|
|||
Наблюдение 1.Стр 1 из 14Следующая ⇒
Лео Каннер АУТИСТИЧЕСКИЕ НАРУШЕНИЯ АФФЕКТИВНОГО КОНТАКТА перевод с английского В.Е. Каганa Наблюдение 1. Дональда Т. мы впервые видели в октябре 1938г. в возрасте пяти лет и одного месяца. Отец Дональда, прежде чем приехать к нам из родного города, прислал машинописную историю на 33-х страницах, давшую, несмотря на навязчивость детализации, прекрасное представление об истории развития мальчика. Дон родился в срочных родах 8 сентября 1933 г. с весом около семи фунтов. До 8-месячного возраста он получал грудное вскармливание с прикормом, состав которого часто менялся. «Еда, - писал отец, - всегда была для него проблемой. Он никогда не выказывал нормального аппетита. Его никогда не соблазнял вид детей, уплетающих конфеты или мороженое». Зубы прорезáлись в срок. Ходить стал в 13 мес. К году «он умел мычать или петь правильно много мелодий». До двух лет у него «необычная память на лица и имена, он знал названия множества зданий» в городе. Семья поощряла его в разучивании и декламации коротких стихов и даже 23-го Псалма и 25-ти вопросов и ответов пресвитерианского катехизиса. Родители замечали, что «он не мог научиться задавать вопросы или отвечать на вопросы, пока в них не было рифмы или созвучия, и часто он задавал вопросы, состоящие только из одного слова». Он выговаривал слова очень четко. Он начал интересоваться картинками и очень скоро знал необычайное количество иллюстраций в Комптоновской энциклопедии, узнавал портреты президентов «и большинства его предков и родственников с обеих сторон». Он быстро выучил алфавит «спереди назад и сзади наперед» и научился считать до 100. Уже с раннего возраста он был счастливее всего в одиночестве, почти никогда не просился криком к матери, казалось, не замечал возвращения домой отца и был безразличен к приходившим родственникам. Отец особо подчеркнул, что он не обратил ни малейшего внимания даже на Санта Клауса при полном параде. Ему достаточно самого себя. Он не проявляет чувств, когда его ласкают. Он не замечает, когда кто-то приходит и уходит, и никогда не радуется отцу, матери или товарищам по играм. Кажется, он ушел в раковину и живет сам с собой. Однажды взяли из приюта самого привлекательного его ровесника, чтобы они с Дональдом провели лето вместе, но Дональд никогда не задавал ему вопросов и не отвечал на его вопросы, никогда не играл с ним. Он никогда ни к кому не идет, если его позвать, его приходится принести на руках или привести в нужное место. На втором году у него появилось «маниакальное стремление крутить в руках кубики, кастрюли и другие круглые вещи». В то же время, он не любит самоходные машинки, как в тэйлоровских наборах4, велосипеды и качели. Он очень боится велосипедов и, когда его уговаривают покататься, впадает почти в ужас, цепляясь за помогающего ему взрослого. Этим летом (1937) мы купили ему горку, и, когда в первый вечер другие дети катались с нее, он к ней даже не подошел, а когда мы поставили его наверх, чтобы он съехал с горки, его обуял ужас. Но на следующее утро, когда никого не было, он вышел, забрался по лесенке на горку и съехал; с тех пор он часто катался с горки, но только если не было детей, чтобы кататься с ним ... Он всегда счастлив и занят, развлекая сам себя, но протестует, если его заставляют играть с определенными игрушками. При попытках помешать ему, он давал вспышки гнева с деструктивным поведением. Он «страшно боялся, когда шлепали или ударяли», но «не мог связать свое поведение с наказанием за него», В августе 1937 г. Дональда поместили в туберкулезный профилакторий, чтобы «изменить среду». Там он обнаружил «нежелание играть с детьми и делать то, что дети его возраста обычно любят». Там он прибавил в весе, но у него появилась привычка трясти головой из стороны в сторону. Он продолжал крутить предметы и прыгал в экстазе при виде их вращения. Его отвлеченность делает его совершенно безразличным к окружающему миру. Кажется, он всегда думает и думает, и чтобы привлечь его внимание, надо пробиться через психический барьер между его внутренним сознанием и окружающим миром. Отец, на которого Дональд похож физически, успешный, педантичный, работящий юрист, переживший два «срыва» под тяжестью работы. Нарушения здоровья он всегда воспринимает серьезно, укладывается в постель и тщательно выполняет рекомендации врачей даже при легчайшей простуде. Мать закончила колледж, спокойная, способная женщина, по отношению к которой муж чувствует себя значительно выше. Второй ребенок, мальчик, родился у них 22 мая 1938 г. Отмечались бесчисленные вербальные ритуалы, повторяющихся весь день. Когда он хотел встать после дневного сна, он говорил: «Бу (так он называл мать), скажи: ‘Дон, ты хочешь встать?‘«.