Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Подлубный Олег Олегович 9 страница



Вместо ответа Рита закивала головой, не в силах вымолвить слова.

-- Что ты киваешь головой? В каком он звании?

-- А почему вы спрашиваете? На фотографии видно…

-- У фотографии, может быть, большой срок давности, а мне надо знать, в каком он звании сейчас, - повысил голос Салех-Шах.

-- Капитан, - опустила голову Рита. Она чувствовала себя скверно, понимая, что поступает, как предатель, но страх быть убитой был слишком велик. – Правда, я видела его два года назад, - сразу оговорилась она.

-- Так... Что ещё ты знаешь о нём?

-- Больше ничего. Просто они служат в одной части и дружат…

Иорданец вновь прищурился, впившись взглядом в её глаза.

-- Хорошо, я тебе верю, - процедил он сквозь зубы. – А мать у этого малыша кто?

-- Она работает…я не знаю, как называется это предприятие…

-- Расскажи, чем она занимается, - приказал Салех-Шах.

-- Она разыскивает потерявшихся людей, - с трудом выдавила из себя Рита. – Служба такая…не помню, как называется…

У разношерстной публики во главе с иорданцем в глазах застыло изумление.

-- Аллах трижды любит тебя, Салех-Шах! – восторженно воскликнул Абу Ад-Дин. – Он послал тебе небывалую удачу! Велик Всемогущий! – воздел он руки кверху.

-- Велик Всемогущий! – как эхо, повторило окружение Салех-Шаха.

Иорданец, казалось, и впрямь поймал Аллаха за бороду: таково было выражение его лица: надменное до приторности, с превосходством над всеми и одновременно с безграничной снисходительностью. Окинув всех присутствующих ленивым взглядом, он повторил «Аллах акбар» и сделал величественный жест охране.

-- Уведите их обратно, - показал он на детей.

-- Господин, - тоном абсолютной покорности обратился к нему Стёпка, - ты забыл обо мне. – Вызвал из подвала и ни о чём не спрашиваешь.

-- А я и не собирался тебя о чём-то расспрашивать, - бесстрастно ответил Салех-Шах. – Ты теперь мой слуга, я купил тебя у «Золотого Динара», - кивнул он в сторону Абу Ад-Дина. – И ты пока всюду будешь сопровождать вот этого мальчика, - указательный палец его правой руки показал на Яна. – И запомни: как только ты поведёшь себя неправильно, - а я знаю, что вы там поговариваете о побеге, - то сразу отправишься в соседний «свод – канопу» для корапшиков и далее, если тебе удастся там выжить, к манкуртам – исмаилитам. Будешь пожизненным Федавием*.

Стёпка покорно поклонился, но тут же выпрямился: в его глазах уже царили бесстрашие и вызов. Он вскользь бросил взгляд на присутствующее окружение Салех-Шаха и спокойно обратился к нему:

-- Господин, ты сказал, что я твой слуга. Можно ли это понять как то, что я теперь равен им? – указал он на телохранителей и охрану.

-- Да, можно.

-- А имею ли я право спросить за нанесённую мне обиду с равного мне?

-- Да, конечно.

Стёпка, словно ужаленный, сорвался с места, подбежал к Ваське Бублику и кулачным мордобитием выместил на нём всю боль, накопившуюся за последнее время в его душе. Бил он своего бывшего приятеля с таким отчаянием и ненавистью, как и подобает бить предателя. Салех-Шах и его окружение, не ожидавшие такой прыти, немного даже оторопели, но останавливать Стёпку не стали. Остановил его плач Яна. Ребёнок, по-видимому, ни разу не видавший в своей жизни подобных сцен, разразился неугомонным рёвом. Подбежав к своему покровителю, он стал обнимать его за ноги и кричать:

-- Не надо драться, Стёпочка, не надо!.. Ему больно!..

И Стёпка остановился. Тяжело дыша, он взял плачущего ребёнка на руки и стал его успокаивать:

-- Не реви, Ян, - старался он говорить как можно теплей. – Это плохой человек, так ему и надо…

-- Не надо, - ревел малыш, - ему больно!

