В прятки с Бесстрашием 24 страница

— Кевин, отпусти, не могу больше, — выдыхаю ему в губы.

Он, совершенно правильно истолковав мое нытье, ставит меня на ноги и разворачивает к себе спиной, прислоняя к стене коридора. Прижимаясь к ягодицам, Кевин расстегивает мои брюки и приспускает их, пока я пытаюсь включить голову и найти выход из этой ситуации. И ни хрена у меня не получается. Я только слышу, как отщелкивает его пряжка, вжикает молния, и чувствую оголенной кожей его горячий член. В эту самую секунду я понимаю, что мое тело и психика пришли в такой резонанс, что меня сейчас просто разорвет на клочки. В голове туман, желание только одно: чтобы он завершил начатое, но в то же время молю, чтобы он оставил меня.

— Кевин, — хныкаю я, — мы не должны… Кев… Не делай этого со мной…

— Ани… Даже если бы я хотел сейчас остановиться, я просто не могу… Это… сильнее меня… прости…

Глупо было, конечно, просить его, стоя перед ним с оголенным задом… Сначала я чувствую его пальцы между ног, как он, нежно тронув клитор, гладит, слегка нажимая и утопая в смазке. После чего, чертыхнувшись, Кевин толкается в меня членом, сразу весь, на всю длину. Все, я умерла, умерла! Это невыносимо ох*енно, как же, просто… Бл*дь! Не могу, это п*здец! Кевин при каждом движении, становящимся раз от раза все резче и жестче, шумно выдыхает воздух с утробным стоном, а мне орать хочется от удовольствия, сдерживаться невозможно. Из груди рвутся вскрики, и мне кажется, сейчас вся фракция сбежится посмотреть, что происходит.

Это… офигенно… потрясающе… Он двигается во мне, а я царапаю стену, из глаз непроизвольно текут слезы, это такой кайф! Помогите мне, кто-нибудь, я не должна ведь! Кевин гладит руками — такими сильными и обжигающе горячими — мою спину, переходит на ягодицы и снова вверх, к груди. Я чувствую, как он наполняет меня, и каждый толчок, приближая к оргазму, заставляет подаваться ему навстречу все сильнее, неистовее, сумасшедше! Гос-с-спо-о-оди-и-и… Я кончаю, кончаю… Мамочки-и-и… Кев вжимается в меня с силой, давая прочувствовать оргазм до капельки, и, еще несколько раз мощно толкнувшись, со стоном покидает мое тело, а ягодицы обжигает семя, такое горячее…

Я не знаю, как жить теперь. Что делать? Опускаю голову, тихонько плачу оттого, что мне так хорошо, как не было никогда, ни с кем! Оттого, что я наделала, от стыда… Оттого, что мне бы хотелось, чтобы так было всегда… Оттого, что, наверное, я последний раз его ощущаю так близко…

— Аниша… Девочка, прости меня! Я больше не мог, я так давно уже по тебе с ума схожу, малыш. С того самого поцелуя не проходило ни дня, чтобы я о тебе не думал…

— Кевин, — рыдания не дают нормально вздохнуть, — Кевин, почему? Зачем?

— Ты можешь сказать, что я тебя изнасиловал, Ани, и меня сошлют на дальние рубежи. Делай со мной, что хочешь. Я люблю тебя, я весь в твоей власти. — Кевин легонько, будто опасаясь, целует мою шею, чуть повернув мою голову к себе, слизывает мои слезы со щек.

Я хочу остаться здесь, в этом коридоре. Не хочу уходить туда, где Кевина теперь уже не будет. Не могу я с ним быть. Не могу я так поступить с Джимми. Боже, как я хочу сказать, что люблю тебя, Кевин! Как хочу обнять тебя, уткнуться тебе подмышку, вдохнуть твой запах полной грудью, потереться о твое плечо носишкой… Но все это не для нас! Я сейчас пойду к себе и постараюсь забыть то, о чем мечтала так долго, постараюсь смыть твои следы, которыми наслаждалась бы при другом раскладе… Буду стоять под душем, выть и оттирать себя мочалкой, потому что невозможно себе представить, как я теперь буду смотреть в глаза Джиму. Я люблю тебя, Кевин, всей душой, всем телом, и все мысли у меня только о тебе, но…

— Кевин. Застегни свою ширинку. И отойди от меня.

