28.06.1965 6 страница

Когда говорят о развитии, существующем в мире, то как правило, располагают в ряд разные формы и рассматривают сначала, например, физический мир, потом — как более высокую форму его биологический мир, затем еще социальный мир и т.д. Считается, что всех их нужно поместить как бы в одной плоскости, наряду друг с другом так, что одно развивается в другое. Предполагается, что этот ряд можно сделать предметом некоторого рассмотрения, то есть что всех их можно рассматривать как лежащие наряду в рамках одного предмета. Тогда, по сути дела, как живое, так и социальное оказываются лишь разными моментами общего или природного.

Но я хочу обратить ваше внимание на то, что нет законов в природе вообще. Одни действуют в той части, которая отграничена «биологическим», другие законы действуют в области физического, и есть законы, действующие в области социального. Здесь мы сразу сталкиваемся с двумя парадоксами. Оказывается, что узкая область имеет законы разного порядка: она подчиняется и законам физического и химического, и биологического, и социального. И эти законы также расположены иерархированно: одно над другим, приблизительно так же, как и иерархировано социальное целое.

— …

Мне важно подчеркнуть, что мир не развивается по этим ступеням. В лучшем случае мы можем говорить, что кусочек физического мира превратился в биологическое. С точки зрения логических условий понятие развития предполагает некоторую замкнутую систему, границы которой определены, и переход от одной формы этого целого к другой. Мы не можем применять это понятие к миру, о котором говорят, что он бесконечен.

— …

В чем же причина этих странных ситуаций? Мне кажется, что здесь нарушается принцип соотношений объекта и предмета изучения. Когда ведут подобное рассуждение, то выделенные ранее предметы начинают рассматривать как локализованные в пространстве, как локализованные во времени и располагают как элементы некоторого единого реального мира. Когда мы эти предметы вкладываем в пространство и временные отношения проецируем одновременно на пространственные, то смещение предмета и объекта изучения приводит к парадоксам.

Я все это рассказываю для того, чтобы ввести иную вещь. Полтора года назад я ставил вопрос о том, как относятся друг к другу две картины: социальная, деятельностная и природная. Я тогда высказывал предположение, что может быть социальная, задающая деятельность как единый предмет, может оказаться доминирующей по отношению к натуралистическому подходу.

Мы должны включить понимание природы в систему описания деятельности. А как к ней должна быть отнесена природная действительность? Когда я рисую сейчас систему, то это по сути дела один из возможных ответов на вопрос об отношении социальной действительности и природной действительности. Социальная действительность, подчиняющаяся тем же законам и лежащая как бы внутри. Я спрашивал, действительно ли является такой подход действительно правильным? Может быть можно сделать наоборот: выделить деятельность как исходный пункт и вписать в него природный. И недавно Лефевр решил эту проблему, дав ее рисуночек.

Розин. Разве Фихте не то же самое сделал?

Я недавно перечитал Гуссерля «Философия как строгая наука», и увидел, что Гуссерль тоже эту проблему давным-давно решил. Но раньше без этого рисуночка я этого не видел.

Что сделал Лефевр? Он нарисовал две картинки: первая, о которой я вам рассказываю. Только он замкнул круг и поместил социальное вот сюда, а вторую нарисовал наоборот. Он нарисовал социальное и внутрь поместил природное, и сформулировал следующий тезис: когда мы движемся в этой картинке, то тут нет субъективности, вообще нет субъекта и нет социального. Здесь действует одна сфера законов, законов природы. И тогда оказывается, что противопоставление субъективного и объективного здесь не действует, потому что и субъект и социум точно так же объективны, как все остальное и лежат внутри этого. А если в другой картине мы задаем субъективное в смысле социального, тогда там все социальное, и тоже нет противопоставления субъективного и объективного.

Возникает вопрос: а где оно существует? Это существует лишь в психологическом представлении мира, а значит психологическое представление мира не имеет права на существование, поскольку с его помощью нельзя объяснить ни объективного, ни субъективного. Тогда, следовательно, этого противопоставления вообще не должно быть. Если я хочу рассмотреть социальную деятельность, то какую из этих онтологических картин я должен выбрать?

Вы помните, что в предшествующих докладах, когда я обсуждал эти вопросы, я предполагал, что нужно менять точку зрения. Мы рисовали большой круг и говорили: это — универсум социальной деятельности. Вне ее находится то, что мы обозначаем природой, и происходит непрерывное захватывание этой природы социальной деятельностью. При этом мы предполагали, что она и есть та самая природа, в которой действуют природные законы.

