Подлубный Олег Олегович 4 страница

Девочка молча в знак согласия кивнула головой.

-- Меня Маринка Завируха…

-- У тебя тоже родители родом из Белоруссии?

-- Не знаю, - дёрнула плечом Маринка. – Ну их к чёрту! Ты вот что… Чувствую я, что тебя, в отличие от нас, не продадут какому-нибудь извращенцу из Турции или Эфиопии, а возвратят папе с мамой. Так вот: дай слово, что как только вернёшься домой, то пойдёшь в милицию и расскажешь, где мы находимся и что арабы здесь держат совсем маленьких детей.

-- Вон с ними сюда привезли четырёхлетнего мальчика, - кивнула Маринка на Витьку и Стёпку. – Наверное, он в другой камере…

-- Яна здесь нет, его вместе с остальными пацанами куда-то отвезли в другое место, - сказал Сарыга. – Сюда привезли только меня и Стёпку.

-- Странно. Интересно, что они собираются с нами сделать? – риторически пробормотала Маринка. – Ох, и охота в туалет! Они как здесь?..

-- Три раза в день после еды выводят, - опередил её ответом Андрей Шустрый. – Потерпи немного, недолго осталось ждать.

-- А если постучать?

-- Снова побить могут. Тебе это надо?

Маринка тяжело вздохнула. В камере не было даже параши, но если бы она и была, то в присутствии противоположного пола вряд ли кто-нибудь из них осмелился бы оправиться по нужде. Охрана же не хотела разводить в камере вонь и очень боялась инфекций, поэтому три раза в день и один раз ночью выводила малолетних узников в туалет бомбоубежища на оправку.

Вскоре дверь камеры открылась, и охранники спросили, кто желает выйти облегчиться. Почти все, кроме Стёпки, который спал, согласились. Первыми вышли Маринка и Рита. Их повели по тёмному коридору, едва освещённому керосиновыми лампами. Они увидели, что тяжёлые двери с кованой облицовкой и такими же коваными запорами сменились чёрными отверстиями пустых помещений. В одном из них Маринка различила двухъярусные нары, сделанные из металлических опор и деревянных перекрытий. В некоторых из них не хватало досок, и она поняла, что лежаки в камерах – это и есть недостающие части деревянных нар.

Коридор сменился весьма просторным помещением, и девочкам показалось, что оно бесконечно. Сказалось на их восприятии представшее глазам неожиданное зрелище: охранники, шествовавшие впереди и сзади и освещавшие керосиновыми лампами путь, прошли между двумя рядами повешенных на потолочных балках ребят-подростков. В двух из них Маринка узнала своих друзей-беспризорников, с которыми она жила в одном подвале. Её сердце сжалось от страха. Что касается Риты, то она чуть не упала в обморок.

-- Вот, сучки, захотите бежать отсюда, с вами будет то же самое, - оскалился идущий впереди охранник, специально обернувшись для того, чтобы посмотреть на их реакцию.

Далее девочки прошагали, стараясь не смотреть по сторонам. Оправившись, они вернулись в камеру, не помня себя. Проходя между рядов погибших ребят, они зажмурили глаза, ноги у них подгибались в коленях и отказывались повиноваться. В камере они дали своим чувствам волю: у Риты началась истерика, а Маринка просто заплакала. Через несколько минут к ним присоединились и остальные девочки, тоже прошедшие это жуткое испытание. Витька Сарыга и Андрей Шустрый, подавленные смертью ребят, замкнулись в себе и молча сидели на лежаках, уставившись взглядом в одну точку.

Постепенно плач и всхлипы прекратились, в камере наступила тишина. Никто спать не мог, у всех из головы не выходила картина повешенных ребят: каждый представлял на их месте себя. Марина сидела рядом со спящим Стёпкой, обняв коленки, и, чтобы избавиться от гнетущих мыслей, стала думать о том, куда мог попасть Ян и почему их разделили таким странным и непонятным образом. Малыш очень понравился ей своей непосредственностью, и она сожалела, что их знакомство продлилось недолго. Мысль о том, что над ним могли издеваться, показалась ей настолько мрачной, что она тряхнула головой, чтобы её отогнать, однако навязчивая дума упрямо возвращалась и снова начинала сверлить мозги с удвоенной и даже утроенной силой. Она не могла знать, что Яну удалось по чистой случайности избежать издевательств и насилия. Он оказался счастливчиком.

