В прятки с Бесстрашием 11 страница

— А ну, заткнулась! — рявкаю я на нее, начиная терять самообладание. — Ты не ополоумела, Алексис? Ты чего несешь-то?

Она стоит передо мной в черном топе и брюках, а то, что осталось от ее волос, растрепанно и пушистым облаком переливается в тусклом свете барных огней, и глаза полыхают такой ненавистью, что я даже трезвею немного.

— Ты меня не запугаешь! — орет она мне в лицо. — Ясно? Я все равно стану Бесстрашной, хочешь ты этого или нет, и никакие твои методы не заставят меня унижаться перед тобой или поступаться своими принципами! Нельзя использовать людей как живые мишени, нельзя! Ты что, вообще, о себе думаешь? Что ты можешь распоряжаться чужими жизнями? Можешь решать, кому жить, а кому убивать? Я могла убить Дани, что бы ты там ни думал о том, что сможешь это предотвратить! Подумай своей тупой башкой, что было бы, если бы я все-таки попала в нее и убила…

— Если бы ты в нее попала, ей бы сделали полную регенерацию, и она была бы живее всех живых! — пытаюсь я перекричать этот словесный поток. — Человек не должен бояться выстрелить или бросить нож, не должен бояться летящего в него ножа или пуль, иначе он не сможет головы поднять под перекрестным огнем, а…

— Да причем тут это все? — качает она головой, не меняя воинственной позиции. — Мы не на поле боя, Эйт, очнись уже! Дани просто девушка, мы проходим обучение, и летящие в голову ножи — это не смелость, а безумие какое-то! Так нельзя поступать с теми, за кого ты несешь ответственность!

Медленно приподнимаясь со стула и опираясь на стойку руками, не свожу с нее тяжелого взгляда.

— Я несу ответственность, прежде всего, перед лидером, — цежу я сквозь зубы, нависая над ней, — которому я обещал предоставить после обучения Бесстрашных бойцов, а не квохчущих куриц, которую ты сейчас изображаешь!

— Кто тебе дал право оскорблять меня?! — вздергивает она подбородок, что меня бесит просто нереально. — Да кто ты такой, вообще? Ты, что ли, думаешь, если отец лидер, то он тебя от всего отмажет? Что хорошо жить, когда твоя задница всегда прикрыта, и можно творить, что хочешь?

— Не смей разговаривать со мной в таком тоне! Ты еб*нутая безмозглая идиотка, возомнившая себя неизвестно кем, жалкая в своей попытке всех вокруг поставить на место своим поганым языком! Никчемная, безмозглая дрянь!

Ее рука резко поднимается, чтобы опять зарядить мне пощечину, но на этот раз я уже ожидаю от нее такой реакции и перехватываю ее руку, заламывая за спину. Так и выволакиваю ее из бара, толкая перед собой. Она пытается вырваться, брыкается, но у меня от ярости и раздражения в ушах шум стоит такой, что я ни хрена не слышу и почти ничего не соображаю. Уже вытолкнув неофитку в коридор, я разворачиваю ее к себе лицом и, встряхнув со всей возможной злостью, на какую способен, говорю ей:

— Еще раз посмеешь сюда прийти и орать на меня в присутствии других людей, я тебя сброшу в пропасть, поняла?

— Да не пугай, не страшно, — презрительно дергает она уголком губ, нагло на меня глядя. — После отстойника я уже ничего не боюсь. Если человеку нечего терять, кроме своих цепей…

Договорить я не даю, снова сильно встряхнув, и пихаю ее вперед, развернув к себе спиной. Да что ты, детка, не вопрос! Проверим, как ты не боишься! Она сначала не понимает, куда я ее веду, думает, наверное, что в подвал, потому, не особо сопротивляясь, идет впереди. Но когда до нее доходит, что действительно к пропасти, явно пугается, хоть и не подает вида, что боится.

— Что бы ты ни задумал, тебе это даром не пройдет, — она говорит твердо, но голос все равно дрожит. Не такая уж смелая, да, когда доходит до дела? — Ты же не собираешься меня на самом деле бросать в пропасть?

Сначала я, и правда, хотел ее туда сбросить, вот только никак не мог вспомнить — натянута там сетка или нет. Проверю, а потом сброшу ее туда нах*й. А пока пусть просто повисит над бездной и подумает.

