Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





А. В. ШИШОВ 33 страница



Казаки, карабинеры,

Гренадеры и стрелки,

Всякий на свои манеры

Вьют Суворову венки.

 

С прибытием на родину суворовские полки, овеянные славой Адды и Треббии, Нови и Сен-Готарда, расположились на отведенные им зимние квартиры.

Генералиссимус следовал с армией только до Кракова. Там он сдал командование экспедиционнной армией генерал-лейтенанту А. Г. Розенбергу, а сам поспешил в Санкт-Петербург, где его ожидал Павел I. Однако здоровье Александра Васильеича все ухудшалось. По пути он заболел и в городе Кобрине слег. При нем безотлучно находились сын Аркадий и князь Багратион.

Узнав о болезни Суворова, Павел незамедлительно отправил к нему своего лейб-медика И. И. Вейкарта. Труды последнего поставили больного на ноги. 8 марта генерал-адъютант А. А. Суворов писал императору:

«Во исполнение высочайшего вашего императорского повеления... имею щастие всеподданнейше донести, что болезнь генералиссимуса князя Италийского, графа Суворова-Рымникского, по замечанию придворного медика статского советника Вейкарта, имеет вид, наклонный больше к лутчему, нежели к худшему; между тем слабость его чрезмерно велика, а через несколько дней надеется доктор, смотря по обороту болезни, сказать решительно о следствиях оной».

Болезнь отступала медленно, но все же полководец получил возможность продолжить путь в столицу. В Санкт-Петербурге ему готовилась самая торжественная встреча. Но вдруг все резко изменилось. Ни для кого не было большим секретом, что при дворе у Суворова с каждым годом расцвета его полководческой славы появлялось все больше завистников и недругов. Им удалось найти «больную» точку у императора, который, ко всему прочему, не отличался постоянством во мнениях о верноподданных. Ему доложили, что граф Суворов-Рымникский, будучи еще генерал-фельдмаршалом, держал при себе в Итальянском и Швейцарском походах дежурного генерала. Между тем по российскому Воинскому уставу такое должностное лицо полагалось иметь лишь только монаршей особе.

Реакция уязвленного монарха была мгновенной. Из Санкт-Петербурга больному Суворову пришел высочайший рескрипт: «Господин генералиссимус, князь Италийский, граф Суворов-Рымникский.

Дошло до сведения моего, что во время командования вами войсками моими за границею имели вы при себе генерала, коего называли дежурным, вопреки всех моих установлений и высочайшего устава. То удивляяся оному, повелеваю вам уведомить меня, что вас побудило сие сделать.

Павел».

Это был выговор монарха за должностной проступок на войне, а по сути мелкая придирка, глубоко оскорбившая старого, больного полководца. Состояние его снова ухудшилось.

Затем последовало известие о том, что в столице высочайшим распоряжением отменялись все торжества по случаю возвращения генералиссимуса Суворова.

Поскольку болезнь обострилась, Александра Васильевича немедленно везли в карете, стараясь оградить от лишних дорожных неудобств. Путь в столицу лежал через Вильно и Ригу. Когда 20 апреля в 10 часов вечера карета генералиссимуса въехала в черту города на Неве, ее встречали лишь немногочисленные родные и друзья.

Александр Васильевич остановился в доме мужа своей племянницы Дмитрия Ивановича Хвостова. На следующий день прибыл посланец императора и передал угасающему полководцу монаршье повеление: «Генералиссимусу князю Суворову не приказано являться к государю...»

25 апреля Павел I еще раз «напомнил» о себе. Он приказал отобрать у полуумирающего генералиссимуса всех положенных ему по воинскому званию адъютантов.

Врачи были бессильны — болезнь прогрессировала. О последних днях своего великого соратника и учителя Петр Иванович Багратион вспоминал:

«Я застал Александра Васильевича в постели; он был очень слаб; впадал в обморок; терли ему виски спиртом и давали нюхать. Пришедши в память, он взглянул на меня; но в гениальных глазах его уже не блестел прежний огонь. Долго смотрел он, как будто стараясь узнать меня; потом сказал: «А! это ты, Петр, здравствуй!» — и замолчал. Минуту спустя он опять взглянул на меня».

