А. Жвалевский, Е. Пастернак 3 страница

Эту информацию я переваривала несколько минут, но ужебоялась как-то реагировать.

— А что ж он не позвонит хотя бы… — выдавила я.

— Куда? – изумилась мама.

— Да хоть на ком… — я не договорила, потому что вдруготчетливо поняла, что никаких комиков тут нет.

Я встала и рванула в комнату. Ну, хотя б телевизор был наместе! После нескольких минут безуспешных поисков пульта, я сдалась и включилаего кнопкой. Нашла три канала. По одному показывали народный хор, по второмукомбайн на фоне заходящего солнца, а по третьему вообще черно-белый фильм.

Что-то уже мелькало на задворках сознания, какая-то мысльбилась в голове, но поймать ее за хвост у меня не получалось. Как только янапрягалась, опять начинал ныть висок. Видимо, я потерла голову рукой, потомучто подбежала мама и начала причитать:

— Все, Олечка, иди ложись. Доктор сказал, спать побольше,напрягаться нельзя.

— Да я не напрягаюсь, — вяло отбивалась я, но позволила мамеоттащить себя в комнату и уложить в кровать.

— Ты не переживай, — говорила мама, — двадцатый век надворе, врач сказал, что сейчас все могут вылечить…

— Двадцать первый… — автоматически поправила я.

У мамы это была любимая присказка «двадцатый век на дворе»,я каждый раз ее поправляла, она каждый раз смеялась, что для нее двадцатыйпривычнее. Но в этот раз она не засмеялась.

— Что? – спросила она.

И на меня накатила волна мягкого, обволакивающего ужаса.Голова стала ватной, а руки и ноги ледяными.

— Оль, что? Тебе плохо? – всполошилась мама.

— Ты только не плачь, — сказала я шепотом, — Не плачь и некричи. Просто скажи мне, какой сейчас год.

— 1980, — тоже шепотом ответила мама.

А потом добавила жалобно:

— Оль, тебе плохо? Может, «Скорую»?

— Нет, не надо. Я посплю.

Я натянула на себя одеяло и отвернулась к стенке. Спать нехотелось. Хотелось умереть.

Витя, непонятное число… 2018 года!!!

Теперь я проснулся с четким осознанием того, что на улицеутро.

Это было единственное четкое осознание в моей голове. Всеостальное расплывалось, кружилось и куда-то ускользало. Я ходил по комнате иуже не был уверен, что тут все поменялось. Попытался включить телевизор настоле, но только зря тыкал в кнопку включения. На экране на пару секундпоявлялась надпись: «Нет сигнала. Проверьте кабель». Я подергал оба кабеля,которые шли к телевизору, даже постучал по нему, но ничего не добился.

Можно было полистать учебники, наверняка там быликакие-нибудь подсказки, но почему-то я боялся взять их в руки. Слишком онибыли… цветные какие-то, яркие.

Я решился выйти из комнаты. И сразу понял — нет, это не нашаквартира. Слишком много комнат. Слишком высокие потолки. И слишком второй этаж.

Я мог забыть все, что угодно, но квартира у нас никогда небыла двухэтажная, это точно! К счастью, внизу, в огромной комнате, обнаружилсяработающий телевизор. Не такой, как у меня на столе, а чудовищных размеров. Ивисящий на стене.

Хорошо хоть, передача была привычная — что-то про съездпартии.

Я спустился вниз, прислушиваясь к тексту диктора.

— …Между членами Политбюро возникли серьезные разногласия.Генсек Черненко представлял фракцию геронтократов, которым противостоялимолодые реформаторы во главе с Горбачевым…

Шум в голове усилился. Очень странный текст! И тон дикторамне не понравился. Он как будто был недоволен руководством партии, дажеподсмеивался над ними.

Но тут диктор ляпнул такое, что у меня в голове окончательновсе перемешалось:

—…Напомню, что шел 1984 год….

У меня внутри вдруг кончился воздух. Наверное, я бы простоялтак столбом до конца жизни, если бы не папа.

— Ага! — услышал я за спиной. — Больной скорее жив!