Когда афганец Муххамар по приказу араба Абу Ад-Дина привёз его в бордель ещё спящим и внёс в освещённое помещение, то увидел на его веках родинки, которые на тот момент сыграли совсем другую, позитивную роль: они, как утверждал Васька Бублик, оказались не тем отличительным знаком геев-подростков, каким они обычно метят себя, чтобы узнавать друг друга на улице или в многошёрстной толпе увеселительных заведений. Татуировки на веках подростковых геев – это едва заметные точки; когда же они переходят из этого возраста в зрелый, то каждую точку превращают в небольшое изображение сердечка.

У Яна же родинки выглядели в виде звёздочек и отличались по цвету от классических татуировок, и хотя Муххамар не вдавался в детали, что это – татуировки или родимые пятна, - его этот факт всё равно насторожил. Он немедленно связался по мобильному телефону с Абу Ад-Дином, оставшимся в подвале дожидаться возвращения Стёпки и Маринки, и невесело ему доложил:

-- Ты знаешь, Абу, кажется, эти оборванцы подобрали на улице корапшика (чёрного котёнка) и пригрели его у себя. Как бы у нас не возникли из-за него неприятности. Может быть, пока не поздно, я отведу его куда-нибудь подальше от греха на окраину города и оставлю на улице?

Это известие озадачило араба. Он был не только знаком с организацией сектантского типа «Корапши», но и активно сотрудничал с её руководителями и поставлял для них по заказу беспризорников из России и стран бывшего Союза. Его не удивило, что малолетний корапшик попал в подвал к беспризорникам. Дело в том, что в организации обрабатывали детей таким образом, что они имели очень плохую память; их чаще всего привозили к месту выполнения задачи и зачастую, ввиду сложившихся опасных обстоятельств, не забирали сразу после её выполнения, а долго следили, нет ли за ним слежки. Разумеется, ребёнок из-за плохой памяти, не знал, куда ему нужно вернуться домой, и одиноко бродил по улицам города. Очень часто те, кто привозил его к месту преступления, теряли его из виду и тогда через какое-то время его находили у беспризорников, бомжей или просто шатающимся по городским улицам.

Были, правда, и «розовые» корапшики – это те, кого готовили для совершения только одного-единственного преступления, после которого они должны были совершить ритуал самоубийства. Найденный малыш явно к таким не относился. Если же он остался жив, то это означало, что организация «Корапши» ещё в нём нуждается и обязательно будет его искать. За своих «чёрных котят» она мстила безжалостно, ни перед чем не останавливаясь, и связываться с ней Абу Ад-Дин не хотел. Он знал, чем это может для него кончиться.

-- А с чего ты взял, что он корапшик? – всё-таки осведомился он на всякий случай.

-- Да тут у него на веках подозрительные метки, не такие, как у геев, - ответил Муххамар. – Ни по цвету, ни по размерам они не сходятся…да и мал он ещё для педика.

-- Ладно, я приеду, и разберёмся, - не стал торопиться с решением Абу Ад-Дин. – А ты пока с ним поаккуратнее, а то на самом деле мало ли что… Накорми, напои, если проснётся. Что будет требовать, дай, из-под земли достань…понял?

-- Понял.

Захватив Стёпку и Маринку, араб в пылу издевательств над ними забыл, что первым делом он хотел их допросить и узнать всё о маленьком мальчике, попавшем к ним в подвал. Вспомнил он о своём желании, когда они уже находились в бессознательном состоянии, поэтому их допрос Абу Ад-Дин решил отложить до утра. Вывезя их в бомбоубежище заброшенного военного городка, находившегося в окрестностях Красногорска, он вернулся в ресторан «Жемчужина Аравии», расположенный в Чистяковском переулке, в подвалах которого и помещалась «клубничка» для педофилов.

Мальчик продолжал крепко спать на тахте под одеялом и на роскошной подушке. Он так устал за день, совершая путешествие по городу, что во время ночного переезда из подвала в красивые апартаменты борделя ни разу не проснулся. Возле него у изголовья сидела четырнадцатилетняя проститутка, которую Муххамар оставил в качестве няньки.

