ПРИМЕЧАНИЯ 12 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 29 из 48Следующая ⇒

— Линь Хун, не уходи.

Ей до смерти хотелось кинуться к нему в объятья, но она сдержалась и нежно сказала:

— Я вернусь к родителям на пару дней, а ты подумай пока сам, останешься ли ты со мной или будешь с Бритым Ли.

— И думать нечего! — заливаясь слезами, ответил Сун Ган. — С тобой.

Линь Хун спрятала лицо в ладонях.

— А как же быть с Ли?

Сун Ган встал и решительно произнес:

— Я пойду скажу ему, что разрываю с ним отношения. Прямо сейчас пойду.

Тут Линь Хун не выдержала и бросилась к мужу в объятья. Они тесно прижались друг к другу в закутке за открытой дверью, и Линь Хун, припадая к Сун Гану, тихо прошептала:

— Хочешь, я пойду с тобой?

— Вместе пойдем, — решительно кивнул Сун Ган.

Их сердца согрелись в огне любви и, вытирая друг другу слезы, они вместе вышли из дома. Линь Хун по привычке подошла к велосипеду, но Сун Ган замотал головой и сказал, что не поедет на нем. Он хотел хорошенько подумать по дороге, как нужно говорить с Бритым Ли. Линь Хун слегка удивленно поглядела на мужа, но тот махнул ей рукой и пошел вперед, а она послушно засеменила следом. Так они вышли из переулка и оказались на большой улице. Линь Хун взяла мужа под локоть, то и дело задирая лицо, чтоб заглянуть ему в глаза. На лице у него появилось невиданное доселе выражение непреклонности, и ей вдруг стало казаться, что муж могуч, как богатырь. С самой свадьбы не помнила она такого. До этого Сун Ган был тише воды ниже травы и вечно слушался ее во всем, а теперь ей подумалось, что придется слушаться самой. В последних лучах закатного солнца они подошли к воротам администрации. Бритый Ли все еще рылся в своем старье. Линь Хун потянула мужа за руку и спросила:

— Ты придумал, как сказать?

— Да, — кивнул Сун Ган. — Его собственными словами.

— Какими словами? — не поняла Линь Хун.

Сун Ган не ответил. Левой рукой он снял со своей правой ладонь Линь Хун и решительно зашагал к Бритому Ли. Линь Хун остановилась и увидела, как высокая и крепкая фигура Сун Гана грозно приблизилась к коротышке Ли.

— Бритый Ли, я должен тебе кое-что сказать, — невозмутимо произнес Сун Ган.

Ли подумал, что Сун Ган несет что-то странное, да еще и Линь Хун торчит зачем-то рядом. Он бросил на брата подозрительный взгляд, а потом смерил Линь Хун, которая пряталась у того за спиной. Сун Ган достал из кармана часы без стрелок и отдал их Ли. Тот понял, что ничего хорошего ждать не приходится, взял часы, тщательно осмотрел их и надел себе на запястье.

— Что ты хотел сказать? — спросил он.

Сун Ган слегка смягчил тон и серьезно произнес:

— Бритый Ли, с тех пор как мой отец и твоя мать умерли, мы с тобой больше не братья…

Ли кивнул и тут же перебил Сун Гана:

— Верно-верно. Твой отец мне не отец, моя мать тебе не мать, да и мы с тобой не родные…

— Поэтому, — перебил в свою очередь Сун Ган, — что бы со мной ни случилось, я к тебе не пойду, и ты тоже не приходи. Мы с тобой теперь каждый сам за себя…

— То есть, — не выдержал Ли, — мы с тобой разрываем все отношения?

— Да, — решительно кивнул Сун Ган и добавил напоследок: — И думать забудь.

Сказав это, он обернулся к Линь Хун и с видом победителя произнес:

— Его собственными словами.

Линь Хун распахнула навстречу мужу объятья, и он обнял ее в ответ. Они зашагали домой в обнимку. Бритый Ли, почесывая черепушку, наблюдал, как голубки уходят прочь, и все никак не мог взять в толк, почему Сун Ган добавил свои последние слова.

