А. Жвалевский, Е. Пастернак 8 страница

Я повернулась к Танечке.

— Мы приняли решение, — сказала я.

И сняла с себя и повязала Женьке пионерский галстук. А потомне удержалась и обняла его. Крепко-крепко…

Витя, 2018 год

С самого утра я чувствовал, что сегодня случится какая-тогадость. Ночной разговор помнил очень хорошо, убеждал себя, что та девочка всеисправит, Женька теперь в безопасности… Но все равно на душе скребли кошки.Целая стая кошек. Или что там у них — стадо? Толпа? Свора? Короче, много кошек.

И гадость случилась, хотя сначала я ее и не заметил. Утром,перед школой, включил комп и проверил, что мне успелипонаписать. Все обсуждали какую-то новость на форуме. Я кликнул, посмотрел.Ничего такого особенного не заметил. Просто какой-то Аноним вывесил наши ники, а рядом — фамилии. Я проверил — все в порядке, ничегоне перепутано. И ники написаны правильно. Я почитал комменты, но ничего не понял — там стояли сплошныеугрожающие смайлики и призывы «убиць гада ап стену!».

Только в классе я сообразил, в чем беда. То есть несообразил, а Сушка мне объяснила.

— Наши ники, — Сушка дергала меняза рукав, наверное, чтобы я лучше проникся трагичностью ситуации, — это жеглавный секрет каждого человека! Теперь, когда все знают, у кого какой ник, можноже запросто полистать историю форумов и прочитать, кто что говорил. Ястреб,например, в форуме даже стихи писал! Его ж засмеют теперь!

— Погоди, Снежка, — я осторожно высвободил рукав.

Сушка вдруг покраснела так стремительно, что я испугался.

— Ты чего?

— Ничего, — буркнула она, — меня никто Снежкойне звал раньше.

«Ну и что?» — хотел сказать я, но решил не вгонять Сушку веще большую краску. И, кстати, мне было приятно, что теперь есть имя, которымтолько я Снежанну называю.

— Погоди, — сказал я спокойно, — мы же и так все наши ники знаем.

— Не все! — Сушка побелела от злости так же быстро, как доэтого покраснела. — Только свои! А теперь вся школа знает!

— Ну и флаг им в руки! Тебе-то что!?

Снежка повела плечом:

— Не хочу, чтобы каждый в моих мыслях копался! Когда я под ником, то… ну… как будто…

— Как человек-невидимка? — подсказал я.

— Ага! А теперь будут копаться… всякие…

И тут я вдруг сделал то, чего никак от себя не ожидал — взялее за руку.

— Вот что, Снежка! Никто тебя не обидит! Я обещаю!

У Сушки вдруг стал такой вид, как будто я держу не ее руку,а протез, который случайно оказался прислонен к ее плечу. И ладонь сталахолодная и деревянная. А у меня в голове шумело и булькало. Сейчас я был готовсвернуть небольшую гору. Или даже большую.

— И гада этого найду, — заявил я. — Найду и накажу.

Сушка смотрела на меня с надеждой, но как-то жалобно.

— А то, что ники наши все узнали…Ну и пожалуйста! Я своим ником горжусь.

Я с сожалением отпустил руку Снежки (она сразу немногообмякла), вскочил на парту и громко сообщил:

— А я — Биг Билл! Понятно? И мнеплевать, что все об этом знают!

Почти все вокруг радостно завопили.

Теперь, когда Снежкина ладошка не лежала в моей руке,смелость немного улетучилась, но я продолжил:

— Не знаю, кто тут решил подложить нам свинью, но он дурак!Потому что мы никого не боимся! Правда, Ястреб?!

Димка ловко вскарабкался на соседнюю парту:

— А я Ястреб! И мне тоже плевать!!!

Класс снова радостно завопил… и вдруг затих. А за спиной мыс Ястребом услышали недовольный голос историка:

— А я Николай Иванович. И меня не устраивает, что ученикипрыгают по партам.

Мы быстренько расселись по местам, но я успел заметить, чтоСушка мной гордится. И я стал гордиться тем, что она гордится мной.