— Проверим? — улыбаюсь я и, сделав ей резкую подножку, выталкиваю так и не поверившую до конца, что такое возможно, девицу за перила, держа ее навесу одной рукой.

— Что ты делаешь, ты охренел? — взвизгивает она, и от этих воплей у меня очень сильно начинает болеть голова. А потом и кружиться.

А потом… Я чувствую, как она выскальзывает у меня из руки. Бл*, да что же я делаю-то? Хочу ее вытащить и понимаю, что не могу. Она тянет меня туда, вниз, голова сильно кружится, и я, кажется, сейчас упаду туда вместе с ней. А натянута там сетка или нет, я не помню.

— Алекс, пожалуйста, не отпускай меня! — доносятся ее слова. — Я не буду больше, только не отпускай.

— Я не отпущу, детка, я держу тебя, ты только не дергайся, я тебя вытащу! — Но руки от перенапряжения уже почти ничего не чувствуют.

Она выскальзывает, выскальзывает… Второй рукой я не могу ее перехватить, не получается. Говорят, что если долго смотреть в бездну, то бездна посмотрит на тебя. Вот это я и ощущаю сейчас в полной мере. Алексис смотрит вниз и визжит так, что у меня уши закладывает, и моя рука почти разжимается сама собой.

— Лекси, не смотри вниз, пожалуйста. Ты только не паникуй, я тебя вытащу… — Но она меня не слышит, пытается ухватиться за меня второй рукой, делая этим только хуже. Бл*дь, да что же делать-то? Уже не веря в благополучный исход этой ситуации, я замечаю рядом с собой мелькнувшую тень, человек переваливается через перила, и мы с ним вместе выдергиваем Алексис из пропасти.

Я падаю на спину, а Лекс на меня. Она лежит у меня на груди и плачет, а тот, кто нам помог, стоит в стороне. Я обнимаю девушку, глажу ее по спине, по волосам… Знаю, что не смогу ее сейчас успокоить, но все-таки…

— Алексис, прости меня, я не хотел, правда… — Она поднимает голову, смотрит на меня несколько долгих секунд, а потом в ее глазах загорается страшный гнев.

Приподнявшись на руках и опираясь на мою грудь, она со всей силы бьет мне в лицо, смачно так, не по-женски. Ну, а что, заслужил, х*ли. Оттолкнувшись от меня, Лекси встает и, пошатываясь, убегает так быстро, будто я сейчас стану ее преследовать. А я лишь продолжаю лежать на краю пропасти, раскинув руки в разные стороны. Скула ноет от удара, во рту скапливается металлический привкус крови. Одно хорошо: я почти трезвый.

Поднимаю голову и узнаю, что за человек нам помог: это Билли, бл*дь…

— Это что за козочка тут блеяла, м-м-м, Алекс? — глядя в сторону, куда убежала неофитка, спрашивает этот упырь. — Какая горячая штучка…

— Билли, я не знаю, что на тебя нашло, тебе спасибо, конечно, за помощь, но вот только попробуй подумать об этой девице, только даже одну мыслишку допустить…

— А что, твоя, что ли, козочка? — противно усмехается он, и я понимаю, что никакого перемирия у нас с ним не выйдет.

— Это неофит, она проходит инициацию, просто забудь и все.

— Слишком она борзая для неофита, — голос Билли становится елейным, низким, обволакивающим. Именно таким он договаривается со своими дружбанами, чтобы напасть всем вместе на очередную свою жертву и всем скопом избить ее. — Ты не хотел бы ее проучить?

Я приподнимаюсь, и до меня доходит, что так проворно и резко я встать не смогу. Голова все еще ноет так, будто в нее вставили раскаленный прут, но дышать, по счастью, я уже могу свободно, и кажется, что от глубокого дыхания становится легче. Пока я вытягивал Алексис, будто бы даже забыл, как дышать, а теперь вот вспомнил.

— Это тебя не касается, — бурчу я, хлопая себя по карманам. Где-то были у меня… Черт, у Билли курево просить — это последнее дело.

— О-о-о, кажется, коса нашла камень, — осторожно говорит этот козел, протягивая мне пачку, вдоволь насмотревшись на мои тщетные поиски. — Я уж не думал, что появится такая девица, которая отошьет нашего ловеласа. Что, не дала тебе, ты и злишься? Да, Алекс? Не по Сеньке шапка?

