Глава 28. Эпилог. 10 страница

Завершающим же ударом была «грязнокровка» из громовещателя. Тот взлетел ей навстречу, когда она приблизилась к груде утренней почты. Неизвестная дама, реинкарнация Вальбурги Блэк, истерично поведала ей, что малолетний отпрыск чистокровного рода в шутку, а вовсе не сознательно, распустил всех домовиков. Что этого никогда не случилось бы, не нажужжи ему о такой возможности беспутные приятели. Что она не собирается нанимать эльфов обратно, как бы они не молили, не бились в истерике и не трясли ушами, а из принципа купит у своих знакомых новых домовиков, не знавших никакой воли. Зато изменников разгонит, пусть идут куда пожелают, даже если не виновны в своей свободе, а ее впихнули с носком насильно. Что своего наследника она теперь оградит от тлетворного влияния уличных грязнокровок и посадит под домашний арест до самого Дурмстранга. А основоположница дурацкой затеи об освобождении домовых эльфов пусть горит в Адском пламени или в маггловском аду, как ей так больше нравится, и будет проклята родовым проклятьем, если прикоснется к данному громовещателю.

Гермиона никогда бы не прикоснулась к нему. Она всегда проверяла корреспонденцию на проклятия скопом, для того и установила чары, заставляющие сов нести свою ношу именно на этот стол, а не туда, где находился адресат. Некоторые из почтальонов здесь даже ночевали, не в силах отвязать с лап послания.

Хоть подобных писем приходило немало, плохое настроение происшествие никак не улучшило: сразу представились понурые эльфы, проклинающие судьбу — их-то никто не информировал, где искать помощи — и бредущие в отчаянии куда глаза глядят.

Тяжело вздохнув, девушка уничтожила клочки примитивного волшебного артефакта. Разобрав груду конвертов и рулончиков, она выбрала четыре из них: от Чарли, от Невилла, от Гарри и от Рона.

Рон не писал уже давно, хотя о чем писать, если они раз в два дня разговаривали по камину, а вчера она сама была в Норе? Рон казался грустным и необычно молчаливым, но общая беспокойная атмосфера, всегда царившая в доме Уизли, когда в него стекались все желающие пообщаться родственники, препятствовала разговору по душам.

Письмо от него лежало на самом краю у камина. В этот раз для разнообразия Рон написал на простой бумаге и воспользовался конвертом. Прочесть его девушка решила в последнюю очередь, вовсе не потому, что оно было неинтересно ей, напротив, она хотела вдоволь насладиться личными эмоциями, не глядя с беспокойством на нераспакованную почту…

Гермиона грустно покачала головой: когда-нибудь Рон не выдержит, и вместо слов о любви и совместной жизни последуют откровения о том, что он нашел другую или вернулся к Браун…

Она решительно придвинула ближе к столу тяжелое кресло, намереваясь плодотворно поработать, но вдруг поскользнулась на том самом месте, где только что осыпались и были удалены обрывки громовещателя. То ли очищающее заклинание сделало пол таким скользким, то ли поспособствовало остаточное явление от теперь неопределимого проклятья, но ее нога пнула газетный столик, тот поехал в сторону камина, со всего маха стукнулся о каминную решетку, и груда писем опасно поползла к огню. Гермиона, охнув, ринулась на помощь. Но самое крайнее письмо всё же спасти не удалось. Послание от Рона слетело в самое пекло. Выжил лишь край конверта: вступление и концовка. Сложенные вместе, они оказались на противоположной стороне от пожирающего пламени.

Начало: «Дорогая Гермиона! Бывший бравый аврор тушуется при личной встрече, на него нападают проклятья Немоты и Отупения. А потому о важном может лишь написать: бумага, как говорится, всё стерпит».

И самый конец: «Надеюсь, ты простишь меня за то, что я такой. Бороться с собой труднее, чем с мантикорой и зомби вместе взятыми, но я точно знаю, что ты всё понимаешь. Целую, обнимаю. Всегда твой Рон».

Что бы там ни было, теперь этого было не узнать. Второй раз за утро Гермиона разразилась горькими слезами, прижимая к чистому халату обугленный обрывок.