Я решил во что бы то ни стало выполнить обещание, данное ей.

Оля, 1980 год

Эйфория продолжалась весь день.

После того как я повязала Женьке галстук, Танечка куда-тоделась. Мы даже не заметили когда.

Отловили Красноперкину, заставилиее написать отчет о проведенном собрании. Вернее, написали мы его сами, ейтолько подписать осталось. Согласилась под угрозой грубой силы.

И когда она, чтоб не сбежала по дороге, под конвоем двух самыхрослых мальчиков в классе понесла нашу бумажку в совет дружины, класс вдругвзревел, что нам нужен новый председатель совета отряда. Предлагали меня иЖеньку. Женька сказал, что берет самоотвод в мою пользу, я сказала, что вседолжно быть наоборот.

А потом кто-то заорал:

— Тили-тили тесто, жених и невеста!

И я обнаружила, что мы с Женькой стоим посередине класса,взявшись за руки, и горячо что-то друг другу доказываем. И страшно испугалась,что Женька сейчас смутится и убежит, а он, наоборот, развеселился и закричал:

— Ура, Ольке! Она самый лучший в мире друг!

И я тоже не смутилась, и не убежала, а стояла и улыбалась. Иопять мне казалось, что я наглоталась воздушных шариков.

А потом был урок истории.

Историк пришел хмурый, молчаливый. Сначала вызвал к доскеЖеньку. Выслушал ответ, мрачно поставил пятерку. Потом вызвал меня. У меня сердце в пятки упало, но Женьказашептал мне:

— Давай, ты справишься!

И я потопала к доске. Встала, посмотрела на класс. И ужесобиралась было по привычке испугаться, но увидела перед собой лицаодноклассников. Они были добрые. Они были живые. Они были готовы мне помочь. Япросто физически чувствовала их поддержку. И страха как не бывало!

В памяти всплыла страничка из учебника, я рассказала ее какпо писанному, ни разу не сбившись. А еще рассказала то, что мы с Женькой вэнциклопедии прочитали, а еще хотела рассказать…

Тут историк меня перебил, хмуро поставил «пять» и посадил.

И мне б задуматься о причинах его хмурости, да не до тогобыло. Я неслась на свое место, приплясывая от счастья. Я смогла! Я стояла удоски и получила пятерку!

А после уроков мы с Женькой побежали к бабушке и все ейрассказали. Мы хохотали, когда вспоминали, как пошла пятнами Танечка, мыхохотали, когда говорили о том, как переизбрали Красноперкину.

Бабушка улыбалась, но как-то грустно. И почему-то все времяговорила:

— Дай вам бог сил, детки…

Да у нас этих сил было просто хоть отбавляй! Да мы горы вэто день могли свернуть!

Мы выбежали во двор, чтоб хоть как-то энергию выплеснуть, атам как раз огромная компашка собрать в казаков-разбойников играть. И тут наменя вдохновение нашло.

— А давайте не просто так играть, а в квест!

— Чего? — спросил Женька.

— Ну… Давайте как будто мы — эльфы, а вы — гоблины.

— Кто?

— Ну, мы — хорошие. Мы такие все нежные, ушки торчком,воздушные, а вы — вы злые и грубые. Мы будем жить вон там, на дереве, будемхорошо стрелять из луков, а вы — вы из луков не умеете, но зато у вас силища ого-го! А у нас будет кольцо власти, которое вы захотитезабрать. И вы должны будете это кольцо не просто забрать, а еще и донести вооон до той горки во дворе. Там у нас будет жить Зло.

Все, кто стоял вокруг аж рты пооткрывали,пока я им все это рассказывала.

— Круто! — сказал Женька, — Это ты сама придумала?

— Ээээ…Во сне видела, — соврала я.

Мы убегались так, что через три часа полегли на траве всередине двора и уставились в небо.

— Классные тебе сны снятся! — сказал Женька.

Он был ранен в бою эльфийскимлуком и теперь держал подорожник на поцарапанной руке.

— Может, еще что-нибудь интересненькое вспомнишь?

