КРОВАВЫЙ МАДАЛЬОН 5 страница

Дата направления на завершающую стадию обучения в район боевых действий, ведущихся на мире № ùùùää:6.642. 991.М38
/Приказ № ùùùää//

Информация закрыта/код допуска #7442с8/Ордо Еретикус

Дата завершения обучения, и присвоения статуса комиссара Официо Префектус решением Лорда-Комиссара Гая Октавиана Тумидуса: 6.725.991.М38
/Приказ № ùùùää//

Информация закрыта/код допуска #7442с8/Ордо Еретикус

Дата приписки ко второй роте третьего батальона 1111 Раанского Полка в статусе комиссара Имперской Гвардии: 6.443.993.М38
/Приказ № ùùùää//

Подписано и заверено.

В офицерской кают-компании было пусто, за исключением одного человека. Комиссар Имперской Гвардии сидела на широкой кушетке, задумчиво уперев взгляд в противоположную стену.

Холодное, словно выполненное из серого камня, лицо тридцатилетней женщины было оттенено черными, как смоль, коротко остриженными волосами. Под густыми чуть изогнутыми бровями выделялись непривычным фиолетовым оттенком глаза, выдающие в комиссаре кадианку. От правого нижнего века, вдоль носа и через губы к подбородку тянулась бугристая, неровная дорожка кожи, выглядящая так, словно ее покрыли тонкой едва приметной сеткой. Последствие песчаной бури, оставившей свой росчерк на лице Хольмг четыре года назад. Когда Атия и другие штрафники из «замаранных» подавляли бунт на шахтерском мире ARZ-84/bis. Сосредоточенный взгляд на непроницаемом лице Хольмг был словно обращен внутрь себя, как бывает с человеком, который погружен в глубокие раздумья или воспоминания. Если бы сейчас рядом с Атией оказался имперский псайкер, он бы, несомненно, отметил, что в памяти комиссар обращается к давно минувшим событиям. Тем, что обычно захоронены в наиболее потаенных участках мозга, и возвращаться к которым люди не стремятся, в принципе. Еще, если бы его спросили, псайкер сказал бы, что эти воспоминания вызывают у комиссара сильные приступы головной боли. И что подобный приступ как раз недавно начинался, наращивая боль в темени и висках. Но которую Хольмг надежно скрывала под маской холодного спокойствия. Сказал бы, что обрывки минувших дней кружат в голове комиссара неровными, рваными полотнищами. Трепещущими, словно под порывами ураганного ветра, который рвет их, отрывая от воспоминаний кусок за куском, унося вдаль, и оставляя лишь жалкие клочки. Рассказал бы, как упрямо игнорируя все увеличивающуюся ломоту в висках, Атия прокручивает в памяти минувшее, ища и находя все больше параллелей между событиями на далеком затерянном рудном мире и своим будущим заданием на Зоре-5.

Комиссар положила на небольшой стол инфопланшет, который до этого держала в руках, поднялась, и сделала по каюте несколько шагов. Ее сапоги выбили уверенный ритм, словно Хольмг маршировала на параде. Лишь кибернетический глаз служителя Бога Машины распознал бы в этом чеканном шаге немного сбитую поступь. И что комиссар едва заметно припадает на правую аугментированную ногу, так что ее движение запаздывает на доли секунды, по сравнению с левой ногой. Также слуга Омниссии заметил бы, что не смотря на строгую осанку, из-за аугментированной правой руки, левое плечо комиссара, казалось, чуть выше правого. И что оно едва заметно выдавалось вперед.

После штрафного батальона прошло не полных три терранских года. За это время Атия успела побывать в двух кампаниях на двух фронтах и в трех госпиталях. Первый раз чуть больше года назад, когда получила незначительную контузию и осколочное ранение в плечо. Тогда она провалялась на больничной койке всего неделю. Второй раз около двух месяцев назад, во время «Второй Каргадасской». Снаряд, разорвавшийся совсем рядом с Хольмг, едва не оборвал ее жизнь, отправив сначала в прифронтовой госпиталь. А оттуда, после неудачной операции, вызвавшей осложнение в еще один, уже на Ушбеле. На этот раз возвращение комиссара в строй заняло более пяти недель и минимум столько же, ей предписывали соблюдать индивидуальное питание и «допустимый покой». Последняя формулировка, когда ее произносил заведующий госпиталем, выписывающий Атию, вызвала на лице комиссара невольную улыбку. Тем не менее произошло именно так, как было рекомендовано. Перелет в комфортабельных условиях и прекрасное оснащение, предоставленное Святой Имперской Инквизицией в лице Алонсо Барро, стали для Хольмг своеобразным санаторием, и силы ее восстанавливались с каждым днем.

