Подлубный Олег Олегович 8 страница

-- Ну, зачем вы так, Иван Андреевич? – обиженно просопел он.

-- Затем, чтобы ты, капитан, избавился от пагубной привычки обсасывать слова и выдувать из фраз мыльные пузыри, - небрежно и безжалостно бросил ему Свинцов. – Выкладывай, что там ещё у тебя?

-- Гранулы, которыми здесь были усеяны все полы…они не военного производства и сделаны какими-то очень искусными умельцами. Эксперты сейчас отправились в лабораторию, чтобы сделать химический анализ того, что от них осталось, но предварительно они уже уведомили нас, что в их практике такое случилось впервые: при горении гранулы сгорают практически до конца, и их почти невозможно потушить.

-- С этого и надо было начинать, Игорь Алексеевич!

-- Это ещё не всё, - повеселел Самойлов. – Вы видите, во что превратились трупы и что с ними продолжает происходить на ваших глазах?

-- Да, - согласился полковник, морщась от отвращения. – Что-то я никак не пойму, что это с ними…

Трупы двух людей медленно расползались кисельной жижей в разные стороны и представляли собой груду отвратительного студня, из которого торчали обугленные рёбра и кости конечностей скелета.

-- При горении гранулы выделяли большое количество концентрированной серной кислоты, пары которой, соприкасаясь с воздухом, превращались в капли и оседали… Результат её действия перед вами, Иван Андреевич, - пояснил Самойлов, - а также на ваших ногах и ногах Евгения Александровича, - кивнул он в сторону Донцова, не рискнувшего войти в обугленную комнату и наблюдавшего за ними из коридора квартиры.

-- Ещё трёх пожарников, моих бойцов, постигла ваша участь, - добавил к сказанному командир пожарного подразделения Коробов. – У них ноги так разъело, что пришлось отправить в больницу. Кстати, товарищ полковник, долго стоять на этом полу вам нельзя: тапочки расползутся.

-- Вижу, - уныло ответил Свинцов, увидев, что его домашние шлёпанцы прилипли к полу. – А что же с трупами делать? Их же нельзя здесь оставлять, они так совсем придут в негодность, и никакая экспертиза не сможет ничего установить…

-- По-видимому, преступники на это и рассчитывали, - сказал Самойлов.

-- Вот чёрт! А где эксперты?

-- Они на улице, отдышаться никак не могут. Не торопитесь, Иван Андреевич, - остановил его Самойлов, увидев, как он дёрнулся к выходу. – Они сказали, что сюда больше не вернутся, потому что процесс окисления трупов они остановить не в состоянии. Ничего не поделаешь, преступники оказались хитрее нас.

Выматерившись про себя, Свинцов снова присел у трупов и, нисколько не брезгуя, повернул череп мальчика к себе лицом. От кожи почти ничего не осталось, плоть обвисла и стекала на пол. Но веко левого глаза ещё сохранилось ввиду положения головы убитого с самого начала, как только он упал у тела погибшего офицера. На нём чётко просматривалась татуировка кошачьего зрачка. Зрительная память Свинцова сразу восстановила в голове сцену погибших детей в доме, предназначенном для сноса: у многих из них на веках имелись точно такие же отметины, - и ещё стена в туалете бомбоубежища: на ней был оставлен рисунок иероглифа и кошачьего глаза, сделанный кровью.

-- И ещё разрытая могила, - задумчиво вслух добавил полковник. – Что всё это значит?

-- Пойдёмте, Иван Андреевич, а то тут совсем угоришь к чёртовой матери, - потерял терпение Донцов. – Вы же видите, что нам здесь уже делать нечего. Пошли…

Свинцов, с трудом отдирая ногами шлёпанцы от кислотного пола, заковылял к выходу.

Г Л А В А 6.

