А. Жвалевский, Е. Пастернак 5 страница

Он начал задавать мне всякие вопросы — а я отвечал на нихвсе бойчее и бойчее. Вопросы-то были совсем не сложные: про положительные иотрицательные числа, дроби и чуть-чуть — про уравнения.

Про себя я радовался, что не дали самостоятельную, потомучто от волнения я мог что-нибудь «напортачить», как говорит папа. А устноотвечать просто. Надо только следить за выражением лица учителя. Как только онначинает хмуриться или хочет что-то сказать, надо тут же быстро в уме найтиошибку и вслух исправиться.

Погоняв меня немного, математик покачал головой.

— Ничего себе… — он повернулся к классу и произнесторжественно. — Вот видите! Ничего сложного тут нет! Вышел и все рассказал!

Теперь на меня смотрели не с сочувствием или злорадством, ас ненавистью. Как будто я выскочка и зубрила какой-то! Просто меня вызвали — яответил! А что, надо было делать вид, что ничего не знаю? Впрочем, несколькодевочек таращились на меня с явным восхищением. Это меня приободрило

— Ладно, девятка, — сказал учитель и поставил оценку вжурнал. — Пару раз оговорочки все-таки были, а то бы десятка была. Садись.

Я так и не понял, пошутил он или по условиям эксперимента насамом деле десятки ставят. Покорно сел. И почувствовал, как завибрировалпортфель — наверное, мама звонила на телефон. Я постеснялся доставать, хотя всевокруг сидели с телефонами в руках и что-то там нажимали. С телефоном я пока слаборазобрался, не хотел позориться после такого триумфа.

— Так, — сказал учитель, — следующий к доске…

Класс не успел испугаться, как он выдал:

— Снежанна Кравчук.

Девочка на первой парте вздрогнула и посмотрела на учителя.

— Давай-давай, — подбодрил он ее. — Шевченко смог, а ты что,глупее?

Девочка нехотя поднялась из-за парты, злобно зыркнула наменя и поплелась к доске.

— Ну что, — учитель прищурился, — чтобы облегчить тебезадачу, буду задавать те же вопросы, что и Шевченко. Длина окружности?

Девочка нахмурилась.

— Давай-давай, вспоминай!

— А варианты ответов какие? — вдруг спросила она.

— Никаких вариантов. Думай давай…

Девочка уставилась на потолок.

Математик вздохнул.

— Ладно, напиши на доске.

Девочка взяла мел и, к моему удивлению, довольно увереннонаписала формулу. Правда, почерк у нее был, как у первоклашки — буквы большие инеровные, и строка уходит куда-то вниз.

— Вот видишь! Ты же знаешь! А слабо теперь словами сказать?

Ученица уставилась на доску и прочитала:

— Эс… равно… два… пэ… эр…

— Не «пэ», а «пи»! — учитель стер формулу. — А теперь?

Девочка снова уставилась в потолок и выдавила из себя:

— Эс… два… пэ… эр…

Дальше пошло не легче. Помучав ее еще немного, учительустало сказал:

— Садись. Все с тобой ясно. Артемов!

Девочка с явным облегчением села, ее место занял пухлыйрыжий мальчишка. У него успехи были еще скромнее. Потом вызвали еще несколькихчеловек — и все они «пэкали-мэкали», хотя вопросы были все те же, чтоспрашивали у меня.

Сначала я гордился — вон какой я умный. Потом задумался. Апотом испугался — может, это из-за эксперимента все так тупеют? Или сюда толькотупых отбирают? Значит, надо поскорее отсюда смываться! Сегодня же поговорю смамой и папой!

Но последняя фраза учителя меня насторожила.

— Как же так!? — сказал он, отправив на место очередногомученика.. — Шевченко, не самый умный в классе, может у доски отвечать, а всенаши хваленые отличники… пузыри пускают! А экзамен никто отменять несобирается, имейте в виду.

Когда прозвенел звонок, все принялись вытаскивать провода изсвоих нотиков, а я спохватился, что так и не подключилего.