— Ага, — сказала я, — Завтра будем играть в школуволшебников.

Домой я примчалась часов в 8 вечера, только открыла рот,чтоб поздороваться, и нарвалась на суровое папино:

— Ольга, где ты ходишь? Звонили из школы, нас вызывают кдиректору. Может, ты объяснишь, что происходит?

Витя, 2018 год

На большой перемене мы с Ястребом и Сушкой выскочили во дворшколы и устроили там тайное совещание. Ну как тайное… Все, конечно, пялились натрех шестиклашек, которые забились в угол двора и тамшепчутся с таким видом, как будто готовят покушение на короля. Но нас никто неслышал, так что совещание, наверное, можно считать тайным.

— Надо выяснить айпишник того, ктовлез на форум, — горячо шептал Димка, — пробить у провайдера юзера…

Я понял, что пока слишком мало знаю о компах,поэтому дослушивать не стал:

— То есть ты сможешь его найти?

Ястреб смутился:

— Ну, теоретически…

— Ясно, — сказала Сушка, — не можешь. Надо по-другому. Тамведь не все ники выложены, заметили? Чьего ника нет — тот и сволочь!

— Проверил уже, — вздохнул я. — Не хватает пять ников. В том числе моего.

Снежанна задохнулась отвозмущения.

— Есть другая идея, — торопливо сказал я, пока Сушка небросилась в класс лупить всех подряд, — у нас же вечером подготовка кэкзаменам, так?..

…Вечером пришли почти все, хотя хмурые и подозрительные —Сушка предупредила, что я собираюсь назвать того гада, который всех нас выдал.Кружковцы расселись на скамейках, а я вышел и стал перед ними, чувствуя себяэстрадным певцом.

— Значит так, — сказал я. — Стукача я пока не нашел. Нонайду.

Я покосился на Ястреба. Он сидел немного в стороне с нотиком на коленках, взъерошенный больше обычного. Нотеперь Димка походил не на воробья, а на настоящего маленького ястреба — такойгрозный вид у него был.

— Сейчас каждый выйдет сюда, и произнесет, — я откашлялся ипродекламировал. — «Честное слово, я никому не рассказывал про наши ники».

— Норма, — кивнул Димка.

Все удивленно уставились на него.

— Это детектор лжи, — злорадно сказала Сушка, — Ястребу папаскачал! Кто следующий?

Но никто не успел отреагировать, потому что Сушка самавыскочила на пятачок перед скамейками и выпалила:

— Честное слово, я никому про никине говорила! А когда узнаю, кто крысятничает…

— Норма! — строго перебил ее Ястреб. — Следующий!

Мы с Сушкой отошли в сторону, а кружковцы один за другимвставали и произносили клятву. Некоторые запинались и тормозили, но Димкакаждый раз успокаивал их словами: «Норма». Чем меньше оставалось людей, которыене прошли детектор, тем тоскливее становилось на душе. Никто не болтал, нестрочил сообщения на комиках, а когда раздавались звонки, отвечали коротко:«Занят… Я перезвоню». В воздухе запахло электричеством.

Предпоследней вышла девочка, которую я никак не могзапомнить. Ни имя ее, ни ник в голове моей не задерживались. И вся она выпадалаиз памяти, как только я переставал на нее смотреть — волосы белые, как пакля,брови белесые, глаза водянистые…

Стала она почему-то не лицом ко всем, а чуть-чуть боком.

— Честное слово, — сказала она, прикрывая рот ладошкой, — я ники не говорила никому.

И почесала нос. Мы с Сушкой напряглись. Ястреб не выдалочередной «Нормы», а пристально посмотрел на девочку.

— Не говорила, значит? А, может, в форуме писала?

Глаза девочки забегали, она снова прикрыла рот рукой изамотала головой. Я вдруг почувствовал, что за последние полчаса очень устал.

— Ты же врешь, — сказал я. — Ты написала, так?

Она опустила голову и побледнела.

— Врет! — сурово подтвердил Ястреб. — Детектор зашкаливает!