Абу Ад-Дин тихонько подошёл к тахте и стал внимательно изучать малыша. В комнате горел ночник, и освещения явно не хватало для того, чтобы получше рассмотреть отличительные метки на веках спящего мальчика. Однако его вполне хватило для того, чтобы он уяснил себе, что малыш не относился к унизительной когорте геев, и этого уже было достаточно. Осторожно откинув одеяло, араб стал обыскивать малыша и вытащил из нагрудного кармана джинсовой курточки фотокарточку молодого симпатичного мужчины в военной форме офицера воздушно-десантных войск. У него даже перехватило дыхание, хотя он и не удивился, что организация «Корапши» занимается уничтожением офицеров русской армии. Конечно, наивно полагать, что четырёхлетний ребёнок мог убить взрослого человека, к тому же тренированного физически, с воинскими навыками мгновенной реакции. Но хитрость в том и состояла, что ребёнок не убивал, а лишь провожал взрослых к месту казни. Он подходил к жертве и обращался приблизительно так: «Дяденька…или тётенька - в зависимости от пола выбранной жертвы – меня вон там большие мальчики обижают, проводите меня, а то я боюсь, что они меня побьют…» И ещё ни один взрослый не отказал в просьбе малышу. Расчёт убийц работал безотказно: жертва глядела в невинные глаза ребёнка, улыбалась ему в ответ, брала за ручку и добровольно шла к месту собственной гибели.

Абу Ад-Дин знал, что интерес у руководителей корапшиков сводился в основном к людям из науки, к учёным разных научных направлений. С помощью «чёрных котят» ликвидировались только те учёные, которые отказывались за большие деньги ехать за рубеж и работать на их науку. Безусловно, это были люди высокого профессионализма, отличались от общей массы научных работников обострённым чувством долга перед своей Родиной, патриотизмом перед отечественной наукой, умственный потенциал которых, по мнению работников иностранных спецслужб, являл собой неограниченные возможности. Такие выделялись ими в графу «чрезвычайно опасных» и уничтожались с помощью совершенно безвинных, на первый взгляд, детей и подростков. Причём, делалось это настолько мастерски, что чаще всего смерть учёного воспринималась как несчастный случай, а если же подростки и попадали в поле зрения следственных органов, то сделать им ничего не могли: во-первых, все корапшики имели плохую память, и это обстоятельство очень осложняло их допрос; а во-вторых, на их стороне был закон, запрещающий привлекать детей к уголовной ответственности, если им не исполнилось четырнадцать лет. Таким образом, рано или поздно уголовные дела в отношении малолетних убийц прекращались, а сами они освобождались из-под стражи и отпускались на волю уже по истечении семидесяти двух часов после задержания.

Абу Ад-Дин с интересом разглядывал улыбающееся лицо офицера на фотографии и поймал себя на мысли, что думает о девушке Рите из Владивостока, которую он согласился содержать в «зиндане» для «товара», подлежащего продаже. Он вспомнил, что она тоже дочь офицера, на которого руководителями «чёрных котят» велась охота. У него по спине пробежал неприятный холодок. «Одно дело – профессора и академики, - пронеслось у него в голове, - они уже давно обесценились в России. Следствие неохотно ведётся по делам, связанным с их убийством. Многие оперативники «куплены», не говоря уже о младшем милицейском составе – всегда можно договориться, а дело замять, как это часто бывает с покалеченными и выброшенными на улицу – зачастую убитыми – проститутками. Но армейские офицеры – это совсем другая история. Они хоть и не имеют большой цены в русской государственной политике, но жизнь свою бесплатно не отдадут. В армии своя структура «особых отделов», где работают специалисты стратегической разведки высокого класса, договариваться с ними бесполезно…»

Он вспомнил середину семидесятых, когда в Ливане царили беспорядки и его родной брат принимал активное участие в убийстве многочисленной русской диаспоры, эмигрировавшей в Бейрут ещё в 1917 году и получившей название «белой эмиграции». Из русских тогда почти никого не осталось, уцелели совсем немногие, в основном те, которые в это время были в отъезде. Советское посольство было окружено со всех сторон, дипработники укрылись за его стенами, готовые к отражению атаки оголтелых националистов, выкрикивавших «Аллах акбар». Казалось, ещё совсем немного, и они погибнут, но случилось невероятное: без каких-либо видимых причин наступление сначала остановилось, а потом и вовсе наступавшие отошли назад.