Оля, 1980 год

Следующим уроком была история. Как во сне я перешла изкабинета в кабинет. Вернее, Ира меня перевела, я б не справилась. Шум, гам,тарарам… Все галдят так, что у меня уши заложило. Что ж это за люди такие, онивсе время разговаривают! И не просто разговаривают, они кричат, стараютсяпереорать друг друга. Более того, они почти не ходят шагом, все как оглашенныеносятся по школе, сбивая всех на своем пути. Если б не Ира, меня б, наверное,уже и в живых-то не было. Пару раз она меня вытащила из-под ног безумныхстаршеклассников, дальше я шла по стеночке, озираясь по сторонам. Хуже «Дарк Мортал» ей богу…

Историк мне сначала даже понравился. Он не кричал и не орал,а довольно тихо что-то рассказывал. В-принципе, ничего нового и страшного. Таже, что и у нас, история древней Греции. Но потом он решил проверить домашнеезадание. Я ничего плохого не подозревала ровно до той секунды, когда онсклонился над журналом и произнес протяжно:

— К доооске пооойдеееет…

По классу пронесся судорожный вздох, и воцарилась мертваятишина. Прям как у нас бывает, только еще и комики не тренькают.

Историк еще секунду поводил пальцем по списку, а потомсказал, как выстрелил:

— Архипов!

— Уффф! – выдохнул класс.

Со второй парты встал мальчик и пошел к доске. А я всяпохолодела…Неужели и здесь мне не избежать экзаменов! Мне стало так страшно,что первые пару минут ответа Архипова я просидела, уткнувшись носом в парту, ипытаясь собрать замороженные от страха мысли. Потом в голове потихоньку сталопроясняться, и я с огромным удивлением услышала, что Архипов довольно бойкочто-то у доски рассказывает. Так у него это здорово получалось! Вот бы и мнетак научится, я б тогда эти экзамены одной левой! Я прям заслушалась, таккрасиво он говорил.

И вот он закончил, а историк скучным голосом говорит:

— Садись, Архипов, пять!

Я чуть не подпрыгнула. Как пять? Да за такой ответ нужно«десять» ставить! Я б две «десятки» поставила. У нас так во всей школе никто неответит! Да у нас учителя хуже рассказывают!

— Сколько? – возмущенно вырвалось у меня.

Ирка толкнула меня локтем, а историк поднял на меня голову исказал:

— Воробьева, ты хочешь продолжить? К доске!

Я не знаю, зачем я туда пошла. Нужно было остаться на месте.Но я, как во сне, встала и вышла. И даже развернулась к классу лицом. И дажеподняла глаза. И все… Дальше я помню только ужас. Я понимала, что я стою здесьодна, а на меня все смотрят. Что я в идиотском платье, которое мне не идет, ана коленях у меня пузырятся колготки. Что я должна что-то говорить, но что?

— Воробьева, продолжай. С того места, где Архиповостановился…

Я молчала как истукан.

— Архипов, расскажи Воробьевой, что ей говорить.

Архипов встал и сказал:

— Рассказ о культуре Древней Греции, а следующий пункт впараграфе про историю олимпийских игр.

— Понятно? – спросил меня историк.

Я кивнула. И продолжала стоять. Мне стало жарко.

— Воробьева, ты готова к уроку?

Я мотнула головой, уткнувшись взглядом в пол.

— Тогда садись, два.

По рядам пошло удивленное гудение, а я бросилась на своеместо. Только б от этой страшной доски подальше, двойка меня совершенно неволновала.

Витя, 2018 год

На перемене я собирался поговорить с одноклассниками,выяснить подробности, но где там — все забились по углам, и кнопочки на своих трубкахнажимают!

У меня тоже время от времени жужжала трубка, но сколько я ниподнимал трубку, маминого лица ни разу не видел. Вместо этого натыкался нанадпись: «У вас 35 непрочитанных сообщений». Потом опять жужжание — и опять «Увас 36 непрочитанных сообщений». Я твердо решил сегодня же вечером выяснить упапы, как обращаться с этим сложным телефоном.