-- Вот, сука, смотри: ты его продал, а он за тебя заступается, - в сердцах бросил Стёпка избитому до неузнаваемости и окровавленному Бублику. – У-у, мразь!..

Васька в ответ только всхлипывал, Салех-Шах поднялся из-за стола и подошёл к ним. Он долго и внимательно изучал обоих подростков, затем, глубоко вздохнув, помог подняться на ноги Ваське Бублику.

-- Предатели всегда заслуживают такого отношения к себе, - сказал он ему тоном, лишённым всякой интонации. – А ты               --------------------------------------------------------------------------------------* Федавий – отдавший себя Аллаху.

--------------------------------------------------------------------------------------                                                                правильно поступаешь, не жалея тех, кто тебя предал, - адресовал он следующую фразу Стёпке. – Но ты очень опасный человек, Степан.

-- Чем же я для вас опасный?

-- Тем, что покорность твоя – это лишь видимость, маска, которую ты надел, чтобы терпеливо дождаться своего часа. Ты, находясь в не самых лучших для тебя условиях, стремителен в своих умозаключениях и решителен в предпринимаемых действиях… И это в твоём-то возрасте! – подчеркнул иорданец. – Чтобы твоя искусственная покорность стала настоящей покорностью, мы сделаем вот что: твоя девушка…ты помог ей бежать, и она обратилась в милицию; к тому же из-за тебя пострадал мой брат, - Салех-Шах ленивым жестом руки показал на Абу Ад-Дина. – Этого уже достаточно для того, чтобы на твою голову была надета колодка… Так вот, для того, чтобы ты по-настоящему стал покорным, предавший тебя человек, которого ты только что так безжалостно избил, разыщет твою девушку, и она станет его наложницей. Он сможет с ней делать всё, что захочет, если ты не утихомиришь свой пыл, - он подмигнул Ваське Бублику и обратился к нему: - Вот и тебе, Василий, предоставилось отведать холодное блюдо мщения – его надо есть не торопясь! – поднял он вверх указательный палец. – А Стёпа тем временем будет нам рассказывать о том, что происходит в подвале среди будущих корапшиков – насколько я знаю, они собираются сбежать из нашего гостеприимного подземелья – и ты, и твоя девчонка, Степан, будете за них в ответе! – жёстко поставил он точку. Выдержав небольшую паузу, он снова обратился к Бублику: - Не переживай, Василий, и вытри слёзы, скоро твой бывший друг встанет рядом с тобой, как это у вас, у русских говорится, «в одну упряжку», и он уже никогда тебе не сможет сказать, что ты предатель!

Глаза Стёпки были наполнены такой яростью, что, казалось, они извергали сполохи огня. Его тело охватила мелкая дрожь. Прижав к себе Яна, он справился с волнением, захлестнувшим его тело, и бесстрашно обратился к Бублику, цедя сквозь зубы каждое слово:

-- Тронешь Маринку, сука, я тебя убью! – и тут же отскочил в сторону, боясь оплеухи от Салех-Шаха.

Но иорданец и не пытался его ударить за дерзость, а только приказал охране отвести его и Яна обратно в подвал. Рита Друбич осталась, чтобы написать письмо отцу, в подземелье она не вернулась…

 

                              Г Л А В А 7.

 

