КРОВАВЫЙ МАДАЛЬОН 18 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 18 из 22Следующая ⇒

Последовал долгий выдох.

- Не допустить экстерминации мира, подполковник. – С той же несокрушимой сталью во взоре ответила Луин.

На краткий миг между говорящими, вновь, пролегла пауза. Вдох. Выдох. Вдох.

- Так точно, комиссар. – Амери сложил на груди Имперского орла.

Он простоял так с полминуты и отнимая руки от груди, негромко произнес:

- Император защитит.

- Аве. - Отозвалась Верения.

Она подошла к небольшой панели на стене и нажатием открыла массивные створки дверей. До этого плохо различимые слова проповеди, доносящиеся из Храма, снова стали отчетливо слышны.

- Сегодня ваша вера и сила превзойдут все границы, что были у них когда-то и повергнут врагов Его в прах! – Вещал с кафедры Пирс. – Сегодня мы очистим это место от скверны, что несут с собой проклятые слуги губительных сил! Сегодня мы уничтожим предателей, осмелившихся пойти против воли Бессмертного Предводителя человечества! Бог-Император с нами в этом бою! И Он наделит силой каждого из верных слуг и воинов Его! Сегодня вы Его оружие! Сегодня вы Воля Его и Гнев! Сегодня мы раздавим врага! И те, кто отдаст жизни свои за победу в сегодняшнем бою, обретут вечную славу и уйдут в Свет Его!

ТРЕБОВАНИЕ №26 НА ПРЕДОСТАВЛЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ ИЗ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ

«Гвардейцы! Как и всегда, Император взирает на вас со Своего Золотого Трона. Но сегодня Он смотрит особенно пристально. Повелитель человечества ждет от вас стойкости, мужества, и решительной, полной и окончательной победы над врагами, какими бы сильными или опасными те ни казались. Ибо любой, посмевший бросить вызов мощи Империума, посмевший пойти против Божественной Воли Бога-Императора, будет уничтожен во Славу Его и ради процветания Империума человека. Его Воля должна быть исполнена! И Воля Его – это наша победа над предателями, изменниками, отступниками и еретиками! Скверна, как бы она сильна ни была, подлежит уничтожению, а оскверненный – очищению. Те же, кто хоть на миг усомнится в Его Божественной Воле, в Гневе Его и Его Могуществе, будут причислены к врагам Его и казнены на месте. Публично и в страдании, дабы очиститься от ереси неверия, став назиданием для других.

Мы воины и слуги Его. И другой судьбы не нужно нам.Так примем с достоинством испытание, уготованное нам Божественным Пастырем всех людей! Уничтожим скверну и оскверненных, что посмели поднять против власти Империума свое оружие! Уничтожим мерзость мира сего и покроем себя славой! Каждая жизнь, принесенная в жертву ради великой цели, будет принята Бессмертным Владыкой, и Сияние Его объимет души павших. Вознесутся они к подножию Его Золотого Трона, с которого взирает Он на дела слуг и воинов своих, и откуда простирает свою Защиту над каждым, кто искренне предан и верен Ему.

Утопите Его врагов в крови! Испепелите их оскверненные тела! Уничтожьте, чтобы от их мерзостных деяний не осталось и следа! И Спаситель человечества приблизит вас к себе, как приближает всех ревностных Своих слуг. И как приближает преданных воинов Своих, для которых отдать жизнь во Имя Его – уже само по себе награда. Ибо нет достойнее цели, кроме как стяжать славу, сражаясь, и попирая Его врагов! Помните! Кровь мучеников – семя Империума! И ни один из тех, кто погиб за Него, не умер напрасно! Жизнь свою отдавая Императору, молитесь, дабы принял Он ее. Силу свою отдавая Императору, молитесь, дабы умножил Он ее. Кровь свою отдавая Императору, молитесь, дабы утолила она жажду Его. Тело свое кладя на алтарь битвы, молитесь, дабы Он даровал благородную смерть. Молите Его о защите, отдавая взамен все, что вас составляет!»