Потом началась история. Тут тоже ничего страшного не было:историца вызывала по одному к доске и задавала всякие вопросы. Причем не датыспрашивала (даты у меня из головы всегда выскальзывали), а так, вообще — ктотакие были илоты и кто был главным в Древнем Риме. И эти простенькие вопросывсех ставили в тупик! Я надеялся еще раз блеснуть на общем фоне, но учительницашла по алфавиту и до меня не добралась.

Зато я, косясь на соседей, разобрался, как подключать нотик к проводам, торчащим из-под парты. И даже нашел на нотике кнопку, которая его включает. Правда, так и непонял, зачем он нужен.

Так прошли все шесть уроков. Я совсем успокоился — ни тебеконтрольных, ни самостоятельных, сплошные опросы. И программа точно такая же. Вобщем, стать и тут отличником не составит никакого труда. А может быть, ипредседателем совета отряда…

Эта мысль пришла мне на последнем уроке, и я вдругсообразил, что на мне нет пионерского галстука! Целых полсекунды мне было стыднои страшно, но я тут же заметил, что галстуков нет ни у кого. Почему? Надовсе-таки научиться задавать правильные вопросы этому Инету.

На выходе из школы я на пару минут задержался. Оченьхотелось хоть с кем-то из класса познакомиться. Но все очень быстро расходилисьпо домам, уткнувшись в свои телефоны и быстро тыкая в их экраны. Как они находу в деревья не врезаются?

Я уже собирался плюнуть на все и пойти домой, как услышал заспиной чей-то голос:

— Я все понял. Ты Биг Билл!

Оля, 1980 год

— Оль, тебе плохо? Оль, тебе плохо? Оль, тебе плохо? – Ирашла рядом со мной по коридору и спрашивала как заведенная.

— Да, мне плохо. Я хочу домой, — выдавила я из себя.

У меня действительно от постоянного напряжения страшноразболелась голова. Школьники мелькали перед глазами, и хоть все были одинаковоодеты, от этого мельтешения все равно уже устали глаза. Слишком быстро, слишкомшумно, слишком беспорядочно.

— Пойдем, к Наташе Алексеевне, отпросишься!

Ира настойчиво поволокла меня куда-то на третий этаж и тампритянула к женщине. Молодой женщине. Оказывается, и здесь такие бывают. Изразговора я поняла, что она и есть наш классный руководитель. А рядом стояласовсем молодая девушка, с красным платочком на шее. Я уже выяснила, что этоназывается «пионерский галстук» и носить его обязательно. Только зачем еще непоняла.

— Наталья Алексеевна, Оле плохо, — заорала Ира так, что явздрогнула.

Учительница повернулась в нашу сторону.

— Если ей плохо, то почему она сама не может об этомсказать? – спросила она, но потом посмотрела на меня и осеклась.

— Оль, да на тебе лица нет. Что случилось?

— Ой, Наталья Алексеевна, Оля ж память потеряла, — радостноляпнула Ира.

И, глядя на вытянувшиеся лица классной и девушки рядом сней, поведала им историю моей болезни. И пока она говорила, я неожиданно длясебя, заплакала. Просто нервы сдали. Просто не было сил больше, да и головаболела все сильнее. Но когда Ира дошла до сегодняшнего моего позора у доски,девушка с галстуком ее перебила:

— Ира, да как ты могла допустить такое! – вскрикнула она, —Ты же пионерка! Ты же должна была всех предупредить! Ты должна была сказатьучителям! Мы все должны были протянуть руку помощи нашему товарищу. Оля, неплачь. Теперь пионерская организация школы возьмет тебя под свою опеку. НатальяАлексеевна, нужно договориться с учителями, что Олю пока не вызывали. Исегодняшние оценки ей в журнал не ставить. Сможете?

— Конечно, — сказала Наталья Алексеевна, — Оль, ты домойсама дойдешь?

— Не знаю, — вяло ответила я.

— Я провожу! – вызвалась Ира.