Теперь я бы написал здесь: не природа, а среда. Если мы хотим исследовать социум как некоторый универсум, то мы должны задать его с того момента, когда он уже сложился и существует в своих специфических моментах. Сама постановка вопроса о развитии этого универсума из предшествующих форм в рамках такого предмета является незаконной. Если мы все же хотим поставить такой вопрос, то это означает, что мы должны перейти к особому предмету рассмотрения, который будет называться «происхождение человеческого общества». Если мы будем решать эту проблему происхождения, то мы должны будем сделать трюк. Когда мы говорим о биологическом по отношению к нижележащему физическому и об отношении социологического к нижележащему биологическому, то это нужно понимать только в том плане, что появляется некоторая структура, которая объединяет и структурирует элементы предшествующих форм.

Тогда получается, что нет некоторого образования биологического, которое переходит в социологическое, меняя законы своей жизни. Этот переход, если о нем говорить как о некотором происхождении, должен рассматриваться как появление или возникновение не обусловленное предшествующими структурами, а первое как изначальный толчок. Появление некоторой структуры, которая накладывается на элементы какого-то другого материала.

Поэтому, если мы берем в рамках нашего предмета эту действительность, то в ней может быть только один тип законов, например, только социальные. Когда мы берем элементы, расположенные в природе, то, хотя они раньше, на более низком уровне, имели свои особые биологические законы, но в тот момент, когда они захватываются этой структурой и структурируются ею, они получают только один вид законов, задаваемых самой структурой, т.е. социальный.

Если же нужно говорить о тех законах, которыми они обладали как целое на более низком уровне, то нужно переходить в другой предмет, чтобы не получать противоречий. Но тогда мы находим ответ на вопрос об отношении этого социального, построяемого человеческой деятельностью мира, и природного мира.

Мир природный существует как некоторая среда, как материя, на которой паразитирует социальный организм. Он дробит ее, разрушает ее структуру, а потом вводит в качестве элементов в новые структуры, подчиняющиеся новым законам.

Другими словами, социальная деятельность вычленяет особые элементы, разрушая тем самым законы существования этой среды, втягивает их в себя в качестве некоторого материала и элементов своей собственной жизни. Поэтому, когда мы выделили социальную деятельность, то уже не может быть никаких природных законов. Есть только один вид закона — социальный, и вещи живут в нем не по своим природным законам. Стулья, столы и все остальное живет не по законам природного, живут по законам социальной человеческой деятельности.

— …

С моей точки зрения здесь сталкиваются две позиции: эмпирически-объектная и теоретически-предметная. Когда вы говорите, что он живет и по своим физическим законам, то это выступает только с точки зрения того, к чему мы привыкли, с точки зрения натуралистического подхода. Кажется, что это действительно правда, и что он живет по физическим законам. Я дальше постараюсь объяснить, почему это неверно. Я пока утверждаю только одно: когда говорят, что предметы живут и по своим физическим законам, то при этом подменяют однородность предметов и создаются основания для массы парадоксов.

При этом оказывается невозможным научное теоретическое движение. Хотя эмпирически вы правы. И даже больше того, этот предрассудок имеет некоторое основание. Кроме того, нужно учесть, что я говорю не о существующем реальном мире, потому что в нем есть все, все то, что мы открыли и чего не открыли. Я делаю свои утверждения, рассматривая существующий мир сквозь призму его научного анализа. А это значит — сквозь призму создания некоторых предметов изучения.

— …

Мы знаем, что для того, чтобы объединить различные представления, нужно строить более общие представления, по отношению к которым предыдущие были бы или проекциями, или частями. Когда мы построили это более общее представление, то мы приходим к необходимости соединить его с другими такой же общности. И нетрудно заметить, что продолжая это движение дальше, мы в конце концов уходим в дурную бесконечность, либо мы должны придти к всеобщему предмету. Я с этого начал свое обсуждение. Я сказал, что есть две попытки в синтезе различных представлений: одна — когда мы задаем бесконечный в пространстве мир, вписываем в него как часть биологическое и т.д. и пытаемся объяснить на основе этой иерархии законов: физические, биологические, социальные законы...

Возьмете ли вы Шверенгера или современные исследования живого или социологические или психологические работы, то всюду встретите как довлеющее эту традицию. Это позиция натуралиста. С моей точки зрения возможна другая позиция, когда как глобальное целое берется социальная деятельность, то есть деятельность как мир в целом.

Что мы благодаря этом получаем? И тогда мы на первом уровне с неизбежностью приходим к тезису: если эта деятельность представляет собой организм, который поглощает среду, переламывая и ассимилируя ее, и затем структурирует ее по-новому, то тогда структурированные элементы среды не могут иметь своих собственных законов.

Когда же я задаю этот предмет, то я, с моей точки зрения, задаю единственно возможный способ синтезирования разных представлений натуралистического и социального.