Комиссар дошла до дверей, ведущих из каюты, и остановившись, заложила руки за спину. В этот самый момент Атия боролась с острой болью, терзавшей ее виски и затылок, чего невозможно было определить по ее внешнему виду. Лишь пристальное наблюдение показало бы, как у Хольмг под маской спокойствия напряглись скулы. Наконец, когда боль начала отступать, комиссар резко повернулась на каблуках, тем же маршевым шагом возвращаясь к месту, где сидела ранее. Взяв в руки инфопланшет и сделав в нем несколько пометок, комиссар позволила себе едва заметно сдвинуть брови, когда последний отголосок боли спазмом прокатился от темени вниз, через затылок к основанию шеи.

- Ферро Сильва. – Негромко произнесла Атия так, словно одним этим названием подвела для себя черту под собственными раздумьями, и добавила еще тише. – Зора-5.

ТРЕБОВАНИЕ №11 НА ПРЕДОСТАВЛЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ ИЗ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ

Из пикт-записи сервочерепа № 6/409-13-13

*сервочереп бесшумно парит над рядами людей, преклонившими колени* *несколько репродукторов, расположенных на равном расстоянии друг от друга, ретранслируют слова проповедника, которые льются с кафедры*

«Всемогущий и Всеславнейший Император, повелитель ветров и бурь Галактики. Ничтожные люди Твои попали в варпа беду, и молят Тебя о спасенье»

*от повторенья через репродукторы, каждое слово эхом отражается само от себя, заставляя всех присутствующих на молебне еще больше проникаться монументальностью происходящего*

«Обрати Взор Свой на нас, или погибнем мы. Мы видели сколь велико и пугающе Искусство Твое. Мы убоялись Тебя и падаем ниц пред Тобой. И думаем о Тебе с благоговением»

*сервочереп пролетает над одним из гвардейцев*
*слышится едва различимый шепот*

«Бог-Император, молю Тебя, защити нас от опасностей варпа»

*голос тонет в общем хоре молебна*

«Ничто нам не страшно, кроме Длани Твоей. Молим мы о спасении, дабы продолжать служить Тебе. Дабы не погибли мы в неверных водах варпа»

*доносится еще один шепот*

«Молю Тебя, Всеблагой Защитник, не дай нам сгинуть. Только не так»

*конец записи*

Подписано и заверено.

Перелет занял времени больше, чем рассчитывал инквизитор. Но как бы ни желал Алонсо максимально быстро прибыть на Зору-5, нестабильные течения варпа диктовали собственные условия. Переход по его волнам оказался еще более непредсказуемым и опасным, чем обычно. Как будто силы Имматериума нарочно хотели задержать «Молот Победы» на пути к его цели. Помимо этого, переход был ознаменован сразу несколькими несчастными случаями, которые унесли жизни двух десятков матросов с нижних палуб, и вывели из строя целых четыре механизма. На восстановление последних ушло больше стандартных терранских суток по корабельному времени. А в довершении, за несколько часов до предполагаемого возвращения в материальный мир, корабль внезапно отклонился от курса. Так что потребовалось более восьми часов, чтобы вернуть крейсер на прежний путь. Все эти восемь с половиной часов на борту «Молота Победы», все, кто не был занят на боевых постах или дежурствах, находились в корабельном Храме. Вознося Бессмертному Повелителю человечества молитвы с просьбой защитить Его верных слуг от козней варпа и помочь обрести дорогу к дому.

В конце концов, благодаря стараниям Навигатора и слаженной работе всего остального экипажа, «Молот Победы» лег на верный курс. Но к тому времени, когда Эдуардо Плеинвэлл своей уверенной рукой направил крейсер к точке Мандевилля, капитан пребывал в мрачнейшем настроении, а Барро подсчитывал, что опаздывает на Зору-5 уже как минимум на шестьдесят часов от времени предполагаемого прибытия в систему Ризонс. Поэтому едва корабль пришвартовался в орбитальных доках, не желая более терять ни минуты, Алонсо тут же затребовал транспорты для немедленной высадки на поверхность планеты.