— Ты, придурок, хоть понимаешь, какой бред ты несешь? — прикурив все-таки, я поднимаюсь на ноги, ощущая, что еще не очень-то уверенно чувствую себя для ходьбы. — Ты всех-то по себе не суди…

Голова так и кружится. Не сблевать бы, бл*дь… Что было бы, не приди этот придурок нам на помощь, думать не хочется совершенно. Билли медленно бьет одну ладонь о другую.

— Поздравляю, Эванс. Наконец-то нашлась одна баба, которая оказала тебе действительно мощный отпор. А может, и надо когда-нибудь проиграть? Замахнулся на нормальную бабу, а выяснилось, что твой удел — это только шлюхи?

Я сильно затягиваюсь и бросаю сигарету, которая кажется нестерпимо горькой. Однако голова на место встала, и уверенность в движениях тоже появилась. Направляюсь в сторону бара, игнорируя Билли, надо же все-таки расплатиться хотя бы. Но этот урод увязывается следом, не отстает. Только сейчас я осознаю, что вижу его одного, без прихвостней. Интересненько…

— Почему ты не хочешь отъеб*ться от меня, Билли? Тебе надоело подбирать моих шлюх?

— Ну, это еще неизвестно, кто за кем подбирает… — Во взгляде этого х*есоса появляется ненависть, но он явно держит себя в руках и не дает ей волю. — Однако тут дело совсем другое, да, Алекс? Ты же ведь хочешь ту козочку, не так ли? Да только не даст она тебе…

— Только не говори, что ты ревнуешь? — сдвигаю я брови и смотрю на него хмуро. — С каких пор тебя заботит, кого я хочу, а кого нет?

— Алекс, ты ведь даешь мне повод для сплетен! Не стоит, брат!

— Твой брат остался в гандоне твоего батяни после бурного секса, ясно? — выцеживаю я ему в лицо, хватая за грудки. — А если я с тобой выпил за перемирие, то это не значит, что мы с тобой побратались, сука, «брат»!

Я чувствую, как его потряхивает от ненависти, да я и сам соображаю не очень хорошо, но понимаю, что надо мне убираться от него подальше, потому что мы сейчас договоримся до п*здеца, и я его точно убью, прямо тут!

— Я всего лишь хотел предложить тебе пари, игру, только и всего. Но вижу, что у тебя кишка тонка, так что давай просто разбежимся.

— Ты не смеешь обвинять меня в трусости, — отпихиваю я от себя Билли. — И никакие пари я с тобой заключать не намерен.

— А если я тебе скажу, что отстану от тебя до конца своих дней? А? Если я на кон поставлю свое лидерство, Алекс? И слова тебе не скажу до самого окончания инициации. Уеду, ты про меня забудешь, спокойно оттренируешь своих неофитов и никто из моих людей даже близко не подойдет ни к тебе… ни к ним!

Он склоняет голову, рассматривая меня холодными голубыми глазами так, будто изучает экспонат в музее. Я, не очень хорошо понимая, что он от меня хочет, качая головой, захожу в бар, до которого мы уже как-то незаметно добрались, и, положив на стойку кредиты, выжидательно смотрю на Билли. Он неторопливо присаживается за стойку и заказывает себе пива.

— И чего же ты хочешь? — поторапливаю я его, в раздражении глядя, как он медленно отпивает глоток.

— Вот видишь, Алекс. Как бы ты меня ни ненавидел, а все дело просто в ставке! Эта козочка очень горячая. И она о-о-очень желает привлечь к себе внимание, иначе не вставила бы в пупок такую соблазнительную цепочку. Принеси мне это украшение, и я кровью клянусь, что ты обо мне больше и не услышишь.

— А если не принесу? Тебе какой с этого резон?

— Ну, скажем… Будешь мне должен пятьсот кредитов. И я буду докапываться до тебя всю твою жизнь, а если стану лидером, то сошлю тебя мыть сортиры… Согласен?

— Ты просто потрясающий вонючий х*есос, Билли. Ты с чего-то сделал вывод, что я боюсь тебя и твоих постоянных наездов. Никогда не боялся, а теперь испугаюсь вдруг?

— Не испугаешься, но жизнь я тебе подпортить могу изрядно! Тем более… С каких это пор ты стал пасовать перед девками, Алекс?