Узнав, что смерть великого полководца близка, Павел I разрешил посещение больного родным и близким. Императорский генерал-адъютант Ф. В. Ростопчин передал генералиссимусу ордена, пожалованные ему претендентом на французский королевский престол Людовиком XVIII Бурбоном.

Смерть подступала все ближе. На старых, давно затянувшихся ранах открылись язвы; началась гангрена. Суворов метался в тревожном бреду. Его последними словами были: «Генуя... Сражение... Вперед...»

Во втором часу пополудни 6 мая 1800 года Александра Васильевича Суворова не стало. Его дыхание прервалось на полувздохе.

Весть о смерти великого полководца разнеслась по всей столице. У дома Хвостова на Крюковом канале собралась огромная толпа людей, лица которых выражали глубокую скорбь. Многие плакали.

На другой день поэт Гаврила Романович Державин написал бывшему суворовскому адъютанту И. О. Курису, участнику всех походов, начиная с 1787 года, будущему оренбургскому губернатору:

«...К крайнему оскорблению всех, вчерась пополудни в 3 часа, героя нашего не стало. Он с тою же твердостию встретил смерть, как и много раз встречал в сражениях. Кажется, под оружием она его коснуться не смела. Нашла время, когда уже он столь изнемог, что потерял все силы, не говорил и не глядел несколько часов. Что делать? Хищнице сей никто противостоять не может. Только бессильна истребить она славы дел великих, которые навеки останутся в сердцах истинных россиян».

Император пребывал в некоторой рассеянности: он не мог остаться в стороне от похорон великого полководца, пусть и опального. Монарх распорядился похоронить тело генералиссимуса Суворова-Рымникского в Александро-Невской лавре. Похороны быди назначены на 11 мая, но Павел, которому доложили, что собралось огромное количество народа, перенес их на следующий день.

Показательно, что официальное правительственное издание — газета «Санкт-Петербургские ведомости» на своих страницах ни одним словом не упоминула ни о смерти, ни о похоронах великого полководца, хотя подобные сообщения печатались в ней постоянно.

Военный гений России оказался в царской опале и после смерти. О его кончине не сообщалось в приказе по русской армии и в пароле, хоть это было традицией в отношении чинов полководческого ранга. Воинские почести было приказано отдать, не как генералиссимусу, а как генерал-фельдмаршалу.

Для проводов полководца в последний путь были отправлены армейские части. Гвардия не участвовала в похоронах, даже родной для Суворова лейб-гвардии Семеновский полк.

Сам император в день похорон не упоминал о них. Эта тема была запретной и для придворных. Во время погребения генералиссимуса в Александро-Невской лавре монарх производил придирчивый смотр кавалерии столичного гарнизона — гусар и лейб-казаков. После смотра он присутствовал на вахт-параде, затем удалился во внутренние покои Зимнего дворца. Только вечером, когда траурная церемония была закончена, он выехал в город на обычную прогулку.

Однако есть и другое описание событий тех майских дней 1800 года. Их оставил для современников адмирал А. С. Шишков в своих мемуарах:

«Суворов больной, после знаменитых подвигов своих, возвращается в отечественную столицу, увенченный лаврами, но, неизвестно почему, под тем же гневом, под каким был прежде. Он не долго был болен. 6 мая 1800 года смерть прекратила дни его. Все или, по крайней мере, многие, не только к нему больному, но даже к телу его, опасаясь немилости, появляться не смели.

Вот, что я видел своими глазами: приехав однажды, вошел я в комнату, где он лежал в гробу. Всех нас было трое, а четвертый — часовой с ружьем. Князь Шаховский, лишившийся руки в одном из сражений, бывших под предводительством Суворова, смотря на него, сказал сквозь слезы:

— За тобою следуя лишился я руки своей. Встань! Я с радостью дам тебе отрубить другую.

Мы с ним прослезились и отдав последний поклон праху великого мужа, идем мимо часового, который, при отдании нам чести, казалось удерживался от плача. Взглянув на печальное лицо его мы спросили:

— Тебе, так же, как и нам, жаль его?

Он вместо ответа залился слезами.

— Верно, ты служил с ним? — повторили мы свой вопрос.

— Нет, — отвечал он, рыдая. — Не привел Бог.

