В прятки с Бесстрашием 19 страница

Вот он весь такой напыщенный и самовлюбленный… Но прибежал спасать, когда мальчишки окружили, скорее всего, по наводке того мерзкого типа, что пытался насолить Алексу, использовав меня. Прибежал, несмотря на то, что явно где-то повредил плечо, — он так двигал им и морщился, что не оставалось никаких сомнений: у него не все в порядке.

Откуда только он узнал, что у меня проблемы? Вряд ли оказался там случайно, значит, у них тут есть возможности наблюдения. И также это значит, что он давно уже знает, кто устроил ему помойку в комнате, но до сих пор ничего не сказал. Что это? Жест доброй воли или у жестокого командира проснулась совесть? Зачем же он тогда говорит гадости? Будто нарочно пытается оттолкнуть от себя. И в тот самый момент, когда я уже начинаю думать «ну надо же, какой славный парень», он делает что-то, перечеркивающее все хорошее, что было до сих пор…

Надо было сказать ему, что Билли ко мне подходил, но я тогда так разозлилась, что поспешила ретироваться, пока мы с ним опять не наговорили друг другу гадостей и я не загремела в отстойник. Рано или поздно Билли выследит меня и поймет, что я живу в подвале одна, и больше там оставаться будет нельзя…

Тяжелые думы прерывает высокий детский визг, поразивший до глубины души. До сих пор я не видела детей в Яме. Обернувшись, я принимаюсь рассматривать, как этот жесткий, наглый, невыносимо циничный и самовлюбленный, грозный командир совершенно искренне и заливисто хохочет своим громовым, таким беззаботным смехом, нежно и безгранично бережно тиская в мощных ручищах маленькую громко визжащую от восторга девчушку…

Уф-ф, сердце колотится, как сумасшедшее. Острый приступ нежности перехватывает горло, как перетянутая пружина. Того гляди, лопнет… Кажется, обаяния ему не просто с лихвой отсыпали, а опрокинули с величайшей щедростью. И улыбка у него теплая, словно солнцем налитая, широкая, на все лицо, а в прищуре выразительных глаз плещется исключительное счастье… Он совершенно, безгранично, абсолютно, бессовестно-безмерно счастлив.

Маленькие ручки цепляются за огромные плечищи, пищащая малышка, вертящаяся в руках мужчины, словно маленькая обезьянка, заполняет все помещение щемящей лаской. Алекс что-то шепчет ей на ушко, а она хихикает и трется щекой о его щетину. Пальцы тянут наушники в уши, и шум мелодии вливается в них вместо заразительного смеха. Чтобы не слышать, взять себя в руки… А сердце не хочет успокаиваться, потому что чувствует, как по моему лицу против всяких усилий воли расплывается глупая улыбка. Пусть уже скорее заканчивается тренировка, мне нечем дышать…

* * *

Анишу я нахожу на краю пропасти. В одной руке у нее бутылка с пивом, в другой сигарета. Она сидит, болтая ногами прямо над бездной. Отчего-то становится жутко.

— Ты не боишься свалиться? — тихо спрашиваю я, опасаясь, что она может дернуться и улететь в пропасть. Аниша оборачивается и улыбается во весь рот, сверкая шальными глазами.

— Не-а. Не боюсь. Так даже прикольнее. Давай, садись рядом, покалякаем. А то мне скучно.

Я аккуратно прилаживаюсь рядом с ней. За время жизни в Бесстрашии я поняла одно: даже если тебе ужасно страшно, ни в коем случае нельзя в этом признаваться. Я свешиваю ноги в пропасть, и мне становится так жутко, что спину прошибает холодный пот.

— Да не напрягайся ты так. Ничего страшного не будет, если даже и свалишься…

— Ну да, конечно, только окочуришься, как говорит его высокопреосвященство… — бормочу себе под нос.

— Кто-кто? Высоко… Что? Это ты про Алекса, что ли? А-ха-ха! — заливается Ани. — Вот уж верно подмечено! Не ссы, там сетка натянута. Специально для новичков такая пугалка. Вроде как сбрасывают в пропасть, а вроде как и не на смерть. В качестве наказания.