— Ну уж нет! – заявила девушка, — Я, как старшаяпионервожатая, назначу Оле пионера, который возьмет над ней шефство. Ты,Воронько, не оправдала доверия.

— Татьяна…, я оправдаю, я исправлюсь! Пожалуйста, можно я?Мы ж подруги! Я буду заботиться, я и уроки помогу и расскажу все. Нупожалуйста!

— Пусть она, — выдавила я из себя,

Терпеть нового человека я была не в силах, а к Ире ужепривыкла. Вернее, я смирилась с ее существованием.

Витя, 2018 год

Я обернулся. За спиной стоял маленький взъерошенныймальчишка. Кажется, из нашего класса. Или нет? В любом случае был шанс немногоузнать об эксперименте.

— Я не Биг… этот, — признался я. — Я Витя Шевченко!

Мальчик усмехнулся, как будто поймал меня на откровенномвранье.

— Нет… Ты Биг Билл. Как ты заболел, он… в аське нет. На эсэмэскине отвечает. В чате нет. Ты — Биг Билл!

Я не стал возражать. Наверное, тут у всех есть свои кодовыеимена.

— Ну… наверное. А тебя как звать?

Мальчика этот вопрос почему-то очень удивил. Немногоподумав, он произнес таинственным шепотом:

— Я Стреб!

Все-таки странные у них тут клички.

— Ты Стреб?

— Не ори! — зашипел он на меня. — Хочешь, чтобы мой ник… всезнали? И не Стреб, а Ястреб! Птица!

Похоже, каждая фраза дается ему с большим трудом.

— Извини, — сказал я почти шепотом, — я никому не скажу.

— А ты — Биг Билл?

Пришлось согласиться. Откуда я знаю, может, я и Биг Билл?

— Так и знал! — лицо Ястреба посветлело. — Давай в приватепочатимся!

И он тут же достал свой телефон — очень большой, больше еголадошки. И еще… наверное, мне показалось… В общем, он вроде бы развернул его,как свернутый в трубочку лист бумаги. Я сначала заинтересовался, но тут же понял,что опять придется использовать непонятные мне технические штучки иперепугался:

— Стоп! Давай без привата! Он у меня… сломан.

От изумления Ястреб взъерошился еще больше и стал похож намокрого воробья.

— Приват? — уточнил он. — Сломан?

— Ну… почти. Давай мы так поговорим. Языком.

Мальчик посмотрел на меня, на телефон, опять на меня.

— Ну… ртом поговорим, — объяснил я. — Вслух.

До Ястреба наконец дошло, он медленно спрятал свой аппарат вкарман.

— Слушай, — сказал я, — я… когда болел… в общем… не всетеперь понимаю. Это после болезни. С головой что-то. Мне врачи прописалиголосом все время говорить.

Ястреба, кажется, немного отпустило.

— А… — сказал он. — Тогда понятно…

Видно было, что он очень хочет рассказать мне что-то важное,но слов не хватает. Пришлось задавать ему вопросы, угадывать ответы и вообщетормошить. А еще у Ястреба то и дело верещал телефон, и он ловко выхватывалего, бойко что-то набирал и опять прятал.

От этих пауз нить разговора рвалась, и я очень устал, затоузнал много интересного. Оказывается, на всех моя речь на математике произвелаогромное впечатление. Никто не ожидал, что я смогу так бойко говорить. Япопытался уточнить, что тут такого удивительного, но Ястреб терялся и бормоталчто-то вроде: «Ну как же… Это же не тест… Это же говорить».

Еще выяснилось, что все трясутся от приближающейся проверки,во время которой все предметы надо будет сдавать устно.

— Вот если бы тесты, — вздохнул Ястреб, — тогда да. А тут удоски надо стоять. И говорить. У тебя получается. Ты как научился?

— Да никак, — честно ответил я. — Просто говорил и все. Чембольше говоришь, тем легче. Вот ты десять минут со мной поболтал — уже гораздолучше говоришь!