Погребение Суворова, несмотря на желание похоронить его просто, было по великому стечению народа превеликолепное! Все улицы, по которым его везли, усеяны были людьми. Все балконы и даже крыши домов наполнены печальными и плачущими зрителями.

Сам Государь простым зрителем выехал верхом; и Сам при мне рассказывал, что лошадь Его окружена была народом, и две женщины, не приметя, Кто на ней сидит, смотрели, облокотясь на Его стремена».

На сей счет известно, что Шишков был видным царедворцем и Павла I, и Александра I. Думается, что написать о «неучастии» монарха в суворовских похоронах он просто не мог.

12 мая, казалось, весь неофициальный Санкт-Петербург вышел на улицы, чтобы проститься с великим Суворовым. Его с печалью величали в разговорах не только князем Италийским и графом Рымникским, но и Суворовым-Сен-Готардским.

Много говорилось о его победах. Кто-то подсчитал и это ходило среди городского люда: в результате совершенных полководцем 20 походов он взял у неприятелей 609 знамен, 2670 пушек, 107 судов и 50 тысяч пленных.

Символичной была сцена, происшедшая в Александро-Невской лавре, описанная А. С. Шишковым: «При провозе гроба сквозь ворота, когда некоторым показалось, что он по тесноте не пройдет, известно слово солдата, сказавшего: «Не бось! Пройдет! Везде проходил!»

При погребении придворные певчие исполнили 90-й псалом Давида, который начинался со слов: «Живой в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворитца».

Последнее свое пристанище кавалер всех российских орденов высших степеней генералиссимус князь Италийский граф Александр Васильевич Суворов-Рымникский нашел в Нижней Благовещенской церкви Александро-Невской лавры. Его прах покоится там и по сей день. На надгробной плите начертана скромная, но все говорящая державинская надпись:

«Здесь лежит Суворов».

 

 

Глава пятая

 

Вечная память Суворову

 

Поэт Гаврила Романович Державин, чей талант блистал на рубеже двух веков, оказался в числе первых, кто воспел высокой поэтической строкой «русского Марса». В мае 1800 года им было написано стихотворение «Снегирь»:

 

Что ты заводишь песню военну

Флейте подобно, милый Снегирь?

С кем мы пойдем войной на гиену?

Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?

Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?

Северны громы в гробе лежат.

 

Кто перед ратью будет, пылая,

Ездить на кляче, есть сухари;

В стуже и зное меч закаляя,

Спать на соломе, бдеть до зари;

Тысячи воинств, стен и затворов

С горстью Россиян все побеждать?

 

Быть везде первым в мужестве строгом;

Шутками зависть, злобу штыком,

Рок низлагать молитвой и богом;

Скиптры давая, зваться рабом;

Доблестей быв страдалец единых,

Жить для царей, себя изнурять?

 

Нет теперь мужа в свете столь славна:

Полно петь песню военну, Снегирь!

Бранна музыка днесь не забавна,

Слышен отвсюду томный вой лир;

Львиного сердца, крыльев орлиных

Нет уже с нами! — что воевать?

 

В день смерти Александра Васильевича Суворова Державин написал и такие возвышенные поэтические строки, которые услышала вся Россия:

 

О вечность!

Прекрати твоих шум вечных споров:

Кто превосходней

всех героев в свете был?

В святилище твое от нас

в сей день

вступил

Суворов.

 

Первыми «легли в копилку» всенародной памяти две эпитафии, ходившие по Санкт-Петербургу в дни после смерти великого полководца. Первая из них, составленная князем Белосельским, была не возвышенной поэзией, а в скорбной прозой. Она расходилась в столице в списках:

«Изображение генералиссимуса князя Италийского.

...Дух истинного любомудрия наставил он, с юных самых лет, пренебрегать мнениями людей и довольствоваться одним заключением потомства.

... Предавшись военной славе, он посвятил ей все: богатство, покой, забаву, любовь и даже родительское чувствие.

...Не тут ли театр славы сильнее Бонапарте? Тут! Но преобрази годы в месяцы, а месяцы во дни и поймешь превыспренность (превосходство. — А. Ш.) князя Италийского.

