|
|||
В прятки с Бесстрашием 29 страница
— Ну, посмотрим, — ухмыляюсь я ей и отхожу к другим неофитам. — Фокси, если угольник сетки значительно отклоняется от точки прицеливания, то, не ослабляя давления на спусковой крючок, уточни прицеливание и нажимай на спуск. Вот так, поняла? — Я замечаю, что когда слишком близко наклоняюсь к Фокси, Стен глядит на меня ну очень недобро. Ого! Кажется, у нас парочка складывается? Когда они, вообще, успевают, я мало их гоняю, что ли? Может, ввести какую-нибудь еще повинность, чтобы у них сил больше ни на что не оставалось? — Для всех, послушайте, при спуске курка не придавайте значения легким колебаниям сетки у точки прицеливания. Стремление нажать спусковой крючок в момент наилучшего совмещения сетки с точкой прицеливания, как правило, приводит к дерганью за спусковой крючок и к неточному выстрелу.
Все благополучно отстреливаются и уходят к Кевину. А я остаюсь сменить мишени. Как я и думал, лучшие результаты у Лекси и Вика.
На зачет стреляем по пять человек. Последние — группа лучших, так их определил Кевин. Все, кто уже отстрелялся, уходят; время к обеду, надо нам возвращаться. Постепенно на стрельбище остаемся только я и Лекси. Которая получает явное удовольствие от процесса и никак не хочет с ним расставаться.
— Хочешь себя проверить по всем параметрам? — спрашиваю ее, зная, что она согласится.
— Это как еще?
Показываю ей патроны.
— Заряжаешь и стреляй, когда я сменю мишень, поняла?
— Алекс, это что, боевые патроны? Настоящие?
— Ну да… А ты что, испугалась?
— Нет. Давай сюда.
Я отхожу к мишеням, меняю их на новые и встаю рядом. Кричу ей:
— Давай, Лекси, стреляй!
— Отойди подальше! А то я могу в тебя попасть!
— Стреляй! Посмотрим, так ли уж хорош твой хваленый глазомер, — подзуживаю я ее. — По праву ли ты мой ножик носишь? Ведь ты его не потеряла?
— Урод ты, Алекс!
— Я знаю! Стреляй!
Четыре выстрела ложатся ровно в десятку. Супер, блин, ну надо так? Последний, вообще-то, туда же лег, но я решаю пошалить. Когда я слышу выстрел, падаю на землю, как подкошенный. Изо всех сил стараясь не улыбаться, лежу и слушаю, как она вскрикивает, зовет меня по имени, бежит ко мне. Торопливые шаги, шуршит одежда, нежные руки начинают ощупывать мою грудь, а мне приятно, блин, так, что просто п*здец.
— Алекс, господи, ну какой же ты придурок, ну к чему все эти геройства, ну скажи, что с тобой все в порядке, пожалуйста…
Когда она прикладывает ушко к моей груди и слышит, что сердце бьется, да еще как, она в недоумении поднимается, но я тут уже притягиваю ее к себе и целую в губы. Она сначала дергается, а потом от облегчения, что со мной все в порядке, расслабляется и на поцелуй отвечает.
М-м-м, эти губки, какая же сладкая, ну надо же… Ладошки обхватывают мое лицо, подушечка большого пальца поглаживает щеку. Детка, ничего себе… Ах ты ж какая, а? Я боюсь даже шевельнуться, чтобы не спугнуть и чтобы это никогда не прекращалось. Мне так нравится, просто до чертиков нравится то, что она делает с моими губами, язычком чуть дотрагиваясь до них, явно с удовольствием меня целуя, а уж меня-то точно второй раз просить не надо. Я прижимаю ее к себе и чувствую, что еще немножко, и поцелуй перерастет в нечто большее. И тут она резко от меня отстраняется.