Я обернулся, предчувствуя, что увижу не совсем папу.

Так и оказалось. То есть выглядел папа обычно — немногоусталый, немного веселый и очень умный — но его одежда… Никогда раньше папа неносил джинсов с майками! Да еще таких… «модняцких», как он сам говорил.

— Ну как, отошел немного? — спросил папа.

— Ага, — выдавил я из себя.

— Тебе надо есть больше фруктов! — уверенно заявил папа иподтолкнул меня к низенькому столику.

Я покорно сделал шаг и в который уже раз обалдело застыл. Настолике красовалась плетеная корзинка с неправдоподобно большими и краснымияблоками, блестящим виноградом и пушистыми персиками. Раньше я видел такойнабор только на уроке рисования, когда мы учились рисовать натюрморт. Тогдафрукты были восковыми.

— Эй! — встревожился папа. — Ты чего? Опять плохо?

Он ласково обнял меня сзади за плечи. Меня заколотило.Раньше папа никогда не обнимал никого, кроме мамы. Наверное, я очень сильноболен.

— Бери-бери! — подбодрил меня папа. — Отличные яблоки,свежайшие.

Уже ничего не соображая, я протянул руку, взял яблоко, нооткусить побоялся.

И тут на глаза мне попался яркий журнал, лежащий на столикерядом с корзинкой.

На нем было написано крупными буквами: «Системный аналитик».А внизу — меленькими: «март 2018 года».

Комната завертелась перед глазами и куда-то пропала.

Синичка, 14 апреля 1980 года

Я проснулась. С ненавистью посмотрела на толстенные шторы,которые закрывали от меня солнце. О том, что со мной случилось, и куда япопала, я старалась не думать.

— Ничего, выживу, — прошептала я себе под нос, — Выживу иразберусь со всем этим.

И вдруг я поняла что случилось! Просто я попала вкомпьютерную игрушку, в квест навороченный. И что мнетеперь нужно сделать? Нужно выполнить задания, пройти по уровням, и в конце… Вконце вернуться домой. Знать бы что для этого нужно сделать…Хоть бы намекнулкто…

Но в любой игрушке нужно вначале хорошенько оглядеться.Полазишь, поищешь, а там и найдешь чего-нибудь.

Я тихонько встала и отправилась на кухню. По дорогезаглянула в спальню, родители спали, и я не стала их будить. Мама явно страшноустала, не спала, пока я болела, а папа… Папа на заводе… Вот это у меня вголове совсем не укладывалось. Папа всегда чем-нибудь торговал, последние парулет компами, до этого еще много чего было. Онговорил, что на зарплате и месяца не выживет, что для него рабочий день с 9 до18 – смерти подобно. Да и вообще вся его работа была на телефоне. Как же онздесь, без комика-то? Что-то я, кстати, и домашнего телефона не видела. Ну неможет же его не быть?!

Я с трудом открыла холодильник, с интересом рассмотрела его содержимое. А чтоони тут едят? А это что? Хорошо, что мама мне когда-то показала фильм «Гостьяиз будущего», там мальчик точно с такими же бутылками носился. В них кефир был,для космических пиратов.

Я налила себе кефира в стакан, отрезала кусок батона иотправилась на экскурсию по квартире. Кругом был сплошной антиквариат. Нашлаприемник невероятных размеров. Собственно я б никогда не догадалась, что этоприемник, если б на нем это не было написано. Нашла целую тумбочку сгрампластинками. Бабушка мне когда-то на даче показывала такие. Из знакомыхфамилий была только Пугачева… Послушать что ли? Но я побоялась разбудитьродителей, да и не разобралась сама, куда пластинку засовывать.

Пока я разглядывала чудо техники, проснулся папа. Он пришелко мне, очень сонный, сел рядом на диван. Я залезла к нему на колени, потерласьносом о колючки, отросшие на подбородке, и закрыла глаза.

— Чего это ты болеть вздумала? – папа взъерошил мне волосы, —Ты это прекращай!

— Угу! – сказала я.

Мне страшно не хотелось открывать глаза, рядом с папой былотак спокойно.

