Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





В прятки с Бесстрашием 23 страница



 

— Ничего страшного, с каждым может случиться, — бурчит он, так и не дождавшись от меня извинений. С каждым может случиться? Да неужели! «Ой, меня трахнули в жопу!» — «Ну, ничего, с каждым может случиться!» Да откуда ты такой терпила взялся-то, Свилсен?

 

— Да, бывает, — говорю в ответ, стараясь не заржать. На первом этаже, он направляется в бесконечные коридоры с одинаковыми кабинетами, а я иду в паб. Ничего, времени и терпения у меня навалом.

 

Где-то через час Свилсен выходит с группой адвокатов и направляется в сторону выхода из штаб-квартиры. Выйдя на крыльцо, он отходит в сторонку, вытаскивает сигареты и начинает хлопать себя по карманам. Я прикуриваю, находясь недалеко от него и поглядывая исподлобья.

 

— Простите, у вас не будет зажигалки? — обращается он к моему затылку, потому что я отвернулся перед тем, как он меня заметил. Я поворачиваюсь и бросаю огниво ему в руки. Он неловко взмахивает руками, и зажигалка летит мимо него, со стуком упав на плитку крыльца. Идиот. — Нельзя было просто дать закурить? Зачем кидать?

 

— Развивать реакцию всегда полезно, — отбиваю я, посматривая на него сверху вниз. Он прикуривает от моей зажигалки и не глядя бросает ее мне. Я ловлю ее одной рукой.

 

— Вы ведь Бесстрашный, да? — спрашивает Свилсен, прищурив от дыма один глаз. Я киваю, продолжая изучать его с головы до ног. — Смешно, только сегодня думал о вашей фракции.

 

— Неужели?

 

— Да, моя бывшая подруга перешла в Бесстрашие, совсем рехнулась… Ну да ладно. Может быть, вы ее знаете? Алексис Плейсед, сейчас она, должно быть, неофитка. Видели ее?

 

— Видел, — киваю, — мельком.

 

— О, передавайте тогда привет ей от Рива. Она знает. Помнит, я уверен. — Он смотрит куда-то в сторону задумчивым взглядом, а мне приходится собирать всю свою волю, чтобы не выбить ему пару зубов. — Так что? Передадите?

 

— Постараюсь. — Отщелкиваю окурок и, рывком бросаясь на Свилсена, прижимаю его к стене так, что он поперхнулся дымом. — У меня тоже есть для тебя привет от Алексис. — Коротким, но сильным ударом в солнечное сплетение заставляю его согнуться и хватать ртом воздух. Оглянувшись по сторонам, также коротко бью его коленом в нос. Беру его за грудки и разгибаю, прижав его к стенке. — Алексис просила тебе передать огромное спасибо, Свилсен. Если бы не ты, она никогда не поняла бы, как ох*енно смотреть на своего врага через оптику прицела. Так что, молись, бл*дь, чтобы она поскорее забыла, какое ты говно. Ты меня понял? Хорошо понял, урод?

 

Свилсен мелко кивает, а я отпускаю его и чувствую, что никакие мочалки не ототрут такое дерьмо с рук. Надеюсь, война решит вопросы с такими придурками. Надо уже забирать документы и возвращаться, а то чувствую, натворят мои девицы сегодня дел без меня.

 

* * *

 

Поздним вечером, пока поезд везет меня обратно во фракцию, я свешиваюсь из открытой двери наружу, наслаждаясь запахом железнодорожного полотна, прохладным, уже по-осеннему, ветром, упоительным ночным воздухом и думаю исключительно об Алексис. Теперь я о ней думаю почти все время. Я понял, почему она перешла в Бесстрашие, и понял, почему она так себя ведет… И вижу, что она уже прижилась у нас. Она будет Бесстрашной, и мои или чьи-то еще предпочтения тут ни при чем. Однако…

 

То, что между нами происходит, — это неправильно. Нельзя так. Я знаю, чувствую, что нас безумно тянет друг к другу, и поцелуй на ринге это доказал, так же, как и потеря самоконтроля с моей стороны, чего давно уже не было… Но я не могу позволить, чтобы это притяжение усилилось. Не должен. Я отцу обещал, да и в целом… Мне не хочется поступать с ней так, как я обычно поступаю с девицами. Даже самые хорошенькие мне быстро надоедают, оттого я и взял себе за правило не встречаться ни с кем больше двух месяцев. Лекс не заслуживает такого. Потому что если я так сделаю, я буду напоминать то самое говно, от которого так хочется отмыть руки, которому я сегодня врезал и сделал бы это еще раз, в особо циничной форме.