— Алекс! Как ты можешь, ты напугал меня ужасно! — Я смеюсь, а она продолжает негодовать, стуча по моей груди кулачками, как капризный ребенок. — Как ты можешь так с людьми обращаться? Ты знаешь, что я почувствовала, когда увидела, как ты падаешь…
— Ну, так то с людьми, с людьми я так и не обращаюсь, а ты кудахчешь, как курица… — Все еще смеясь, поднимаюсь на ноги. Она продолжает сидеть. — Давай, вставай. Пойдем к Кевину, и надо уже ехать домой. Лекси! Ты встаешь или нет? — Я протягиваю ей руку, чтобы помочь встать, но она бьет по ней, отвергая.
— Какой же ты ублюдочный сукин сын, Алекс! — Она злобно смотрит на меня снизу вверх, и глаза у нее становятся зеленые, как крыжовник. — Почему ты так со мной? А? Что я тебе сделала? Я ведь всего лишь ответила на твой поцелуй, зачем тебе после этого говорить мне гадости?
Я хватаю ее за локти, поднимаю и, прижав к себе, подцепляю ее подбородок, заставляя посмотреть мне в глаза.
— Что ты мне сделала? Ты свела меня с ума… Мне до помутнения в голове нравятся твои поцелуи, детка. Мне они нравятся даже больше, чем смотреть, как ты стреляешь…
К чертям все эти, бл*дь, правильности, не могу я от нее отказаться, и все тут. Я наклоняюсь и целую ее, целую так, чтобы дать ей почувствовать все мое желание и как мне нравятся ее губы, запах, и как нравится ее обнимать, и как ее руки запутываются в моих волосах, а тело становится мягким и податливым…
— Э, слышите, мы только вас ждем! — орет из подсобки Кевин. — Хватит уже лизаться, нам во фракцию возвращаться надо.
Я отрываюсь от Лекси, смотрю на нее, улыбаясь, и она хихикает.
— Алекс, все думают, что я нашла себе покровителя и потому у меня высокие баллы. Как думаешь, Кевин нас не сдаст?
— Не-а. Никогда. А какого ты себе покровителя нашла? Почему я ничего об этом не знаю? — шутливо хмурю брови. Она толкает меня в плечо.
— Поглупее еще чего-нибудь спроси! Мы с тобой жили в одном помещении, ходим по ночам в бассейн, и ты хочешь, чтобы про нас слухи не ходили?
— Ну и что ты предлагаешь? Чтобы их развеять? Выдрать тебя на конюшне, чтобы доказать, что я к тебе равнодушен?
— А что, разве это не так? — хитро спрашивает она, искоса на меня поглядывая.
— А ты сама-то как думаешь?
— Ну, не знаю… Чтобы до меня снизошло само высокопреосвященство…
— Лекси… Я ведь накажу!
— Догони сначала, — показывает мне язык и бежит в сторону подсобки. Вот коза. Ну ладно, как говорится, не догоню — хоть согреюсь.
В Яме Трис осчастливливает меня новым заданием: съездить в Эрудицию, забрать какие-то исследования. Ну вот и ладушки, заодно возьму сведения у Дина на Стена, Ларри и Дани.
========== Глава 43. Память ==========
Эшли Музыка: Within Temptation — Say My Name (минус) Тихий скрип тормозов, протекторы прочно вгрызаются в землю, глушу мотор. Воздух с присвистом уходит из легких, дыхание порывается срезаться, и в сердце распаляется адская боль. Мне нужно несколько минут, чтобы взять себя в руки и, наконец, дернуть ручку дверцы. Ноги непослушно заплетаются, пот чертит дорожки по вискам, когда взгляд падает на струящуюся ленту полотна железной дороги*.
Всю дорогу гнала от себя все мысли, все… Но чем ближе подхожу, тем труднее сдерживать расползающуюся соль по щекам. Ах, как же это невыносимо, невозможно больно. Стон рвется из груди, но выходит только глухое мычание. Все равно никто не услышит… Раны всё не затягиваются, не рубцуются и не заживают. Внутри что-то давно сломалось. Треснуло. Надломилось.
