Главная

Контакты

Случайная статья

• Автоматизация
• Антропология
• Археология
• Архитектура
• Биология
• Ботаника
• Бухгалтерия
• Военная наука
• Генетика
• География
• Геология
• Демография
• Деревообработка
• Журналистика
• Зоология
• Изобретательство
• Информатика
• Искусство
• История
• Кинематография
• Компьютеризация
• Косметика
• Кулинария
• Культура
• Лексикология
• Лингвистика
• Литература
• Логика
• Маркетинг
• Математика
• Материаловедение
• Медицина
• Менеджмент
• Металлургия
• Метрология
• Механика
• Музыка
• Науковедение
• Образование
• Охрана Труда
• Педагогика
• Полиграфия
• Политология
• Право
• Предпринимательство
• Приборостроение
• Программирование
• Производство
• Промышленность
• Психология
• Радиосвязь
• Религия
• Риторика
• Социология
• Спорт
• Стандартизация
• Статистика
• Строительство
• Технологии
• Торговля
• Транспорт
• Фармакология
• Физика
• Физиология
• Философия
• Финансы
• Химия
• Хозяйство
• Черчение
• Экология
• Экономика
• Электроника
• Электротехника
• Энергетика

ГЛАВА IV 1 страница

Образование русской символики.
Различные памятники письменные и вещественные.

Мы видели, какие источники для символики пришли к нам из Византии, видели также источники, сообщенные из Запада посредством наших сношений со Скандинавией, теперь нам остается изучить, каким образом эти различные элементы слились вместе и, переработанные народным духом, образовали русскую символику.

Влияние Востока оставило глубокие следы в самом построении русского ума и сказалось в нем особой любовью к притчам. Самые древнейшие памятники нашей литературы наполнены подобными примерами, и даже первые русские проповедники на каждом шагу выказывают свое пристрастие к притчам⁸⁹. Этот приточный характер древних произведений и страстное предпочтение, питаемое к нему духовенством, способствовали развитию самой символики.

В памятниках письменных мы найдем богатый материал для символики, а в памятниках вещественных неоспоримое, осязательное, так сказать, доказательство влияния этой символики на все искусства в России. Можно усомниться иногда в истине филологического вывода; можно предположить, что автор, увлеченный особым пристрастием к исследуемому предмету, вывел заключения не совершенно верные или только относительно верные. Но при изучении вещественных памятников не может произойти никакого недоразумения, потому что сам памятник всякому человеку является в одном и том же виде. Так как наша главная цель — изучение этих последних памятников, то мы лишь бегло укажем на физиологические сведения, содержимые в письменных памятниках, более же подробные указания находятся, впрочем, в каждой отдельной статье Символического словаря.

- 640 -

I. ПАМЯТНИКИ ПИСЬМЕННЫЕ

Памятники письменные составляют для символики богатый источник иногда совершенно положительных и верных сведений. Они распадаются на три отдела:

A) на памятники, писанные нарочно для символики;

Б) на памятники, не писанные нарочно для символики, но составляющие верный и богатый источник для нее;

B) на памятники, в которых символика употреблена как риторическое средство, орудие.

А) Первый отдел представляют физиологи.

Существование физиологов в древней русской литературе отдельными самостоятельными сочинениями доказывается издаваемым ниже (см. Прибавление <...>) русским физиологом. Он находится в нашем Сборнике № 496 (126 листов, формата продолговатого), писанном в XVII веке полууставом. Неправильное заглавие ввело в заблуждение одного из наших археологов, Ф. И. Буслаева, и заставило П. М. Строева при описании этой рукописи в каталоге рукописей Царского № 315 назвать ее подлинником⁹⁰. Ф. И. Буслаев отнимает у этого физиолога значение самостоятельного труда, основывая свое мнение на следующих доводах.

Сборник № 496 состоит из пяти отдельных статей:

1) Подлинник, начинающийся введением: «Сию книгу Менологиум или Мартирологиум, то есть выличенье <перечень> Святых в лета Господня...»

2) Толкование имен человеческих.