— Твою мать, про что думать забыть-то? — ворчал он.

Линь Хун с Сун Ганом в обнимку прошагали лючжэньские улицы, вошли в свой переулок и наконец вернулись домой. Дома Сун Ган внезапно затих и в молчании опустился на стул. Взглянув на сосредоточенное лицо мужа, Линь Хун поняла, что он переживает. В конце концов их с Ли многое объединяло с детских лет, и разорвать такую связь было тяжело. Линь Хун не хотела его винить — это было неизбежно. Она подумала, что время лечит и что чем больше они проведут вместе, тем бледнее будут становиться эти детские воспоминания.

Вечером, улегшись в кровать, Сун Ган продолжал переживать. Он не удержался и вздохнул пару раз в темноте. Тогда Линь Хун легонько похлопала его и приподняла немного голову — Сун Ган привычным движением протянул руку и обнял ее. Жена прильнула к нему, умоляя не думать больше ни о чем и отправляться спать. Сказав это, она уснула первой, а Сун Ган еще долго не мог заснуть. Той ночью ему опять снился сон, где он плакал и не мог остановиться. Его слезы упали Линь Хун на лицо — она проснулась от испуга и включила свет. Сун Ган тоже проснулся. При свете стала видна его зареванная физиономия. Линь Хун подумала, что ему опять привиделась мачеха. Она потушила свет, будто желая успокоить, похлопала мужа по спине и спросила:

— Тебе опять снилась мама?

На сей раз она не стала называть ее мачехой, но Сун Ган все равно замотал в темноте головой. Он постарался припомнить в подробностях свой сон, а потом, растирая слезы, ответил:

— Мне снилось, что ты развелась со мной.

Глава 21

Бритый Ли продолжал свою забастовку перед воротами уездной администрации. Всякий хлам, что скапливался вокруг, уже тянул на небольшой холм. Ли стало больше не до сидения — он носился туда-сюда между кучами старья и раскладывал его отдельными кучками, а потом разными способами сбывал по всей стране. Поджав под себя ноги, Ли специально провозился со своим злосчастным подарком Сун Гану целых два часа и, обливаясь потом, приладил к нему три проволочки разной длины, а потом с воодушевлением нацепил на руку. Раньше ему нравилось тыкать всем и каждому правой рукой, но теперь, когда его запястье украсили иностранные часы с навечно застывшими стрелками, за дело взялась левая рука. Как только кто-то проходил мимо, Ли принимался радушно махать ему. Вскоре многие заметили у Ли на запястье иностранные часы. Некоторые даже подходили рассмотреть их повнимательнее и с любопытством спрашивали:

— А че это стрелки как проволока выглядят?

Ли обиженно отвечал:

— Да все стрелки на проволоку похожи.

Но народ обнаружил очередной изъян:

— И время че-то неправильное.

— Конечно, неправильное, — с гордостью отвечал Бритый Ли. — У меня время по Гринвичу, а у вас — пекинское, не чета моему.

Ли повыпендривался со своими гринвичскими часами полгода. В один прекрасный день они куда-то исчезли, а на руке у него появились новехонькие часы «Бриллиант». Увидев это, народ удивленно вскрикивал:

— Ты часы поменял, что ли?

— Поменял. Теперь у меня пекинское время, — покачивая сверкающим циферблатом, отвечал Ли. — По Гринвичу — это, конечно, хорошо, но нам тут в Китае такое не подходит, вот и поменял.

Народ, лопаясь от зависти, спрашивал, где он подобрал свой новенький «Бриллиант». Ли злился, вытаскивал из кармана чек и отвечал:

— На свои деньги купил.

Тут зеваки жутко удивлялись, откуда у такого помоечника деньги на часы, и Ли разводил полы своей драной куртки, обнажая привязанный к поясу кошель. Потом он расстегивал на нем молнию и выставлял на всеобщее обозрение толстенную пачку купюр. Под изумленные возгласы толпы Ли с удовольствием говорил:

— Видали — все сплошь наша народная валюта.