В чем он состоит? В том, что мы не пытаемся соединить физическое и социальное как рядом лежащие, а мы исходим из одного и выводим другое. И здесь я формулирую тезис: если мы будем исходить из деятельности, как из исходного и определяющего, то мы объясним и то, как люди открывают природу как нечто подчиненное единым общим законам в пространстве и времени, и создают некоторую картину природного и культурно-исторического, духовного. При этом, если вы всерьез обратитесь к истории развития человеческого мышления, то вы увидите, что существовал период (а это фиксирует даже Леви Брюль), когда людьми никакой «природы» открыто не было.

Люди не имели природы, точно так же как люди не открыли истории. В этом смысле их жизнь не имела природного основания. И в этом смысле ни прошлая история не влияла на деятельность, перспективы будущего тоже не влияли на деятельность. Хотя происходило некоторое естественноисторическое развитие. С какого-то момента в контексте развертывания этой деятельности появляется необходимость развертывания особого мира «природы».

Собирая различные элементы среды, охваченной деятельностью, люди начинают придумывать законы, по которым эти крупинки живут как бы сами по себе, как если бы они не были включены в деятельность. Но дело в том, что сама эта установка — открыть их законы, как если бы они не были включены в деятельность — всегда остается по реальному осуществлению иллюзорной. Потому что люди никогда не могут освободиться от своей собственной деятельности. Так или иначе экспериментируя с этими образованиями для создания картины природной действительности, они фактически всегда включают их в свою деятельность, но затем хотят отделить прибор от объекта, найти законы объекта, как если бы он жил сам по себе.

Следовательно, сама задача отделения объекта как такового возникает где-то на сравнительно высоком уровне структурирования социального мира и, наоборот, оказывается, что то, что вы хотите объяснить как природную точку зрения само объясняется на каком-то уровне развития социального организма, как необходимый орган, механизм и одно из приспособлений этой социальной деятельности. Только таким образом, мне кажется, можно решить задачу синтеза, о которой вы говорите.

Новая картинка, которую я нарисовал, хороша не только тем, что она объединяет уже сделаное ранее, но она открывает новые возможности. Анализируя массовую деятельность, мы столкнулись с проблемой управления. Именно в русле попыток ответить на этот вопрос, были сделаны доклады Лефевра по теории рефлексивных игр, по линии анализа табло и структуры табло.

Кроме того, некоторые интересные попытки сделал Генисаретский. Я уже говорил, что в структуре социального мира соединяются две группы преобразований: с одной стороны, некоторых преобразований объектов среды, которые мы производим в ходе нашей деятельности; с другой стороны — замещения.

Оказывается, что деятельность выступает как то, что управляет этими преобразованиями. Здесь возникает интересная задача. Имеем ли мы дело с экспериментами в инженерном деле, или в естественной науке, или просто с практическими преобразованиями, мы должны иметь некоторые знания о допустимых преобразованиях. Причем эти знания фиксируются нами затем в двух формах: в форме собственно инженерной, т.е. в технологических знаниях по созданию конструктивных объектов типа магнитофон и т.д., и в форме, возникающей за счет вычленения натуральных естественных законов.

Здесь и возникает двойственное представление магнитофона. С одной стороны он есть нечто, построенное по конструктивным законам и, следовательно, элемент социальной действительности. Причем мы все время расширяем этот мир. Мы создаем такие реакции, такие соединения, которых раньше в нашем мире не было. Встает задача: каким образом сочленяются эти два типа знаний и каким образом в организации нашей деятельности переустройства мира мы используем и сочленяем два типа знаний того и другого рода.

Теперь поставим основной и решающий вопрос: в каком отношении они находятся друг к другу? Когда мы движемся в этом предмете, то можно ли рассматривать эти знания как наряду лежащие? Оказывается, что мы при описании деятельности должны задавать в ней такую иерархическую структуру, в которой знания того и другого типа лежат не наряду друг с другом; они занимают разные места в этой иерархии и они по-разному сочленяются в организации самой этой деятельности.

Если воспользоваться языком структур, то эта структура на два порядка ниже. Поэтому, если мы захотим представить эти знания как элементы структуры деятельности, то мы должны будем рассматривать не их содержание, а просто представить сами эти знания в отдельном блоке структуры деятельности. Например, натуралистические знания будут образовывать особый блок.

Это будет некоторое знание о деятельности, которое мы будем использовать, строя эту деятельность. Чтобы затем перейти к этим знаниям о природе, мы должны особым образом раскрывать сам этот блок. Там мы выделим содержание, форму, отнесенность к природным явлениям. Как же нужно представлять общую схему деятельности? Если мы очертим универсум деятельности, вне которого находится среда, то мы внутри этой структуры должны вычленить то, что мы называем биоидом — компоненту биологического материала.