Абу Ад-Дин хорошо запомнил тот день и до сих пор вспоминал о нём с содроганием. Его родной старший брат Рашид Ад-Дин являлся одним из лидеров националистов и в момент наступления на Советское посольство, как и трое его соратников по движению, получил посылку с короткой надписью на крышке деревянного ящика: «Срочно вскрыть». Её содержание ужаснуло всех жаждавших смерти русских и советских дипработников. В ней лежала отрубленная голова его жены и записка: «Если вы не остановите кровавую бойню и если хоть один волос упадёт с головы наших дипломатов, то ваших детей и родственников ожидает то же самое – они в наших руках». Содержимое трёх остальных посылок было таким же: в них находились отрезанные головы родственников трёх других лидеров националистического движения.

Как потом выяснилось, это армейский особый отдел русских, узнав о беспорядках в Бейруте, за считанные часы сработал эту операцию и, таким образом, предотвратил убийство русских дипломатов. Оперативность, с которой они провели всё это, была поистине фантастичной, а её жестокость не подлежит комментариям.

Сами националисты, сначала активно жаждавшие смерти русских, потом не менее активно стали их защищать и препроводили в аэропорт, чтобы они невредимыми вернулись на родину. Контингент же русских разведчиков, которые держали в заложниках родственников лидеров националистов, отыскать не удалось. Они словно растворились в воздухе, как будто их и вовсе не существовало.

Абу Ад-Дин, как и его старший брат и все прочие националисты, не могли простить такого проигрыша и поклялись мстить за своё поражение*. Как всегда, причина такой ненависти, повлёкшей за собой уничтожение русской эмиграции в Ливане, была примитивной. Львиную долю культурных ценностей в развитии экономики этой страны создали пришельцы из России. Местная элитная знать была ущемлена таким состоянием дел и разожгла в народе межрелигиозную неприязнь, повлёкшую за собой сначала разрушение православных храмов и уничтожение священников, а потом и всех русских в Ливане.

Абу Ад-Дину исполнилось тогда пятнадцать лет, его брат был в два раза старше. Сейчас он находился в Читтагонге, в восточном Пакистане – провинции Дакка, граничащей с запада с Индией, а с востока – с Бирмой. К северу через небольшой отрезок индийской территории лежал Непал, позволяющий беспрепятственно проникать в Китай. Рашид Ад-Дин занимался тем же самым, чем и младший брат – торговлей людьми, в основном проститутками, самым безопасным бизнесом, как считали они, который позволял с лихвой насладиться местью в отношении недругов.

Индия и Китай, где численность населения граничит с биокатастрофой, вполне удовлетворяли не только его мстительность (он считал два этих государства такими же враждебными, как и Россию, и ряд других западно-европейских стран), но и обеспечивали его материально. На этом он заработал целое состояние.

В северную страну после распада Советского Союза он не поехал мстить своим некогда лютым врагам то ли в силу сложившихся обстоятельств – он стал богатым и не хотел терять своих доходов там, где людские ресурсы были неограниченны – то ли в силу собственной трусости: в памяти, словно заноза,

----------------------------------------------------------------- * * * Эти события происходили в Ливане в 1975 году. -------------------------------------------------------------------------------------- сидели воспоминания бейрутской «ночи длинных ножей», в которой он больше потерял, чем выиграл, и до сих пор вспоминал об этом с содроганием. Как бы то ни было, но в Россию он послал своего самого младшего брата, которому на тот момент исполнилось тридцать два года. Перед этим он познакомил его с одним из своих компаньонов по бизнесу из Иордании, который, как выяснилось позже, занимался совсем другим делом – сбором беспризорных детей со всего мира. В России его организация носит название «Карапши», но Абу Ад-Дин знал, что она представляет собой одну из ветвей очень мощной и по своим масштабам чудовищной группировки сектантского толка, подлинного названия которой он не знал и иметь дело с которой у него не было никакого желания.

За девять лет, проведённых в России, он неплохо изучил её, прекрасно адаптировался, завёл знакомства в среде немногочисленных диаспор из переселенцев с Кавказа и Средней Азии, занимавшихся в основном преступной деятельностью; поставил под контроль несколько московских борделей, от которых имел неплохую прибыль. Но его связь с Салех-Шахом, руководителем российских «чёрных котят», постоянно угнетала его и не давала покоя. Он не один раз пожалел о том, что его старший брат познакомил его с этим иорданцем, но поделать уже ничего не мог.

Поднявшись наверх, в зал ресторана, Абу Ад-Дин прошёл в свой кабинет. Охрана неотступно следовала за ним. На ходу он спросил у них, куда подевался Васька Бублик.

-- Он продал нам весьма сомнительный материал, - внёс он ясность в свой вопрос.