Нет никаких сил приблизиться, но и нет больше сил стоять чуть в стороне и рыдать молча, как потерявшийся ребенок, размазывая слезы рукавом черной куртки, и вспоминать… Может, они смотрят сверху на нас? Видят. В такие моменты мне кажется, что они где-то совсем рядом. Невидимые…
Трис не смогла освободиться, чтобы поехать со мной, остальные на полигонах. А больше мне совершенно не с кем помолчать о них, понимаете? А я задыхаюсь, трясусь, не отводя взгляд от выстроенного мемориала, раскинувшегося крепким соитием мрамора, прямо под тем самым мостом, куда слетел первый вагон. Ровно год назад! Каждая поджилка дрожит, каждый нерв оголен. Я помню… Мы все помним. Выплясывающие пальцы накрывают холодный камень, медленно обводя подушечками тонкие нитки выбитых букв. Имен.
Я точно знаю, сколько их здесь. Знаю, сколько выписанных строчек впитал в себя вместе с общей скорбью, незаменимой утратой этот камень. Сто двенадцать имен и фамилий, сто двенадцать бесценнейших жизней… Сердце разрывается, что ни толчок — то боль. Быстрее бы уже разорвалось ко всем чертям… Лучше ничего не чувствовать, чем это терпеть. Но оно продолжает исправно отбивать свою повинность. Внутри все жжет от беспомощности и невозможности что-то изменить, предотвратить. Ну и как дышать спокойно, пока устроившая этот филиал преисподней тварь жива, дышит, существует? Как это возможно, как?! От одной этой мысли, кажется, кислород кончается в окружающем пространстве и во рту окончательно пересыхает.
Кто же ты? Проклятая мразь, со сгнившей насквозь… нет, не душой… черной пустотой, наполненной только нечистью, прахом и тленом. Не человек. Я ненавижу тебя всеми фибрами души! Гнев затопляет, кипит внутри серной кислотой, не находя выхода, под самым горлом, которое стянуто вибрирующими спазмами так, словно обмотано колючей проволокой. Ты забрал у нас наших близких и любимых и чуть не отобрал у меня его! Самого дорогого, родного моего, Эрика… мою жизнь, чуть не выдрал частичку меня.
И сразу все возвращается. Обрушивается. Все осознание случившегося. Наваливается, словно целая груда камней. Совершенно не представляю, как можно было бы жить, существовать, если бы он… не вернулся? Выдуваю судорожный вздох и чувствую, что вся, буквально вся покрыта бисером холодного пота. Знобит так, что зубы начинают выбивать дробь.
Обхватываю себя за плечи, пытаясь унять мелкую дрожь. Боже, как же дьявольски я ненавижу того, кто все это устроил… Сжимаю выпрыгивающие губы, пытаясь успокоиться. Получается не очень. Луплю кулаком по твердой поверхности. Раз, другой… Хочется орать и крушить все вокруг. Душа трепыхается, вибрирует от боли, от тоски, от сочувствия… Меня это изводит, сводит с ума…
Утыкаюсь лбом в мрамор, иначе голова сейчас закипит и взорвется. Кровь барабанит в висках, а в памяти вспыхивают имена. Ох, как же их тут много… Конечности у меня мелко трясутся, и я хватаю воздух ртом. Соберись, ничего уже не исправить. Ты это уже пережила… Ну! Еще раз. Пальцы шарят, щупают и обводят выпуклые буквы. Вот они… Алекс и Колин, делившие со мной вражеские пули, прикрывавшие мою шкуру собой в боях не один раз. Шона… суровая старшая сестричка Линн. Еще десятки строчек знакомых имен. Почти два десятка выращенных мной неофитов за несколько лет работы инструктором…
В животе ледяной ужас скручивается хладной змеей, все туже и туже, выдрав живьем еще один стон. Это не просто невыносимая боль — этому даже нет названия. Ненавижу… И слезы срываются потопом. Пальцы останавливаются, застывают, вдавливаются в камень… Эллисон и Джойс Саммерс, родненькие мои… Боже, боже мой, как мне вас не хватает, кто бы знал… Будто из сердца выковырнули целые клоки, оставив уродливые раны, истекающие кровью… Невозможно смириться. Не получается, совсем. Эта чаша ярости, жажды мести и страданий давно уже переполнилась и рухнула, раздавив под собой.