...Минчио, Адда, Треббия, Сен-Готард, Тейфельсбрик (Чертов мост), Гларис... Ты, храбрый и злочастный Макдональд, вы, столь прежде славные Моро, Жубер, Массена... Довольно вас именовать. Блажен, кто на Суворова не идет!

...Суворов достиг предмета и теперь стал превыше всех жребий и времен. Желал ли он почестей? Он почти обременен ими. Хотел ли одной славы? Он в ней погружен».

Но, пожалуй, более известной и популярной в обществе стала другая эпитафия — Александра Семеновича Шишкова, будущего адмирала и президента Российской академии, министра народного образования и руководителя «Бесед любителей русского слова», автора многих од и переложений псалмов:

 

Остановись, прохожий!

Здесь человек лежит, на смертных не похожий;

На крылосе, в глуши, с дьячком он басом пел

И славою как Петр иль Александр гремел.

Ушатом на себя холодную лил воду

И пламень храбрости вселял в сердца народу.

Не в латах, на конях, как греческий герой,

Не со щитом златым, украшенным всех паче,

С нагайкою в руках и на казацкой кляче

В едино лет взял полдюжены он Трой.

...С полками там ходил, где чуть летают птицы.

Жил в хижинах простых и покорял столицы.

...Одною пищею с солдатами питался,

Цари к нему в родство, не он к ним причитался.

Был двух империй вождь; Европу удивлял,

Сажал царей на трон, — и на соломе спал.

 

Слава великого русского полководца вошла в бессмертие. Уйдя из жизни, он оставил после себя то, что называется суворовской полководческой школой, — целую плеяду талантливых учеников и программу обучения и воспитания русской армии — «Науку побеждать».

Сражаясь на земле Италии и Швейцарии Суворов прозорливо видел, что в самом скором времени российское Отечество ожидает тяжелейшее испытание — столкновение с наполеоновской Францией. И в этом военный гений не ошибся. Один из лучших его учеников и последователей, генерал-фельдмаршал Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов, князь Смоленский в одном из своих обращений к воинам русской армии в 1812 году писал: «Пусть всякий помнит Суворова: он научил вас сносить и голод и холод, когда дело шло о победе и о славе русского народа».

Среди тех, кто сокрушил наполеоновскую Великую армию в ее Русском походе 1812 года, последующих боевых действиях на полях Европы в 1813 и 1814 гг. оказалось немало генералов и офицеров, участников Итальянского и Швейцарского походов, то есть «прирожденных» суворовцев. Их отличали прежде всего высокая боевая выучка, богатый опыт вооруженной борьбы с сильным неприятелем, инициативность в действиях, стойкость в сражениях, умение рисковать в бою, незапятнанность офицерской чести. И что самое главное, — присутствовавшее в этих людях чувство личного, воинского долга перед Российской державой, перед родным Отечеством.

Различны их судьбы, но всех их соединяет участие в боевых действиях русской армии под суворовскими знаменами. По подсчетам членов кружка «Ревнителей памяти 1812 года» — в первой Отечественной войне участвовало 550 генералов различных рангов. 102 человека из них — целая кагорта — воевало против Республиканской Франции в 1799–1800 гг. И почти все из них — в Итальянском и Швейцарском походах А. В. Суворова.

Ратная летопись российского Отечества, благодарная память народная сохранили до нашего времени многие сведения о суворовских генералах, сподвижниках великого воителя. Бесспорно, первый в этом генеральском ряду — «князь Петр» Багратион.

Формулярный список главнокомандующего 2-й русской Западной армией генерала от инфантерии Петра Ивановича Багратиона скупыми строками рассказывает о его участии в суворовском Швейцарском походе. В графе «Во время службы своей в походах и делах против неприятеля, где и когда было, также наши награды за отличие в сражениях и по службе удостоился получить» записано:

«...Сентября 6-го в Швейцарию, 13-го у преследования неприятеля в сражении с авангардом на горе Сенготарде, 14-го, пройдя пещеру Унзернлог чрез мост, называемый Тейфелбрюк, чрез горы до местечка Мунтентали, где захватил весь французский пикет, взял в плен 87 человек, побил до 50-ти. 19-го чрез горы ж до озера Сейруте с своим авангардом, преследуя неприятеля, побил на месте довольное число, в плен взял 1 полковника и 162 разночинцев, потопил в озере более 200 человек, 20-го за ретирующимся неприятелем до местечка Кафалса, поражая оного беспрестанно, где и сам ранен от картечи кантузиею. 21-го через город Клярис в сражении с французами при селении Швандене, потом 25-го чрез снежную гору, называемую Винтерберг, в Швабию».