— Вот ведь… Аниша, а зачем все это? Все эти прыжки, риски постоянные… Как можно так жить и оставаться в своем уме?

Аниша смотрит на меня, затягиваясь и слегка прищурив один глаз. Если бы она себя не уродовала пирсингом, вычурным макияжем и грубоватым поведением, то могла бы быть очень даже симпатяшкой, но вся эта мишура надежно скрывает ее привлекательность и женственность, выставляя напоказ резкость и даже некую брутальность.

— Это все лидер. Это он придумал, — деловито принимается объяснять мне Ани. — Все для того, чтобы не бояться смерти и одновременно ценить жизнь. Бесстрашные должны привыкнуть к тому, что могут умереть в любую минуту, и должны помнить, что смерть стоит у них за спиной, и не должны отдавать ей свою жизнь, но при этом нельзя бояться смерти, если необходимо погибнуть. И нельзя никого отдавать смерти. Да-да, заморочено, точно. Лидер, вообще, к старости занудным стал, а в молодости, говорят, был похлеще Алекса. Лютый был, у-у-ух. Алекс по сравнению с ним божий одуванчик.

А я думаю, куда уж хлеще-то. Может, он неофитов на завтрак ел, если только. Тяжело вздыхаю, а Аниша толкает меня локтем.

— Чего вздыхаешь? Не так просто с Алексом тренироваться?

— Да нет, как раз тренироваться с ним очень даже здорово, но вот его постоянные заморочки…

— М-да-а-а… — тянет она. — Алекс — это не фунт изюма. К его своеобразности надо привыкнуть, и тогда ничего, с пивком потянет.

— Давно его знаешь?

— Это еб*нное чмо знаю, сколько себя помню. В моей жизни не проходило ни дня, чтобы я не видела эту гнусную рожу. Терпеть не могу этого напыщенного, самодовольного ублюдка. Но без него жизнь была бы серой и ненужной.

— Тебе он нравится? Как парень?

— Как может нравиться родной брат? Ну, представь, наши родаки дружат столько, сколько мы не живем. Да вся наша компания росла в одной койке, у нас мамы-папы одни на всех. Я у лидера на плечах каталась, а Алекс слюнявил пистолет моему папашке. Как ты думаешь, может он мне нравиться как парень? Одно могу сказать наверняка: ненавижу я его абсолютно точно, как родного. — Аниша подозрительно на меня косится. — А что? Ты запала, что ль? На Алекса?

— Нет, что ты! Ни за что! Никогда! — выдаю я, как на духу. Правда, видимо, слишком поспешно…

— Все ясно. — Аниша тяжело вздыхает. — Любить Алекса — еб*ный труд. Только постоянных его девок я знаю троих. И это только тех, про кого я в курсе. За всю жизнь их у него было столько, сколько волос у меня не выпадало… Но, знаешь, если и правда нравится, наплюй на все. Алекс — он как наркотик, удовольствие в чистом виде. Потом поломает чутка, и очухаешься. Если он на тебя запал, никуда ты не денешься…

— Это мы еще посмотрим! Ну, а ты? Ты счастлива с Джимми? Любишь его?

— Я вообще мужиков люблю. А они меня, — подмигивает мне Анишка. — Бесстрашные, те, которые урожденные, немного по-другому относятся ко всем этим вещам. Спокойнее, что ли. Никто не носится тут с девственностью или с верностью, просто берут то, что хочется, не задумываясь. Догадываешься, почему?

— Догадываюсь… — пожимаю плечами. — Смерть стоит за спиной, и все такое…

— А ты схватываешь налету, — опять толкает меня в бок Аниша худым пестрым от татуировок плечом, так, что я чуть не сваливаюсь в бездну. — По Бесстрашию ходит поговорка, что можно умереть, не успев трахнуться. Но самое страшное, что может случиться, — это инвалидность. Конечно, сейчас, с изобретением ренкапсул, это почти ушло: когда можно прямо на человеке вырастить ногу или руку, не так страшно подорваться на мине, но… Есть такие вещи, которые еще не научились лечить. И быть полностью обездвиженным, лежать таким вот куском говна, это страшнее, чем сдохнуть. Поэтому здесь все торопятся жить. И раз уж ты к нам попала, я тебе советую, тоже не отставай. Нравится Алекс — трахни его сама. Пусть он ох*еет. А потом брось его. Вот тогда я и покатаюсь на его косточках, хе-хе.