Мать выполняла это, и Дон говорил: «Сейчас скажи: ‘Хорошо’». Она говорила, и он вставал. Во время еды, повторяя часто слышанное, он говорил матери: «Скажи: ‘Ешь это, а то не дам тебе помидоры, а съешь - дам’» или «Скажи: ’Если выпьешь это, я засмеюсь и улыбнусь’». Мать должна была подчиняться, или он визжал, кричал и напрягал мышцы шеи. Это повторялось в течение дня по разным поводам. Казалось, он получает огромное удовольствие, произнося слова или фразы типа «Хризантема», «Георгин, георгин, георгин», «Бизнес», «Виноградное вино», «Правая здесь, левая – нет», «Сияние сквозь тучи». Такие неуместные высказывания были обычны для его речи. Его повторение когда-то слышанного выглядело попугайничаньем. Он использовал личные местоимения, повторяя обращение к нему и даже имитируя интонацию. Когда он хотел, чтобы мать сняла с него ботинки, он говорил: «Сними твои ботинки», а когда хотел в туалет: «Ты хочешь в туалет?». Его слова «положи это вниз» означали для него, что он положил что-то на пол. У него были «молочный стакан» и «стакан для воды», и когда он наливал молоко в «стакан для воды», оно становилось «белой водой». Слово «Да» долгое время означало его желание, чтобы отец посадил его на плечо. Было понятно, откуда это взялось. Пытаясь научить его говорить Да и Нет, отец как-то спросил: «Ты хочешь, чтобы я по садил тебя на плечо?». Дон выражал согласие буквальным повторением вопроса, похожим на эхолалию. Отец тогда сказал ему: «Если ты хочешь, чтобы я взял тебя на плечо, скажи Да, а если не хочешь, скажи Нет». Дон сказал Да, и после этого Да стало обозначать желание оказаться у отца на плече. Он появился у нас снова для осмотра в мае 1939 г. Внимание и концентрация выросли. Он был в лучшем контакте с окружением и обнаруживал некоторые непосредственные реакции на людей и ситуации. Он выражал досаду, когда его настойчиво и требовательно пытались купить на посулы чего-то, и радовался похвале. В клинике мы могли наблюдать постоянные и настойчивые попытки как-то следовать режиму дня и более или менее правильное обращение с вещами. Но он все еще рисовал пальцем буквы в воздухе, стрелял словами (Точка с запятой; Двенадцать, двенадцать; Убит, убит; «Я могу поставить маленькую запятую или точку с запятой»), жевал бумагу, пачкал волосы пищей, бросал книги в унитаз, засовывал ключ в сливное отверстие, залезал на стол и на шкаф, давал вспышки гнева, сам с собой хихикал и шептал что-то. Добравшись до энциклопедии, он выучил около 15-ти слов из указателя и повторял их снова и снова. Мы помогали матери в ее попытках развить его интерес к обычным житейским ситуациям и участвовать в них. Вот некоторые выдержки из последующих писем матери. Сентябрь 1939. Он по-прежнему ест, моется и одевается только в моем присутствии и с моей помощью. Он становится изобретательнее, строит из кубиков, разыгрывает истории, пытается мыть машину, поливает из шланга цветы, играет в магазин с домашними бакалейными запасами, пробует вырезать картинки ножницами. Цифры до сих пор очень влекут его. В то время как его игра определенно развивается, он никогда не задает вопросов о людях и не выказывает никакого интереса к нашим разговорам ... Октябрь 1939. (Директор школы – знакомый матери – согласился попробовать взять Дональда в 1-й класс). Первый день стоил мальчику многих усилий, но потом с каждым днем все шло лучше и лучше. Дон намного более самостоятелен, хочет делать многое по самообслуживанию. Он хорошо ходит в строю, отвечает, когда его вызывают, он более послушен и покладист. Он никогда сам не рассказывает о происходящем в школе и никогда не отказывается идти в школу ... Ноябрь 1939. Я утром зашла в его класс и была удивлена тем, как хорошо он сотрудничал и реагировал. Он был очень тих, спокоен и слушал учителя примерно пол-урока. Он не визжал, не бегал по классу, а сидел за партой, как все дети. Учительница начала писать на доске и это сразу же привлекло его внимание. Она писала: Март 1940. Самое большое улучшение, которое я заметила, это его осознание окружающего мира. Он намного больше говорит и задает изрядно больше вопросов. Не часто случается, чтобы он сам рассказал о происходящем в школе, но, если я задаю наводящие вопросы, он отвечает на них правильно. Он по-настоящему включается в игры с другими детьми. Однажды он втянул всю семью в недавно узнанную игру, точно говоря каждому из нас, что делать. Он лучше ест сам и обслуживает себя ... Март 1941. Он значительно улучшился, но основные трудности все еще налицо ... Он верно пользовался местоимениями, и фразы его были грамматически правильными. Он все еще был крайне аутичен. Его отношения с людьми не простирались дальше обращения к ним в случае надобности или желания узнать что-нибудь. Разговаривая, он никогда не выглядел как личность и не использовал коммуникативные жесты. Даже этот контакт прекращался с момента, когда его желание было удовлетворено. Письмо от матери, датированное октябрем 1942 г.:
|
|||
|