Глава 25. Часть 3.

Глава 25. Часть 3.

Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, ошибаться… И вечно бороться и лишаться. «А спокойствие — это душевная подлость»[109].

Итан получил последнее сообщение от адвоката и почувствовал облегчение. Не всё так гнусно и несправедливо оказывается, как думал, ещё минуту назад… не безнадёжно. Даже текст в ответ набрал: «И ты прости… и спасибо», но стёр.

Повертел айфон в руках, открыл то смс от Нуры, слова которого знал наизусть. Под ним много отправленных в ответ, но она их, конечно же, так и не прочла.

00:35 «С Рождеством, Малыш. Я люблю тебя».

— Пап?

— О, сын… Я решил, ты отправился спать.

— Нет, ещё нет. — качает Итан головой, а потом опускается перед сестрёнкой. — Ну, что? Спокойной ночи, Принцесса.

— Угу, — почему-то грустнеет она.

— Что с тобой, детка?

— Ничего. Просто Нура меня так называла.

От услышанного имени, внутри разливается холодок.

Парень сконфужено ведёт плечом и бросает виноватый взгляд на отца, а Люси, тем временем, вдруг чересчур громко вздыхает:

— Я соскучилась. — говорит она странным голосом, в котором слышаться знакомые нотки рассудительного тона Оливии. — Я хочу её видеть. Я же не виновата, что ты поссорился с ней.

— Мы не сорились, милая. — отвечает Итан, не в силах скрыть удивление.

— Тогда, что случилось?

— Я обидел её.

— Обидел?

— Да.

— Сильно?

— Очень сильно.

— Хм… — изучающий взгляд. — Понятно. Но ты ведь жалеешь об этом?

— Жалею.

— И хочешь с ней помериться?

— Хочу.

— Тогда чего ждёшь?

— Я… не знаю. Наверное, я боюсь, что она не простит меня.

— Ты взрослый, а такой бестолковый! — неожиданно восклицает она. — Нура любит тебя. А когда любишь, то всё-всё всегда прощаешь. Мама так делает, когда папа вытворяет что-то не то.

— Э-эй, — обижено стонет рядом, тот самый папа, а Итан в смятении. Нет слов.

«Ох, ну ладно…»

— Люси, ты… ты-ты… Иди сюда, — вместо тысячи слов, ошеломлённый, просто притягивает её к себе, — Ты моя мудрость. Я тебя услышал. Услышал. — и, выпустив из рук, быстро бросает отцу. — Поговорим?

Мужчина кивает, провожает его взглядом в сторону своего кабинета, а сам поднимает дочку на руки:

— Пора в кроватку, родная. Ты моя умная девочка. Папа тебя очень сильно любит. — и целует в гладкую сладкую щёчку. — Не всегда же я такой плохой?

— Я так и не говорила.

— Ах, ты моя, красавица… Лежи тихо, чтобы не спугнуть Санту, поняла? Молоко налила? Печенье? Ну, всё, беги… Сладких снов. Утром вместе откроем подарки.

В кабинете больше нет алкоголя. Всё ещё витает запах сигар, но это теперь скорее запах гармонии — часть кабинета и самого отца.

Время час ночи. Итана Ричард застаёт у окна… проходит, садится за стол.

— Хочешь перечитать? — накрывает руками оба соглашения, лежащие перед собой.

— Нет. — отзывается сын. — Незачем. Всё… там всё, вроде, прилично.

— Более чем. Ладно, тогда, что не так?

— Всё так. — оборачивается Итан. Чувства в полном беспорядке. — Они… они какие-то сухие, — бросает он рукой на договора. — Какие-то…

— Сугубо деловые. — кивает Ричард.

— Поверхностные! Словно нам всё равно на Неё и это составлено, чтобы отвязаться, отделаться.

— Никто не хочет от неё отделываться.

— Бредовая концессия… Как бы она не решила, что мы на всё готовы, ради её молчания.

— Остынь, не решит. Это лишь бумажные формальности. Необходимость. Этого не избежать. И мы же не огорошим её этим сразу. Это её наследство, так скажем, «заключительный этап» моего покаяния. — в голубых глазах отца теплый блеск. — Она просто возьмет и выберет, как с этим быть — оставит ли в активах, или же предпочтёт взять деньгами или недвижимостью. Мы всё чётко прописали. Каждый пункт.

— Чёрт, — опускается парень на кушетку. — Да-да… знаю, знаю, ты прав. Просто… Чёрт, без понятия, что со мной. Не могу больше. Хватит. Нужно было… Нужно было сделать это сегодня.

— Ты решился?

— Люси права. И… сегодня Рождество.

— Да, — смотрит Ричард на настенные часы, — Оно, и правда, сегодня. — и улыбается. — Настало, вот уже, как час назад. Так что, ещё не так уж и поздно, а? Даже наоборот. Утром распоряжусь подготовить самолёт. Хорошо?

Итан покорно кивает. Тараканы в животе устраивают свистопляску.

— Сын?

— Что?

— Я… — хочет поговорить о суде, но решает сменить тему на не менее важную. — Не продавай сервисы. И «Шато», не отдавай.