Воззвание к гвардейцам из последней проповеди Служителя Экклезиархии Полкового Проповедника Пирса Аезона.

Подписано и заверено.

Едкий дым от сброшенных гранат прошелся удушливой волной по рядам гвардейцев. Одновременно с этим шахту подъемника наполнили завывания штурмовых ранцев и урчащий визг пиломечей. Атака рапторов вонзилась в первый эшелон укреплений. Несколько отделений пехотинцев оказались вырезанными еще до того, как успели понять, что произошло. Кровь от разодранных ревущими цепными пилами тел, брызнула в разные стороны липким, горячим дождем. «Леман Рассы» занявшие позиции в первой линии укреплений открыли огонь по рапторам, не давая тем продвинуться дальше.

Прямые попадания из башенного орудия превратили в кровавые ошметки тела нескольких гигантов, облаченных в керамит. Однако совсем скоро вынужденные замедлить наступление слуги хаоса получили подкрепление. Пока внимание и огонь был сконцентрирован на подвижных штурмовиках, по шахте лифта начали спускаться вооруженные тяжелыми болтерами, разорители. Едва оказываясь на одном уровне с обороняющимися, предатели-астартес открывали огонь столь плотный, что его можно было сравнивать с потоками воды из прорвавшей плотины.

Вжимая шквальным огнем гвардейцев в самый пол, разорители при поддержке рапторов начали медленно продвигаться вперед. В противовес реву их болтеров загрохотали в ответ орудия тяжелых танков. Какофония жестокой перестрелки, в которую вливал свои мерзкие визгливые звуки хор цепных мечей и топоров, оглушала. Стоящий гвалт почти начисто лишал слуха и перекрывая подаваемые команды, заставлял надрывно хрипеть громкоговорители, установленные на бронетехнике.

Заняв линию обороны перед подъемником лифта, разорители расчищали проход спускающимся следом тактическим десантникам. Прикрываемые концентрированным огнем, проклятые астартес вооруженные спаренными огнеметами, сосредоточились на уничтожении пехотных отделений. Залпы из гранатометов, от которых не спасали никакие укрытия, собирали обильную жатву. Воздух, ставший густым от пронизавшего его насквозь запаха свежей крови, наполнялся все больше криками раненых и умирающих. Но под прикрытием грозных «Леман Рассов» гвардейцы продолжали самоотверженно сдерживать звериный натиск предателей. От вспышек лазганов бстало светло, как в ясный полдень. Три оставшихся в строю «Минотавра», занявшие позиции в третьем эшелоне обороны, не переставая вели обстрел, устроив слугам хаоса настоящий ад. Обрушив мощным залпом часть стены в коридоре, по которому наступали предатели астартес, САУ тем самым предельно его сузили. Это вынудило врагов наступать меньшим числом и на какое-то время снизить плотность своего огня.

Но если за первый час космодесантники хаоса смогли прорвать первый эшелон оборон и значительно продвинуться вперед, развить успех дальше, и укрепить его, у них не получилось. К концу второго часа наступление предателей окончательно захлебнулось. И, встретившие решительное сопротивление имперцев, слуги вечного врага вынуждены были, оставив на поле боя своих погибших братьев, отступить к исходному рубежу.

Он вышел из короткого полузабытья, заменившего сон, вернувшись в реальность. Сервитор, беззвучно застывший подле длинной кушетки, на которой спал инквизитор, уловил своими чуткими датчиками движение. Механический раб тихо щелкнул тумблером, готовясь заварить чашку рекафа, чтобы после подать ее по первому требованию хозяина. То, что еще год назад было преступником, после вынесения приговора и сервиторизации, теперь сопровождало Барро в качестве обслуги. Одной из функций заложенной в сервитора, стало обеспечение инквизитору комфортного пробуждения, непременно сопровождаемого горячим, бодрящим напитком.

