КРОВАВЫЙ МАДАЛЬОН 17 страница

Так прошла вечность. И еще одна, прежде чем он вновь обрел способность мыслить и осознавать происходящее вокруг. Лейтенант тряхнул головой, прогоняя наваждение и почти в ту же секунду, оно исчезло, словно предрассветная легкая дымка.

Бигвельхюрст огляделся. Он по-прежнему стоял на безлюдной равнине, но та больше не была усыпана костями. Теперь, это была стандартная поверхность характерная для большинства Имперских миров. Мира-кузницы или мира-улья. Унылая и обесцвеченная почва, выцветшая настолько, что превратилась в иссушенный кусок камня. И сбитая столь плотно, что не способна была исторгнуть из себя даже пыль.

Неожиданно вдалеке, так же внезапно, как смерч до этого, появилась человеческая фигура. Она сформировалась из размытого пятна и по мере того, как начала приближаться к Шандраку, становилась все отчетливее, и отчетливее. Это был мужчина, облаченный в военную форму, с лаз-карабином в руках, и сбитых форменных ботинках. Отдаленно он напомнил лейтенанту давно ушедшего друга. Но с каждым проделанным шагом, это сходство становилось все сильнее, пока Бигвельхюрст не узнал в неизвестном капитана Рэйна.

Лейтенант хотел удивиться, а возможно, испугаться, но почему-то не смог. Вместо этого он сделал шаг навстречу и не своим голосом произнес:

- Рана не беспокоит?

Шандрак так до конца и не понял, сказал ли он это вслух или только подумал. Не отрываясь, он продолжал смотреть на огромную рваную рану в груди Рэйна, не понимая, как такое увечье не привело капитана к смерти. Зияющее ранение не кровоточило, открывая взорам бледно фиолетовую плоть, оголившиеся нервы и треснутые ребра, уходящие осколками в одно из неподвижных легких. Все это делало образ Рейна еще более нереальным. И по телу Бигвельхюрста прошел спазм озноба, когда капитан заговорил.

- Я привык. К этому привыкаешь. Довольно быстро. Почти сразу. И безболезненно. Почти.

- Привыкаешь к чему? – С удивлением и хрипотцой в голосе, от перехваченных спазмом голосовых связок, спросил Шандрак, хотя уже и сам все понял.

- К смерти. – Просто и отрешенно ответил его старый товарищ. – К ней очень быстро привыкаешь. Гораздо быстрее, чем к жизни.

- Ты умер? – Лейтенант понимал, насколько безумно прозвучал его вопрос, но все равно задал его.

- Ты же понимаешь, что с таким живут? – Капитан ткнул пальцем себе в грудь, в самую рану. – А, впрочем, ты-то сам тоже не можешь похвастаться, что живешь. Ну, разве что чуть-чуть живее меня. И что с этого? Что есть у тебя в этой твоей жизни, кроме ран? Крови? Боли? Страха? Отчаяния?

Рэйн подошел совсем близко, так, что смог дотронуться рукой до плеча Бигвельхюрста.

- Тебя ранили тогда. Помнишь? Вот сюда. – Узловатыми холодными пальцами капитан нашарил на плече Шандрака место давнишнего ранения, и с силой туда надавил. – Рука болит до сих пор. Верно?

Как будто в подтверждение этих слов в плече лейтенанта вспыхнула такая острая боль, словно его ранили только что, а не два года назад. Отшагнув назад, Бигвельхюрст схватился левой рукой за плечо, чувствуя, как жгучая боль пронзает его насквозь, все глубже, и все сильнее. Переходя в нестерпимый жар, боль разливалась от горящего предплечья вниз по всему телу, с каждым мгновением становясь все невыносимее. Шандраку показалось, что сейчас он потеряет сознание. Бешенных усилий стоило ему не закричав, остаться стоять, игнорируя вмиг ослабевшие, подгибающиеся колени.

- Сам посуди. Разве это жизнь? – Следом за лейтенантом Рэйн сделал подшаг вперед и с безразличным вздохом еще сильнее надавил на пульсирующее нестерпимой болью плечо Бигвельхюрста.