 

Легко от нее отказаться, когда она огрызается, дерзит, делает сумасшедшие вещи и влипает в идиотские ситуации. Но как отказаться от нее, когда она мягко улыбается, смотрит влажными голубовато-зелеными глазами; когда чуть прикусывает от смущения губу, нежно сжимает пальчиками ладонь и со всей серьезностью слушает, что я говорю, впитывая мои наставления, как губка; когда ее тело, которое и было, что уж там говорить, красивым, а тренировки и бассейн делают его совершенным, прижимается ко мне в захвате, и мне требуется несколько секунд, чтобы справиться с собой?..

 

Когда она чуть высовывает язык и обводит им свои губы, они становятся влажными, теплыми и такими соблазнительными, что невозможно удержаться, чтобы не пялиться на них. А уж как хочется прижаться к ним… Там на ринге… Нет, бывало, конечно, несомненно, особенно будучи подростком, я терял контроль над положением, и бывало, что срывало крышу и приходилось потом разруливать неудобные ситуации… Но чтобы сейчас…

 

Идет инициация, и отец, и Вик предупреждали меня. Я обещал им и себе тоже, что не будет ничего такого. Кто же мог подумать, что безголовая девица с отсутствием чувства меры и самосохранения одним только лишь поцелуем вышибет мне все мозги? Как такое, вообще, могло случиться? А сейчас, когда мы с ней живем в подвале и я постоянно физически ощущаю ее близость, когда я вижу ее утром, такую разоспавшуюся и сонную, молча салютующую мне рукой «доброе утро», потому что больше всего любит поспать и понежиться с утра…

 

Когда я оттолкнул ее в лесу, я был уверен, что делаю все правильно, нам обоим во благо, и не ошибся. Теперь я не могу так с ней поступить. Не могу сказать ей, что она всего лишь маленькая шлюшка, разомлевшая от одного поцелуя и готовая отдаться мне прямо на ринге… Хотел… Но не буду. Во-первых, потому что объективно это не так — после того, что я увидел в Искренности, это слишком очевидно. А во-вторых, если бы я так сделал, чем я отличался бы от еб*нного х*евыбл*дка, который, воспользовавшись своей опытностью, трахнул девицу, а потом бортанул ее, потому что есть еще и другие? И несмотря на то, что сколько я себя помню, это было моим кредо, я не хочу с ней так поступать…

 

Ей нужно совсем другое. Ей нужен парень, который будет беречь ее маленькую девочку, которая живет в ней, и которую она загнала глубоко в себя; будет бороться, терпеть и любить ту колючую стервочку, которую она выставляет напоказ. А я… На какое-то время меня хватит, а потом сделаю то же, что и этот гребаный Свилсен. Я должен, хотя бы раз в жизни, хотя бы попытаться сделать что-нибудь стоящее и правильное и… отказаться от нее. Я должен.

 

В таких делах главное — это принять решение. Решение принял, и спокоен. Только вот почему хочется долбить по железной стене вагона, оставляя в ней вмятины и разбивая руки в кровь, до мяса, не чувствуя боли, только жжение в груди и спазм в сжатой челюсти? Ненавижу! Терпеть не могу эту гребанную правильность! Черт, да пропади все пропадом!

