув шею, подолгу высматривала мужа на улице, прежде чем он в спешке подлетал к воротам, когда все работницы уже разошлись по домам. В один прекрасный день у нее наконец испортилось настроение. С каменным лицом она молча опустилась на заднее сиденье и за всю дорогу не сказала Сун Гану ни слова. Дома Линь Хун принялась обвинять Сун Гана в том, что он заставляет ее нервничать почем зря: а вдруг с ним что-то случилось по дороге? а вдруг он раскроил себе голову о телеграфный столб? Путаясь в словах, Сун Ган объяснил, почему опоздал. Услышав это, Линь Хун звонко спросила:

— Чего ты боишься?

Потом она добавила, что такие люди, как Бритый Ли, всегда садятся на шею тем прочнее, чем больше их боятся. Она велела мужу все равно проезжать мимо ворот администрации:

— Просто не смотри на него, как будто его не существует.

— А если он окликнет меня? — спросил Сун Ган.

— Сделай вид, что не услышал, — ответила Линь Хун. — Как будто его не существует в природе.

Глава 20

К тому времени бастующий Ли скопил перед воротами целую гору хлама, а потому решил изменить свою манеру. Теперь он, сложив ноги, торчал во дворе только утром и вечером, когда народ шел на работу и с работы. В другое время людей мимо сновало немного, и он, задрав кверху зад, радостно копошился в старье, выбирая лучшее. Его жопа победоносно торчала над головой, пока он наматывал круг за кругом у своей кучи, словно намывая золото. Едва заслышав, как звенит отбой, Ли сломя голову несся к воротам, чтобы застыть там с дежурным выражением «они не пройдут». Работники администрации выходили из здания, покатываясь со смеху. Все говорили, что Бритый Ли смотрится намного уверенней, чем уездный начальник за чтением докладов. От удовольствия Ли звонко бросал им вслед:

— Хорошо Сказано!

За месяц он ни разу не видел Сун Гана. Когда брат вдруг опять вырулил из-за поворота на своей сверкающей «Вечности», Ли, забыв напрочь про забастовку, вскочил и, размахивая руками, заорал:

— Сун Ган, Сун Ган…

Тот сделал вид, что не слышит воплей Бритого Ли. Но крики брата, словно схватившая его внезапно рука, заставили Сун Гана перестать крутить педали. Поколебавшись, он развернул велосипед и медленно покатился в сторону Бритого Ли. На сердце у него было беспокойно. Сун Ган гадал, стоит ли говорить Ли, что его карман совершенно пуст. Ли с воодушевлением кинулся наперерез, стащил Сун Гана с сиденья и загадочно произнес:

— Сун Ган, я разбогател!

Правой рукой он выудил из кармана потасканные часы, а левой придавил лицо брата к ним вплотную, чтоб тот рассмотрел их как следует.

— Вишь, на них написано по-иностранному. Это небось иностранные часы, и время они показывают не пекинское, а по Гринвичу. На помойке нашел… — сказал он с восторгом.

Сун Ган не увидел в часах стрелок и спросил:

— А что это стрелок нету?

— Да прикрутить три проволочки — вот тебе и стрелки, — ответил Ли. — Немножко потратишь на ремонт, зато потом будут тебе тикать все по Гринвичу!

Потом Ли вложил часы в карман брата и с пылом произнес:

— Это тебе.

Сун Ган удивился. Он и представить себе не мог, что Бритый Ли отдаст ему вещь, которая так нравится ему самому. Он неловко вытащил часы из кармана и вернул брату со словами:

— Оставь лучше себе.

— Возьми, — решительно отрезал Ли. — Я их десять дней назад нашел. Ждал тебя десять дней, чтоб подарить. Где ты целый месяц шлялся?

Сун Ган покраснел до ушей, не зная, что сказать. Ли решил, что он по-прежнему смущается из-за часов, и насильно запихнул их обратно в карман к брату.

— Ты каждый день встречаешь Линь Хун с работы, тебе нужны часы. А мне зачем? Я на рассвете выгребаюсь бастовать, а на закате возвращаюсь… — сказал он.