— Сам решу, уж прости.

— Нет же, ты меня не понял. Я хочу сказать о том, что… Подожди избавляться от этого куска своей жизни, даже если Нура перестала быть её частью. В этом же весь ты. Память существует, чтобы напоминать нам про боль… про ненависть к себе и отсутствие простых решений, но не бойся… Плыви по течению, не думая о завтрашнем дне и, вот посмотришь, сам не заметишь, как всё встанет на свои места. Живи одним днём.

— Что с тобой? — позже спрашивает жена, поглядывая через большое зеркало туалетного столика. Расчесывает свои шикарные тёмные волосы и нежно, успокаивающе улыбается. — Ричард?

— Просто задумался.

— О чём?

Он любит их спальню, этот уютный полумрак, нежный розовый свет ночников. Любит проводить здесь с ней вместе время, особенно перед сном. Упирается руками сейчас в красивую большую кровать, на которой сидит, и взволнованно жмурится:

— О том, что… Ну, знаешь, Нура уехала, и… я тут подумал, мысль закралась… Может быть, это к лучшему. К лучшему, что они расстались.

— Что?! Нет, — оборачивается Оливия. — Нет, Ричард! Откуда взялась эта твоя глупая мысль… ну, с чего?

— Ой, ну тише-тише… подожди ругаться. Дай объяснить. Мне просто… Мне страшно представить, как она отреагирует. Знаю, что поддерживаю его, говорю, что всё будет хорошо, но… Я не ссыкло, но мне самому жутко. Итан на днях мне сказал кое-что. Я не хочу, чтобы так было, чтобы она ненавидела меня. Не хочу, чтобы смотрела на меня с презрением.

Сердце начинает колотиться. В мыслях Селин, упрекающий взгляд светлых глаз.

— Она… она просто… Я этого не выдержу. Но это неизбежно, и мы поедем и всё ей расскажем… И, по мне, так пусть она останется там. Пусть будет подальше…

— Стоп! — перебивает жена, — Всё, умолкни! Как ты можешь?! Они же любят друг друга…

— Не от него! — сердито восклицает Ричард, — Да не от Итана же подальше, я не о нём. Пусть едет следом, если хочет. Пусть остаётся там с ней. Я про себя. — стыдно, отводит глаза. — Я — от неё. Не смогу это вынести.

— Вот трусишка, — смеётся она. Поднимается, подходит и садится перед ним на коленки. — Милый, вы оба такие идиоты… Мы все, Господи Боже! Я так жалею, что сбежала от неё в галерее… просто, я растерялась, чем ни капли не лучше тебя. Я вернулась почти тут же, но её уже не было. Я обидела её — вот чего боюсь я. Вы можете бояться лишь одного — её слёз. И своих, при этом, потому что, так вам и надо! Нам всем! Ну, а Она же… Она такая добрая девочка, с самым-самым чистым сердцем, которое не способно ненавидеть, потому что не умеет. Так что не волнуйся. Мы справимся. И переживём. Не знаю, каков будет конец этой истории, но уверена, что всё для всех будет хорошо.

— Какая же ты… Вот за что я люблю тебя. — улыбается Ричард. — Люблю.

«Оливия…» — имя, как вздох. Его супруга, любовница, подруга. Он любит её за её неистовую веру в людей и искреннюю наивность.

Его душа… вторая жизнь.

Его второй шанс.

Она смущена… До сих пор, даже спустя столько лет, краснеет, когда он говорит ей своей любви, когда так похотливо смотрит.

— Я тоже люблю тебя, мой дорогой… больше жизни.

И поднимаясь на ноги, возвращается к зеркалу и своим волосам.

— Расскажи же мне, о чём вы там, о таком ужасном говорили с Итаном?

— Обо всём понемногу.

— Ричард, ну же… Хорошо, как хочешь. Уверенна, он преувеличил, что бы ни сказал тебе и чем бы ни напугал. Вспомни, он был не в себе.

— Возможно, ты права, да.

— Всё хорошо? Я волнуюсь за тебя.

— Хорошо.

— Не обманываешь?

— Никогда. — он встаёт, подходит к ней сзади, обнимает… тянет за гладкую ткань халатика на плече и целует в шею, — Обожаю тебя. — горячо выдыхает в сладкий бархат её кожи. — И нашу дочь.

— И нашего сына, Ричард. — немного укоризненно ведёт она бровью в отражении.

— Да, конечно… конечно.

— Нашего маленького сына.

Их взгляды встречаются, на губах у обоих волнительная улыбка.

— Вскоре будет не скрыть, — кладёт руку поверх его на своём животе. — Когда мы им скажем?

— Ох, — роняет голову он ей на плечо. — Не знаю даже. Уже вижу Его лицо. Он же… Он же просто в шоке будет!

Следующий день.

Утро.

Входящее смс от «Джаред»:

«Скоро буду».

— Прекрасно. — рад Итан тому, что всё успевает. Сейчас оговорят с Джеем кое-какие детали совместного владения рестораном, которые обдумал за ночь, после вчерашнего разговора с отцом, а потом расскажет ему о Нуре.