Я ненавижу его. Я, наверное, никого в своей жизни не ненавидел так остро. Мне очень хочется просто взять и прирезать его прямо тут, возле барной стойки, и эта ненависть. кажется, сейчас затопит меня полностью и отключит разум. Но… За убийство Бесстрашного даже в военное время по голове не погладят, а попасть под трибунал ох как не хочется. Бл*дь, да он же провоцирует меня! И его вот это предложение, оно… приводит меня в замешательство. Я никак не могу понять, с какой целью он мне это предлагает. Что он увидел в Лекси такого, что ему в голову пришла мысль делать мне столь нелепые предложения, на которые я точно не соглашусь?

— Билли, иди нах*й со своими спорами, — отворачиваюсь я от него и направляюсь на выход. — Я вообще не намерен с тобой обсуждать эту тему…

— О, Алекс, да ты еще и струсил! Мало того, что нашлась баба, которая на тебя срать хотела, так ты еще и испугался доказать, что ты мужик!

Несмотря на то, что я пьян, на реакции у меня это никак не сказывается. Секунда, и Билли прижат к стойке, а у его горла поблескивает сталь.

— Закрой свой м*добл*дский рот, Билли! Если я с тобой единственный раз в жизни выпил за перемирие, это не значит, что ты теперь будешь мне говорить, что в голову придет, и обвинять меня в трусости. И ты уже повторяешься!

— Это ничего не доказывает, Алекс, кроме того, что ты меня запугиваешь. Просто признай, что есть девка, которая устояла… Что в этом такого? Она из тех, кто всегда сверху, и чтобы такую козочку трахнуть, понадобится много ума и терпения, которых у тебя нет и не было никогда. Ты можешь порезать меня, можешь даже убить, но этим ты ничего не изменишь!

Черт, он все-таки спровоцировал меня! Этот урод знает, куда надавить, чтобы все плясали под его дудку. Вот только не на того напал. Я убираю нож, все еще прижимая урода к стойке и, наклонившись к нему поближе, угрожающе отвечаю:

— Я тебя даже нах*й не буду посылать, Билли. Потому что ты уже и так оттуда. Но я тебе клянусь, я убью тебя, если ты ко мне еще когда-нибудь подвалишь с чем-нибудь подобным, понял?

Я отпихиваю его от себя, и у меня остается только одно желание: пойти помыться — чувство, будто вывалялся в дерьме. Иду к дверям, но этот придурок все не успокаивается.

— Так ты согласен?

Непробиваемый долбозвон! И повезло же мне быть одного возраста с ним. Почему он вяжется всегда только ко мне? Я уже не отвечаю ему ничего, лишь выходя из бара, уже в дверях, показываю фак. Надеюсь, он понял, что никакие пари я с ним заключать не буду! А если нет — то это его проблемы!

* * *

Немного придя в себя на следующий день, я понял, что дел я наделал знатных, но признавать свои ошибки не хочется до зубовного скрежета. Сначала я хотел пойти к Алексис и прояснить все, что произошло у пропасти, но, увидев ее на утренней тренировке, понял, что выяснять отношения с ней не стоит.

Она старательно делала вид, что ничего не произошло и так же старательно игнорировала меня, хотя с виду казалась вполне спокойна и даже перешептывалась с девицами, негромко смеясь. Из чего я сделал вывод, что эту тему мы благополучно проехали. Ведь если посмотреть, она сама спровоцировала меня: ворвалась в бар после отбоя, орала, размахивала руками… За это можно лишиться не одного десятка баллов. Но она их не лишится, потому что я напился и спихнул ее в пропасть… В общем, значит, мы квиты и оба сделали вид, что все в порядке.

Через пару дней, вечером, когда стало ясно, что завтра выезжаем за Стену, захожу в жилой корпус, обрадовать моих смертничков.

— Новобранцы, выйти в коридор! — объявляю по громкой связи.

Они опасливо выходят из комнат, явно не ожидая от меня ничего хорошего. Я оглядываю их всех и обнаруживаю, что Алексис среди них нет. Эта девица… Я или убью ее, или…

— Где? — яростно сверкая глазами на неофитов, спрашиваю, не уточняя, потому что все и так поняли, о ком я. — Если в комнате застряла, быстро прописать ей пенделя и…

— Эйт, она в подвале осталась, — грустно сообщает мне Фокси. — Сказала, что не хочет с нами жить после всего этого…

Вообще-то, ее понять можно. Я бы тоже так сделал, хоть мне и не очень приятно от мысли, что я что-то стал бы делать, как она. Но жить с ними после того, как они меня в отстойник оправили, я бы не стал. М-да, повезло же мне в этом году с новобранцами! Это только я такой удачливый или это просто год такой?

