Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ГЛАВА III 2 страница



- 643 -

Послание Симона, епископа Владимирского (1215—1226), к Поликарпу, черноризцу Печерскому. Пам. Русск. Слов. С. 242—257.

Кубарев. Рассуждение о Патерике. 1847.

Послание Поликарпа к Печерскому архимандриту Акиндину.

Чт. в Общ. Ист. и Др. 1847. № 9. С. 9.

Карамзин. III. Пр. 171.

Послание Даниила Заточника.

Калайдович. Пам. Рос. Слов. С. 225—240.

Карамзин в прилож. к VIII тому. С. 159.

ж) Поучительные слова.

Илариона, митрополита Киевского.

Прибавл. к Твор. Св. Отец. II. С. 204—299.

Чт. в. Общ. Ист. и Др. <М. 1848.> Год III. № 7. Отд. II. С. 21—41.

(См. Акты Арх. Эксп. I. С. 258.)

Макарий. История Русск. Церкви. I. С. 90.

После общей мысли о законе и благодати Иларион рассматривает их взаимное отношение под символическими образами сперва Агари и Сарры, потом Манасии и Ефрема.

Между западными рукописями встречается весьма часто сочинение, представляющее символическое соотношение Нового Завета к Ветхому Завету. Эти рукописи имеют заглавие: Concordantia veteris et novi Testamenti96; впоследствии из них происходит особый труд, повсюду на Западе распространенный: Biblia pauperum97. Сочинение этой Библии состоит из изображений всех происшествий как Ветхого, так и Нового Завета, поставленных одни возле других по их символическому соотношению. Эти изображения представлены были на многих памятниках, например, на алтарном образе в Клостернейбурге, и были любимыми предметами средневекового искусства. В России, как наследнике настоящего византийского искусства, наверно существовали подобные же сочинения, но они нам еще не попадались. Значение Ветхого Завета гораздо живее сохранено в греческой Церкви, чем на Западе; на литургии и вообще в церковном служении постоянно встречаются воспоминания Ветхого Завета и постоянно читаются книги ветхозаветные, так что сочинения вроде Concordantia и Biblia pauperum должны наверно находиться между византийскими и русскими рукописями.

Слова Кирилла Туровского. Максим Грек.

з) Вопросы и ответы. Пог. VII. 394.

Иоанна, митроп<олита> русского (1080—1089), Иакову черноризцу.

Русск. Достопам. I. С. 86—103.

Черноризца Кирика Новгородскому епископу Нифонту (сконч. 1156), с заветами игумена Аркадия, архиепископа Илии, Савина, Клима, Марины и чернца Луки-Евдокима. Калайдович. Пам. Рос. Сл. С. 165—203.

Карамзин. II. Пр. 380.

Прибавление к церковному уставу. Калайдович. Пам. Рос. Сл. С. 220—224.

Карамзин. II. Пр. 267.

и) Жития. Патерик Печерский. <А.> Кубарев. Исследование о Патерике в Общ. Ист. и Др. <М.> 1847. Год II. № 9. С. 1—40.

В наших житиях мы встречаем те же самые отношения между зверями и людьми, как в западных рукописях. Везде, где звери находятся в столкновении с людьми, мы видим их всегда в полном повиновении, даже, можно сказать, в услужении у людей: змеи, львы, медведи, птицы смиренно повинуются и прислуживают святым пустынникам и отшельникам; но тогда эти звери не имеют никакого символического значения, а являются в настоящем своем виде; на памятниках они изображаются при святых для исторической верности самого изображения. Таковы, например, вороны пророка Илии, медведица пророка Елисея и т. п.

Когда же эти звери помещены в житиях в значении символическом, то отношения их к святым совершенно изменяются. Они делаются или символическими изображениями злой, враждебной силы, или символическими олицетворениями самого диавола, или же являются в знак несчастья и вообще в знак всякого угрожающего зла.

й) Путешествия. Погод. VII. 398.

Паломник или хождение Даниила Русския земли игумена. Сахаров.

- 644 -

к) Поэтические произведения.

Слово о полку Игореве.

