А. В. ШИШОВ 32 страница

В селении Муттен французы обнаружили огромный воинский госпиталь. В нем находились до 600 тяжело раненных и больных русских, которые самостоятельно не могли продолжать путь, и свыше тысячи человек из республиканских войск, попавших в плен. Они были оставлены Розенбергом по приказу командующего и отдавались «под покровительство честолюбия неприятеля».

При госпитале оставались лекарь, несколько фельдшеров и штабс-капитан Николай Селявин. Ему поручалось сдать неприятельским войскам всех раненых на «попечение».

Массена закрыл путь через гору Брагель в две пехотные полубригады (6 батальонов), на случай возвращения, а остальные войска бывшей при нем дивизии Мортье повел кружным путем на соединение с силами Молитора.

Выступивший в ночь на 21 сентября суворовский арьергард уходил из Муттенской долины в самую скверную для швейцарских гор погоду. Ночью выпал снег, который занес узкую горную дорогу, больше напоминавшую собой пастушечью тропу. Русским пришлось в густой туман заночевать на горе.

Корпусные войска Розенберга прибыли на соединение с главными силами в Гларис только 23 сентября. Там собрались все, кто остался от суворовской армии, выступившей в беспримерный для военной истории Швейцарский поход.

Войска, не упавшие духом, были изнурены, оборваны, истощены голодом, многие в довершение всех бед оказались босы. И это при переходе заснеженных гор! Генерал Ребиндер, шеф Азовского мушкетерского полка, ходил в ботфортах без сапог, обернув ступни ног кусками сукна, чтобы хоть как-то предохронить их от холода и острых камней.

У солдат были считанные патроны, которые они так берегли последние дни. Зарядов для горных орудий не хватило бы даже на самый непродолжительный бой. Большая часть вьючного обоза погибла при переходах в горах. Вместе с мулами и казачьими конями терялись и без того малые запасы провианта в виде муки и неприкосновенный запас ружейных зарядов, хранимый на самый крайний случай. Раненых и больных везти было не на чем, а их в заметно поредевших полках и батальонах набиралось немало.

В Гларисе русских покинули последние союзники. Австрийский генерал Ауфенберг увел свою бригаду из Швейцарии самым коротким путем, чтобы не попасть ненароком под удар французов.

Собрав военный совет, Суворов предложил его участникам обсудить один вопрос: куда двигаться дальше? Генералитет русской армии принял решение не пробиваться из Швейцарии через позиции французов кратчайшим путем — на север, а избрать более трудный, но безопасный кружной путь. Он шел через хребет Паникс (Рингенкопф) от Глариса на Иланц, в долину реки Рейн.

Неприятельских заслонов здесь не ожидали. Зато предвидели соединение с остатками разгромленного корпуса генерал-лейтенанта Римского-Корсакова и обозами с полевой артиллерией, которые были заблаговременно перед началом Швейцарского похода отправлены из Северной Италии.

В ночь на 24 сентября русские выступили из Глариса, имея по самым скромным запроса провианта на 2 дня пути. В Швейцарском походе для них это был последний горный переход.

На сей раз авангардом командовал генерал-майор Милорадович. За ним двигались остатки вьючного обоза. Потом шли главные армейские силы. Арьергард составил отряд князя Багратиона. Он должен был последним покинуть Гларис, в котором на «попечение» французов вновь оставлялись тяжелобольные и раненые. С ними оставалось несколько медиков с письмом от генерал-фельдмаршала Суворова к неприятельскому командованию.

В деревне Эльм главные силы суворовской армии расположились на ночлег. Авангард же Милорадовича продолжил путь через Паникс. Отдых был короток. В 2 часа ночи командующий приказал сыграть подъем и идти дальше. Выпавший снег завалил горную дорогу и в темноте, без проводников приходилось отыскивать, что называется, на ощупь. К тому же еще началась вьюга.

Весь день 25 сентября ушел на движение через горный хребет. Только с наступлением темноты авангардному отряду удалось и выйти к деревне Паникс. Остальным войскам пришлось провести ночь на вершине горного перевала, не имея ни топлива для костров, ни сухой одежды, которая обледенела от ударившего мороза.