От этого адское жжение стало совершенно нестерпимым, и лейтенант обессилено рухнул перед Рэйном на колени. Но тот по-прежнему, не убирал руку с плеча Шандрака, продолжая вдавливать бывшего друга в безжизненный камень, на котором тот стоял. Так продолжалось несколько минут, прежде чем Бигвельхюрст застонал в голос, не в силах больше сдерживаться. Услышав его стон, мертвец издал протяжный издевательский смешок, вжимая пальцы еще глубже в плечо Шандрака.

«Он насмехается?!» – Гнев заставил Бигвельхюрста попытаться вскочить с колен.

- Даже не пробуй. – Голос Рэйна стал злобным, каждой своей безжалостной ноткой стегая, как бичом. – Будет только хуже. Ты ведь давно заметил, что чем больше сопротивляешься, тем хуже. Тем больнее. Ты знаешь о чем я говорю.

В этот момент к горлу Шандрака удушливым комом подкатился всепоглощающий страх, заставив лейтенанта содрогнуться.

«Император защити!» - Взмолился он в отчаянии и почти тут же в голове, сама собой, восставая из покрытого могильным пеплом забытья начала складываться молитва.

Забытые слова, совсем недавно размолотые смерчем в прах, воскресали. Вставали подобно тому, как поднимаются в атаку гвардейцы, чтобы повергнуть ненавистного врага. И с каждым звуком, что оживал в словах молитвы, напитывался упорством и волей командир огнеметного взвода Бигвельхюрст Шандрак.

«Кровь моя может истечь из вен моих, плоть моя может нести многие раны, члены мои могут быть сломаны или потеряны, кожа моя может чернеть и гореть, но вера моя в Бога-Императора никогда не ослабнет»

Чувствуя нарастающую в своем естестве мощь, лейтенант нашел в себе силы подняться с колен. Откинув прочь от себя руку мертвеца, теперь Бигвельхюрст стоял перед ним со взглядом, полным решимости и ненависти.

- Капитан. – Голос Шандрака огрубел и своим хрипом, рвал гробовую тишину, что расстелилась по округе. – Все мы воины и слуги Его. И жизнь наша…

Он внезапно закашлялся так, что, стоящий перед ним мертвец рассмеялся.

- Вот видишь. Тебе даже думать больно, не то, что спорить...

Рэйн провел рукой по содрогающемуся в конвульсиях, плечу лейтенанта.

- К чему этот пафос, это невероятно бесполезное и до глупости наивное сопротивление? Лучше начинай привыкать к смерти. Она наш естественный конец. От нее не уйти. В ней не остается боли и страданий. Потому что она – конец всему.

Лейтенант поднял блуждающий взгляд и, уперев его в бывшего товарища, непреклонно произнес:

- Со всей моей силой, со всей моей волей, всеми фибрами моей души я отдаю свою душу и веру Бессмертному Императору, Пастырю Человечества.

Образ капитана подернулся странной дымкой, вызвавшей у Бигвельхюрста ощущение чего-то липкого и невообразимо мерзкого.

- Так жаждешь сдохнуть за того, кто сам труп?

Не обращая внимания на слова мертвеца, Шандрак продолжил читать молитву:

- Пусть моя плоть, кровь и кости остаются чисты, пусть моя святая аура отбрасывает нечисть, и пусть я останусь верным Имперскому Кредо.