Семья Татьяны Стрельцовой уже четыре дня с момента штурма милицией ресторана «Жемчужина Аравии», посещения Свинцовым бомбоубежища военного городка и сгоревшей квартиры полковника Крашенинникова, которого нашли там убитым, находилась в новом временном измерении постоянного стресса: их ребёнок так и остался не найденным. К усилившимся переживаниям прибавилась ещё одна трагедия: Свинцов после вторичного посещения квартиры Крашенинникова, когда находился там без комплекта пожарной защиты, получил серьёзные ожоги не только ног, но и глаз, и дыхательных органов: сказалось высокое содержание серной кислоты в воздухе. Он прямиком оттуда был доставлен в больницу, с ним отправились ещё несколько человек из пожарников и сотрудников следственно-оперативной бригады Красногорской милиции. Место Свинцова занял Донцов, но надежда на то, что малыш отыщется, быстро таяла с каждым днём; иногда возникали такие психологические моменты в душе матери и отца, что им казалось, что ребёнок для них потерян навсегда и им никогда его не отыскать. В такие минуты они часто бывали на грани истерики, но, стараясь отогнать чёрные мысли, убеждали себя в том, что пропажа сына – явление временное и, в конце концов, он отыщется. И вот на пятый день информационного вакуума у них в квартире зазвонил телефон, трубку взяла мать Татьяны Стрельцовой – бабушка Яна. Сказав «алло» и выслушав абонента, она позвала мужа своей дочери.

-- Владислав, тебя…сказали, что со службы…

-- Чего им ещё?.. – недовольно фыркнул мужчина и, подойдя к тёще, взял у неё из рук трубку телефона. – Алло!…у меня ещё целых двадцать пять суток, - под нос прошептал он, боясь, что его вызовут обратно на службу.

Звонил ему друг и сослуживец, с которым они несли боевое дежурство в одной войсковой части, майор Друбич. Услышав его голос, Вибор удивился.

-- Ты чего названиваешь, Володя? У тебя деньги лишние появились за международные разговоры платить?

Вместо ответа он услышал вопрос, заставивший его похолодеть:

-- Что с твоим сыном, Владислав?

«Откуда они могли узнать?.. Кто им сообщил?.. – мгновенно пронеслось у него в голове. – Как это могло случиться?..» Он потерял дар речи.

-- Тебе всё известно? – с усилием воли вымолвил он.

-- Известно, - ответил Друбич. – Ты никуда не собираешься выезжать из дома?

-- Пока нет. Да как и куда, когда живёшь в постоянном ожидании вестей о сыне. Вот ведь, Володя, никогда не ожидал, что меня постигнет такая участь.

 -- И я не ожидал, что меня постигнет твоя участь, - раздался в трубке сокрушённый, готовый сорваться на рыдание, голос мужчины.

Вибор почувствовал, что у него на голове зашевелились волосы.

-- Не понял… Я не ослышался? – неуверенно спросил он.

-- Не ослышался, Владислав. Будь дома, а я завтра подлечу к тебе, и мы обо всём поговорим, а то это не телефонный разговор, да и платить, как ты правильно заметил, денег лишних нет. Командование отпустило меня на десять дней, так что завтра увидимся; в Кубинке меня встречай… Пока.

-- До свидания.

Владислав Вибор вернул трубку телефона на прежнее место и задумался. Он никак не мог взять в толк, откуда о его беде стало известно майору Друбичу, находившемуся за границей, и каким образом «его участь» постигла его товарища по службе?

-- Кто звонил, Владислав? – вывела его из задумчивого оцепенения жена.

-- Володя Друбич. Завтра он прилетает…говорит, что его постигла наша участь.

Татьяна устремила на него вопросительный взгляд, но ни о чём не спросила.

-- Я не знаю, что он хотел этим сказать, - понял её взгляд Владислав. – Говорит, что это не телефонный разговор и что завтра мы обо всём поговорим… О пропаже сына он знает, - добавил он после короткой паузы.

-- Откуда? – удивлённо вскинула брови женщина.

Муж молча дёрнул в ответ плечами, изобразив на лице полное недоумение. Вновь зазвонил телефон. Владислав снял трубку и услышал голос Донцова:

-- Владислав Войцехович, - мягко обратился он, - как только ваш товарищ подъедет, загляните ко мне.

-- Хорошо.

-- Спасибо, - и в трубке раздались короткие гудки зуммера.

Телефон исправно прослушивался, как и обещал Свинцов. Владислав и Татьяна почувствовали в душе новое ощущение зависимости от невидимых сил, одновременно пугающих, сеющих раздражительность, но и вместе с тем успокаивающих, несущих в себе безопасность, внимание и помощь.