Космопорт «Иллун», куда шаттлы перебросили батальон, показался крошечным, особенно, по сравнению с такими гигантами на Ушбеле, как «Врата Покоя», способными вместить минимум четыре подобных космопорта или величественным «Самаджи», который по размерам мог соперничать с небольшим городом-ульем.

И все же, даже на столь малом пространстве где как верно было подмечено кем-то из гвардейцев «даже вездесущей бюрократии негде притулиться», не обошлось без проволочек, которые традиционно сопровождали все погрузки и выгрузки.

Не вписавшись в аппарель, танк встал словно споткнувшись о невидимую преграду и едва не завалившись при этом на бок. Возвышающееся над башней боевой машины алое полотнище со священным текстом, сияющим золотыми буквами, затрепетало. Да так сильно, что под недовольный рык мотора со стороны регулирующего движение гвардейца, вырвалась пара «сильных» слов, которые на его счастье потонули во всеобщем шуме.

Обливаясь потом, водитель командирского танка «Леман Расс» навалился на штурвал, выравнивая машину. Ощущая на себе впившийся взгляд проповедника, занимавшего место командира, Саул Генц готов был провалиться в варп на этом самом месте.

- Милосердный Бог-Император человечества, взгляни на меня со всей добротой, и...

Шепчущий почти скороговоркой молитву, водитель замолчал, когда услышал выровнявшееся гудение мотора и почувствовал, как накренившаяся машина обрела наконец устойчивость.

- Милость Твоя воистину безгранична. – Выдохнул Саул, складывая левой рукой на груди однокрылого орла, а правой намертво вцепившись в штурвал.

Наблюдавший за ним все это время, проповедник поморщился. Пирс не терпел беспорядка и любых проявлений несобранности, так что даже опоздание к службе считал грехом и одним из проявлений влияния враждебных сил.

«Истинно верующий, возлюбивший Бессмертного Императора и пожелавший отдать всю свою жизнь Ему; полностью посвятивший себя служению Пастырю человечества, не допустит оплошности, ошибок или опозданий. Он будет помнить каждую секунду, что, вверив Императору жизнь свою уже не может распоряжаться ею как прежде, бездумно и расточительно. Каждый должен помнить, что допустивший небрежение в отношении своих обязанностей, или транжирящий жизнь свою впустую, уже повинен. И что лишь подвергшись суровому наказанию, дабы тем самым из него были изгнаны мысли о праздности и лени, такой грешник может быть возвращен на путь самозабвенной преданности и служения Спасителю всех людей»

Эти слова, сказанные Пирсом в одной из проповедей, полностью отражали его собственный внутренний мир и непоколебимые ценности. И, следуя собственным наставлениям он спрашивал с других столь же строго, как с самого себя.

«Раскаяние и боль — это молот и гвозди преданности». – Любил повторять Аезон также, как это делал ранее один из его наставников.

- Бог-Император взирает на твои дела, гвардеец. – Произнес Пирс с тем апломбом, с которым говорил всегда, даже вне проповеди.

- Так точно, отец. – Тут же выдохнул Генц, молясь и ругаясь про себя одновременно; наблюдая в смотровую щель, как в их сторону направляется один из «Атлантов».

- Отбой. – Произнес мехвод в динамик, закрепленный у шеи, активируя вокс-бусину коротким щелчком пальца.

- Принято. – Прошелестело в ответ, и вскоре, тягач начал неторопливо разворачиваться.

- Неплохо начинается. – Пробормотал Саул, когда его «Леман Расс» проехав погрузочную площадку, присоединился к общей колонне и занял в ней свое место.

В этот же миг мехвод вновь ощутил на своей спине пронизывающий взгляд проповедника, и на всякий случай добавил уже громче:

- Великий Бог-Император, присмотри за слугой Своим и солдатом. Даруй мне преданно служить Тебе, исполняя все приказы командования, ничем не нарушая заповедей Твоих и устава.

В конечном счете, еще через несколько часов, более без происшествий, высадка закончилась. К этому времени вечерние сумерки уже сменились ночной темнотой, однако это стало заметно только тогда, когда колонна бронемашин в сопровождении грузовиков с пехотой покинула космопорт. На самой же территории «Иллуна», благодаря множеству прожекторов и осветительных приборов, было светло как днем и даже ярче.