— У меня на заводе сейчас работы куча…Середина квартала. Такчто я собираться пойду.

Папа потянулся, и я нехотя слезла с его колен. Почти ничегоиз того, что он сказал, я не поняла. Особенно загадочную фразу про серединуквартала. И я решила хоть немного прояснить ситуацию.

— Пап, а ты что сейчас на работе делаешь?

— В смысле?

— Ну чем ты сейчас занимаешься? Сегодня, например, чтобудешь делать?

— Как обычно…

— А что как обычно?

— Ну… вот приду и узнаю, — Папа усмехнулся, — Без работы неоставят. Опять нужно будет куда-нибудь ехать, договариваться, выбиватькакие-нибудь материалы.

— Зачем выбивать?

— Так кончились.

— А купить?

Папа посмотрел не меня как-то странно.

— Оль, ты похоже, правда еще не совсем в себя пришла. Иди-калучше поспи.

Я просто подпрыгнула от обиды.

— Да не хочу я спать! Я только что проснулась! И что ятакого спросила?

И тут в комнату вбежала мама. Она быстренько выпихала папу вкоридор, и я услышала ее сдавленный шепот:

— Не спорь… Врач сказал… Ей нельзя расстраиваться… Самавспомнит…

После этого папу отправили умываться, а ко мне пришла мама,с немного неестественной улыбкой на лице.

— Оленька, солнышко, пойдем завтракать. Что тебеприготовить?

Сначала я мстительно хотела попросить чего-нибудь, чеготочно тут не бывает. Потом посмотрела на встревоженные мамины глаза, вспомниласодержимое холодильника…

— Бутерброд с сыром сойдет, — буркнула я.

Мама облегченно вздохнула.

Витя, 14 апреля 2018 года

Ночью я просыпался несколько раз, и каждый раз то мама, топапа успокаивали меня и заставляли пить какие-то сладкие сиропы.

Когда проснулся окончательно, в голове была какая-то каша. Ядаже не стал пробовать подняться в кровати. Просто лежал и думал. Было оченьсложно, потому что мысли постоянно расползались, как улитки, но я старался.

Значит, я в будущем. Это факт.

Почему? Зачем? Я, конечно, читал «Машину времени», но тамвсе было понятно — человек сел и поехал. А я? Заснул в одном году, проснулсячерез… через… Попытался сосчитать, но не смог, только голова разболелась.

Ладно, неважно. Главное, что я тут. Может, это какой-нибудьсекретный эксперимент? Как в «Большом космическом путешествии»! Эта идея мнепонравилась. Ну да, там ведь ребята думали, что они в космосе, а на самом делеони сидели в специальном тренажере под землей. И у меня точно так же! Я думаю,что я в будущем, а на самом деле это такой эксперимент!

Я сел в кровати. Жить стало проще. Теперь понятно, почемумне никто ничего не объясняет — это такие условия эксперимента. Я долженвыполнить какое-то задание. Какое? Потом разберемся. Скорее всего, простоосвоиться в непривычной обстановке, во всех этих «бизнесах» и «хлодингах»… Или«холдингах»? Ладно, прорвемся! Мама с папой рядом, они не дадут пропасть.

Я бодро вскочил с кровати — и зря. Меня сразу повело всторону, чуть не упал. С кресла, которое стояло у изголовья моей кровати, подскочилазаспанная мама и подхватила меня.

— Сынок! Что случилось? Тебе плохо?

— Все отлично, мама! Только голова немного кружится. Можно,я пойду погуляю?

— Голова — это от таблеток… А погулять — конечно, можно!Хочешь, в Раубичи скатаемся?

Я не знал, хочу ли я в Раубичи. Честно говоря, я смутнопредставлял, где это. Погулять я вызвался только для того, чтобы проверитьситуацию — думал, мама меня будет удерживать дома, на полигоне.

Поэтому я неопределенно пожал плечами.

— Отлично! — мама решила, что я согласился. — Быстроумываться!