Весь остаток дня они были на взводе: ломали голову, что могли означать слова Друбича «и меня постигла твоя участь…», почему ему понадобилось приезжать именно к ним, и главное: откуда он узнал о пропаже их сына? Все размышления, сколько бы они ни длились и какие бы они ни принимали формы, в конечном итоге сводились к нулю, заканчивались всегда одной фразой: «Да что мы голову ломаем?! Дождёмся завтрашнего дня, и тогда всё станет ясно!..» Но потом всё повторялось сызнова, и так продолжалось до тех пор, пока они не легли спать.

Утром, ни свет, ни заря, они уже были на ногах. Наспех приведя себя в порядок и позавтракав, они выехали в Кубинку. Покидая дом, они на улице, напротив подъезда, увидели «девятку», возле которой стоял милиционер и курил. Завидев их, он быстро развернулся и стал к ним спиной, чтобы, очевидно, они не видели его лица; затем, открыв дверцу, он сел в машину и скрылся в ней за тёмными тонированными стёклами.

-- Смотри-ка, как нас опекают! – удивлённо качнул головой Владислав. – А Свинцов ведь ничего не говорил нам о наружном наблюдении дома.

-- Он знает, что делает, - сухо и безучастно ответила Татьяна.

В Кубинку они приехали через два с половиной часа, хотя расстояние чуть больше полусотни километров не такой уж и большой путь: сказались заторы на дорогах в «час пик», когда с утра все спешат на работу: одни из Москвы, другие, напротив, в столицу. Но даже после столь долгой езды им пришлось ожидать на военном аэродроме прилёта нужного самолёта из Сербии чуть ли не до самого обеда. Жаркий день делал ожидание ещё более невыносимым. Однако их терпение, в конце концов, было вознаграждено: нужный самолёт прилетел вопреки их сомнениям и прогнозам, что случилось что-то непредвиденное, помешавшее его вылету с Балкан. Встреча не была тёплой, так как сказалась трагичность ситуации. Обменявшись приветствием и коротким рукопожатием, они сразу перешли к делу.

-- Знакомься, Владислав, это майор Андреев Валерий Петрович –особый отдел, - представил Друбич статного офицера, скромно стоявшего позади него. – Без «особистов», как видно, нам с тобой не обойтись, поэтому прошу, как говорится, любить и жаловать…

-- Капитан Вибор, Владислав Войцехович, а это моя жена Татьяна, - суетливо, растерявшись, представился Вибор, пожимая руку майору войсковой контрразведки, добавил: - А я всё ломал голову после твоего звонка, Володя, откуда тебе известно о моём сыне? Вон оно, оказывается, откуда: особый отдел всё знает!

-- Вы преувеличиваете, Владислав Войцехович, - парировал Андреев. – Особому отделу пока ещё ничего не известно, но он попытается во всём разобраться.

Вибор окончательно растерялся. Его вопросительный взгляд блуждал от одного майора к другому. Друбич достал из кармана кителя конверт, сложенный вдвое, и подал ему.

-- Это письмо от моей дочери, прочти.

Развернув конверт, Вибор пробежал глазами по строчкам письма и остолбенел: «…вместе со мной, - писала девушка, - находится сын дяди Владислава – Ян. Тебе, папа, надо встретиться с ним…» И всё, больше ничего вразумительного.

-- Ничего не понимаю, - скороговоркой пробормотал он и ещё раз, а потом ещё и ещё перечитал коротенький текст письма, ставящий перед ним такой вопросительный знак, который с каждым прочтением увеличивался в геометрической прогрессии. – На, прочти, - протянул он письмо жене, нетерпеливо заглядывающей через его плечо, - у меня что-то мозги отказываются соображать… Ну, а вы что скажете на это? – обратился он к Друбичу.

-- Мы хотели бы сначала ваше мнение выслушать, Владислав Войцехович, - сказал Андреев.