Стёпка пришёл в себя и огляделся. Вокруг полумрак, врач Володя «колдует» рядом с ним у подставки с «капельницей», что-то бормочет себе под нос; далее, примерно шагах в пяти, какие-то люди, но разглядеть их невозможно: слишком темно в помещении. В памяти стали всплывать последние мгновения его сознания: … разрытая могила…суета ребят вокруг него, чьи-то выкрики о преследовании и спасении…окровавленные руки Витьки Сарыги и его заплаканные глаза…надпись и рисунок на стене… «Аман, аман, - крутилось в голове. И больше ничего. – Нет, это канопа! Салех-Шах кому-то приказал отвезти меня в канопу… Что это? И есть та самая… Ну и пещера! Похуже того подвала, где я последнее время скрывался от араба…»

-- Что, проснулся? – услышал он вопрос от крутившегося вокруг него врача Володи. – Я тебе уже изрядную дозу крови перелил, теперь быстро на поправку пойдёшь. Вон тебе по приказу Салех-Шаха самой лучшей жратвы принесли, - жестом указал он на тумбочку, стоявшую у изголовья кровати, на которой стоял поднос с фруктами, пакетом натурального сока и приготовленным мясом шашлыка, источавшим такой аромат, что слюна сама собой заполняла рот.

-- Где я? – не слыша собственного голоса, спросил Стёпка, пытаясь разглядеть, кто же всё-таки находится за спиной врача в некотором отдалении от него в глубине помещения. Ему показалось, что это ребята, с которыми он разделил участь в камере солдатской гауптвахты бомбоубежища.

-- А? – не расслышал вопроса врач и ближе наклонился к нему.

-- Где я нахожусь? – повторил едва слышно Стёпка.

-- В хорошем месте, - интонацией «на отвяжись» последовал короткий ответ.

-- Тебе трудно сказать, что ли?

-- Нетрудно. Поправишься, встанешь на ноги и сам всё увидишь.

-- У, гад! – беззвучно прошевелил Стёпка губами и, чтобы не смотреть на вызывающего у него отвращение парня, отвернулся в сторону и снова закрыл глаза.

И опять в памяти стали всплывать образы: убегающий Андрей Шустрый… Маринка… откуда-то исподволь донеслись слова, что она обратилась в милицию… выстрел из пистолета и резкая боль, пронзившая тело, словно электрический разряд тока… «Интересно, Маринка на самом деле обратилась в милицию или это только…приснилось мне…или вправду я слышал эти слова? – стали появляться в голове обрывки мыслей. – Что сейчас с ней и где она?.. А ребята где?..» Он вновь открыл глаза и увидел перед собой бетонную стену, на которой тусклый свечной свет играл сполохами огня - это потянуло сквозняком. Стёпка почувствовал кончиками ушей и затылком холодное веяние воздуха и обернулся. Перед ним стояли девочки и Витька Сарыга, врача Володи поблизости не было.

-- Ты как? – услышал он первый вопрос, исходивший неизвестно от кого.

-- Да, вроде, ничего, только голова кружится, и слабость какая-то во всём теле, - тихо ответил Стёпка. – А где мы, а?

-- В подвале какой-то дачи, - ответил Витька Сарыга; оказалось, что это он первый обратился к Стёпке с вопросом. – Похоже, что у них здесь навроде склада, только вместо вещей нас держат. Темно, зато кормят лучше… Тебе вон какую еду принесли! Ты ешь, тебе поправляться надо, - наставительно сказал Витька. – Мы слышали, как Салех-Шах приказывал Володе-врачу во что бы то ни стало тебя поставить на ноги…

-- А где этот гад?

-- Ушёл, - махнул рукой подросток. – Сказал нам, чтобы мы за тобой присмотрели, а сам ушёл, - он показал на «капельницу». – Как только жидкость в пузырьке убавится до нуля, тогда сказать охране, чтобы они его позвали – он наверху, - ткнул он указательным пальцем в потолок.

-- Ага, - облегчённо вздохнул Стёпка, - вы, ребята, угощайтесь…

Он взял свободной рукой с подноса грушу и стал её жадно есть. Витька Сарыга аккуратно отложил в сторону мясо шашлыка, отставил пакет сока, а остальное отдал девочкам, сам взял только пару слив.

-- Ты и вправду зачем-то очень нужен Салех-Шаху, - возобновил он прерванный разговор, с удовольствием высасывая мякоть из нежного фрукта.