На этом последнем участке Швейцарского похода погибли от изнеможения или упав с обледенелых горных склонов почти 300 вьючных лошадей и мулов. Было приказано бросить все горные пушки в пропасти. Каждый неверный шаг мог обернуться гибелью для людей.

Генерал-фельдмаршал переносил со своими «чудо-богатырями» все трудности перехода. Один из участников Швейцарского похода Грязев вспоминал:

«Глаза мои встречали нашего неутомимого вождя, бессмертного Суворова. Он сидел на казачьей лошади, и я слышал сам, как он усиливался вырваться из рук двух шедших по сторонам дюжих казаков, которые держали его самого и вели его лошадь; он беспрестанно говорил:

— Пустите меня, пустите, я сам пойду.

Но усердные его телохранители молча продолжали свое дело, а иногда с хлоднокровием отвечали: «Сиди!» — и великий повиновался».

Генерал Массена сделал последнюю попытку преследования уходящей в германские земли суворовской армии. Французские войска численностью примерно в 7 тысяч человек подступили к Гларису и натолкнулись там на арьергард князя Багратиона. Он находился в полной готовности начать бой, который оказался последним для русских на швейцарской земле.

Авангардный, а теперь арьергардный багратионовский отряд в самом начале похода насчитывал 3 тысячи бойцов. Теперь же в 2 егерских полках, 4 сводных гренадерских батальонах и казачьем полку Сычова едва набиралось 1800 человек.

Батальоны дивизии генерала Лаузона несколько раз ходили в атаку, зная, что противник не может встретить их ни пушечными залпами, ни частой ружейной пальбой. В действительности так и было. Французы же артиллерию имели и снарядов в тот день не жалели. Отбивавшимся русским приходилось уповать только на штыки и собственное мужество. Помощи багратионовскому арьергарду неоткуда было ждать. Вдали, на заснеженном хребте Паникс, из виду терялись последние батальоны главных армейских сил.

Русские отразили все вражеские атаки, сами не раз ударяли в штыки. Но когда стало ясно, что арьергард больше отбиваться не может, «князь Петр» все же послал в хвост походной колонны гонца за помощью. И она пришла вовремя.

Генерал-майор Михаил Михайлович Велецкий, командир Бутырского мушкетерского полка, повернул свои батальоны обратно с горного хребта. Соединившись с арьергардом, полк пошел в штыковую атаку и отбросил французов. С наступлением темноты схватки на берегах горной речки Линты утихли.

Французская пехота сделала еще одну попытку «сесть» на хвост русской походной колонне, которая заночевала на вершине хребта Паникс. Однако дело ограничилось только ружейной пальбой в ночи и до рукопашных схваток не дошло.

О последнем бое у Глариса генерал-майор князь Петр Иванович Багратион доносил следующее:

«Неприятель имел тогда более 7000 и сражался весьма сильно, но быстрым стремлением и непобедимым оружием российских войск был весь опрокинут; гнали его до самого местечка Кляриса (Глариса), поражая жестоко по дороге штыками».

На рассвете 26 сентября русские войска стали опускаться к деревне Паникс. Однако взобраться на вершину Паникса оказалось гораздо проще, чем спуститься с нее: ни одна тропинка не вела вниз, везде были только крутые, обледенелые обрывы.

Первые солдаты, кто рискнул спускаться сам по себе, погибли. Не было ничего, за что можно было бы удержаться при падении, — ни деревца, ни кустика, ни даже выступающего камня. Не одна тысяча людей стояла на вершине хребта там, где начинался спуск.

Тогда кому-то пришла мысль сесть на край горного обледенелого склона и покатиться с горы вниз. И он съехал на редкость удачно. Тысячи людей последовали его примеру. Прижимая к себе ружья, солдаты, казаки, офицеры скатывались по ледяной горе невиданных размеров. Уцелевших лошадей и мулов так же вместе со вьюками отправляли под гору. Участник похода Грязев рассказывал:

«Сие обстоятельство действительно зависело от случая: иные оставались безвредны, но многие ломали себе шеи и ноги и оставались тут без внимания со всем багажом своим».