Народ отупело разевал рты и долго еще не мог их потом закрыть. Правда, кто-то вспомнил про иностранные часы и заискивающе спросил:

— А те, с Гринвичем?

— Подарил, — отвечал Ли. — Своему дебилу озабоченному из артели и подарил.

Вооружившись новыми часами, Бритый Ли взялся за дело с удвоенной энергией — сварганил себе прямо во дворе администрации хибару. Он натаскал бамбука и соломы и развернул строительство по полной: из четырнадцати обитателей инвалидной артели пришло тринадцать человек, один только озабоченный идиот не явился. Слепые выстроились в цепочку и стали передавать из рук в руки охапки соломы. Дураки таскали бамбуковые палки, а двое хромых (силы рук им было не занимать) принялись туго перевязывать их вместе. Боевой резерв в составе пятерых глухих разбился надвое: трое мастерили из соломы стены, а двое, забравшись наверх, клали крышу. Бритый Ли сновал по стройплощадке с указаниями, как командующий армии. За три дня, обливаясь потом и исходя криками, они соорудили наконец домишко. Тут только Бритый Ли вспомнил про озабоченного идиота и спросил о нем хромого директора. Тот сказал, что придурок раньше никогда не опаздывал и не убегал раньше времени, вот только едва он нацепил новые гринвичские часы, как совсем пропал из артели.

— Может, это время по Гринвичу сбило его с толку? — спросил хромой.

— Да наверняка, — заржал Ли. — Это вот и называется разница между часовыми поясами.

Стройными рядами инвалиды отправились к Ли домой и притащили оттуда кровать, стол, одеяло, одежду, тазик для воды, керосинку, миски, палочки, стаканы и еще целую уйму вещей. Довольный Ли вступил, как король, в свою халупу. Так окончательно был разбит его лагерь у здания уездной администрации. Не прошло и дня, как наши лючжэньские увидели работников почтово-телеграфной конторы, устанавливающих в хибаре телефон. Это был первый частный телефон во всем поселке. Народ щелкал языками, и все говорили, что это уму непостижимо. Телефон Бритого Ли трещал весь день с утра до позднего вечера и даже ночью. Работники администрации твердили, что звонит он куда как чаще, чем у их начальника.

Так Ли чинно-благородно начал свой мусорный бизнес. Он больше не брал старье за просто так, а начал покупать его с рук. Кучки мусора перед зданием администрации превратились в огромную гору, даже хибарка Бритого Ли и та оказалась заваленной старьем. Сам он говорил, что в ней лежит только высококлассный мусор. Прохожие часто видели, как он, улыбаясь, восседает среди этой высокосортной дряни, словно на горе самоцветов. Еще видели, как каждую неделю приезжает откуда ни возьмись грузовик и увозит с глаз долой рассортированный Бритым Ли утиль. Ли стоял перед лачугой, смотрел вдаль удаляющемуся грузовику, слюнявил пальцы и пересчитывал купюры.

Он по-прежнему одевался в рвань, только поменял кошелек на здоровенное портмоне, и деньги раздули его изнутри, как воздушный шарик. В нагрудном кармане у него хранилась небольшая тетрадочка: с лицевой стороны были записаны все его мусорные приобретения, а с оборотной — прежние долги.

К тому моменту у пятерых его кредиторов начисто пропала всякая надежда. Все признали себя прогоревшими. Никто из них и представить не мог, что Ли, заработав на старье денег, вздумает отдавать долги.

Однажды вечером Мороженщик Ван проходил со своим ларем мимо хибары Бритого Ли. Тот торчал в лачуте в одних трусах. Заметив Вана, он мгновенно выбежал наружу и стал звать его во все горло. Мороженщик медленно обернулся и увидел, как Ли призывно машет ему рукой и кричит:

— Иди сюда!

Мороженщик остановился как вкопанный, гадая, что взбрело Ли в голову. Тот сказал, что хочет вернуть ему деньги, и Мороженщик подумал, что ослышался. Он даже оглянулся и посмотрел, не прячется ли кто у него за спиной. Ли начал терять терпение. Ткнув в Мороженщика пальцем, он произнес:

— Тебе, тебе! Я ведь тебе должен.