л) Народные песни. Древн. Рос. Стихотворения, собранныя Киршею Даниловым.

Народная поэзия должна была непременно носить следы символики, если та действительно существовала в народе; русские древние песни поэтому служат нам важным памятником физиологическим, они доказывают, как глубоко символика вкоренилась на Руси. Сверх того, они убеждают нас, что символика так глубоко вкоренилась в народной поэзии, вошла и в самый дух, в самое настроение народного ума, и оттого должна проявляться и на памятниках вещественных. Так что недостаток изданных вещественных памятников пополняется народными песнями и ясно доказывает всю обширность русской символики. Мы здесь не делаем отдельных выписок, потому что все замечательные для символики и физиологов места приведены в Символическом словаре.

м) Хронографы.

н) Устав <Урядник> сокольничаго пути.

Птица Гамаюн. (?)

Письма царя Алексия Михайловича. Издание <П.> Бартенева.

II. ПАМЯТНИКИ ВЕЩЕСТВЕННЫЕ

Многочисленные материалы для русской символики и примеры, каким образом писатели пользовались этими материалами, содержатся в письменных памятниках. Памятники вещественные, напротив того, показывают нам приложение символики к искусствам. Не оставаясь достоянием одной риторики, одним орудием красноречия, эта наука глубоко проникла в дух самого народа, как это свидетельствуют песни, и завладела искусством. Тут русская символика является уже самостоятельной наукой, а памятники вещественные делаются самыми верными и точными ее источниками. Но при пользовании этими источниками необходимо прежде всего подвергнуть их строгой критике, различить между сведениями, из них почерпаемыми, те, которые положительны и основаны на неоспоримых доказательствах, и те, которые объясняются только догадками; и тогда мы убедимся в разительной разнородности, существующей в самих источниках. Одни А) совершенно положительны, составляют верные, неоспоримые данные для символики; другие источники Б) не столь положительны, допускают догадки и часто объясняются одними догадками. Но и тут этим способом объяснения следует пользоваться весьма осторожно, ничто так легко не может ввести в ошибку, как догадка. Она кажется иногда совершенно правильной, придает даже памятнику какой-то смысл; а между тем совершенно ложна, потому что противоречит правилам общей символики.

К А) источникам положительным для символики мы причисляем те вещественные памятники, символическое значение которых определено ясными и положительными доказательствами. Между ними бывают два разряда памятников:

а) Памятники, коих символическое значение объясняется особыми надписями или особыми толкованиями или поясняется самим текстом, к которому они относятся.

б) Памятники, изображенные на которых животные и растения, как явствует из самого текста или из особых надписей, помещены как исторические атрибуты или как предметы естественной истории.

Б) Источниками неположительными мы назовем те памятники, коих символическое значение объясняется одними догадками или сравнением с другими подобными памятниками. Их также следует подразделить на два разряда:

а) Памятники, которые имеют все признаки символического содержания, но символизм которых объясняется одними догадками.

б) Памятники, имеющие все видимые признаки символических, но изображения на которых, по всей вероятности, не имеют никакого символического значения, а употреблены только как украшения.

А) ИСТОЧНИКИ ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЕ

а) Памятники, коих символическое значение объясняется особыми надписями или особыми толкованиями или поясняется самим текстом, к которому они относятся.