Этот эпизод на самом финише суворовского Швейцарского похода стал источником вдохновения для великого русского исторического живописца Василия Ивановича Сурикова. В 1899 году он закончил одно из своих самых известных художественных полотен — «Переход Суворова через Альпы», отметив таким образом 100-летний юбилей немеркнущего подвига русского воинства.

К вечеру 26 сентября суворовцы дошли до города Иланца, где остановились на ночлег. Австрийская бригада фельдмаршала-лейтенанта Линкена, стоявшая здесь, помогла с дровами, и люди впервые за последние дни могли отогреться у бивачных костров.

27 сентября был совершен переход к городу Кур, откуда через два дня отдыха суворовцы по долине реки Рейн, пройдя по земле княжества Лихтенштейн, прибыли к австрийскому городу Фельдкирху и расположились возле него походным лагерем, начав приводить себя в должный порядок.

Так завершился Швейцарский поход, который считается венцом полководческой славы Александра Васильевича Суворова.

Из Фельдкирха, 3 октября, полководец послал императору Павлу I реляцию со словами:

«Все сии победы пребудут новыми вечными памятниками неутомимой храбрости российского войска (в) изгнании неприятеля из самых неприступнейших, природою укрепленных местоположений (и) уподоблялися действительным штурмам, каковых больше упорнейших и кровавых было три при восхождении на Сен-Готард».

Из 20-тысячного русского войска, выступившего из Северной Италии в поход через Швейцарию, через 16 дней осталось менее 15 тясяч. Более 1600 суворовских бойцов были убиты, погибли при падении в пропасти, замерзли в горах и пропали без вести. Раненых (не считая легкораненых, остававшихся в строю) насчитывалось свыше 3500— многие из них, «неподъемные», оказались во французском плену и обрели свободу после традиционного размена военнопленными.

Войска гельветической армии генерала Массены тоже понесли ощутимые потери, хотя достоверных цифр нет. Но известно, что русские вывели с собой из Швейцарии до 1400 пленных французов, которых в городе Куре передали в руки союзников-австрийцев.

Император Павл I, по достоинству оценил ратные труды великого полководца. Высочайшим рескриптом от 28 октября 1799 года ему было пожаловано высшее воинское звание: Его Императорское Величество всемилостивейше жаловало князя Италийского, графа Суворова-Рымникского в генералиссимусы.

Полководцу объявлялась «милость царская» и признание в высочайшем расположении:

«Побеждая повсюду и во всю жизнь вашу врагов Отечества, недоставало вам одного рода славы — преодолеть и саму природу. Но вы и над нею одержали ныне верх... Награждая вас по мере признательности Моей и ставя на высшую степень, чести и геройству предоставленный, уверен, что возвожу на оный знаменитнейшего полководца сего и других веков».

Когда составленную реляцию о суворовском награждении зачитали императору, он сказал своему генерал-адъютанту графу Ростопчину: «Это много для другого. А ему мало. Ему быть Ангелом».

Глава четвертая

Слава, бесчестие и смерть полководца

Александр Васильевич Суворов стал в российской истории четвертым генералиссимусом. Первым был боярин А. С. Шеин, командовавший при Петре Великом всеми сухопутными войсками во время Второго Азовского похода 1696 года, вторым — А. Д. Меншиков, прославившийся в Северной войне 1700–1721 гг., супруг правительницы Анны Леопольдовны Антона Ульриха Брауншвейгский, вовсе не имевший никаких военных заслуг.

В России титул (звание) генералиссимуса был узаконен последним русским царем и первым всероссийским императором Петром I. В «Уставе Воинском 1716 года» говорилось:

«Сей чин коронованным главам и великим владетельным принцам только надлежит, а наипаче тому, чье войско. В небытии же своем оный команду дает над всем войском своим генерал-фельдмаршалам».

В Советском Союзе звание генералиссимуса было присвоено И. В. Сталину (Джугашвили), постановлением Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1945 года после победы Советсого Союза над гитлеровской Германией в Великой Отечественной войне.

Для Александра Васильевича Суворова-Рымникского чин генералиссимуса стал высшим мерилом его полководческих заслуг в коалиционной войне против республиканской Франции, то есть той высочайшей наградой, которая подвела черту под его многолетними ратными заслугами на благо России.