3) Сказание св. Епифания Кипрского о двунадесяти каменех, иже бе на ефуде по числу двунадесяти колен израилевых.

4) Искроника. Сказание о диких людех. Перевод из латинской космографии; может быть, выписка из Weltchronik писателя XIII столетия Rudolf von Ems⁹¹. Мандихор помещен здесь между людьми.

5) Сказание по буквам о птицах и зверях.

Ф. И. Буслаев принимает все эти статьи за одно цельное, общее сочинение или, лучше сказать, за подлинник позднейший со всеми его прибавлениями, и выводит следующее заключение (<С. 166>): «Все эти мелкие подробности (об именах человеческих: о диких людях, о зверях) расположены в алфавитном порядке, точно так же, как и самые толкования живописные священных лиц и событий, так что весь этот Подлинник представляется нам как бы художественным словарем, а в своей второй части, после собственного подлинника, начинающейся толкованием имен человеческих (лист 94), а затем животных, народов и проч., он действительно оказывается не иным чем, как настоящим Азбуковником, т. е. старинным словарем, содержавшим в себе не только грамматические объяснения, но и исторические, и богословские, и всякие другие⁹². Даже можно сказать утвердительно, что эта часть Подлинника взята не прямо из самых источников, а извлечена уже из Азбуковников.» (Картины взяты из Козьмы, Студита, западн<ых> физиологов, Златой цепи, Максима Грека и Св. Писания.)

Из приведенных здесь слов проф. Буслаева мы видим, что он принимает остальные четыре статьи сборника нашего за отрывки из азбуковника, а между тем нам кажется, что есть много доказательств противоположного, т. е. что Сказание по буквам о птицах и зверях есть самостоятельное, отдельное сочинение неизвестного нам автора. Во-первых, сравнивая это Сказание с подобными ему статьями в азбуковниках, мы находим, что оно гораздо полнее и совершенно другого состава, чем в азбуковнике. В азбуковнике название объясняется весьма кратко и нигде не приводятся источники, которыми пользовались. Расположение по буквам ничего не доказывает, потому что и самые подлинники известной редакции были также расположены по буквам. Во-вторых, сам автор ссылкою на азбуковники подтверждает, что он также считал свой труд совершенно иным, отличным от состава азбуковников. Например, в статье об уене, кроме прямой ссылки на азбуковник («а в грамматице в алфавите о уене пишет сице»), статья излагается совершенно противно азбуковнику, указав, что азбуковник другого, чем неизвестный автор. Третье возражение может быть обращено против того мнения Ф. И. Буслаева, что это Сказание взято не прямо из источников, а извлечено уже из

- 641 -

азбуковников. Мы видим, что русский писатель почерпал свои сведения из древних западных и русских источников; на многие он указывает, а о других можно догадаться сравнением его описаний с подлинниками.

Таким образом, мы узнаем, что ему служили для составления его труда сочинения следующих писателей:

1) Козьмы Индикоплова;

2) Дамаскина Студита; в статье о слуке сказано: «Слука есть птица по-русски зовома, а по-Дамаскину наричема москос». Статья о москосе не находится в русском переводе Студита. Сверх того можно утвердительно доказать, что автор пользовался подлинным сочинением Дамаскина Студита на греческом языке, во-первых, тем, что ссылается на статью, не находящуюся в русском переводе, а во-вторых, сохранением названий греческих, замененных частью переводчиками русскими именами, как, например, автор пишет «ехидн» вместо «ежа морского» — названия, которым переводчик Дамаскина Студита заменил слово ἐχι̃νος, подлинника греческого.

3) Западных физиологов Петра Пикардийца и Вильгельма. Мы поместили тексты норманнских физиологов возле русского, чтобы яснее видно было, как близко автор переводил к подлиннику; например, в статье о харадре автор сократил ее немного, но сохранил даже расстановку слов подлинника норманнского. Статья об орле заимствована из западного бестиария, потому что не находится ни в греческих источниках, ни в русских; расположение всей статьи, а в конце переход к символическому значению сделаны по образцу статей в бестиариях; в азбуковниках же ничего подобного не находится.