- 645 -

1) Иконы ко Св. Писанию. Русское иконописание, наравне с греческим, служит нам одним из важнейших источников. Оно тем более важно для символики, что изображая наглядно сказания священных книг, иконописание этим самым делается самым верным для нее руководством. Символика не могла отступать ни от книг Священного Писания, ни от икон. Символические изображения на иконах делаются ясными и положительными типами, помещаемыми в одном и том же значении на всех памятниках; но, к несчастью, таких типических символов встречается очень мало. Так на всех многочисленных иконах ветхозаветного содержания мы не имеем ни одного положительного символа; они более исторического, чем символического содержания, а потому, например, даже змея в изображении грехопадения может считаться лишь историческим атрибутом самого изображаемого события, а не символом грехопадения. В иконах из Нового Завета символический элемент проявляется гораздо чаще и даже постоянно сопровождает историю; он иногда даже так тесно связан с исторической верностью, что переходит в исторический атрибут. Таким образом голубь делается типичным символом Духа Святого: на иконе Богоявления голубь — исторический атрибут для изображения самих слов Священного Писания: «виде Духа Божия сходяща яко голубя» (Матф. 3, 16), «и Духа яко голубя, сходяща нань» (Марк 1, 10), «И сниде Дух Снятый телесным образом яко голубь, нань» (Лука 3, 22), «Духа сходяща яко голубя с небесе» (Иоанн 1, 32). Присвоенный здесь, на точном основании слов Св. Писания Духу Святому символ голубя помещается затем на всех иконах, где является Дух Святой (Благовещение, Вселенские Соборы и проч.). На иконе Сошествия Святого Духа помещается также голубь, хотя в Священном Писании о нем не упоминается: «И явишася им разделени языцы яко огненни» (Деяния 2, 3). Иконописание, принужденное с точностью выразить эти слова, поместило наверху иконы голубя, от которого нисходят огненные языци98.

Другой типичный символ, агнец, основанный также на словах Евангелия: «се Агнец Божий, вземляй грехи мира» (Иоанн 1, 29), встречается в византийском иконописании только до VII столетия, до запрещения, наложенного на это изображение Трулльским собором99, и в русском иконописании оно нигде не встречается, исключая иконы, представляющие видения апокалиптические, где агнец изображается уже как атрибут, как точное представление самого видения Иоанна Богослова.

 

Илл. 18

На этих же самых иконах, представляющих какое-нибудь событие земной жизни Христа, присоединяются часто изображения, символически выражающие <слова> Св. Писания, относящиеся к написанному моменту. На иконе Богоявления, например, помещаются олицетворения Иордана и моря с видом испуга для выражения слов Давида (Псалом 113, 3): «Море виде и побеже, Иордан возвратися вспять» (илл. 18).

На той же самой иконе часто изображается олень, пьющий из Иордана; уже Давид (Пс. 41, 1) сравнил душу с оленем: «Имже образом желает елень на источники водныя, сице желает душа моя к Тебе, Боже», и олень, стремящийся к Иордану, представляет здесь алкание христианских душ к Таинству Крещения.

- 646 -

2) Кроме самих икон, в иконописании был еще другой источник, обильный памятниками; это лицевые подлинники. Когда письменные подлинники перестали ограждать иконописание от влияния западного Возрождения, то начали составлять подлинники лицевые из переводов известных хороших икон; впоследствии, впрочем, и эта мера оказалась недостаточной.

Лицевой Подлинник XVIII века на 12 листах у Ф. И. Буслаева.

Киевские печатные листы (Буслаев. С. 34).

Лицевые Подлинники гр. Строганова. Два.

 

Илл. 19

3) Иконы символические. Символические иконы более всех прочих источников доставляют символике много верных данных. Не надо думать, что эти изображения проявляются только в русском иконописании; они совершенно свойственны самому духу Церкви и в особенности греческой, от которой перешли к нам. Мистическое настроение восточных Отцов Церкви породило подобное же направление и в иконописании. Греческий Подлинник, изданный г-м Дидроном, хотя сам он и памятник позднейший, но все-таки носит следы того пути, по которому следовало иконописание, чтобы дойти до чисто символических изображений. В самом Священном Писании лежал этот зародыш. Изобразив на иконах всю, так сказать, историческую часть земной жизни Христа, заметили, что упустили из виду одну из главнейших частей Евангелия, притчи Христовы, в которых Божественный Учитель примерами из видимого мира старался еще осязательнее объяснить Свое учение. Изображение иконным образом этих притчей невольно передавало символически целый ряд отвлеченных идей. После изображения притчей Евангельских наверное начали писать и откровения Апокалипсиса (илл. 19). И в тех и в других иконах главное основание составляет символика. Тут она начала развиваться как наука отдельная, как мистическая отрасль богословия. К этим двум родам символических икон присоединился вскоре и третий. Начали изображать хваления, названия, данные Церковью Богу, или качества самого Божества. Так, например, изображали иконно Благое Молчание, Софию Премудрость Божию. Изречение Давида (Пс. 109, 4): «ты иерей вовек по чину Мелхиседекову», развито символически в икону, называемую «Божественная литургия», ἡ θεία λειτουργία100. Отсюда также произошло изображение Спасителя в святительском облачении как μέγας αρχιερεύς. «Всякое дыхание да хвалит Господа»101; Собор св. архистратига Михаила и прочих небесных сил бесплотных; Собор всех небесных сил бесплотных, и пр. подробно описаны в греческом Подлиннике102.

