Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Anne Ancelin Schutzenberger 13 страница



реннего поводыря», «доброго демона» или привычного духа) не останавливал его и не заставлял повернуть вспять.

Но нам не всегда хватает мудрости или терпения не спешить, прислушаться к нашему тихому внутреннему голосу.

Я полагаю, что при современном уровне знаний нам, кли­ницистам, следует наблюдать и описывать эти явления — ска­жем, странные случаи передачи от одного бессознательного другому, собирать факты, клинические описания, публиковать их, проводить клинические и одновременно статистические исследования (как сумела сделать Жозефина Хилгард по синд­рому годовщины). Тогда, может быть, понимание этих «фанто­мов» бессознательного, этих «повторений», «годовщин» при­близит нас к познанию взаимодействующих существ, имеющих интуицию и язык, т. е. нас.

Мертвец хватает живого, как гласит поговорка и римское право.

«Итак, ни этим утром, когда я выходил от себя, Божественный голос не остановил меня, ни в тот момент, когда я поднимался [...], ни в то время, когда я говорил, предуп­реждая о том, что я собирался сказать...» [40 В, 170.].

«Часто, однако, при других обстоятельствах он заставлял меня замолкать в самый разгар моего изложения...» [40 В, 171]. «...Это [...] является для меня убедительным до­казательством. Исключено, чтобы мой обычный знак не остановил меня, если то, что, я собирался делать, не было хорошим» [40 С, 171.].

ПРИЛОЖЕНИЯ

Определение «склепа» и «призрака» по Николя Абрахаму и Марии Терек

В некоторых случаях (в частности, при наличии тайн) все происходит так, как будто тот, кто умер при драматических, постыдных или «несправедливых» обстоятельствах, не мог уйти и оставался связанным с семьей в виде призрака или привиде­ния, спрятанного или плохо захороненного в склепе — в серд­це потомка. Иногда он говорит как чревовещатель, а иногда проявляется в виде повторяющихся симптомов, передающих­ся через бессознательное от родителя к ребенку.

«Чтобы появился склеп, нужно, чтобы постыдная тайна стала фактом объекта, играющего роль Я-идеала. Речь идет, таким об­разом, о том, чтобы хранить свою тайну, прикрыть свой стыд» (N. Abraham, М. Тбгбк, L'Ecorce et le Noyau, op. cit).

Место склепа в психическом аппарате.

В топике «склепу» соответствует определенное место.

Это не динамическое бессознательное, не «Я» интроекции.

«Это скорее раб обоих, своего рода искусственное бессознатель­ное, которое находится внутри «Я» (moi). (Ничто не должно про­сочиться во внешний мир.) Именно «Я» (moi) принадлежит фун­кция охраны кладбища» (ibid., p. 254).

Возведение «склепа», по мнению авторов, — это консерва­тивное вытеснение, которое они противопоставляют собствен­но вытеснению (обычно называемому динамическим вытесне­нием), особенно отчетливо проявляющемуся в случае истерии. Главное различие между этими двумя видами вытеснения со­стоит в том, что в истерии желание, порожденное запретом,

ищет выход и находит его в символической реализации (исте­рическая конверсия), тогда как у «склепоносителя» (то есть у того, кто несет в себе склеп),

«... это реализованное желание, бесповоротное, которое оказы­вается погребенным, не способным ни возродиться, ни превра­титься в пыль. [...] Таким образом, прошлое выступает как блок реальности, именно к нему стремятся при отрицаниях и «опро­вержениях» (ibid., p. 255).

Коротко говоря, склеп — это что-то вроде включения внут­ри самого «Я» (moi), результатом чего является консерватив­ное вытеснение.

Используя терминологию Марии Терек и Николя Абраха­ма, мы предлагаем следующее резюме:

«Склеп» — это некое искусственное бессознательное, рас­положенное внутри «Я» (moi), результат потери объекта, нар-циссически необходимого, причем эту потерю нельзя откры­то признать из-за тайны, которую делят носитель «склепа» и потерянный объект. Содержание тайды расценивается как некое «преступление», которого следует стыдиться и в кото­ром невозможно сознаться, оно составляет Реальность (в ме­тафизическом смысле этого термина) субъекта-«склепоноси-теля».