Еще не «остывший» после Швейцарского похода, он продолжал свои полководческие труды. Соединившись с корпусом генерал-лейтенанта Римского-Корсакова, Суворов расположил войска на отдых близ Боденского озера. Отсюда он пишет письма в Вену и командующему австрийской рейнской армии эрцгерцогу Карлу с одним-единственным предложением — совместными усилиями союзников провести большую наступательную операцию и освободить Швейцарию от французов. Предлагался и ее план, вполне реальный и выполнимый.

Суворов стремился устранить серьезное препятствие, которое грозило расстроить союзнические замыслы —наличие двух главнокомандующих на театре военных действий, тогда как высшее командование Франции в Гельветической республике находились в одних руках.

Д. А. Милютин писал по этому поводу:

«...Французский полководец, распоряжаясь один всеми войсками в Швейцарии, мог сосредоточить их против той или другой части союзных сил, которые занимали гораздо большее протяжение и разделены были озером Боденским. Притом союзных войск под начальством двух главнокомандующих, независимых друг от друга и во всем между собой различных: и по нации, и по летам, и по характеру, и по взгляду на военное дело. Трудно было ожидать, чтобы они сошлись в своих планах и действовали заодно, совокупными силами. Сами цели политические союзных держав были так разнородны, что в действиях союзных армий не могло быть единства; рано или поздно такая связь должна была окончательно разорваться».

Так вскоре и случилось. Антифранцузская коалиция из России, Священной Римской империи, Англии и Королевства обеих Сицилий доживала свои последние дни.

По всему было видно, что австрийцы явно тяготились присутствием на своей территории русских войск, союзный главнокомандующий которых был настроен на решительное продолжение войны. Более того, он требовал выполнения обязательств и от высшего командования императора Франца I. Отношения между Суворовым и эрцгерцогом Карлом становились все более натянутыми. Последний даже позволил себе покритиковать «победоносное» военное искусство Александра Васильевича, на что тот ответил: «Суворов разрушил современную военную теорию, потому правила искусства принадлежат ему».

Ухудшались отношения не только между венским и санкт-петербургским дворами, но и в среде союзного генералитета. Русское офицерство не могло простить союзникам поведения, близкого к измене, ни в Северной Италии, ни тем более в Швейцарии.

Дело стало доходить до открытых конфликтов. Так великий князь Константин Павлович, получивший от отца за Итальянский и Швейцарский походы титул «цесаревича» (то есть наследника), выгнал из зала группу австрийских офицеров-аристократов, явившихся на бал, который давал юный генерал-адъютант Аркадий Суворов.

29 октября русский главнокомандующий получил от императора Павла I рескрипт, датированный 11 октября. Государь сообщал об официальном разрыве союза с Веной, вызванном откровенным недружелюбием Австрии к русской армии, находившейся в Швейцарии.

Вторым рескриптом от того же числа император просил Суворова готовить русскую армию к возвращению в российские пределы, предварительно заняв позицию по рекам Иллеру и Леху. В указе высказывалось предположение, что французы, узнав об уходе русских войск, начнут наступательную кампанию в Северной Италии, что в действительности и произошло.

К высочайшему рескрипту прилагалась копия письма Павла I к императору Францу I. В письме объяснялись причины разрыва союза двух империй и прямо говорилось, что преждевременный вывод из Швейцарии армии эрцгерцога Карла стал причиной разгрома корпуса генерал-лейтенанта Римского-Корсакова:

«...Вашему величеству уже должны быть известны последствия преждевременного выступления из Швейцарии армии Эрцгерцога Карла, которой, по всем соображениям, следовало там оставаться до соединения фельдмаршала князя Италийского с генерал-лейтенантом Корсаковым. Видя из сего, что Мои войска покинуты на жертву неприятелю тем союзником, на которого Я полагался более, чем на всех других, видя, что политика его совершенно противоположна Моим видам и что спасение Европы принесено в жертву желанию распространить Вашу Монархию, имея притом многие причины быть недовольным двуличным и коварным поведением Вашего министерства (гофкригсрата. — А. Ш.) (которого побуждения не хочу я знать, во уважение высокого сана Вашего Императорского Величества), Я с тою же прямотою, с которою поспешил к Вам на помощь и содействовал успехам Ваших армий, объявляю теперь, что отныне перестаю заботиться о Ваших выгодах, и займусь собственными выгодами Своими и других союзников. Я прекращаю действовать заодно с Вашим Императорским Величеством, дабы не действовать во вред благому делу. Остаюсь с должным уважением...