Еще не до конца проснувшись Алонсо принял сидячее положение, проведя, затянутой в перчатку ладонью по векам.

- Сводку. – Произнес инквизитор и услышав в ответ тихий писк, служивший сигналом о готовности, протянул руку.

Из специального отверстия в груди механического раба выпал небольшой свиток, тут же подхваченный кибернетической кистью инквизитора. Зашифрованные данные предстали собой рядом цифр и символов, но Барро потребовалась всего секунда, чтобы пробежать глазами тексту и удостовериться, что новой информации по-прежнему нет. Связь с подполковником Би отсутствовала, как и с капитаном «Тирана Варпа», прибытие которого в систему Ризонс ожидалось к концу текущих суток по корабельному времени. Все остальные данные, координаты в пространстве, дата, время и температура, поддерживаемая на борту крейсера, инквизитора не интересовали. С нескрываемой досадой Алонсо бросил свиток в утилизатор, поднимаясь с кушетки. В нарастающем раздражении, Барро сделал по каюте несколько неравномерных шагов. Больше всего ему хотелось узнать, что сейчас происходит на поверхности Зоры-5. На территории «Болда» и прилегающих к нему, участках. Сколько еще космодесантников хаоса вышло из проклятых порталов, прежде чем инквизитору удалось уничтожить место обряда, ставшее для них, «ключом»? Сколько легионеров предателей сейчас штурмуют руины «Болда»? Жив ли еще кто-то из его защитников или оскверненные, предавшие Свет Императора враги, уже сломили последние сопротивление гвардейцев и теперь устремились к месту силы, чтобы вновь провести ритуалы «Открытия»?

«Время. – Размышлял Алонсо. – Для этого им потребуется время. Чтобы найти новые жертвы для ритуалов и на само открытие порталов. Они не смогут это сделать быстро. Даже в том случае, если им удастся захватить для своих жертвоприношений гвардейцев из числа выживших»

Барро вспомнил, словно высеченный в граните профиль Верении Луин. Упрямый, с чувством собственного превосходства, взгляд подполковника Би. Лица старших офицеров и комиссаров.

«Нет. Они не сдадутся живыми».

Инквизитор представил, как с неумолимой решимостью комиссар Луин поднимает выживших бойцов в их последний бой. И то, как ее примеру следуют остальные комиссары. Но среди мелькающих на волнах памяти лиц офицеров было одно, которое особенно ясно представилось Алонсо. Лицо Атии Хольмг. Думая о ней, инквизитор представлял не ту комиссара Хольмг, которая всего несколько дней назад не дала «провалиться» левому флангу, когда батальон подвергся внезапной атаке космодесантников хаоса. И не ту с которой он разговаривал в кабинете комиссара-Генерала Уильямса Скрасноу, когда сообщал о ее новом назначении. Барро видел перед собой изнуренного штрафника. С обритой головой и черными кругами под глазами на побелевшем от обморожения и голода, лице. С отнятой по колено ногой она сидела на больничных нарах, сложив руки на груди в Имперского орла. А с ее обветренных губ слетал тихий шепот:

«Благодарю Тебя, Бессмертный Бог-Император. Милость Твоя безгранична»

«Я не ошибся в ней тогда». – Подумал про себя Барро. – «Как впрочем, не ошибся и в другом».

На секунду инквизитора погрузился в недавнее прошлое.

Тело, облаченное в комиссарский мундир, несуразно раскинувшееся посреди палатки, с застывшей у правого виска рукой, сжимающей болт-пистолет и с головой, почти полностью уничтоженной выстрелом.

- Трус. – Едва слышно прошептал Алонсо, в то время как из его воспоминаний стирался образ Расчинского, навеки уходя в забвение. – Страх убивает веру. А воспитай человека без веры и получишь разумного еретика.