Комментарий к Глава 31. Поездка в Искренность

Риверс Свилсен

http://www.fitmales.co.uk/wp-content/uploads/2010/04/AndrewCooper01.jpg

http://www.bellazon.com/main/uploads/monthly_10_2009/post-29554-1255984812.jpg

 

 

========== Глава 32. Женщина лидера ==========

 

Инкогнито 2

Тонкий палец с миндалевидным ноготком ведет вдоль мужской раскачанной спины по тому месту, где у всех людей позвоночник, но на данной спине этого не видно. Из-за изрытой ожогами и шрамами кожи… Он не захотел ничего с этим делать, хотя все было возможно. Он хотел остаться таким. Пережеванным, растерзанным, обожженным, чтобы все видели, чтобы не было ни у кого никаких иллюзий…

 

Как же я его люблю, больше жизни. Мне даже не надо, чтобы он любил меня, — мне достаточно того, что ему со мной удобно. Хорошо, что я могу обнимать его истерзанное тело, могу чувствовать его дыхание, слушать его голос — единственное, что осталось от него прежнего. Мне все равно, как он выглядит, ведь мое сердце хранит тот образ, который я полюбила, и мне больше ничего не надо.

 

Он был хорош. Очень хорош. Воин, настоящий, мужественный. Он ничего не боялся, готов был идти до конца. Мне было совершенно плевать на всех его баб, которые гроздьями вешались на него и которых он пялил по всем углам. Я знала, что ему нужно, и просто ждала случая. И дождалась.

 

Конечно, все было не так, как я себе представляла, но это и не важно. Вот уже двадцать лет мы вместе, это что-то да значит. К пальчику присоединяются другие, вот уже вся ладошка оглаживает мужскую обожженную спину, спускается ниже. Мужчина напрягается. Я знаю, как сделать ему хорошо, знаю, как ему нравится. Он никогда не включает верхний свет, дурачок. Как бы он ни выставлял на показ свое уродство, меня он почему-то до сих пор стесняется. Не понимает, что ли, ничего? Да плевать мне на его шрамы. Плевать на то, как он выглядит. Я его люблю. Его. Не его оболочку. Всего его, с его жаждой мести, которая за двадцать лет превратилась и в мою жажду. С его вечными заморочками: «Я всегда главный», «Я самый умный». Невольно улыбаюсь во весь рот. Ну, конечно, ты самый главный и умный, мой любимый. Самый мужественный и лучший.

 

Я все для него сделаю, пойду в любой ад, только бы быть рядом. Он все для меня, он моя жизнь, без него смысла нет ни в чем. Любимый резко переворачивается и накрывает мое тело своим, как всегда пряча лицо и отворачиваясь. Всегда сильно, грубо, с напором, чтобы поскорее все закончилось и я не успела его увидеть. Зачем, глупенький? Мне ведь… А-а-ах, как же хорошо… Широкая теплая ладонь проходится вдоль тела, и оно отзывается на ласку горячей волной и ноющим желанием внизу живота. Коленом он резко раздвигает мои бедра и входит, безо всяких ласк и подготовки, как мне нравится, без розовых соплей и слюнявых поцелуйчиков. Мощные, сильные движения, безапелляционные, несокрушимые… Такие же, как и он весь сам. Господи, как же хорошо… Хорошо, что он есть, хорошо, что он со мной. Невозможно хорошо…

 

Когда все заканчивается, он, все также пряча лицо, скатывается с меня и уходит в ванную. Не глядя, будто стесняется. Так и не смог привыкнуть. Так и прячется все время. Он наводит ужас на окружающих и не может поверить, что я люблю его, люблю больше жизни. Что мне все равно, есть у него уродства или нет…

 

Возвращается уже в маске, в полном облачении. Все, утро кончилось, надо начинать день.

 

— Когда планируешь нападение? Сегодня?

 

— Нет. Еще не продумано все до конца. Надо бы еще раз все тщательно разведать, и тогда уже нападать, чтоб наверняка. Нападение должно быть максимально неожиданным, они тоже не лыком шиты, могут дать отпор. Нам необходимо максимально лишить их людей, у нас в этом нет проблем. А у них есть. Боевых единиц у них очень мало. Так что… Нужно что-то сногсшибательное и неожиданное.