Павел».

Надо отдать должное Павлу I, одному из самых противоречивых венценосных личностей династии Романовых. В 1799 году он все же смог понять, что венский двор нуждался в союзной России, только когда затрагивались его корыстные интересы.

Суворов приступил к выполнению императорского указа. Он отписал в Санкт-Петербург, что на подготовку войск к походу через пол-Европы ему требуется 2 недели.

Полководец имел распоряжение Павла I оплачивать все расходы на пути русских войск (за провиант, фураж, гужевой транспорт, плата местным жителям по уходу за ранеными, переправочные средства и так далее) через Австрию и просить для этого заимообразно 1 миллион гульденов у курфюрста Баварского, то есть речь шла о больших расходах на армейские походные нужды.

Курфюрст Максимилиан IV Иосиф (будущий баварский король Максимилиан I) в ответ на просьбу Суворова прислал 200 тысяч гульденов (флоринов) и извинялся, что в данный момент не может дать больше. Но он предлагал, чтобы русские войска по пути через Баварию снабжались продовольствием под квитанции (долговые расписки российского правительства).

Император Павел I решил направить суворовские войска на охрану западной государственной границы России. В квартирном расписании русской армии появилось добавление: «Генералиссимусу князю Суворову быть главным начальником дивизий: Лифляндской, Литовской, Брестской, Украинской и Смоленской, и иметь пребывание яко в средоточии местностей его — в местечке Кобрине».

Пока возвращавшиеся домой русские войска основывались в Швабии, приводил себя в должный порядок их полководец в чине генералиссимуса удостаивался все новых и новых почестей.

1 ноября Военная коллегия получила высочайшее повеление вести переписку с генералиссимусом князем Италийским графом Суворовым-Рымникским «сообщениями, а не указами».

Во всех православных храмах Российского государства многолетие Александру Суворову провозглашалось вслед за императорской фамилией Романовых. Павел I по этому поводу писал генералиссимусу: «Я приказал Моим верноподданным присоединить в их молитвах ваше имя к Моему и возлюбленным Моим сыновьям, потому что вы в числе Моих Детей тот, которого Я люблю наиболее».

Принимается решение обессмертить прославленного воителя Российской державы — поставить ему при жизни памятник. Такой награды не удостаивался еще ни один русский полководец. Высочайшим повелением от 4 ноября 1799 года был объявлен конкурс на лучшую статую российского генералиссимуса.

Генерал-адъютант императора граф Растопчин писал Александру Васильевичу: «...Место статуи будет против главной фасады Михайловского дворца, и сей монумент достойный и признательности Великого государя и великих беспримерных дел Его героя».

Монаршее получила одобрение работа известного русского скульптора М. И. Козловского. Все расходы на сооружения памятника оплачивались из казны Кабинета его императорского величества.

Однако работы над созданием монумента по разным причинам, в том числе техническим (поставке огромного камня для пьедестала), затянулись. Он был открыт только после смерти Александра Васильевича Суворова и убийства в 1801 году его столь изменчивого венценосного доброжелателя.

Новый всероссийский государь Александр I весьма одобрительно отнесся к открытию памятника. Первоначально монумент установили в самой торжественной обстановке на Царицыном лугу, а впоследствии перенесли к Троицкому мосту.

Все участники сооружения монумента получили награды от императора. Наталье Александровне Суворовой-Зубовой в день открытия памятника ее отцу преподнесли в подарок от монарха модель монумента.

Поэт А. С. Шишков о творении Козловского писал:

Для обращения всея Европы взоров

На образ сей, в меди блестающий средь нас,

Не нужен стихотворный глас.

Довольно молвить: се Суворов!

Участники Швейцарского похода также не остались без наград за боевые заслуги. Генералы и офицеры получили ордена, многие — повышение в воинском звании. Все унтер-офицеры были пожалованы в младшие офицеры. Солдатам выдали по два серебряных рубля наградных.