Ван подошел, не веря своему счастью, нырнул в халупу вместе с ее владельцем и сел посреди кучи тряпья. Ли развернул свой блокнотик и стал рассчитывать капитал и проценты. Мороженщик с интересом оглядывал лачугу: внутри было все необходимое, даже электрический вентилятор.

— Даже вентилятор у тебя есть, — с завистью процедил Ван.

Ли сказал «угу», нажал кнопку, и вентилятор стал крутиться, разворачиваясь из стороны в сторону.

— Чудо как прохладно… — постанывал Мороженщик.

Высчитав наконец, сколько причитается Мороженщику, Ли поднял голову от блокнотика и смущенно сказал:

— У меня сейчас денег немного. Могу вернуть только в рассрочку. Каждый месяц понемножку — за год рассчитаюсь.

Потом он раскрыл свое портмоне, вытащил деньги, отсчитал нужную сумму и большую ее часть спрятал обратно, а меньшую сунул в руку Мороженщику. Когда Ван брал деньги, руки у него затряслись и губы тоже. Он все повторял: кто бы мог подумать, что Ли запишет все в блокнот — он и сам-то давно забыл. От этих слов у Вана даже глаза покраснели и наполнились слезами: ему и во сне привидеться не могло, что потерянные пятьсот юаней когда-нибудь вернутся. Тыча пальцем в свои проценты, он добавил:

— Да еще и с приплодом.

Мороженщик осторожно засунул деньги в карман, наклонился и достал из ларя эскимо. Он сказал, что ему нечем отблагодарить Бритого Ли, только мороженым. Ли отрицательно покачал головой:

— Я, Ли, ни гроша с народа не беру.

Но Мороженщик возразил, что это не народный грош, а его личный — от всей души. Тогда Ли сказал, что он тем более не может съесть мороженое и велел Вану спрятать его обратно.

— Лучше сослужи мне службу: пойди извести Кузнеца, Портного, Точильщика и Зубодера, что Ли начал отдавать долги.

К ночи Кузнец, Портной, Точильщик, Зубодер и Мороженщик все пришли к Ли в его хибару. Они встали перед входом и принялись звать его самыми теплыми голосами:

— Товарищ директор, товарищ директор!

Ли вышел к ним опять голый по пояс и, замахав руками, поправил:

— Я не товарищ директор, я мусорный Ли.

Все засмеялись. Кузнец Тун посмотрел на своих товарищей, а те поглядели на него. Тут он понял, что пора действовать, и с улыбкой спросил:

— Говорят, ты деньги раздаешь?

— Не деньги, а долги, — поправил Ли.

— Да все одно, — кивнул Кузнец. — Говорят, и проценты набежали?

— Конечно, набежали — ответил Ли. — Я как Народный банк*. А вы — вкладчики.

Все поспешили согласиться, а Ли обернулся и посмотрел на свою хибару. Потом он заметил, что там слишком тесно — вшестером не впихнуться, лучше вести расчет на улице. Сказав это, Ли шлепнулся наземь, выволок блокнотик и стал, пришептывая, считать. Трусы на нем были грязнее половой тряпки, потому он и сел не раздумывая. А вот кредиторы застыли в нерешительности: не стоит ли им тоже усесться на землю? Все специально нацепили самое чистое, чтобы красиво прийти одной большой компанией. Портной, Точильщик, Зубодер и Мороженщик посмотрели на Кузнеца, и тот подумал про себя, что за бабки не то что на землю плюхнешься, а в дерьмо ляжешь как миленький, и решительно опустился в грязь. Вслед за ним в кружок сели и остальные четверо. Ли разбирался с каждым по отдельности и выдавал причитающееся. Когда кредиторы получили на руки свои кровные, Кузнец произнес речь от лица всей честной компании: он торжественно извинился перед Ли за все кулаки и пинки, за то, что они выколачивали деньги, пока у того не распух нос и не отекла физиономия. Внимательно выслушав Кузнеца, Ли педантично уточнил:

— Отделывали меня так, что распух нос и отекла физиономия.