За спиной Барро, без всякого осмысления в немигающем взгляде стоял сервитор. Механизированный раб покорно ожидал, когда инквизитор произнесет сигнальное слово, чтобы подать ему приготовленный напиток. От свежезаваренного бодрящего рекафа уже начал распространяться по каюте терпкий, чуть горьковатый аромат. Но сейчас Алонсо не было до него никакого дела. С момента его телепортации на борт «Молота Победы» прошло тридцать четыре часа одиннадцать минут. И с этого момента каждая прошедшая минута увеличивала радиус площади, по которой впоследствии будет вестись орбитальный обстрел.

«Необходимо исключить даже тень возможности, что хоть один слуга хаоса избежит гибели. Пусть орбитальная бомбардировка уничтожит половину планеты, но я должен быть уверен, что все до последнего, предатели истреблены!»

Барро услышал слабый писк, исходящий от его инфопланшета, закрепленного на запястье. Быстро, Алонсо пробежал глазами по отчету. Силы планетарной обороны, поднятые по тревоге едва с «Молота Победы» пришел соответствующий приказ, теперь перебрасывались в сектор, граничащий с космопортом «Иллун», на случай прорыва еретиков. Всем им суждено было погибнуть, если зону обстрела придется распространить до космопорта и его окрестностей, и они не успеют отступить в южную часть материка.

- Рекаф. – Раздраженно произнес наконец Барро, на мгновенье прислушавшись к гудению сервоприводов лоботамированного слуги.

«Ты насиловал и убивал, прикрываясь грязным культом, но на самом деле просто удовлетворял свои низменные потребности. Я помню тебя. Одного из нескольких десятков адептов культа, смысл которого вы даже не понимали. Решив, что вам открылся путь к некой истине через вседозволенность и вакханалию, вы погрязли в них. Отдаваясь каждому из своих мерзких деяний всем своим поганым естеством, вы наслаждались совершенными прегрешениями. Но когда тебе зачитали приговор, когда поволокли на полусогнутых коленях из камеры, за тобой оставался мокрый след, смердящий страхом и собственными испражнениями. Теперь твой удел – служить вечно, пока время не разрушит тебя настолько, что ты станешь бесполезен. Служить, не испытывая никогда белее никаких эмоций. Ни страха, ни боли, ничего. Слишком мягко. Слишком милосердно. Всего несколько минут боли, пока приговор приводится в исполнение. И это за долгие, и долгие годы, проведенные в ереси. Слишком просто»

Алонсо взял в руки кружку, от которой исходило тепло и приятный, бодрящий аромат. Передав приготовленный напиток инквизитору, сервитор откатился в дальний конец каюты, и там застыл в неподвижности, ожидая новых приказов. Не выпуская рекаф из рук, Барро подошел к небольшому овальному столу и сев за него, полностью сконцентрировал свое внимание на чуть обжигающем, терпком напитке. Всего на несколько мгновений отрешившись от мыслей о происходящем, инквизитор сосредоточился на горьковатом вкусе рекафа.

- Довольно. – Сказал он сам себе, отпив из кружки большую часть напитка.

Где-то на подсознании ярко вспыхнула давно заученная фраза: «Жизнь — это валюта Императора, распоряжайся ею разумно»

Алонсо кликнул по встроенной в бронзовую плоскость стола, панели. Дождался, когда, издав легкое жужжание из центра стола поднялся когитатор и над ним вспыхнул гололитический экран, после чего, отставил кружку с недопитым рекафом, и полностью погрузился в дальнейшее изучение материалов дела.