Я захлебываюсь, тону в ненависти, сумасшедшей, дикой, чертовски бурлящей, которая захватывает все мое существо. Мы найдем эту тварь, найдем… доберемся. Уничтожим, сотрем с лица земли! Я обещаю вам, клянусь! Они за все ответят, захлебнутся собственной кровью. Ничем этого чувства не забить. Нет этому оправдания, нет прощения, нет жалости, ничего не осталось… Только неимоверное опустошение.
Сколько там кругов ада? Я все их нарезала не по одному разу. Зажмуриваюсь, крепко, до бесцветных бликов перед глазами, и встряхиваю головой, пытаясь прогнать всплывающую в воспоминаниях жуткую нарезку из страшных кадров. В ушах звенит, тело наливается тяжестью, и цветные пятна сквозь сочащуюся влагу начинают приобретать конкретные очертания, а спазмы продолжают мучительными судорогами катиться по ребрам. Я не просто плачу, а рыдаю взахлеб по всем безвозвратно ушедшим, оплакивая павших.
Вдох-выдох, вдох-выдох… Сколько я так стою, не знаю. Наверное, долго. Все минуты сплавляются в одну пульсирующую болевую точку. Горизонт стремительно заволакивает серыми свинцовыми тучами. Тяжелыми. А потом с небес срываются первые холодные капли. Небо тоже плачет по ним… Все, пора уходить.
Увы, но свежий, прохладный ветер, прорывающийся сквозь открытое окно внедорожника, никак не помогает справиться с захлестнувшими эмоциями. Собственно, мне уже довольно давно вообще кусок в горло не лезет. Нужно возвращаться во фракцию за Люси, пока она там Анишку не извела, и ехать на полигон, и так задержалась на несколько дней… Эрик будет рвать и метать от негодования, пи*дянок получу опять. А мне еще надо собраться с мыслями и хоть как-то сопоставить воедино все весьма интересные факты и домыслы, чтобы понять, что именно рассказать своему любимому лидеру о происходящем во фракции, свои наблюдения и собранную информацию, а чего лучше вообще не упоминать при нем… Безусловно, порадуется успехам Виктора — он проходит инициацию на высоте и, конечно, лидирует. Да кто бы сомневался, он сын своего отца.
И что наш старший сын устроил такую жесткую инициацию переходникам, что они в буквальном смысле доползают до кроватей и практически живут на полосе препятствий… Это не страшно, так надо, и по-другому новобранцам не выжить в военное время. Да и инструктор из Алекса вышел пусть и не совсем сдержанный… Да уж, пи*дец, какой не сдержанный, если честно. У меня волосы дыбом встали, когда я первый раз услышала, как он на них орет, хотя и привыкшая к громовому голосище Эвансов. Сразу почему-то вспоминается своя инициация и как нас гонял милый… М-да, это у моих мужчин в крови. Гены, мать их. Но, как ни крути, а у Алекса получается: ребятки все схватывают на лету, по полосе шустро сайгачут и спарингуются неплохо — конечно, еще не все. Но, думаю, совсем скоро нагонят. Кевин учит их палочному бою, что, кстати, не входило в планы инициации, но, несомненно, лишним не будет. Посмотрела показатели по стрельбе — идет почти у всех, удивила девица… Наверняка пойдет на спецобучение к Майре, получится отменный снайпер. Если только Алекс ее не прибьет, или еще чего…
И это «еще чего» очень пугает. Девица явно нравится ему. Я вижу, как он на нее поглядывает, когда думает, что его никто не видит. Но при этом орет, психует, отворачивается… Обычно, если ему девица нравится, он, наоборот, обхаживать ее начинает, а тут… То ли взрослеет, то ли чем недоступнее игрушка, тем желаннее… Только бы не натворил дел, уж слишком он беспечный и безрассудный. Все его проблемы из-за баб и пьянок, сколько приходилось разруливать скандалов — не счесть. Ну вот в кого он такой бесшабашный?