- Ты глупец. – Теперь голос того, что выглядело Рэйном, источал бешенство. – Ну зачем, зачем ты все портишь? Неужели так сложно было поприветствовать старого друга и присоединиться к нему? Оставить свою нелепую веру и принять то, что гораздо больше всей твоей никчемной жизни? Почему_ты_все_усложняешь? Ты уже забыл свою жену? Аенну. Как ты потерял ее?! Ее и обоих детей. Савиру и Мартена. Их ведь, ты тоже потерял. Потерял из-за собственного упрямства и глупости. Из-за нелепой веры в мифического императора, который вот уже столько веков сидит где-то, на далекой Терре. Мертвый! Те его и краем глаза не видел. Ты и на Терре не был ни разу! Почему ты веришь, что он вообще существует? Что это не вымысел? Не сказка?! А твоя жена. Она была настоящая. Теплая, живая. Она была еще живая, когда попала в лапы к зеленокожим животным. Все еще... Она все видела, все понимала и ...чувствовала. Подумай об этом. Ты знаешь, что она видела перед смертью? Мучительной смертью. Как убивают и жрут ее детей. Твоих детей, лейтенант... А ты? Где был в это время ты? Исполнял долг перед трупом?

- Ты не Рэйн. – С каким-то внезапным облегчением выдохнул из себя Бигвельхюрст и замер, словно пораженный громом.

В считанные мгновения небо потемнело. Поднялся ветер и хлестнул лейтенанта по лицу, так, что на секунду тот прикрыл от неожиданности глаза. А когда вновь открыл их, то пейзаж вокруг, снова поменялся.

Как и в самом начале, Шандрак увидел себя стоящим посреди странной равнины, покрытой белыми костями. Как человеческими, так и теми, чью принадлежность было невозможно определить. Снова с неба «заморосил» пепельный дождь, не дающий глубоко вдохнуть. Он забивался в ноздри, гортань и легкие, так что теперь, каждый вдох вызывал мучительный кашель, от которого на глазах выступали слезы. Словно созданные из кислоты, они жгли кожу и стекая по грубой щетине на обветренном лице, оставляли за собой тонкие розовые полосы оголившейся плоти. А еще, надрывную внутреннюю боль, разрывающую саму душу. От этой боли невозможно было скрыться и ее невозможно было унять. Ничем.

То, что предстало лейтенанту в образе Рэйна, исчезло. На том месте, где прежде стоял мертвец, лежали дурно пахнущие разлагающиеся останки, облаченные в истлевшие тряпки, некогда бывшие формой офицера Имперской Гвардии.

«Это то, во что мы все превращаемся после смерти. И это единственное будущее, которое всех нас ждет. Другого не будет». – Раздалось откуда-то сверху.

Бигвельхюрст не взглянул туда, откуда донесся этот глубокий отталкивающий голос. Вместо этого, он поднял затекшие, плохо подчиняющиеся приказам руки, и сложил на груди аквилу.

- Я не боюсь зла, я не боюсь смерти. Потому что, Сам Император явится за мной. – Прошептал он.

Почти мгновенно Шандрак почувствовал, как подхваченный сильным порывом ветра, начинает падать или наоборот, парить и подниматься вверх. Но именно в этот момент к лейтенанту внезапно вернулось спокойствие. Закрыв глаза, Бигвельхюрст начал раз за разом повторять про себя молитву, так, что она начала отозваться в каждой клеточкой его тела.

«Я не боюсь зла, я не боюсь смерти. Потому что, Сам Император явится за мной»

А в следующее мгновение, когда, лейтенант широко и резко распахнул глаза, он осознал себя сидящим и кашляющим до слез.

Он зашелся тяжелым сухим кашлем, судорожно хватая воздух между спазмами. Продышавшись, Шандрак перевел взгляд на приближающегося к нему, сержанта.

- Час еще не прошел, лейтенант. – Пиевски отдал воинское приветствие и словно извиняясь, добавил. – Пыльно здесь. Легкие выблевать можно. Там почище.

И он указал рукой на соседний участок помещения.

- Вольно, сержант. – Бигвельхюрст махнул рукой и, все еще покашливая, поднялся на ноги.

То и дело глубоко и судорожно вдыхая, лейтенант отошел от спящих, сменившихся недавно с дежурства, гвардейцев. Он и сам не заметил, как перед ним «вырос» Гектор Вуд.

- Уже отдохнул, лейтенант? – Поинтересовался он.

- Так точно, комиссар. – Отрешенно произнес Шандрак, стараясь как можно скорее забыть явившийся ему кошмар. – Сна, ни в одном глазу.