-- Так я же вам об этом ещё в бомбоубежище говорил…

-- Неужели только из-за того, что Абу Ад-Дин научил тебя арабскому?

Стёпка дёрнул одним плечом.

-- Кто его знает? Может быть, зачем-то ещё…

-- Ты, когда поправишься и выйдешь отсюда, поможешь нам бежать? – с опаской оглянувшись на дверь, спросил Сарыга.

-- Ну, конечно, о чём разговор!

Лица ребят посветлели и повеселели.

Доев до конца грушу, Стёпка почувствовал изнутри жар, растекавшийся по телу. Ощущение голода и холода стало постепенно улетучиваться, а на смену им пришла приятная истома. Он потянулся за кусочком мяса, съел его и запил соком, затем снова, закрыв глаза, погрузился в дремоту. Ребята его не беспокоили. Вскоре он возле себя услышал возню, открыл глаза и увидел врача Володю, пришедшего убрать «систему».

-- В туалет не хочешь? – равнодушно спросил он. – А то я в тебя столько крови и глюкозы влил, что, должно быть, у тебя давно в «ушах булькает». Говори быстрее, а то мне некогда… Позвать охрану, чтобы тебя проводили в туалет?

Стёпка утвердительно закивал головой. Витька Сарыга помог ему подняться с деревянных нар, сделанных под кровать, и встать на ноги. Голова немного кружилась, но чувствовал Стёпка себя теперь куда лучше, чем в подвале бомбоубежища сразу после ранения; рана на бедре тоже не так сильно жгла, и он вполне сносно передвигался, правда, ноги переставлял неуверенно.

Вошла охрана из двух человек, оба в масках, - когда дверь открылась, мальчик увидел, что он находится в бетонном подвале, хорошо оборудованном двойным ярусом нар по левую и правую сторону от него, вдоль них стояли навытяжку дети и подростки самых разных возрастов; среди них знакомых, кроме стоявших возле него девочек, с которыми его свела судьба в камере гауптвахты, никого он не узнал, - подошли к нему и, отстранив Витьку Сарыгу в сторону, повели его в глубь помещения, в темноту. Он не успел разглядеть справа от себя за выстроенными в ряд подростками железную дверь, сливавшуюся по цвету со стеной. Ещё более неприметной её делали нары: они были скреплены с опорами шарнирно и откидывались в сторону, когда это было нужно. Стёпка с любопытством смотрел, как охранники ловкими движениями убрали перед собой лежаки нар и открыли тяжёлую металлическую дверь, лязгнувшую надрывным звоном по всему подземелью.

Каково же было его удивление, когда он не увидел там туалета. Вместо него перед его глазами открылось ещё одно помещение не менее мрачного вида, до отказа забитое людьми. В свете фонарей, развешенных по стенам, Стёпка увидел, что это тоже были дети, но весьма странного вида: на руках и ногах они носили цепи, а их головы на уровне лба были заключены в массивные деревянные колодки. Со стороны, да ещё в полутьме, тиски-колоды нетрудно было спутать с головным убором, и Стёпке поначалу так и показалось, но, приглядевшись, он понял, что это далеко не казацкие папахи, - это первое, что пришло ему в голову, - а что-то вроде приспособления для пытки провинившегося.

Вдоль стены слева тянулась длинная труба, и к ней были прикреплены цепью около десятка детей. Одни из них выли и пытались стянуть с головы деревянный чурбан, другие лежали на полу, что-то бормотали, кричали, плакали… Когда луч фонаря впереди идущего охранника упал на них, Стёпка удивился ещё больше: дети плакали, кричали и выли, пытались стянуть с головы колодки с закрытыми или полузакрытыми глазами – они спали! Мороз по коже прошёл у подростка от вида этой столпившейся, снующей в разные стороны и прикованной к стене детворы.