С этими словами Ли поднял голову в поисках закатных лучей. Вскинув руку, от ткнул пальцем на отсветы, игравшие в листве и гордо произнес:

— Вот мои часы.

Прочитав на лице Сун Гана замешательство, он пояснил:

— Да не дерево, а солнце.

Брат рассмеялся.

— Нечего ржать, ступай, Линь Хун тебя ждет, — сказал Ли.

Сун Ган запрыгнул на велосипед, касаясь обеими ступнями земли, и повернулся к Ли со словами:

— Ты как этот месяц, ничего?

— Ничего! — махая руками, гнал его прочь Бритый Ли. — Езжай скорее.

— Что ты ел-то? — не отставал Сун Ган.

— Что ел? — Ли, сощурившись, задумался и покачал головой. — Не помню. Ну, не помер же.

Сун Ган хотел еще что-то сказать, но Ли взвелся и закричал:

— Сун Ган, какой ты копотун.

Ли стал толкать брата сзади и так подвинул его на пять-шесть метров. Сун Гану ничего не оставалось, как начать крутить педали. Ли отнял руки, глядя, как удаляется прочь брат. Потом он опять притопал к воротам, уселся перед ними и только тогда вспомнил, что рабочий день закончился и все уже разошлись по домам. С чувством глубокой утраты он поднялся и выругался.

Забрав жену, Сун Ган колебался очень долго, все не решаясь вытащить наружу подарок Бритого Ли. Он решил сказать о нем как-нибудь потом. Оставшись без денег и карточек, он все-таки мог рассчитывать на обед. Каждый вечер они с Линь Хун нарочно готовили побольше, чтобы упаковать потом все остатки в судки — себе на обед. Скрываясь от Ли, Сун Ган все же по временам вспоминал о нем, а увидевшись, уже не мог отделаться от вновь вспыхнувших в сердце братских чувств. От воспоминания о том, что Ли подобрал где-то сломанные иностранные часы и хранил их десять дней, как сокровище, чтобы подарить Сун Гану, у него становилось тепло на душе. На следующий день во время обеда Сун Ган вспомнил о Бритом Ли. С судками в руках он отправился к воротам администрации, где Ли, согнувшись пополам, ковырялся в своем старье. Сун Ган подъехал к нему вплотную, но Ли даже не заметил. Тогда Сун Ган зазвонил в звонок, и Ли аж подпрыгнул от неожиданности. Оглянувшись, он заметил в руках у брата судки и расплылся в улыбке:

— Сун Ган, ты понял, что я проголодался.

Сказав это, он выхватил судки из рук Сун Гана. Откинув быстрым движением крышку, он увидел, что еда была нетронута. Ли замер.

— Ты не ел, что ли? — спросил он.

— Ешь скорей, я не голодный, — улыбаясь, ответил Сун Ган.

— Быть того не может, — сказал Ли и отдал судки обратно. — Давай есть вместе.

Ли выудил из груды хлама старую газету и постелил ее на земле, чтобы брат мог сесть на нее, а сам плюхнулся прямо в пыль. Так братья оказались плечом к плечу перед горой мусора. Ли снова выхватил судки, разделил палочками рис и овощи на две равные половины, прорыв посередине траншею, и сказал:

— Это тридцать восьмая параллель. С одной стороны — Северная Корея, а с другой — Южная.

С этими словами он впихнул судки в руки Сун Гану:

— Ешь первый.

Но Сун Ган вернул еду Бритому Ли:

— Ты первый.

— Говорят тебе, ешь первый, значит, ешь, — обиженно процедил Ли.

Сун Ган не стал больше возражать. Ухватив в правую руку палочки, он взял в левую судки и принялся за обед. Ли, вытянув шею, заглянул ему через плечо:

— Ты ешь Южную Корею.

Сун Ган рассмеялся. Он ел неторопливо, а Ли пускал рядом слюни, изнемогая от нетерпения. Услышав, как шумно сглатывает брат, Сун Ган остановился и отдал Ли судки:

— Ешь.

— Доешь сначала, — Ли оттолкнул свой обед. — Ты можешь побыстрее жевать, Сун Ган? А то и еду жуешь, как тюфяк.