-- Вы его уже услышали.

-- Вы меня неправильно поняли…

-- Как это понять: Ян вместе с ней? – перебила его женщина, дочитав коротенькое письмо до конца. – Я тоже ничего не понимаю …Владимир, твоя дочь находится у кого-то в плену…в заложниках? – боясь собственного голоса и произносимых слов, спросила она Друбича.

-- Я ещё, честно говоря, сам толком ничего не знаю, - откровенно признался друг их семьи. – Мне это письмо передал один местный албанец и сказал, что всё написанное в нём от «а» до «я» правда и что мне стоит поторопиться…

-- Ты домой звонил? – спросил Вибор.

-- Не домой, а подруге дочери: мне так посоветовали в отделе контрразведки, то есть в особом отделе…вот, майор Андреев… Валерий Петрович, - стал запинаться от волнения Друбич. – Это для того, чтобы дома никто не волновался, если на самом деле окажется, что моя дочь вылетела из Владивостока…

-- Она вылетела?

-- Да.

-- Давно?

Друбич угрюмо качнул головой.

-- Та-ак!.. – в голосе капитана зазвенели стальные нотки. – Значит, это всё не случайное стечение обстоятельств! Кому-то вокруг нас захотелось сплести паутину! Ну да, два офицера из элитных подразделений, и оба немало знают…

-- Вот именно! – вмешался в его риторические умозаключения Андреев. – И лучшего рычага, чем ваши дети, чтобы сделать вас податливыми и сговорчивыми, просто не найти. Теперь постарайтесь сосредоточиться и подробно ответить на все мои вопросы, Владислав Войцехович, и вы, Татьяна…

-- …Сергеевна, - подсказала женщина.

-- …и вы, Татьяна Сергеевна, - повторил майор особого отдела. – Во-первых: расскажите мне обстоятельно, не упуская никаких мелочей, как исчез ваш сын; во-вторых: мне необходимо связаться со следователями, ведущими розыск вашего ребёнка…если таковые имеются, - как-то неуверенно добавил он. – Вы, надеюсь, уже обратились в милицию?

-- Да, обратились, - ответил Вибор. Его взгляд рассеянно блуждал по сторонам и выдавал в нём смятение, захлестнувшее его сознание. – По первому вопросу обращайтесь к ней, - указал он на жену. – Она вам расскажет, как сын пропал: а по второму вопросу вам придётся проехаться с нами до «Петровки»: там, если сочтут нужным, посвятят вас в детали следствия… Володя, что делать-то нам теперь с тобой? – дрогнувшим голосом спросил он Друбича и устремил на него глубоко озабоченный страшный взгляд. – Ведь это дети наши!..

-- В часть не вернусь до тех пор, пока дочь не отыщу, - твёрдо сказал Друбич; к его горлу подступил ком, и он с трудом перевёл дыхание. – Пусть меня хоть в запас увольняют, хоть дезертиром считают…

-- Никто вас никуда не уволит и дезертиром не посчитает, - спокойно возразил Андреев. – Если понадобится, то в интересах дела вы поступите в моё распоряжение и ваше начальство об этом будет заранее уведомлено, это я вам обещаю.

Вибор и Друбич с благодарностью посмотрели на него.

-- Итак, Татьяна Сергеевна, расскажите мне, как пропал ваш сын, - с тем же спокойствием обратился Андреев к женщине. – А вам, мужчины, я советую не падать раньше времени духом. Пойдите покурите, пока мы тут поговорим.

-- Татьян, ты не возражаешь, если мы дойдём до буфета и по сто грамм водки примем на грудь? – обратился муж к жене, не зная, куда девать свою скорбь.

-- Идите, - с пониманием ответила женщина.

Пока два служивых товарища уравновешивали своё потрясённое сознание с помощью алкоголя, матери пришлось ещё раз пуститься в экскурс воспоминаний и пережить трагические минуты пропажи сына. Она во всех деталях обрисовала картину потери ребёнка и даже частично углубилась в ход следствия, подчеркнув при этом, что попытки её начальника не увенчались успехом, несмотря на его богатый профессиональный опыт.