— Жестко ты с ним…

— Не жестче, чем он обычно поступает. У меня вот это плечо насквозь просолено от девчачьих слез, как он, говнюк, их бросил, и все такое. В таких, как Алекс, нельзя влюбляться, их можно употреблять, как игристое вино, в небольших количествах, и ни с чем не смешивать. Пригубила и оставила. Или тогда ближе, чем на три метра, не подпускать к себе. Иначе обожжешься так, что потом не сможешь в себя прийти. — Она подозрительно глядит на меня и усмехается. — Уже есть о чем беспокоиться или это все, только чтобы разговор поддержать?

— Да не знаю я, — с некоторой толикой раздражения отвечаю, понимая, что так просто она не отвяжется. — Иногда он нормальный, веселый парень, не без заморочек, но нормальный. А порой… Кажется, что он целью себе поставил меня унизить. Волосы мне отчекрыжил, орал все время, а потом в лесу с дерева снял и собой закрыл от гранаты, когда на нас напали… У парней в коридоре отбил, а потом сказал, что я сама виновата во всем… Не пойму я этого.

— Да. Он такой. Знаешь, он мне напоминает иногда хищника, у которого в лапе застряла колючка. Он ходит, терпит, ему больно, он ужасно злится… На всех рычит, ругается, жестокий, страшный… А стоит кому-нибудь ее вытащить… Я даже боюсь представить, что это за парень. Знаешь, сколько раз он меня вытаскивал из депрессняка? Сколько он у меня соплей вытер… Ты видела когда-нибудь, как он возится с сестренкой? Это пипец, скажу я тебе. Когда я его с Кнопкой вижу, мне сразу хочется ему парочку отпрысков родить, вот просто выносит меня.

Видела, понимаю… А память услужливо подсовывает такие волнующие картины, заставляющие мечтательно прикрывать глаза и сердце разгонятся, подобно пулемету. И становится слишком горячо, будто в солнечном сплетении кипяток разлили…

— Он рано оказался на войне. Лидер его чуть ли не с пеленок готовил как бойца, никогда спуску не давал. Даже представить не можешь, как он их с Виком гонял, уму непостижимо. Они воины, потому никогда не станут ни с кем сюсюкать. Но зато они и защитить смогут. Не знаю, Лекс, смотри сама. Но только не жалуйся потом.

— Да я как-то и не…

— Знаю. Просто будь осторожнее…

— Ты так говоришь, как будто уже обожглась… У тебя что-то с ним было?

— А у тебя все мысли только вокруг Алекса вертятся? — насмешливо тянет она. — Других кандидатур нет?

— Просто ты так говоришь…

— Я так говорю, потому что обожглась, да. — Я искоса на нее посматриваю, но Анишка отворачивается, пряча взгляд. Неужели все-таки… — Я очень люблю Джимми, он совершенно классный парень, мне с ним умопомрачительно хорошо, спокойно, приятно и весело. Он меня понимает с полуслова, любит очень… Но знаешь… Короче, мне совсем другой парень нравится. Я имею в виду не просто нравится, а я в его присутствии голову теряю. Я… не могу. Бл*дь. — Нишка вытаскивает из пачки другую сигарету и прикуривает. — Знаешь то чувство, когда видишь человека и понимаешь, что за одно только его прикосновение жизнь готова отдать?

— Ну, и кто же этот счастливчик? — опасливо спрашиваю, страшась услышать, что это все-таки Алекс.