 

— Ты думаешь, две сотни теней будет достаточно? Просто это все обученные боевые единицы. Если вдруг операция провалится…

 

— Надо, чтобы не провалилась. Иначе плохо будет не только вам. Я что, чего-то не знаю?

 

— Я все тебе рассказала. Все, что она знала. Все образцы, всё передала. Единственное чего я боюсь, что эта дура последнее время совсем свихнулась. Растеряла последний ум. Истерит постоянно. Мне кажется, нужно выводить ее из операции, она становится опасной.

 

— Тебе виднее, дорогая. Боишься — выводи. Самое главное, чтобы информация от нее была достоверная.

 

— Мне кажется, что ее там запалили. И сливают ей дезу. В ее последнем докладе много чего было. Я все жду, когда у них будет импульсное оружие, но никакой информации о нем нет. Как так? Мы впервые использовали импульс больше десяти лет назад, и что, их ученые не могли понять, как это работает? Тем более из других источников достоверно известно, что импульсное оружие у них есть. Они задумали что-то, иначе не стали бы готовиться к войне. Нападать надо, но с большой оглядкой. И с большим запасом.

 

— Значит, нужно повременить. Чем масштабнее операция, тем тщательнее ее надо готовить. Подождем еще немного. А пока организовывай диверсии на штаб-квартиры, как мы и планировали.

 

— Как скажешь, дорогой…

 

Уголок рта мужчины поднимается в довольной усмешке. Я знаю, как сделать ему приятное…

 

========== Глава 33. Сумасшедшая любовь ==========

 

Аниша

— Та-а-ак… И какого х*я неофит делает тут после отбоя? — Кевин смотрит на нас в упор светлыми глазами, после чего сканирует тату-салон взглядом, будто здесь могла притаиться целая армия неофитов и они сейчас полезут изо всех щелей.

 

Черт, ну надо было так запалиться! Теперь всем по шапке дадут — и Лекс, и мне. Да и Алекс придет, орать будет, как потерпевший! Бл*, ну вот чего Кевину не сидится… подальше от меня! Чего он сюда приперся-то? Как же трудно, чертовски, ох*енно невыносимо его видеть. Ну за что мне такая пытка, за какие грехи? Ну какого хрена я его, вообще, встретила? Хотя… Какие у меня были варианты-то, если эти тетки из лидерского окружения все одновременно разродились, включая мою мамашу.

 

Почему, почему он меня оттолкнул тогда? Я же видела, чувствовала, как он смотрел, как я ему нравилась. Чувствовала, с каким удовольствием он целовался со мной в тот самый день, после их концерта! И можно было бы подумать, что он меня не узнал, но в процессе поцелуя он прервался, заглянул в глаза. Узнал он, я это отчетливо увидела. И поняла, что он меня хотел, именно меня и никого другого! И целовал так, что я чуть не кончила прямо там, в душной нише их гримерки, под пьяные выкрики Алекса за ширмой. Потому у меня башку и сорвало, и до сих пор она на место так и не встала… Но… Не могу я Джимми бросить, ничего он мне не сделал плохого, чтобы с ним так поступить.

 

Когда Кевин оттолкнул меня, я бросилась на Джима от отчаяния, конечно. Мне нужен был кто-то, кто разделил бы со мной одиночество, а потом… Я увидела, какой он беззащитный, этот Джимми. Ему надо было переходить в Дружелюбие, чего он остался-то в Бесстрашии? Там, в Дружелюбии, он нашел бы себя и в музыке, и во всем остальном, но… Он говорит, что остался из-за меня. Что меня полюбил. Да еще ему воевать идти, как я его прямо перед войной брошу? Не могу я так.

 

Джимми. Он такой нежный. Если кому когда-то было отсыпано щедрой рукой нежности, то Джимми стоял в этой очереди первым. Я дура, идиотка и сука в одном флаконе. Лучшего парня, чем Джим, не найти даже с фонарем. Высокий, статный, накачанный, как и вся наша п*здобратия, — да любая девка готова следы его целовать, только бы он на нее посмотрел. Но он посмотрел на меня. А я… Убить меня мало.