-- Чёрт его знает, - последовал ответ телохранителя. – Ещё минут десять назад крутился здесь, но…у него полные карманы денег, наверное, отправился на поиски очередной дозы клея или ещё какой-нибудь дури, чтобы голову затуманить.

-- Разыщи-ка мне его немедленно! – жёстко отдал приказание Абу Ад-Дин.

Ему не хотелось ехать в бомбоубежище заброшенного городка допрашивать свою бывшую наложницу о том, как к ним попал малыш-карапшик. На этот вопрос ему мог ответить тот, кто предложил им такой товар.

Но поиски Васьки Бублика не увенчались успехом, и утром, когда проснулся мальчик, Абу Ад-Дину пришлось сделать попытку расспросить его, кто он, откуда и куда держит путь. Допроса не получилось. Малыш, уснувший в одном месте и проснувшийся в другом, напугался, увидев вокруг себя другую обстановку и совсем не тех людей, с которыми он ложился спать. Он так сильно плакал, что его плач превратился в истерику, и сиделке пришлось применить очень много усилий, чтобы его успокоить. Вопросы незнакомого мужчины ввергали ребёнка в ещё более подавленное состояние, он плотно сжимал губы и вновь был готов сорваться на плач. Абу Ад-Дину пришлось отложить попытки разговорить малыша, чтобы он окончательно не замкнулся в себе.

Васька Бублик как назло не появлялся, и в течение нескольких дней его поиски так и остались безуспешными. Мальчик же, успокоившись со временем, повторял только одну фразу, как заклинание, что на фотографии его отец, он его ищет и желает с ним вернуться домой к маме. В общем, ничего вразумительного, что касается его отношения к «чёрным котятам», для себя араб в его ответах не нашёл, но ставить в известность Салеха о том, что у него под опекой находится один из его карапшиков, Абу Ад-Дин не решился. Он подумал, что не стоит с этим торопиться, пока он не поговорит с Завирухой. В глубине души он лелеял надежду, что малыш всего лишь случайно потерявшийся ребёнок, на котором можно будет неплохо заработать.

В бомбоубежище военного городка Абу Ад-Дин приехал поздно ночью (так он и его люди поступали всегда, чтобы не привлекать к себе внимания случайных зевак) и приказал охране немедленно привести к нему из камеры гауптвахты некогда сбежавшую из его борделя молодую пленницу. Маринка немного оправилась за несколько дней, что провела в камере с такими же, как и она, несчастными пленниками, и только из-за отвратительной пищи и отсутствия солнечного света выглядела осунувшейся и бледной. Кровоподтёков и опухолей на лице уже не было, глаза выражали равнодушие и усталость. Она вопросительно смотрела на Абу Ад-Дина, на губах которого играла усмешка. Он величественным жестом достал из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет, открыл её и протянул ей, но она отказалась.

-- Как ты думаешь, для чего я тебя позвал? – не зная, с чего начать, заговорил он.

Маринка молча пожала плечами.

-- Мне интересно знать, кто этот малыш, который появился у вас в подвале, - закуривая, пояснил он. – Ребятки, с которыми ты жила там, рассказывали мне, что его привели к вам Васька Бублик и Стёпка.

-- Так ты у них и спрашивай, - едва слышно ответила Маринка.

-- Спрошу, но сначала хочу послушать от тебя рассказ о том, как, откуда и при каких обстоятельствах эти два парня привели в подвал карапш…малыша, - чуть было не проговорился Абу Ад-Дин.

«Неспроста он затеял этот разговор, - подумала девчонка, - никак что-то серьёзное случилось…» Она интуитивно почувствовала, что Ян оказался не простым малышом.

-- Я ничего не знаю, - тихо сказала Маринка, - я готовилась лечь спать, когда они привели ко мне Яна и сказали только, что подобрали его на улице.

-- Ага, - в голосе араба послышались угрожающие нотки, - ты говоришь, что ложилась спать, а как же так случилось, что после этого ты ещё пошла клиентов обслуживать, а?

-- Ну, так получилось, - испуганно заморгала Маринка и приготовилась к тому, что араб её снова будет бить, - правда… Я больше ничего не знаю, ты лучше у них спроси… Они ведь его привели, а не я, - словно загнанный до смерти зверь, отчаянно пыталась она защититься.

Абу Ад-Дин понял, что она действительно ничего не знает.

-- Приведи сюда Степана, - приказал он охраннику. – Я хочу его послушать.