Выехав за пределы космопорта под нескончаемый рев двигателей, разгоняя темноту светом фар, пробивающимся сквозь прорези щитков, батальон бодро продолжал двигаться вперед. Колонна шла по широкому рокритовому полотну, вдоль которого тянулась череда невысоких и скудно освещенных однотипных серых зданий, у большинства из которых была выставлена вооруженная охрана. Дежурные, если судить по знакам отличия, принадлежавшие к СПО, пристальными взглядами сопровождали идущую мимо, бронетехнику, с задумчивой обеспокоенностью на лицах. Кое-кто из караульных, насколько это было допустимо, делал пару шагов вперед в надежде разглядеть какие-либо детали, которые позволили бы понять ради чего на Зору-5 прибыли регулярные гвардейские части. Ответом на демонстрацию тревожной заинтересованности СПОшников, были самодовольные улыбки на лицах большинства пехотинцев, ехавших в открытых кузовах грузовиков. Однако темень срывала их от взглядов, стоящих на дежурстве, бойцов СПО

- На нас смотрят. – Задумчиво, ни к кому не обращаясь конкретно, произнес Абрахам.

Молодой вокс-связист был совсем недавно зачисленный в третий взвод под командование лейтенанта Варроу.

- Нервничают. – Негромко ответил ему сидящий рядом гвардеец, за тонкий слух прозванный Слухачом.

- А чего им нервничать? – Спросил Абрахам с некоторым сомнением в голосе.

- Сам подумай. – Слухач повернул голову в сторону молодого связиста, демонстрируя вторю половину лица, уродливо выглядевшую, словно кожа его была покрыта жженым пергаментом. – Раз прислали гвардию, значит намечается какая-то заварушка.

- А она намечается? – Снова спросил Абрахам. – Мы вроде как просто конвой. Сопровождаем высокопоставленного чиновника. Обеспечиваем безопасность и связь.

- Угу. – Много значительно протянул Слухач. – Запомни, салага. Нет и не бывает простых заданий. Конвой, сопровождение, обеспечение, все это значит только одно. Отцы-командиры просто не в курсе с кем или с чем нам предстоит воевать. Или в курсе, но решили нам покамест не говорить.

- Почему не говорить?

- А чтобы такие салаги как ты в штаны не наложили. Раньше времени.

Гвардеец повел окрест взглядом, зацепившись им за одного постового, который во все глаза пристально сопровождал их машину.

- Зовут как? – Поинтересовался Слухач у своего собеседника, поворачивая голову так, чтобы не встречаться с ним взглядом.

- Абрахам.

- А фамилия?

- Нету. – Молодой связист пожал плечами. – Не всем быть при фамилии.

- И то верно. – Слухач кивнул. – Вот что я тебе скажу, Абрахам. Никогда не надейся, что задание будет легким. Но и не бойся никогда. Страх убивает вернее лазгана. Просто молись Императору. И не проси у Него никогда долгой жизни.

- А что тогда просить? – Недоуменно Абрахам посмотрел на своего умудренного боями собеседника.

- Проси, чтобы раны твои были легкими, а смерть быстрой. – Гвардеец замолчал, и добавил немного погодя. – Ибо и то, и то, величайшее благо. И редко кому достающееся.

После того как застройка закончилась, потянулись большие залитые рокритом площади, часть из которых была загружена стандартными контейнерами. Отмеченные грязно белыми аквилами на своих бортах, они отчетливо выделялись в полумраке. Между рядами контейнеров размеренно передвигались почти не различимые сервиторы, узнаваемые лишь по негромкому гудению, издаваемому их механизированными частями тела. Изредка к лоботамированным слугам подходили служащие-каталогизаторы, подсвечивающие себе небольшими фонарями, добавляя тем самым толику света вокруг. Тогда, издаваемый сервиторами тихий гул на время замирал, и возобновлялся вновь, когда служащий отходил, оставляя механических рабов и дальше заниматься своей рутинной работой.

Радикально пейзаж поменялся, когда бесконечные разгрузочные площадки закончились и по обеим сторонам дороги стали видны деревья. А к утру впереди показалась огромная стена леса, в который словно русло реки с крутыми берегами, вливалась широкая рокритовая полоса дорожного покрытия.