О, черт подери-и-и… Отрезал девице волосы, прутом охаживает, запихнул в отстойник, заставил их на пару с Анишей драить Яму, а уж каким семиэтажным матом он ее обкладывает… Сани бы позавидовала, услышав такие перлы. А она ничего, тихонько шипит в ответ и делает непроницаемую мурзилку. Видать, упрямая, мне такие нравятся. Аха-хах, да-а, выкуси, теперь посмотри сам, как тяжко противостоять строптивому норову, коим ты сам обладаешь в полной мере. И при этом живет с ней в бывшей спальне неофитов… Ага, бл*дь, думал, я не узнаю, ну конечно… Так еще и Люси, видите ли, приметила, что сына целуется с ней?! Вот этот коктейль из раздражения и страстных поцелуев меня и пугает. Потому что напоминает кое-что…
Вот обо всем этом Эрику точно знать ни к чему. Спокойнее будет. Иначе сливайте воду, тушите свет — милый в ярости камня на камне не оставит, девочка огребет по полной и не будет допущена до работы Бесстрашной, а Алекс отправится к хренам на куличики, на дальние полигоны. Муж всегда рубит с плеча, слишком вспыльчивый. Ему и так тяжелей всех из-за еб*чих недовольных, которые двадцать лет пьют нашу кровь и тянут нервы, а я не всегда успеваю вклиниться громоотводом, чтобы остановить стихию его гнева. Лидеры не поощряют отношений с неофитами, хотя сами в этом грешны, ой как грешны… Рыльца прямо в пуху, по самые уши. И могут пересмотреть установленные ранги, лишить полученных баллов за инициацию.
Вернувшись в Яму, собрав вещи и Кнопу в дорогу, напоследок обжимаю всех наших великовозрастных детишек… За столько лет жизни в Бесстрашии у нас всех не только стала общая кровь, общая жизнь — у нас даже дети, можно сказать, общие, потому как росли все вместе с пеленок и бегали на один горшок.
И с возрастом эта связь между ними только крепнет, они друг за друга всегда будут стоять горой. Как же я буду безумно скучать по ним, да и по фракции мне тоскливо, не люблю я полигоны. Оказавшись на неделю дома, вдали от до одурения настопи*дячевшей природы, ощущаю себя чертенком на каникулах.
Единственное, что раз за разом выдергивает из сосредоточенного до рези в глазах приглядывания за старшеньким, это острое, настолько невообразимо навязчивое ощущение чужого, прожигающего угрозой пристального взгляда. Слишком тяжеловесного, тем только еще сильнее навевающего опасность. Нужно быть до безрассудства слишком наивной и глупой, чтобы так не опрометчиво не понять, что этот взгляд приобретает тревожные рамки. Он печет мне спину, прожигает и довольно давно меня преследует. Я чувствую его каждой клеточкой тела, отчетливо, до покалывания в кончиках пальцев…
Кто за мной следит? И самое главное, что ему надо? Если бы дело было в войне… Но нет, я прекрасно знаю, как смотрят враги на поле боя. Они просто хотят убить. А здесь… здесь невообразимая, полностью изгаживающая ненависть, уничтожающая. Нависшая, сгустившаяся, словно черная туча… скрученная до предела, и она вот-вот рванет…
Иной раз меня начинает колотить с головы до ног, словно Дамоклов меч уже занесен над моей головой, но приходится выпрямлять спину и задирать подбородок, чтобы не сломаться, не показать свою слабость. Не доставлю я ему такой радости! Черта с два! Упрямства мне тоже не занимать. Но собственное бессилие раздражает, я ничего не могу с этим поделать.