Тут я немного соврал. Если Ястреб и стал говорить лучше, тосамую капельку. Но мне очень хотелось его подбодрить. И еще у меня появилсяковарный план, как узнать побольше об эксперименте, не задавая прямых вопросов.На прямые вопросы, как я понял, тут редко отвечают.

— Да, — согласился Ястреб, задумавшись, — типа легче стало.А сколько надо в день тренироваться, чтобы… как ты?

Я обрадовался, но не подал виду. Все шло по плану.

— Два часа в день, — твердо сказал я, — мне врач так сказал.А лучше — три.

Ястреб насупился, теперь это был воробей, который сперванамок, а потом вывалялся в пыли.

— Ясно, — сказал он. — Пока.

— Стой! — я схватил его за рукав. — Ты куда?

— Тренироваться. С мамой. И папой.

Я энергично помотал головой.

— С мамой и папой не считается! Надо с постороннимиобщаться! Я, например, с врачом болтал! Так что пошли ко мне домой, мы будемболтать, мама чего-нибудь нам приготовит.

— Кому это я должна что-то готовить? — раздался над ухомвеселый мамин голос.

Мама обняла меня за плечи и чмокнула в макушку. Ястребсобрался в комок и явно приготовился сбежать.

— Мам! — торопливо сказал я. — Это мой одноклассник, Яс…э-э-э… я с ним дружу.

— Правда? — обрадовалась мама. — Здорово!

Она подмигнула Ястребу:

— А тебя как звать, друг?

— Дима, — почему-то просипел он, — Мухин.

— А-а-а! Так мы почти соседи! Я маму твою неплохо знаю,сейчас позвоню, предупрежу!

Пока мама звонила Диминой маме, Ястреб смотрел на нее, дажеподрагивая от напряжения. Кажется, ему не очень понравилась идея идти к кому-тов гости. Чтобы подбодрить его, я взял Диму за руку, но он напрягся еще больше,пришлось отпустить.

— Вот именно! — мама прямо светилась от счастья. — Это такздорово, что они не только в виртуале общаются!.. Да, конечно, я его потомпривезу!

Ястреб вздохнул и наклонил голову. Он смирился с судьбой.

Сначала, как только мы пришли ко мне домой, Дима-Ястребсидел нахохлившись и не только не рассказывал мне ничего, но и не моргал.Напоминание об экзамене его немного взбодрило, и он согласился поговорить.

— Расскажи мне, — потребовал я, — что было, пока я болел!

— Ничего. Учились. Болтали в чате. Новый «Дарк Мортал»вышел…

Он замолчал, честно глядя мне в глаза.

— Так не пойдет, — заявил я. — Чему учились? О чем болтали?Что там нового в… «Дарк Мортале»?! Подробнее надо.

Ястреб снова нахохлился.

— Слушай! — придумал я. — Давай для начала в города сыграем!

Ястреб приободрился и почему-то посмотрел на мой комп.

— Это стратегия? Или Эр-пэ-гэ?

— Города — это города. Это специальная игра, чтобы речьразвивать.

Ястреб с явным сожалением повернулся ко мне.

— Я говорю город, — стал объяснять я. — Например, «Москва».А ты должен придумать город на «А».

— Почему на «А»?

— Потому что «Москва» кончается на «А». Скажи город на «А».

— Алматы!

— Не «Алматы», а «Алма-ата»!

— «Алматы»! — упрямо повторил он. — У меня там двоюродныйбрат, мы каждый день переписываемся.

Я не стал спорить. «Алматы» так «Алматы».

— Хорошо. Значит мне на «Ы»…

Я задумался. Ястреб смотрел на меня с интересом.

— Ты выиграл, — признал я. — Нет города на «Ы».

Тут Ястреб меня удивил.

— Нет, — сказал он, — так нечестно. Слишком быстро. Давай яне «Алматы» скажу, а… «Архангельск»…

— Курск!

— М-м-м… Курск!

— Повторяться нельзя!

— Тогда… Кобрин!