Но далее он увидел то, от чего у него и вовсе кровь застыла в жилах: в центре помещения стояла кремационная печь, и на его глазах четверо детей, пользуясь специальными приспособлениями, заталкивали в неё тела недавно извлечённых из могилы в бомбоубежище таких же детей, как и они. Руководили их действиями три взрослых мужчины, но без масок. Они были так измождены, что Стёпка без труда догадался, что они, как и дети, являются пленниками или, того хуже, заложниками, чья жизнь всегда висит на волоске. Увиденное так повлияло на него, что в туалете он долго не мог облегчиться из-за охвативших его тело дрожи и судорог, чем вызвал на себя гнев нетерпеливых охранников. Возвратившись к ребятам и после ухода надсмотрщиков оставшись с ними наедине, Стёпка сразу решил выяснить, что за помещение находится по соседству с их подвалом и что означает этот деревянно-железный маскарад на детях, ведущих там такой загадочный образ жизни.

-- Мы ещё сами толком не знаем, - ответил за всех Витька Сарыга и, сразу понизив голос, добавил: - Ты что так громко разговариваешь?

-- А что? – не понял Стёпка.

-- А то, что видишь: мы обособленно от всех держимся!

-- Ну… Я сразу это заметил, только не понял почему…

Витька Сарыга и девочки держались обособленной ватагой от находившихся в подвале подростков, разговаривали шёпотом и старались находиться у центральной стены помещения, что напротив входа, где стояли больничные кровати.

-- Вам на нарах места не дали? – уже шёпотом спросил Стёпка.

-- Нет, не в этом дело, - ещё более тихо ответил Витька, - просто, когда мы с ними стали знакомиться, а потом разговаривать о том, о сём… В общем, в туалет нас водят в соседнее помещение, где эти, самые, с деревяшками на голове, - постучал он кулаком себе по лбу. – А вот их почему-то выводят на оправку в эту дверь, откуда к нам охрана и врач Володя приходят.

-- Ну и что?

-- А то, что после нашего с ними знакомства их стали выводить по очереди в туалет, а потом сюда спустились Салех-Шах с Абу Ад-Дином и почти слово в слово пересказали нам весь разговор, который мы вели с ними при знакомстве. Среди них стукач есть! – закатив глаза, совсем тихо и одновремённо с ударением просопел Витька. – Поэтому мы здесь больше ни с кем… и ты потише разговаривай.

-- Угу, - затряс головой Стёпка. – Я так громко…я ведь не знал!

-- Поэтому мы тебя и предупредили…

-- А о чём вы с ними разговаривали, что ваш разговор сразу передали Салех-Шаху и Абу Ад-Дину? – не сдержал своего любопытства парнишка, но голос понизил до самого тихого, едва уловимого звука.

Витька Сарыга воровато обернулся, посмотрел по сторонам, скользнул взглядом по девочкам, потом ответил:

-- Да, в общем-то, разговор был ни о чём, так себе… Девчонки поинтересовались у них, будут ли их здесь ломать…то есть бить и насиловать…ну, как в борделе, ты знаешь…

-- Ну?..

-- Ну, а потом я спросил у них, можно ли отсюда «нарисовать ноги»…

-- И что?

-- И пришли Салех-Шах с Абу Ад-Дином после похода вон тех в туалет, и сказали мне, что если я сделаю хоть малейшую попытку бежать, то они отправят меня вон туда, - указал он на соседнее помещение, - и наденут на голову колодки. Будешь ты у нас, говорят, сначала корапшиком, а потом каким-то манкуртом-исмаилитом! Девчонок тоже предупредили, чтобы они выкинули все мысли о побеге, но они и так напуганы, что… - Витька от безнадёжности махнул рукой. – Правда, Рита Друбич – Владивостокская и ещё пара девчонок, когда услышали от Салех-Шаха, что они, возможно, будут проданы в гаремы, если за них родители не заплатят выкупа, сказали, что им теперь всё равно, они ничего не боятся… Они говорят: чем ублажать какого-то жирного араба, лучше умереть! Маринке и Шустрому удалось ведь бежать… Может быть, и нам удастся…

-- Тихо, - оборвал его Стёпка, - кто-то по лестнице сюда спускается.