-- Может, вмешательство вас, военных, улучшит результат поиска, - с надеждой в голосе закончила она своё повествование.

-- Уверяю вас, Татьяна Сергеевна, что с моей стороны будет сделано всё возможное, чтобы вы, ваш муж и друг вашей семьи увидели своих детей живыми и невредимыми, - твёрдо сказал Андреев. – У меня у самого двое детей, и мне страшно представить, если бы меня постигла ваша участь… Простите, я не то, наверное, говорю, но, право, я просто не знаю, как вас утешить, - разволновался майор. – Чувствую я, что дело-то непростое и в дальнейшем можно ожидать самых непредвиденных и неприятных сюрпризов – упаси Бог, конечно, - но…чёрт возьми! – совсем не умею утешать, - в сердцах выпалил он. – Вот так всегда: хочу как лучше, а получается наоборот. Уверяю вас, Татьяна Сергеевна, я разыщу ваших детей…

-- И на том спасибо, - очень душевно поставила «точку» в разговоре женщина. – Ну, где же запропастились наши офицеры? Я пойду схожу за ними, вы подождите меня здесь, Валерий Петрович.

Разволновавшийся от рассказа матери майор особого отдела молчаливо согласился. Вскоре Стрельцова вернулась на автостоянку с обоими мужчинами. Они были абсолютно трезвы, выпитый алкоголь сделал их более вдумчивыми и пошёл на пользу. За столом в буфете они поклялись друг другу, что даже если дети им будут возвращены живыми и здоровыми, то они всё равно никого из похитителей не оставят в живых.

-- К сожалению, никто, кроме нас самих, не защитит наших детей! – пришли они к выводу. – Пора прекращать этот цивилизованный, узаконенный беспредел! Особь человеческой формы не имеет права называться человеком, если он совершил насилие над ребёнком, и не имеет права жить! – вот их общий тезис.

К нему в буфетном разговоре они отнесли и наших правителей, по их определению, умственных евнухов, способных только трепаться об улучшении быта для детей и народа. Но они понимали, что бороться с политическими умственными кастратами равносильно битве с «ветряными мельницами», и разговор за стаканом водки так и остался разговором, надрывным, с бессильной горечью… Сейчас перед ними стояла более конкретная задача: разыскать детей и наказать преступников – ей они посвятят себя, невзирая ни на какие трудности и препятствия. Так они решили.

Обратно, в Москву, машину повела Татьяна Сергеевна. Всю дорогу мужчины ехали молча, думая каждый о своём. Вибор и Друбич вспоминали детей, Андреев прокручивал в голове ряд вопросов, которые необходимо было обсудить на предстоящей встрече со следователями.

Июльская погода, не радовавшая в последнее время моросящими дождями, стала постепенно проясняться. Столица уже не выглядела сумрачно-серой, какой она бывает в ненастные дни. На улицах запестрели лёгкие одежды прохожих, и настроение, мрачное и подавленное, само собой стало светлеть вместе с яркими лучами солнца, пробивавшимися из-за туч. Татьяна Сергеевна подвела машину к зданию 9-го отдела и высадила мужчин.

-- Вы здесь пока поговорите со Свинцовым, а я поеду домой и что-нибудь приготовлю к вашему возвращению, - сказала она, не желая сидеть в машине и ожидать, когда они вернутся после разговора со следователями, который может продлиться бесконечно долгое время. – Владимир, и вы, Валерий Петрович, - обратилась она к Друбичу и Андрееву, - остановитесь, наверное, у нас. Нечего вам по гостиницам мотаться, когда у нас так много общего…

-- Если не стесню вас, то с удовольствием приму ваше приглашение, - отозвался Андреев и вопросительно посмотрел на Друбича и Вибора.