4) Златой чепи; в статье о саламандре сказано: «о нем же и во Златой чепи списатель воспомянул, глаголя».

5) Жития св. Феклы; в статье о фоке сочинитель ссылается на житие св. Феклы и оканчивает статью следующими словами: «сим фокам победныя победи св. мученица Фекла; якоже пишет во стихирах ея списатель глаголя: победила еси фоки, мученице»⁹³.

6) Из азбуковников; в статье об уене⁹⁴.

7) Из Максима Грека; и, наконец,

8) из Священного Писания.

Из разнообразия источников, полноты статей, отсутствия некоторых из них в азбуковниках, присоединив ко всему этому особую редакцию, довольно близкую к англо-норманнским бестиариям, мы увидим, что это Сказание составляет самостоятельное сочинение, отличающееся весьма резко от азбуковников. Удостоверившись в самостоятельности русского физиолога, посмотрим, отчего он лишился древнего заглавия «Физиолог» и заменил его словами: Сказание по буквам о птицах и зверях. Нам кажется, что сами заглавия западных бестиариев могли навести автора на слово «сказание». На латинских списках физиолога иногда стоит Jo. Crisostomi dicta de naturis animalium, когда он приписывается Иоанну Златоусту, или просто: Dicta de naturis animalium⁹⁵. Расположение по буквам автор принял, вероятно, в подражание азбуковникам, по легкому удобству.

Мы прилагаем к русскому физиологу изображения описанных зверей по рисункам тех же самых зверей, находящимся в русских рукописях, служивших автору источниками для его сочинения, как, например, Козьма Индикоплов.

Сравнив рисунки Козьмы Индикоплова с рисунками греческого подлинника, изданного Монфоконом, легко убедиться, что они одни и те же; следовательно, наши художники придерживались не только точности описания, но также и рисунков, так что рисунки греческих и западных рукописей всегда могут служить вместо наших русских, если последние еще не отыскались.

Сказание по буквам о птицах и зверях

- 642 -

Этот физиолог весьма важный памятник для русской символики, в нем встречается даже описание растения, смилакса. Символика ботаники весьма редко попадается и в западных физиологах. Статья под заглавием «скимн рыкающий» совершенно грамматического содержания, но помещена, как видно, для объяснения символического термина: «яко скимн рыкающе», так часто попадающегося в Священном Писании.

Б) Памятники, не писанные нарочно для символики, но составляющие верный и богатый источник символики.

а) Азбуковники. Слишком кратки.

б) Златая чепь.

в) Златая матица.

г) Книги, признанные Стоглавым собором за еретические или отреченные, каковы: «Рафли, Шестокрыл, Воронограй, Острономий, Зодий, Альманах, Звездочетьи, Аристотелевы врата (т. е. Тайначпайных Аристотеля), и иныя составы и мудрости еретическия и коби бесовския, которыя прелести от Бога отлучают; и в те прелести верующи, многие люди от Бога отдаляются и погибают» (глава 41, вопр. 22). Эти книги содержат, без всякого сомнения, много важных материалов для русской символики.

д) Письма. Пог. VII. 388.

Письмо Володимера Мономаха к двоюродному брату Олегу Святославичу. Полн. Собр. Русск. Лет. I. С. 105—107.

Карамзин. II. С. 116. Пр. 177.

Письмо Иакова Мниха к вел. кн. Изяславу Ярославичу (1054—1073). [См. Погодин.]

е) Послания. Пог. VII. 389.

Два послания Печерского игумена Феодосия к вел. кн. Изяславу: о латинех, об употреблении мясной пищи. Калайдович.

Послание Иоанна к римскому папе Клименту III (1080—1100) об опресноцех. Калайдович.

Послание или духовная Владимира Мономаха. <Полн.> Собр. Русск. Лет. I. С. 100—105; Карамзин. II. С. 161. Пр. 230.

Два послания митрополита Никифора к вел. кн. Владимиру Мономаху. Калайдович.

Русск. Достопам. I. С. 59—75.

Карамзин. II. С. 168.