Кредиторы неловко засмеялись, и Кузнец опять выступил от всех:

— С сегодняшнего дня, как захочешь кого из нас отделать, — милости просим. Мы не будем давать сдачи. Целый год.

Четверо остальных согласно выдохнули:

— Целый год.

Услышав это, Ли расстроился:

— Эх вы! По себе-то мерить не надо.

Слухи о том, что Ли начал раздавать долги, быстро облетели весь поселок. Народ глубоко вздыхал и говорил, что Бритый Ли — удивительная личность. Поговаривали, что он даже на мусоре сумел сделаться толстосумом, а будь то золото — был бы уже первый богач на всю страну. Когда эти пересуды дошли до самого Ли, он скромно сказал:

— Народ слишком много про меня думает. Я ведь кручусь тут по маленькой, так — на еду хватило бы, и ладно.

Но скромность скромностью, а вспомнить, как все закрутилось, было занятно. Расправив крылья да погорев на открытии швейной фабрики, Ли вновь обратился к своей инвалидной артели, а когда и туда вернуться не вышло, взялся за забастовку. Потом он стал подбирать всякий хлам, лишь бы немного подзаработать, и подумать было невозможно, что из этого выльется целый бизнес. Обобщая свой жизненный опыт, Ли наставлял лючжэньских зевак:

— В бизнесе оно ведь как выходит: посадишь нарочно цветок — так он цвести не будет; а случайно куда воткнешь черенок — разрастется в дерево, еще и тень тебе даст.

Глава 22

Когда мусорный бизнес Бритого Ли стал быстро разрастаться, наше уездное начальство потеряло уже всякое терпение. Перед воротами администрации возвышались горы хлама. Стали считать и насчитали, что забастовка Бритого Ли тянется уже четыре года, а старье он собирает без малого три. В самом начале перед воротами администрации появилась небольшая кучка мусора, и вот теперь четыре огромные горы маячили по обе стороны от входа, а между ними сновали десять наемных рабочих, уходивших и приходивших вместе с работниками в здании. Сперва за мусором приезжали откуда-то большие грузовики — теперь эти же грузовики свозили хлам в Лючжэнь, а уж потом Ли рассылал его по всей стране. Народ не уставал удивляться. Все спрашивали, уж не вздумал ли Бритый Ли заделаться главой какого-нибудь Общества побирушек. Тот мотал головой и с гонором толстосума заявлял, что он теперь бизнесмен и до власти ему дела нет. Он-де превратил уже Лючжэнь в главный пункт по сортировке мусора во всем Восточном Китае.

— И это только первый шаг! Второй — во всем Китае, а третий — во всем мире. Немного уже ждать осталось. Вы посудите сами: как Лючжэнь станет главным мусоросборником планеты, не будет ли в поселке, как в стихах председателя Мао, «прекрасней вид, чем в целом мире»? — добавлял он.

Все наше уездное начальство было из бедных семей. Из них никто не боялся ни грязи, ни вони от сваленного на дворе мусора. Все боялись только, что если вдруг нагрянет с проверкой вышестоящее руководство, то им не поздоровится. Наверняка руководство это выйдет из себя и скажет, что администрация ни капли непохожа на официальное учреждение — просто помойка какая-то! А наше-то уездное начальство ни Бога, ни черта не боялось, лишь бы повышение не зарезали. Уж если руководство, не дай Бог, будет недовольно, то в уезде никому ничего не светит. Тогда уездное начальство собралось на экстренное заседание и стало обсуждать, как бы побыстрее решить эту проблему, пока Бритый Ли не превратил Лючжэнь в главный мировой мусоросборник, а то ведь тогда хрен разрулишь. Все единодушно согласились, что очистку двора от хлама нужно объявить работами по изменению имиджа уезда. Всего придумали два плана: по первому предстояло задействовать силы милиции и внутренних войск и принудительно ликвидировать груды мусора. Этот план быстро отвергли. С тех пор как Ли разбогател на своих мусорных делах и вздумал раздавать долги, его авторитет в народе стал расти как на дрожжах и давным-давно стал куда больше, чем у начальника уезда. Начальство решило, что народному гневу противостоять будет трудно. Все сказали, что управиться с Бритым Ли — дело плевое, но кое-кто может захотеть из-за этого поскандалить да выразить публично свое недовольство. Тогда все обратились ко второму плану: выполнить требования Бритого Ли и разрешить ему наконец вернуться в инвалидную артель на прежнее место директора. Так можно будет и спасти заблудшую овцу, и двор администрации очистить.