Они прислушались. В подвале тоже все притихли, прислушиваясь к шагам на лестнице; звякнул замок, дверь со скрипом отворилась, и, освещая себе путь ручными фонариками, в каменное помещение вошёл Салех-Шах в сопровождении охраны. За руку он вёл ребёнка лет пяти. Осветив лица пленников, он остановил луч фонарика на Стёпке.

-- Иди к нему, - приказал он ребёнку и таким же приказным тоном обратился к подростку: - А ты за него отвечаешь головой, постарайся его не обижать. Ну, иди- иди, - подтолкнул он в спину мальчика. – Это твой старый знакомый.

Малыш не хотел идти в тёмное, страшное помещение. На его лице появилась гримаса обиды, нижняя губа вытянулась вперёд, и он заплакал.

-- Да это же Ян! – радостно воскликнул Стёпка. – Ян, иди сюда, не бойся. Витька, возьми его за руку, приведи ко мне, - попросил он Сарыгу.

Витька с удовольствием выполнил эту просьбу. Салех-Шах, видя, что его распоряжение выполняется, покинул подвал. Малыш, увидев перед собой Стёпку, обрадовался, слёзы на глазах мгновенно исчезли, он залез к нему на шконку и обнял за шею.

-- Ты, Стёпочка, сказал мне, что поможешь моего папку найти, а сам бросил, - с укором сказал он. – А сейчас меня какому-то дяде показывали… Ты больше не бросишь меня? – с надеждой и искренней верой, какая может быть только у детей, спросил его Ян.

-- А что за дядя, которому тебя показывали? – уклонился от ответа Степан. Ему очень не хотелось разочаровывать малыша.

-- Плохой дядя, - пальчиком погрозил ребёнок. – Он много ругался на папу…и про маму говорил плохо…и меня обещал побить, если я буду себя плохо вести… Ты меня больше не бросишь?

-- Не брошу, - отвёл в сторону взгляд Стёпка.

-- А Марина где?

-- В магазин ушла, - не задумываясь, соврал Степан. – Скоро придёт.

-- А давай и мы с тобой в магазин попросимся, а потом сбежим, - с честной наивностью предложил малыш. – Давай постучимся в дверь…

В подвале раздался дружный смех. Ян напугался раскатистого шума и теснее прижался к подростку. Тусклый огонёк свечи отражался в его испуганных глазах.

-- Нам пока нельзя отсюда выходить, Ян, - просто ответил Стёпка, обняв малыша. – Я не могу тебе объяснить почему, но пока нельзя. Потерпи. Мы с тобой потом… Ты лучше расскажи, что это за дядька такой, который ругал твоего папу, маму и тебя? – ему было очень интересно, что происходит наверху, во владениях его будущего хозяина. – Фотография отца у тебя ещё с тобой, не потерял?

-- Не-а, - покрутил головой малыш. Он достал её из кармана курточки и протянул Стёпке. – Он мне обещал, что мы с ним на самолётике полетим… А этот дядька, он на бабу Ягу похож, страшный такой, - снова по-детски Ян погрозил пальчиком, - говорит, что папка мне совсем не папка, а если я буду его обманывать, он меня побьёт.

-- Они думают, что он тебе не папка только потому, что тебя нашли среди беспризорников, - размышляя вслух, сказал Стёпка, задумчиво вглядываясь в красивое лицо офицера на фотографии. – Ведь и я тоже тебе сначала не поверил, так иногда бывает… Этот страшный дядька, Ян, наверное, считает, что ты нашёл где-то эту фотографию на помойке и теперь всё выдумываешь про этого офицера, чтобы только сбежать от них.

-- Ой! – раздался у них над головой девичий голос. – Да это же дядя Слава!

Подросток и малыш подняли головы и увидели Риту Друбич, склонившуюся над ними, чтобы получше разглядеть фотографию.

-- Моего папу зовут Владислав! – гордо заявил Ян.

У Стёпки лицо вытянулось от удивления, в глазах царило недоумение вперемешку с недоверием. Он покосился на Яна и как бы между прочим заметил:

-- Ну, какая разница, Ян: Слава или Владислав – это одно и то же!