Затем рядом мы должны выделить группу объектов или элементов, заимствованных из среды, которые не познаются, а просто присваиваются биологическим материалом либо в виде предметов деятельности, либо в виде эталонов. Кроме того существует еще область объектов, которые познаются. При этом они каким-то образом относятся к предметам, которые присваиваются непосредственно. Сама эта схема представлена очень условно. Иногда мы можем выделить такие объекты материально. Например, метр, часы нами не опознаются, они есть эталоны, по отношению к которым познаются все остальное. Затем складываются особые слои деятельности, суть которых состоит в познании. Этот организм непрерывно движется, растет, ассимилируя все новые составляющие из среды.

Мне это нужно для того, чтобы поставить один принципиальный вопрос. Мы говорим, что хотим рассматривать этот универсум как некоторую деятельность. Фактически позиция деятельности была нам задана в исходном пункте. Возникает вопрос, почему мы должны рассматривать это как деятельность и какая точка зрения задает позицию рассмотрения, называемую «деятельностной». Должны существовать задачи, которые могут быть в этом предмете решены. И это, конечно, отнюдь не все задачи. Есть задача выделить некоторое целое, через которое мы рассматриваем все остальное. Но откуда следует, что это целое должно быть рассмотрено в категории деятельности?

До сих пор, говоря о массовой деятельности, мы пытались ее рассмотреть именно как деятельность. Наверное, нужно теперь разыграть и другие линии анализа этого образования как организма. В нашей работе мы постоянно сталкиваемся с двойственностью этих двух представлений. И до сих пор мы не знаем, к какому из них относить те или иные частные представления. Например, к чему должно быть отнесено понятие управления? Или например, схема воспроизводства. Мы рассматривали с помощью этой схемы механизмы, трансляцию и коммуникацию.

А действительно их нужно рассматривать как деятельность? Может быть гораздо эффективнее рассматривать их с точки зрения понятия функционирования и развития организма. К чему относится понятие табло, введение Лефевром? К понятию массовой деятельности или оно взято из организмического анализа? В этой связи встает более общий вопрос: что такое организм? популяция — в отличие от него? что такое машина в отличие от них обоих.

Если мы будем рассматривать социальный организм как организм, то где-то внутри, если мы перейдем к структуре искусственно построенного социального мира, нам придется пользоваться понятием машина. Мы ставим перед собой задачу разработать такие методы, которые позволили бы нам описать механизмы выдвижения целей этим организмам, некоторых идеальных установок, и такую организацию самого функционирования внутри, которое дает возможность кратчайшим образом достичь выдвинутых целей. Таким образом, перед нами стоит задача разработать методы такого управления социальным организмом, которые позволили бы реализовать поставленную задачу.

Основной вопрос, который здесь возникает: на каком пути мы можем лучше всего решить эту задачу? Может быть не нужно анализировать социум как массовую деятельность, может быть значительно эффективнее это рассмотреть как организм, с его функционированием и развитием. Мне кажется, что ответить на него как-то реалистично, это означает прежде всего проиграть сами понятия организма.

Теперь мы должны вернуться и посмотреть, исходя из этих представлений, а что мы сделали в этом плане, анализируя это целое как деятельность. Я напомню вам снова, почему нам понадобится ход, который я сделал. У нас были исходные схемы замещений и преобразований. Мы уже поняли, что эти схемы изображают отнюдь не деятельность, а в лучшем случае продукт этой деятельности, условия и средства этой деятельности. Мы поняли также, что если эта картина занимает только часть общего представления социума, то мы прежде всего должны заполнить другую, неизвестную нам сейчас часть.

Вместе с тем перед нами здесь возникает еще один вопрос. Как обратил внимание Розин, эта онтологическая картина построена на двух принципах: выделения содержания через отношение сопоставления и на принципе замещения. Я утверждал, что эти два принципа дают нам возможность построить онтологическую картину социального мира. Теперь мы должны себя спросить, действительно ли мы получили все возможное. Действительно ли эти два принципа задают всю систему? Здесь я имею в виду те критические выступления, в которых показана ограниченность анализа уже готовых структур с помощью этих понятий, где говорилось о том, что здесь не учитываются онтологические схемы.

Тогда линия дальнейшего движения распадается по меньшей мере на два момента:

· Чем еще должна быть дополнена картина предмета социальной деятельности? Что может быть в нее имманентно включено (имманентно — я имею в виду при статическом продуктивном подходе)?

· Как от такого анализа, о котором я рассказывал, мы переходим к анализу второй составляющей собственно деятельности, и как мы к ней переходили в контексте наших собственных исследований ~~переходили~~?

Поэтому в этом пункте я должен присоединить вторую линию, которая идет от понятия процесса, рассмотреть, что собственно, было в ней получено при анализе мышления как процесса, построить соответствующую ей онтологическую картину, дополнить ее онтологической картиной, которая была получена при анализе схем формы и содержания. Посмотреть, удалось ли на этом пути понять природу деятельности. Этим кругом вопросов я буду заниматься в следующий раз.

⇐ Предыдущая 27 28 29 30 313233 34 35 36 Следующая ⇒