Получив указания начальника уезда и партсекретаря, глава гражданской управы Тао Цин отправился беседовать с Бритым Ли. Четыре года назад он выставил его за дверь, а теперь сам пошел его возвращать. Когда он выходил из здания управы, на душе у него было погано. Тао Цин прекрасно представлял себе, что за тип был Бритый Ли: дай ему палец — всю руку отхватит. Про себя он решил, что хорошо бы для начала задать ему острастку, а уж потом возвращать в артель.

Когда Тао Цин подошел к подножию мусорных гор, Ли, раздавая указания своим работникам, суетился так, что дым стоял коромыслом. Начальник управы проторчал какое-то время у него за спиной, но Ли ничего не замечал, и тогда Тао Цин громко откашлялся. Ли обернулся и, увидев свое прежнее начальство, радушно закричал:

— Товарищ Тао пришел меня проведать!

Тао напустил на себя суровый вид и махнул рукой со словами:

— Так, мимо проходил, решил глянуть одним глазком.

— Ну, все одно заглянул, — радостно пропел Ли и заорал десятерым работникам: — Мой прежний начальник товарищ Тао Цин зашел всех проведать. А ну хлопайте в ладоши!

Работники отложили свои дела и стали нестройно аплодировать. Тао Цин нахмурил брови и по-простому кивнул работникам. Ли остался недоволен и тихо зашептал:

— Товарищ Тао, что ж ты не скажешь им: «Спасибо за вашу работу!»?

Тао отрицательно качнул головой:

— Не стоит.

— Ну ладно, — кивнул Ли и опять прокричал подопечным: — Принимайтесь за дело, а я прогуляюсь с товарищем Тао до конторы.

Бритый Ли заботливо проводил Тао Цина до своей хибары. Там он уступил ему единственный стул, а сам плюхнулся на кровать. Тао оглянулся по сторонам и увидел, что халупа была обставлена всем необходимым, вот уж верно говорят: не велика птичка, да голосиста. Тут Тао углядел электрический вентилятор и заметил:

— Даже вентилятор у тебя есть!

— Да уж два лета пользуюсь, — с довольным видом ответил Ли. — В следующем году уже вентилятором сыт не буду, думаю кондиционер поставить.

Тао Цин подумал, что это чмо специально так выделывается, и с невозмутимым видом произнес:

— Здесь кондиционер не поставишь.

— Че это не поставишь? — спросил Ли.

— Да тут сквозит, — ответил Тао. — Больно электричества расход большой выйдет.

— Ну, заплачу побольше, — спесиво возразил Ли. — А с кондишеном тут пятизвездный отель будет.

Тао Цин про себя снова назвал собеседника чмо, встал и вышел из хибары на улицу. Ли тут же выбежал следом и заботливо спросил:

— Товарищ Тао, что, уже пошел?

— Пошел. Мне еще на собрание успеть надо.

Ли обернулся и закричал работникам:

— Товарищ Тао уходит, похлопайте ему на прощанье!

Рабочие опять нескладно захлопали, а Тао Цин снова кивнул.

— Товарищ Тао, счастливого пути, — заискивающе пропел Ли.

Тао махнул рукой, показывая, что провожать не нужно. Пройдя несколько шагов, он сделал вид, что вспомнил что-то, остановился и сказал:

— Иди-ка сюда.