Шагающие по обеим сторонам дороги, гвардейцы, по большей части рожденные и выросшие урбанистических мирах, где за всю жизнь можно было не встретить даже чахлого дерева, с сомнением смотрели на древесные дебри, в которые им надлежало войти. И представшая их взорам картина, вызвала у бойцов множество эмоций. Начиная от удивления и восторга, и заканчивая сомнениями, относительно опасности, которая наверняка могла таиться в лесных чащобах.

По мере приближения к лесному массиву воздух становился более влажным и густым. А еще начал появляться гнус. Количество мелких зудящих насекомых увеличивалось медленно, но неотвратимо, постепенно превращаясь в огромный жужжащий рой. Настораживающий, отталкивающий звук, издаваемый роем, был слышан даже сквозь шум движущейся бронетехники, и наращивал амплитуду по мере прибывания все новых, и новых насекомых. И что было особенно неприятным, этих мелких вездесущих тварей, норовящих забиться в уши, нос и глаза, не отгонял ни запах освященных машинных масел, ни густая вонь выхлопных газов от танков и грузовых машин.

Переговариваясь вполголоса и попутно давя мерзких кровососов, пытающихся проникнуть под одежду, бойцы делились впечатлениями и опасениями относительного их дальнейшего маршрута, вспоминая байки про Катачан, и находя с ним то сходства, то различия. Те из гвардейцев, что были родом с аграрных миров, а таких в батальоне насчитывалось не много, реагировали на джунгли более спокойно. Но и они признавали, что наличие по соседству агрессивной фауны (в этом все мнения были однозначны), только добавит сложностей. Правда бывшие аграрии не забывали упоминать и возникающие при этом плюсы. А именно, возможность разжиться свежим мясом, заменив свежанинкой однообразный, почти безвкусный паек. Так что, когда под самое утро был получен приказ сделать кратковременную остановку для обеспечения необходимого отдыха и оправления нужд личного состава, большинство бойцов сошлись на том, что наличие живности которую можно поймать и употребить в пищу, с лихвой окупает все возможные риски, которые могут исходить от нее же.

Едва затих последний двигатель, как громкий зудящий гул, издаваемый многомиллионной армией гнуса, усилился еще больше. Разной формы и вида кровососущие насекомые готовились к обильному пиршеству. Единственное, что еще хоть как-то отгоняло их от колонны, была комбинация запахов машинного масла и священного ладана, которым под монотонные песнопения исполняемые на бинарном коде, служители Марса начали обильно окуривать боевые машины едва те остановились.

Выбравшись из кабины, сержант Валек критично осмотрел лес, окружавший колонну с обеих сторон, и вопросительно взглянул на мехвода. Кори, не молодой уже гвардеец, перехватил этот взгляд.

- Так что ты говорил про свежее мясо? – Негромко спросил Валек.

- Что было бы не плохо поохотиться, сержант. – Отозвался Кори. – Здесь наверняка живность водится.

- Наверняка. – Согласился Валек, отходя чуть в сторону, давая дорогу батальонному технопровидцу заняться «Леман Рассом» возле которого они стояли.

- Как предлагаешь?

- Пока привал мы могли бы с Марушем сходить, посмотреть, что тут, да как.

Сержант кивнул:

- Добро. Бери заряжающего. Только быстро. Да смотрите, не вляпайтесь ни во что. И далеко не отходите.

- Слушаюсь, сержант. – Кори бодро отсалютовал, после чего кивнул в сторону заряжающего. – Ну что, пойдем посмотрим, что у нас сегодня на ужин.

И уже спустя пару минут оба гвардейца вооружившись лазганами скрылись за ближайшими деревьями.

Дождавшись полной остановки «Леман Расса» Гордиан выбрался из люка на броню, а потом, с изрядной долей грациозности спрыгнул на рокритовую поверхность дороги. Распрямив чуть затекшие плечи, комиссар вдохнул полной грудью слегка дурманящий влажный воздух, исходящий от леса и огляделся по сторонам. Плотные джунгли от которых разило душными, прелыми и совершенно не привычными запахами, отстояли на расстоянии всего нескольких метров от тракта, заставляя немного нервничать. Словно все еще надеясь вернуть себе потерянные территории, деревья тянули ветви в сторону дороги. А там, где очищенное от зелени пространство не было залито рокритом, и вовсе уже пробивались стебли высокой травы и мелкий кустарник.