- 647 -

Молитвы, воззвания, названия Богородицы также были изображаемы на иконах; такова композиция «Свыше пророци»103.

 

Илл. 20

В русском иконописании мы встречаем то же само. Церковь называет Богородицу [в акафисте] белым крином, и оттого мы видим этот цветок на иконе Владимирская Божия Матери в Грузинской церкви в Москве104. Богородица представлена на цветущем дереве (илл. 20). Она окружена как бы венком из белых лилий, роз и листьев. Дерево исходит из пятиглавой церкви; корень его, насажденный вел. кн. Иоанном Калитой, поливается из кунгана святителем Петром. Две ветви виноградные выходят из боков ствола и поддерживают изображения московских святителей Алексия, Киприана, Фотия, Ионы, Филиппа, Иова, Филарета, святых Александра Невского, Михаила, царя Феодора, царевича Димитрия и преподобных Сергия, Никона, Пафнутия, Симона, Андроника, <юродивых Василия>, Иоанна водоноса и Максима блаженного. Каждый святой держит в руках хартию с похвальным воззванием к Богородице. На самом верху иконы — Господь Бог на небесах; по сторонам Его два парящие ангела. Над главами Калиты и митрополита Петра следующая, заимствованная из Псалтири (<Пс. 79, 15—16>) надпись:

«Господи призри с Небесе и виждь,
посети виноград сей, и соверши,
его же насади десница Твоя».

Пятиглавая церковь, или Успенский собор, возвышается посреди Кремлевской стены, со стороны Спасских ворот. За Калитой стоит княгиня Марья Ильинична, а перед нею князья Феодор и Алексей Алексеевичи, за митрополитом Петром — царь Алексей Михайлович. Икона эта написана Пименом, прозванным Симоном Ушаковым, в 1668 году. Видно, что художник хотел создать подражание греческим иконам «Свыше пророци» и поклонениям Богородице (salutations). Часто встречается как в греческом, так и в русском иконописании изображение Древа Иессеова, или символическое олицетворение следующих слов пр. Исайи (11, 1—3): «И изыдет жезл из корене Иессеова, и цвет от корене его взыдет. И почиет на нем Дух Божий, Дух премудрости и разума, Дух совета и крепости, Дух ведения и благочестия; н исполнит Его Дух страха Божия». Тертуллиан105: «Et nascetur virgo de radice Iesse, quod est Maria» («И родится дева от корня Иессеева, то есть Мария»), и многие другие Отцы Церкви упоминают о символизме Исайиных слов. Чрез них, вероятно, перешла мысль этого символизма в иконописание, которое изобразило следующим образом: праведный Иессей лежит и спит;

- 648 -

из груди его исходят три ветви; одна идет прямо, и на ней изображены цари Иудейские, от Давида до Христа; на самом ее верху Рождество Христово. Обе остальные ветви, по бокам средней, поддерживают — наверху пророков, под ними — греческих мудрецов и Валаама. Каждый держит свиток, на котором написано изречение; взорами они все обращены к Рождеству106. То же самое изображение написано во многих церквях и монастырях или отдельным образом. В моем собрании.

Необходимо здесь упомянуть о другой иконе, на которой выражена символически связь семи Таинств со Христом, распятым для искупления рода человеческого. Она находится в Переяславском соборе.