Все его тело напрягается так, как будто он становится стальной. Только что был пластичный, теплый, окутывающий, а теперь холодная ледяная глыба. А чего ты хотел? Чтобы я сразу, вот так, взяла и бросилась к тебе в объятия? А Джимми похеру? Нет, Кевин, я не могу так! Да и ты не сможешь… Тебе еще с ним бок о бок воевать, любимый.

Его дыхание последний раз теплым ветерком касается моей кожи. Он отходит на шаг назад, снова этот звук застегиваемой молнии. Я так и стою, воспринимая все на слух, потому что глаза открыть страшно, и опираясь руками на стену. Пальцы, застывшие в судорожном корявом трансе, спущенные штаны, зад в сперме… Видок еще тот.

— Никогда. Больше. Не подходи. Держись от меня подальше. Ясно?

— Да. Я понял, — голос его срывается. — Прости меня, девочка…

Я привожу себя в порядок, не глядя на него, потому что если я сейчас на него посмотрю, никуда отсюда не уйду. Натягиваю штаны, укутываюсь в разодранную футболку, намотав вокруг себя, и, старательно придерживая ее за края, иду в салон. Зализывать раны. И тихонечко помирать от чудовищной тоски.

Комментарий к Глава 33. Сумасшедшая любовь

*Брайан — младший брат Кевина Гилмора. На данный момент ему 10 лет.

Кевин

http://images.vfl.ru/ii/1486033159/1faffca6/15926077.jpg

Аниша

В макияже http://iv1.lisimg.com/image/5234482/600full-ksenia-solo.jpg

Без макияжа http://i.viewy.ru/data/photo/e6/54/e65461654bTYZRKVI_278269_9f1c198185.jpg

Обложка (Кевин/Аниша) http://images.vfl.ru/ii/1486034278/ae81cd22/15926210.jpg

========== Глава 34. Горький привкус досады ==========

Алексис

Музыка: Highland — Kyrie Eleison

Полумрак холодного подвала, влажный воздух, витающий среди темно-серых сводов стен. Тихий монотонный звук капающей из ржавого крана воды. По огромному высокому потолку плывут бледные отблески тусклой лампы, таинственно играющие тенями.

Поджав под себя ноги и облокотившись о прохладную спинку кровати, обнимаю подушку, чтобы утихомирить хоть на минутку пляшущие нервы и дрожащие пальцы. В ушах динамики наушников, мелодия надорванным шелестом ползет в мозг, поэтому размашистых шагов я не услышу. Это лишнее, кажется, я и так знаю, когда он придет. И чем ближе это время, тем беспокойнее мне становится. Ногти теребят проводки-ниточки, наматывая их спиральками на пальцы, и невольно прикусываю нижнюю губу.

Чувствую это каким-то особым чувством. Вот… вот сейчас… прямо сейчас… Сердце сжимается, выстукивает дикий ритм и срывается, словно хочет подогнать время. Я даже зажмуриваюсь, потому как из памяти призрачно наплывает его запах, вкус его мягких, но жадных губ. Беспардонных. Блеск шальных прищуренных глаз с металлическим оттенком, теплые прикосновения больших ладоней… И полумрака уже не хватает, чтобы скрыть предательское покраснение в одну секунду загоревшихся огнем щек.