Ли мгновенно подбежал к нему, и Тао, похлопав его по плечу, прошептал:

— Напиши-ка ты объяснительную.

— Какую объяснительную? — не понял Ли. — Какого рожна ее писать?

— Вспомни, что четыре года назад было, — сказал Тао. — Напиши-ка бумагу, признай свои ошибки и сможешь снова стать директором инвалидной артели.

Тут Ли наконец понял и заржал:

— Да мне давно начхать на эту должность.

Тао еще раз назвал его про себя чмо, и сурово произнес:

— Подумай как следует. Для тебя это шанс.

— Шанс? — Ли вытянул руку и, загибая пальцы, пересчитал свои мусорные горы. Потом с гордостью прибавил: — Вот мой шанс.

Тао Цин, посуровев лицом, продолжал:

— Советую тебе все-таки подумать.

— А че тут думать, — отрезал Ли. — Если я брошу такое дело и пойду директором артели, то покажу себя крохобором!

Когда начальник уезда узнал, что Тао Цин не смог вернуть Бритого Ли в артель, он ужасно разозлился и стал честить Тао за то, что тот выгнал когда-то Ли взашей:

— Это ты пустил козла в огород, изгадил жизнь всему уезду.

Тао Цин послушно выслушал ругань, вернулся к себе в управу и вызвал двух начальников отделений. Потом он пропесочил их как следует, так что те даже не поняли, что они сделали не так. Выпустив пар, Тао Цин больше не занимался Бритым Ли. Так прошел месяц, но Ли и не думал никуда переезжать — он, наоборот, взялся за дело с новыми силами и принялся сооружать пятую гору. Глава уезда понял, что на Тао Цина рассчитывать не приходится, и отправил к Бритому Ли своего проверенного человека — начальника канцелярии.

Ли, разумеется, уважал Тао Цина как своего благодетеля, а вот на начальника уездной канцелярии ему было начхать. Когда посланец подошел к воротам, он был занят разбором мусора. Изобразив радушную улыбку, проверенный человек стал сновать за Бритым Ли туда-сюда, не скупясь на теплые слова: не отрываясь от хлама, Ли с невозмутимым видом слушал его излияния. Начальник канцелярии подумал, что время-то идет, а от Ли никакого энтузиазма не дождешься, остается только вытащить главный козырь.

— Глава уезда зовет тебя к себе, — сказал он.

Ли, качнув головой, ответил:

— Сейчас времени нет.

Начальник канцелярии похлопал его по плечу и зашептал, что глава уезда, партсекретарь и их заместители посовещались и решили удовлетворить его просьбу о возвращении в артель в качестве директора.

— Иди скорей, нельзя упускать такой шанс, — поторопил он.

Ли не выказал никакой признательности. Не поднимая головы, он забурчал:

— Ты не видишь — я занят?

Начальник канцелярии вернулся ни с чем и пересказал весь свой разговор главе уезда. Тот разозлился не на шутку и, швырнув бумаги на пол, закричал:

— Какие у него такие дела…

Выпустив пар, он вынужден был сам отправиться к воротам за Бритым Ли. Через несколько дней предстоял визит заместителя губернатора провинции, и от мусора нужно было освободиться загодя. Ругая про себя Бритого Ли последними словами, он одарил его сверкающей улыбкой.

— Все трудишься, а? — спросил он.

Увидев, что пришел сам глава уезда, Бритый Ли прекратил работу и поднял голову. Перед лицом высокого начальства он стал намного скромнее.

— Да что тут за труды? Вашим не чета, — сказал он.

Начальник решил, что ему не стоит задерживаться на этой помойке слишком долго — мало ли что народ подумает, а потому он рубанул сплеча и тут же объявил, что уезд удовлетворил его просьбу о возвращении в артель. Единственное условие — он должен за два дня вывезти весь свой хлам от ворот администрации. Выслушав это, Ли не произнес ни слова, а продолжил копошиться в помойке. Глава уезда стоял рядом и ждал ответа. В душе он уже дошел до белого каления и думал про себя, что этот Ли — форменная свинья, нечего перед ним бисер раскидывать. Тут Ли заметил, что в одной из пластиковых бутылок среди мусора была еще вода, открутил крышку и выдавил в себя все остатки. Потом он, отерев рот, спросил главу уезда, сколько тот положит ему в месяц как директору артели.