— Кевин. Он мне с детства нравится. Безумно… — выпуская дым вверх, отвечает Ани. — Я его пару лет назад поцеловала. Сама. Пробралась к ним на вечеринку, дождалась, когда они напьются, и поцеловала его. А он сначала ответил мне, обнял, прижал… А потом он разглядел, что это я, оттолкнул. Сказал, что я малявка и он не желает со мной возиться… А у самого ширинка лопается, и глаза полыхают. Блин, обидно так стало… Там полно было девок моего возраста, и ничего, их можно, а меня почему-то нельзя. Помню, жутко тогда обиделась и, вообще, из их тусовки ушла… Они прошли инициацию, и Кевин с Алексом и Матом отправились на периметр. А я тут осталась, с Джимми и Виком. А потом сошлась с Джимми. А Вик сошелся с Кристиной, тоже долго ее мурыжил: все малявка, малявка, а с рингов, после спаррингов с ней, убегал как ошпаренный. Кевин на меня орет все время и обидеть норовит… Раздражаю я его одним своим видом, понимаешь ли… Так и не смотрит на меня. Тоже девок меняет, постоянной нет…

М-да, ну и порядочки тут… Караул, как тут выживать?

— Ну, а чего ты сама так не сделаешь, как мне советуешь? Не пойдешь и не трахнешь Кевина? Если он тебе так нравится. Или брось Джимми и сойдись с Кевином…

Аниша горько усмехается. Ясно… Сама прекрасно знаю, как может быть сладок запретный плод… Но чтобы кто-то там схватил мое сердце своими лапами, а потом рассыпать соль на подругином плече — вот этого точно мне не хочется. И снова становится тоскливо… А вдруг? Да только не имею я желания дополнить трио постоянных девок Алекса Эванса. Ревность, любовь, страсть, отчаянье — этот горький коктейль заполнит до краев, и в итоге останется огромная пустота внутри, изощренно, с жестокостью терзающая сердце, словно все, что ты чувствовала, вывернулось наизнанку.

Увы, сказки заканчиваются как и всегда слишком быстро. Я не буду гоняться за иллюзиями, не заблудиться бы… Обжигаться слишком больно. Да, так и поступим. А там… будь что будет. Приняв это простое решение, я вдруг чувствую внезапное облегчение, словно с души камень свалился. Прямо дышать легче. И улыбаться проще. Но… А вдруг все-таки сказки бывают? Я вас умоляю…

— Если бы все было так просто… Во-первых, Мат, Кевин, Алекс с Виком, Джимми, Диего — они все друзья. Братья. Это… Не знаю, как объяснить. Они глотки перегрызут друг за друга. Говорят, что у них одна кровь на всех из-за того, что родители наши очень дружат. Вайро, мой отец, за лидера готов, не знаю, в пекло прыгнуть, а лидер… Это вообще легенда… У него пунктик — вытаскивать всех из лап смерти, он в прошлом Эрудит, готовился в преемники лидера, по всем направлениям очень много знает, и, вообще, голова, конечно… Ну и вот. Отец говорит, что лидер его столько раз от смерти спасал, собой закрывал, с того света вытаскивал, что он сам счет потерял. В общем, мы тоже сильно дружим. Странно, Алекс с Виком мне как братья, а вот Кевин… Не знаю, почему. И не могу я одного теперь бросить и к другому переметнуться… Не хочу клинья в их дружбу вбивать. Может, если отношения с Джимми сойдут на нет, тогда… Но он любит меня, правда, я чувствую, и не могу я с ним так поступить.

А я сижу и думаю, что под всей этой мишурой какая же она нежная. И становится как-то странно на душе, как будто меня пустили в святая святых…

— Ладно, что-то я распи*делась. Потопали, Джим тебе сейчас татушку за*бенит еще одну. А потом мы с тобой еще куда-нибудь завернем, а? Ты как?

Я киваю, ну, почему бы и не за*бенить? Ой, я уже сама начинаю так не только разговаривать, но и думать. Ну и ладно, так тоже неплохо.

* * *

— Аниш, ты уверена, что мы не окочуримся, если прыгнем туда? — опасливо тяну я, осторожно поглядывая вниз, в разломленную расщелину среди асфальта.