-- Не-а, моего папу зовут Владислав! – упрямо повторил он.

-- Ну, хорошо-хорошо… А ты откуда знаешь его отца? – адресовал Стёпка вопрос девушке. – Или…хотя нет, ты нигде не могла с ним встретиться… Откуда?

Вместо ответа девушка присела на корточки и внимательно вгляделась в лицо ребёнка. Уголки её губ растянулись в улыбке, глаза засияли радостным блеском.

-- Так вот, оказывается, о каком Яне ты рассказывал! – воскликнула она. – А ты меня, Ян, помнишь?!

-- Не-а, - покрутил головой малыш.

-- Не понял, - совсем обалдел Стёпка. – Так ты с ним встречалась?.. Но он-то из Москвы, а ты-то вообще из другого конца географии…с Владивостока… Ты что, может, путаешь что-то, а, Рит?

-- Да ничего я не путаю, - обиженно ответила девушка. – Он меня не помнит, потому что два года назад он был ещё совсем маленьким, когда мы к ним в гости приезжали. Мой папа служит с его отцом в одной части. Его папу зовут Вибор Владислав Войцехович …для меня он просто – дядя Слава! А маму твою зовут тётя Таня, я правильно говорю, Ян?

-- Татьяна Сергеевна Стрельцова, - чётко выговорил малыш.

-- Да, именно так, - подтвердила его слова девушка.

-- А почему у них фамилии разные…у матери и отца, я имею в виду? – насторожился Стёпка.

-- А я откуда знаю, почему? – пожала плечами Рита.

-- И я не знаю, - покрутил головой малыш.

-- Не понял.

-- Да что тут понимать! Ты убедился, что я его знаю, так чего тебе ещё нужно?!

Стёпка замолчал и задумался. Его рассеянный взгляд двигался по тёмным сводам мрачного подвала, временами останавливаясь на блуждающих по подземелью несчастных пленниках.

-- Вот это да! – прервал он вдруг своё молчание. – Ну, у вас и встреча! Она могла и вовсе не состояться!

-- Да, - грустно улыбнулась в ответ Рита. – Я и сама об этом думаю.

-- Ну, тебя-то обманом сюда заманили, чтобы что-то поиметь… я так думаю, - оговорился Стёпка. – Рано или поздно тебе об этом скажут, но…но он-то оказался здесь совершенно случайно! – запнувшись на мгновение, погладил он малыша по голове. – Не останови я его тогда на улице, и он прошёл бы мимо, может быть, попал в милицию, а та отправила бы его домой… Но нет же!.. Странно как-то всё… А может быть, это всё подстроено, как с тобой, а, Рита?

-- Не знаю, - опять пожала плечами девушка.

-- Васька-то Бублик ведь отмазался, сука! А мы?.. Нет, здесь точно что-то не так, - убеждённо подвёл он черту под своим умозаключением. – Таких совпадений не бывает!

Рита молча дёрнула плечами. Достав из кармана джинсовой куртки персик, оставшийся от Стёпкиного угощения, она подала его Яну. Малыш с удовольствием принял его и стал есть.

-- Плохой, злой дядька! – иногда он поднимал вверх указательный пальчик и грозил им в темноту помещения, когда отрывался от сочного сладкого фрукта. – На бабу Ягу похож!..

Стёпка, Витька, Рита и другие девочки вместе с остальными узниками подвала с интересом наблюдали за ребёнком, и у многих из них на губах появлялась улыбка. Ян, как и подобает детям его возраста, вёл себя естественно и искренне. В его поведении не было фальши как средства самозащиты, наработанной повзрослевшими подростками за годы жизни, и это подкупало и располагало их к нему. Они неосознанно подходили к шконке, на которой сидел малыш в объятиях Стёпки, гладили его по голове, ободряли, говорили всякие хорошие слова. Видя такое отношение к себе, он вскоре совсем успокоился и, доев персик до конца, задремал на подушке своего покровителя.