Дальше дело пошло веселее. Я тоже однажды загнал Диму втупик городом «Бомбей», но тоже великодушно заменил его на Бобруйск. Потом мынемного поспорили, есть ли такой город — Бишкек, но Дима был так уверен в своейправоте, так грозил, что он сейчас все загуглит, что я испугался и признал своепоражение.

И, наконец, вывел разговор на самое для меня интересное — наусловия эксперимента…

Оля, 1980 год

Пока мы шли домой, Ира трещала без умолку. Как же у нее языкне устает, просто удивительно! На свежем воздухе мне полегчало, я даже началасоображать и поняла, что этот поток информации необходимо направить в нужноемне русло. Пусть хоть что-то полезное рассказывает, а не просто воздухсотрясает.

— Ир, а кто была эта девушка? – спросила я.

— Какая?

— В платочке… то есть в галстуке.

— Танечка–пионервожатая… — удивленно ответила Ира, — Ты что,и ее не помнишь?

— Не-а, — сказала я, — Я даже не помню, кто такие пионеры.

Бедная Ира вросла в землю и минуту стояла молча.

— Ой, ничего себе, — наконец сказала она, — только ты неговори никому.

— Почему? – удивилась я.

— Не знаю, — сказала Ира, — но не говори. Я тебе всерасскажу. Клятву помнишь?

— Какую клятву?

— Я (Фамилия, имя) вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имениВладимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь:горячо любить свою Родину. Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин,как учит Коммунистическая партия. Всегда выполнять Законы пионеров СоветскогоСоюза! – бодро отбарабанила Ира, — Помнишь?

Я затравленно кивнула, хотя естественно, этот бред помнить никак немогла. Многого я даже не поняла. Ну, про Советский Союз – смутно помню, намрассказывали. Куча стран жили как одна, теперь распались и до сих пор друг надруга обижаются. Но кто эти страны? Помню, что их было много, и столица былаМосква. На ВДНХ до сих пор фонтан есть с золотыми тетеньками, по тетеньке накаждую страну. Коммунистическая партия – это знакомо….

— Ир, а другие партии?

— Какие?!

Глаза у Иры сделались огромными и испуганными.

— Ну, другие…

Я запнулась, потому что поняла, что сморозила очередную глупость.

— Ладно, проехали, — сказала я, — давай дальше рассказывай.

— Хорошо, — сказала Ира, — Законы пионеров Советского Союза: пионерпредан Родине, партии, коммунизму, пионер готовится стать комсомольцем, пионердержит равнение на героев борьбы и труда, пионер чтит память…

— Слушай, ты это все наизусть знаешь?

— А как же! И ты тоже знаешь! Пионер настойчив в учении, пионер –честный и верный товарищ, всегда смело стоит за правду…

— Слушай, и что, у вас тут все такие?

— Где, у нас?

— Ну, здесь… — я обвела рукой вокруг, — все с галстуками, значит всепионеры?

— Ну да.

— И все смело стоят за правду?

Ира смутилась и отвела глаза.

— Ну, не все конечно…

— А почему тогда пионеры все?

— Нас же в третьем классе приняли, вот мы и пионеры. Но вообщепионерами становятся самые достойные!

— А принимают всех?

— Слушай, ну что ты пристала, — разозлилась Ира, — ты просиларассказать, я и рассказываю. А ты вопросы дурацкие задаешь!

Витя, 2018 год

— Слушай, — сказал я как можно небрежнее, — а как отсюдавыбраться?

Дима посмотрел на меня подозрительно. Странно… В тех книгах,которые я читал, например, про шпионов, все всегда старались говорить «какможно небрежнее». Наверное, я слишком небрежно сказал.

Но повторять вопрос не стал, уставился на Ястреба.

— Откуда «отсюда»? — спросил он.

— Ну… вообще.

Дима замолчал и смотрел на меня так долго, что я уже ненадеялся на ответ. Но он все-таки ответил:

— Летом можно будет уехать.