Задумался. А стоит-ли? «Стоит-ли ему всё рассказывать?»

«Прекрати». — мысленно успокоил сам себя… ведь другу-то он довериться может. Сил больше нет держать всё в себе, родителям полностью не откроешься. Сейчас же вывалит всю правду этому лохматому балбесу и вперёд — в аэропорт, навстречу страхам.

— Уолтер? — из-за толстенного журнала спрашивает отец, решив, что полученное сообщение от капитана их лайнера, о готовности к вылету.

— Джей. — отвечает, не глядя сын и просит Тамару, снующую где-то там, в кухне, долить кофе.

Ковыряя спаржу в омлете, Ричард украдкой поглядывает на него, а у самого не меньше нервы дрожат. Столько всего разом напрЯжного происходит — второй инфаркт не за горами.

«И куда же подевалась его хитрая жёнушка?» Прекрасно знает, что оставаться им двоим наедине равно падению на дно самой наиглубокой энергетической ямы, вопреки всем квантомеханическим законам. Гипермощное акустическое давление искривляющее пространство и время… ну просто кровь из ушей от этого молчания.

«Откуда у него это в башке, блять?» — вылупился на недоеденный кусок батона, — «Поменьше фантастики на ночь надо смотреть!» — огрызнулся сам себе и сердито насупился.

— В чём дело? — интересуется сын.

— Да ни в чём. Ем. — отвечает тот и смотрит куда-то в стенку.

— Не ешь.

— Хорошо, не ем.

— Волнуешься?

— С чего взял?

Обмен подозрительных взглядов.

— Ты полчаса на одной и той же странице Cosmo[110].

— А? — удивлённо смотрит Ричард на глянец жены в руке, — «Без вросших волос навсегда». — читает вслух заголовок и дурацко улыбается, — Впечатляющая информация. — убирает в сторону Cosmopolitan, меняя на свой еженедельник Newsweek[111], лежащий там же.

— Тебя что-то тревожит. — повторяет догадку Итан. — Мне тоже не айс, поэтому может… — «Поддержать друг друга не помешает». — Давай поболтаем, пока одни.

— О, ладно. — с радостью соглашается отец. «Сам хочет? Отлично!»

«С чего бы начать?»

— Я… Знаешь, я хочу кое-что тебе сказать. Хочу признаться. — отодвигает Ричард в сторону тарелку. — Хотел ещё после суда, но ты избегаешь меня.

— Та-ак, ясно. — торопливо отмахивается тот. — Я имел в виду поездку, но раз о суде речь, то не нужно. Ни в чём ни нужно признаваться.

— Ох, ну вот, ну уж нет… Дай высказаться! Мне психотерапевт рекомендовал. Меня это, правда, очень сильно волнует.

— Ну, хорошо. Так и быть…

— Я поставил ту подпись!

Это не новость, но Итан машинально морщится.

— Я это сделал. Леви сказал не правду. Он видел, как мы обсуждали это дело с Уильямсом. Как Дарьян приезжал со своими этими умниками. Неважно… он…

— Это было глупостью. Не продолжай. Обошлось.

— Нет-нет, послушай. Я хочу, хочу рассказать. В тот день мы всё продумали… как обычно, до мелочей. — уставший, безжизненный взгляд. — Это не первая махинация.

Укол замешательства.

«Твою срань!»

Захотелось послать его, но удалось взять невменяемость в руки и остаться понимающим вежливым сыном… (возможно лишь внешне). «Хорошо, что люди не умеют читать мысли».

— Да ну нахер? — не деликатно, но вполне себе тихо и сносно.

— Мм… — отец не обижен, даже возможно рад, что сын не слишком многословен. — Сделав раз, удивишься, как легко это повторяется. Жить честно — трудно. Но мы не воровали у бедных, и никому чрезмерного вреда не причиняли. Брали, что плохо лежало, от скуки. Не часто. Эти деньги и без того являлись нечестными. Ох, — качает Ричард головой. — Какая изящная форма оправдания.

«Надо же», — сжимает губы Итан. — «Тебе опять соврали… в широком смысле».

«Мне всё больше нравится эта жизнь».

Наступает гробовая тишина. Мужчина, сидящий напротив, растеряно моргает.

— Если всё всегда было так отлично, — низким голосом прерывает молчание Итан. — То как же так вышло в этот раз?

Они обмениваются понимающими взглядами.

— Среди вас крыса.

— Не думай об этом…

— Крыса. Вас сдали!

— Мы уже знаем, кто это.

— Чёрт! Да ты же мог не вылезти из этого дерьма… Как ты мог быть так слеп?!

— Проблема решена.

«Проблема?»

— Ты так это называешь?!!

— Итан, клянусь, я больше не имею ко всему этому никакого отношения. Извини меня, сын…

— Нет. Я не собираюсь, не буду и не хочу об этом больше говорить. Это в прошлом.

— Да, обещаю.

— Ничего мне не обещай! Просто делай. Я уже это принял. Уже! Я знал! Теперь твоя очередь. Ты оборвёшь эти связи и, впредь, что бы ни нужно было решить, будешь сначала советоваться со мной. И если мы будем ошибаться и глупить, мы будем делать это вместе.