Вечером узников бетонного подземелья повели на оправку, по окончании которой к Салех-Шаху вызвали сразу трёх человек: Стёпку, Риту Друбич и Яна. Выйдя из подвала, они долго жмурились от яркого света, а, поднявшись наверх, к иорданцу, Стёпка не сразу увидел в углу богато обставленной комнаты ютившегося на стуле Ваську Бублика. Он не смотрел на вошедших пленников, виновато отводя взгляд в сторону. Лишь один раз из любопытства его глаза вскользь устремились на Стёпку, но тут же, заморгав, он спрятал их, опустив голову. Бывший его приятель смотрел на него страшным взглядом.

В окружении Салех-Шаха насчитывалось около десятка человек, по виду все разных национальностей. Они восседали по-европейски за большим столом, уставленным изысканными яствами. Абу Ад-Дин, сидевший по правую руку от Салех-Шаха, пальцем поманил Яна к себе, но малыш теснее прижался к ногам Стёпки.

-- Это тот самый злой дядька, - подняв глаза на своего покровителя, в которых отразился неимоверный ужас, тихо прошептал Ян. – Я его боюсь.

-- Вы что там шепчетесь? – недовольно бросил араб. – Ну-ка, подойдите оба сюда.

Взяв ребёнка за руку, Стёпка подчинился приказу, но подошёл к Абу Ад-Дину не вплотную, а на расстоянии вытянутой руки, чтобы можно было увернуться от возможного удара, которого он ожидал после такого повелительного тона. Араб понял осторожность подростка и снисходительно усмехнулся.

-- Ты теперь можешь ничего не бояться, ты больше не мой… Отныне Салех-Шах будет распоряжаться твоей кожей – быть ей битой, содранной или здоровой!

Иорданец удовлетворённо зажмурил веки, а у Стёпки сразу зачесался язык, и он едва не высказал ему, что араб в бомбоубежище оставил «след» для его преследователей из милиции – так сказать, умышленно подставил его, - но вовремя сдержался, понимая, что после такого высказывания ему в любом случае головы не сносить: молчание в таких ситуациях всегда продлевает жизнь. Почему Абу Ад-Дин оставил на стене надпись и рисунок кошачьего глаза, Стёпка никак не мог понять, ведь араб и сам подвергал себя чудовищному риску, оставаясь в окружении Салех-Шаха. Однако сейчас думать об этом у него просто не было времени, всё его внимание сосредоточилось на том, что ему будут говорить.

-- Ну-ка, достань из его кармана фотографию и дай-ка мне её сюда, - распорядился Абу Ад-Дин, указав Стёпке на Яна.

Малыш заплакал, увидев, как фотография отца перекочевала в руки «злого дядьки».

-- Ничего, Ян, сейчас её посмотрят и вернут тебе обратно, - попробовал успокоить его Стёпка, - ведь раньше тоже её у тебя брали посмотреть и всегда отдавали…

-- Так, значит, ты говоришь, что это твой папа? – перебил Стёпку Абу Ад-Дин, требовательно взглянув на ребёнка. – А ты говоришь, что знаешь его и что ваши отцы вместе служат в русской армии? – адресовал он следующий вопрос Рите.

Малыш на мгновение притих и утвердительно закивал головой, Рита Друбич растерялась. «И вправду Сарыга был прав, - подумал Стёпка, вспомнив предостережение Витьки о том, что среди узников подвала находится «подсадная утка», - быстро же они узнали об этом разговоре!»

-- Ну, вот, Салех-Шах, там, где ты ожидал одной милости от Аллаха, он послал тебе две, - безмятежно продолжал Абу Ад-Дин. – Поистине, Аллах тебя любит!

На физиономии иорданца вновь появилось слащавое выражение удовлетворённости. Он поманил к себе девушку и, прищурившись, заговорил:

-- Будешь со мной откровенна, то тебе ничего не угрожает, а если… - большой палец его правой руки плавно прошёлся по горлу, - …нет, то тогда тебе твоя голова уже никогда не пригодится! Ты поняла меня, девочка?

-- У-у, злой дядька! – раздался позади Риты голос Яна.

