ГЛАВА III 3 страница

Теперь сравним нашу повесть с восточными рассказами, и в них мы найдем то же самое:

Соломон⁴¹, возвратившись во Иерусалим, услышал ужасный шум, происходящий от молотков и от пил джинов, строивших храм; шум этот доходил до того, что жители города не могли говорить друг с другом. Он приказал духам прекратить работу и спросил у них, не знают ли они средства обрабатывать металлы без шума. Тогда один из джинов сказал ему: «Только могучий Сахр (Sachr) знает это средство, но доселе он не подчинился твоей власти». «Можно ли добраться до неги?» — спросил Царь. На это джин ответил: «Сахр сильнее нас всех вместе, и он превосходит нас как быстротой, так и силой. Я знаю, что каждый месяц он приходит пить к колодцу, находящемуся в земле Хиджр (Hidjr); может быть, о мудрый царь, ты сумеешь подчинить его своему скипетру». Соломон приказал быстро летающим джинам вычерпать из колодца всю воду и заменить ее вином, спрятаться вблизи и подсмотреть, что

- 623 -

будет делать Сахр. Спустя несколько недель Соломон, находясь на террасе дворца своего, увидел джина, прилетающего быстрее ветра к нему из земли Хиджр. Он спросил у него известия о Сахре. На это джин ответил: «Сахр пьян и лежит возле колодца; мы связали его цепями, толстыми, как столбы твоего храма, но когда он проспится, он разорвет их так же легко, как девичий волос». Соломон немедленно сел на крылатого джина и велел ему перенести себя к колодцу, менее, чем в час времени. Пора было ему прийти, потому что Сахр раскрывал уже глаза, но руки и ноги его были еще связаны, и Соломон мог приложить печать свою к его вые. Сахр вскрикнул так, что вся земля потряслась; но Соломон сказал ему: «Не бойся, могучий джин; я освобожу тебя, когда ты мне скажешь, каким образом можно разрезать без шума самые твердые металлы?» «Я не знаю того, о чем ты меня спрашиваешь, — ответил Сахр, — но ворон даст тебе на это ответ. Возьми яйца, лежащие в гнезде, и накрой хрустальным блюдом, и ты увидишь, как поступит ворон, чтобы разрезать его». Соломон последовал совету Сахра. Птица, видя, что не может добраться до яиц, улетела и, спустя несколько часов, возвратилась, держа в клюве камень, называемый Самур (Samur), и лишь дотронулась им до хрустального блюда, как оно разбилось пополам. Потом следует разговор Соломона с вороном о камне Самуре и месте его нахождения. Предание о Самуре живо сохранилось в памяти и европейских народов (см. сказания о Разрыв-траве, приносимой дятлом).

В том же самом восточном предании находится рассказ, очень важный для символики и для животного эпоса. В нем сказано: «Крик павлина на наречии человеческом значит: «Ты будешь судим так, как сам судишь». Пение соловья означает: «Умеренность в желаниях есть величайшее благо». Горлица говорит: «Для многих созданий лучше бы было не быть созданными». Куропатка: «Кто умеет молчать, тот проходит всего безопаснее». Потатуйка говорит: «Кто не имеет жалости к другим, тот ни в ком не находит жалости». Птица Сирд (Syrdar): «Грешники, обращайтесь к Богу». Ласточка: «Делайте добро, и будете вознаграждены». Пеликан: «Хвала Богу на небесах и на земле». Голубь говорит: «Все преходяще, Бог один вечен». Орел: «Как бы ни была длинна наша жизнь, все-таки кончается смертью». Ворон: «Вдали от людей мне всего уютнее». Петух: «Думайте о Создателе вашем, о люди легкомысленные!»⁴². Из одного этого примера видно, сколько важных данных для символики находится в преданиях Востока и как в восточном животном эпосе подготовлены были все нужные материалы для развития во граде Лукорде символики. Кроме рассказанного выше содержания повести о Китоврасе, в русских рукописях встречается еще другая редакция той же самой сказки, а именно в списке XVII века⁴³. В ней Китоврас является царем города Лукорья и братом Соломона. Узнав, что у Соломона красивая супруга, он посылает боярина своего хитростью увести ее. Потом Китоврас женится на ней, и повесть кончается тем, что Соломон захватывает его в плен и казнит его.