-- Он воду для туалета набирает, подожди немного, Абу.

Но Абу Ад-Дин ждать не стал. Он толкнул Маринку, чтобы она шла впереди него, и направился через всё бомбоубежище к туалетам. Ему очень хотелось посмотреть, как подросток поведёт себя при допросе в её присутствии. Охрана по его приказу не давала Степану покоя из-за того, что он ножом ранил одного из его телохранителей. Как только подросток пришёл в себя от побоев и стал двигаться, его тут же начали выгонять на чёрную и очень отвратительную работу – мыть, драить туалеты. Сейчас он и Андрей Шустрый набирали из проведённого в бомбоубежище водостока очень мутную, грязную и вонючую воду в железные бочки. По-видимому, водосток был продолжением кюветно-дорожного канала или, точнее, его отвода, проложенного под землёй таким образом, чтобы дождевые потоки смывали нечистоты в подземной коммуникации, экономя запасы пресной питьевой воды. Но так как все трубопроводы в бомбоубежище были перекрыты и пресную воду охрана привозила с собой, то грязной водой из водостока мылся не только туалет, но и все помещения огромного подземелья.

Для подростков, страдающих от голода, истощения и побоев, такая работа была каторжной и невыносимой, к тому же нестерпимая вонь у них постоянно провоцировала спазмы рвоты, которые заканчивались неистово-лихорадочными судорогами. Многих охранников их нервные «кульбиты» забавляли, и они откровенно над ними смеялись.

Абу Ад-Дин прошёл через все помещения бомбоубежища и с нескрываемой брезгливостью закрывал носовым платком нос и рот, чтобы не «наесться» чудовищного смрада, царившего во всём подземелье после уборки. Завидев охранников, наблюдавших за работой подростков, он распорядился, чтобы они немедленно открыли вентиляционные люки и проветрили помещение.

-- Они всегда открыты, - ответил охранник, пряча нос за полой воротника, который он натягивал себе на лицо.

-- Ну, тогда двери открой, а то прямо, как в склепе, дышать нечем, - раздражённо бросил ему араб.

В глазах охранника сверкнул огонёк, слова «как в склепе» ему пришлись по душе, потому что не далее, как вчера, под его начальством группа подростков хоронила казнённых ребят здесь же, в туалете, под лестницей, ведущей наверх, на улицу.

-- Неудивительно, что здесь так пахнет, Абу, - оскалился он. – Ты стоишь возле могилы этих… - он жестом описал в воздухе петлю, давая понять, о чём идёт речь.

-- А почему здесь? Что, другого места не нашлось, что ли?

Охранник равнодушно пожал плечами и пошёл открывать дверь.

-- Вывозить из бомбоубежища побоялись, - на ходу ответил он, - а из всех помещений здесь наиболее удобно. Во-первых, на полу плитка, под ней надёжно, и никто не догадается; во-вторых, здесь такая вонь, что глаза режет, и трупный запах по сравнению с ней - это просто аромат фиалки.

Абу Ад-Дин отмахнулся от него рукой и перевёл взгляд на двух работавших подростков.

-- Ну-ка, бросьте парашу на время, - скомандовал он им. – Стёпка, подойди ко мне.

Стёпка с удовольствием бросил поставленную набекрень к водостоку бочку и подошёл к арабу. В двух шагах от него он остановился, боясь получить зуботычину, и впился взглядом в глаза Маринки, в которых отразился испуг.

-- Ближе подойди, я тебя не ударю, - снисходительно промычал Абу Ад-Дин. – И смотри мне в глаза, а не на неё…

Стёпка повиновался: он сделал ещё шаг и опустил голову.

-- Вот так…только теперь на меня смотри! – приказал араб. – Ответь мне на такой вот вопрос: откуда в вашем подвале тот малыш появился, которого Яном зовут?

Подросток машинально покосился на девочку, чтобы увидеть её глаза. В них по-прежнему царил испуг.

-- Не знаю, - пожал он плечами, - с улицы.

-- Говори яснее.

-- С улицы, - опять дёрнул плечами парнишка.

-- Ты встретил его на улице – это я знаю, - едва сдерживаясь, процедил сквозь зубы Абу Ад-Дин, видя, что подросток не хочет ему честно ответить. – А кто он, откуда и куда шёл?.. Отвечай, ты знаешь, - блеснул в его глазах свирепый огонёк.