— А чего вы?! — девочка вдруг вскинула голову и начала чутьне кричать прямо мне в лицо. — Ей можно, а мне нельзя?! Ты со своей Снежанночкой все время, а я, может, тоже хочу!

Она разревелась. Все потрясенно молчали.

— Чего хочешь? — растерянно спросил я. — Мы же вместе… кэкзаменам готовимся.

— К экзаменам?! — девочка растирала слезы и сопли по личику.— К экзаменам, да?! А сам за руку ее берешь! И смотришь… А я тоже… А мне почемунельзя?.. Чтоб вы все тут сдохли!

Она схватила свой рюкзачок и бросилась прочь. Все тупосмотрели ей вслед и молчали.

— М-да-а-а… — наконец сказалкто-то.

— Слушайте, — спросил я жалобно, — кто-нибудь что-нибудьпонял?

— Ты что, дурак?! — возмущенно затараторила Нина, эффектновзмахнув челкой (у Нины был ник Красавица, и вполне заслуженно). — Ленка в тебядавно втюрилась, а у вас с Сушкой такая любовь, вот она и решила вам свиньюподложить, чтобы она подумала, что это ты всех сдал…

— Стоп-стоп-стоп! — я умоляюще поднял ладони вверх. — Какуюсвинью? Какая Ленка?

— Ее, дурочку эту, — Красавицамотнула челкой в сторону убежавшей девочке, — Леной зовут, чтоб ты знал! Он ееимени не помнит, а еще чего-то хочет!

Нина повернулась в сторону Снежанныи добавила:

— Дурак он у тебя, Сушка!

Сушка, которая все это время стояла непривычно тихо, глянулана меня и вдруг прыснула. И все остальные захохотали вместе с ней, как будтотолько ждали сигнала. Видимо, вид у меня был действительно дурацкий.

— Если бы не Ястреб с его детектором! — снова началатараторить Красавица, но Димка ее оборвал.

— Да нет никакого детектора! — он торжествующе повернул кнам монитор, на котором красовалось окошко браузера. — Это мы для пущего страханаврали. А вообще все Витя придумал, я только немного развил идею.

— Так что никакой он у меня не дурак! — гордо заявила Сушкаи показала Нинке язык.

Все снова захохотали. Смех получился какой-то нервный — слишкомдолго мы были в напряжении.

— Ладно, — сказала Сушка, нахохотавшись, — был бы пацан, ябы ему по голове настучала. А с этой что делать будем?

Все поскучнели. Снова повисла тяжелая пауза.

— Слушайте, — сказал я, — а давайте ей бойкот объявим! Мытак делали… то есть я читал, как раньше в школах так делали! Не будем с нейобщаться — и все! По крайнем мере в чатах! И на эсэмэскиотвечать не будем!

— Точно! — обрадовался Ястреб и застучал по клавиатуре. —Сейчас я ее везде в игнор-лист занесу… Какой у неетам ник?

— Радуга, — ответила всезнающая Красавица и полезла за комиком.— Сейчас и я тоже…

Пока все нажимали кнопки, занося Радугу в черные списки, япроверил свой комик. У меня там никакой Радуги не значилось. Зато бросился вглаза циферблат в левом верхнем углу экрана.

— Ух ты! — сказал я. — Сегодня позаниматься, пожалуй, неполучится, поздно уже. Предлагаю завтра начать репетировать экзамены. Будемдруг перед другом билеты отвечать.

— А Ястреб своим детектором, — добавила Сушка, — будет наспроверять, — и она передразнила очень строгий голос Димки, — «Норма!»

И снова все рассмеялись. Теперь уже не нервно, а простовесело.

Оля, 1980 год

Утро было на редкость нервное. Мама собиралась, рявкая наменя, чтобы поторапливалась и причитала:

— Что ж теперь люди скажут…

Папа был хмур и со мной не разговаривал.

До школы дошли в молчании, а там, у школы, встретили Женькус родителями. Мы рванули друг к другу, но меня схватила за руку мама, а Женькуотец. Не пустили даже поздороваться.