Сочинения Георгия Писиды VII века. В Софийском временнике под 1385 годом отмечено о переводе на русский язык поэмы Георгия Писиды, носящей в греческом оригинале заглавие «‘Εξαήμερον ἣ κοσμουργία» («Шестоднев, или Миросоздание»)⁴⁴.

Христианская топография Козьмы Иидикоплова VI века⁴⁵. Неизвестный автор, по мнению Фабриция (Bibl. Gr. IV. P. 251—262), был купцом в Александрии; посетив во время своих путешествий Индию, составил он описание этой страны, в котором поместил все басни, сочиненные на Востоке и упомянутые в сочинении Ктесия. Тут являются ноздророг (ῥινόκερος), слон, телчеслон (ταυρέλαφος), камелопард (καμηλοπάρδαλις), мскус, вол, единорожец (μονόκερος), вепреслон, речной конь (ἱπποπόταμο), деревья, виноградник, перец, кокосовые орехи (κάρυα ἰνδικὰ, nuces Indicae), фоки, дельфины, хелон (χελώνη), камень иакинт и пр. Во всем сочинении автор, передавая чудные качества разных предметов, обращает внимание на одну естественную историю, не упоминая о символическом значении этих предметов.

Сочинения по естественной истории, например, Диоскорида и других, содержат многое для символики.

Жития святых, писанные по-гречески, содержат богатый материал для символики; подробности будут помещены в Символическом словаре.

Переводы разных греческих книг, в которых есть статьи, относящиеся до символики; так, например, Изборник Святослава 1073 г. содержит «Сказание о 12 камнях св. Епифания Кипрскаго» [см. выше].

- 624 -

Один из важнейших источников физиологии находится в цикле сказаний об Александре Великом.

Книги толковые, [разъяснявшие смысл Священного Писания не только с богословской, но и с символической и даже естественноисторической стороны, то в виде связных толкований на отдельные книги Библии, то в виде вопросов и ответов произвольного состава, содержат в себе обширный материал по христианской символике].

Иногда толкования выражались не словами, а лишь изображениями: таковы греческие Псалтири символически-толковые с картинами [на полях]; система [лицевых толкований], в них принятая, переходит в том же виде и в Россию.

Все эти сочинения, перешедшие вместе с христианской верой, получили по всей России неоспоримое право гражданства. Чудные сказания не были подвергнуты строгой критике, а только переведены более или менее точно. Достоверность этих сказаний осталась неоспоримой. Оттого мы видим, что на памятниках постоянно появляются изображения тех предметов, коих описание содержится в этих византийских источниках. Сверх того мы увидим, что эти семена преданий о чудесном мире пали на почву, довольно к этому подготовленную.

Норманнский элемент, вошедший в Русь вместе с призванными князьями, принес с собой сведения о физиологии и о физиологах. Вот на чем мы основываем наше мнение: занесение в Русь физиологов норманнами может доказываться [вещественными] памятниками, на которых с очень раннего времени изображаются животные, как в [западных] бестиариях, и письменными памятниками, где животные применяются по смыслу бестиариев, а не по смыслу греческих физиологов^*.

ГЛАВА II

Второй главный источник византийской символики: памятники вещественные.
Символика в архитектуре, живописи и ваянии. Преобладание аллегорий или олицетворений.

Мы теперь видели, сколько письменных памятников греческое духовенство привнесло в Россию. Все эти памятники способствовали к расширению пределов символики. Но кроме этих источников византийская символика еще более укоренилась на Руси памятниками вещественными, по которым каждый мог изучать наглядно приложение этой науки к искусствам. По части искусств и художеств Россия столько же могла научиться от Византии, сколько она почерпала в письменных источниках. Стоит взглянуть на состояние архитектуры и художеств в Византии, чтобы понять, какие сведения и какие образцы греческие художники приносили с собою.