 

Я смотрю на Кевина и понимаю, что если только он до меня дотронется — ничегошеньки не смогу с собой поделать. И спасибо ему, что не прикасается! Все его ругательства в мой адрес и попытки обидеть тоже понятны. Я хоть и сволочь, и сука, но уж точно не тупая. После того, как он зажал меня в лесу, на глазах у всех, я вообще смутно помню, что там было, потому что видела только его глаза и тонула в этом синем, ярком, самом любимом взгляде, полном тщательно скрываемой тоски. Когда я оказалась прижата к его телу, такому горячему и необходимому мне, я все до капельки почувствовала, поняла: он все помнит. Алекс думал, что я плакала от обиды, а я рыдала от отчаяния. Кевин не забыл меня, ничего не прошло. Но мы не можем… Никак не можем…

 

И вот я смотрю, как грозно он сверкает глазами на Лекс, застукав нас в салоне после отбоя, а она пробирается бочком к выходу. Черт, и Джим еще уехал на свои дурацкие прослушки! А Кевин сейчас пойдет нажалуется Алексу, что мы тут хулиганим.

 

— А ну, стой, бл*дь! Куда пошла? — Кевин хватает Лекси за локоть. — Я сам отведу тебя к твоему командиру и передам ему из рук в руки, пока вы еще больше дел не наделали! Вам мало было отжиматься до упаду и Яму всю ночь драить? Понравилось, что ли? Как вы обе, бл*дь, можете быть такими безголовыми? Алекс еще поговорит с тобой по душам, Аниша! — показывает он на меня пальцем. — Твою мать, ты последнее время весь ум растеряла!

 

И вот чего делать? Как быть-то? Лекси надо вызволять, да и самой от Алекса огребать неохота: он-то может меня и любит, а рука у него тяжелая — у меня задница еще с прошлого раза не отошла. А если по-настоящему разозлится, может и в отстойник засадить. Ну что ж делать, что? Кевин уже тащит Лекси на выход. А, была не была!

 

Со всей дури прыгаю ему на спину, и он от неожиданности отпускает локоть подруженции.

 

— Лекси, беги, я его задержу!

 

Лекс вырывается и, прошмыгнув в удачно приоткрытую стеклянную дверь, скрывается в коридоре. Кевин стряхивает меня со спины и со всего размаха бьет ладонью по щеке. Хрясь! Такое ощущение, что глаз лопается и вытекает вместе со всей горечью и обидой, остается только ярость. Ужасная, поглощающая, такая душная и бушующая, что, кажется, я сейчас кого-то убью. Не обращая внимания на боль и на то, что Кевин, похоже, сам от себя такого не ожидал, я поднимаюсь и молниеносно нападаю на него, круша вокруг себя мебель, образцы, светильники… Ему хватает реакции, чтобы отражать мои атаки и уворачиваться от падающих предметов, но он явно не ожидал такого напора, поэтому несколько ударов все же пропускает. Из разбитой губы показывается кровь, и рядом с глазом медленно, но верно наливается синяк.

 

— Аниша, хватит уже! Я погорячился! — Отбиваясь от меня, Кевин отступает к выходу из салона.

 

— Погорячился ты, Кевин, когда тебе чайник с кипятком на ногу перевернулся, а сейчас ты просто мудобл*дкий урод, пользующийся тем, что сильнее! — Я опять налетаю на него и толкаю в грудь в направлении двери. — Какого хрена ты приперся сюда? А? Отчего бы тебе не держаться от меня подальше?

 

— Я только хотел спросить у Джимми, записываем мы трек или нет! — Кевин выпадает в коридор, все еще отступая от меня. — А тут вы… Какого х*я она тут делает после отбоя, для вас слово «дисциплина» — это пустой звук? Когда Алекс отдал распоряжение…

 

— А что, мы теперь все в рабстве у Алекса? С каких пор он отдает распоряжения, он что, уже лидер?