Стараясь отогнать от себя неприятные ощущения непонятной тревоги, бодрой пружинящей походкой Расчинский зашагал вдоль колонны. Время от времени он бросал строгие взгляды на выбирающихся из бронетехники гвардейцев, и читающих литании Омниссии технопровидцев, чьи одежды особо выделялись алым цветом среди общего серо-зеленого фона. Завидев комиссара, солдаты мгновенно вытягивались, отдавая воинское приветствие офицеру и складывая на груди Имперскую аквилу. Что же касается служителей Машинного Бога, то они, напротив, не обращали на Гордиана никакого внимания, полностью поглощенные творимым им священнодействием.

Пройдя несколько метров комиссар остановился. Неприятное чувство не проходило, словно кто-то исподтишка продолжал смотреть ему в спину. Настолько пристально, что Расчинский невольно передернул плечами. Неожиданно для него самого в памяти вспыхнули воспоминания, которые сам комиссар не хотел тревожить. Эти события произошли совсем недавно, но Гордиан старался забыть их, и сделать это как можно скорее. Заметив возле одного из «Леман Рассов» Хольмг, в надежде переключить свое внимание на разговор, Расчинский уверенным шагом направился к Атии.

- Здравия желаю, комиссар. – Произнес он нарочито громко.

Хольмг мгновенно развернулась в сторону Гордиана. Ее руки, взметнувшиеся к груди, сложились в двуглавого орла, после чего все так же быстро вернулись в изначальное положение.

- Аве Император. - Холодно ответила она на приветствие.

- Аве. – Отозвался Расчинский, салютуя в ответном жесте и делая навстречу еще несколько шагов, сократив расстояние между ними до минимума.

- Вам уже доводилось встречать такие леса раньше? - Поинтересовался он.

- Однажды. – Лаконично ответила Атия.

- Однажды. – Повторил на ней Гордиан. – А я вот с подобным сталкиваюсь впервые. Неприятные ощущения. Это место как будто источает угрозу. Вот только понять какую именно.

Хольмг проигнорировала это замечание. С той же болезненной ломотой в висках, которую почти всегда провоцировали любые воспоминания о прошлом, перед ее мысленным взором предстали высокие леса Ферро Сильва и холодные, свинцовые тучи над ними. На мгновение ее захватили картины прошлого, мучительно разрывая голову в нахлынувшем спазме. Не мигая, с расширившимися от боли зрачками, Атия замерла, потеряв на какой-то момент счет времени. А когда пришла в себя, то первым делом услышала все тот же голос Гордиана, который продолжал ей что-то говорить.

Не желая продолжать беседу Хольмг посмотрела на Расчинского:

- Я должна вернуться к своим обязанностям. – Сухо произнесла она и взметнув руки в аквиле, добавила. – Император защищает, комиссар.

На лице Гордиана промелькнуло недовольство. Знакомства и разговора, на который он рассчитывал, не получилось. И теперь Расчинский смотрел на Атию с некоторой досадой, как на человека не оправдавшего его ожиданий.

- Я вам не нравлюсь? – Все еще с оттенком официальной любезности спросил Гордиан.

От этого внезапного вопроса на непроницаемом до этого лице Хольмг, проявился легкий оттенок удивления.

- В нашей службе личным пристрастиям нет места, комиссар. – Спокойно возразила она. – Мы служим Империуму и несем волю Императора на полях сражений. Все остальное не значительно.

- И вы совсем-совсем не оставляете себе места для личной жизни?

Атии послышалось, что в голосе ее собеседника прозвучала усмешка.

- Удивительно, что у вас остается. – Отрезала она.

- Однако. – Расчинский произнес слово, чуть протягивая его, словно смакуя.

Коротким взмахом рук, обыденно до небрежности он обозначил кистями орла на своей груди, попутно отогнав этим жестом очередной зудящий и вьющийся вокруг рой и отошел от Хольмг.

Совершенно неожиданно для него самого на Гордиана нахлынули воспоминания об одной бурной ночи, проведенной им пару лет назад в прифронтовом госпитале, куда он попал вместе с другими ранеными. Имени лейтенанта медицинского корпуса с которой он тогда провел несколько предрассветных часов, Расчинский не помнил. Поблекла в потоках времени и ее внешность, оставив лишь размытые очертания высокой и сильной телом женщины. Из всего в памяти остался лишь вопрос, возникший у комиссара тогда, когда он покидал помещение морга. В котором они с лейтенантом уединились на одном из медицинских матрацев, снятого с одной из больничных коек. «Накажут ее или нет, когда станет известно, куда и с какими целями лейтенант отлучалась?»