П. И. Багратион оказался самым талантливым из генералов, участников Итальянского и Швейцарского походов и самым прославленным в Отечественной войне 1812 года. А. В. Суворов обратил на него внимание во время боевых действий в Польше в 1794 году. Тогда князь Багратион, будучи майором Киевского конно-егерского полка, отличился при штурме варшавского пригорода — Праги, взятие которой стало прелюдией капитуляции польской столицы.

Петр Иванович Багратион был кавалером многих российских и иностранных орденов, в том числе Святого Георгия II класса. Вершиной ратной славы его стало Бородинское сражение, в котором командующий 2-й Западной армии получил смертельное ранение. Бородинское поле стало местом, на котором сегодня покоятся останки полководца-суворовца Багратиона.

Прославленным военачальником был и другой участник перехода русских войск через Швейцарские Алпы Андрей Иванович Горчаков, генерал от инфантерии, в то время генерал-майор. Продолжатель древнего рода московских князей, он приходился А. В. Суворову родным племянником по матери. За храбрость, проявленную в Швейцарском походе, Горчаков был пожалован в генерал-лейтенанты.

Суворовский генерал в Отечественной войне 1812 года, состоя в багратионовской 2-й Западной армии, отличился при Шевардино и в Бородинской битве, удостоившись сразу ордена Святого Георгия III класса. Георгия II класса Андрей Иванович получил за взятие Парижа в 1814 году — это был императорский Военный орден полководческого ранга. Он также обладатель Золотой шпаги с алмазами «за храбрость». С 1817 по 1847 год А. И. Горчаков являлся членом Государственного совета Российской империи.

В русской армии большой популярностью пользовался генерал-лейтенант, генерал-адъютант граф Павел Андреевич Шувалов, происходивший из известного рода российских дворян. Под суворовские знамена полковник Шувалов встал уже будучи Георгиевским кавалером за отличие при штурме Праги, где на него и обратил внимание великий полководец России, проча ему большое будущее. Штурм Сен-Готарда прославил Шувалова во второй раз.

В зимней кампании 1809 года против Швеции генерал-майор П. А. Шувалов командовал отдельным корпусом, в 1812 году — 4-м пехотным корпусом. Дважды направлялся к французскому командованию для заключения перемирия. За лейпцигскую битву — Битву народов — награжден орденом Святого Александра Невского. В 1814 году сопровождал низложенного императора Франции на остров Эльбу в качестве российского правительственного комиссара.

Едва ли не самым знаменитым после князя П. И. Багратиона участником Итальянского и Швейцарского походов в Отечественной войне 1812 года стал генерал от инфантерии, генерал-адъютант, граф Карл Федорович Толь. В армии генерал-фельдмаршала М. И. Голенищева-Кутузова он был начальником его полевого штаба — генерал-квартирмейстером всех действующих русских армий. Обладатель всех российских орденов и Святого Георгия II класса К. Ф. Толь после смерти генералиссимуса стал главой штаба при императоре Александре I.

Суворовские походы К. Ф. Толь начал в звании поручика квартирмейстерской (штабной) части. 22-летний офицер при переходе через Альпы доблесно сражался с французами при Урзерне и на Чертовом мосту, Альтдорфе и Муттентале. 3 ноября 1799 года произведен в капитаны по личному распоряжению генерал-фельдмаршала А. В. Суворова-Рымникского.

Швейцарский поход открыл путь к большой славе в Отечественной войне 1812 года генералу от инфантерии, генерал-адъютанту Матвею Евграфовичу Храповицкому, сыну отставного поручика из обедневших смоленских дворян. После сражения на реке Треббии 15-летний Храповицкий получил свой первый офицерский чин — поручика с зачислением в лейб-гвардии Измайловский полк. За Швейцарский поход юный офицер по представлению А. В Суворова удостоился ордена Святой Анны III класса.