ТРЕБОВАНИЕ №25 НА ПРЕДОСТАВЛЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ ИЗ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ

Из пикт записи Сервочерепа № 7/514-17-10

«По вашему распоряжению рота построена, комиссар»

«Гвардейцы! Здесь мы находимся на важнейшем рубеже, выполняя Волю Бессмертного Бога-Императора и защищая нашу землю от посягательств извечного врага. Совсем скоро предавшие Свет Императора начнут наступление. Наша задача дать им отпор, выстоять и отбить все их атаки, сколько бы их ни было. Мы должны продержаться до прибытия поддержки, не дав ни одному из мерзких слуг хаоса достичь столь желаемой ими цели. Поддержка уже на подходе. А до тех пор, каждый из нас проявит всю силу и стойкость. И пусть вера в Несокрушимого Защитника человечества укрепит вас. Также, в целях жесткой экономии с этого момент суточная норма воды будет урезана на треть. Это позволит нам продержаться до прихода помощи. Норма рассчитана в соответствии с минимальными потребностями необходимыми для поддержания жидкости в организме. Ваше командование заботится о вас. Те же, кто проявит слабость или малодушие в текущей ситуации не получат никакого снисхождения. Любой уличенный в трусости, сомнении или предавшийся паническим настроениям будет расстрелян на месте. Падение морального духа, временное помутнение рассудка, а также любое проявление слабости, приравнивается к ереси, и карается смертью на месте, без дополнительного расследования. Знайте, мы выстоим. Победа будет за нами! Император защищает.»

Подписано и заверено.

Страх. Липкий, как взмокшие тела под форменными куртками. Он пришел ниоткуда, въедаясь в каждую пору, проникая внутрь с каждым вдохом прогорклого удушливого воздуха, от которого саднило в легких. Ощущение кошмара, которое раньше исподволь просачивалось в сознание людей через сны, теперь охватило их целиком.

- И что теперь? – Франц смотрел себе под ноги, не желая поднимать взгляд на собеседника.

Гвардеец, к которому был обращен этот вопрос, не ответил. Он лежал у стены, рядом с товарищем, устроив голову на небольшом вещмешке.

- Пить охота. – Снова пожаловался Франц. – Вот как они воду отобрали? Без нее ж никуда.

Гвардеец устало взял в руку пустую флягу и неуверенно покрутил.

- Комиссар сказал, что воду будут выдавать. Совсем понемногу. Один раз в день. Понимаешь, они будут решать, хочу я пить или нет. Как будто, они могут это решить за меня. Как будто, это вообще можно решить за человека. Понимаешь?

Франц снова замолчал, ожидая ответа. Его товарищ все также лежал, вперив взгляд в далекий потолок, которого фактически не было видно из-за полумрака, царящего в цехе.

- Я не трус. – Продолжил Франц, помолчав немного. – Бессмертный Бог-Император видит, что я готов сражаться за Него с любыми чудищами. Но неужели, я не могу получить несколько глотков гребанной воды, когда хочу пить! Я ведь не прошу многого. Да и когда я что-то просил? Год назад разве что. Новые батареи к лазгану. Старые были совсем никуда. Ты помнишь. Да и то, их прислали через полгода. Или больше...

Чуть подрагивающими пальцами, гвардеец, по привычке отвернул крышку с фляги и замер, не зная, что делать дальше.

- Филл, - обратился он к лежащему товарищу, — вот скажи, разве тебе не охота пить? Прямо сейчас. Мне кажется, я задохнусь здесь, если не получу хотя бы каплю долбанной воды. Простой воды. Не обязательно прошедшей полную очистку. Лишь бы это была вода. Горькая. Грязная. Любая!

Гвардеец судорожно выдохнул, чуть закашлявшись.

- Я не хочу предавать. Не хочу идти против воли комиссаров. Не хочу разгневать Божественного Императора. Я просто хочу пить. Потому что жажда... это... Это такое...