— Ой, ну не ссы ты, чего страшного-то такого? Тебе нужно перебороть свой еб*нный страх. Ты единственная, кто не прыгал. А если ты снова на дерево влезешь и некому будет тебя оттуда сдергивать, что, так и будешь там сидеть до ох*ения?

Идиотизм — конечно, не лекарство от скуки, но прекрасное развлечение. Джим нафигачил мне новые татушки на задницу, которые так любовно выбрала подружка, и наши душонки потребовали дополнительных приключений. А может, и не душонки, а именно растатуированные места… Нашлявшись по фракции до опупения и спровадив Джимми на очередной разъезд, мы влезли на крышу, и теперь наши чердачные коробки с низким интеллектом пытаются сообразить, как бы нам половчее сигануть в сеть…

— Давай, Лекси, на, для храбрости, — достает Бесстрашная из-за пазухи флягу и сует мне.

— Что там? — осторожно принюхиваюсь я. — Фу-у, вискарик… Не, Ниш, я не пью. Мне нельзя…

— Чего это, больная, что ли? — ухмыляется подружка, делая крупный глоток.

— Не-е, у меня папенька… — делаю я выразительный жест, щелкнув по горлу пальцем. — А вдруг и я потом…

— Бл*, ну ты сморозила… А у меня папенька — мужик. И что, это значит, что у меня скоро х*й вырастет, да? — ржет Ани, снова пихая мне флягу. — Давай, сказала, не вы*бывайся, в жизни надо все попробовать. Конечно, вискарик никогда не решит все проблемы. Зато пи*дато раскрасит подборку новых. Ох*енно раскрасит… Это я тебе обещаю.

— Ой, Нишка, сто грамм не стоп-кран: дернешь — не остановишь. Как бы не наворотить дел… А-а-а, ладно… Авось пронесет, давай, — вякаю я, ухватив лапками тару и сделав глоточек. Ничего, вкусненько. Делаю ещё пару глотков, аж слёзы на глаза наворачиваются. Сейчас бы шоколадку, м-м-м… — Только главное помнить, что глоточек принимают обычно для храбрости, а вот поболе — это уже для подвигов.

— А-ха-хах, а мы здесь как раз и для того, чтобы сподвигнуться, так сказать… Нужно же нам обмыть твою татуху на твоем ох*енном попце! Кстати, а кого завлекать будешь своими бабочками, а?

— Принца на вороном коне… или злобного дракона, — хихикаю я. Это уже как выйдет.

— Принца, говоришь, хм… Знаю я одного невъ*бенного. С драконом, бл*дь, в одном флаконе… Ух, понесло тебя, Лекси. Все, пропала… Ну, так мы прыгаем или будем тут до утра играть в бухих ангелочков? Ну-с, последний глоточек на посошок, и…

Алкоголь — слабительное для души. Не-е, окрыляющее, блин. Вылакав все до последней капельки, мы, наконец, решаемся на подвиг… И, конечно, лучше всего можно это сделать с песней, как все герои и патриоты… Но нас хватает только на затяжной визг. «Хлобысь!» Ай, моя задница… Приземление-то какое болезненное! Пока я стенаю и охаю, Анишка голосит во все горло… А глотка у нее ого-го…

— Бесстрашие слышится в ветра порывах

Проснувшегося приветствовать солнце.

Подобно древним, мы плыли до края обрыва

В черном преисподней ночи колодце.

Мы знали, что опасность нас ждет,

Но моя вера в нас никогда не пройдет.

— Ой, бл*… Девки, вы чего тут делаете? — окатывает нас, словно ведром холодной воды, знакомый голос. Мамочки… Сердце пропускает удар, а внутри все сжимается от ужаса. — Да вы нализались, вот дуры-то, а если вас инструкторы поймают?