— Так, ладно, с ней я разберусь. Я только хотел сообщить вам, что мы завтра выезжаем за Стену. По этому счастливому случаю подъем также, в шесть часов. И девицу прихватите, я за ней по всей фракции бегать не буду.

Сначала я не хотел к ней идти. Не очень-то приятно видеть ее наедине после всего, что с нами произошло. Но потом… Наверное, сам черт меня дернул. Не знаю…

Короче, я туда пришел. Стою на лестнице и смотрю, как она возится на скрипучих пружинах. Блин, вот же дурища, все в гордость играет… Воспаление легких тоже гордостью будет лечить?

— Алексис! Встать и ответить мне, что новобранец делает в неуставном помещении после отбоя!

Она дергается, но не оборачивается, и я понимаю, что она, скорее всего, плачет, потому что она торопливо вытирает щеки руками. Мне вдруг вспоминается Кнопка, как она точно таким же жестом вытирает слезы от обиды. Именно от обиды, потому что когда она просто ревет, то слезы не вытирает, а размазывает по щекам и сильно кривит рот.

Я представляю на минутку, что какой-нибудь мудобл*дский урод посадит ее в отстойник и будет крыть матами, и сразу хочется самому себе дать себе по роже. Держа руки в карманах, я подхожу к ней и сажусь на соседнюю кровать. И тут же встаю, потому что невозможно на ней сидеть: она такая ледяная, что кажется, будто высасывает жизнь.

— Лекси, встань! Ты слышишь меня?

Она поворачивает ко мне лицо, и я вижу, что не ошибся. Она плакала, хотя сейчас изо всех сил держит себя в руках.

— Эйт. Пожалуйста. Оставь меня в покое. Хотя бы сейчас.

Наверное, это все-таки из-за пропасти. Я, честно признаться, и не думал, что она может из-за этого так сильно переживать, ведь все было нормально… Может, ее кто из группы донимает или еще обидел кто? Да ведь только не скажет она мне. Я бы точно не сказал. И разговаривать не стал бы тоже. Однако… Нет, можно, конечно, силой, унести ее отсюда, пригрозить полосой… Но я не хочу. Заеб*лся.

— Я не могу бегать за тобой по всей фракции, когда мне надо сделать сообщение или объявление. А здесь нет громкой связи. — Я молчу, разглядывая ее спину, и, собрав в кулак все свое самообладание, продолжаю: — Лекси, я понимаю, почему ты здесь осталась. Знаешь… — Сказать, не сказать? Глубоко вздохнув, все-таки решаю сказать. — Если честно, я был уверен, что они согласятся остаться с тобой. Хотя бы девки, правда. Мои друзья точно остались бы со мной, у меня ни малейших сомнений в этом нет. Может, они не поняли, что такое отстойник, но…

— Я просто не хочу никого видеть, ясно? — твердо прерывает она мой монолог. — И тебя в первую очередь. Так что оставь меня, пожалуйста, одну.

— Хорошо, — киваю ее спине. — Я разрешаю тебе здесь остаться. Пойдем, дам тебе матрац и подушку с одеялом. Когда надоест упиваться своей гордостью, переедешь в жилой корпус сама.

— Подавись своим матрасом! — выкрикивает она, и в ее голосе явно сквозит обида. — Не надо мне от тебя ничего!

— Тебе, может, и не надо. О детях своих подумай, тебе рожать еще.

— Что ж ты о моих детях всю ту неделю не думал, пока мы все вместе тут жили?

— Потому что я был уверен, что вы найдете способ выжить без ущерба для здоровья. Или ты думаешь, на поле боя…

— Слушай, как ты задрал уже своими рассказами! — Она поворачивается ко мне лицом и приподнимается на локтях, глядя на меня снизу вверх темными глазами. На ее лице читается столь явная обида и горечь, что мне становится не по себе. — Все уже поняли, какой ты крутой, как ты воевал и какие тяготы перенес. Честь тебе и хвала! Особенно за то, что подвесил девку над пропастью, защитник ты наш и спаситель! А теперь иди уже…

Я выслушиваю всю ее эту тираду, стараясь оставаться в более или менее спокойном состоянии. Эта девица просто мозг мне выносит, я не знаю, как с ней разговаривать и оставаться в нормальном расположении духа. Но я должен попытаться. Она мой неофит, и я… несу ответственность за нее!