Работа «призрака», в бессознательном

«Призрак — это образование бессознательного, которое имеет особенйость никогда не быть осознанным [...] и возникает в ре­зультате перехода (каким образом - еще предстоит определить) из бессознательного родителя к бессознательному ребенка». [...] «Призрак -это работа в бессознательном, тайна, в которой не­возможна признаться другому (инцест, преступление, внебрач­ный ребенок...). Его закон — вынужденное незнание». [...] «По­являющийся призрак-преследовать — свидетельство существо­вания покойного в другом человеке. [...] Он не имеет собствен­ной энергии. [...] Он молча преследует свою цель — нарушить связь. Добавим, что его поддерживают оккультными словами, он вроде невидимого гнома, который старательно трудится, что-

бы из бессознательного разорвать когерентность последователь­ных связей». [...] «Именно из бессознательного приходят навяа-чивые слова, поддерживающие призрака, [...] часто это ключе­вые слова всей семейной истории, в которой они помечают жал­кие стыки». [...] «Это пробел в том, что можно выразить словами. [...] Появление призрака указывает, что на потомка, вероятно, воздействует то, что для родителя означало рану, даже нарцисси-ческую катастрофу». [...] «Его проявление, навязчивость - это возврат призрака через слова и странные действия, симптомы (фобические, маниакальные) и т.д. В моменты периодического компульсивного возвращения [...] призрак проявляется как чре­вовещатель, как чужой по отношению к собственной топике субъекта». [...] «Так, человек, которому является призрак, ока­зывается зажатым с двух сторон: любой ценой соблюсти незна­ние тайны ближнего (отсюда ее игнорирование) и одновременно снять это состояние тайны, отчего та превращается в неосознан­ное знание». [...] Так показывается и прячется то, что в глубинах бессознательного заложено как знание о тайнах ближнего, жи­вое и мертвое одновременно» (ibid., p. 391-432).

Дуальное единство и навязчивое преследование

Николя Абрахам и Мария Терек полагают, что только вве­дение генеалогического понятия, в частности, «дуального един­ства» позволяет осознать призрак и его проявление, навязчи­вость в преследовании как метапсихологические факты.

Концепция единства имеет дуальный характер: изначальным двуединством является единство отношений «мать — ребенок» (или «родитель — ребенок»).

«Дуальное единство — это неразделенное разделенное или разде­ление, включенное в неразделимое. Неразделимое, индивид по­является как раз через разделение, происходящее внутри» (ibid., р. 397).

В основе этого разделения лежит филогенетическое собы­тие — разлука, отделение от матери. Таким образом:

«Это разделение у обоих партнеров вызовет лишь боль из-за от­сутствия матери. Действительно, возникает парадокс: если ре-

бенку будет не хватать матери, то матери, в свою очередь, будет не хватать той матери ребенка, которой она была» (ibid., p. 396).

По мере взросления

«двуединство «мать - ребенок» превращается во внутренний двой­ной союз между бессознательным и «Я» (moi)» (ibid., p. 399).

Статистические исследования синдрома годовщины, проведенные Жозефиной Хилгард (работы с 1952 по 1989 гг.)

Жозефина Хилгард в 1953 г. в маленькой статье описала не­которые клинические случаи синдрома годовщины у родителей в виде «направленной» реакции в химическом смысле слова или вновь «пущенной в ход» их же собственными детьми, достиг­шими того возраста, в котором были их родители в то время, когда их собственные родители умирали или попадали в меди­цинское учреждение.                   \

Хилгард Ж. Р. (1953): Anniversary Reactions in Parentsprecipitated by children, Psyschiatry, 16, с 73-80:

«Мария Банкрофт, мать шестилетней девочки Дженни, страдает пневмонией, плевритом и психозом. Когда самой Марии было шесть лет, ее отец умер от плеврита, пневмонии и менингита на последней стадии».[...]

«Возможно, речь идет о реакции годовщины. [...] На это указы­вает тот факт, что острые симптомы проявились, когда дочери исполнилось столько лет, сколько было ее матери в год смерти отца, а также то, что ее пневмония и плеврит повторяют симпто­мы отца на финальной стадии болезни. Психотические симпто­мы появились еще тогда, когда она лечилась в больнице от пнев­монии». [...] «Однажды утром пациентка заявила, что она бесе­довала с Богом, что она сама божественна [...] и бессмертна, [...] и начала петь, свистеть, кричать» (1953, с. 73). За год до того, как я ее увидела, ее госпитализировали и трижды лечили электрошоком (но получили лишь кратковременные улуч­шения).