— Вместе. — «Блин, да он на взводе. Нужно срочно сменить тему…»

— Тогда всё.

— Всё, то есть… погоди-ка. — с опаской произносит Ричард. «Та-ак, как Она там вчера говорила… Мирненько, за столом, между делом?»

— Что ещё? — непонимающе спрашивает Итан.

— Тут это… Случилось кое-что. Мы планировали сообщить позже, но… Поздравляю! Ты скоро вновь станешь братом.

***

26 декабря.

Поздний вечер.

Гостиная. Ник сопит в кресле, а Нура на диване, обнимая тётю, досматривает трогательную рождественскую комедию и незаметно вытирает слёзы.

Вчера ей приснился Эйден. Держала на руках, как наяву, подросшего, розовощёкого… слюнявого. Даже запах его запомнила и ощущение махровой ткани комбинезончика под пальцами.

— Ты плачешь? — улыбается тётя, глядя ей волосы.

— Я от радости.

От радости увиденного во сне, от всколыхнувшихся чувств, которые лелеяла весь день.

От жалости к себе.

Длинный был день, суматошный. И не сказать, что устала… просто всё не так весело, как должно было быть. Вся эта подготовка к свадьбе с её 125 пунктами одной лишь только церемонии, распорядитель с всякими скучными указаниями, тест-драйв платьев подружек невесты (в основном Сариных новых сокурсниц), к знакомству с которыми её принудили, и поиски мелочей для девичника, которые на неё взвалили и который уже завтра, а Нура ещё даже речь не придумала.

— Насмешница судьба, ну надо же. — отвлекая от мыслей, комментирует финальную сцену тётя. — Не зря говорят, что «ещё не время». Встретиться в таком суматошном городе, сразу понять, что созданы друг для друга, а она возьми да разведи[112].

Девушка закрывает глаза и под её монотонный голос, слушает песню из титров.

— Несчастные влюблённые.

«Почему же? Очень даже счастливые…» Ведь для них время всё же пришло и они снова вместе, а их с Итаном, возможно, больше не настанет.

Вчера ей приснился Эйден. Ей все снятся. Все, кроме Него.

Её слёзы из-за этого.

«Ну не глупо ли?»

— Пора спать. — вырывая из дремоты, шепчет тётя.

— Иду…

— Иди, пора спать. — говорит Итан Люси, которая мотая головой, только крепче цепляется за его одеяло. — Перестань капризничать. Уже поздно.

— Нет! — упрямо раздувает ноздри, лохматая капризуля. — Если я лягу и усну, ты уедешь, и я больше тебя не увижу.

— Что за глупости.

— Не уедешь?

— Увидишь!

— Ну, вот! Я права. Ты не умеешь обманывать, а правду сказать боишься. Я не уйду!

«Господи…» И так весь вечер, стоило ей услышать их разговор с Джеем о завтрашнем отъезде Итана во Францию. (Вернее сказать крики.) «Любопытная непоседа». Даже поплакать успела, еле угомонили.

— Ну и сиди, — передразнил её он. — Плохая девочка!

«Нашла с кем спорить».

— Правду тебе подавай? Слезами проблем не решить — вот тебе правда, запомни! Мне нужно уехать. Не могу я больше здесь быть.

— Что? Как это… Как это никуда не летим? Но, я думал, что всё решено!

«Я тоже так думал».

— Это из-за того, что я рассказал тебе за столом?

— Нет, да нет же! Просто… я передумал. Прости.

— Нет! Нет, Итан, стой. Как тебя понимать? Передумал, ни с того ни с сего? Не верю… Что-то случилось?!

— Не хочу я больше лететь, пойми. Точка.

— Тупизм какой-то… Самолёт через час!

— Не кричи. Успокойся.

— Я спокоен! Я хочу спокойно обсудить твоё это внезапное озарение! Ты опять сходишь с ума… Давай поговорим, Лив права, Нура простит нас…

— Перестань.

— Простит, сын! Не нужно бояться её ненависти…

— Хватит!!!

Хватит, просил же. Не так хотел, чтобы вышло.

Рассчитывал на более тихое восприятие, а в итоге получил целый скандальный допрос.

«И вовсе не в Её ненависти дело».

«Как же им объяснить?» Все эти их крики вчера на весь дом, бесполезно, всё зря — Итан твёрдо решил. Необратимо. И не мог, упрямо не хотел ничего говорить. Да даже если б захотел, горло спазмой от злости свело.

«Может, чуть позже».

— Ну, что смотришь? Так надо! Прекрати психовать. Ты же всего-навсего ребёнок, как я вообще могу тебе что-то рассказывать?!

— Сам ты ребёнок! — кричит в слезах сестрёнка и, вскочив на кровати, хочет убежать, но Итан ловит её и, повалив обратно в одеяло, крепко обняв, прижимает к себе.

— Ну, перестань, перестань… не кричи. — лихорадочно бормочет, пытаясь утешить. — Достаточно, не будем расстраивать маму. Я ведь из-за них с папой уехать хочу, чтобы им было лучше. Им плохо со мной.

— Но они из-за этого и сердятся.