Я чуть не подпрыгнул на месте. Ура! Оказывается, я тут чутьбольше месяца пробуду, а потом вернусь назад, в привычную обстановку, кребятам. Обрадовался — и тут же огорчился. Я вдруг понял, что мне тут нравится.Я понимаю, что это эксперимент, что не может так продолжаться все время, но…Мне тут нравится. Еда вкусная. На машине ездить удобнее, чем пешком ходить. Комп, опять же… Я его только чуть-чуть попробовал, а мнеуже нравится. А еще телефон надо освоить. Кстати, он называется не «телефон» идаже не «трубка», а смешно — «комик».

Мысль о комике навела меня на одну идею.

— Дима… То есть Ястреб. Я вспомнил еще одно упражнение,чтобы научиться сдавать экзамен.

Я взял в руки свой комик. Ястреб с готовностью полез засвоим, но я его остановил.

— Научи меня пользоваться комиком, — сказал я.

— А чего там пользоваться? Там же все просто!

— Ну и что, что просто? Ты должен мне все объяснить, какбудто я его в первый раз в руках держу.

Ястреб легкомысленно хмыкнул. Кажется, он не считалупражнение сложным.

— А что тебе рассказать?

— Например, как позвонить.

Дима ловко выхватил мой аппарат и быстро пробежался по экрану:

— Заходишь в адреса, там находишь и жмешь вызов. Все.

— Я ничего не понял. Какие адреса? Что жать? Расскажиподробно и понятно.

Дима пожал плечами.

— Ну… Адреса — это тут…

Я навострил уши, стараясь не пропустить ни одного слова.

Оля, 1980 год

Второй школьный день был не такой страшный. Я уже зналадорогу, почти ничему не удивлялась и никого не боялась. Учителя меня нетрогали, а жалели, математичка даже предложила позаниматься со мной послеуроков. Видимо, Танечка действительно взяла меня под свою опеку. Я тихонечкоприглядывалась к одноклассникам. Девочки мне не очень нравились – пищат,сюсюкают и шепчутся по углам. И все время норовят взять за руку. Мальчишкиведут себя получше – не пристают. Зато носятся как оглашенные и орут. Странно,что мальчики совсем не общались с девочками. У нас, на форуме все вместе, всена равных, иногда даже не поймешь по нику, какого пола твой собеседник. Амногие и специально шифруются.

Эх, как там форум, как там все? Ястреб, наверное, меня недождется, найдет себе другую подружку. Вернусь домой, а меня уже и забыли все…

Ох! Я тут расслабилась, а мне же нужно домой возвращаться,подсказки собирать! А то я так навеки в этом времени застряну!

Только я собралась сбежать домой, как в коридоре столкнуласьс Танечкой.

— Как ты себя чувствуешь? – ласково спросила она и погладиламеня по голове.

Что ж они все сразу руками лезут…

— Нормально… — буркнула я.

— Не забудь, сегодня после уроков у вас пионерское собрание.Иди, объяви классу.

Танечка ушла, а я осталась в растерянности. Как объявить? Домая б объяву запостила, а здесь что мне делать?

Пришла в класс, посмотрела вокруг, прозвенел звонок на урок,а я все никак не могла сообразить, что ж мне нужно сделать.

— Ира, — прошептала я, — Меня Танечка просила объявить, чтосегодня собрание после уроков.

— Ну так объяви!

— Как?

— Ну что ты как дите малое…

Ира оторвалась от сосредоточенного скатывания домашнегозадания, и как только в классе появилась учительница, вышла к доске.

— Извините, я только объявление сделаю, — сказала она, —Сегодня после уроков пионерское собрание. Быть всем!

Ира села и посмотрела на меня с победным видом.

— Вот и все, — шепнула она.

А класс натужно загудел. Судя по отдельным словам, всемочень не хотелось торчать в школе после уроков.

Витя, 2018 год

На первом же уроке — русском языке — я, наконец, узнал, длячего таскать с собой нотики на уроки. Как только мыподключились, училка заявила, что будет проверятьдомашнее задание. Я похолодел — поискать дома тетрадки я так и не сообразил. Ноучилка и не требовала никаких тетрадок. Села за свойстол, на котором стоял большой экран и лежала клавиатура, и начала щелкатьмышкой. Все молча ждали результатов.