И вот тут-то мне стало страшно. До этого момента я былауверена, что сейчас мы все поговорим, выясним подробности, вместе посмеемся иразойдемся с миром. Женька смотрел на меня больными глазами, его родители зыркали волком. А у меня как будто реальность уплывала, мненачало казаться, что все это происходит не со мной.

И мы пришли в кабинет директора. Там уже сидели Васса иТанечка. Говорила все время Васса, директорша только кивала с умным видом, аТанечка смотрела мимо нас куда-то в стенку совершенно стеклянными глазами.

— Итак, — говорила Васса, — если на начальном этапе мывидели просто халатность родителей, то теперь это переросло в преступнуюхалатность. И я хочу спросить…

Тут Васса повысила голос так, что у меня заложило уши…

— Как вы воспитываете своих детей? А?!

Мои родители вжались в стулья.

— Как нужно воспитывать, чтобы ребенок посмел пойти противволи совета отряда, против воли своих товарищей, против воли старших товарищей,которые, между прочим, члены партии?

Тут, видя, что моя мама уже готова заплакать, Васса чутьсмягчилась.

— Нет, мы конечно, не снимаем полностью с себя вину. ВотТатьяна Николаевна (кивок в сторону Танечки) тоже понесет заслуженноенаказание. Это и ее просчет, ведь это ее пионерская организация! И хороша ббыла эта организация, если б пошла на поводу у таких ее незрелых членов.Хорошо, что в этом классе учатся и сознательные дети, которые не побоялись!Которые, между прочим, физической расправы не побоялись! Потому что вот эти(кивок в нашу сторону) угрожали!

Тут вступилась моя мама:

— Но Оля не могла…

И ее перебила мама Жени:

— А Женя, значит,мог?

— Оля тяжело болела…

— Ну и сидели б дома, раз болели! Сбила мальчика с толку!

Моя мама аж задохнулась от возмущения:

— Это еще кто кого сбил!

— Женя бунт в классе не поднимал!

— А Олю из пионеров не исключали!

— Ша! – сказал вдруг Женин папа, — Прекратите базар!

Мамы затихли, а папа продолжил, обращаясь к Васе:

— Что вы предлагаете?

Васса царственным жестом поправила прическу:

— Я рада, что вы, Петр Иванович, как ответственный партийныйработник, понимаете серьезность ситуации.

В кабинете воцарилась мертвая тишина, и Васса, явнодовольная эффектом, продолжила:

— Я считаю, что этих детей надо изолировать друг от друга.

Примерно секунду до меня доходило, что она сказала, а потомя тихо сказала:

— Нет!

Сказала тихо, но Васса вздрогнула, а мама Жени кинуласьЖеньку от меня заслонять. А меня уже было не остановить:

— Мама, папа, но это же все неправда! Мы ничего плохого нехотели! Ведь Женьку несправедливо из пионеров выгнали, я просто хотела помочь…

— Да уж, помогла, — прошипела Женина мама.

— Мама, ну послушай ты меня, — взмолилась я.

— Я достаточно услышала, — сказала мама.

Я ни разу в жизни не видела ее с таким каменным лицом.

— С этого дня ты сидишь после школы дома, понятно? Никакихдворов, никаких друзей! Раз не умеешь себя нормально вести.

— Мама, нет! Ты не можешь, мама! Но почему ты не хочешь менявыслушать?

И тут опять вступил Женин папа:

— Я думаю, всем будет лучше, если мы переведем Женю в другуюшколу.

И тут у меня просто рассудок помутился. Я сразу вспомнилабелую комнату, мальчика Витю, который рассказал мне про встречу с Женькой в2018 году. И я поняла, что не спасла, не справилась… Более того, я всеиспортила…

Я расплакалась. Я умоляла. Я готова была встать на колени.

Васса наблюдала за моей истерикой с холодным безразличием. Апотом выдала:

— Я думаю, вам нужно отвести Ольгу к психиатру. У девочкипроблемы.