Помолчав еще немного, гвардеец наконец оторвал взгляд от пола. Медленно повернув голову, Франц посмотрел на того, к которому обращался все это время. Вглядевшись в лицо товарища, он задрожал. Не то от неожиданности, не то от жара и удушья. Лицо Филла, лежащего на рокритовом полу, осунулось. Под распахнутыми, мертвыми глазами пролегли черные тени, а мутные зрачки, казалось, высохли и подернулись слоем пыли.

- Филл... – Имя сорвалось с губ говорившего и застыло, как будто умерло, подобно своему носителю.

Франц снова задрожал. Теперь еще сильнее. Он медленно поднялся на ноги и пришаркивая, словно дряхлый старик, сделал несколько шагов в сторону. Он остановился возле следующей группы тел, лежащих со сложенными на груди руками и остекленевшим взглядом, смотрящим в бесконечную черноту потолка. Пройдя мимо троих, Франц замер подле четвертого, внимательно вглядываясь тому в безжизненное лицо. На краткий миг в глазах обезумевшего гвардейца вспыхнул огонек понимания, когда он узнал еще одного старого товарища. Франц опустился рядом с ним. Он сделал это медленно и осторожно, чтобы не потревожить другие тела. Аккуратно, почти заботливо он положил к ногам свой лазган и не гладя в сторону покойника, заговорил тихим, бесконечно уставшим голосом.

- Пить охота. Вот как они воду отобрали? Без нее ж никуда.

Он продолжил изливать душу своему другу. По-прежнему делая паузы между фразами, чтобы дать своему собеседнику возможность ответить. Полностью погрузившись в собственные мысли, Франц даже не заметил, когда к нему подошли, так и не прервав свой безумный монолог, обращенный к мертвецам.

Келвуд ничего не сказал, когда два гвардейца под пристальным взглядом комиссара Хольмг, подняли рядового Брига с того места, где тот сидел и повели в сторону. Майор понимал, что ничего другого в данной ситуации поделать нельзя. Что безумие, охватившее одного из стрелков, временное оно или нет, вызвано оно жаром, духотой или отчаянием, влечет за собой только одно. Расстрел.

Не произнося ни слова Риччи смотрел, как на подгибающихся ногах, со странной, как будто извиняющейся улыбкой на лице, Франца проводят мимо. Когда тот был уже в отдалении на несколько шагах от капитана, до Келвуда долетел растерянный голос стрелка.

- Кажется, я не отдал честь вышестоящему офицеру. Меня теперь расстреляют?

Риччи не услышал, что ответили Бригу, уводящие его гвардейцы. Они свернули в одно из подсобных помещений. А через минуту до майора донесся звук выстрела.

Ганс замер, почти не дыша прислушиваясь к каждой вибрации, параллельно силясь различить доносящиеся из-за толщи завалов шорохи. Наконец, он «отлип» от стены, к которой прижимался вплотную и вынул из зажатых зубов небольшую щепу.

- Копают. – Произнес он пересохшими губами. – Скоро доберутся.

- Как скоро? – Фигнес Каучем машинально провел рукой по лбу, словно хотел оттереть пот.

Легче от этого не стало. Жар, духота, и постоянная жажда иссушали изнутри, заставляя чувствовать себя, словно на дне огромного огненного котла.

- Три часа. Может четыре. – Не вполне уверенно, чуть рвано от того, как заплетался у него язык, произнес сапер. – Они ускорились.

Лейтенант кивнул и развернувшись к одному из гвардейцев, приказал:

- Доложи комбату. Осталось не более двух часов.

- Слушаюсь. – Гвардеец ловко вынырнул из-под балки, перекрывающей вход в узкий, почти полностью засыпанный тоннель, где засели «слухачи».

Каучем снова провел рукой по лбу. Его кадык дернулся, когда лейтенант попытался сглотнуть, пересохшей гортанью.

- Слушай дальше. Ридего сменит тебя через час.

- Есть. – Синхронно ответили оба гвардейца.

Получив приказ, Ганс Зинкер снова зажал щепу зубами. Он прильнул к стене, как будто хотел с ней слиться, после чего аккуратно, с какой-то педантичной нежностью коснулся тонким кончиком деревянной щепки изуродованной, неровной стены.