В ванной меня ждал сюрприз: все такое яркое, блестящее, какв фантастическом фильме. Все-таки наши инженеры — лучшие в мире! Хотя с краномпришлось повозиться, пока я понял, как добыть из него воду.

Умытый, взбодрившийся, одетый во что-то непривычное, ножутко удобное я в сопровождении мамы вышел из квартиры.

И укрепился в идее полигона. Оказывается, мы живем не вквартире, а в отдельном доме! Ну, конечно, эксперимент-то секретный! И вРаубичи мы поедем по какой-нибудь секретной дороге, а там тоже будут толькоучастники эксперимента!

Интересно, а в автобусе мы тоже будем одни? Или для такогодела мама вызвала такси? Ответ на этот вопрос разрешился удивительным образом:мама решительно подошла к стоящей возле дома машине необычного вида ипреспокойно уселась в нее. За руль!

Это мама, которая велосипеда боится!

— Что ты там тормозишь? — весело крикнула она мне. — Прыгайв машину!

Я очень старался ничему больше не удивляться и направился кмашине.

Синичка, 14 апреля 1980 года день

После завтрака я вернулась в свою комнату.

— Маааам!

— Что, Оленька?

— Мам, давай снимем эти ужасные шторы, они же солнце ко мнене пускают.

Мама пришла в комнату и испуганно посмотрела на шторы.

— Зачем снимать, ты их просто раздвинь.

— Мам, ну неужели ты не видишь какие они тяжелые и огромные?

Я нервно дернула за конец шторы. Мама тут же принялась меняуспокаивать.

— Хорошо, хорошо, снимем. Только надо же что-то на их местоповесить.

— Зачем?

— Как зачем? Как же без штор?

— Почему без штор? Мы вот эти, легкие, оставим!

Я немедленно взлетела под потолок и принялась отковыриватьшторы от карниза. Черт бы побрал эти старые технологии! Карниз был железный,местами ржавый. «Крокодильчики» тожежелезные, разжимала я их с огромным трудом. И вот, наконец, штора рухнула кмаминым ногам, подняв изрядный столб пыли.

— Уф! – радостно сказала я, — Правда, так лучше!

— Не знаю, — неуверенно заявила мама, — Как-то этонеправильно. У всех шторы висят…

— Ну и что? – изумилась я.

— Как ну и что? А что соседи скажут? Окно как голое.

— А какое нам дело до соседей?

— Ну ты скажешь… Как это «какое дело»? Обсуждать начнут.

— Ну и пусть обсуждают.

Я пожала плечами и принялась сворачивать штору в рулон.

— Пойду в стиралку закину, — сообщила я, чтоб отвлечь мамуот странных разговоров о соседях.

— Подожди, — всполошилась мама, — какую стиралку? Я несобиралась сегодня стирать!

— А чего там собираться?

— Ну как чего? Это ж нужно, чтоб папа машину вытащил вкоридор, потом полоскать это полдня.

— Чего?

Я медленно села на пол. Кажется, я опять забыла гденахожусь. Надо будет потом посмотреть на это чудо техники – стиральный агрегат,за которым нужно еще и полдня полоскать.

А мама и не заметила моего смятения.

— Оль, тебе уже получше, я на работу схожу, хорошо?

После истории с папиной работой мне было даже страшноспрашивать, но я не выдержала.

— А где ты работаешь?

Удачно, что голос от волнения сел, мама не расслышала, а ябыстро поправилась:

— А что случилось?

— Сегодня заседание кафедры, мне лучше присутствовать.

Уф, мама работает на кафедре, хоть что-то не изменилось.

— Ээээ… Что-то важное?

Мама отмахнулась.

— Да, как обычно. Отчет о работе. Шефская помощь.

— И ты надолго?

— Часа на четыре. А что, тебе плохо?

— Нет-нет. Мне нормально. Просто удивительно…

Я слабо представляла себе собрание в рабочее время на четыречаса, но уже поняла, что лучше ничего не спрашивать. Нужно соображать самой.