Мама опять начала оправдываться, что я, мол, болела, что этовсе последствия. Но у нее от страха зубы стучали и руки тряслись. Женькуродители увели, нам даже не дали попрощаться…

Витя, 2018 год

Я стоял под дверьми класса и молился богу. Я, советский пионер(пусть в прошлом) — просил у бога помощи! А что мне оставалось делать? Моиходноклассников вызывали по одному, и там они сдавали эти ужасные экзамены!

Рядом со мной переживали родители — не мои, мои как раз несмогли прийти — а родители всех остальных. Некоторые молились, почти непрячась, другие успокаивали себя и друг друга, от чего начинали нервничать ещесильнее. Кажется, они немного ревновали своих детей ко мне, потому что все нашипервым делом бросались ко мне («Семерка!» или «Девятка!»), а уж потом шли кним. Все, кто сдал, не уходили домой, а оживленно галдели, пересказывая другдругу самые острые моменты:

— …А тут он говорит: «И как же звали этого князя!». А я:«Ну, не Владимир, это точно…».

— …Две цифры перепутал — пять и шесть! И семерку за этоставить? Придираются!..

— …А я отвечаю, а сама не понимаю: правильно — неправильно?..

Пока все шло нормально. Ястреб торчал в классе дольше всех,зато единственный отхватил «десятку». Сушка вышла с «восьмеркой» и злилась насебя, что не смогла вспомнить какую-то дату. Когда вышел последний — Саша Харитончик с «семеркой» — я вытер со лба пот и уже собралсяуйти домой, чтобы там тихонько полежать на кровати, отойти… И тут услышал:

— Шевченко! А ты что, экзамен сдавать не собираешься?

Это был удар под дых. Я так переживал за остальных, чтосовсем забыл про себя. Развернулся и на деревянных ногах пошел в класс.Почему-то я был уверен, что завалю.

Вытянул билет и пошел готовиться. Ну, не то чтобыготовиться… Сел и уставился на вопросы. Раз пять перечитал — ничего не понял.Слова все знакомые, а о чем у меня спрашивают?

— Молодой человек! — сказал экзаменатор, строгий дядька вочках. — Вы, я так понимаю, готовы?

«Чего тянуть?» — обреченно подумал я, кивнул и пошел кдоске.

Что было дальше, из памяти вымылось. Помню только, что стояли мотал головой, как заведенный. Ни слова не сказал, только ждал, когда меняотпустят.

— Понятно, — сказал дядька в очках. — Идите.

Я повернулся, но тут наш историк, который сидел рядом сэкзаменатором, неожиданно попросил:

— Витя, подожди за дверью, хорошо?

Я кивнул и вышел.

Там на меня набросились все наши:

— Ну как? — «Десятка»? — «Восьмерка»? — А в «гэ» классе тоже все наши круто посдавали!— Сушка к себе зовет, праздновать! — Так что тебе поставили? — Чего молчишь?

Сушка, которая первая поняла, что дело плохо, рявкнула:

— Так, отошли все! Отошли, я сказала!

Все удивленно, но беспрекословно послушались.

— Чего ты? — шепотом спросила она и погладила меня по руке.

Мне жутко захотелось разреветься.

— Завалил, — прохрипел я.

— Как завалил?

И тут меня прорвало. Я все ей вывалил: и как меняпарализовало, и как я вопросы понять не мог, и как не понимал, о чемэкзаменатор говорит.

Чем больше я говорил, тем больше на себя злился. Я ведь всезнал! Без дураков! Я ведь у всех наших по десять раз экзамены принимал! И туттакой облом!

В общем, когда открылась дверь класса, и историк меня позвалвнутрь, я чуть не послал его к черту. Хорошо, что Сушка все еще держала меня заруку.

В классе меня ждал заинтересованный экзаменатор.

— Значит, — сказал он, — мы с вами, Виктор, в некотором родеколлега?

Я подозрительно на него уставился.

— Мне Николай Иванович рассказал, — пояснил дядька, — что тывсю параллель перед экзаменами натаскивал.

Это был сюрприз. Вот уж не думал, что учителя в курсе нашейподготовки.

Я пожал плечами:

— Ну, не всех… Некоторые не захотели.

— Это, коллега, заметно… А что ж сам-то?