 

— Алекс несет ответственность за неофитов как инструктор, а на Алексис было совершено покушение, и не одно! — кричит Кевин, размахивая руками, и, оглянувшись по сторонам, припускает почти бегом в ту же сторону, куда убежала Лекси. — И если бы вы своими куриными мозгами хоть что-нибудь понимали, то вы бы его слушались, а не свой п*здобл*дский внутренний голос, призывающий на ваши жопы приключения! Что-то мне подсказывает, что эта девица вряд ли в жилой корпус пошла, небось, опять в подвал свой намылилась?

 

— Алексис сто лет уж как живет в подвале, и ничего, а вот ты что это о ней так печешься? — стараясь не отставать, я бегу за ним и все равно говорю ему в спину, мне за ним не угнаться. — Если Алекс на нее глаз положил, то не советую вставать у него на дороге, плохо дело может кончиться!

 

Кевин сворачивает в ответвление коридора, которое кажется мне на редкость безлюдным, не пойму, зачем. Может, он знает какую-то короткую дорогу к подвалу, где Лекси живет? Я бегу за ним, чтобы хоть как-нибудь его остановить, но этот лось огромный такой, что один его шаг, как три моих. Я за ним не поспеваю. А он продолжает обследовать все закоулки, маниакально, будто сам ищет укромное местечко, где бы схорониться.

 

— Ани, ты рехнулась совсем? — Повернувшись, он смотрит на меня недобро. — Ты чего п*здишь, о ком я пекусь? Ты думаешь, мне Алекс спасибо скажет, если узнает, что я видел, как дуры-девки засели в тату-салоне после отбоя, и прошел мимо, насвистывая легкий мотивчик?

 

— Вот так и надо было сделать, какого х*я ты к нам полез?

 

— Тебя не заклинило, случайно? — Кевин так резко останавливается, что я со всего размаха впечатываюсь в его грудь и сразу же отскакиваю. Невыносимо его рядом с собой ощущать. Чего я за ним бегу-то… А, ну да, чтобы остановить, чтобы Лекси успела…

 

Мысли сбиваются в какую-то непонятную кашу от его близости, от его запаха, от его прожигающего взгляда. У меня как-то в одночасье подгибаются ноги, и я, наверное, упала бы, если бы не облокотилась на стену коридора. Черт, ну надо так, а? Чего я за ним бегаю… А, ну да…

 

— Нет, меня не заклинило, — мотая головой, вроде как не соглашаясь с ним, а на самом деле, чтобы стряхнуть наваждение, отвечаю я. — Это ты с еб*нутым упорством бегаешь, чтобы запалить мою подружку. У тебя других развлечений нет, что ли? Заняться больше нечем?

 

— У нас, вообще-то, инициация, ты не забыла? — грозно сверкая ледяным взглядом, выговаривает мне Кевин. — И мы должны еб*ных неофитов в целости предоставить перед светлые очи лидера, полностью готовых. И если бы ты действительно хотела добра своей товарке, ты отъеб*лась бы от нее и оставила ей время после отбоя, чтобы она могла выспаться, а не развлекать тебя, потому что тебе скучно…

 

— Знаешь что, не говори, что мне делать, и я не скажу, куда тебе идти, Кевин. А то ты сам во время инициации прямо вот соблюдал режим и после отбоя был в кроватке… Вот только у кого?

 

— Это не твоего ума дело, мои кроватные дела тебя никаким местом не еб*т!

 

Ну еще бы, кто бы мог подумать, какая новость! Лично знаю девок, что слюни на него пускают, и заранее ненавижу любую курицу, претендующую… Тьфу, не о том думать надо! Я озираюсь по сторонам и понимаю, что Кевина, а заодно и меня, занесло в странное какое-то место: вокруг еще темнее, кажется, мы даже спускались по лестницам и в итоге оказались мрачном, гулком коридоре, где отчетливо слышится шум подземной реки и пахнет сыростью.

 

— Ну отчего же? — не остаюсь я в долгу. — Ты до меня доеб*лся, почему бы мне тебя не повоспитывать?