Ноющая боль в предплечье наводила тоску. Стараясь не обращать на нее внимания, как предписывалось согласно инструкции и как внушали офицеры высшего командного звена, комиссары, и представители Экклезиархии, лейтенант Фултон расположился возле «Лемана Расса». Наполовину прикрыв отекшие веки, он погрузился в молитвенное состояние, когда в голове нет ни единой мысли и когда, даже заученные слова обязательных молитв и литаний расплываются, из четких строк превращаясь в некие образы, которые просто даруют уравновешенность и спокойствие. Он оставался в этом состоянии и тогда, когда к нему подошел лейтенант Мишлак, лишь немного шевельнувшись, обозначая тем самым, что заметил его присутствие. Артур Мишлак заметив это движение, молча, уселся рядом, размеренно вдыхая и выдыхая тяжелый, насыщенный азотом воздух, в котором духота пропиталась запахами гари, масел, крови и горячего железа, делая дыхание еще тяжелее. Два младших офицера просидели так, не говоря ни слова, несколько долгих минут, устремив взгляды прямо перед собой, пользуясь временем, предоставленным для отдыха личного состава. Где-то на грани зрения, полковые Шестеренки, сопровождая свои замысловатые действия молитвенными воззваниями, продолжали ремонтировать технику, возвращая «к жизни» бронированные машины. Заунывные песнопения служителей Омниссии сочетались с лязгом и скрежетом металла, перемежаясь с резкими звуками пил и сверел.

- Как думаешь, «Бешенного Грокса» починили? – Внезапно спросил Фултон, нарушая окутавшую лейтенантов тишину и не поворачивая головы к своему собеседнику.

- Наш малыш еще побегает. – Огрызнулся Артур за своего любимца. – Рано его хоронить.

Фултон чуть нервно пожал плечами.

- А «Искандэр» теперь, разве что поползает на брюхе. И то, если кто-то из «Атлантов» соизволит оказать ему любезность, и возьмется протащить.

- Починят. – Все с той же проскальзывающей злостью в голосе отозвался Мишлак. – Вспомни, по каким запчастям его в прошлый раз собирали. Считай с того света пригнали. Помнишь, Технопровидцы сказали тогда, что его Дух Машины чрезвычайно силен. Не позволит он, вот так, за здорово живешь себя угробить и списать в «вечный запас».

Лейтенанты снова замолчали.

- А мы? Думаешь, мы выживем? – Резко изменившимся голосом, негромко спросил Артур.

Он произнес эти слова совсем тихо и привыкший к постоянному шуму моторов и лязгу железа, Самуил Фултон тряхнул головой. Рука лейтенанта по привычке потянулась к левому уху, туда, где в шлемофоне располагалась бусина вокса.

- Ведь нам теперь некуда отступать. Совсем.

Несмотря на то, что последнюю фразу лейтенант Мишлак произнес еще тише, совсем на грани слышимости, ее Самуил расслышал отчетливо.

- Мы не отступим. – Так же тихо, но с нарастающей сталью в голосе заявил Фултон. – Мы их перебьем. Здесь.

Артур так же, как незадолго до этого делал Самуил, неуверенно повел плечами:

- Может все это потому, что Он не хочет, чтобы нам победа далась слишком легко. – Задумчиво произнес лейтенант Мишлак и поспешив поправить сам себя, тут же добавил. – Воля Божественного Императора неоспорима. И я готов, хоть сейчас, отдать жизнь за Него. Просто...

Артур неловко замолчал, а Самуил кивнул.

- Вот тут ты прав. Наверное. Прав. А что до отступления... Слышала бы тебя сейчас наш комиссар, живо бы выбила дурь из твоей башки за подобные мысли.

На это замечание Мишлак не ответил. Еще с минуту он молчал, а когда снова заговорил, его голос опять был насмешливо-дерзким, как и обычно, с легкими нотами злости.