— Перенервничал, — сказал я честно, — мозги заклинило.

Он понимающе улыбнулся. Историк вопросительно смотрел то наменя, то не экзаменатора.

— Давай так, — предложил дядька и снял очки, сразу ставродным и домашним, — билет ты тянуть больше не будешь, а просто я тебя по всемукурсу поспрашиваю?

Не веря своему счастью, я кивнул.

Дядька вернул очки на нос, снова превратился в строгогоэкзаменатора и спросил:

— В каком году был принят Статут Великого княжестваЛитовского?..

…Я вышел только через полчаса, но наши так и не разошлись.Правда, на сей раз никто ко мне не бросился, только Ястреб спросил:

— Ну?

— Девять! — гордо ответил я.

— Урррра! — завопили мои одноклассникии, кажется, их родители.

Точно сказать не могу, потому что тут меня подхватили наруки и принялись подбрасывать к потолку.

Когда я, наконец, снова оказался на ногах, увидел передсобой экзаменатора. Довольный историк маячил за его спиной.

— Поздравляю, коллега, — дядька протянул мне руку.

Я с удовольствием ее пожал. Теперь экзаменатор казалсяродным даже в очках.

— Ты уже думал, куда собираешься поступать? — спросил он.

— Раньше летчиком хотел стать, — честно признался я. — Атеперь… не знаю пока.

— Очень рекомендую подумать о карьере педагога.

Я почесал затылок. Как-то после летчиков — в учителя…Экзаменатор все понял и не стал настаивать. Кивнул на прощание и ушел.

— Чего стоим? — строго спросила Сушкина мама. — У нас домапирожные остывают… греются… Короче, портятся! А ну все за мной!

Оля, 1980 год

Домой меня привели всю опухшую от слез и отчаяния. Ужас втом, что была суббота, то есть вместо того, чтоб уйти на работу, родителисидели дома. Я так хотела сбежать к Женьке… Вот когда я вспомнила про комики!Хоть бы позвонить, хоть бы смснуть… Хоть бы узнатькак он там.

Я весь день пыталась что-то объяснить родителям. Мама вообщесо мной не разговаривала, папа был сдержан, но из него хоть что-то удавалосьвытянуть. Особенно если мамы рядом не было.

— Оля, ты пойми, если уж это дело дошло до моей работы, тутшутки кончились. Это тебе не игрушечки и не «хи-хи» и не «ха-ха». Еще нехватало, чтоб тебя из пионеров исключили!— Пап, да дались вам эти пионеры!

— Ольга, все! Я тебе объясняю еще раз, шутки кончились! Тыгде вообще таких слов нахваталась? Что значит «дались вам пионеры»?

— Пап, но вокруг вранье, и все же это знают! Пионеры никакиене самые лучшие, пионеры — все!!! И все что про них рассказывают, почти всевранье. Ну и что с того, что Красноперкинапредседатель совета отряда? Она ябеда исклочница! И почему я должна брать с нее пример?

— Оля, такие вопросы не обсуждают!

— Но почему? Почему?

— Не обсуждают и все!

—Пап, Женя хороший, а его ни за что выгнали. Ну почему занего нельзя вступиться, почему?

— У Жени есть свои родители, вот они пусть и вступаются. Ипапа у него, между, прочим, партийный работник. Вот пусть и разбираются сами.

— Но почему сами? А мы? Неужели всем все равно?!

— Ольга! У меня работа! У нас очередь на квартиру! Что тыхочешь, чтоб я всем этим рисковал ради какого-то там Жени?

— Он не какой-то там, — сказала я сквозь слезы, — он самыйлучший…

В воскресенье я пыталась подлезть к маме. Я просила, раз ужничего нельзя сделать, хотя бы перевести меня в школу к Жене. Мама взвилась спол-оборота:

— Ты что, совсем с ума сошла? Куда перевести, кто тебя тудавозьмет?

— Ну, мамааааааа…

Мама немедленно перешла на сильно повышенные тона:

— Ольга, я не позволю тебе сломать нашу жизнь! Ты ещеребенок, ты не понимаешь.. Ты сейчас наделаешь глупостей, а потом вся жизнькоту под хвост! Если заставят отвести тебя к психиатру, то все! Жизньзакончена! Ты никогда не поступишь никуда, ты работать нормально не сможешь!