Начальник ответил, что это еще неизвестно — у кадровых работников зарплату определяет государство. Тогда Ли спросил, сколько получает в месяц сам глава уезда. Тот уклончиво промямлил что-то про несколько сотен юаней. Ли заржал и, тыча пальцем в своих покрытых потом работников, сказал:

— Да они больше, чем ты, получают.

Потом он из лучших побуждений пригласил главу уезда к себе:

— Переходи ко мне работать, товарищ начальник. Положу тебе в месяц тысчонку, а за хорошую работу будет и премия.

Глава уезда вернулся чернее тучи и закатил у себя в кабинете сцену почище прежней. Он снова вызвал к себе начальника канцелярии и сказал, что отдает ему Бритого Ли на откуп — можно ни на что не скупиться, лишь бы избавиться от мусора до приезда руководства. Начальник канцелярии обескураженно пополз обратно к воротам. Завидев Ли, он решительно выдал:

— Ну, говори, на каких условиях ты отсюда исчезнешь?

Услышав это, Бритый Ли понял, что все идет как по маслу и, размахивая руками, категорически заявил, что в артель ему теперь обратной дороги нет. Ли пустился во все тяжкие и сказал, что зарплаты директора артели ему на жизнь не хватит.

— И потом, дважды в одну реку не войдешь, — важно прибавил он.

Когда начальник канцелярии дошел уже до ручки, Ли вдруг стал сама скромность, будто его подменили. Он сказал, что сбор мусора — тоже дело, тоже строительство социализма, тоже служение народу и тоже нуждается в поддержке администрации. Ли, оказывается, давно собирался и сам перебросить хлам от здания — чего ему перед начальством да народом позориться, просто у него не было другого места, вот он и держался за свое, как мог.

Бритый Ли говорил так убедительно, что начальник канцелярии не уставал кивать головой. Тогда он окончательно перешел в наступление и заявил, что в поселке туча зданий стоит пустая — вот и склад, что он для фабрики снимал, тоже пустует, а ведь склад-то совсем на отшибе стоит, там и площадочка спереди имеется — как раз мусор сваливать. А в остальных пустых домах можно еще отделения по приему утиля открыть. Так выйдет и здания занять, и свалка рассосется. В конце он добавил:

— Всем выгодно.

Начальник канцелярии покивал и удалился посовещаться. Через час с небольшим он вернулся вместе с главой бюро недвижимости и объявил, что начальство согласилось сдать внаем Бритому Ли три пустующих здания с видом на улицу, а склад доставался ему на три года и вовсе бесплатно. Единственным условием был полный вывоз мусора в двухдневный срок.

— Двухдневный? — Ли замотал головой. — Два дня — это слишком долго. Председатель Мао учил нас дорожить каждой минутой и каждой секундой. Я все за день вывезу.

Сказано — сделано. Ли нанял сто сорок человек крестьян и вместе со своими десятью работниками принялся за дело. Через двадцать четыре часа пять груд перед зданием уездной администрации исчезли, как по волшебству. Во дворе не просто навели чистоту, но аккуратно расставили в два ряда двадцать кадок с родеями. На следующее утро, когда уездное начальство пришло на работу, никто не поверил своим глазам. Все решили, что ошиблись местом. Пока все недоумевали перед входом, глава уезда сказал:

— А этот Ли все-таки чем-то да хорош.

А наши лючжэньские за это время успели уже привыкнуть к грудам мусора — теперь, когда их не стало, все будто Америку для себя открыли и побежали доложить о том знакомым. Народ тек к воротам администрации нескончаемым потоком. Все оглядывались по сторонам и твердили, что только сейчас заметили, что площадь перед зданием — просто как с картинки.

⇐ Предыдущая 24 25 26 27 282930 31 32 33 Следующая ⇒