Византийская архитектура при Крещении Руси уже стояла на высшей ступени развития; она уже создала храм св. Софии и, воспользовавшись техникой и примерами древних, преобразила архитектуру языческую в христианскую науку, применив ее к потребностям религии. Византийский купол, оканчивающий здание, символически выражал единство Бога и вместе с тем служил доказательством, что византийская архитектура дошла до полного знания необходимых для нее правил и достигла до венца полного развития. Все храмы, выстроенные до св. Софии, показывают постепенное развитие искусства; постепенно создавались новые формы, совершенно чуждые языческой архитектуре^<⁴⁶^>. Церкви в Тире и Вифлееме, храмы Влахерн и св. Иоанна в самом Царьграде были выстроены еще по образцу римских базилик. Но вскоре эта форма заменяется круглой и осьмигранной, как в церкви Гроба Господня, в церкви Антиохийской. Но и эта форма уступает место равностороннему греческому кресту, как, напр<имер>, в церкви св. Апостолов в Царьграде, евангелиста Иоанна [в Латеране] в Риме. Наконец, постройкой св. Виталия в Равенне и св. Сергия и Вакха в Царьграде византийская архитектура приготовилась к созданию св. Софии. Архитектурная наука кроме своих правил об изящном имела также свои правила символики, ибо каждая часть христианского храма должна была символически напоминать или догматы веры, или историю

- 625 -

Церкви. Так, напр<имер>, в пятиглавой церкви средняя глава означает Христа, а остальные четыре — евангелистов.

С развитием архитектуры тесно связано развитие ваяния и живописи. И то и другая развивались и даже перерождались для лучшего украшения храмов, и для этой цели они постоянно принуждены были прибегать к символике, как к богатому запасу изящных изображений. Страсть к символизму, которая, как мы видели выше, сильно развилась в первых столетиях христианства и удержалась в средних веках до самого Возрождения, сделала символические изображения необходимой принадлежностью всякого памятника.

Эти памятники искусства как живописи, так и ваяния составляют богатый источник материалов для символики. В них в особенности замечательно почти постоянное преобладаниеаллегории или олицетворения.

Христанская Церковь, переживши времена гонения и страданий и переходя из состояния угнетения в состояние победителя, должна была себе создать искусство новое, соответствующее ее догматам. При этом создании, при этом рождении христианского искусства присутствует та же разумная терпимость ко всему старому, ко всему, перешедшему в народные нравы и привычки, какую мы уже заметили выше при рассмотрении происхождения византийской символики. Преобладающая теперь Церковь не стала ломать и уничтожать прежние формы и типы. Прежде чем уничтожить их, ей надо было заменить их совершенно новыми, а так как она этих новых типов не имела тут же под рукой, то употребила старые, освященные временем и произведениями гениальных художников древности.

Первую необходимость приложения этих типов языческого мира к памятникам христианства Церковь в особенности почувствовала при представлении олицетворений, которые она встречала в книгах Священного Писания. Написанные на Востоке, эти книги пропитаны духом восточных народов, расположенных к аллегорическим картинам; <как> в Ветхом, так и в Новом Завете мы везде видим преобладание этого направления.

Сам Бог в книгах Ветхого Завета обращается к природе, как к лицу: «Слыши небо, и внуши земле, яко Господь возглагола: сыны родих и возвысих, тии же отвергошася Мене» (Исайя 1, 2). «Ужасеся небо о сем, и вострепета попремногу зело, глаголет Господь» (Иерем. 2, 12). «И речеши: горы Израилевы, слышите слово Господне; сия глаголет Адонаи Господь горам и холмом, и каменем и дебрем; се Аз наведу на вы меч, и потребятся высоты ваша» (Иезек. 6, 3). «Слышите, яже глагола Господь: востани, судися с горами, и да слышат холми глас твой. Слышите горы суд Господень, и дебри основания земли: яко суд Господень к людем Его, и со Израилем претися имать» (Мих. 6, 1—2).