Исчерпав возможности лобовой атаки проклятые космодесантники искали обходные пути к намеченной цели. Пробивая стены, обрушивая проходы, и проводя стремительные атаки по флангам, предатели старались захватить силы сопротивляющихся врасплох и, нащупав слабое место, пробить его, превратив в полномасштабный прорыв. Однако каждая их попытка завершалась несгибаемым сопротивлением со стороны имперцев и решительной их контратакой, которая вырывала несколько легионеров из числа живущих, вынуждая остальных изменников отступать. Так продолжалось более полутора часов, прежде чем изменники смогли уничтожить первую линию сопротивления. В буквальном смысле вырезав гвардейцев с переднего края. Из тех, кто находился в первом эшелоне обороны, не осталось ни одного выжившего. Танки, ставшие основой обороны первого из рубежей, были превращены в груду покореженного металла. Но даже они, изуродованные и обездвиженные, продолжали из последних сил вести огонь по врагу, пока их полностью не стерли в прах. На место убитых танкистов вставали гвардейцы из тех экипажей, чьи боевые машины были уничтожены ранее. Занимая места погибших, они продолжали истреблять рвущихся на баррикады и насыпи воинов хаоса, сражаясь до последнего вздоха.

Казалось, еще немного и нервы, свитые и натянутые в струну, порвутся. Но Эйкин продолжал игнорировать чувство напряжения, которое сейчас пыталось взять верх над его сознанием. Три часа назад, когда предатели, пробив в толщи обломков коридор, обрушились на «минус первый», комиссар Лонг приказал всем, кто на тот момент находился в охранении возле телепортационного маяка, идти вместе с ним наверх. С Варроу тогда остался только Син и то, лишь до тех пор, пока не установил взрывчатку на маяке. И когда вернулся Жагэ, чтобы заминировать место телепорта, лейтенант продолжал молча сидеть перед вокс станцией, словно то, что делал сейчас лучший минер их батальона, связиста совершенно не касалось. Лишь когда Син развернулся, направляясь к лифту, Эйкин, переведя взгляд на подрывника, спросил:

- Раненых тоже накроет?

Жагэ поднял опущенные до этого глаза. Сначала на Варроу, потом на маяк.

- Никак нет, лейтенант. Их не зацепит. Разве что немного. Здесь. – Он запнулся. – Все.

На мгновенье их взгляды встретились и Син продолжил, будто бы извиняясь.

- Взрывчатка последняя. Осталось бы больше...

Варроу понимающе кивнул.

Он проводил долгим взглядом быстро удаляющегося подрывника и оставшись остался один, сложил на груди руки в аквилу.

- Император хранит. – Произнес лейтенант, одной этой фразой возвращая себе пошатнувшееся спокойствие.

Затем, он коснулся пальцами рычага на переносной вокс-станции и прижав другой рукой бусину вокса к самому уху, продолжил вслушиваться в мертвый эфир.

Время теперь измерялось атаками. Две атаки назад, три атаки назад, пять. Двадцать пять часов напряженной тишины, прерывающейся отдаленными звуками расчистки завалов наверху, закончились первой из череды атак. Но она стала лишь предвестницей развернувшегося после этого, ада. Предатели рвались на нижние этажи со всей яростью, на которую только были способны, и сравнить которую можно было лишь с упорством и несокрушимостью вставших у них на пути, имперцев. Почти все стены на «минус первом» были сметены в пыль шквальным огнем с обеих сторон. Там, где стены были несущими, при их уничтожении происходили обвалы, заживо хоронившие под собой и наступающих, и обороняющихся. Случалось, что из-под образовавшегося завала еще доносились какое-то время протяжные крики. Но они быстро затихали. И на них, зачастую, никто не обращал внимания. За шесть часов непрерывных атак численность обороняющихся уменьшилась почти вдвое. Из двух полных танковых рот осталось восемь «Леман Рассов», которые демонстрировали чудеса стойкости. Гвардейцы из пехотных подразделений, в буквальном смысле своими телами защищали грозные машины, чтобы те продолжали вести массированный огонь по рядам наступающих предателей. На каждые три шага вперед, слуги губительных сил вынуждены были делать два шага назад. Но враги все наступали, и наступали, выдавливая гвардейцев держащих оборону, с их позиций.