Нашествие наполеоновской армии на Россию полковник М. Е. Храповицкий встретил в должности командира лейб-гвардии Измайловского полка. Через месяц он возглаил гвардейскую пехотную бригаду, с которой отстаивал Семеновские высоты на Бородинском поле. Будучи ранен пулей навылет в левую ногу, не покинул поле сражения, а его бригада не отошла ни на шаг, хотя и потеряла половину личного состава. Полкам гвардейской бригады за мужество в славный день Бородина были вручены почетные Георгиевские знамена, а Храповицкому пожалован чин генерал-майора.

Итальянский и Швейцарский походы русских войск стали прекрасной школой для становления многих прославленных генералов Отечественной войны 1812 года. Среди них — А. В. Воейков, бывший ординарец у полководца Суворова, получивший звание генерал-майора на Бородинском поле, где он успешно командовал егерской бригадой.

Генерал-лейтенантом за сражения на земле Северной Италии и переход через Швейцарские Альпы стал князь Д. М. Волконский. В 1812 году он был начальником Тульского губернского ополчения.

В суворовских походах получил три боевых ранения бывший рядовой Лифляндского егерского полка дворянин А. С. Глебов, первый обер-офицерский чин ему присвоен в 1799 году за отличие при Нови. В Бородинском сражении он командовал тремя егерскими полками, «сражаясь с отчаянной храбростью и упорством», за что был произведен в генерал-майоры.

В Швейцарском походе полковник П. М. Греков командовал четырьмя Донскими казачьими полками. В Отечественной войне 1812 года он в звании генерал-майора был во главе уже десяти полков Войска Донского в составе Дунайской армии.

Майор И. В. Сабанеев при переходе через заснеженные Альпы получил два тяжелых ранения — при Урзерне и Моуттентале. Был начальником штаба у командующего армией адмирала П. В. Чичагова и впоследствии произведен в генералы от инфантерии.

Говоря о суворовцах, для которых Итальянский и Швейцарский походы были «путевкой» в Отечественную войну 1812 года, нельзя не вспомнить беспримерный в мировой военной истории штурм Измаильской крепости, который стал предначертанием в полководческое будущее таким великим воителям России, как генерал-фельдмаршал М. И. Голенищев-Кутузов и генерал кавалерии М. И. Платов.

С именем «спасителем Отечества» Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова, князя Смоленского связано изгнание французов из России и славные вехи той Отечественной войны — Бородино, Тарутино, Малоярославец, Красный, Смоленск и, наконец, Березина. На ее берегах Великая армия Наполеона перестала существовать, как таковая. К кутузовским ратным заслугам следует добавить еще и победное окончание русско-турецкой войны 1806–1812 гг.

Матвей Иванович Платов, командовавший при взятии Измаила одной из штурмовых колонн, значится в истории государства Российского как самый прославленный атаман русского казачества. Потомок старинного донского казачьего рода стал полководцем казачьей конницы, графом за воинские подвиги и кавалером многих высших орденов. Высоко оценивая доблесть и мужество бригадира М. И. Платова при штурме дунайской твердыни Оттоманской Порты, Суворов прочил ему большое будущее на военном поприще.

Полководческая деятельность Александра Васильевича Суворова в последующие столетия легла в основу всего русского военого искусства. И не только русского. Историк Ф. Н. Глинка в «Кратком начертании Военного журнала», в 1817 году писал:

«Теперь уже ясно и открыто, что многие правила военного искусства занял Наполеон у великого нашего Суворова. Этого не оспаривают сами французы; в этом сознается и сам Наполеон; в письмах из Египта, перехваченных англичанами, он ясно говорит Директории, что Суворова до тех пор не остановят на пути побед, пока не постигнут особенного его искусства воевать и не противопоставят ему собственных его правил».

Военный историк со всем основанием считал, что Наполеон, «заняв часть воинских правил у Суворова, особенно его быстроту и внезапность в нападениях, искусно применял оные к великим движениям многочисленных армий».

Священное для России имя Суворова звучало во многих ее войнах: на Кавказе и при освобождении Болгарии от османского ига, при героической обороне Порт-Артура и в годы Первой мировой войны.