Кажется, пора все выложить Эрику по этому поводу. Боюсь, слишком боюсь, что могут пострадать наши дети. Душа раскалывается вдрызг, лучше разрежьте меня на куски, но только не мои дети. Это единственное уязвимое наше место… Маленький бесенок — Люси, мои сладкие мальчишки… Скучаю. Сумасшедше, несказанно скучаю по близнецам и мужу. Как же я их люблю… Комментарий к Глава 43. Память * Эшли переживает события, описанные в драббле "Поезд" (фанфик "В прятки с реальностью"), которые, по хронологии, произошли год назад: https://ficbook.net/readfic/3004812/8001487
========== Глава 44. Драка с Громли ==========
Алексис «Тах-тах-тах», ритм сердца разгоняется в груди, а краска приливает к щекам при одном только воспоминании о поездке на стрельбище. Блин, да что со мной такое? Губы все еще печет от его поцелуев, по телу пробегают чуть колючие волны… Ни абстрагироваться, ни отвлечься на тренировку совершенно не получается. В голове только его слова, в мыслях мелькает калейдоскоп взметнувшихся эмоций… Его губы, взгляд блестящих глаз с поволокой. Теплые, сильные ладони, перебирающие пальцами по моей спине, и эти касания жалят, электрическими разрядами разбегаясь по телу, заставляя подаваться навстречу его ласкающим губам и ладоням. Улыбка мягкая, задорная и лихая.
Черт побери, я пропала, совсем пропала, и совершенно не в состоянии себя контролировать, когда он рядом. Просто хочется его обнять, взъерошить легким движением ежик коротких волос, заглянуть в серую бездну и немилосердно там раствориться, оставить на его губах нежный «чмок» и зарыться под тяжелую ручищу, прижаться всем телом, растаять в его прикосновения, чувствовать его желание, едва ли не самое приятное на свете… И пульсирующая спираль начинает скручиваться внизу живота…
Фух, мамочки, аж забываю, как дышать. Сердце хочет вырваться и сбежать через горло. Это все он, Алекс… Только он на меня так действует. Какое-то сумасшедшее, не имеющее никакого отношения ни к чему рассудочному ликование захлестывает до самых краев, накрывая своим волшебным куполом. Сказки существуют, они живут среди нас, и надо только разглядеть, где и когда они начинаются. Сказка может оказаться правдой, если уметь ее читать…
Алекс куда-то уехал по делам, а замещает его сегодня Майли. Странно, что не Кевин, — обычно он ведет у нас тренировки по палочным боям. Мы разминаемся, отрабатываем все удары по очереди, а потом делимся на пары для «бега по точкам». Стен поставил со мной Ларри, и мы кропотливо оттачиваем серии кистевых ударов по болевым точкам и конечностям. После захвата флага обстановка среди нас намного потеплела, перемирие восстановлено. Ну, кроме Громли…
Вот и сейчас я каждой клеточкой тела ощущаю его яростный взгляд, прожигающий мою спину. Как только Алекс объявил всем о нападении ночного недоёб*ря, ребята сразу приперлись в мой подвал, собрали все мои пожитки, и Джон буквально за шкирку утащил меня в жилые помещения. Правда, пришлось сознаваться девчонкам о наших с командиром ночных тренировках в бассейне, иначе никак по-другому не объяснить мои отлучки.
Пока я самозабвенно размахиваю шестом, обстановка вокруг меня основательно накаляется… Мерзкий, противный шепоток с самыми грязными предположениями ползет по Яме. Аарон снова что-то шипит, собрав возле себя несколько человек, уперев руки в бока, сверкает злобным взглядом в мою сторону и кривит губы.
— Какие-то проблемы, Громли? — После того, как мой слух ловит уже третье по счету «подстилка», «за ранги», шест летит в сторону, а я прямиком направляюсь к парню. — Если тебе есть, что мне сказать, так скажи вслух, громко и четко, чтобы я слышала, а не шурши как пакетик, подло подгаживая под дверью.