— Да ебт тебя в ухо, Вик, да я чуть не обделалась от страха! — выходит из ступора Бесстрашная, пока я пытаюсь научиться заново дышать. Фу-у, слава яйкам, это Вик… — Мы уж думали, что пи*дец пришел в лице твоего ох*енного братца, и сейчас нам тут будет расчлененка…

— Вылезайте, курицы, живее. Дуры вы безмозглые, обе! — сообщает свои наблюдения Виктор, с сожалением качая головой. — Нах*я нужно было так орать, вас за километр слышно. Анишка, опять х*евертишь! А ты, Алексис, давно в отстойнике не сидела?

— Ты же нас не сдашь, правда? — тихонечко интересуюсь, скорчив невинную рожицу. — Мы сейчас на мысочках, по стеночке, и баиньки, да, Ниш? — Подружка согласно кивает, ухмыляясь до ушей, пока нас вытягивают из сетки.

— А вы уже сами себя сдали, говорю же, курицы вы безмозглые. Валите отсюда бегом, пока не поздно, вас наверняка уже все слышали: Алекс с Матом и Кевином возле пропасти были.

— А как ты думаешь, сколько у нас времени? — спрашиваю я, всё-таки спасаться надо, как-никак.

— Предполагаю, минута у вас в запасе есть, — с умным видом просвещает нас он. — Но… Бл*, — договорить Вик не успевает, потому, пока я пытаюсь сфокусировать свой взгляд и собрать глаза в кучу, Аниша уже выглядывает из-за угла в коридор, словно шпион, а глаза у нее при этом о-о-очень большие.

— Ой, хана нам, ой, пи*дец, Лекси, БЕЖИМ!

— Ты чего, ополоумела совсем… — шиплю я, но подружка уже хватает за грудки Вика, подталкивая того к проходу.

— Вик, миленький, задержи их, давай, грудью на амбразуру. Возьми удар на себя, а мы за это время огородами отходить будем, слышь, ну Ви-и-ик! — жалобно просит Ани и коварно вытоливает парня в коридор. — Чего ты встала, шевели задницей… — ухватив меня за корябку, Аниша бежит к другому проходу, волоча меня за собой, как на буксире.

Под действием нахлынувшего адреналина, ну и алкоголя заодно, мы на огромной скорости галопируем по тоннелям, в надежде незамеченными проскочить мост. В поисках спасения залезаем в какую-то кладовку, опрокинув на себя кучу швабр, а потом, шумно пыхтя и сопя, проползаем мимо диспетчерской, притворившись мышатами. Да, страх подстегивает на дебильные решения… Повернув в следующий пролом, мы, чуть не врезавшись в запертую дверь, попадаем в ловушку.

— Назад нельзя, — шепчу я, дергая неподдающуюся ручку. — Будем ломать, давай с разбегу.

— Еб*нулась совсем, что ли, она же железная, — крутит у виска Ани, постукивая по металлической поверхности пальцами, отбивая похоронный марш… — Может, рискнем проскочить в тату-салон, там и забаррикадируемся, а…

— Вы, бл*дь, совсем последний ум растеряли нах*й, курицы двинутые?! — рявкает громовой голосище за нашими спинами. Блин, да у меня пупырышки по всему телу разбегаются и волосы становятся дыбом. Где ж я так накосячила-то?! За что мне это всё?! Мой крик души никто не услышит и не ответит. — Мало того, что после отбоя режим нарушаете, так еще и жизнью рискуете, а если бы сетку, бл*дь, сняли? А? Мало ли что, такие вещи всегда делаются со страховкой! Лежали бы там сейчас две разобранные котлеты, совсем ума нет, вашу мать! Хочется гулять после отбоя — взяли швабры в руки и пошли отмывать Яму, вам полезно, ведь это ваша будущая профессия! Потому что ни на что другое вы не годитесь с вашими куцыми мозгами! — продолжает орать он, а мы застываем, глядя друг на друга, как кролики на удава.

— Нишечка, — жалобно тяну я тоненьким голосочком. — Что это было?

— А это мой любимый пи*дец пришел. Надо было все-таки дверь ломать… Теперь нас ждет просто ох*итительно-изощренная смерть, в отстойнике, — выдыхает подружка, почесав свой нос, и оборачивается, ойкнув.