Послание инока Феодосия князю Святоше. Чтения в <Императорском> Общ<естве> Ист<ории> и Древн<остей Российских. М.> 1848. Год III. № 7. С. XVII.

- 643 -

Послание Симона, епископа Владимирского (1215—1226), к Поликарпу, черноризцу Печерскому. Пам. Русск. Слов. С. 242—257.

Кубарев. Рассуждение о Патерике. 1847.

Послание Поликарпа к Печерскому архимандриту Акиндину.

Чт. в Общ. Ист. и Др. 1847. № 9. С. 9.

Карамзин. III. Пр. 171.

Послание Даниила Заточника.

Калайдович. Пам. Рос. Слов. С. 225—240.

Карамзин в прилож. к VIII тому. С. 159.

ж) Поучительные слова.

Илариона, митрополита Киевского.

Прибавл. к Твор. Св. Отец. II. С. 204—299.

Чт. в. Общ. Ист. и Др. <М. 1848.> Год III. № 7. Отд. II. С. 21—41.

(См. Акты Арх. Эксп. I. С. 258.)

Макарий. История Русск. Церкви. I. С. 90.

После общей мысли о законе и благодати Иларион рассматривает их взаимное отношение под символическими образами сперва Агари и Сарры, потом Манасии и Ефрема.

Между западными рукописями встречается весьма часто сочинение, представляющее символическое соотношение Нового Завета к Ветхому Завету. Эти рукописи имеют заглавие: Concordantia veteris et novi Testamenti⁹⁶; впоследствии из них происходит особый труд, повсюду на Западе распространенный: Biblia pauperum⁹⁷. Сочинение этой Библии состоит из изображений всех происшествий как Ветхого, так и Нового Завета, поставленных одни возле других по их символическому соотношению. Эти изображения представлены были на многих памятниках, например, на алтарном образе в Клостернейбурге, и были любимыми предметами средневекового искусства. В России, как наследнике настоящего византийского искусства, наверно существовали подобные же сочинения, но они нам еще не попадались. Значение Ветхого Завета гораздо живее сохранено в греческой Церкви, чем на Западе; на литургии и вообще в церковном служении постоянно встречаются воспоминания Ветхого Завета и постоянно читаются книги ветхозаветные, так что сочинения вроде Concordantia и Biblia pauperum должны наверно находиться между византийскими и русскими рукописями.

Слова Кирилла Туровского. Максим Грек.

з) Вопросы и ответы. Пог. VII. 394.

Иоанна, митроп<олита> русского (1080—1089), Иакову черноризцу.

Русск. Достопам. I. С. 86—103.

Черноризца Кирика Новгородскому епископу Нифонту (сконч. 1156), с заветами игумена Аркадия, архиепископа Илии, Савина, Клима, Марины и чернца Луки-Евдокима. Калайдович. Пам. Рос. Сл. С. 165—203.

Карамзин. II. Пр. 380.

Прибавление к церковному уставу. Калайдович. Пам. Рос. Сл. С. 220—224.

Карамзин. II. Пр. 267.

и) Жития. Патерик Печерский. <А.> Кубарев. Исследование о Патерике в Общ. Ист. и Др. <М.> 1847. Год II. № 9. С. 1—40.

В наших житиях мы встречаем те же самые отношения между зверями и людьми, как в западных рукописях. Везде, где звери находятся в столкновении с людьми, мы видим их всегда в полном повиновении, даже, можно сказать, в услужении у людей: змеи, львы, медведи, птицы смиренно повинуются и прислуживают святым пустынникам и отшельникам; но тогда эти звери не имеют никакого символического значения, а являются в настоящем своем виде; на памятниках они изображаются при святых для исторической верности самого изображения. Таковы, например, вороны пророка Илии, медведица пророка Елисея и т. п.

Когда же эти звери помещены в житиях в значении символическом, то отношения их к святым совершенно изменяются. Они делаются или символическими изображениями злой, враждебной силы, или символическими олицетворениями самого диавола, или же являются в знак несчастья и вообще в знак всякого угрожающего зла.