— Шла б ты нахер, Алекс, тебе не привыкать, правда, шлюшка? Хочешь, чтобы я сказал вслух? Да ни для кого не секрет, что все твои высокие ранги — это заслуга только твоей пи*ды! Видно, хорошо ей работаешь, командиру нравится! — Ну вот за что мне эта жопоболь? Сердце, не успевшее успокоиться после тренировки, разгоняется новой порцией адреналина.
— А не ох*ел ли ты, мудак бл*дский? Что, очко жим-жимкает оттого, что я тебя обошла, да? Боишься пойти драить сортиры! Какие вопросы, что по стрельбе, что по метанию ножей — я ни разу не промахнулась! И на захвате флага я честно прошла все свои задания, в отличие от тебя, урод. Не вышло насрать на скалодроме, теперь очкуешь за свою задницу, поливая меня грязью? Все знают, что ты подлая сволочь и какие косяки за тобой водились!
— Полегче, Плейсед, командира-то нет, никто тебя не прикроет в этот раз собой и не спасет, — нагло усмехается идиот, явно намекая на что-то… Интересно, а на что именно? Нукась… Внезапная мысль осеняет, словно ледяной потоп. — Не вы*бывайся, сучка, я ж от тебя и мокрого места не оставлю. С чего Эванс стал бы тебя охранять, если ты не его подстилка? Сколько вы жили в подвале вместе, небось каждую ночь отрабатывала «упор лежа», рейтинг себе повышала, шлюха? — Громли уже практически орет, собирая вокруг себя толпу зрителей. Вижу, как Уеллнер и Майли бросают свои палки и летят к нам. Блин, разнимать, что ль, собираются?
Ну уж нет… Гнев вспыхивает в крови жгучим потоком, сжимаю мандражирующие пальцы в кулаки. Как же он извел меня за эти дни! Оскорблять я себя не позволю никому, будь ты хоть непобедимым. А если после удара Алекса он так быстро очухался, то мне тяжко придется… Ладно, не ссать, детка.
— А разве Эйт говорил, что спасал меня от нападавшего, а? Не-е-ет! Тогда откуда тебе известно, если ты не сам захаживал в ту ночь? Или насиловать уже вошло в твою привычку? — отбриваю я, как серпом по яйцам. И понимаю, что не ошиблась, по тому, как загораются безумием его глаза… Аарон вот-вот готовится наброситься на меня. — Мать вашу, какой же ты ублюдок!
— Ты еб*нулась, тварь, я тебе шею сверну, чтобы ты свой х*ебл*дский рот не открывала, — шипит парень, угрожающе надвигаясь на меня, а вокруг нас собираются неофиты и Бесстрашные. Кто-то подбадривает криками, провоцируя неминуемую потасовку, а девчонки, наоборот, ойкают. А у меня все кипит от гнева, что перед глазами темнеет. Пошли все в задницу, да пох*й, мне уже на все пох*й… — Подыскиваешь себе тепленькое местечко в постельке повыше статусом, подторговывая бл*дской пи*денкой за ранги?
— Если кто-то желает оспорить мои ранги — вперед! — развожу я руками, стараясь говорить как можно спокойнее. — В Яме полно рингов. Давай, уебок, я тебе рожу твою мудозвонскую расшибу. Не стремайся, командира-то нет, никто же за меня не заступится.
— Иди ко мне, подстилка, я тебе на*башу по самые гланды, — выкрикивает паскудник, ухмыляясь во весь рот.
Громли с явным удовольствием направляется на ринг и запрыгивает на него одним рывком, а у меня ноги не гнутся, мороз по коже и виски покрываются испариной, но мое упрямство куда прочнее страха, что гордость во мне все-таки, пожалуй, слегка заворочалась… Иду следом мимо обступающих ринг зрителей, как меня за локоть перехватывает Уеллнер.
— Совсем еб*нулась, Плейсед? — шепчет он предостерегающе. — Нах*я ты ввязываешься, Громли сильнее в спарринге, идиотка, покалечит и пи*данутого еб*ла не скривит.
— А что, предлагаешь сложить ладошки домиком и молчать в тряпочку, позволяя поливать себя дерьмом? Мы Бесстрашные, ты не забыл? Не вздумайте нас разнимать, если только совсем не будет плохо, — бурчу я.