Стена рухнула, погребя под собой несколько бойцов, открывая тем самым фланги двух «Леман Рассов» для удара. Самуил Фултон мгновенно оценил ситуацию. Чтобы временно переключить внимание противников с «Леман Рассов», и дать танкам завершить начатый ими маневр, выйти из-под обстрела и развернуть башенные орудия в сторону предателей, лейтенант бросил находящееся под его командованием отделение гвардейцев в решительную контратаку, хотя это выглядело полным самоубийством. Его солдаты обрушили на изменников-астартес шквал огня из лазганов и тяжелых орудий. Для достижения должной эффективности бойцы фокусировали выстрелы лазера на одной цели, стремясь попасть в одно и то же место нагрудника или шлема единым залпом. Подобная стрельба занимала больше времени, но давала исключительные результаты. В то же время, скрытая от глаз неприятеля бронированными телами «Леман Рассов» одна из «выживших» САУ начала проделывать тот же маневр, что и танки, готовясь накрыть огневым валом прорвавшихся во фланг неприятелей. «Минотавр» успел выполнить разворот, как раз к тому моменту, когда сминаемые напирающими предателями, гвардейцы Фултона начали отступать и гибнуть. Следом, к орудийному огню САУ присоединились вышедшие на позицию «Леман Рассы». Их совместный массированный огонь отбросил изменников-астартес, похоронив нескольких из них под очередными завалами.

Он больше не понимал происходящего вокруг. Нестерпимая боль в голове, от которой раскалывался на части череп, сменилась звуком текущей воды. Самуил хотел было удивиться откуда здесь могла взяться река, но думать было больно. Он больше не чувствовал своего тела, но каким-то образом все еще понимал, что оно у него есть и все еще может двигаться. Поэтому он пополз. Пополз, преодолевая тяжесть и сопротивление, обрушившихся на него сверху плит. Фултон не мог сказать сколько времени он выбирался из-под завала. Он даже не был уверен, что выкопался весь и что какая-то часть его тела не осталась придавленной. Но в какой-то момент дышать стало легче, а размытое пятно перед глазами начало превращаться в тяжелый стаббер. Самуил вцепился негнущимися пальцами в его перемазанную кровью рукоятку так, словно это было его спасением.

Когда впереди замаячили гигантские фигуры наступающих космодесантников хаоса, Фултон зажал гашетку, моля Бессмертного Императора только о том, чтобы в ленте еще оставалось как можно больше патронов, и чтобы Он направил его руку на цель.

Капель текущей воды в голове, усилилась, поглотив все прочие шумы и звуки. Только отдача, от которой стрясалось то, что оставалось у Самуила от тела, свидетельствовала о том, что тяжелый стаббер продолжает изрыгать из себя смертоносный огонь. Но вскоре ушла и эта дрожь.

Шум воды полностью затмил сознание. Теперь остался только он и судорога в сведенных от напряжения пальцах, все продолжающих, и продолжающих жать на гашетку стаббера.

А потом исчезло и это.

Герберта Ганнэ и двух его бойцов отсекли огнем, когда они попытались пробиться к лейтенанту Фултону. Несколько разрывных болтов попали в гвардейца справа, мигом превратив того в фарш. Сам Гилберт и тот боец, что находился слева, успели откатиться с того места, куда уже в следующее мгновение врезалась новая очередь болтов. Перекатываясь по насыпи, и занимая новую позицию для обстрела, он не успел заметить, как в глубине пролома, позади закованных в керамит наступающих воинов, появилась еще одна фигура. Не увидев в пылу боя, как по команде, наступающие предатели расступились в разные стороны, пропуская вперед гранатометчика. Как гигант, казавшийся больше других, ему подобных, вскинул на плечо трубу гранатомета. Ганнэ упустил момент. Он понял, что происходит лишь за мгновение до того, как направленная в его сторону ракета, устремилась вперед к группе гвардейцев, в которой находился он сам.