— Ничего не могу сделать с пропастью, — проговариваю четко каждое слово, — и понимаю, что не должен был так делать. И просил у тебя за это прощения, но вижу, что не удостоился. Ладно, я сделал все, что мог.

Она опять отворачивается, закатив глаза и давая понять, что разговор окончен. Окинув ее спину последний раз, я встаю и иду на выход. У лестницы, не надеясь, что она меня услышит, сообщаю:

— Завтра выезд за Стену. Можно заработать много дополнительных баллов. Опоздаешь, проиграют все. Не самая плохая месть.

Сейчас просто принесу ей постель и положу, захочет — возьмет.

Комментарий к Глава 15. Над бездной

Картинка к главе:

http://images.vfl.ru/ii/1493118157/04ae1768/16992217.jpg

========== Глава 16. Отомстила... ==========

Алексис

Тьма сгущается. Медленно-медленно втягивает в свое густое и непроницаемое нутро, жуткое до беспамятства, липкое… Всасывает, обволакивает, полностью поглощает… Она впивается в зажмуренные веки, вползает в мозг. Немилосердно ослепляет и причиняет ужасную боль. Это мучительно страшно, сердце сворачивается колючим ежом и гулко колотится… Дикий рев воды, разбивающейся об острые, темные камни, и зверский рев, холодящий самую душу… Мурашки стягивают кожу, дыхание замирает, сбивается… ускоряется и снова замирает. Ледяные брызги достигают моих лодыжек, и я крепче сжимаю непослушные пальцы… но они выскальзывают.

Я не могу отвернуться, не могу отвести взгляд от черного, бурлящего потока, не спеша, жадно утягивающего меня в пустой глицерин потайного мрака. Мое тело совсем не послушное. Пот тонкими струйками стекает по вискам на шею, отправляется ниже и щекочет своими ручейками вдоль линии позвоночника. Страх воспаляется где-то внутри меня, в середине живота; он облизывает, сжигает, опаливает глаза горячей влагой, выгрызает горло и рвет душу на клочки, сердце… Страх бурлит в крови, разливаясь волнами по венам… Ох, как же сердце колотится! Рывок…

Широкая грудина, теплая, надежная, словно непробиваемый щит… Сильные руки с вздымающимися проводами вен; они держат, не отпускают, обнимают… Большая ладонь с крепкими пальцами осторожно гладит по волосам… Я тяжело дышу с присвистом, конечности мелко трясутся, судорожно хныкаю, по щекам катится выжигающая соль. Под моей ладонью тревожно толкается сердце в чужой груди, я утыкаюсь в нее, потому что там безопасно, тепло, спокойно… не страшно… И плачу. Всхлипываю, навзрыд…

А потом приходит осознание случившегося, и меня захлестывают обжигающие до физической боли, смешавшиеся воедино ужас, непонимание, ненависть… Сердце подрывается к горлу и делает в воздухе кувырок… Трясущимися от волнения руками я упираюсь в эту грудину, отталкиваюсь, с чувством полного омерзения и полного шока от произошедшего… Вдох-выдох, вдох-выдох…

Глаза взволнованные, серые, словно гранит, инкрустированный серебрянкой… Распахнутые черные колодцы зрачков, подобно разверзнувшимся пропастям… Пропасть… Взор затмевают слезы, от злости в глазах темнеет. Ладонь сама сжимается в кулак и бьет прямо в челюсть. Сильно, чертовски гневно, что пальцы противно хрустнули, но боли не чувствуется. Вскакиваю на ноги, но они отказываются слушаться. Внутри все съеживается от ужаса; вокруг мелькают каменные своды стен, бесчисленные коридоры, бетонные ходы, десятки тоннелей… Куда я бегу?

Разве так можно… быть таким… безжалостным? Кто дал ему право распоряжаться человеческой жизнью? Он, словно цирковой жонглер, играет чужими душами, которые рассыпаются на безобразные клочочки страха, на алые песчинки кошмара. Как же он смеет… Невыносимо, просто невыносимо больно, мучительно… Можно это прекратить, пожалуйста?.. Мне так плохо… Забившись в самый темный угол, обхватываю коленки руками, утыкаясь в них лицом. Влажные струйки, слезы паскудные отчаянно расползаются по вискам. В глазах пляшут разноцветные пятна, сменяясь жуткими картинками обволакивающей бездны. Ненавижу… Алекс, ну как же… Не понимаю, все никак не получается осознать. Слезы иссякают совсем не скоро. А когда иссякают, на грязном полу остается только опустошенная человеческая оболочка.