— Если что, дай знать… — выцеживает Джон, а потом как заорет: — Ну, Алекс, если разъеб*шишь ему морду, мой недельный запас шоколада из пайка твой!
— И мой! — пищит Дани. Ее еще кто-то поддерживает, по всей Яме поднимается гвалт, обещая мне сладкую жизнь… Спасибо, бл*, это так мило, что попа слипнется. Ой, ситуация…
Кто сказал, что я не боюсь? Боюсь, еще как, вот только никому не нужно этого знать. Пытаюсь дышать размеренно. Затолкав подальше хватающий за горло страх, судорожно стараюсь вспомнить все наши с Алексом тренировки. Как назло, в голову лезет совершенно не то, что надо… То его насмешливые глаза, то большие, просто огромные руки, перехватывающие за талию, то… Нервы разыгрываются не на шутку, сердце колотится, как колокол, отдаваясь звоном в ушах. Надо брать себя в руки. Так. Все. Спарринги.
Расфокусировав зрение, сразу же вижу всего Громли целиком. Тэкс, какие у него могут быть слабые стороны? Камень за пазухой и неспособность сопереживать… Ну, этого к делу не пришьешь. Ладно. У парней есть одно слабое место, не зря мы с Алексом столько отрабатывали удары по бубенчикам. «Запомни, Лекси, чаще всего тебе будет встречаться противник, превышающий тебя по массе и силе. Пускай в ход все запрещенные приемы, и тогда выиграешь. Плевать на баллы, тебе на поле боя обороняться, там баллы ставит сама жизнь: выиграла — выжила, проиграла… Сама понимаешь…» Ну что, учитель, посмотрим, насколько ты хорош.
Все эти мысли крутятся в голове, а мы с Громли тем временем встаем в стойку. Он что-то там глумится, говорит мне какие-то гадости, я больше не слушаю — у меня в голове голос Алекса. «Гоняй его по рингу, пока он не устанет. При атаке будь осторожна, ты раскрываешься. Надо все время держать в голове, что противник тоже выискивает твои слабые стороны. Если не нашла слабые стороны сразу, смотри на сильные и избегай, как только можешь».
У Громли сильная сторона — мощный удар. Значит, нельзя подставляться под него, надо все время двигаться и не давать себя задеть. Начинаю прыгать вокруг Аарона, как полоумный заяц, вызывая его смешки и одобрительные подбадривания со стороны зрителей.
Наконец мне удается его подловить, и Громли схватывает первый удар ногой по морде. Он как-то на долю секунды теряется и сразу же впадает в неадекватную агрессию. Прет на меня, как боевой драгстер, но я не даром по утрам недосыпала, а Алекс оказался превосходным учителем. Пока Громли злится и осыпает меня проклятиями, получает от меня еще раз по харе, и удается провести нехилую связку ударов по корпусу с завершающим в причинное местечко. Упс! Что, бл*дь, не ожидал? А костяшки кулаков уже начинают саднить, окрашиваясь красными кляксами.
— Ты дерешься, как баба! — выкрикивает Громли под всеобщий хохот. Я пожимаю плечами, ну, в общем-то… Так и есть.
Он шустро поднимается, и в эйфории я пропускаю довольно ощутимый удар по скуле, падаю, завалившись на бок. Ну бли-и-ин, прелестно… Та-да-да-дам! «Никогда, слышишь, Лекси, никогда не давай противнику повалить тебя. Но если упала, не смей валяться. Никогда нельзя подниматься на руках, ты открываешь живот. Перекатывайся в любую сторону, как угодно. Откатилась подальше и потом только встала…»
За немыслимую долю секунды, так, что я успеваю почувствовать всколыхнувшийся возле моей щеки воздух, я откатываюсь, а в то место, где я только что была, впечатывается кулак, порвав кожаный мат… Акуеть… Черт, ну и силища, это он так накачался или…
|
|||
|