й) Путешествия. Погод. VII. 398.

Паломник или хождение Даниила Русския земли игумена. Сахаров.

- 644 -

к) Поэтические произведения.

Слово о полку Игореве.

л) Народные песни. Древн. Рос. Стихотворения, собранныя Киршею Даниловым.

Народная поэзия должна была непременно носить следы символики, если та действительно существовала в народе; русские древние песни поэтому служат нам важным памятником физиологическим, они доказывают, как глубоко символика вкоренилась на Руси. Сверх того, они убеждают нас, что символика так глубоко вкоренилась в народной поэзии, вошла и в самый дух, в самое настроение народного ума, и оттого должна проявляться и на памятниках вещественных. Так что недостаток изданных вещественных памятников пополняется народными песнями и ясно доказывает всю обширность русской символики. Мы здесь не делаем отдельных выписок, потому что все замечательные для символики и физиологов места приведены в Символическом словаре.

м) Хронографы.

н) Устав <Урядник> сокольничаго пути.

Птица Гамаюн. (?)

Письма царя Алексия Михайловича. Издание <П.> Бартенева.

II. ПАМЯТНИКИ ВЕЩЕСТВЕННЫЕ

Многочисленные материалы для русской символики и примеры, каким образом писатели пользовались этими материалами, содержатся в письменных памятниках. Памятники вещественные, напротив того, показывают нам приложение символики к искусствам. Не оставаясь достоянием одной риторики, одним орудием красноречия, эта наука глубоко проникла в дух самого народа, как это свидетельствуют песни, и завладела искусством. Тут русская символика является уже самостоятельной наукой, а памятники вещественные делаются самыми верными и точными ее источниками. Но при пользовании этими источниками необходимо прежде всего подвергнуть их строгой критике, различить между сведениями, из них почерпаемыми, те, которые положительны и основаны на неоспоримых доказательствах, и те, которые объясняются только догадками; и тогда мы убедимся в разительной разнородности, существующей в самих источниках. Одни А) совершенно положительны, составляют верные, неоспоримые данные для символики; другие источники Б) не столь положительны, допускают догадки и часто объясняются одними догадками. Но и тут этим способом объяснения следует пользоваться весьма осторожно, ничто так легко не может ввести в ошибку, как догадка. Она кажется иногда совершенно правильной, придает даже памятнику какой-то смысл; а между тем совершенно ложна, потому что противоречит правилам общей символики.

К А) источникам положительным для символики мы причисляем те вещественные памятники, символическое значение которых определено ясными и положительными доказательствами. Между ними бывают два разряда памятников:

а) Памятники, коих символическое значение объясняется особыми надписями или особыми толкованиями или поясняется самим текстом, к которому они относятся.

б) Памятники, изображенные на которых животные и растения, как явствует из самого текста или из особых надписей, помещены как исторические атрибуты или как предметы естественной истории.

Б) Источниками неположительными мы назовем те памятники, коих символическое значение объясняется одними догадками или сравнением с другими подобными памятниками. Их также следует подразделить на два разряда:

а) Памятники, которые имеют все признаки символического содержания, но символизм которых объясняется одними догадками.

б) Памятники, имеющие все видимые признаки символических, но изображения на которых, по всей вероятности, не имеют никакого символического значения, а употреблены только как украшения.

А) ИСТОЧНИКИ ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЕ

а) Памятники, коих символическое значение объясняется особыми надписями или особыми толкованиями или поясняется самим текстом, к которому они относятся.