Этим примерам, часто встречаемым, соответствуют те слова, в которых выражается радость или почтение всей природы. Природа, как бы возбужденная словами Божиими, воплощается, олицетворяется и отвечает Ему: «Небеса поведают славу Божию, творение же руку Его возвещает твердь. День дни отрыгает глагол, и нощь нощи возвещает разум» (Псал. 18, 1—2). «Да восхвалят Его небеса и земля, море и вся живущая в нем» (Псал. 68, 35). «Фавор и Ермон о имени Твоем возрадуетася» (Псал. 88, 13). Псалмы 147 и 148 вызывают Иерусалим, Сион и всю природу: солнце и луну, звезды и свет, небеса небес и воду, змиев и бездны, огонь, град, снег, голоть, дух бурен, горы и холмы, древа плодоносная и кедры, звери и скоты, гады и птицы пернаты на хваление Господа Бога.

У духовных писателей мы встречаем столько же примеров олицетворений. Так, Григорий Назианзин († 389) называет землю матерью всех существ (μήτηρ πάντων); обращается прямо к ней словами: «священная земля» или «любезная земля» (Γαι̃α φίλη) и упрашивает ее хранить умерших или не принимать в свои недра людей, обкрадывающих гробницы⁴⁷.

К этим словам, выражающим олицетворение природы вообще, не придавая ей, кроме голоса, никаких других признаков совершенного и полного олицетворения, надо присоединить примеры из Священного Писания, в которых выказываются остальные признаки. В них олицетворения являются совершенно человеческими существами, смотрят, убегают, прыгают и пр., одним словом — одаренными всеми членами человеческого тела. Псал. 113, 3—7: «Море виде и побеже, Иордан возвратися вспять. Горы взыграшася яко овни, и холми яко агнцы овчии. Что ти есть море, яко побегло еси, и тебе Иордане, яко возвратился еси вспять? Горы, яко взыграстеся яко овни, и холми яко агнцы овчии?». Псал. 97, 8—9: «Реки восплещут рукою вкупе; горы возрадуются от лица Господня». Числ. 16, 30: «Но явно покажет

- 626 -

Господь, и отверзши земля уста своя пожрет я». Иона 2, 4: «Отвергл мя еси во глубины сердца морскаго, и реки обыдоша мя». Плач Иер. 2, 18—19: «Возопи сердце их ко Господу: стены дщере Сиони да излиют якоже водотеча слезы день и нощь; не даждь покоя себе, и да не умолкнет зеница очию твоею. Востани, поучися в нощи в начале стражбы твоея, пролей яко воду сердце твое пред лицем Господним, воздвигни к Нему руце твои».

Придав олицетворениям человеческое тело и все внешние признаки человека, книгам Священного Писания оставалось для окончательного и полного образования этих олицетворений приписать им те умственные и душевные способности, которыми пользуется человек. Мы встречаем примеры, в которых упоминается об умственных и душевных признаках олицетворений. Так, в книге Иова (20, 27) говорится о разумной деятельности неба и земли: «И да открыет небо беззакония его (нечестивого), и земля да востанет нань»; у пророка Иеремии (51, 48): «И возвеселятся над Вавилоном небеса и земля, и вся сущая в них».

Олицетворения, так ясно и так полно выраженные в книгах Священного Писания, нуждались в типах в то время, когда отживающий мир язычества и политеизма во всякой частице природы видел особое божество и придал ей особые отличительные атрибуты. При этой многочисленности языческих типов трудно было немедленно, при первой нужде, создать новые типы и приучить к ним глаз новообращенных. Христианская религия, при своей терпимости, не только не отбросила все эти типы языческого мира, но даже в первые времена воспользовалась самыми зданиями язычников; одеяния их служили облачениями для христианских священников⁴⁸, саркофаги их употреблялись для погребения христиан. Допустивши раз эту терпимость ко всему древнему, рождающееся христианское искусство воспользовалось преданиями греков и разом получило возможность выразить на памятниках вещественных понятия и идеи нового учения. При самом Константине Великом христианские олицетворения выражаются типами, заимствованными у языческого искусства, и с тех пор остаются принадлежностью всякой аллегории. Они сами и со всеми их атрибутами до такой степени, с самого начала уже, слились с христианским искусством, что нам нельзя отыскивать в них постепенного развития. Олицетворения посредством языческих типов немедленно и во всей своей обширности допущены в христианское искусство, и нам остается только изучать, какое положение и какое значение они получили на христианских памятниках.