Пальцы дергают наушники из ушей, и шум хлопнувшей об косяк двери зловещим эхом вливается в них вместо выданной мне Джимми музыки. Вернулся! Чувствую, как по лицу расплывается смущенная улыбка, и закусываю изнутри щеку, осторожно на него посматривая. Мне честно казалось, что он будет рад встрече, и в голове блуждают всякие глупые мысли, что теперь можно позволить себе и игривость, и кокетство.

Но вид у него какой-то отчужденный.

Алекс молча проходит к своей койке, безразлично мазнув по мне взглядом и не произнося ни слова, что совсем на него не похоже. Обычно без выданной им ироничной шуточки, чтобы получить в ответ порцию легких колкостей, у нас не обходится. Я хлопаю глазами, изумленно уставившись в стену напротив, чтобы совсем уж выжидающе и откровенно на него не коситься и ничем себя не выдать, прислушиваюсь. Взвизг молний, шорох одежды, обувь громко ухает о бетонный пол, протяжный скрип пружин кровати, прогибающихся под тяжелым телом, и рваный, глубокий вдох. И все. Тишина.

Ни единого взгляда в мою сторону, ни слова, точно он тут совсем один, и целая буря негодования закручивается у меня в груди, что я как-то теряюсь. Спросить у него, что происходит? Может, что-то случилось? Отчего он меня игнорирует, ничего не объясняя? Разве я его чем-то обидела? Поколебавшись немного, я все-таки решаю ничего не спрашивать, хоть меня и раздирают совершенно противоречивые чувства, но, кажется, это тот самый случай, когда от правды не будет никакого проку. Да и если Алекс не в настроении, то вполне в его духе сказать гадость. Только ощущаю я себя очень неуютно от всех этих недомолвок.

Нет, все вполне объяснимо, учитывая наш первый поцелуй, и для него это, как я понимаю, обычное развлечение или минутная слабость. Или просто я была поблизости и показалась ему доступной мишенью для удовлетворения его потребности в заигрываниях! А я повелась, дура, позволив Алексу в его излюбленной самоуверенной манере порезвиться со своими чувствами — как шкодливому коту с клубком ниток, просто потому, что он в тот момент так захотел. Подавляю очередной тяжкий вздох. Просто чудесно. Меня охватывает какое-то тянущее тоскливое ощущение. Что ж, ему, наверное, не впервой прокручивать подобные номера: сначала пойти на поводу у своей слабости, а потом сделать вид, что ничего не было и он тут совсем ни при чем… Кто бы сомневался!

Только напрасно он утруждается. Я девочка понятливая, и вешаться на него, навязываться с проявлением теплых чувств не буду, да и закрутить ни к чему не обязывающую интрижку на одну ночь меня как-то не шибко тянет. Спасибо, увиденных висящих девок на этом неисправимом бабнике мне с избытком хватило, чтобы усвоить: сама я на их месте оказаться категорически не желаю. Увольте, делать мне больше нечего!

Перевернем эту страницу и забудем, как он и хочет. Странно только, что Алекс так перепугался за свою независимость, если вспомнить, что утром он сам проявлял инициативу, старательно склоняя меня к поцелую. Вряд ли существует что-то, что может его напугать. Конечно, бравый командир не обязан оправдывать моих девичьих ожиданий, но то, как он ко мне прикасался, как смотрел, и сейчас сделал вид, что ничего и не произошло… Это сбивает с толку и окончательно меня запутывает. Вот чего он действительно от меня хотел, я не понимаю. И отчего мне так обидно и плохо, что охота немедленно провалиться сквозь землю? Можно ведь убедить себя, что ничего такого важного не произошло — в общем и целом, так оно и есть.

* * *

Анишу я не видела уже несколько дней. Она или не выходила из своей комнаты, или все время отмахивалась и говорила, что занята. Наконец, я застала ее в тату-салоне в более или менее нормальном настроении.

Она суетится с образцами, перекладывая их в каком-то одной ей известном порядке, и время от времени косится на меня выжидательным взглядом.

— Ты выглядишь так, будто хочешь мне что-то поведать, а, Лекс? Достал тебя наш вшивый поганец?