-- Да чего там, - ударил его по плечу Вибор, - никто нас не стеснит. Сейчас, когда есть хоть словом с кем перекинуться, так чувствуешь себя не таким одиноким и покинутым. Нет, Валерий Петрович, вы нас не стесните, это может вам подтвердить и мой друг, - жестом указал он на Друбича.

-- Отлично! – радостно выпалил Андреев.

-- Ну, я поехала, а вы постарайтесь не задерживаться, - напутственно сказала Татьяна Сергеевна. – И, пожалуйста, на обратном пути ни в какие «забегаловки» не заходите и больше не принимайте «на грудь». Дома посидите и там…примите… Ну, всё, счастливо!

Она повернула ключ в замке зажигания, заработал мотор, и машина плавно тронулась с места; мужчины, проводив её взглядом, торопливо зашагали к проходной.

Подъезжая к дому, Татьяна Сергеевна обратила внимание, что «девятка» по-прежнему дежурит на том же самом месте неподалёку от подъезда, в котором она проживала. На её появление сотрудники милиции среагировали так же быстро, как и в первый раз: мгновенно скрылись в машине и задраили в ней все тонированные стёкла, так что разглядеть в ней людей не представлялось возможным. Женщина, увидев такое поведение милиционеров, скептически усмехнулась, представив, что в машине находятся какие-то новички, недавно принятые на работу и разыгрывающие из себя детективов.

Припарковав машину у обочины тротуара и поставив её на сигнализацию, Татьяна Сергеевна направилась к подъезду, как дорогу ей преградил малыш лет восьми, по виду беспризорник, в изорванных лохмотьях, глядевший на неё остекленевшим взглядом, на его веках при моргании чётко вырисовывался кошачий глаз. Она почувствовала, как её бросило в жар, к лицу хлынул поток крови, от которого загорелись щёки и застучало в висках. Внимательно вглядевшись в веки беспризорника, она поняла, что рисунок кошачьего глаза – это хорошо сделанная татуировка. Волнение усилилось. Мальчик спокойно подошёл к ней, взял её за руку и молча повёл за собой, как будто это была его мама, - настолько непосредственными были его жесты.

-- Подожди, кроха, ты куда меня ведёшь? – справилась с волнением Татьяна Сергеевна. – Остановись, скажи, как тебя зовут?

-- Корапшик, - равнодушно ответил мальчик.

-- Это имя такое? Что тебе от меня надо?

Беспризорник вновь окинул её остекленевшим взглядом, затем, прикрыв веки и обнажив на них рисунок кошачьего глаза, протяжно ответил:

-- Это не мне, а тебе нужно от меня… Пойдём, пока кошачий бог не убил тебя, - интонация его была настолько взрослой, что женщина невольно подчинилась. Она обернулась, испуганно посмотрела на милицейскую машину и, почувствовав поддержку, осмелела.

-- Ну, хорошо, веди меня, посланник кошачьего бога, - согласилась она, усмехнувшись термину и своему обращению.

Татьяна Сергеевна сочла, что со двора, из виду милицейской машины, она не уйдёт, чтобы в случае опасности успеть позвать на помощь. Но беспризорник далеко её не повёл, а проводил в глубь двора на детскую площадку. По пути она постоянно озиралась по сторонам, ожидая неприятного подвоха в любую секунду, однако вокруг ничего подозрительного её взору не предстало. Всё было как обычно: немногие прохожие, сокращая дорогу, проходили по двору, торопясь с работы домой, а на детской площадке несколько взрослых опекали своих детей – всё её знакомые. Нет, ничего подозрительного. Татьяна Сергеевна ещё больше успокоилась, когда беспризорник сел на свободную скамеечку и предложил ей присесть рядом.

-- Мы сейчас с тобой разговаривать будем, - просто заявил он.

-- О чём же? – иронично скривила она губы, будучи сама настороже, как взведённая оружейная пружина.