- 645 -

1) Иконы ко Св. Писанию. Русское иконописание, наравне с греческим, служит нам одним из важнейших источников. Оно тем более важно для символики, что изображая наглядно сказания священных книг, иконописание этим самым делается самым верным для нее руководством. Символика не могла отступать ни от книг Священного Писания, ни от икон. Символические изображения на иконах делаются ясными и положительными типами, помещаемыми в одном и том же значении на всех памятниках; но, к несчастью, таких типических символов встречается очень мало. Так на всех многочисленных иконах ветхозаветного содержания мы не имеем ни одного положительного символа; они более исторического, чем символического содержания, а потому, например, даже змея в изображении грехопадения может считаться лишь историческим атрибутом самого изображаемого события, а не символом грехопадения. В иконах из Нового Завета символический элемент проявляется гораздо чаще и даже постоянно сопровождает историю; он иногда даже так тесно связан с исторической верностью, что переходит в исторический атрибут. Таким образом голубь делается типичным символом Духа Святого: на иконе Богоявления голубь — исторический атрибут для изображения самих слов Священного Писания: «виде Духа Божия сходяща яко голубя» (Матф. 3, 16), «и Духа яко голубя, сходяща нань» (Марк 1, 10), «И сниде Дух Снятый телесным образом яко голубь, нань» (Лука 3, 22), «Духа сходяща яко голубя с небесе» (Иоанн 1, 32). Присвоенный здесь, на точном основании слов Св. Писания Духу Святому символ голубя помещается затем на всех иконах, где является Дух Святой (Благовещение, Вселенские Соборы и проч.). На иконе Сошествия Святого Духа помещается также голубь, хотя в Священном Писании о нем не упоминается: «И явишася им разделени языцы яко огненни» (Деяния 2, 3). Иконописание, принужденное с точностью выразить эти слова, поместило наверху иконы голубя, от которого нисходят огненные языци⁹⁸.

Другой типичный символ, агнец, основанный также на словах Евангелия: «се Агнец Божий, вземляй грехи мира» (Иоанн 1, 29), встречается в византийском иконописании только до VII столетия, до запрещения, наложенного на это изображение Трулльским собором⁹⁹, и в русском иконописании оно нигде не встречается, исключая иконы, представляющие видения апокалиптические, где агнец изображается уже как атрибут, как точное представление самого видения Иоанна Богослова.

Илл. 18

На этих же самых иконах, представляющих какое-нибудь событие земной жизни Христа, присоединяются часто изображения, символически выражающие <слова> Св. Писания, относящиеся к написанному моменту. На иконе Богоявления, например, помещаются олицетворения Иордана и моря с видом испуга для выражения слов Давида (Псалом 113, 3): «Море виде и побеже, Иордан возвратися вспять» (илл. 18).

На той же самой иконе часто изображается олень, пьющий из Иордана; уже Давид (Пс. 41, 1) сравнил душу с оленем: «Имже образом желает елень на источники водныя, сице желает душа моя к Тебе, Боже», и олень, стремящийся к Иордану, представляет здесь алкание христианских душ к Таинству Крещения.

- 646 -

2) Кроме самих икон, в иконописании был еще другой источник, обильный памятниками; это лицевые подлинники. Когда письменные подлинники перестали ограждать иконописание от влияния западного Возрождения, то начали составлять подлинники лицевые из переводов известных хороших икон; впоследствии, впрочем, и эта мера оказалась недостаточной.

Лицевой Подлинник XVIII века на 12 листах у Ф. И. Буслаева.

Киевские печатные листы (Буслаев. С. 34).

Лицевые Подлинники гр. Строганова. Два.

Илл. 19

3) Иконы символические. Символические иконы более всех прочих источников доставляют символике много верных данных. Не надо думать, что эти изображения проявляются только в русском иконописании; они совершенно свойственны самому духу Церкви и в особенности греческой, от которой перешли к нам. Мистическое настроение восточных Отцов Церкви породило подобное же направление и в иконописании. Греческий Подлинник, изданный г-м Дидроном, хотя сам он и памятник позднейший, но все-таки носит следы того пути, по которому следовало иконописание, чтобы дойти до чисто символических изображений. В самом Священном Писании лежал этот зародыш. Изобразив на иконах всю, так сказать, историческую часть земной жизни Христа, заметили, что упустили из виду одну из главнейших частей Евангелия, притчи Христовы, в которых Божественный Учитель примерами из видимого мира старался еще осязательнее объяснить Свое учение. Изображение иконным образом этих притчей невольно передавало символически целый ряд отвлеченных идей. После изображения притчей Евангельских наверное начали писать и откровения Апокалипсиса (илл. 19). И в тех и в других иконах главное основание составляет символика. Тут она начала развиваться как наука отдельная, как мистическая отрасль богословия. К этим двум родам символических икон присоединился вскоре и третий. Начали изображать хваления, названия, данные Церковью Богу, или качества самого Божества. Так, например, изображали иконно Благое Молчание, Софию Премудрость Божию. Изречение Давида (Пс. 109, 4): «ты иерей вовек по чину Мелхиседекову», развито символически в икону, называемую «Божественная литургия», ἡ θεία λειτουργία¹⁰⁰. Отсюда также произошло изображение Спасителя в святительском облачении как μέγας αρχιερεύς. «Всякое дыхание да хвалит Господа»¹⁰¹; Собор св. архистратига Михаила и прочих небесных сил бесплотных; Собор всех небесных сил бесплотных, и пр. подробно описаны в греческом Подлиннике¹⁰².