— Почему вшивый? — спрашиваю, дернув плечом и напуская на себя брезгливое безразличие. — По-моему, он так коротко стрижется, что ему…

— Бл*, ты себя слышишь вообще, подруга? Ты чего несешь-то? Давай быстро рассказывай, чего он сделал? Не изнасиловал хоть?

— Пф, вот еще, кто бы ему позволил! Да и не похож он на насильника, нахрена ему это, если девок у него как в лесу деревьев! — Ну не говорить же ей, что мысли мои гораздо чаще, чем позволительно, возвращаются к Алексу и вытравить это ничем из себя не получается! — Да ты на себя посмотри! Сама загадочная вся, у тебя-то чего стряслось? Все по Кевину сохнешь? — пру танком в лоб, а Нишка отворачивается и судорожно вздыхает. Я что-то пугаюсь. — Ани, что случилось? — уже на полном серьезе спрашиваю. — Ты с Кевином поговорила? Что он сказал?

— Да уж, — хлюпает она носом, — поговорила. Давай ты сначала рассказывай, потом мою х*йность перетрем. Чего там этот говнюк наделал?

Я рассказываю Анише, как мы жили все это время, как в бассейн ходили, как он игнорирует меня после поцелуя, и вообще, как все это не понятно и досадно до зубного скрежета. Задел он меня все-таки больше, чем я представляла себе, и совершенно не хочется этого так оставлять! Аниша очень неодобрительно качает головой.

— М-да, умеет этот поганец нагнать непоняток, — тянет она, покусывая губу. — Ты не забывай только, что сейчас все-таки инициация: если он будет слишком явно показывать свое расположение к тебе, все твои рейтинги будут под сомнением. Пока криминала никакого не вижу. А вижу совсем даже наоборот… Нож, говоришь, подарил… Ну, знаешь, скажу я тебе, подруга, бл*дь… Для него ножи его милее родного х*я, не было такого в истории, чтобы он когда-нибудь вообще свое оружие кому-то отдавал… Даже в детстве никого не подпускал к своим деревянным и пластиковым ножикам, а уж сейчас… Какой дал-то? Со стальной ручкой или тонкий?

— С резной.

— С резной ручкой? Да ты п*здишь! — Я отрицательно мотаю головой. — Ну, знаешь…

Бесстрашная смотрит в одну точку, задумавшись и покусывая теперь щеку.

— Нож подарил, охраняет тебя в подвале, спас тебя в лесу, заступился за тебя, отбив у банды, защитил и от насильника, за ручку держал, пальчики целовал, учил плавать, на ринге целовал взахлеб, х*й на тебя встал, и ты мне хочешь сказать, что после всего этого он сделал вид, будто ничего не было?

Пожимаю плечами, и самой становится как-то не по себе. Я вот не думала обо всем этом в таком формате, чтобы как-то все разом охватить… Досадно было, что после поцелуя никаких действий больше не последовало, я разозлилась и за всеми этими эмоциями ничего такого не замечала… Но когда Аниша так говорит, и правда, все странно.

— Не-е-е, тут точно что-то не так. — Подруга возбужденно бегает по салону, отчего у меня рябит перед глазами и начинает кружиться голова. — Куда он ездил, когда его Кевин подменял? — Я скептически пожимаю плечами, мол, откуда мне знать? — Не знаешь? Ну, выяснить это не трудно. Есть не очень много мест, в которые он может поехать сейчас, это к лидерам — к Дину, Блеку или Джоанне. Вряд ли у него во время инициации могут быть какие-то другие дела… Ты не заметила, когда он приехал, он в чем был?

— Я старалась на него не смотреть. Мне сразу стало обидно, что он разделся и улегся спасть, слова мне не сказал. Только молния «вжик», ботинки «бах», пружина заскрипела, и отбой…

— Так, молния «вжик» один раз была или два?