Сун Ган разом запихнул в рот все, что оставалось, так, что щеки у него раздулись, как кожаные мячи. Ли взял судки и быстренько втянул все в себя, как пылесос. Когда он закончил, Сун Ган еще не проглотил то, чем был под завязку набит его рот. Ли сердечно похлопал брата по спине, помогая ему проглотить. Справившись, Сун Ган сперва отер рот, а потом промокнул слезы — он вдруг вспомнил, что завещала ему, умирая, мать. Увидев на глазах брата слезы, Бритый Ли испуганно спросил:

— Что с тобой, Сун Ган?

— Маму вспомнил… — пробормотал он. Ли застыл, как истукан. Поглядев на него, Сун Ган произнес: — Она все о тебе беспокоилась, велела мне глядеть за тобой. Я ей поклялся: если останется у меня последняя миска риса, я непременно накормлю ей тебя. А она качала головой и говорила, что последнюю миску нужно разделить пополам… — Указывая на опустевшие судки, он добавил: — Вот мы и делим.

Так, сидя перед воротами администрации, братья вновь вернулись в мучительное прошлое. Размазывая среди груд мусора слезы, они вспоминали, как, держась за руки, спустились с моста к автовокзалу и увидели под палящим летним солнцем мертвого Сун Фаньпина; как они, взявшись за руки, стояли перед автовокзалом до самой ночи, дожидаясь из Шанхая Ли Лань… Последней всплыла их дорога в деревню, когда братья везли на тачке мертвую Ли Лань к мужу.

Потом Ли осушил слезы и сказал:

— Тяжко же было нам с тобой в детстве.

Сун Ган тоже перестал плакать и кивнул:

— Все нас в детстве обижали почем зря.

— Сейчас куда лучше, — улыбнулся Бритый Ли. — Теперь уж никто не посмеет.

— Нет, не лучше, — запротестовал Сун Ган. — Сейчас совсем не лучше.

— Как это не лучше? — Ли обернулся и посмотрел на брата. — Ты женился на Линь Хун, чем тебе плохо? Вот уж правда — своего счастья не знаешь.

— Да я про тебя, — ответил Сун Ган.

— А что со мной не так? — Ли обернулся и окинул взглядом свои сокровища. — Мне тоже живется неплохо.

— Неплохо? Да у тебя и работы никакой нет.

— Это еще кто сказал? — расстроился Ли. — Забастовка — вот моя работа.

Сун Ган замотал головой и с горечью добавил:

— Как же ты будешь?

— Да не ссы, — как ни в чем не бывало отвечал Ли. — Выход есть всегда.

Сун Ган по-прежнему качал головой:

— Я уж испереживался весь.

— Че ты трепыхаешься? — сказал Ли. — Я и то не психую, тебе-то что?

Сун Ган вздохнул и замолчал. Тогда Ли принялся как ни в чем не бывало спрашивать про свой подарок — снес ли брат часы в починку? Сун Ган подобрал с земли судки, поднялся и сказал, что ему пора на завод. Оседлав велосипед, он взял в левую руку судки и, придерживая правой руль, покатил прочь. Увидев это, Ли невольно выпалил:

— Сун Ган, да ты и одной рукой водить умеешь?

Сун Ган улыбнулся и, обернувшись, прокричал:

— Да что одной! Могу совсем без рук.

Сказав это, он развел руки и, словно летящий, исчез за поворотом. Ли был поражен до глубины души. Он побежал вслед за братом с криком:

— Сун Ган! Ну ты даешь!

Весь следующий месяц Сун Ган приезжал в рабочие дни на обед к Бритому Ли со своими судками. Братья садились перед грудой старья и за разговорами и смехом уговаривали на двоих их содержимое. Сун Ган не решался сказать об этом Линь Хун. К ужину у него в животе уже бушевал целый ураган, но из страха, что жена что-то заподозрит, он боялся есть много и стал есть даже меньше, чем раньше. Обнаружив, что аппетит у мужа сдулся, Линь Хун стала озабоченно смотреть на Сун Гана и выспрашивать, все ли у него в порядке с самочувствием. Сун Ган мямлил в ответ, что стал меньше есть, но сил у него ничуть не убавилось — со здоровьем все прекрасно.