— Да, но перестанут. А когда уеду, успокоятся.

— Тогда пусть успокаиваются без нас двоих, возьми меня с собой!

— Возьму. Приеду совсем скоро и заберу, обещаю.

— Почему не сейчас?

— Потому. Сейчас без нас двоих им нельзя. Потерпи, не реви… я ведь буду звонить…

Он всё наоборот предполагал. Хотел без лишних слов, уберечь родителей от нервотрёпки, но стоял истуканом и, на крики отца, не мог выдавить ни звука в оправдание. Лишь морщился от режущего слух имени (как спицей в висок), а потом и вовсе сбежал. Сначала в офис, где пробыл до ночи, уставившись в окно на далёкие городские огни, а затем долго, бесцельно, колесил по улицам и всё думал-думал… много думал, пока не позвонила обеспокоенная Оливия.

Вернувшись, застал в кабинете Ричарда полный разгром. Растерявшись, принялся было собирать бумаги с пола, но оставил эту затею и, расстегнув пальто, присел на диван.

Не Её ненависть пугает его, а своя.

«Неужели Рик верно предвидел тогда?»

— … сейчас не самое лучшее время.

— А когда? Когда она окончательно охладеет?

«Неужели? Неужели, сука, вот так легко забыла о нём, стоило ему лишь раз, ОДИН РАЗ ошибиться?!!»

— И когда? — переспав с этими новыми мыслями и смирившись, дабы не доводить конфликт до предела, сегодня интересуется Ричард. — Когда улетаешь?

— Завтра днём.

— Хорошо. Мы тогда тоже… тоже, сразу же, вылетим в Остин.

— Спасибо.

Он зол и растерян, и очень благодарен за родительскую смелость, за внезапное понимание и согласие лететь, и рассказать Ей всё, без него.

— Потерпи, не реви… я ведь буду звонить. — качает он на руках сестрёнку, — Прости, что сорвался… — «Полноценный придурок!»

«Как же я мог? Как же мог так с тобой…»

«Джей ещё этот, разозлил… заявился!»

— Всё, всё… засыпай. Завтра я буду рядом, когда ты проснёшься. Не уйду, пока не проводишь и не обнимешь, ты слышишь? Но мне придётся… я поеду и всё для нас подготовлю. Мы полетим позже вместе туда, где сможем купить тебе пони. Я обязательно вернусь за тобой, но сначала мне нужно побыть одному.

— Тебе не это нужно! Тебе помощь нужна, долбаный социопат…

Двумя часами ранее.

Когда Джаред ступил в тёмную, бывшую личную комнату Итана, тот, укутанный в плед с головой, сидел у стены на балконной террасе в обнимку с планшетом. Не на полу конечно, на жёсткой подушке с плетёного дивана (не совсем же ещё дуранулся, зима же). Но задница уже замёрзла, впрочем, как и бутылка пива в руке… поэтому парень уже собирался подняться, чтобы уйти и погрустить где-нибудь, где потеплее, но тут появился этот коротконогий незваный гость.

— Эй!

— Ты?! Что ты здесь делаешь?

— Это ты что здесь делаешь? Я думал, ты в Техасе, или ещё где.

— Ещё где.

— Угу, это я уже вижу.

Друг подозрительно поглядывает на бутылку, а Итан, закатывая глаза, поднимается:

— Родители подослали? — щурится возмущённо, но понимает, что зря (беспокоятся же, понять можно) и, поёжившись, поскорее заходит в комнату, закрывая следом за Джаредом балконную дверь. Просит включить свет, а сам уваливается с айпадом и пивом на кровать.

— Ты что, пьёшь?

— Да! И жду, когда ты свалишь, чтобы поскорее начать колоться.

— Блин, мужик. Не смешно.

— Ладно, прости. — ставит он пиво на столик. — Забудь.

— Что с тобой?

— Трезвость угнетает, вот что… дай расслабиться.

— Ой, брось, вырубай мудака.

— Мудака? Веду себя, как всегда.

— Нет, не правда. Где-то я уже это видел…

— Ох, ну ты и доставучий. — недовольно зыркает Итан, — У меня нет никакого нервного срыва. Так что ты зря прибежал, всё ништяк, — закидывает за голову руки, изображая беспечную беззаботность, — Видишь? — но Джареда не провести:

— А как насчёт того, что ты никуда не поехал?

— И что? Не поехал и всё. Я не обязан перед тобой отчитываться. Передумал! Мне что, мнения своего нельзя поменять? Да и почему ж не поехал? Завтра у меня начинается долгосрочный отпуск — я лечу в Лион[113], в Шамеле.

— Куда-куда?

— К Франко.

— Какого чёрта?!

— Просто так… поболтать.

— Насчёт ресторана?

— Да, нет. Он звал погостить и я согласился. Нужно отвлечься.

— Отдаёт скрытым смыслом, полным трагизма.

— Ха!

— Ты не пробиваем! — пялятся друг на друга сердито. — Я думал, что… Вчера ты рассказал мне о Нуре, и я до сих пор в шоке… мы с Кларой. Ваша история невообразима.

— Да-да.