— Да не помню я, я о другом думала! — сержусь на ее глупые вопросы. — Кажется, один…

— А ботинки легкие на нем были? Ну, когда он их снял, был «бах» или «бабах»?

— Я поняла, что ты имеешь в виду. Да, кажется, легче, чем обычно, вроде был «бах»… — включаюсь я в игру, которая начинает меня захватывать.

— Если был к костюме и в легких ботинках, значит, ездил в Искренность. Тамошний лидер повернут на правилах и дресскоде, все Бесстрашные к нему ездят в деловых костюмах, — объясняет мне Анишка, снова принимаясь перекладывать образцы. Я уже хочу сказать ей, чтобы оставила стекляшки в покое, но ее словесный поток не остановить: — Прикинь, Блек даже Эрика заставил в эту муть облачиться, — усмехается она. — Все Бесстрашные ужасно ненавидят костюмы и всегда злятся, когда надо в Искренность ехать… Что он мог узнать в Искренности, что заставило бы обозлиться на тебя?

— Ну, чего мог узнать? Про папашу-алкаша, про Свилсена уродского… Больше ничего вроде…

— Не, этим его не прошибешь… Папка-алкаш — это вообще ерунда, к парню мог приревновать, но… А если приревновал, значит, чувствует что-то к тебе, вот выяснять поехал. Слушай, это надо проверить. Ты его не отталкивай. Улыбнись ему, глазки сострой…

— Да ну, была охота! — фыркаю я. — Вот веселуха-то, за парнями я еще не бегала! Нет, ни за что!

— В гордую хочешь поиграть, — поджимает губы Анишка и хитро меня оглядывает меня с головы до ног. — Дело твое, но зря ты так, тут и вправду не все так просто. Ладно, не хочешь заигрывать, может быть, ревность вызвать? Или сама его поцелуй!

— Да ты ебнул*сь, что ли? На всю голову? — с неприятным предчувствием спрашиваю я.

— Ты не голоси! Тут что-то определенно не так, истинно тебе говорю, бл*дь! Ну, я не знаю, ты говорила, что он сначала лукаво на тебя смотрел, а потом вдруг стал страстно целовать. Ты чего-то сделала? Может, улыбнулась как-то по-особому? Губу закусила?

— Да не знаю я, ты меня так спрашиваешь, будто я только тем и занимаюсь, что парней окучиваю, — только развожу руками.

— Не похоже это на Алекса, никогда он так не ведет себя, — продолжает втолковывать мне Ани. — Если что-то нравится, а ты ему ох*енно нравишься, и не спорь со мной, — говорит она, выставляя пальчик вперед, — если нравится, он просто берет, и все. Без всяких заморочек. А с тобой вот заморочился. Так что, подруга, тут я бы даже сказала, больше, чем нравится… Это обязательно надо проверить!

— Ну, может быть… — сдаюсь я под таким напором. — Только как?

— Только как… — передразнивает меня Ани. — Взяла и прижала его сама! Если ответит, значит, попался наш кобель, под белы рученьки его, и на живодерню! А если гадость скажет — ну, неприятно, конечно, но зато будешь точно знать. Подстерегла его, когда из душа выходит, и вперед.

— Нет. Не будет этого, и все. И это больше не обсуждается.

— Ладно, — неожиданно соглашается она со мной. — Тогда другому парню улыбнись! Ты ж красивая, как конфетка, любой Бесстрашный приплывет к тебе на волне своих слюней…

— Фу, Ани, ты чего несешь-то!

— Говорю, как есть! Красивые девки, да еще такие… Ну, как девочки, настоящие… не знаю, как объяснить… в Бесстрашии редкость. Тут больше все такие, знаешь, тёлко-мены или слишком себе на уме. А ты… как принцесса. Вот он и клюнул, точно тебе говорю!

— Ну и чего мне с того? — удивляюсь я ее логике. — Ревность, может быть, я и смогу у него вызвать, а дальше что?