И тут я увидела первую подсказку. На полу, под батареей,валялся календарик, 1980 года. Я его хорошо помнила, он лежит у нас на даче, вколлекции маминых старых открыток. Точно, это он! На лицевой стороне смешноймедвежонок с олимпийскими кольцами на пузе. Я взяла календарик в руки и всеждала, что сейчас раздастся музыка или хотя бы писк. Я ж в компьютерной игре, яподсказку нашла! Но было тихо…

Витя, 14 апреля 2018 года, день

Я очень старался не удивляться.

Я держался, когда увидел внутренности маминой машины. Кучавсяких приборчиков, индикаторов — как на космическом корабле.

Сделал вид, что все в порядке, когда мама, болтая о хорошейпогоде, нажала какую-то кнопку, и передо мной появился экран маленькогоплоского телевизора.

Невозмутимо смотрел какой-то навороченный мультик.

Но когда мы выехали на улицы, не выдержал, принялся вертетьголовой направо и налево.

Это был не наш город. То есть улицы вроде наши. И парк, гдея гонял на велике (хотя деревья, кажется, другие). Иречка.

Но люди! Но дома! Но огромные рекламные плакаты на всюстену!

— Ты чего? — забеспокоилась мама. — Увидел кого-тознакомого?

— Да нет… Мам, а сегодня какой-то праздник?

— Нет, просто суббота. А в чем проблема?

Мне очень хотелось ответить: «А чего они так всевырядились?!», но я сдержался.

Я-то думал, что это мама стала такой модницей, а оказалось,что вокруг все разодеты еще ярче. Особенно девчонки. От их лимонно-желтых,ярко-синих, алых и вообще непоймикаких одежек пестрило в глазах. Я старалсяособенно не пялиться на них, потому что юбочки были слишком коротенькие, амаечки — слишком маленькие. С перепугу я сначала решил, что это девицы легкогоповедения (нам на политинформации о них рассказывали, а потом Коля Рожков из «Г»класса еще показывал один журнал). Но слишком их было много. И не похожи онибыли на этих самых девиц. В «Бриллиантовой руке» я видел, как эти девицы себяведут — мужчин за руки хватают и проходу не дают.

Мужчины тоже выглядели слишком… пестро. Я почти не виделкостюмов и галстуков, зато многие щеголяли в невообразимых штанах с безумнымколичеством карманов. Нет, не мальчики вроде меня, а солидные толстые дядьки.Даже несколько дедушек! Один мне особенно запомнился — бодрый такойстарикашечка в яркой тенниске и желтых бесформенных брюках, седые волосысобраны в хвост, как у девчонки, а сам на мопеде.

Самое удивительное, что никто из прохожих на него необорачивался и не тыкал пальцем.

Ехали мы не очень быстро. Я вдруг осознал, как много вокругмашин. Почти все они были необычной формы и неизвестных мне марок.

У меня начала болеть голова. Пришлось отвалиться в кресле изакрыть глаза. Мама тут же перестала болтать, убрала телевизор, что-топодкрутила, и я почувствовал на лице свежий ветерок. Стало легче, и до самогоконца я продремал.

Зато потом было здорово! Мама выгрузила из багажника сумку сроликовыми коньками и вручила мне:

— Держи! Сегодня можешь кататься до упаду.

Честно говоря, я раньше на таких не катался, поэтому боялся,что «упад» начнется с первых шагов, но тут меня ждал приятный сюрприз. Стоиломне надеть (с маминой помощью) коньки и наколенники с налокотниками, как телословно само вспомнило нужные движения. Я легко оттолкнулся и поехал.

— Поосторожнее! — крикнула мама, но в голосе ее не былоособенной тревоги.

Как я погонял по дорожкам! Сразу из головы вылетели всепроблемы! Стоило отключить голову, и ноги сами закладывали какие-тозамысловатые пируэты, совершали резкие прыжки и развороты.

Вернулся к маме я совершенно счастливый. Она тоже выгляделадовольной, хотя и отчитала меня для проформы:

— Сколько раз я тебе говорила — не лихачь!

И тут же чмокнула меня в макушку. Я понял, что она оченьмной гордится.

Всю обратную дорогу я продрых на заднем сиденье.