Вместе с олицетворениями природы в христианском искусстве развились одинаковым образом и олицетворения понятий отвлеченных. Сюда принадлежат как качества, так и пороки человеческие, нравственное состояние человека, одним словом — олицетворение духовной жизни и духовного состояния. Эти олицетворения отвлеченных понятий, раз они должны были быть выражены вещественно, наглядно, еще более, чем олицетворения природы, нуждались в типах языческого мира и еще теснее сроднились с формами древней мифологии. Они на памятниках христианских не различаются от олицетворений природы, а наравне с ними участвуют в общем распределении памятника.

Эта часть символики превосходно исследована в сочинении г-на Пипера Mythologie und Symbolik der Christlichen Kunst⁴⁹. Он рассматривает все памятники от языческих до новейших времен и разделяет олицетворения на олицетворения вселенной и небесных явлений, к которым причисляются небо, земля, море, четыре стихии (στοιχει̃α), преисподняя, солнце, луна, планеты, гармония сфер небесных, звезды и знаки Зодиака. Второй отдел состоит из олицетворений времени вообще, времени и часов дня, года и месяцев. Третий отдел содержит явления атмосферы, как-то: явления огненные, ветры и части света. Четвертый отдел образуют явления на земле, т. е. горы, землетрясения, реки, страны и города. К этим четырем отделам присоединяется прибавление об олицетворениях нравственно-мифологических (ethisch-mythologische Vorstellung).

После столь обширного и ученого труда мне почти не следовало бы заниматься этой частью символики, если бы автор, обняв все известные доселе памятники, в особенности западные, не упустил из виду особенности, свойственные одним олицетворениям византийской символики. Г-н Пипер, исследуя все памятники, как восточные, так и западные, стремится к своей цели: доказать, сколько остатков языческой мифологии сохранилось в христианском искусстве. Мне же, напротив, рассматривающему одну византийскую символику, надо только обратить внимание на символические правила, которым олицетворения были подвергнуты в византийской символике. Кроме того, для меня важно доказать, что эти правила, получившие

- 627 -

силу закона для греков, перешли к нам в Русь и сохранились в нашей символике. Труд г-на Пипера послужит мне важным путеводителем в затруднительном вопросе об олицетворениях, и часто мне надо будет прибегать к его исследованию; но воззрение его на символику византийскую я постараюсь расширить памятниками новыми и не описанными ученым профессором Берлинского университета.

В рукописях от IV века до конца X века сохранились еще явные признаки свежести древних преданий, оттого олицетворения и все атрибуты, употребляемые для ясного определения значения олицетворений, заимствованы у древнего языческого мира. Греческая мифология ярко отразилась в этом периоде миниатюрного искусства византийцев. Первый пример олицетворения встречается в древнейшем списке книги Бытия в Вене⁵⁰. На картине, изображающей изгнание Адама и Евы из рая, между ними представлена фигура в длинной одежде; эту фигуру Ажинкур принимает за олицетворение Раскаяния. Выражение лиц и движений Адама и Евы действительно представляют все признаки величайшего горя. Но точность этого предположения Ажинкура могла бы быть подвергнута сомнению, если бы на 13 и 14 рисунках мы не встретили нового подтверждения. На 13 рисунке представлена Ревекка, поящая из колодца слугу и стада Авраама; на 14 рисунке Ревекка говорит со слугою Авраама и получает от него «усерязи златы весом по драхме и два запястия на руки ея» (Быт. 24, 22). На обоих рисунках возле источника нарисована нимфа: полуобнаженная женская фигура лежит, облокотившись на урну, из которой течет вода; на голове длинные волосы, придержанные повязкой.