Она обернулась и увидела, как малыш, прижимаясь к ногам Стёпки, грозил пальчиком Салех-Шаху. Уголки её губ дёрнулись грустной улыбкой.

-- Да, я вас поняла…

-- …мой господин, - сурово добавил Абу Ад-Дин, давая понять, как ей теперь надо обращаться к иорданцу.

-- Мой господин, - покорно повторила Рита.

Выражение не только удовлетворённости, но и полного превосходства над всеми застыло на лице Салех-Шаха, словно его зафиксировали с помощью заморозки.

-- Твой отец, насколько я знаю, служит лётчиком? – надуваясь от важности, спросил он. – Где, в каком звании?..

-- В Югославии, в звании майора, - ответила девочка.

-- Молодец, не обманула. А теперь скажи: твой отец, узнав о том, что тебе угрожает опасность, пойдёт на наши условия, или нам лучше сразу тебя убить?

Лицо Риты посерело от страха.

-- Я…зачем меня убить?.. Какие условия?.. Я не понимаю вас, - чуть слышно проговорила она.

-- У вас в России отцы очень часто бросают свои семьи, - стал объяснять Салех-Шах, - вот мне интересно узнать, как он относится к своей жене и дочери. То, что ты его любишь, я уже убедился. Ты приехала в Москву для встречи с ним по моему письму, но теперь тебе самой предстоит написать ему письмо о своей участи заложницы.

-- Как по вашему письму? – удивилась Рита. – А почерк?..

Наивность девочки вызвала дружный хохот среди этой разношёрстной преступной публики, но Рита, ввиду своей неопытности, так и не поняла, над чем они рассмеялись. В её сознании крутился только один вопрос: как письмо отца могло попасть в руки иорданца? Ей не пришло в голову, что почерк был искусно подделан, точнее, не верилось, что такой большой текст письма можно сфальсифицировать. Одно-два слова ещё куда ни шло, но всё послание?.. Она смотрела широко открытыми глазами на Салех-Шаха, взявшего в руки кипу лежавших перед ним на столе писем и потрясшего ими в воздухе.

-- Вот это письма твоего папы, которые приходят ко мне прямо с почты. Хочешь их почитать? – он потянулся к ней, сделав жест доброжелательности, но тут же бросил пачку конвертов на стол. – Как-нибудь в другой раз… Ну, что скажешь, любит тебя твой отец? Или… - и он повторил жест, имитирующий убийство.

Рита никак не могла собраться с мыслями: так для неё всё было неожиданно и непонятно. «Почему письма с почты…и именно к нему? – негодующе думала она. – И почему он сказал, что отцы бросают свои семьи?.. Неужели папа бросил нас?.. Тогда почему он спрашивает, любит ли меня отец или нет?» В голове всё смешалось.

-- Любит, - тихо и неуверенно ответила она.

-- Вот и хорошо, - слащаво причмокнул иорданец. – Теперь давай поговорим вот об этом мальчике, - жестом показал он на Яна.

Он сделал знак рукой, и коренастый телохранитель, сидевший в его окружении за столом, подошёл к телевизору. Включив его и видеомагнитофон, он отошёл в сторону, чтобы не загораживать экран.

-- Нам удалось записать кое-какую информацию из новостей центрального телевидения, - сказал иорданец, - вот, посмотрите туда, - приказал он пленникам.

На экране телевизора появилось изображение Яна и прозвучал короткий комментарий диктора телевидения о приметах разыскиваемого мальчика. Внизу экрана бегущей строкой шли номера телефонов, по которым предлагалось звонить гражданам в случае обнаружения и находки мальчика.

-- Во, меня по телевизору показывают! – с восторгом воскликнул малыш, удивлённо тараща глаза на экран телевизора и показывая на него пальцем.

-- Тебя-тебя… - грустно потрепал его по вихрастой голове Стёпка.

-- Посмотрели? Теперь у меня к тебе вопрос, девочка, - сделал ударение на слове «девочка» Салех-Шах. – Как я уже сказал, мне стало известно о том, что ты знаешь родителей этого мальчика: его папа служит с твоим отцом… На фотографии он в звании капитана, а на самом деле?

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