Только перед самым домом проснулся и вдруг задумался —неужели ради меня одного отгрохали такой полигонище!? Или я тут не один?

Синичка, 1980 год

Мама ушла. В квартире стало очень тихо. Я сначала помыкаласьбессмысленно пару минут, а потом вспомнила, что нужно срочно искать подсказки.И ринулась….

Оказалось, что это очень тяжелое занятие. Вся квартира была,как назло, захламлена так, что казалось, что тут недавно был склад. На кухненескончаемые залежи продуктов. Интересно, зачем нам 10 кг гречки? Или девятьпалочек дрожжей в морозилке? Я честно все пересчитала, подумала, что мне этопотом пригодится. На антресолях я нашла просто бессчетное количество банок свареньем и соленьями. Это кто ж, интересно, так затарился?

Я перерыла в кухне все, что смогла, и из подсказок нашлатолько огромную пельменницу. Я ее точно видела, она и у нас дома точно так жена кухне валяется, никто ею не пользуется, а выбросить почему-то жалко.

В коридоре меня больше всего потрясли три коробки содинаковыми сапогами. Только размеры были разные. Интересно, это кому и зачем?

Дальше шла родительская спальня, и тут я совсем потерялась,потому что шкаф просто ломился от всякого барахла. Какое-то нечеловеческоеколичество шмоток, причем таких… Что ж они тут носят-то, это же ужас какой-то!

Дома мама носит только яркие костюмы. Юбок почти ненадевает, говорит, что за рулем неудобно, но брючки всегда самых невероятныхцветов. Здесь я обнаружила у нее в шкафу абсолютно одинаковые черные юбки имрачные пиджаки. Брюк нет вообще. И если судить по тому, в чем она уходила наработу, то единственная цель такого пиджака скрыть человека целиком. Как будтомешок на себя надела! Вообще выглядит мама так, как будто лет на десять старшестала.

И тут меня пронзило страшное предчувствие. Я отправилась ксвоему шкафу. О ужас! Я с содроганием вытащила из шкафа нечто. Что это? Типаспортивный костюм? А это? Вот эти вязанные … ээээ… даже не знаю как назвать.Легинсы? Это как носят? А колготки? Да это ж не колготки, это издевательствокакое-то! У нас в таких даже груднички не ходят!

Я с отвращением запихнула в шкаф все это убожество и… Ура!Вот еще одна подсказка! На полке, рядом с кроватью, я увидела книжку. Я узналаее, она есть у нас дома. Только я взяла ее в руки, раздался звонок. Я попала! Явышла на следующий уровень? Звонок повторился. Видимо, я должна что-то ещесделать… Звонок стал настойчивым. Я, обняв книгу, кинулась в коридор. Звонилитут. Звонили во входную дверь. Пока я искала домофон, чтоб открыть, звоноктрещал уже непрерывно. Я аж вспотела, пока не сообразила, что нет тутдомофонов, что это прям в дверь звонят. В звонок.

— Алле? – тихо сказала я двери, потом прокашлялась иповторила громче, — Алле?

— Оля, открывай! Это я, Ира! – сообщили из-за двери.

Я от такой наглости чуть не села. Ага, нашли дурочку, так я и открыла!

— Я вас не знаю! – сказала я.

За дверью помолчали, а потом раздался быстрый шепот.

— Ой, Олечка, а я не поверила. Ко мне твоя мама утром зашлаи попросила тебя проведать. Сказала, что ты заболела сильно и многое забыла, ая ей не поверила. Оль, это ж я, Ира, мы с тобой за одной партой сидим.

— Я одна сижу, — брякнула я, не подумав.

— Оля, Олечка, ты открой, твоя мама сказала, ты всевспомнишь. Я тебе помогу, Оляяяяя…

Я мучительно соображала, что ж мне делать. С одной стороны,нельзя открывать незнакомому человеку, с другой, если рассуждать логично, янашла подсказку – раздался звонок. Значит, это естественное развитие игры.Черт, сохраниться бы… Знать бы как.