Больше Гилберт ничего не увидел. Он не успел ничего почувствовать. Его тело, как и тело стоявшего рядом товарища, разорвало на части. А миг спустя синхронный залп башенных орудий «Леман Рассов» завершивших свой маневр, разорвал керамитовый нагрудник гранатометчика. И его дымящийся, изуродованный остов впечатался в стену в самом конце узкого прохода, по которому вели наступление воины хаоса.

Клубы дыма и огня. Смрад от горящей плоти. Нестерпимый грохот. Завывания снарядов. Приказы и проклятия. И ненависть. Целый океан бушующей, неподдельной и безграничной ненависти к врагам. Бесценный Дар Императора человечеству. В том аду, что разверзся вокруг, лишь ненависть давала силы израненным, измученным гвардейцам продолжать сражаться. Она поднимала их в бой. Давала силы отражать атаку за атакой. И дарила несокрушимую веру в победу.

Прожигая все на своем пути, сквозь ряд обороняющихся прошел сгусток плазмы, унеся сразу несколько жизней. Предсмертные крики этих несчастных поглотил грохот взрыва, когда с правого фланга разлетелась на части предпоследняя САУ, выворотив при этом часть стены. Ее бетонные осколки смертоносным ураганом собрали обильную жатву из раненых и убитых. По образовавшейся мешанине из тел мгновенно поползли санитары в поисках выживших, вытаскивая их из-под неподвижных тел тех, которым уже не суждено было подняться.

Остаток плазмы вошел в лобовую броню «Леман Расса», мгновенно накалив его корпус. И почти сразу, на весь экипаж обрушился нестерпимый жар.

- Терпим, братишки! – Закричал командир танка, чувствуя, как горячий воздух обжигает ему небо до слез.

Слева замолчало спонсонное орудие. Стрелок потерял сознание от нахлынувшего жара и духоты.

- Не могу! – Заряжающий рванулся к верхнему люку.

Он успел высунуться до половины, прежде чем его остановил громкий окрик комиссара.

- Назад!

- Снаряд! – Раздался крик изнутри танка.

Заряжающий, прежде чем комиссар выстрелила ему в голову, успел ввалиться обратно в раскаленное брюхо «Леман Расса».

- Снаряд, твою мать! – Проорал наводчик прямо в перепуганное лицо заряжающему.

С его растресканных, черных от копоти и гари губ, срывались багровые струйки крови, тут же сворачиваясь и запекаясь в грубую коросту.

Не помня себя, заряжающий подхватил снаряд и потащил к орудию.

Башенное орудие дало залп по наступающим космодесантникам.

Снаружи донесся громкий крик комиссара:

- Ни шагу назад!

- Снаряд! – Заряжающему показалось, что у него из ушей начала сочиться кровь.

Он даже не был уверен, услышал он последний приказ или прочитал его по открывшемуся рту наводчика.

- Есть. – Пробормотал заряжающий невпопад и странно дернувшись всем телом, упал, потеряв связь с реальностью.

В доли секунды Хольмг перевела болт пистолет с головы танкиста, занырнувшего обратно в люк, на другую фигуру, возникшую впереди. Из клубов дыма и пыли от завалов, выступил один из предателей, и выстрел комиссара из болт-пистолета слился с выстрелом башенного орудия танка. Космодесантника хаоса отбросило далеко назад, но его место тут же заняли трое его собратьев. При виде того, как три тактических десантника, вооруженные тяжелыми болтерами грозно надвигаются на баррикаду, несколько гвардейцев по левому флангу попытались отступить.

- Ни шагу назад! – Хольмг развернулась в их сторону, готовая расстрелять каждого, кто посмеет проявить трусость.