Во время психотерапевтического лечения у Жозефины Хилгард «[...] мадам Банкрофт часто связывала опыт своей дочери с соб­ственным детским опытом - Дженни видела, что ее (Марию) уносят на носилках. Как мать Марии отвергала ее, так сейчас она сама своим отсутствием бросает Дженни [...]» «Она делает многое из того, что делала ее мать, совсем не то, что ей свойственно. [...] Когда мы начали рассматривать ее нынеш­нюю болезнь как повторение чего-то, чему она не могла проти­востоять, будучи ребенком, появились заметные успехи в лече­нии (она смогла покинуть больницу, воэобновить совместную жизнь со своим мужем, но пока что не с дочерью)» (ibid., p. 74). «Джеймса Карсона тридцати четырех лет госпитализировали в свя­зи с жалобами на невыносимую головную боль, длящуюся более четырех лет. [...] Дело дошло даже до попытки самоубийства - он выпил 50 таблеток фенобарбитала. Острые симптомы начались, когда егй сыну исполнилось четыре года — столько же было само­му Джеймсу, когда его собственный отец внезапно умер от инфлю­энцы (гриппа). [...]»

«При рождении сына он сменил работу — из службы в охранном бюро универмага перешел на работу криминалиста — следовате­ля в частной полицейской фирме. {...] А когда сыну исполнилось четыре года, он перешел на службу в железнодорожную полицию В ту же компанию, где работал его отец (хотя давал себе слово никогда этого не делать). Возможно, это реакция на годовщину? Бессознательное отождествление себя с отцом?» (ibid., р.75). [После не очень успешной психотерапии клиент оказался в си­туации, которую считали безнадежной - у него были галлюци­нации, тяга к убийству и самоубийству.] «Но когда возникла ги­потеза о связи его болезни с годовщиной, состояние его значи­тельно улучшилось после того, как он воскликнул: «О", черт, если бы мой отец не умер, я не был бы в этом г... [...] Вы знаете, я стал понимать: у моего отца были сын и дочь, и у меня есть сын и дочь^ [...] и у меня такое чувство, будто мой отец — это я, а я - это мой отец».

«Аспект инкорпорирования идентификации с умершим отцом (тем более) очевиден, что [как он говорит, вспоминая про боли в желудке] ему казалось, будто его раздувает, словно внутри него было что-то вроде трупа» (ibid., p. 77). Ж. Хилгард пишет по этому поводу:

«Пока не обнаружили центральную тему (синдром годовщины), оба эти случая казались необъяснимыми (им навесили ярлык ши-

13 — 1543

зофрении). Казалось, симптомы появляются без причины. Пос­ле осознания центральных эпизодов, остальной клинический материал встал на свои места. [...] Одна из причин, по которой подобные случаи не распознаются, состоит в том, что централь­ная фигура — маленький ребенок, который не кажется причаст­ным к делу, но именно он дает ключи, объясняющие болезнь или проблему родителей» (1989, с. 235)1.

Чтобы установить реальность синдрома годовщины, Жозе­фина Хилгард провела два систематических исследования па­циентов, поступивших в две калифорнийские больницы. Речь шла о 8680 больных.

Со своей командой она просмотрела карты и анамнезы всех, кто поступал в больницу в течение девяти месяцев с 1954 по 1957 гг., отбросив карты тех, кому было более пятидесяти лет, страдающих алкоголизмом, органическими поражения­ми, а также психопатических личностей. Остались 2402 боль­ных (белых), 3/5 из них имели диагноз шизофрения, 1/5 — маниакально-депрессивный психоз и 1/5 — психоневротики. Среди них отобрали для исследования лишь тех, кто впервые попал в больницу после свадьбы, отцовства/материнства, по­терял родителей в результате смерти в возрасте от двух до ше­стнадцати лет при условии, что дата потери родителя могла быть точно установлена в беседе, по документам, журналу учета и больничной картотеке.