Я заметила у двери глазок, посмотрела в него. За дверьюстояла девочка. Действительно девочка. Просто девочка. И бормоча про себя«сейф, сейф, контрол эс» я открыла дверь.

Витя, 2018 год

Когда я увидел, что мама куда-то собирается, то попросил:

— Мама, а возьми меня с собой. Мне дома одному скучно.

Мама так и застыла с туфлей в руках.

— Дома? Скучно?

Похоже, мама решила, что ослышалась.

— Ну да. Книжек мало, читать нечего. Что я тут буду одинделать?

Мама смотрела на меня, словно подозревая подвох.

— А… комп? — осторожно спросилаона.

Слово «комп» мне ничего неговорило. На всякий случай я неопределенно повел плечом.

— Ну хорошо, — в мамином голосе чувствовалось одновременно иизумление и сдержанная радость, — поехали. Только я по магазинам, тебе,наверное, скучно будет.

Услышав про магазины, я чуть было не дал задний ход.Ненавижу магазины! Стоишь в этой очереди полчаса и слушаешь, как бабки междусобой болезни обсуждают. Но ведь должен же я найти других подопытных! Может,они тут уже давно, знают правила, объяснят, что к чему.

— Ничего! — твердо сказал я. — Потерплю. Заодно могу в очередипостоять.

— Зачем? — мама окончательно растерялась.

— Ну… чтобы ты могла в другую очередь стать.

Мама вдруг рассмеялась. Я решил не развивать тему.

— Ладно, — сказала мама, отхохотав, — поехали… заботливый тымой.

Даже когда мы сели в машину, мама продолжала улыбаться.Завелась, нацепила на ухо какую-то большую сережку и вдруг сказала:

— Привет!

Я во все глаза уставился на нее. Не со мной же оназдоровалась!

— Представляешь, что наш сын сегодня заявил?

Видимо, мама с папой разговаривала. То есть, наоборот,невидимо разговаривала. Сколько я ни вертел головой, папы не заметил.

— «Давай я в очереди постою»… — мама снова стала давиться отсмеха, — «чтобы ты могла в другую очередь стать»!

Судя по паузе, папа что-то отвечал. И, судя по новому взрывумаминого смеха, что-то смешное.

— Точно! — мама начала похрюкивать. — Память предков.

Она чуть-чуть повернула голову ко мне:

— Сынок, папа спрашивает, не поможешь ли ты ему на мамонтовохотиться?

Я надулся. Мама заметила это и быстро свернула разговор.

— Ты чего? — сказала она своим коронным маминым голосом. —Обиделся? Извини, мы не хотели тебя обидеть!

Я тут же оттаял, но из принципа продолжал дуться и смотретьв окно. Поймал себя на том, что сегодня пестрота на улицах, странные машины иодежды меня не так сильно задевают. Старался высмотреть в толпе кого-нибудь срастерянным взглядом, но мама слишком быстро ехала.

А потом мы пошли в магазин…

Теперь я понял, почему мама смеялась. Очередей не было!Вообще! Нигде! То есть у некоторых прилавков стояло по два-три человека, но этоже не очередь! Очередь — это когда через весь магазин тянется колбаса из людей,чтобы купить кусок колбасы из коров.

Но мама все равно застряла в отделе со всякой одеждой. Черезпять минут она заметила, что я скучаю, и сказала:

— Да ты походи, погуляй пока!

Это было странно. Обычно мама меня ни на шаг не отпускала вмагазине — вдруг потеряюсь. Я обрадовался и пошел искать книги.

Книг не нашел, но нашел игрушки. И застрял возле них точнотак же, как мама — возле платьев. Чего тут только не было! Мячи, карнавальныекостюмы, конструкторы… про всякие машинки и куклы я вообще молчу. Я даже забыл,что собирался выследить кого-нибудь из подопытных — стоял и глазел, неотрываясь.

И тут у меня во внутреннем кармане куртки что-тозавибрировало и зазвучала бодрая песенка. Я испуганно полез в карман и достализ него небольшой полупрозрачный приборчик, который полностью состоял из экрана.Музыка шла именно из него. Почти весь экран занимало сообщение: «ВызываетМама». Под ним зеленым было написано «Ответить», а красным «Отменить».