- 647 -

Молитвы, воззвания, названия Богородицы также были изображаемы на иконах; такова композиция «Свыше пророци»¹⁰³.

Илл. 20

В русском иконописании мы встречаем то же само. Церковь называет Богородицу [в акафисте] белым крином, и оттого мы видим этот цветок на иконе Владимирская Божия Матери в Грузинской церкви в Москве¹⁰⁴. Богородица представлена на цветущем дереве (илл. 20). Она окружена как бы венком из белых лилий, роз и листьев. Дерево исходит из пятиглавой церкви; корень его, насажденный вел. кн. Иоанном Калитой, поливается из кунгана святителем Петром. Две ветви виноградные выходят из боков ствола и поддерживают изображения московских святителей Алексия, Киприана, Фотия, Ионы, Филиппа, Иова, Филарета, святых Александра Невского, Михаила, царя Феодора, царевича Димитрия и преподобных Сергия, Никона, Пафнутия, Симона, Андроника, <юродивых Василия>, Иоанна водоноса и Максима блаженного. Каждый святой держит в руках хартию с похвальным воззванием к Богородице. На самом верху иконы — Господь Бог на небесах; по сторонам Его два парящие ангела. Над главами Калиты и митрополита Петра следующая, заимствованная из Псалтири (<Пс. 79, 15—16>) надпись:

«Господи призри с Небесе и виждь,
посети виноград сей, и соверши,
его же насади десница Твоя».

Пятиглавая церковь, или Успенский собор, возвышается посреди Кремлевской стены, со стороны Спасских ворот. За Калитой стоит княгиня Марья Ильинична, а перед нею князья Феодор и Алексей Алексеевичи, за митрополитом Петром — царь Алексей Михайлович. Икона эта написана Пименом, прозванным Симоном Ушаковым, в 1668 году. Видно, что художник хотел создать подражание греческим иконам «Свыше пророци» и поклонениям Богородице (salutations). Часто встречается как в греческом, так и в русском иконописании изображение Древа Иессеова, или символическое олицетворение следующих слов пр. Исайи (11, 1—3): «И изыдет жезл из корене Иессеова, и цвет от корене его взыдет. И почиет на нем Дух Божий, Дух премудрости и разума, Дух совета и крепости, Дух ведения и благочестия; н исполнит Его Дух страха Божия». Тертуллиан¹⁰⁵: «Et nascetur virgo de radice Iesse, quod est Maria» («И родится дева от корня Иессеева, то есть Мария»), и многие другие Отцы Церкви упоминают о символизме Исайиных слов. Чрез них, вероятно, перешла мысль этого символизма в иконописание, которое изобразило следующим образом: праведный Иессей лежит и спит;

- 648 -

из груди его исходят три ветви; одна идет прямо, и на ней изображены цари Иудейские, от Давида до Христа; на самом ее верху Рождество Христово. Обе остальные ветви, по бокам средней, поддерживают — наверху пророков, под ними — греческих мудрецов и Валаама. Каждый держит свиток, на котором написано изречение; взорами они все обращены к Рождеству¹⁰⁶. То же самое изображение написано во многих церквях и монастырях или отдельным образом. В моем собрании.