 

— Потому что ты малявка и не доросла до того, чтобы меня воспитывать! — Кев заметно снижает скорость передвижения и сам принимается оглядываться, будто впервые видит эти места.

 

— Малявка, Кевин, у тебя в штанах, — подбоченившись, заявляю ему. — А я взрослая уже по меркам Бесстрашия! Или у тебя первое место по провалам в памяти?

 

— Знаешь, Аниша, ты напоминаешь мне Брайана* во младенчестве: тоже норовишь все обосрать! — Он, наконец, останавливается и смотрит на меня презрительно. — Тебе самой не надоело быть такой тупой, непроходимой дурой, которая дальше своего носа них*я не видит?

 

Бл*, ну это невозможно, просто совершенно. Что он о себе думает, что возомнил-то? Да я, бл*дь, сейчас пришибу его!

 

Музыка: Jem — 24 hours

 

Разъяренно кидаюсь в атаку и теперь знаю, что он попытается меня скрутить. Ухожу от захвата, уклонившись в сторону, пробиваю ему корпус и, перевернувшись, хочу заехать ему локтем, но и тут он меня обгоняет, бл*дь, — никогда мне не справиться с его реакцией. Или надо больше тренироваться. Что-то я последнее время на тренировки совсем забила… Секунда, и я уже полностью в захвате, даже не шелохнуться. Кевин прижимает меня к себе спиной, блокируя руки, полностью обездвижив, а я пытаюсь его лягнуть и вырваться, но силенок явно не хватает. Потрепыхавшись безрезультатно, я от души наступаю ему на ногу, но он только шипит от боли и не выпускает.

 

А между тем, я отличненько чувствую, как он меня обнимает и отпускать совершенно не торопится, даже наоборот, с каждой секундой прижимает к себе еще теснее. Кевин так близко, непозволительно, страшно близко; ноздри сами собой тянут его запах, и затылок стягивает от его теплого дыхания. Все такое знакомое и… нужное, безумно. Моё, только моё! Ноги-то совсем ватные становятся, стоять невозможно. Вот черт… Только не отпускай меня, Кевин, пожалуйста! О чем я думаю, бл*дь, ну о чем? И будто в ответ на мои бесстыжие мысли слышу у себя над ухом тяжелый рваный вздох. Он еще крепче вжимает меня в свое тело, и я чувствую, как в задницу недвусмысленно и откровенно упирается очень даже твердый… предмет. И это явно не пистолет и не нож, еб вашу мать! С ума сойти, нет, только не это! Голова идет кругом так, что если бы он не держал меня, я, наверное, рухнула бы прямо тут.

 

Кевин, крепко сжимая мои плечи, разворачивает меня к себе лицом и… впивается в губы, захватывая их как-то безоговорочно, словно так и должно быть, прижимая к себе и явно желая, чтобы у меня не осталось ни одного шанса на побег. Ладонями я совершенно непроизвольно — хотя чего это я… ведь столько раз в мечтах предоставляла это себе, столько раз видела это во сне — оглаживаю мускулистые плечи и поднимаюсь выше, устраивая ладошки на его затылке. Зарываюсь пальцами в короткие волосы, лохматя их, а потом, расцарапав кожу куртки, спускаюсь ниже, прохожусь ладонями по широкой спине, нащупывая край кожанки. Потому что невозможно отказать себе в удовольствии под нее забраться, чтобы ощутить тело, такое близкое и такое недоступное мне… обычно.

 

Почувствовав, как я пальцами комкаю на нем одежду в районе лопаток, Кев, не прерывая поцелуя, избавляется от куртки, и я, совершенно растеряв весь здравый рассудок, лезу ему под футболку, судорожно выправляя ее из брюк. По его телу проходит судорога, и я даже, кажется, слышу приглушенный стон прямо мне в губы, но прерывать поцелуй ни ему, ни мне не хочется. Все мое тело покрывается миллиардами мурашек, прокатывающимися от макушки до пяток; я выгибаюсь навстречу дико необходимым мне ласкам, чувствуя, как желание концентрируется внизу живота и окончательно подкашиваются ноги.