Слухами земля полнится, и через месяц Линь Хун узнала, в чем было дело. Одна работница с фабрики рассказала ей обо всем. За день до этого она взяла отгул и днем проходила мимо ворот уездной управы: там она увидела, как Бритый Ли с Сун Ганом восседают бок о бок посреди кучи хлама и едят один обед на двоих. На следующий день девушка, смеясь, рассказала Линь Хун, что они выглядят совсем как два голубка, лучше, чем муж с женой. Линь Хун как раз сидела у входа в цех со своими судками. Услышав это, она изменилась в лице, отложила еду и быстрым шагом вышла с фабрики.

К тому моменту, когда она доковыляла до здания администрации, братья уже поели и, сидя на земле, улыбались друг другу, а Бритый Ли что-то вещал во весь голос. С каменным лицом она подошла к ним вплотную. Ли заметил Линь Хун, вскочил с земли и тепло сказал:

— О, Линь Хун, и ты пришла…

Сун Ган тут же побелел, как полотно. Линь Хун бросила на него холодный взгляд, развернулась и пошла прочь. Ли успел только выудить из груды старья газету и собирался постелись ее на земле для Линь Хун. Обернувшись, он увидел, что она уходит, и разочарованно прогудел:

— Пришла и сразу уходишь?

Сун Ган стоял столбом, не зная, что делать. Только заметив, что Линь Хун отошла уже далеко, он вспомнил, что нужно догнать ее. Сун Ган тут же запрыгнул на велосипед и полетел следом. Линь Хун сосредоточенно шла вперед. Она услышала, как сзади приближается велосипед мужа и как тот тихо зовет ее сесть на заднее сиденье. Линь Хун, вскинув голову, продолжала шагать не глядя по сторонам, словно ничего не слышала, словно Сун Гана не существовало в помине. Он не решился снова заговорить с женой, а соскочил с седла и молча побрел сзади, толкая велосипед рядом. Так они безмолвно брели по лючжэньским улицам, будто двое незнакомцев. Много народу видело тогда это. Все останавливались и с любопытством провожали их глазами. Было понятно, что Линь Хун с Сун Ганом поссорились, а наши лючжэньские страсть как охочи до чужих дел. Кто-то окликал Линь Хун по имени, но она не отвечала — ни кивка, ни улыбки. Другие пытались окликнуть Сун Гана, но и он молчал, только улыбался и кивал, только вот его улыбка выглядела чуднее не бывает. Стихоплет Чжао тоже оказался тогда на улице и, не упуская момента, ткнул в Сун Гана пальцем, обращаясь к народу:

— Видали, вот что называется горькая усмешка.

Так Сун Ган дошел с велосипедом до самых ворот фабрики Линь Хун. Жена и тогда не посмотрела в его сторону. Она почувствовала, как Сун Ган остановился, и заколебалась. В этот миг ее сердце внезапно смягчилось, и Линь Хун обернулась к мужу, но потом снова взяла себя в руки и пошла в цех.

Сун Ган остался потерянно стоять перед входом. Когда Линь Хун пропала из виду, он не двинулся с места. Едва прозвенел звонок вечерней смены, как во дворе стало хоть шаром покати. Так же пусто было и у него на сердце. Простояв очень долго, Сун Ган наконец пошел обратно, по-прежнему толкая велосипед рядом. Он совершенно забыл, что можно сесть за руль сверкающей «Вечности», и тащился с ней под боком до самого завода.

Сун Ган промучился весь вечер. Большую часть времени он тупо глядел в угол цеха как в воду опущенный. Порой он принимался думать, но в такие моменты в голове у него становилось совсем пусто и Сун Ган опять погружался в свое забытье. Только когда прозвенел звонок со смены, он вдруг опомнился, выбежал на улицу, запрыгнул в седло велосипеда и бросился с завода, словно в атаку. Он пролетел по лючжэньским улицам, как молния, и оказался у ворот трикотажной фабрики. Работницы одна за другой начали выходить из здания, и Сун Ган остановился у входа, придерживая велосипед. Он увидел Линь Хун, болтавшую с девушками, и задохнулся от радости, но в следующее мгновение сердце у него опять упало: он не знал, станет ли она садиться с ним вместе.