Из большого числа поступивших (8680), сокращенного до 2402, после отбора по возрастным ограничениям и наличию детей осталось всего 184 больных, или 8% от общего числа: 37 мужчин и 147 женщин (50% протестантов, 35% католиков, 1% евреев):

«Среди больных-женщин совпадение возраста (синдром годов­щины) проявилось у 15 из 65 женщин, потерявших мать, и толь­ко у 9 из 82 женщин, потерявших отца [...]. Эти числа достаточны для статистического изучения. [...] По каждой болезни выделили два возраста. Первый - возраст при первом поступлении в боль-

1 Докторантура в области психологии (PhD) при получении стипендии от Нацио­нального института психического здоровья (НИПЗ) в 1954—1959 гг., за которой следо­вало обучение медицине.

ницу, второй — гипотетический возраст синдрома годовщины, т. е. предполагаемый возраст больного (больной), если бы старшему ребенку было столько же, сколько было ему (ей) в момент потери родителя (статистик должен был определить, встречается ли со­ответствие между этими возрастами чаще, чем при случайном совпадении). Корреляции указывают на то, что о случайности речь идти не может: синдром годовщины проявляется чаще, чем предполагалось, т. е. он статистически значим на уровне ,03 для женщин, потерявших свою мать (т. е. родителя того же пола). Итак, синдром годовщины статистически доказан (в случае пси­хотических эпизодов у госпитализированных взрослых женатых, (замужних) пациентов)».

К сожалению, количество мужчин, соответствующих это­му критерию, слишком мало для статистического анализа. Од­нако достаточно отметить сходную тенденцию у мужчин, поте­рявших отца, при этом статистически связь не является значи­мой для случаев потери родителя противоположного пола.

Может возникнуть вопрос, чем вызвано это различие меж­ду мужчинами и женщинами.

Чтобы ответить на него, Хилгард вернулась к группе боль­ных, госпитализированных в связи с алкоголизмом (930, из них 670 мужчин).

Приняв гипотезу возможного «выбора» между психозом и другими патологическими проблемами у мужчин, а также изу­чая совпадения возрастов и потери от алкоголизма у взрослых мужчин, Жозефина Хилгард доказала, что «алкоголизм — аль­тернатива психозу в ответ на чувство конфликта, создаваемое появлением в доме младенца» (Жозефина Хилгард, Марта Нью-ман, Anniversary in Mental Illness, Psychiatry, 1959; Evidence For Functional Genesis in Mental Illness: Schizophrenia, Depressive Psychoses and Psychoneuroses, J. Nerv. Dis. 132: 3-16, 1961).

Один из важных пунктов этого исследования — открытие синдрома годовщины, и в дополнение к нему — двойной годовщи­ны, или последовательной годовщины: мать двоих детей страдает депрессией с психическим эпизодом в тот период, когда у каж­дого из детей наступает возраст, в котором она сама потеряла мать (например, в случае с больной Мартой М. тридцати лет).

I

13»

Напомним, что психическое расстройство с госпитализаци­ей (помещением в закрытое заведение) является статистичес­ки значимым с .03, если речь идет о дочери, потерявшей мать (умерла или заболела психозом), и только вероятным, если речь идет о потере отца (т. е. чаще встречаются и являются более зна­чимыми случаи расстройств при потере родителя одного с па­циентом пола). Для Хилгард тот факт, что психоз реже встре­чался у мужчин, объясняется тем, что мужчины более гибки в ролевом плане и имеют большие возможности выбора по срав­нению с женщинами, стремящимися играть свою роль в обще­стве и в жизни, и многие мужчины в трудных случаях находят «убежище в бутылке», т. е. в алкоголизме.

Хилгард и Ньюман в двух статьях (1959 и 1961) приводят другие клинические примеры.

Исследования случаев потери матери из-за психоза (с поме­щением в лечебное учреждение) показали то же явление синд­рома годовщины: когда дочь достигала возраста, в котором была госпитализирована мать {Hilgard & Fisk, 1960), дочь заболевала психотическим расстройством, которое сопровождалось госпи­тализацией.                                   \

«Во взрослом возрасте ясно видна твердая устойчивость психо­тического ядра, состоящего из разного рода спутанностей и не-интегрированных идентификаций. [...] Когда обстоятельства пер­вой травмы повторились (в то время она уже была матерью, а не дочерью), снова реактивировалась (triggered) травма, заложенная в детстве».

Если субъект в определенном возрасте потерял одного из родителей, в момент, когда он достигает «критического возрас­та», велика вероятность возобновления кризиса с психическим расстройством либо в возрасте годовщины, либо когда одному из его детей будет столько лет, сколько было самому субъекту, когда он потерял родителя своего пола.