Священная Римская империя при всем охлаждении в отношениях с Россией, не могла «остаться в стороне».

Император Франц I прислал русскому генералиссимусу высокую полководческую награду — Большой крест ордена Марии Терезии. В монаршем рескрипте говорилось: «...Я буду всегда вспоминать с чувством признательности о важнейших заслугах, Мне и Моему дому вами оказанных...

Да сохранит Бог здоровье ваше, любезнейший князь, чтобы вы довершили великое предприятие, для пользы общего дела, для славы союзника Моего, Императора Российского и для собственного Моего удовольствия».

Австрийскую высшую награду русскому полководцу доставил в Линдау один из императорских вельмож фельдмаршал князь Николай Эстергази. Он привез из Вены еще два Больших креста ордена Марии Терезии. Один предназначался для великому князюя Константину Павловичу, второй — прославившемуся в Итальянском и Швейцарском походах генерал-майору Петру Ивановичуа Багратиону.

Князь Эстергази передал и шесть Малых крестов ордена Марии Терезии, которыми Франц I поручал русскому генералиссимусу наградить от его монаршего имени наиболее отличившихся военачальников по своему усмотрению. Для той эпохи это была немалая честь оказываемая, даваемая полководцу.

Затем последовало князя Италийского от союзного короля Сардинского. Карла Эммануила II. Из Неаполя прибыл граф Андецено «для возложения на Суворова» цепи ордена Святой Анунциаты. Монарх Королевства обеих Сицилий прислал русскому полководцу несколько Больших крестов орденов Святого Лазаря и Святого Маврикия для награждения по его усмотрению, отличившихся генералов и офицеров.

Король Карл Эмманул II преклонялся перед великим русским полководцем, о чем он писал императору Павлу I: «Не могу не выразить Вашему Императорскому Величеству справедливого удивления Моего к воинским подвигам достойнейшего фельдмаршала Суворова-Рымникского...

Ваше Величество, осыпая его Своими щедротами, платите долг всех Государей и человечества».

Большим поклонником Суворова был принц Конде Луи Жозеф де Бурбон, дед герцога Ангиенского, расстрелянного в 1804 году по приказу Наполеона Бонапарта. Созданный им в Германии из эмигрантов — офицеров и солдат французской королевской армии корпус входил сперва в состав русской армии, затем британской. В нем ротами командовали старые, заслуженные генералы, взводами — полковники (корпус принца Конде в чем-то напоминал белую Добровольческую армию генералов Л. Г. Корнилова — А. И. Деникина в 1918 году на российском юге).

В 1799 году его корпус прибыл к восточным границам Швейцарии, чтобы принять участие в боевых действиях против французской республиканской армии генерала Массены. Конде вел переписку с русским полководцем. На склоне лет он написал работу «Альманах побед Суворова». В его личном архиве в родовом замке Шпитийи во Франции по сей день хранятся 13 адресованных лично ему суворовских писем.

Русский посол в Лондоне граф Семен Романович Воронцов уведомлял официальный Санкт-Петербург о том, что в Англии имя генералиссимуса Суворова «произносится не иначе, как с энтузиазмом».

Едва ли не самый прославленный в сражениях на море английский адмирал Горацио Нельсон, столь недружелюбно относившийся к флотоводцу Ф. Ф. Ушакову, восхищался победами «русского Марса». Лорд в ранге адмирала писал ему не без восторга:

«В Европе нет человека, который любил бы Вас, как я. Все восхищаются Вашими великими и блистательными подвигами. Это делает и Нельсон. Но он Вас любит за Ваше презрение к богатству...

Я знаю, что мои заслуги не могут равняться с Вашими...

Нынешний день сделал меня самым гордым человеком в Европе. Некто, видевший Вас в продолжении нескольких лет, сказал мне, что нет двух людей, которые бы наружностию своею и манерами так походили друг на друга, как мы. Мы непременно друг другу родня, и я Вас убедительно прошу никогда не лишать меня дорогого наименования любящего Вас брата и искреннего друга».