Он и подумать не смел, что жена как ни в чем не бывало подойдет к нему, помашет на прощание девушкам и сядет боком на заднее сиденье, будто ровным счетом ничего не произошло. Сперва Сун Ган обомлел, а потом облегченно вздохнул. Раскрасневшись от счастья, он перебросил ногу через раму и, звеня в звонок, полетел домой. Вновь обретя счастье, он исполнился силы — ноги Сун Гана давили на педали с такой мощью, что Линь Хун, сперва державшаяся руками за сиденье, вынуждена была схватить мужа за одежду.

Но недолго музыка играла. Дома, едва закрыв входную дверь, Линь Хун вновь обратилась в лед. Подойдя к окну, она задернула шторы да так и осталась стоять, глядя на них, словно то был пейзаж за окном. Сун Ган торчал, как столб, посреди комнаты. Через какое-то время он промямлил:

— Линь Хун, я виноват.

Жена хмыкнула и продолжала стоять, как стояла. Потом она обернулась и спросила:

— В чем виноват?

Свесив голову, Сун Ган рассказал жене, как он больше месяца делил все свои обеды с Бритым Ли. Слушая это, Линь Хун залилась слезами: муж готов был сам голодать, лишь бы накормить чертова подонка. Едва заметив, что жена заплакала, Сун Ган захлопнул в нерешительности рот. Немного погодя он увидел, как Линь Хун отерла слезы. Тогда Сун Ган извлек на свет божий те самые иностранные часы и, запинаясь, рассказал, что он вообще-то перестал уже общаться с Ли, но в один прекрасный день тот остановил его, когда он проезжал мимо уездной администрации, и подарил ему часы. Это заставило Сун Гана вспомнить об их братской дружбе. Пока Сун Ган в час по чайной ложке тянул свою историю, Линь Хун присмотрелась к часам в его руках и закричала:

— Даже стрелок нет, разве это часы?!

Тут ее наконец прорвало, и Линь Хун, завывая, принялась честить Ли на чем свет стоит. Она припомнила ему все: и как он подглядывал за ней в нужнике, и как он бесстыдно приставал к ней при всем честном народе, да еще притащил своих инвалидов на трикотажную фабрику, опозорил ее перед всеми, так что она и головы поднять не смела. Кончив перечислять все прегрешения Бритого Ли, Линь Хун зарыдала в голос. Она сказала, что даже решила от этого утопиться, а Ли все не отставал, и Сун Гана заставлял говорить это дурацкое «и думать забудь» — да Сун Ган сам чуть было не удавился, что уж там.

Линь Хун сорвала весь голос от плача. Покончив с Ли, она принялась за Сун Гана: она-де после свадьбы экономила на всем, чтобы скопить денег ему на часы марки «Бриллиант»*. Она и подумать не могла, что Ли сумеет подкупить его сломанными часами, которые кто-то выбросил на помойку. Тут Линь Хун вдруг перестала плакать. Она вытерла слезы и с горькой усмешкой прошептала:

— Да нет, не подкупил. Вы ведь всегда были одной семьей, это я встряла между вами.

Закончив ругаться и плакать, она надолго замолчала. Потом глубоко вздохнула и с болью посмотрела на Сун Гана.

— Я придумала, Сун Ган, — спокойно произнесла она. — Ты живи, как раньше, с Бритым Ли. Давай разведемся.

Сун Ган в панике замотал головой. Он раскрыл пару раз рот, но звука не было. Увидев это, Линь Хун стало его жаль. Она снова заплакала и, качая головой, забормотала:

— Сун Ган, ты знаешь, что я люблю тебя. Но я правда больше не могу так жить.

Сказав это, Линь Хун подошла к шкафу, достала несколько своих вещей и сунула их в карман. Потом она подошла к двери и обернулась поглядеть на Сун Гана. Он трясся от ужаса. Линь Хун на секунду заколебалась и раскрыла наконец входную дверь. Тут Сун Ган повалился на колени и, рыдая, стал умолять:

⇐ Предыдущая 23 24 25 26 272829 30 31 32 Следующая ⇒