Имя Суворова носил не один корабль флота старой России. Броненосец «Князь Суворов» участвовал в Цусимском морском сражении, героически выдержав последний полуторачасовой бой в окружении нескольких японских крейсеров и миноносцев. Будучи флагманским кораблем 2-й Тихоокеанской эскадры вице-адмирала З. П. Рожественского, броненосец ушел вместе с экипажем в морскую пучину, так и не спустив перед врагом славный Андреевский флаг.

В годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. в составе Советского Военно-Морского Флота на Черноморье действовал сторожевой катер «Суворов», участвовавший в Керченско-Феодосийской десантной операции — одной из крупнейших в той войне.

В 1953 году в состав Балтийского флота Советского Союза вошел легкий крейсер «Александр Суворов», построенный на Ленинградском Балтийском заводе. И только в 1989 году по «старости» он был исключен из флотских списков.

Сегодня именем полководца Суворова названы многие населенные пункты, улицы, проспекты и площади, горы, остатки укреплений не только в Российской Федерации. В Санкт-Петербурге есть Государственный мемориальный музей А. В. Суворова. Памятники «русскому Марсу» стоят в Москве (работа скульптора О. Комова), Санкт-Петербурге (скульптор М. Козловский), в Измаиле и Очакове (скульптор Б. Эдуардс), Кобрине, Кончанском-Суворовском... Во многих местах, связанных с именем генералиссимуса Суворова, открыты музеи, в том числе и в Швейцарии.

Имя полководца Александра Васильевича Суворова во всей своей силе и мощи звучало в годы Великой Отечественной войны советского народа. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 июля 1942 года был учрежден орден Суворова трех степеней. В «Статуте ордена Суворова» говорилось:

«Орденом Суворова награждаются командиры Красной Армии за выдающиеся успехи в деле управления войсками, отличную организацию боевых операций и проявленную при этом решительность и настойчивость в их проведении, в результате чего была достигнута победа в боях за Родину в Отечественной войне».

Орден Суворова имел три степени. Высшая, I степень, изготовлялась из платины. Орденский знак II степени — из золота. Низшая, III степень — из серебра.

Согласно «Статусу ордена Суворова» высшей его степенью награждались командующие фронтами и армиями, их заместители, начальники штабов, начальники оперативных управлений и оперативных отделов и начальники родов войск (артиллерии, воздушных сил, бронетанковых и минометных) фронтов и армий.

Орденом Суворова II степени награждались командиры корпусов, дивизий и бригад, их заместители и начальники штабов. Орденом Суворова III степени — командиры полков, батальонов, рот и начальники штабов полков.

Орден Суворова высшей степени за № 1 был вручен представителю Ставки Верховного Главнокомандования Маршалу Советского Союза Георгию Константиновичу Жукову — самому прославленному советскому полководцу в годы Второй мировой войны.

Орденом Суворова II степени за № 1 награжден генерал-лейтенант танковых войск В. М. Богданов. Под его командованием 24-й танковый корпус прорвал оборону немецко-фашистских войск и совершил глубокий рейд по их тылам, освободив донскую станицу и железнодорожную станцию Тацинскую и уничтожив вражеский аэродром. Вторым кавалером суворовского ордена этой степени стал генерал-лейтенант танковых войск — П. А. Ротмистров.

Многие советские полководцы в годы войны были удостоены трех орденов Суворова. Это — Маршалы Советского Союза В. Д. Соколовский, В. И. Чуйков, А. И. Еременко, Главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов, Главные маршалы авиации К. А. Вершинин, А. Е. Голованов, А. А. Новиков, маршал артиллерии В. И. Казаков, генералы армии П. И. Батов, В. Я. Колпакчи, А. А. Лучинский и другие.

За время Великой Отечественной войны орденами Суворова было награждено более 7 тысяч маршалов, генералов и офицеров. Этими наградами были отмечены боевые успехи более 1500 воинских частей и соединений. Ордена Суворова украсили их знамена.

Орденами Суворова I степени удостоины Военная академия имени М. В. Фрунзе и Военная академия Генерального штаба Вооруженных Сил СССР.

Смоленская наступательная операция советских войск, начатая в августе 1943 года, получила кодовое название «Суворов-1». Когда потребовалось повернуть главные силы Западного фронта рославльского на смоленское направление, эта же операция получила новое кодовое название — «Суворов-2».



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.