Это чаще случается тогда, когда ребенок и родитель зани­мают одинаковое место среди братьев и сестер и когда семья или сам человек предвидят такой печальный поворот событий: это сага о психозе (которая, вероятно, близка к тому, что Робер

Розенталь называл «самосбывающимися предсказаниями»), и «семейная игра в сходство» и идентификации.

Однако очень многие люди не страдают психозами или не­врозами от того что в детстве потеряли одного из родителей. Поэтому важно было понять причину проблемы и определить, при каких обстоятельствах смерть родителя (отца или матери) в детстве могла сделать человека уязвимым в период годовщины.

Другие работы Жозефины Хилгард посвящены двум тыся­чам семей людей в возрасте от девятнадцати до сорока лет. Это была контрольная группа — показатель нормальной группы населения, проживающей по соседству с больницей. Эта груп­па так называемого нормального населения менее подвержена влиянию синдрома годовщины, чем обследованная группа гос­питализированных больных.

Каковы различия между этими двумя типами населения?

«Какие факторы ограждали показательную группу населения [community sample] от серьезных психологических травм? [Сре­ди них не наблюдалось уязвимости к психотическим расстрой­ствам.] Ниже приводятся наиболее существенные из них:

— если брак до смерти одного из родителей был гармоничным и стабильным, это было хорошим предзнаменованием для сле­дующего пбколения;

— если оставшийся супруг был Достаточно сильным, чтобы со­хранить единую, сплоченную семью;

— если в этой опечаленной семье траур выражали и разделяли (открытое выражения горя, оплакивание...) и принимались не­которые меры компенсаторного характера;

— если удалось привлечь и использовать сеть семейной и со­циальной поддержки, опираясь на возможности местного сообщества».

Многие люди испытывают тоску при приближении или до­стижении возраста, связанного с периодом важнейшей поте­ри. Жозефина Хилгард называет это «умеренной реакцией го­довщины» (mild anniversaries).

Она отмечает, что после того, как период (год) уязвимости проходит, люди (выросшие дети), достигшие возраста умерше-

го или госпитализированного родителя, чувствуют себя лучше. Некоторые даже женятся. Она вскользь замечает, что со смер­тью родителя затрудняется ведение домашних дел, ребенок дол­жен самостоятельно выходить из положения, противостоять множеству трудностей, и травма может остаться зафиксиро­ванной или укоренившейся в бессознательном.

Это возвращение того, что вытеснялось.

Жозефина Хилгард считает, что роль психотерапевта состо­ите том, чтобы предоставить инструмент и обеспечить помощь, выявляя трудные моменты, периоды годовщины, объединяя прошлое и настоящее, чтобы рана от болезненного воспоми­нания лучше затянулась.

«Новое состоит в том, что стали выделять специфический синдром, проявляющийся в тот момент, когда совпадают об­стоятельства и вновь переживается травма, полученная в ран­нем возрасте, что может спровоцировать серьезные психичес­кие заболевания» (ffilgard L, The anniversary syndrome as related to late-appearing mental illness in hospitalized patients, in Silver, eds, Psychoanalysis and psychosis, (Madison, Ct, Internat'l University Press, 1989, p. 247)2.

СТАТИСТИЧЕСКАЯ' ТАБЛИЦА

Хилгард Жозефина, Ньюман Марта (1961), Evidence for Functional Genesis in Mental llness: Schizophrenia, Depressive Psychoses and Psychoneuroses, J. Nerv. Mental Dis, 11, 12, 13.

Совпадения возраста пациента в момент потери родителя и возраста старшего из детей в момент первого попадания пациента в психиатрическую больницу (из числа женщин, потерявших свою мать между двумя и пятнадцатью годами)

  Потеря отца Потеря матери
Выборка
Полученные совпадения

2 Я благодарю профессора Эрнеста Р. Хилгарда из Сгенфордского университета, приславшего документы, относящиеся к работам его жены, и любезно разрешившего их цитировать.

Ожидаемые совпадения 10.56 7.08
Стандартная ошибка 2.99 2.57
Нормальная девиация"1 -.35 2.143
Вероятность* NS .032

* Скорректировано по таблицам Линкольна Е. Мозес.

Совпадения между возрастом пациента в момент потери (смерти) отца и возраста старшего ребенка пациента в момент его первой госпитализации может быть случайным, но при смерти матери их статистическая значимость .032.