- А вообще, ты тот еще мерзавец, Фултон. – Усмехнулся лейтенант. – Целых четыре года ты не возвращаешь мне долг, который проиграл в кости. Да простит тебя Бог-Император за такое скряжничество.

- Это тогда, когда комиссар Торкс, да примет у Трона Бессмертный Император его душу, нас застукал и отделал перед всей ротой?

- Вроде того. – Кивнул Артур.

- Не выдумывай. Я все отдал. Пусть и не сразу, но отдал. – Возразил Самуил.

- Отдал. – Согласился Мишлак. – А на следующий день занял точно такую же сумму. Аккурат перед общевойсковым наступлением.

- И этот долг я тоже вернул. – Самуил едва заметно улыбнулся.

- И одолжил снова. – Артур нахмурился, изображая негодование, которого, на самом деле не испытывал. – Варп тебя побери, Фултон. Ты мошенник. И в тот раз нас выпороли, кстати, тоже из-за тебя. Тебя и твоей глупости.

- Что ж, прости. – Самуил, подражая своему собеседнику, сдвинул к переносице брови. – Прости, что отдавал тебе долг каждый раз, как занимал. И если ты намекаешь, что свой последний заем у тебя я еще не покрыл, так я это непременно сделаю.

- Сделаю. – Голос Фултона едва заметно упал. – Сразу, как мы вернемся с этого задания.

Повисла пауза.

- Ты знаешь. – Внезапно Мишлак резко расправил брови, улыбнувшись несвойственной ему улыбкой, нелепо смотрящейся на обветренном покрытом слоем копоти и сажи, лице. – Я тут подумал... Ты столько раз одалживал и всегда возвращал... В этот раз, оставь их себе.

Лейтенанты снова замолчали.

- Спасибо, Мишлек. За подарок...

- Пустое, Фултон. – Выдохнул Артур. – У Трона ...не должно ведь быть не исполненных долгов. Ты же знаешь.

- Знаю. – Отозвался Самуил. – Знаю.

Градус внутреннего напряжения достиг своего апогея. Весь превратившись в слух, Ганс продолжал отслеживать продвижение предателей по расчищаемым завалам. Вдруг, до его слуха донесся новый, едва различимый звук. Зинкер напрягся еще больше, силясь распознать его источник и направление, но невнятный шум никак не поддавался классификации. Через несколько тягостных минут, растянувшихся для Ганса в вечность, неизвестный звук усилился и стало понятно, что неподалеку капает вода. От этого желваки на скулах сапера заиграли, а зубы сжались плотно, до скрипа. Смертельно захотелось пить. Настолько, что глаза Ганса непроизвольно закатились. Зинкер уже готов был выдохнуть с облегчением, когда мучащий его звук прекратился, но спустя минуту тот возобновился уже ближе и отчетливее. Где-то открылась еще одна течь. Совсем близко. Одинокие капли, одна за другой обрушивались откуда-то с высоты, со звоном разбиваясь о каменную твердь. С каждой секундой эта острая, пронзительная капель разрасталась в сознании Ганса, стремительно поглощая все прочие звуки. И без того мучившая гвардейца жажда, усилилась до нестерпимости, и вскоре мир вокруг Зинкера сузился до бесконечного, отупляющего жара внутри и манящего, на грани садизма, однообразного шума падающей по капле, воды. Все прочее ушло. Рассеялось и стало совершенно нереальным. Или попросту перестало существовать. В плавящемся от жара и духоты сознании Ганса, мелькнула мысль: «Я потерял их. Они продолжают копать, но я... Я их не слышу».

Сведенные от напряжения, челюсти сжались, и зубы перекусили щепу.

- Не могу больше. – Едва слышно пробормотал Зинкер, мешком валясь на вздыбленный, покрытый мелкой каменной крошкой, рокрит.

Из пробитого купола Храма, в том месте, где у последнего Имперского защитника зияла рана, проливался луч света. Он падал на лицо Пирса, придавая проповеднику еще больше одухотворенности, которая пронизывала каждое его слово.