— А потом я ушёл, а ты… вы собирались лететь. Ты был так позитивно настроен…

— И что?

— Я ждал вестей, блин, Чувак! Мы уже сами хотели звонить… надеялись, что у вас всё наладилось.

— Разладилось.

— Почему ты вдруг передумал?

— Хочешь знать почему?! — взбесившись, подскакивает Итан, словно ужаленный, — Почему не поехал к ней? — хватает планшет. — Вот, на… смотри сам!

Включает и показывает другу, тычет в пост открывшейся ленты новостей соцсети.

— Потому что нахрен ей это больше не нужно! Потому что другого себе завела и отлично проводит с ним время!

На весь экран появляется фото, сделанное в аэропорту папарацци. Целый ряд снимков, на которых запечатлена парочка. Эти двое прекрасно видят, что их снимают… смеются, держатся за руки… она виснет на нём, прячет лицо, а на последнем кадре — целует.

— Что за… Кто это с ней? — обалдев от увиденного, глядит Джей. — Смит?!!

— Смит. — чуть менее пылко скалится Итан. — Я их ещё с пару недель назад видел. Приехал, как дебил, в универ, хотел объясниться. Подыхал просто, так сильно хотел увидеться, и всё равно уже стало на то, что будет дальше, лишь бы скорей всё это закончилось. И не удалось. Они шли под руку вместе.

— И что?

— Ничего.

— Ты увидел их и не подошёл?

— Конечно, не подошёл! Я охренел… и мне было обидно вообще-то! Да и… я разозлился, уехал, а потом решил, что ей тоже просто плохо и она ищет поддержки. Я ведь думал, что знаю её! Думал, что понимаю. Я верил ей. Решил, что мне нужны более веские доводы, ведь в этом, по сути, моя вина — я оставил её. А потом, будто этого недостаточно, он приходил… приходил ко мне, гад, намекал про всякое, обвинял. Я знаю, что сделал, согласен с каждым словом в том её сообщении… не раз хотел вернуться позже, рассказать ей обо всём без этих долбанных бумаг, но с кем бы ни говорил за это время, она всем твердила одно — что не хочет меня больше видеть и знать. Как мне, по-твоему, себя было чувствовать?

— Офигеть. — мямлит Джей. — Ну, чёрт… что поделать, она была расстроена.

— Знаю.

— Она злилась на тебя. Как и все мы, между прочим! Это было жестоко… ты жестокий! Такое сложно воспринять иначе.

— Да, наверняка, так и есть.

— Но, что-то мне… Слышь, почему-то мне в это не верится. Недоразумение какое-то. Не верю я, что она разлюбила тебя.

Вместо ответа, Итан просто лишь вновь одержимо, указывает в экран.

— Она целует его. Целует, мать его, в губы!!! Ты делаешь так, любя Клару? Целуешь всяких баб, скучая по жене?

— Да, блин, конечно же, нет. Нет! Но, разве это она? По-моему у тебя паранойя. Здесь плохо видно лица…

— Она! Это Нура. А это аэропорт Остина «Баргстром»[114], я проверил… даже по комментариям ясно. Никакой паранойи. Смит в Техасе. В Техасе, блять! По-твоему это совпадение? Прямо сейчас, он там, с ней!!! Нахрен пусть идут оба… мы расстались. КОНЧЕНЫЙ КОНЕЦ!

— Так, всё… заколебал, — кидает Джей айпад на кровать и лезет в карман за своим телефоном. — Я всё понять могу, семейные драмы там, всё такое… вездесущий Смитто-выродок, будь он неладен. С ума, прям, сойти, от этих сложностей. Но эта твоя слепая ревность, не в какие рамки!

— Что это ты собрался делать? — в ужасе таращится Итан.

— Это не Нура! Я в этом уверен. А если и она, так пусть прямо скажет, что бросила тебя-идиота. Всё, я звоню ей…

— Что?! Нет-нет-нет… — ринулся парень вперёд к телефону, но промахнулся. И Джей было, уже обрадовался, успев отскочить, но тут, вдруг, был схвачен в охапку и повален на пол.

— Ах ты… Прекрати… подожди! Верни телефон!!!

Через десять минут они оба, перегнувшись, висли на перилах балкона, высматривая где-то там внизу в кустах, светящийся дисплей.

— Сейчас найдём.

— Думаешь?

— Сам виноват. — свирепая улыбка.

— Серьёзно?

— Да! Я вполне серьёзно не знаю, что мне теперь делать! И я не мог признать этого раньше.

— И решил дождаться, когда мы все запсихуем?

Итан только устало смотрит на него и уходит, возвращается в спальню.

— Для начала, надо было хотя бы поделиться с родителями. — появился Джей следом. — Нормально так, знаешь, по-человечески объяснить свой внезапный маразм. А не позволять из-за тупого предрассудка, раздуть целого слона, ссылаясь только на эти непонятные фотки.

— Да, отличный вариант. Должен был быть вчера. Поздно, я его уже продолбал.

— В толк ни возьму, что тобой двигало, когда ты вздумал изобразить Человека дождя[115]… Подумаешь, ревность. Они бы поняли. Твои предки вполне себе современные.