Собравшись, мужественно решаю посмотреть смерти в глаза. Лучше бы не смотрела. Над нами возвышается командир, скрестив руки на груди, и сверлит таким злобным взглядом, словно гвозди в крышки наших гробов заколачивает… Ох, рассерженный Эйт — это страшное зрелище. Нахмуренные брови, крылья носа раздуваются, губы стянуты в одну нитку, а глаза такие… в общем, очень пугающие. Но виски все окрашивает в другие оттенки, и мы, переглянувшись, начинаем хихикать, как глупые школьницы.

— Так, я смотрю, вы бухие тут основательно, отлично, значит, силенок полно. — Командир выволакивает нас за шкирки из укрытия и тащит к Яме. — Значит так, упор лежа принять! Отжиматься будете, пока мне не надоест. По откляченным и провисшим жопам лупить буду нещадно. А потом вылижите мне Яму так, чтобы с утра я ослеп от ох*енной чистоты и блеска. Ясно, бл*дь?!

— Ну, любимый, ну, не кричи… — сюсюкает Ани, но тут же давится собственными словами. — Ладно, пошли отжиматься… Бл*дь, об этом я только и мечтала…

— Ты еще прут его не видела, — шепчу я, но выходит очень громко. — Эйт, мы больше не будем, честно… Нам что, всю Яму драить?

— Заткни свой х*ев рот, Алексис. Я вообще от тебя после всего этого больше не хочу ничего слышать, поняла? Я закрывал глаза на все твои шалости, но ты распоясалась вконец! Если еще раз откроешь свой рот, пойдешь в отстойник, только не пищевой, а отхожий, клянусь! Чтобы я тебя не видел и не слышал, ясно тебе? — ошпаривает меня Алекс, что я чуть не глохну. Подумаешь, не очень-то и хочется с вами беседовать, товарищ командир… Тоже мне… Вот ни слова больше и не скажу, наслаждайся. И вообще, чего-то, когда меня сам швырял с крыши, не очень-то его волновало мое благополучие, а сейчас чего изменилось?

Спровадив нас в тренажерку, инструктор вооружается своим живодерским прутом, а мы приступаем к отжиманиям. «Хлоп!» Бл*, больно-то как… Я не удерживаю очередного визга, когда прут охаживает меня по недавно татуированному месту.

— Ты там поаккуратнее, не увлекайся, бл*дь, у нее там… — заступается за меня Ани, видя мою перекошенную от боли мурзилку.

— Аниша, заткнись! — Вот только не хватает еще и растрепать ему… Нет уж, никогда.

— …производственная травма, — ловко выкручивается она.

— Чего? Какая еще травма? Она что, не только на голову больная, у нее еще и задница не здоровая? — гневно интересуется командир, добавив подружке по булкам.

— Спасибо, что вы обо мне в третьем лице… — обижаюсь я. А чего они мне тут кости перетирают?

— А ты вообще рот закрой, Плейсед, чтобы я тебя не слышал, и, желательно, больше на глаза мне не попадайся! Всё, взяли швабры и пошли изображать из себя поломоек, глядишь, и сгодитесь на что-нибудь фракции! — снова рычит Эйт, удаляясь из зала.

— Во псих, чего он такой бешеный, Ниш? — лепечу я, потирая задницу. — Вот чего он так разозлился, не понимаю? Ну, подумаешь, выпили чуток, сам-то почти каждый вечер калдырит, а нам нельзя…

— Да хер его знает, режим мы нарушили… Тьфу, сами как будто бл*дскими паиньками были… Ну всё, пошли за швабрами, придется полы драить. Это хорошо, что он нам еще не пере*бал, ручища-то у него охереть какая тяжелая…

Доброй ночи, планета. Вашу мать, я готова рвать и метать, словно взбесившаяся фурия. Почти до утра мы гоняем с лентяйками и тряпками, громыхая ведром по всей Яме. Не знаю, как Аниша, но я уж точно впечатляюсь такой трудотерапией. Зевая и постанывая от головной боли, швабрами развозим грязь по углам, подбадривая друг друга. Чуть живая возвращаюсь в подвал после подвига по отмыванию «Авгиевой конюшни», и только успеваю выползти из душа, как будильник коварно возвещает меня о начале нового и, черт его раздери, очень трудного, бесконечно длинного дня…