В другой рукописи той же библиотеки, VI века, написанной по приказанию Иулианы (Juliana Anicia), дочери императора Оливрия, внучки Валентиниана III, художник еще более пользовался олицетворениями. На первом рисунке этой рукописи Диоскорида представлен павлин; Ламбеций полагает, что, означая у древних апофеоз, павлин изображен здесь льстивым художником в честь Иулианы в том же самом символическом значении. Монфокон, напротив, относит весь символизм этого павлина к значению, принятому Аристофаном, что эта птица была атрибутом медиков (μηδικὸς ὄρνις)⁵¹.

На втором и третьем рисунках — изображения древних медиков, а на четвертом представлен Диоскорид, сидящий в кресле. Перед ним стоит женщина, молодая, в длинной одежде, с ожерельем на шее, на руках — браслеты; она протягивает ему корень мандрагоры (mandragora nigra)⁵². Над нею надпись: ΕΥΡΕΣΙΣ, Изобретие, находка. На следующем рисунке то же самое олицетворение держит мандрагору; с одной стороны художник рисует этот корень, а с другой Диоскорид сидит и описывает его.

Илл. 3

На шестом рисунке, в осьмигранном поле, образовавшемся на середине круга, перевитого золотой цепью, сидит на золотом престоле, поддерживаемом двумя орлами, Иулиана, в венце, в одежде частью золотой, частью голубой, и в красных башмаках, как царьградские императрицы; под ногами ее скамья. В левой руке она держит книгу, а правая протянута

- 628 -

вперед. По сторонам две аллегорические фигуры, объясненные надписями: налево от нее ΦΡΟΝΗΣΙΣ, Благоразумие, держит книгу; направо — ΜΕΓΑΛΟΨΥΧΙΑ, Великодушие, с золотыми монетами на груди. Перед нею стоит крылатый ребенок и подносит Иулиане открытую книгу; над ними надпись: ΠΟΘΟΣ ΤΗΣ ΣΟΦΙΑΣ ΚΤΙΣΤΟΥ, Любовь мудрости Создателя. Ниже Купидона лежит на коленях женщина в длинной белой одежде («albo amictu instar sanctimonialis, sive Deo, consecratae virginis, vestita» («одетая в белое, подобно монахине») по Ламбецию. Она так низко нагнула голову, что лбом дотрагивается до правой ноги Иулианы. Над нею полуистертая надпись, из которой хорошо читается только первое слово ΕΥΧΑΡΙΣΤΙΑ, Благодарность. Пониже скамьи стоят две меры хлеба, символически означающие щедрость (илл. 3).

Во всех этих олицетворениях, созданных по образцам языческой мифологии, древний элемент так преобладает, что совершенно отстранил все христианское. Эти олицетворения более годятся на древний греческий или римский памятники, чем в христианскую символику. Вообще они долго сохраняют свой языческий характер и стоят совершенно отдельно, особняком, в христианской символике как отпечаток древней мифологии. Этот отпечаток еще разительнее поражает в тех изображениях, где олицетворения помещены вместе с историческими лицами Священного Писания. Византийская живопись в рукописях изобилует примерами этого.

Илл. 4

Илл. 5

В Ватиканской рукописи VII (X в. — Публ.) века, или, точнее сказать, в картинном свитке истории Иисуса Навина (Palatina, № 405) наряду с действующими лицами Библии постоянно являются олицетворения. Во-первых, мы имеем олицетворения городов Иерихона, Гай и Гаваона. Сохранив типы, помещаемые на древних монетах как греческих, так и римских, они представлены с теми же атрибутами: на голове стенчатый венец; туника голубая или красноватая; в руках или рог изобилия, или длинный жезл, или свиток. Когда женщина, олицетворяющая Иерихон (ΠΟΛΙΣ ΙΕΡΙΧΩ), видит взятие города, то она опустила руки в виде отчаяния, и рог изобилия лежит возле нее на земле. Город Гай (ΠΟΛΙΣ ΓΑΙΕ) держит свиток в левой руке и, опираясь на правую руку, с равнодушием смотрит на соглядатаев, посланных Иисусом Навином (илл. 4). На картине, где израильтяне со слишком незначительным войском приступают к Гаю, олицетворение его спокойно сидит у городской стены, правой рукой придерживает оно рог, на который облокотилось левой. Те же самые атрибуты встречаются также и в олицетворении города Гаваона (ΠΟΛΙΣ ΓΑΒΑΩΝ). Оно сидит и держит длинный посох с шаром наверху; кроме белой туники, на плечах видны концы голубой мантии, а внизу лежит красноватая драпировка (илл. 5). Вокруг голов у всех трех олицетворений сделан венец (нимб), который тут в первый раз является особым признаком византийского

- 629 -

иконописания; он не означает ни власти, ни святости, а служит признаком того, что нарисованная фигура не есть лицо действительное, а олицетворение или аллегория.