...Русская армия возвращалась на родину в трех походных корпусных колоннах: Дерфельдена, Розенберга и Повало-Швейковского. Сосредоточившись в швабском городе Аугсбурге, войска в течении недели, с 15 по 22 ноября, покинули его. Генералиссимус уходил из Аугсбурга вместе с главными силами.

Путь через Баварию лежал в Богемию. Там и в Северной Австрии русские войска остановились на временный отдых и не без причин. Вена, понявшая, что может остаться одна против «общего неприятеля», стала прилагать максимум дипломатических усилий, чтобы Павел I изменил прежнее решение. Но при этом гофкригсрат продолжал «помнить» только о собственных интересах, в ущерб своему более могущественному союзнику.

Вне всякого сомнения, Суворов, как монархист по убеждениям и воспитанию, ожидал возобновления войны против Французской Республики. Только этим можно объяснить содержание его письма австрийскому императору Францу I, отправленному в Вену из Богемии: «По первому мановению войско Русское готово опять выступить в поход, и я с своей стороны с радостию пожертвую последнею каплею крови для пользы благаго дела».

Пока между венским двором и Санкт-Петербургом шла переписка, суворовская армия находилась в ожидании. Население чешских городов Прага, Пльзень и других, сельские жители торжественно встречали русские и славянские, войска. Один из участников Швейцарского похода Я. М. Старков в своих мемуарах вспоминал:

«...Жители принимали нас, как родных своих, как дорогих гостей. И до сего часа моей жизни помню доброе, милое их к нам, русским расположение...

Мы отдохнули, позабыли прошлое, в Альпийских горах перенесенное, — и готовы были итти с радостью на врага».

Генералиссимус, здоровье которого было подорвано в Праге, там он провел январь 1800 года. Горожане устраивали в его честь различные торжества. Так, когда Александр Васильевич появился в местном театре на спектакле группы Гвардасони, зал встретил его овацией. Над сценой появилась надпись «Да здравствует князь Суворов!»

В чешской столице полководец посетил могилу австрийского генералиссимуса Б. Э. Лаудона, отличившегося в Семилетней войне против Пруссии. Глядя на гробницу с длинной на латыни эпитафией, он сказал окружающим: «Зачем это? Когда меня похоронят, пусть напишут просто: «Здесь лежит Суворов».

Император Франц I так и не решился выполнить требования российского государя для возобновления военного союза против Французской Республики. Во-первых, Павел I настаивал на смещении с поста руководителя гофкригсрата барона Паула Тугута, открытого недоброжелателя России, строившего русской армии в ходе ее пребывания в Италии и Швейцарии немало «козней». Во-вторых, от Австрии требовалось восстановить в Италии прежнее политическое устройство, та же была настроена заметно округлить свои итальянские владения.

В конце 1799 года у Павла I созрело мнение, что России следует воздержаться от участия в антифранцузской коалиции. На это его настроили сообщения о том, что парижская Директория была свергнута вернувшимся из Египетской экспедиции Наполеоном Бонапартом и власть во Франции перешла в руки трех консулов.

Стало вполне очевидно, что консульство намерено бороться с революционными идеями якобинцев, о чем свидетельствовали действия первого консула генерала Наполеона. Это на какое-то время успокоило российского государя.

Поздравляя генералиссимуса Суворова-Рымникского с Новым, 1800 годом, император приказал ему возвращаться в Россию:

«...Обстоятельства требуют возвращения армии в свои границы, ибо виды венские те же, а во Франции перемена, которой оборота терпеливо и не изнуряя себя мне ожидать должно. Идите домой непременно».

В австрийских владениях оставался только корпус французских эмигрантов принца Конде. Он был исключен из списочного состава русской армии и теперь переходил на содержание английской короны.

Суворовская армия начала движение в Россию 14 января. Она возвращалась домой через польские земли двумя колоннами (разъединившись в городе Кракове), следовавшими к Брест-Литовск и Владимиру-Волынскому. Солдаты пели недавно сложенную ими незамысловатую походную песню:

Число мало, но в устройстве,

И великий генерал.

Как равняться вам в геройстве,

Коль Суворов приказал.

⇐ Предыдущая 27 28 29 30 313233 34 35 36 Следующая ⇒