— Да не мог я… Не хотел их расстраивать. У отца сердце, а Оливия… Оливия беременна.

— Что?!!

— Прикинь. Срок ещё маленький, но…

— Обалдеть.

— Теперь достаточно веская причина для тебя? — улыбка блекнет. — Всё одно к одному… навалилось друг за другом, и такое чувство что, чем больше бьюсь и стараюсь избежать проблем, тем сильнее вязну в последствиях. Сил нет.

— Понимаю. Но вам нужно всё ей рассказать.

«Да» кивает Итан. — Завтра. Они поедут одни.

— Ну, а ты?

— А я не могу. Не могу её видеть сейчас. Не хочу.

— Не хочешь встретиться с тем, от чего сам отказался? Уверен?

— Мне нужно время. Мне нужно уехать как можно дальше отсюда и выдохнуть.

— Нет, Итан… очнись же! Тебе не это нужно! Тебе помощь нужна, долбаный социопат!

— Эй ты… что… Следи за своим языком.

— Не буду! Не стану я добровольно наблюдать этот процесс потери рассудка и здравого смысла. Как ты можешь быть таким безжалостным к себе самому? Куда бежишь? Твои проблемы всё ещё будут здесь, когда ты вернёшься.

«Умеешь ты изводить».

— Ну и что? — безжизненный взгляд. — Оттяну момент.

— Нет. Нет, Итан, заткнись… я люблю тебя, но ты совершаешь ошибку. Я верю в тебя, но ты не справляешься. Может, уже прекратишь отрицать и быть одиночкой? Или хочешь, чтобы все вокруг тебя пожалели и оставили в покое? Ведь я могу, я твой друг… и мне, правда, жаль всего, что случилось. Но ты не можешь продолжать сидеть здесь, как псих, качаясь в этом одеяле и изводить себя какой-то выдуманной чушью. Клару бы сюда, она уж точно б тебя вразумила.

Я… я согласен, согласен, что всем в мире поступкам есть объяснения, даже ошибочные. Ну, кроме терроризма, конечно. И жестокости Джорджа Мартина[116]. (Бедная Мирцелла[117], упокой Господь её светлую душу). Короче, трудности будут всегда. Глупо прятаться и ждать, что станет проще и легче.

Ты облажался, но ты человек… мы постоянно лажаем! Косячим каждый день, но в тот момент эти решения для нас верные. И те, кто рядом, это понимают и прощают. Не смей отталкивай нас.

Сейчас очевидно одно — уезжая, ты совершаешь самую огромную свою ошибку в жизни. Ты должен бороться за то, что действительно важно. За спокойствие родителей, за понимание, за правду, и за свою жизнь, пусть она и стала другой. Ты должен бороться за себя… должен жить.

Возьми себя в руки и смело взгляни правде в глаза — сделай, наконец, то, что действительно хочешь на самом деле. Поезжай к ней, чтобы там ни было на тех снимках, и расставь все точки.

***

27 декабря.

Чикаго. Аэропорт «О’Хара»[118].

«Заканчивается посадка на рейс AS 6040 Alaska Airlines[119] до Нью-Йорка. Опаздывающие пассажиры, пожалуйста, немедленно пройдите на выход C-03».

— Что?.. А, чёрт… Извините! — задевая людей, спешит Итан по залу, — Да, всё окей… успеваю. — говорит в телефон, сжимая ручки одной единственной сумки с вещами и, прорвавшись сквозь галдевшую встречную толпу, мимо терминалов, направляется к стойке информации. — Говори громче, здесь дико-шумно. Нет, не первый класс, не было мест. Это был прошлый рейс, возьми я его, пришлось бы шесть часов торчать в Орландо[120].

Он терпеть, как не любит это всё… громоздящиеся всюду горы багажа, переполненный главный зал, походящий сейчас скорее на универсальный магазин «Мэйси»[121] в канун рождества. Шум, мельтешащие люди — всё это напрягало и раздражало, не говоря уже о и без того нервном состоянии перед полётом.

— Здравствуйте! — улыбается девушка-агент, возникшая напротив. — Чем я могу вам помочь?

— Пап, повиси-ка. — просит он и приспускает на нос Ray-Ban[122]. — Привет…

— Как это отменён?! — вдруг возмущённо кричит рядом джентльмен в кожаном френче. — Вы что издеваетесь?! А почему не предупреждаете?

«Важное объявление!» — разносится отовсюду, тут же. — «По причине экстремальных погодных условий аэропорт Стокгольма[123] закрыт до завтрашнего утра. Пассажиров рейса SAS 108, просим пройти к информационной стойке 6».

— Вот, видите, — премило улыбается мужчине вторая, его агентша-напротив. — Обязательно предупреждаем.

— Чао![124] — метнув в неё полный презрения взгляд, уходит кожаный френч, а Итан возвращается взглядом к своей — первой:

— Мда, — вскидывает брови, — Ну и дела. — и протягивает билет. — Спасите, кажется, я заблудился.

— Терминал D. Это там, — радушно указывает она направление. — Вниз по эскалатору.