Поднявшись на ноги, бесцельно бреду по каким-то коридорам, по громыхающей металлической лестнице и с удивлением обнаруживаю, что забралась на этаж инфраструктуры фракции. Россыпь ярких разноцветных огней слепит глаза множеством бликов. Звуки громкой музыки бьют по ушам, сотни голосов сливаются в единый дикий ритм, превращаясь в целый огромный грохочущий поток жизни, который завораживает и в конце концов накрывает меня с головой. Я живая, живая… К черту все, плевать на горести и страхи… В моей груди еще бьется сердце, оно стучит… сливаясь в такт с музыкой жизни… Как ребенок, которому посчастливилось спрятаться на ночь в большом супермаркете игрушек и сладостей, я разглядываю красочные витрины, открыв в изумлении рот и выпучив глаза, что непроизвольная ухмылка ползет до ушей…

— А я тебя знаю, ты первый прыгун, — раздается мужской голос, заставив меня вздрогнуть. — Ты неофит, тебе нельзя здесь сейчас находиться. — Оборачиваюсь, на меня с любопытством смотрят молодой парень и весьма чудная девушка, полностью раскрашенная агрессивным макияжем, множеством пирсинга и тату. Кажется, она делала мне пирсинг.

— С ума сойти, не может быть такого… Пять талонов тому, кто ни разу не видел меня после отбоя, — нагло выдаю я, разведя руками. Ребята переглядываются и начинают громко смеяться.

— Это тебя, что ли, Алекс с крыши скинул? — хихикает девчонка. — И за лохмы по всей жральне оттрепал?

— Как видите, таскать больше не за что, — взъерошиваю я свое клокастое каре. — Есть хоть один человек во всей фракции, кто не в курсе этой истории?

— Да х*й его знает, может и есть, — пожимает она плечиками, продолжая меня разглядывать, словно я подарок. — Если попадешься инструкторам после отбоя, пи*дянок пропишут знатных и сошлют в отстойник.

— Ага, я только оттуда, так что не очень уж и страшно. Над пропастью висеть было куда стремней…

— Ни хера, ты его допекла! Смотри, Алекс у нас самый грозный командир и наглый засранец в одном флаконе.

— Я заметила это, вот уж полностью согласна, даже от себя лично бы кое-что еще приписала, дополнительно. А что, здесь не только пирсинг, но и тату-салон, да? — киваю я на развешанные образцы.

— Почти все переходники уже сделали себе татушки, ты что, единственная, кто не поддался общей истерии? — вклинивается парень.

— Да некогда было как-то, все время на полосе препятствий живу. Когда только остальные успели?

— А-ха-хах, полоса препятствий! Он вас еще и в подвал съ*бнул, в бывшие спальни переходников? Кто ему такую ох*енную роспись на спине изографировал в виде зачетного члена, не ты, случайно?

— Не я, а жаль…

— А кто?

— Не скажу.

— Да не ссы ты, я не сдам, — усмехается Бесстрашная, прикуривая сигарету, пока я высматриваю картинки нательных рисунков.

— А я и не боюсь, что сдашь. Я же тебе не скажу, — ухмыляюсь я в ответ на ее громкий хохот.

— О, а ты быстро втягиваешься, Бесстрашные не подставляют друг друга, это не в почете… За это и по еб*льнику можно схлопотать недурственно.

— Ну да, конечно. Жаль, что мои друзья этого не знают, да и ладно, хрен с ними. Как много татушек, просто глаза разбегаются.

— Ваши в основном ляпают знак Бесстрашия или знак бывшей фракции, — подходит ко мне парень, тыкая пальцем на образцы с картинками. — Какую ты хочешь?

— Еще не выбрала, может, чего посоветуете, необычное. Я, кстати, Лекси. Ты как тату-мастер давно тут работаешь?

— У Джимми руки из нужного места растут, ни хера не из жопы, если ты об этом, — подскакивает девушка к парню, который ковыряется среди висящих стеклышек. — Куда ты хочешь заеб*нить рисунок, на плечо? Ах да, я Аниша, типа приятно и все такое… За то, что ты выбесила этого гнусного, бл*дского и самого любимого в мире подонка, мы тебе сейчас подберем что-нибудь пи*датое. Так на плечо или еще куда?

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