Вместо ответа мальчик достал из внутреннего кармана изорванного пиджака сотовый телефон, набрал номер и, приложив его к уху, затем передал ей. На все эти манипуляции она смотрела с интересом и немножко удивлённо. Приняв из рук беспризорника телефон и приложив его к своему уху, она испытала такой шок, будто через её тело прошла молния: из динамика «наушника» ей кричал близкий сердцу, милый детский голос сына: «Мама, забери меня!..» Его крик был надрывным и похожим на предсмертный крик умирающего человека, потерявшего надежду на спасение, крик хриплый и способный свести с ума. Она, почувствовав, как в груди перехватило дыхание, едва не лишилась чувств. Не в силах выносить душераздирающий крик собственного ребёнка, Татьяна Сергеевна оторвала от уха телефон и прижала его к груди, но тонкий, хриплый от истерики голосок сына эхом продолжал отдаваться в барабанных перепонках. Она закрыла глаза, и ей показалось, что теперь она наяву слышит его… Так и есть! Голос родного существа исходил не из прижатого к груди сотового телефона, а откуда-то поблизости… Прислушавшись, Татьяна Сергеевна открыла глаза и страшным взглядом человека, потерявшего рассудок, огляделась по сторонам. Её взор упал на милицейскую машину, перед которой она была как на ладони, и её внутренности похолодели ещё больше: да, именно из неё доносился голос Яна, надрывно взывающий к ней. Самообладание покинуло её и, подчиняясь внутреннему безудержному порыву, она подалась вперёд всем телом, вскочила со скамейки, но властный голос беспризорника остановил её:

-- Сядь на место! – резко сказал он. – И возьми телефон, как надо!

Татьяна Сергеевна замерла и вдруг услышала, что крик её ребёнка, исходящий из машины, внезапно прекратился. Не сводя взгляда с «девятки», она медленно приставила телефон к уху, но сесть на скамеечку не смогла, готовая к новому рывку.

-- Ну, как тебе такая музыка, женщина?! – услышала она насмешливый мужской голос с «восточным» акцентом.

Сделав над собой огромное усилие, она подавила волнение.

-- По душе, - тихим и вместе с тем страшным тоном ответила она. – С кем я говорю?

-- Это для тебя лишнее. Хочешь увидеть своего ребёнка живым и невредимым? Да ты сядь на место, успокойся, - вдруг предложил ей насмешливый голос. – В ногах правды нет, а у нас с тобой долгий разговор будет… Итак, хочешь, чтобы твой сын вернулся в твои объятия?

«Так и есть, они разговаривают со мной из этой машины, - подумала Татьяна Сергеевна, не сводя глаз со служебной «девятки». Она машинально посмотрела на госномера, но тут же себя одёрнула, поняв, что, скорее всего, они поддельные. – Значит, эта машина не по распоряжению Свинцова здесь дежурит… Прав был Владислав, заподозрив её… Ага, они ждали, чтобы я осталась одна, без сопровождения мужа, - внезапно осенило её, - поэтому они предприняли сейчас попытку заговорить со мной...»

-- Что вы от меня хотите? – прямо спросила она.

-- Для начала, чтобы ты была благоразумной.

-- Что вы имеете в виду?

-- Чтобы твои действия не распространялись на твоих служебных ищеек.

-- Можете быть спокойны, я с самого рождения была умненькой девочкой, - вызывающе ответила она. – Что вы конкретно хотите от меня?

Воцарилась пауза. Внезапно в ухо снова ударил жалобный крик её сына, мгновенно сменившийся грубым мужским окриком: «Да выключи ты его или убери кассету!» Как она сразу не догадалась, ведь в машине не было её сына, а всего лишь проигрывалась на магнитофоне кассета, на которой сделана запись его голоса. Поняв свой порыв преждевременным и едва не испортившим всё дело, она безысходно опустилась на скамейку.

-- Вот что, умненькая девочка, денег нам от тебя не надо, - снова заговорил с ней насмешливый голос. – Мы знаем, где ты работаешь, и нам от тебя понадобятся кое-какие услуги по твоей профессиональной деятельности. Учти: обман бесполезен! Если ты нам представишь «липовую» информацию, то ты сама понимаешь, что будет с твоим сыном.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.