-- Не знаю, - словно попугай, ответил Стёпка. Ему тоже, как и Маринке, показалось очень странным, что араб задаёт такие вопросы, и в голове промелькнула мысль, что Яну удалось каким-то образом сбежать от этого толстобрюхого азиата. Он даже не смог сдержать улыбки. – Точно, не знаю…да тебе и Бублик подтвердит, что я не знаю. А ты, кстати, почему у него не спросишь? Мы с ним вместе были, когда Яна на улице встретили.

Абу Ад-Дин хотел было уже треснуть подростка кулаком по голове, но остановился. Воцарилась пауза. Как дальше продолжить разговор, чтобы вывести его на откровение, он не знал. Молчание затягивалось, и чем дальше оно тянулось, тем растерянней становился араб. Стёпка тем временем наслаждался свежим воздухом, ворвавшимся в распахнутые двери пожарного лаза и наполнившим смрадное помещение солдатского туалета. Он покосился туда, откуда повеяло уличной прохладой, и увидел, что вверх по ступенькам лестницы к выходу осторожно пробирается Андрей Шустрый. Охранник стоял к нему спиной в проёме двери и сопел, втягивая носом свежий ночной воздух. Из-за разразившегося дождя осторожные шаги поднимающегося по лестнице подростка он не слышал. Абу Ад-Дин тоже стоял в четверть оборота спиной к пожарному выходу и поэтому не мог видеть и слышать, что происходит на лестнице. У него была другая забота, захватившая все его мысли. И только Маринка со Стёпкой не выпускали из поля зрения крадущегося вверх по лестнице их товарища, стараясь всё-таки не подавать виду, что смотрят в его сторону, чтобы не соблазнить араба обернуться и тоже посмотреть на него. Они старательно пялились на Абу Ад-Дина в ожидании, что наконец скажет им этот толстобрюхий «пожиратель» детей; а он, в свою очередь, усердно подыскивал слова, чтобы возобновить разговор со Степаном. Однако заговорить он так и не успел: со стороны лестницы раздался шум, и они увидели, как подросток, отчаянно набросившись сзади на охранника, попытался скинуть его с лестницы. На ней не было перил, и внезапность Андрея Шустрого оправдала себя: охранник с пронзительным криком полетел вниз под лестницу, разбив при этом керосиновую лампу. Её содержимое разлилось по ступеням и ярко вспыхнуло. Огонь перекинулся на охранника, тот закричал ещё сильнее, и Степан, увидев вконец растерявшегося араба, ринулся на него, сбил с ног и что было сил закричал Маринке, чтобы она бежала.

На этот раз девчонка не осталась стоять на месте, как это было в подвале, а, перемахнув через сцепившихся на полу Стёпку и Абу Ад-Дина, в несколько шагов преодолела лестницу и исчезла в дверном проёме вслед за Андреем Шустрым.

Стёпка, чтобы вырваться из сильных объятий араба, со всей силы укусил его за бровь. Издав истошный вопль, Абу Ад-Дин отпустил подростка, и тот, почувствовав свободу, вскочил на ноги и бросился бежать вверх по лестнице. До спасительного выхода оставалась всего пара шагов, когда позади него грохнул выстрел. Стёпка описал в воздухе зигзагообразный пируэт и с предсмертным криком рухнул на катавшегося по полу под лестницей охранника.

Прижимая ладонь левой руки к разорванной и окровавленной брови, Абу Ад-Дин правой сжимал пистолет.

Г Л А В А 4.

Свинцов ехал к себе в отдел и мысленно перебирал варианты поиска потерявшегося малыша. Их было три: первый – поднять материалы тех уголовных дел, по которым проходили преступники, осуждённые за изнасилование несовершеннолетних: возможно, что кто-то из них уже освободился и вновь принялся за «старое»; второй – отдать распоряжение работникам компьютерного отдела, чтобы они выявили все сайты, на которых располагается взрослая и детская порнография и предложения о сексуальных услугах: «Возможны далеко идущие ветви, и без помощи Интерпола нам не справиться», - с тяжёлым надрывом в сердце подумал Свинцов. Третий и самый простой – просмотреть газеты бесплатных объявлений, изданных за последнее время, и выписать оттуда все телефоны и адреса с предложением интимных встреч, включая объявления массажных салонов, с последующей их проверкой. Он представил, какой колоссальный труд предстоит совершить ему и всем оперативным службам, задействованным в этой работе, что неожиданно для себя произнёс вслух:

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