К этим символическим иконам присоединяются образы аллегорические, которые посредством олицетворений и символики передают наглядно идеи отвлеченные, служащие для нравственного воспитания христиан. Тут символический элемент берет перевес; вся мысль иконы основана на нем, оттого, должно полагать, что этот крайний род иконописания был последней, высшей степенью, до которой оно дошло. Он мог родиться только после изображения притчей, Апокалипсиса, олицетворений, изречений Ветхого Завета, хвалебных воззваний и качеств Божества. Иконы аллегорические присоединяются к церковному иконописанию не столько по написанному изображению, сколько по цели своей. Это не иконы, а писанные наставления; это нравственные поучения для нечитающего народа. Вошедши весьма рано в состав иконописания, они перешли к нам, и уже в XII столетии мы видели в русских церквях признаки символики. Вероятно, сначала они строго придерживались греческих переводов, но потом в XV столетии получили более обширное развитие под влиянием Запада. В то время изучение памятников древнего мира возбудило во всей остальной Европе особое направление к восстановлению древнейших форм и отчасти к воскрешению и древнейших мыслей и учений; одним словом, Возрождение было самым искусным смешением воспоминаний древнего языческого мира с христианскими преданиями. Влияние Возрождения было так сильно во всей Европе и так глубоко вкоренилось в умы под покровительством схоластики, что оно не могло не иметь хотя слабый, но внятный отголосок и в восточном искусстве. Греция и Россия получили его посредством постоянных своих сношений с Западом. У нас влияние Возрождения в особенности принесено фряжскими художниками и иностранцами, приезжавшими в Новгород. С этих пор в символике проявляется новый элемент — античный; много олицетворений и форм заимствовано от древнего греческого или римского искусства. Мифология этих народов отразилась на некоторых символических памятниках, сохраняя свои отличительные черты довольно ясно и даже резко.

 

Илл. 21

B греческом подлиннике, принадлежащем к концу XVI века, черты, обрисовывающие влияние Возрождения, весьма заметны в символике аллегорических икон. Тут описываются следующие изображения: 1) Жизнь истинного монаха (Manuel. Р. 402<—411>); 2) Небесный путь спасения души; 3) Смерть лицемера (ипокрита); 4) Смерть праведника; 5) Смерть грешника; 6) Обманчивость времени земной жизни. Из этих икон мы можем заключить, что

- 649 -

1) ад изображался в виде дракона или змеи в темной пещере, или в виде большой змеиной пасти; над ним ставили надпись: «всепожирающий ад» (илл. 21). Кроме того, змеи означали также и угрызения совести, ибо часто писались над самой пещерой, с надписью: «угрызения совести». 2) Прелести земного мира представлялись в виде всадника на белом коне. Богатая его одежда шита золотом и опушена мехом; на голове меховая шапка. В правой руке он держит сосуд с вином, в левой — копье. Над ним надпись: «безумный мир». 3) На изображении Смерти лицемера змея, выползающая из его рта, представляет нам этот порок.

 

Илл. 22

К этим положительным данным для символики присоединяются некоторые олицетворения, носящие следы античного искусства. Так, например, на изображении Жизни истинного монаха сладострастие олицетворено в виде юноши, совершенно обнаженного, с повязанными глазами и с луком в руках, из которого он пускает стрелу в монаха. Смерть является всегда с большой косой и с песочными часами — атрибуты Сатурна. На изображении Обманчивости времени земного мира следы древнего языческого искусства гораздо явственнее. На самой середине представлен Космос, как на иконах Сошествия Духа Святого. Кругом него помещены олицетворения весны, лета, осени и зимы в виде мужчин с атрибутами, свойственными каждому времени года. Потом следуют месячные знаки и семь возрастов человека. По бокам всего изображения колеса, в котором заключаются все эти изображения, два ангела. Налево ангел с надписью «ночь», направо — такой же ангел с надписью «день».

Мы теперь видели, каким образом греческое иконописание постепенно дошло от икон исторических до икон символических. Этот новый элемент, не разграниченный так резко, как сюжеты обыкновенных икон, должен был оттого сильно развиться и вместе с тем развить и саму науку о символике, оставаясь всегда неотъемлемой собственностью церковного иконописания.