— Дальше будем смотреть. Если разозлится, приревнует — значит, надо его дожимать. А если равнодушно отнесется — значит, ничего и не было, и говорить не о чем. А ты себе нормального парня найдешь.

— Ну, если Алекс, сын лидера, не нормальный, то я уж и не знаю… Ты мне лучше вот чего скажи, — ухожу я от скользкой темы, — для ножа можно ножны на заказ сделать? Хочу его все время с собой носить, после покушения мне так спокойнее…

— Да все можно, если осторожно… — тянет Бесстрашная. — Ага, после покушения она будет его носить, ну да, ну да…

Ани показывает мне язык, а я начинаю гоняться за ней по всему салону, распугивая посетителей. Наконец, ей надоедает дурачиться, да и я что-то устаю быстро последнее время.

— Счастливая ты, — радуется подруга, — все проблемы только в башке твоей долбанной. Просто взяла, прижала бы поганца и вы*бла, как следует… Тебя ведь не держит ничего, кроме твоих тараканов — «не буду бегать за парнями…» — передразнивает она меня. — А жизнь такая короткая… — Блин, ну, а это-то здесь при чем?

— Ани, что у тебя случилось? Ты никогда еще не была такая грустная, может, если расскажешь, тебе будет полегче?

Мы сидим с ней в подсобке, где хранится всякая лабуда: старые невостребованные эскизы, панели, стеллажи со сломанными полками… В полумраке ее глаза кажутся темнее обычного; черные волосы, падающие на плечи, подчеркивают бледность, которую не удается скрыть излишне кричащим макияжем…

— Лекс, есть вещи, о которых нельзя говорить, понимаешь? Я сама не могу разобраться, а ты и подавно не сможешь…

— Думаешь, я такая дура? — спрашиваю ее, поджав обиженно губы. — А ты такая опытная женщина, все повидала в жизни?

— Не ерунди, я не хотела тебя задеть, просто… Я сама не знаю, как ко всему этому относиться…

— Тебе Кевин сказал, что ты ему нравишься? Прям так и сказал?

— Хочу в твой мир, Лекси, — трагично и как-то патетически выдохнув, шепчет Нишка. — Где все просто и понятно. Целует — значит, любит, не целует — значит, не любит. Да, он сказал мне, что любит меня. После того, как трахнул прямо в коридоре, ясно? Да только мы оба понимаем, что не можем быть вместе, и…

— Чего? — удивляюсь я, перебивая ее. — Как это «трахнул»? И ты позволила? Или он тебя…

— Он думает, что да. Изнасиловал. А на самом деле это было самое ох*енное, что когда-нибудь случалось со мной. Он, конечно, не идиот, я-то ведь его в процессе и обняла, и отвечала, а кое-где даже и подмахивала. Стонала так, что чуть вся фракция не сбежалась, но… Я до последнего умоляла его не делать этого со мной. Я теперь дышать не могу, мне кусок в горло не лезет, и это еще Джимми не вернулся. Надо ведь как-то так теперь со всеми ними общаться, чтобы ничем никого не выдать и, в первую очередь, себя… — Она закрывает лицо ладонями и покачивает головой. — Как я не хотела вставать между ними, кто бы знал!

— Ани, а почему ты просто не поговоришь с Джимми? Объясни ему все, я уверена, если он любит, он тебя поймет…

— Не свою беду руками разведу, да? — вышептывает Нишка, скосив на меня глаза. Я опять прицокиваю языком, и она примирительно тянет: — Ну ладно, чего насупилась, не обижайся. Не так-то все просто. Поговорить можно, да вот только через пару месяцев им обоим на передовую. А на передовой ничего не должно быть между ними, понимаешь, потому что там любая мелочь может стоить жизни… А они молодые парни совсем. Ты не представляешь, что творится в Бесстрашии, когда возникают такого рода треугольники. Парни друг друга толкают под поезд, с крыш, в пропасть сбрасывают… Это сходит с рук, потому что мы постоянно рискуем. А теперь представь: на поле боя, где сорок процентов бойцов погибают однозначно… Одним больше, одним меньше… Чуешь?