 

Лихорадочно глажу ладонями мускулистую спину, не останавливаясь, нет-нет, да расчерчивая ее царапинами, и постепенно захватывающая разум страсть заставляет срываться на стоны. Я вжимаюсь в Кевина, подставляя ему шею для судорожных поцелуев, которую он еще и покусывает, принуждая задыхаться и, хныкая, мысленно просить еще… Да, Кевин, целуй меня, глубже, сильнее… Господи, ну наоборот же надо! Нет! Мы не должны этого делать, нет, ни за что! Боже, как же охренительно, с ума сойти! Его губы, его язык, я сейчас умру, прямо тут, вот в этом коридоре…

 

Кевин отрывается от меня, чтобы воздуха глотнуть, и я просто зависаю от плещущейся в его светлых глазах страсти, такой, что мне становится… все равно? Нет, мы не должны этого делать, не должны! Я упираюсь ему в грудь, но он меня не отпускает. Бешено прожигая взглядом, он, запнувшись о свою куртку, толкает меня к стене, прижимает к ней, и я чувствую, что не выпустит…

 

Припухшими от сумасшедших поцелуев губами он снова тянется ко мне, и я, плюнув на все, отвечаю ему, упоительно, взахлеб, сжигая все мосты и отрезая себе пути назад… Кевин, почувствовав отклик, глухо стонет и еще больше вжимает меня в холодную влажную стену, но через секунду, отстранившись, он лихорадочно оглядывает мое лицо, не сдерживая тяжелого, прерывистого дыхания, будто удивляется, что я ответила ему…

 

— Кевин, мы не должны… — лепечу я, не смея даже моргнуть, оторвать взгляд, будто если я прерву этот контакт, все разрушится, исчезнет. — Нам нельзя…

 

— Знаю… — бормочет он, но при этом наклоняется и прихватывает мои губы опять, сладко, до боли прикусывая, теряя контроль. Кевин пробирается руками под мою одежду, пальцами судорожно вцепляется в спину, оставляя синяки на нежной коже. — Делай что хочешь, — жарко шепчет он между поцелуями, — но даже не пытайся меня остановить! Я все равно не смогу! Я так долго этого ждал, так долго с ума сходил… Тебя хотел, только тебя, никого больше…

 

На мгновение оторвавшись, разрывает мою футболку и отбрасывает в сторону — слышу только, как она приземляется на бетонный пол с тихим шмяком, и от открывшегося вида моей голой груди взгляд его становится совершенно безумным. В этот момент я понимаю: чтобы я ни говорила, чтобы ни делала, уже поздно. Его ничто не остановит. Да я и не могу больше. Устала с собой бороться.

 

Трясущимися руками берусь за края его футболки и дергаю вверх, срывая и избавляясь от раздражающей преграды. Сколько раз я видела его на тренировках голого по пояс и не могла даже дотронуться, изнывая от желания прикоснуться. А теперь он весь мой, мой! Прикрыв глаза, я глажу ладошками его грудь, понимая, что окончательно сошла с ума.

 

Кевин резко, почти грубо притягивает меня к себе одной рукой, будто я все еще порываюсь куда-то сбежать, и, пытаясь справиться с окончательно сбившимся дыханием, дотрагивается пальцами до ключиц. Чувствую, как он загнанно дышит, я ничуть не лучше. Но замираю, забыв обо всем, когда Кев медленно проводит подушечками от шеи, спускаясь на грудь, обводит темные соски, едва дотрагиваясь. От этих прикосновений по телу проходят тысячи чувственных импульсов, которые я ощущаю настолько мучительно-сладко, что закусываю губу до крови. Он поднимает на меня взгляд, в котором нет ни крупицы адекватности. Резко подхватив под бедра, усаживает на себя, вжимая в стену настолько тесно, насколько это возможно, целуя бешено, яростно, как-то одержимо… Я растворяюсь в его руках, теку так, что стыдно даже; чувствую его желание, такое острое, что через брюки становится горячо.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.