Неожиданно она нахмурилась и грозно спросила:

— Шевченко! А твоя работа где?

Я встал и выдал спасительную фразу:

— Я болел! На прошлой неделе…

— Прошлая неделя уже прошла, — назидательно сказала русица. — А набить полторы тысячи знаков — это полчасавремени! В блогах вы по пять тысяч в день набиваете,и никакие болезни не помеха!

Я ничего не понял, поэтому счел за лучшее виновато повеситьголову. Это сработало.

— Ладно, — сжалилась училка, — наследующий урок принесешь. Садись.

И продолжила проверку домашнего задания. Потом мне Ястребобъяснил, что она со своего компа через проводасмотрит, что у нас в нотиках делается. Когда я, немногопоколебавшись, попросил списать домашку, Ястребтолько головой покачал:

— Она не дура! У нее скриптпроверяет, чтобы не было одинаковых кусков текста. Я тебе лучше так объясню,что там надо сделать…

И он объяснял мне все перемены: про домашку,про скрипты, про комик (Ястреб сказал, что этосокращение от слова «коммуникатор»). Говорил Дима пока еще с трудом, большезаставлял меня тренироваться в наборе эсэмэсок,переписке в чате и пересылке через блютуз.

Слова были непонятные, но пользоваться всеми этими штукамиоказалось очень просто. И очень увлекательно.

После уроков мы дождались, пока все разъедутся, ивстретились на ступеньках. Своих мам мы еще вчера попросили забрать наспопозже, чтобы мы могли поболтать и поготовиться к экзамену. Мамы почему-то оченьэтому обрадовались. Так обрадовались, что весь вечер перезванивались иразговаривали о «дефиците живого общения» и «бедных детях».

К моему удивлению, Ястреб пришел не один. Рядом с нимпереминалась с ноги на ногу худая девчонка из нашего класса. По-моему, ее звалито ли Жанна, то ли Женя… А фамилию я помнил точно — Кравчук.

Девчонка выглядела очень хмуро и всем своим видомпоказывала, что ее сюда затащили силком, она вообще не при чем, и вовсе это неона.

— Это Сушка, — сообщил Ястреб.

Я чуть не ахнул. Мы с Сушкой очень здорово переписывалисьвесь день. Она мне смайликов прислала больше, чем все остальные, вместе взятые.Поэтому я представлял ее улыбчивой и приветливой. А она вот какая, оказывается!Колючая и сердитая.

— Я — Биг Билл, — поздоровался я.

Сушка буркнула под нос что-то неразборчивое, глядя всторону.

— Она тоже хочет учиться говорить, — сказал Дима. — Чтобысдать экзамены.

Сушка быстро глянула мне в глаза, и я понял, что она простобоится. Сразу стало легче.

— Отлично! — сказал я. — Ястреб всего за день знаешь какздорово болтать стал! И у тебя получится! Надо только не стесняться!

Девочка тяжело вздохнула…

…На этот раз мы играли не только в города, но и виспорченный телефон. Я сначала боялся, что втроем будет неинтересно, но Сушкаоказалась крепким орешком. Она каждое слово выдавливала из себя чуть ли не побукве.

Оля, 14 апреля 1980 год

Пионерское собрание началось сразу после пятого урока. Никто ещене успел встать со стула, а тут в класс влетела Танечка, а за ней вплыланеизвестная мне тетка необъятных размеров. Тетка уселась за учительский стол, исразу стало понятно, что она тут главная.

— Васса… — пронеслось по рядам.

— Начинайте, — сказала Васса и царственно взмахнула рукой.

— Тема сегодняшнего собрания – безответственное поведение вашегоодноклассника – Евгения Архипова, который поддался тлетворному влияниюрелигиозного дурмана. И пытался затащить в эти же сети своих друзей, —оттарабанила Танечка.

Класс затих и все уставились в затылок Архипову. Он сидел напервой парте и лица его мы не видели. Но видно было, как он судорожно втянулголову в плечи.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