Следовательно, можно выдвинуть гипотезу о неосознанной идентификации родителей со своими детьми.

О душе женщины

В VI Веке женщина была объявлена творением дьявола. Ошибочно считалось, что так постановили на Вселенском со­боре в Никее в 325 г. (во время правления Константина), где говорилось о женской душе (см. с. 97-98).

По мнений) специалистов в области латинского языка, это была ошибка перевода (кстати, исправленная на малом совете в Маконе в 538 г.), вызванная плохим знанием латинского язы­ка. Но искажения, ошибки и предрассудки живучи, поэтому в декабре 1993 г. эти оговорки повторились.

Пример субституционного инцеста, взятый из истории литературы

В XIX веке в Руане дружили две семьи — Лепуатевен и Фло­бер. Молодой Лепуатевен женится на лучшей подруге молодой мадам Флобер, каждый становится крестным сьша другого: хи­рург Ахилл Флобер (1784 -1846) становится крестным Альфре­да Лепуатевена (1817 - 1849), а Поль-Франсуа Лепуатевен пя­тью годами позже — крестным Постава Флобера (1821 - 1880). Их дети — Альфред Лепуатевен, его сестра Лаура и Постав Фло­бер крепко подружились: мальчики мечтают никогда не расста-

ваться и уехать вместе на Восток, сестренке доверяют все тай­ны. По различным причинам Альфред в 1846 г. (в год смерти своего отца) в возрасте двадцати девяти лет женится на сестре другого Постава — Луизе де Мопассан (сердечный друг Постав Флобер чуть не умер от горя), а его сестра Лаура Лепуатевен выходит замуж за другого Постава — своего нового зятя Поста­ва де Мопассан. Двумя годами позже, в 1849 году, Альфред вне­запно умирает.

Через год после неожиданной смерти Альфреда Лепуатеве-на (ему было 32 года) его друг Постав Флобер 4 ноября 1849 г. отправляется в Египет с другом (замена?) Максимом Дюкамом, и в то же время у Лауры и ее мужа Постава в замке Миромениль появляется сын Ги де Мопассан (1850-1893). Вскоре Лаура по­кидает своего мужа и воспитывает своего сына одна. Подроб­ности можно найти в «Переписке Гюстава Флобера» (1887-1893); ее предваряют «Сокровенные воспоминания» мадам Комманвиль, племянницы, а также исследования Петра Марка Биази и его «Рабочие дневники Флобера» (Париж, Балланд, 1992).

В связи с двойным браком брата и сестры, вероятно, можно говорить о генеалогическом или, скорее, субституционном ин­цесте, к тому же происходит символическое зачатие в конкрет­ный момент, важный для брата и сестры, возникают тройствен­ные отношения замены: Альфред нежно любит и свою сестру Лауру, и своего друга Гюстава, женится на сестре другого Пос­тава, а его сестра выходит замуж за его брата, ее ребенок будет зачат в момент отъезда ее друга Постава на Восток с другим дру­гом (путешествие взамен того, что раньше планировалось Аль­фредом — Поставом?).

Лаура де Мопассан-Лепуатевен попросит Постава Флобера, сердечного друга своего умершего и столь любимого брата Аль­фреда, стать для ее сына почти отцом, что Флобер и сделает. Постав Флобер, ставший известным писателем, учит всему Ги де Мопассана, с 1873 г. вводит двадцатитрехлетнего Мопассана в литературные и светские круги Парижа, представляет Эмилю Золя и вовлекает в число авторов «Меданских вечеров».

В январе 1880 г. тридцатилетний Мопассан публикует «Пыш­ку», Флобер в письме поздравляет его, называет эту вещь ше-

девром и даже обращается: «Мой дорогой сын». Немного поз­же, в пятьдесят девять лет Флобер умирает, тоже внезапно, от воспаления мозга. Он прекрасно справился со своими творчес­кими задачами и с ролью отца, заменившего родного.

Не будем слишком вдаваться в подробности интимной жиз­ни Флобера, в его признание: «Мадам Бовари — это я», в его потери и сожаления. Будем только констатировать факты.