Подполковник отчетливо это видел, стоя перед самой кафедрой со сложенными на груди в Имперского орла, руками. Рядом с Би, также как он, преклонив одно колено, стояла Верения Луин. Ее глаза казались закрытыми, но Амери знал, что на самом деле это не так. И что комиссар продолжает смотреть сквозь узкий прищур глаз.

Еще в самом начале их знакомства Би крайне удивляла способность комиссара зорко следить за всем происходящим. Даже тогда, когда, казалось бы, она смотрела в другую сторону, или когда вовсе, глаза Кристианы были закрыты. Лишь меньше года тому назад Амери выяснил, что у Луин имелся небольшой имплант на затылке, посылающий импульс ей в мозг при любом приближении.

Несколько лет назад, после ранения в голову, которое едва не стоило комиссару жизни, пройдя множество операций и курс пластической хирургии (черепная коробка была почти полностью раздроблена), Верения настояла на установке такого импланта, приобретя благодаря ему «глаза на затылке» и повышенную концентрацию внимания.

- Да очистится моя душа от соблазна нарушить присягу и не исполнить свой долг перед Императором. – Голос подполковника Би влился в хор других голосов, подхвативших слова проповедника, льющиеся с кафедры и усиленные динамиками. – Путь стойкость и вера моя не познают границ. Пусть вечное проклятие постигнет меня, если дрогну я хоть на мгновение и усомнюсь в Силе Бессмертного Бога-Императора! Пусть бессчетные муки терзают тело и душу мою, если отступлю хоть на шаг и даже в мыслях помечтаю о предательстве! Страх ничто для чтящих Бессмертного Спасителя человечества! Любая боль пройдет и останется только честь!

Закончив молитву, Амери поднялся на ноги и направился к выходу из Храма. За ним последовала Луин. В молчании они прошли к складскому помещению, расположенному по соседству, чтобы там поговорить один-на-один.

В просторном хранилище некогда заполненном длинными, более семи метров в длину толстыми брусьями, было душно, как в топке. Настолько, что на мгновение Би захотелось снять с себя все, включая кожу, чтобы больше не испытывать дурманящей духоты, которая с каждым часом охватывала все больше и больше помещений, как на «минус первом», так и на «минус втором».

До того, как взрывы повредили вытяжные и вентиляционные системы воздухоснабжения, здесь поддерживался оптимальный температурный режим, требуемый для хранения обработанной древесины. Перетянутые стальными жгутами и сложенные штабелями, доходящими почти до самого потолка, громоздкие брусья занимали чуть меньше трети всего склада. Теперь, здесь было пусто, если не считать огромных погрузчиков, замерших на противоположных стенах зала. Все запасы дерева в ожидании начала штурма были задействованы для создания баррикад и завалов на «минус первом».

Из-за закрытых дверей продолжали доноситься литания, молитвы и воззвания, разносимые Храмовыми динамиками. Служба, начавшаяся несколько часов назад, все еще продолжалась.

- Если мы их не сдержим, комиссар. Что тогда? – Амери перехватил цепкий взгляд Верении Луин и чуть склонив голову, исподлобья посмотрел на Кристиану.

- У нас нет на это права, подполковник. – В ее глазах цвета стали не было ни малейших сомнений.

Словно Сам Император снизошел к ней, пообещав защиту и помощь в предстоящем бою. В ответ на это заявление, с каким-то странным противоестественным чувством облегчения от осознания того, что следующий его вопрос, может стать последним, Би продолжил:

- Я не боюсь смерти, комиссар. Не боюсь пыток. – На этих словах в памяти Амери промелькнули ужасающие картины с несчастными, которые живыми попали в руки служителям хаоса. – Но, я отдаю себе отчет в том, что смертен. Как я, так и мои люди.

- Этот факт ничего не меняет. - С тем же невозмутимым спокойствием произнесла Верения. - У вас нет права умереть, подполковник. До тех пор, пока хоть один предатель будет оставаться в состоянии прорваться на «минус второй».

Одинокий вдох пролег между фразами.

- Стать бессмертными? – Би, не отводя взгляда от Кристианы, чуть приподнял правую бровь.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