— Отлично, — кивает он в знак благодарности, и вновь подносит к уху айфон. — Ты ещё здесь? Всё, я иду на досмотр.

— Не по себе мне. — отзывается Ричард унывно. — Летишь чёрт-те куда, совсем один.

— Перестань, мне не двенадцать. Да и куда, ты прекрасно знаешь. Прилечу, возьму такси.

— Лучше бы тебя встретил кто… Адрес не забыл? Давай попрошу Татьяну забронировать трансфер?

— Я сам.

— А французу-то своему позвонил?

— Пап!

— Ладно-ладно… это всё мать твоя, обиделась на меня. Заставляет нервничать.

— Что она там?

— Ничего. Сидит и слишком долго смотрит мне в глаза. Но, вроде, не дёрганная.

— Хорошо, — юмор отца вызывает улыбку, — Передай, что люблю её… И отключайся, давай. И я тоже. Как только сядем, наберу. — а затем, опустив руку, делает шаг навстречу движущейся ступени. Снимает очки, вешает на ворот джемпера, и поднимает голову на табло, где среди множества строк в списке рейсов, видит самую верхнюю:

Чикаго — Лион, «Сheck-in closed»[125] — в пути.

И ниже ещё одну:

… Остин, «Boarding»[126] — по расписанию.

Остин.

Около трёх часов дня.

Припарковав у обочины мустанг, Нура какое-то время сидела и смотрела в окно на другую сторону дороги, туда, где играя лампочками под крышей и на вывеске, находился бар «Рейни». Затем перевела взгляд ещё работающее зажигание (будто оставила, планируя сбежать), выключила, и подняла с соседнего сиденья небольшой плоский свёрток — подарок Саре, по случаю девичника.

«Интересно, на девичники дарят подарки?» — повела бровью, — «Неважно…» — отмахнулась кивком головы. Какая разница, он уже куплен, и, между прочим, довольно давно. CD диск с альбомом Билли Каррингтона[127], любимым певцом подруги, который Нура специально и долго искала в Чикаго для подарка той на прошедшее Рождество.

— Ну, что ж, — ободряюще улыбнулась сама себе в зеркало, — Вперёд! — потянула ручку и вышла.

Из бара слышна была репетиция музыки, широкие окна изнутри озарял цветной свет. «Рейни» был не большой, славился живым исполнением местных кантри-групп, оформлением рода техасский стиль-вестерн и собственным пивом.

— О, дорогая! — увидев её на входе, визжит экстравагантная крёстная Сары, Саванна. На даме шикарный ковбойский наряд из сапог, прекоротеньких шорт, завязанной узелком рубашки с расстёгнутым вЕрхом максимально оголяющим грудь и розовая шляпа.

— Давненько не виделись, — целует она её в обе щёки. — Как тебе мой шлюховатый наряд?

— Какой-какой? — смеётся Нура, снимая куртку.

— Сексуальный. — подмигивает та и задорно делает попой.

— Ты, как всегда, потрясающе выглядишь.

И это правда, без толики лести. В свои сорок с небольшим она превосходна, такой фигуре позавидует большинство молодых. Всегда в мини, на шпильках, с кудрями — несравненная мисс Саванна Блэк-Шот (в прошлом именованная, по её личному мнению, скучным именем Сью, которое сегодня строго-настрого запрещено произносить всуе) до сих пор находилась не замужем, предпочитала пиву текилу и, конечно же, красивых мужчин младше себя, для походов на вечеринки. Семейные праздники в этот список входили, если на них не присутствовала мать Сары и по совместительству её родная, вечно взывающая к её дремлющей совести, сестра — миссис Боуи.

— А почему, скажи-ка мне, ты всё ещё не раздета, детка?

— Эмм… Да, точно. Я, кажется, забыла футболку Сары в машине.

— Какого чёрта?!! — неожиданно, растолкав, официантов, появляется тут же, вдруг, та. — Что ты здесь делаешь?!

— Извини? — хмурится Нура. — Я думала, что приглашена.

— В пять! — орёт странная подруга. — Не сейчас!

— Ох, ну-у… вижу, я такая не одна, непослушная. — шутливо кривит рот Нура в сторону Саванны.

— Ты, правда думаешь, что это смешно?

— Что? — вгоняет её в ступор Сарин безумный взгляд. — Не будь такой помешанной. Брось… Ладно, ну… Ты сказала, что работы целая куча и что нет возможности заплатить организаторам, вот я и подумала, что могу приехать пораньше и помочь.

— Не надо ни в чём помогать! Давай, — принялась выталкивать она Нуру в спину из зала. — Иди, возвращайся в машину и… не знаю, поезжай куда-нибудь. Например, чтобы переодеться. Почему ты в этих джинсах? У нас ковбойская тема, ты должна была надеть хотя бы юбку…

— Ты что, серьёзно? — смеётся Нура и, оглядываясь на снующих вокруг, старающихся поскорее приготовить бар к гулянке, явно и точно-преточно (она была готова в этом поклясться) нанятых рабочих, внезапно упирается взглядом в, до ужаса знакомую, льстивую физиономию.

— Эван?!

— О, не-ет… — в од

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 21 22 232425 26 Следующая ⇒