Комментарий к Глава 26. На краю пропасти

* Песня — Tori Amos Fearlessness (Бесстрашие)

========== Глава 27. Проблемы с водой ==========

Алекс

— Бойцы! С сегодняшнего дня к вашим обычным тренировкам прибавляются тренировки в бассейне и на скалодроме, — объявляю своим смертничкам, оглядывая строй, облаченный в спортивные купальные костюмы. — Наше знакомство с бассейном мы начинаем с борьбы на мосту. Посередине, вдоль всего бассейна, вы видите бревно, на котором вы должны сойтись с противником. В руках у вас шест с мягкими наконечниками, и ваша задача спихнуть противника в бассейн. В этом месте он достаточно глубокий, два метра, так что придется выплывать. Ни у кого проблем с водой нет? — Неофиты отрицательно мотают головами. — Отлично, значит, приступим.

Необходимо научить бойцов не бояться воды и огня, потому что им придется частенько с этим сталкиваться. Бассейн появился у нас недавно. Отец решил, что не помешает, и поэтому было выстроено отдельное здание. На самом деле, бассейнов два: закрытый и открытый для прохождения полосы препятствий на воде.

Первыми сходятся, как обычно, Стен и Джон. Кажется, уже ясно, кто будет в числе первых. Стена Майли я давно рассматриваю в особую группу, Джон Уеллнер под вопросом. Слишком он… непримиримый какой-то. Хотя, может, оно и к лучшему. У парней драка затягивается, они по силе примерно равны. Однако Джон слишком импульсивен и устает быстрее, Стен сталкивает его в воду. Уеллнер выплывает, чертыхаясь сквозь зубы.

Я злобно посматриваю в сторону девиц, все еще пребывая в раздражении из-за того, что Алексис натворила: напилась, в сетку прыгнула… Я так к концу инициации поседею с ней, ну надо было такое придумать! Мало того, что она огромный болт положила на все — на режим, на дисциплину, так еще и жизнь свою подвергает опасности ни с х*я, бл*дь!

Не могу не отметить, что Лекси заметно нервничает, кусая костяшку пальца. Я не очень понимаю, из-за чего она так переживает, вряд ли из-за своей выходки. Может, она воды боится, но не хочет признаваться? Ну что ж, значит, ей придется перебороть свой страх. Страх перед полетами и уборкой помещений она успешно преодолела, не вижу причин не преодолеть и это.

Наконец, очередь доходит и до нее. Ей, как обычно, достается парень, это уже традиция: Дани с Фокси всегда стараются быстрее вместе пройти, а Лекси у нас без пары. Хорошо, что на этот раз вместе с ней выходит Ларри, он не очень высокий для парня, так что шансы примерно равны.

Держатся они оба неплохо. Я с явным удовольствием смотрю, как хорошо получаются выпады и удары у обоих. Ошибок почти нет. С тех пор, как они стали более или менее прислушиваться ко мне, дела явно пошли на лад и тренировки с Кевином очень продуктивны, хоть их и не было в плане. Что ж, может, и правда получится… Черт! Ларри делает обманный выпад, и Лекси летит в бассейн. Ну ладно, держалась она не плохо, можно будет и похвалить.

Ларри уже спускается с карниза, а я не упускаю из вида, как Лекси выплывает. Не знаю, зачем я так пристально за ней слежу, но мне не понравилось, как она нервничала перед борьбой. Если она воды боится, может запаниковать и… В полном недоумении я смотрю, как она, побарахтавшись, уходит под воду, и прежде чем я успеваю выругаться, уже ныряю за ней. Не зря говорят, что самая опасная смерть от утопления. Никто и никогда не барахтается в воде шумно, не зовет на помощь и не создает брызг. Человек просто уходит под воду, и заметить это может только тот, кто пристально на него в это время смотрел или знал, где он должен быть.

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