Господи, как страшно жить! Ведь Алексу тоже идти туда, и Билли там будет, и Громли. И вообще… Становится жутко, неуютно оттого, как неправильно устроен этот мир. Молодые должны жить, им нельзя умирать! Кто вообще придумал эту войну, зачем, почему? Щемит что-то в душе, и хочется срочно увидеть всех, кто дорог, чтобы просто понять, что с ними все в порядке, что они живы…

— Про Алекса подумала, да? У тебя сразу лицо другое стало, — грустно и как-то обреченно улыбается Аниша. — Поняла, видно, что я имею в виду… Вот кончится война, тогда и будем с нашими парнями разбираться… Если будет с кем…

От мысли о том, что разбираться, возможно, будет не с кем, пальцы нервно трясутся… Может, не так уж не права Анишка, может, и правда, стоит проверить…

========== Глава 35. Как можно обезвредить противника ==========

Комментарий к Глава 35. Как можно обезвредить противника

Еще одна пропущенная сцена.

Алекс

Как это легко — принять решение, да вот только следовать ему… совсем не так просто…

Мы всё также живем с Лекси в одном подвале и старательно делаем вид, что ничего не произошло. После инцидента на ринге она не стала закатывать истерик, спрашивать «что это было». Я, конечно, знал, что она не бросится выяснять отношения, как и в тот раз, когда я зажал ее в своей комнате, после того как она спрятала в моем матраце рыбину. При воспоминании об этом я никак не могу подавить улыбку и, снова скосив глаза на неофитов, нахожу Лекси взглядом. Конечно, тогда она нашкодила, видимо, пытаясь отомстить мне за свои волосы, и не стала ничего выяснять, потому что боялась быть раскрытой. Хотя, насколько я понял по ее поведению, она не из тех, кто будет допытываться, навязываться, устраивать истерики, но, честно говоря, ее полное равнодушие как-то обескураживает.

Теперь она наигранно весело здоровается со мной, обзывая «товарищем командиром», каждый раз натянуто улыбаясь, когда приходится сталкиваться в узких проходах.

Стараюсь не думать об этом каждую минуту, но получается с трудом. Может быть, игнорировать мое к ней влечение и результат несдержанности было не самой лучшей идеей? Я был уверен: мне так же легко, как и после поцелуя в лесу, получится ухватить немного удовольствия, и на этом все, но… не тут-то было!

Конечно, ее это задело. Да любую задело бы, что тут говорить. Я все убеждаю себя, что так будет лучше, правильнее, вернее. И с каждым днем все чаще необходимо повторять эту мантру, потому что голову закрадываются мысли: нахуй всю эту правильность, никогда еще меня не тянуло ни к кому с такой силой.

Я чувствовал прекрасно, видел там, на ринге, ее глаза, затуманенные страстью, и чувствовал, как податливо изгибается ее тело подо мной, и каждый раз, когда я вспоминаю об этом, приходится сжимать зубы, чтобы не дать фантазии разгуляться на эту тему. Иногда мне кажется, что ни одну девицу я не хотел так сильно, как ее. А за неимением возможности подцепить кого-нибудь для веселой ночки, голова совсем отказывается работать, особенно когда Лекси выходит из душа, замотанная в одну только тряпку. С утра приходится ждать, когда она уйдет, или вскакивать намного раньше ее, чтоб избежать неудобняка. И вообще, это совместное проживание приносит теперь больше проблем, нежели чего-то еще. И в бассейн Лекси больше не приходит, а если и приходит, то, видимо, когда меня там нет, потому что я замечал на сушилке ее мокрый купальник.