Ночью я не могла спать. Я думала о том, как бы повели себямои родители в том, другом времени. Чего бы боялись? Или не боялись бы совсем?Все-таки тут они другие люди.

Мама почти не изменилась, выглядит по-другому, но внутриосталась почти такой же мамой. А вот папа другой. Дома он трудоголик,там он работал 24 часа в сутки и спал в обнимку с комиком. Видели мы его,конечно, редко, но выглядел он вполне счастливым. А здесь… Такое впечатление,что свободное время его убивает. Если он рассказывает про работу, то, восновном ругается. Ругается на плановую экономику, из-за которой какие-тонужные железяки он вынужден доставать с боем, потому что их не хватило. Натаком же заводе в другом городе они валом лежат, ржавеют. Ругается на дурака-директора, который член партии 30 лет, но руководитьзаводом вообще не умеет. А сместить его нельзя, пока на пенсию не пойдет. Злойон тут, раздраженный.

В понедельник я пришла в школу. Женьки не было. Я сиделаодна. Мне никто не объявлял бойкотов, более того, меня поддерживали, говориличто-то хорошее, но у меня было ощущение, что я одна. Одна в целом свете.

А после уроков, пользуясь тем, что родители днем никак меняне могут контролировать, я собралась и пошла к Женьке. Минут пять под дверьюсобиралась с духом, чтоб позвонить. Открыла бабушка. Из комнаты выскочилЖенька. Бабушка быстро втянула меня внутрь и захлопнула дверь.

— Заходи, чтоб соседи не увидели, а то доложат еще, —бурчала она себе под нос.

— Мне запретили с тобой общаться, — сказал Женя, — Папа тутвчера такой разнос устроил…Говорил, что я жизнь себе ломаю…

— Мой тоже, — вздохнула я.

Бабушка поила нас чаем и приговаривала, что все будетхорошо, что все образуется.

— Эх, что ж вы не рассказали ничего, не посоветовались, —вздохнула бабушка.

— Зачем? — буркнул Женька.

— Затем, что плетью обуха не перешибешь.

— Обуха вообще не перешибешь, — буркнул Женя.

— Ну не скажи, — улыбнулась бабушка, — он хоть и железный,да не вечный. И ржавчина его возьмет…

— Бабушка, да что ты все загадками говоришь? — взвился Женька, — Ты еще скажи, что мы были неправы!

— Правы, правы, — вздохнула бабушка, — Только б терпения вампобольше. И хитрости немного.

— А я из дому убегу! — заявил вдруг Женя, — Помнишь, Оль, тырассказывала, что будет другое время, хорошее. Давай убежим и дождемся…

— Время всегда хорошее, — перебила его бабушка.

— Ничего не хорошее! — взорвалась я. — Правду никто неговорит! Эту дуру Вассуникто остановить не может, и вообще все дуракикакие-то…

Я замолчала, боясь, что обидела бабу Любу. Но та толькоулыбалась, да качала головой.

— Ох, деточка, — сказала она, — плохое время, говоришь? А япомню, как Женькиного отца рожала. Война только-только кончилась. Муки нет.Коровы две на всю деревню, да такие тощие, что мы их больше открамливали,чем доили. На полях сеять нечего, да и опасно — там мины вперемешку соснарядами неразорванными. А пацаны, за которыми не уследишь, норовят ещегранату какую откопать, да в костер бросить…

Бабушка вздохнула, наверное, вспомнила что-то не слишкомприятное.

— Как же вы жили? — виновато спросила я.

— А так и жили. И, между прочим, радовались! — баба Любаснова заулыбалась. — Потому что война кончилась! Потому что не стреляли, небомбили. Потому что не надо было на дорогу каждую секунду оглядываться, не едутли каратели… Так что время и тогда было хорошее, и сейчас отличное, а будет ещелучше!

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 6 789 10 11 Следующая ⇒