В русском иконописании мы встречаем те же самые различные степени символических икон (илл. 22). Притчи, Апокалипсис, олицетворения хвалебных воззваний или наименований встречаются во всех почти церквях. Но из всех них аллегорические образы всех более содержат материалов для русской символики.

К этой самой категории принадлежала стенная живопись в Царском дворце в Москве при Иоанне IV Васильевиче. Она, к несчастью, давно уже не существует, но мы имеем довольно подробное описание ее в Розыске о деле дьяка Висковатова107. Сомнения, возбужденные этой живописью в уме необразованного дьяка, сохранили нам описание этого памятника, столь важного для символики.

Главный предмет этой живописи была притча св. Василия Великого, которой он обратил в христианство учителя своего, язычника Еввула. Так было объяснено Висковатому на Соборе. Чтобы хорошо понять, каким образом передана была посредством символики притча Василия Великого, надо сначала прочесть его (Висковатова. — Публ.) слова.

- 650 -

На середине стены изображен был на небе Спаситель на херувимах. Над ним надпись: «Премудрость Иисус Христос». В Розыске объяснено, что Спаситель на херувимах «прообразует Святое Крещение и чашу, которую Спаситель приял плотию в распятии, и которая есть оцет с желчию смешан». Это же самое изображение описано в Подлиннике, принадлежащем гр. Строганову; но также весьма темно.

«А что Спас сидит на херувимах, в кругу Его писано: Седяй на херувимах, видяй бездны, промышляяй всяческая, устрашаяй враги и возносяй смиренныя духом. На правой стороне Ангелу надпись, что чашу держит: Чаша гнева Божия, вина не растворенна, исполнь растворения. Милосердию подпись: Душу свою за други своя положи».

Пониже, под изображением Спасителя, написан был ангел с обозначением: «Дух страха Божия». Под ним, еще ниже, олицетворение Жизни со светильником в правой руке и с копьем в левой. У нее под ногами семиглавый дьявол. По сторонам этой средней картины были написаны две двери; над правой помещены олицетворения четырех добродетелей: Мужества, Разума, Чистоты и Правды. Над левой дверью — олицетворения четырех пороков: Блуждения, Безумия, Нечистоты и Неправды.

Кроме этих символических изображений живопись простиралась и по бокам этих дверей. «За дверью с правой стороны писано земное основание и море, и приложение тому в сокровенная его, да ангел — Дух благочестия. Да около того четыре ветра, а около того всего вода, а над водою твердь, а на ней Солнце, к Земле спускающееся; да ангел — Дух благоумия, держит Солнце. Под ним от Полудня гонится Ночь за Днем; а под тем Добродетель да ангел; а подписано: Рачение, да Ревность, да Ад, да Заяц».

«А на левой стороне за дверью писана тоже твердь, а на ней написан Господь в виде ангела, держит зерцало да меч. Ангел возлагает на Него венец. А тому подпись: Благословиши венец лету благости Твоея.

Под тем колесо годовое. У Года колесо. С правой стороны: Любовь, да Стрелец, да Волк; с левой стороны Года: Зависть, а от ней слово к Зайцу: Зависть люто вред, от того бо наченся и прискочи братоубийц. А Зависть пронзила себя мечом. Да Смерть. А около того всего твердь; да ангелы служат звездам и иныя все утвари Божия. Да четыре ангела по углам: Дух Премудрости, Дух Света, Дух Силы и Дух Разума».

В статье своей о Розыске профессор Буслаев указал, каким образом западная живопись отразилась в нашем иконописании; нам остается только рассмотреть этот Розыск как материал для отечественной символики и узнать, какими данными эта стенопись обогащает ее. Главное место в этой живописи занимают олицетворения. Мы сперва видим, что ангелы олицетворяют дары Духа Святого: Дух страха Божия, Дух Благочестия, Дух Благоумия, Дух Премудрости, Дух Света, Дух Силы и Дух Разума; то же самое, как на иконе «Благое Молчание», где написан ангел с тороцами. Потом мы встречаем два противоположных олицетворения: Жизнь и Смерть. Первое держит в правой руке светильник, а в левой — копье.