Еще секунду назад готовые отступить, бойцы, укрываясь за остатками баррикады начали стрелять в одного из трех, космодесантника продвигающегося по центру. Струя из огнемета выпущенная одним из гвардейцев не причинила воину хаоса заметного ущерба, и только прямое попадание из РПГ заставило десантника остановиться. Потеряв своего товарища, оставшиеся два хаосита устремились вперед еще быстрее. Очередь, выпущенная одним из них по баррикаде, скосила сразу двоих бойцов, превратив их тела в кровавое месиво и заставив последнего оставшегося в живых гвардейца вжаться в рокритовую крошку завала. С перекошенным от испуга лицом, боец замер, не решаясь более поднять голову из-за укрытия.

От очереди Атию спас корпус «Леман Расса», в который пришло сразу несколько разрывных болтов. Злобно рыча мотором, танк развернул на проклятых десантников башенное орудие, готовясь произвести выстрел...

В этот момент справа с грохотом обвалилась одна из стен, и на том месте, где она только что возвышалась, стала видна огромная фигура проклятого десантника. Его могучее тело покрывала усиленная броня, отличающаяся от большинства тех, что уже были видены комиссаром ранее. В руках воин хаоса держал ракетную установку.

Время замедлило свой бег. Словно в замедленной съемке Хольмг увидела, как в правый борт «Леман Расса» устремилась ракета, выпущенная рукой изменника. Атия еще успела сделать шаг в сторону, на вдохе группируясь, после чего ее подхватила взрывная волна. Комиссара отбросило, несколько раз перевернув в воздухе, и, протащив по обломкам, впечатало в насыпь с омерзительным хрустом круша ребра.

«Бешенный Грокс» больше не двигался. Замолчало и его башенное орудие, ствол которого перебило вражеским снарядом. Занявший после гибели мехвода, его место, Мишлак, теперь, когда у «Бешенного Грокса» полетели катки, пересел за курсовую автопушку. Сервитор, ранее им управлявший оказался выбитым спустя несколько минут, после полной остановки танка. Сжимая в одеревеневших пальцах гашетку, Артур вконец потерял всякое представление о реальности. Он потерял себя и счет времени. Забыл, где находится и почему. Весь его мир сжался до количества произведенных выстрелов и противников, которым те предназначались. Убить, поразить, уничтожить. Вся его жизнь свелась к результативному принесению смерти врагам, которые все напирали, отказываясь умирать. И лейтенант, сжимая от напряжения зубы, продолжал убивать их. Продолжал даже тогда, когда перестал что-либо видеть от залившей лицо, крови. И когда «Леман Расс» объяло пламя. Последнего своего врага он убил уже после собственной гибели, когда обуглились его руки, сжигаемые в вихре огня.
Лейтенант первой танковой роты второго танкового батальона 43-го Раанского Полка Артур Мишлак перестал жать на гашетку только тогда, когда его пальцы осыпались прахом.

Марсель почувствовал оглушающий удар, и рванулся к люку. В считанные секунды, его окутал огонь, оплавляя комбинезон и обжирая оголившуюся кожу. Рев, вырвавшийся из горла танкиста, кричащего во всю силу своих легких, в грохоте боя, не услышал даже он сам. Мгновеньем позже, Марсель осознал себя на объятой пламенем броне, или того, что от нее осталось. Скатываясь вниз и продолжая кричать от ужасной боли, Марсель почувствовал, как его подхватили чьи-то руки, оттаскивая от беснующегося огня. Глаза, залитые сукровицей, сочащейся, как ему казалось, отовсюду, не разбирали происходящего вокруг. И только когда боль начала стихать, а его самого уложили на что-то ровное, Марсель понял, что выжил.

Кавалли подхватил обожженного танкиста из рук санитара. Затем, также быстро, уложил на пол, поочередно вводя противошоковый, обезболивающий и противостолбнячный препараты. Медик уже заканчивал накладывать повязки, когда услышал голос лейтенанта Дрома, обращенный к кому-то из санитаров:

- Возможно внутреннее кровотечение и повреждение легкого. К тяжелым.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