У 1и де Мопассана будет расстроено здоровье, его жизнь ока­жется одновременно веселой и трудной. К нему придет извест­ность. От своего дяди Альфреда и друга Постава Флобера он перенял любовь к жизни, научился любить ее, как и они, по­знал плотские радости. Он дорого за это заплатит, в первую оче­редь ясностью ума и жизнью. Его поместят в психиатрическую лечебницу, вероятно, из-за последствий плохо вылеченного сифилиса, он умрет молодым, в сорок три года.

«Я припоминаю»: стигматы семейной памяти о несовершенном трауре                                   '

Канадский девиз может быть символичным для случаев необъявленного траура. Его обнаруживают в виде особых «от­метин» — повторяющихся из поколения в поколение несчаст­ных случаев, болезней (когда не считают, что эти события име­ют психологический и психосоматический аспект). Он прояв­ляется в кошмарах потомков семей, переживших травму (напри­мер, смерть). Эта смерть могла быть либо слишком ужасной, либо могла произойти при невыясненных обстоятельствах (когда че­ловек погиб в море, на поле битвы, в лагерях, был похищен, объявлен пропавшим без вести или не был похоронен и семья все еще ждет его возвращения). Такие кошмары могут пережи­вать и потомки, семей, имеющих тайны, связанные с чьей-то смертью. Крики в театре Роя Харта (возгласы солдат, умираю­щих на поле битвы под Вольфсоном), первичный крик (тер­мин Янова), психодраму или другие формы эмоциональной те­рапии, вероятно, можно соотнести с этими случаями, а также со стонами в повторяющихся кошмарах некоторых потомков людей, пропавших без вести или травмированных войной.

Травматизм «ветра пушечных ядер»

В связи с празднованиями памятных дат — пятидесятилетия окончания войны (1944 — 1994), пятидесятилетия высадки со­юзников (6 июня 1944 — 1994), освобождения узников лагерей, пятидесятилетия мирового развития без больших войн (1945 — 1995) мы снова стали свидетелями повторных проявлений ужас­ной тревоги и кошмаров у потомков людей, выживших во время газовых атакв Ипре (1915), Вердене (1916), в концлагерях (и даже массового убийства под Седаном 2 сентября 1870 или револю­ции 1789). Эти картины были столь явственными, будто они сами там присутствовали. У них наблюдались разнообразные прояв­ления: кашель, квази-астма, «мертвенный холод», напоминающий тревогу приближающейся смерти, будто смерть касается их сво­им крылом. Они ощущали оцепеняющий ветер от пушечного ядра, которое вот-вот убьет однополчанина.

Когда все это выявляется, обговаривается, помещается в ис­торический и семейный*контекст с помощью терапевта, кото­рый внимательно слушает, оказывает поддержку и понимает контекст, эти проявления уменьшаются и/или прекращаются у взрослых и даже у детей (четвертого поколения после Верде­на).

Мы объясняем подобное явление как нежелаемое и неосоз­нанное наследие травм от ужасных событий, о которых нельзя говорить. (Такие травмирующие события, как Хиросима или Верден, массовые убийства армян или пытки, слишком ужас­ны или пугающи, чтобы о них говорить.) Это травмы невыска­занные, приводящие в смятение, не «метаболизированные» и затем став!ние не «помышляемыми», но они проявляются в виде психосоматических расстройств, воспоминаний о травмах, пе­ренесенных другими людьми. Они проходили через фильтры или «просачивались» по капле из поколения в поколение, их надо преодолевать с помощью экспрессивных методов (психотера­пия, сны, рисунки, даже пение в виде плачей «lamentos»), по­мещая в рамки трансгенерационного подхода.

Например, в момент празднования пятидесятилетия высад­ки союзников в августе — начале сентября у Барбары появи-, лись кошмары. Она «видит» неясные фигуры, которые надви-

гаются на нее. Барбара описывает и рисует разных людей вер­хом на лошадях, на головах у них что-то вроде горшка, а навер­ху какая-то «штучка». Я внимательно наблюдаю и говорю: «Пру­саки?» Тогда она восклицает с паническим ужасом: «Ой! Ула­ны!» Проводим «расследование» по ее дальней родне и выяс­няется, что отец ее деда в шестилетнем возрасте присутствовал при массовых убийствах под Седаном, когда с криками поги­бали тысячи людей и лошадей... И кошмары исчезают (спустя 125 лет). Мы проигрываем ужасную битву на психодраматичес­ком сеансе. Затем Барбара рисует свои кошмары, мы анализи­руем ее сны, и ей становится лучше.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.