В этой же рукописи мы имеем олицетворения целых местностей, как, например: дебрь Ахор — полуобнаженная мужская фигура лежит на горе, опираясь на левую руку, а в правой держит колосья; возле нее надпись: ΕΜΕΚΑΧΟΡ (Иис. Нав. 7, 24): «...и возведе я во емек Ахор» (в дебрь Ахор). Вокруг головы нет венца. Местность Галгал — полуобнаженная фигура лежит и держит у левого плеча рог изобилия; при ней надпись: ΓΑΛΓΑΛ (Иис. Нав. 4, 19). Холм обрезания. Лежащая полуобнаженная фигура с надписью: βουνὸς τω̃ν ἀκροβυστιω̃ν. Гора Гевал — полуобнаженная лежащая фигура, прикрытая голубой драпировкой, с надписью: ΟΡΟΣ ΓΑΙΒΑΛ.

На другом рисунке эта фигура держит рог изобилия. Все эти олицетворения не имеют отличительных атрибутов и как бы свидетельствуют о начале сочинения аллегорических фигур. Только Иордан, как нимфа колодезя Ревекки, легко отличается по урне, на которую он опирается, по водяным растениям, которые держит в левой руке, и вообще по общему сходству в позе со всеми речными богами древней мифологии (илл. 6).

Илл. 6

Такие же, самые ясные, атрибуты встречаем мы у другого морского божества, служащего олицетворением в рукописи IX века проповедей Григория Назианзина в Париже (№ 510)⁵³. Моисей ударяет посохом воды Чермного моря, изображенные в виде обнаженной женщины, держащей в руке весло античной формы и обозначенной надписью: θάλασσα (море).

В ватиканской рукописи X века (№ 755) пророчеств Исайи находится изображение пророка молящимся. Чтобы выразить в изображении слова пророка: «От нощи утренюет дух мой к Тебе, Боже» (Ис. 26, 9), художник представил перед Исайей ребенка в короткой рубашке, держащего в руке факел; над ним надпись: ὄρθρος, Утренняя заря. За пророком Исайей стоит олицетворение Ночи, Η ΝΥΞ, в виде женщины зеленоватого цвета. Над головой ее развивается голубое покрывало с белыми звездами. В левой руке держит она потухающий факел, вся одежда ее темного цвета; верхняя часть, с красноватыми оттенками, кончается к низу совершенно черным цветом, как небо темнеет, когда потухают последние румяные лучи закатившегося солнца. Венцы вокруг голов незаметны в ватиканской рукописи, зато они ясно обозначены на совершенно подобном изображении в современной рукописи в Париже⁵⁴.

В другой современной рукописи, в Псалтири с толкованиями в Париже (№ 139)⁵⁵ аллегория еще более развита и уже совершенно слита с действующими лицами. На первом рисунке изображен Давид, поющий псалмы. Возле него сидит и опирается на его плечо женская фигура: Мелодия (ΜΕΛΟΔΕΙΑ). Другая женская фигура, вероятно, тоже олицетворение, может быть, Поэзии, выглядывает позади из-за памятника. Впереди спокойно лежит мужская фигура темно-коричневого цвета, отчасти покрытая зеленым покрывалом; в левой руке — ветка. Надпись: ΟΡΟΣ ΒΗΘΛΕΕΜ, означает, что эта фигура олицетворяет лесистые горы Вифлеемские (илл. 7). На изображении борьбы Давида со львом олицетворение Крепости ΙΣΧΥΣ поддерживает его, а из-за скалы выглядывает с удивлением юношеская фигура,

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