Тогда ему было это безразлично. Ничего не изменилось и сейчас. Но почему-то из всей той ночи Гордиан запомнил лишь этот вопрос, промелькнувший у него под самое утро.

«Проклятая память!» - Выругался про себя Расчинский и развернувшись, зашагал обратно, откуда пришел.

Со странной навалившейся тоской он вдруг подумал, что его карьера, так лихо начавшаяся, оборвется именно здесь, в этих дремучих лесах дикого необузданного мира. Оборвется вместе с жизнью. Причем таким образом, что в последние ее минуты он станет проклинать все на свете.

Охватившие Гордиана эмоции оказались столь сильными, что на краткий миг он растворился в них, утеряв всякую связь с реальностью. Чтобы освободиться от них комиссар мотнул головой, прогоняя от себя эту волну страха и безысходности. И повинуясь незримому приказу, начавшаяся было эмоциональная буря утихла, возвращая Расчинскому утраченное спокойствие.

- Скоро выступаем. – Выдохнул он с облегчением проходя дальше, ни к кому не обращаясь, а просто констатируя факт.

Валек огляделся по сторонам. Машур и Кори все еще отсутствовали, в то время как им давно уже было пора вернуться. Увидев направляющуюся в его сторону комиссара, сержант мысленно осенил себя аквилой, готовясь к тяжелому разговору.

- Здравия желаю, комиссар. – Отсалютовал Валек, едва Хольмг с ним поравнялась.

- Здравия желаю, сержант. – Атия строго взглянула на Валека. – Где ваш экипаж?

Не зная, как ловчее ответить, Валек огляделся по сторонам, как будто обозревая своих бойцов, и увидел Кори, выходящего из-за деревьев. Следом за ним со взваленной на плечо тушей и довольной улыбкой на лице, показался Машур. Более «удачного» времени появления было трудно представить.

«И ни минутой раньше!» – Успел воскликнуть про себя сержант, после чего вытянувшись перед Хольмг, отрапортовал:

- Экипаж отдыхает, комиссар. Согласно приказу.

Однако Валек и сам понимал всю тщетность собственных попыток отвратить неотвратимое. Недослушав сержанта Атия сделала несколько шагов по направлению к гвардейцам, вернувшихся с «охоты».

Кори, первый увидевший комиссара, вытянулся, отдавая воинское приветствие. А секундой спустя к нему присоединился Машур, скинув с плеча свою добычу.

Молча, Хольмг оглядела сначала гвардейцев, потом перевела взгляд на тушу. Мизансцена была понятна без слов и никаких пояснений не требовала.

- За самовольное оставление дислокации части, а также за самоуправство, двадцать плетей каждому. Приговор будет приведен в исполнение вашим лейтенантом после остановки части на ночевку. – Холодно произнесла Атия и добавила. – Труп животного закопать немедленно. Все ясно?

- Так точно, комиссар. – Хором отозвались оба провинившихся.

- Исполняйте. – Все также холодно сказала Хольмг и развернувшись, направилась к сержанту Валеку.

Тот уже ждал ее с мрачным выражением на лице.

- Разделите наказание со своими подчиненными, сержант. – Распорядилась Атия. – Двадцать плетей вам и им сегодня перед отбоем.

- Слушаюсь, комиссар. – Хмуро ответил Валек.

- Сержант. – Обратилась к нему Хольмг прежде, чем уйти. – Чтобы больше такого не повторилось.

- Так точно, комиссар. – Заверил тот. – Не повторится.

- Идиоты. – Выдохнул Келвуд, не зная, что еще сказать.

- Значит так. – Продолжил он после небольшой паузы. – После вечерней молитвы всех командиров взводов ко мне. Буду ума им вкладывать, раз своего не завезли.

Заместитель командира роты капитан Синч кивнул с пониманием:

- Будет выполнено, майор.

- Нет, ну дегенераты. – Продолжил сокрушаться Риччи. – Надо же было додуматься! Они бы еще на рыбалку пошли всей толпой. Охотнички.

Синч в ответ на это высказывание промолчал. Замолчал и Келвуд. И лишь спустя несколько минут до слуха капитана донесся тихий шепот командира роты:

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