Смерть, вероятно, представлена была с косой, потому что как бы нарочно указано, что Время с колесом, следовательно, атрибут Сатурна был предоставлен Смерти.

Олицетворения добродетелей и пороков, без всякого сомнения, были сделаны в виде женщин, как это явствует из замечания Висковатова: «В палате в середней Государя нашего написан образ Спасов, да тутож близко него написана жонка, спустя рукава кабы пляшет, а подписано над нею: Блужение, а иное: Ревность, а иные: Глумление».

Во всей живописи добродетели поставлены в противоположность к порокам. Исчисляются:

Мужество — Блуждение,

Разум — Безумие,

Чистота — Нечистота,

Правда — Неправда,

Рачение — Ревность,

Любовь — Зависть.

Добродетели помещены над правой дверью, пороки над левой; можно из этого заключить, что в то время знали еще символическое значение правой и левой стороны; все хорошее было направо, все дурное — налево. Мы это же самое различие встречаем уже в скандинавских и славянских суевериях108: обращали внимание на бег зверей, на полет птиц.

- 651 -

Число добродетелей и пороков, как не основанное на сказаниях книг Священного Писания, не было положительно определено; одни исчисляли их более, другие — менее. На Западе существовала та же самая неопределительность; на соборе в Шартре109 представлено четырнадцать добродетелей, а, напротив того, на заглавном листе рукописной Библии IX столетия в церкви св. Каликста в Риме110 представлено только четыре добродетели: Prudentia, Justitia, Temperantia и Fortitudo (Разум, Справедливость, Умеренность, Мужество).

Художники наши, олицетворив добродетели в виде женщин, последовали правилу, провозглашенному для западной символики Дурандом111: Virtutes in mulieris specie depinguntur, quae mulcent et nutriunt (Добродетели изображаются в образе женщины, потому что они ласкают и питают). Совершенно подобные же олицетворения пороков даже на Западе встреча лись весьма редко, в особенности же редко встречаются они до XIII века. Г-н Шнаазе112 замечает, что обыкновенно принимали семь добродетелей и столько же пороков. Первые состояли из четырех добродетелей, заимствованных из Платоновой республики: Правосудия, Умеренности, Разума и Мужества (Justitia, Temperantia, Pradentia, Fortitudo), и из трех добродетелей христианских: Веры, Любви и Надежды (Fides, Amor <или> Caritas, Spes). Пороки состояли из смертных грехов: Гордости, Зависти, Гнева, Лени, Скупости, Пьянства и Блуда (Superbia, Invidia, Ira, Acidia, Avaritia, Gula, Luxuria). Сравнивая нашу стенопись с этим исчислением, мы увидим, во-первых, что на ней было олицетворено только шесть добродетелей и пороков; во-вторых, не те, которые обыкновенно изображались на западных памятниках.

Из добродетелей мы имеем:

Мужество — fortitudo fortitudo

Разум — prudentia prudentia

Чистота — castitas prudentia

Правда — veritas вместо: justitia

Рачение — temperantia temperantia

Любовь — amor amor или caritas

Надежда и Вера пропущены; на их место взяли Чистоту.

Из пороков:

Блуждение — desperantia

Безумие — imprudentia

Нечистота — impudicitia luxuria

Неправда — mendatia

Ревность — obtrectatio (amoris)

Зависть — invidia invidia

Пропущено Пьянство и заменено Ревностью. Выбор, сделанный нашим художником, имеет большое сходство с выбором, сделанным Джионино, который в Падуе в церкви S. Maria del arena изобразил следующие пороки: injustitia, ira, stultitia, inconstantia, infidelitas, invidia, desperantia. Западная символика обыкновенно изображала эти олицетворения с атрибутами, изъясняющими значение самого олицетворения. Иногда это были предметы, но большей частью при каждой добродетели или каждом пороке помещали животное, коего качества по физиологу соответствовали этой добродетели или этому пороку. Многочисленность памятников, доказывающих это соединение животной символики с олицетворениями, так велика и обыкновенна, что не стоит их исчислять. Для нас только то замечательно, что художники, украсившие государеву палату живописью, следовали образцам западным, как это доказывает олицетворение Любви.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.