Ушла былая легкость в общении, флирт превратился в злобные или тоскливые взгляды, тренировки стали серые и унылые… По ночам я слышу порой, как Лекси приглушенно и судорожно вздыхает, когда думает, что я уже сплю. Я лежу тихо и изо всех сил стараюсь не думать о девице, которую больше всего на свете мне хотелось бы прижать к себе покрепче и не отпускать.

Она перестала улыбаться мягкой улыбкой — только презрительные ухмылки и огрызания сквозь зубы. Я делаю вид, что мне все равно. Так, что, наверное, уже сам убедил себя в этом. Безумно хочется надраться до соплей, но как представлю, что мне надо будет бухим вернуться в подвал… Во-первых, ей будет неприятно, во-вторых… боюсь сдержаться тогда уже совсем не получится.

Покушений больше не было, и я уже и так, и этак прикидываю, как бы ее сплавить обратно в жилой корпус. Да и о покушении надо бы уже сообщить, хотя бы Трис. Она-то, я уверен, не будет голосить и хвататься за голову, ну, может, поругается немножко, и все. Она у нас мировой лидер.

В столовой я нет-нет, а посматриваю на Алексис. Сколько раз я приказывал себе, уговаривал, старательно отводил глаза, и все равно — не могу не смотреть в сторону щебечущей кучки неофитов, что пришли на завтрак. Лекс, откинув голову, почти в голос хохочет над очередной шуткой одного из парней, а я чувствую, что мне совсем не нравится за этим наблюдать. Потому что это мне она так улыбалась и смеялась от моих шуток совсем недавно точно так же. А теперь только скептически-надменная ухмылка…

— Новобранцы! — гаркаю я на всю столовую, и негромкий смех обрывается. — Готовность в Яме, пять минут! — и, мазнув по ним взглядом, размашистым шагом выхожу из столовой. Все они провожают меня неодобрительным перешептыванием, но мне на это плевать. И похрен, что у них еще полчаса было на завтрак. У меня новая вводная.

Когда все собираются у рингов, я объявляю отрабатывание бросков, стараясь на Алексис вообще не смотреть. Выходит настолько х*ево, что иногда мне кажется, что у меня на затылке вырос третий глаз: я все время знаю и понимаю, где она. Что делает. Вот сейчас она держит Джона за предплечье слишком близко, так бросить у нее не получится… И точно, Джон смеется и просто стряхивает ее со своей руки, но она, уже заваливаясь, делает ему подсечку, и парень, потеряв равновесие, едва успевает подставить руки, чтобы не рухнуть всем своим весом на Лекси. Я уже дернулся было, чтобы сказать ей, в чем ошибка, когда понял… что они вовсе даже не торопятся вставать…

Я так и застываю на одном месте, не в силах оторвать взгляда от этой картины. Пальцы сами собой сжимаются в кулаки, челюсти сомкнуты так, что, кажется, скрипнули зубы. Медленно втягивая воздух в легкие, я просто смотрю, чем все это закончится, изо всех сил подавляя желание позорно навалять Джону, оторвать его от Лекси и заставить держаться от нее подальше. Прибить бы этого неофита… Я слышал, что раньше такое бывало, и не все новобранцы доживали до финального теста, вот, кажется, пора возобновить традиции!

Я до темноты в глазах всматриваюсь, как Лекси улыбается Джону, и все это время они так и валяются на ринге, что-то там обсуждая, а у меня гул в ушах стоит, хотя вообще-то не должно быть ничего такого со мной. На самом деле, в бросок входит удержание противника в течение какого-то времени на матах, но я что-то не особенно вижу, чтобы Лекс вырывалась или пыталась избавиться из захвата. Вовсе даже наоборот, Джон все это время порывается встать, а она его… обнимает?

— Время! — гаркаю я так громко, что почти все, кто находится в Яме, вздрагивают. — Объявляю перерыв в бросках! Подошли все ко мне!

⇐ Предыдущая 19 20 21 22 232425 26 27 28 Следующая ⇒