— Ответить, — сказал я приборчику.

Тот продолжал наигрывать музычку.Я почесал затылок и ткнул пальцем в «Ответить». Это сработало: на экранчикепоявилась мамино изображение, а из приборчика донесся приглушенныйвстревоженный мамин голос:

— Витя! Ты где?

Я поднес приборчик поближе к уху и громко ответил:

— Я тут!

— Где тут?

— У отдела игрушек!

— А… — мама сразу успокоилась, — жди меня там, я сейчас.

И замолчала. Я еще немного постоял, посмотрел на приборчик,но экран на нем быстро погас, я пожал плечами и спрятал его в карман.

— Ты почему так долго трубку не брал? — сердито спросиламама, как только нашла меня. — Я уже волноваться начала!

«Ага, — подумал я, — значит, это называется "трубка"!»

— Пошли, надо еще за продуктами заехать.

В гастрономе — огромном, как стадион, — людей было много, ноочередей все равно не наблюдалось. Я уже спокойнее рассматривал прохожих иобратил внимание, что многие из них тоже ведут диалоги с невидимымисобеседниками. Некоторые, как мама, пользовались большой сережкой на ухе,другие — приборчиками вроде моего. Только они прижимали его к уху, кактелефонную трубку. Я вдруг сообразил, что это телефон и есть! Только оченьмаленький и удобный, можно с собой носить. У американцев таких точно нет!

Как хорошо жить в самой передовой стране мира!

Синичка, 1980 год

Я осторожно открыла дверь и пару секунд мы с неизвестной девочкойрассматривали друг друга.

— Олька, — сказала она шепотом, — Олька, ты чего таксмотришь?

— Как? – спросила я.

— Странно как-то, — ответила девочка и вошла в квартиру.

Чувствовала она тут себя как дома, разулась, закрыла дверь ипошлепала в мою комнату.

— Ой, а чего вы шторы сняли? Стирать? А что это у тебя тут пельменница валяется? А ты совсем ничего не помнишь? А представляешь, мне вчера Женька сказал, чтоесли б он полетел на луну, он бы мне оттуда открытку прислал. Как ты думаешь,это значит, что я ему нравлюсь? Или онтак, треплется, как обычно?

Девочка говорила без умолку, а я слушала ее, слушала. Еслиэто переход на следующий уровень, то должен же быть смысл во всей этойболтовне? Или ей нужно задать правильный вопрос? Может быть, она должна мнепередать важный предмет?

— А что ты мне принесла? – спросила я.

Девочка Ира осеклась на полуслове и задумалась.

— А что? Я что-то должна была принести? – спросила она.

И вдруг лицо ее просветлело, и она сказала:

— Точно! А я и забыла! Смотри, что у меня есть!

Она достала из кармашка, разгладила и протянула мне наладошке, как величайшую ценность, маленькую бумажку. По тому как она на неесмотрела, с придыханием и почти не дыша, я поняла, что это безусловно оно –ключ, которые переведет меня на следующий уровень.

Я так же нежно взяла бумажку в руки, развернула ее изастыла.

— Что это? Это ключ? – спросила я.

— Это Дональд Дак! – гордо ответила она, — У Катьки вчеравыменяла. Помнишь, ей в прошлом году дядя жвачку из-за границы привез?

— Не помню, — ответила машинально.

— Ой, Олька, как же я забыла…— глаза у Иры тут женаполнились слезами, — Оленька, ты не переживай, ты вспомнишь, я тебе всерасскажу, хочешь?

И Ира кинулась меня обнимать. Я стояла как истукан и ничегоне соображала. Никогда в жизни ко мне не лезли обниматься посторонние люди, этобыло так дико, что сразу захотелось удрать. Но удирать было некуда, сзадистояла кровать, и единственное, что я могла сделать, чтоб вывернуться изобъятий, это сесть на нее. Села. Ира тут же шлепнулась рядом, обняла меня заплечи, прижалась и зашептала в ухо.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