Она очень устала, слишком много взяла на себя задач… Когда в запертом комоде наконец нашлись носовые платки, перемешавшиеся в невероятный узел от тщетных попыток прилететь на ее истеричные Акцио, одно решение было принято окончательно. Она сама поговорит с Роном. Выяснит, за что его надо прощать, почему он такой мямля и сколько можно доверять свои секреты бумаге. Пусть придется попрать матримониальные законы этого общества, ничего, ей не впервой что-то попирать, но оставлять свою судьбу на волю случая Гермиона не намерена.

* * *

— Рональд Билиус Уизли! — в лучшей своей мантии она явилась из камина прямо в мастерскую Джорджа. У нее было право посещений без предварительного согласования, и она им воспользовалась. Основного владельца магазина, на ее счастье, не было, и слава Мерлину, не хватало только его скользких шуток о возможной причине столь неожиданного визита. К тому же, часть их могла совпасть с правдой, и это лишило бы момент церемонности.

— Что? — напугался Рон, который только-только встал и только-только явился в мастерскую посмотреть, что тут звякало всю ночь. Он был еще в трусах и без палочки. Засовывать палочку в трусы, как это делал Джордж, он до сих пор не решался — строгим аврорским уставом палочке отводилось место только в специальном чехле на поясе или у рукава. — Вернее… привет.

— Я хочу с тобой поговорить, — заявила Гермиона и шепотом добавила: — Наедине.

Рон нервно оглянулся, что-то жужжало в коробках, но больше ничего и никого подозрительного вроде не было. Джордж еще дрых без задних ног.

— Ты о чем писал в последнем письме? — напустилась девушка на сонного претендента в женихи.

— Ну, как о чем… — засмущался Рон и попытался прикрыться, — как всегда.

— А о чем ты всегда пишешь? — не отставала Гермиона.

— Ну, как… О жизни, — продолжал краснеть парень.

— То есть ты не писал, что нашел другую и собираешь жениться на ней?

— Нет, — Рон округлил глаза. — Это какая-то подстава, Герм, покажи мне письмо!

Гермиона облегченно рассмеялась, пытаясь не рассматривать друга слишком пристально, хотя дыхание у нее отчего-то перехватило, значит, она уже увидела больше чем достаточно.

— Да в том-то и дело, что произошел нелепый случай, и оно сгорело, я даже не успела прочитать.

— И ты расстроилась? — обрадовался Рон. — Я думал, ты их вообще не читаешь. Не спорю, была мысль написать всякую фигню, чтобы проверить, не сжигаешь ли ты их пачками.

— Нет, не сжигаю, — смутилась девушка.

— Кхм, — помялся Рон на пороге. — Ты знаешь, я пожалуй, пойду оденусь, а то как-то…

— Подожди! — Гермиона испугалась, что он вернется с братом, и тогда придется час потратить только на то, чтобы тот оставил их наедине. — Успеешь одеться, подумаешь! Я вот что…

Она набрала в легкие больше воздуха, как всегда, когда планировала произнести совершенно спонтанную речь — давление воздуха мешало прерваться на полуслове и дать волю сомнениям. — Так дела не делаются, Рон! Ты пугаешься собственной тени, как тебе не стыдно?! Или боишься меня? Я кусаюсь, плююсь ядом или проявила себя еще как-то невежливо?

— Э-э… — отреагировал на ее напор Рон. Он и выспавшийся-то, бывало, терялся перед своей возлюбленной, а сейчас и вовсе не понимал, что к чему.

— Кто тебя учил манерам? Предложение руки и сердца не преподносится письменно, оно делается лично и желательно с цветами, но поскольку я не люблю срезанные цветы, то можно и без них, хотя какой-нибудь в горшке меня бы вполне устроил, вот только я так редко нахожусь дома, что они погибают, несчастные. Но я про другое. Если кое-кто боится открыть рот, чтобы озвучить свои пожелания, то за него… нет, всё же за себя… это сделаю я. Рон Билиус Уизли! Я прошу тебя стать моим мужем!

Ее звонкий голос оборвался, и наступила тишина, в которой что-то раздражающе звякало и вполне могло с минуты на минуту взорваться — чего только не бывает в лаборатории, особенно такой. Рон смотрел на нее во все глаза, даже опустив руки, которыми пытался прикрыть трусы спереди.

— Звякает, — поморщилась Гермиона. Хотя стук собственного сердца значительно перекрывал для нее любые другие звуки, она предпочла нарушить идиотскую тишину. — Что это?

— Не знаю, — сказал Рон и тут же добавил: — Я согласен.

— Согласен? — облегченно повторила Гермиона. — Вот здорово. Когда помолвка, свадьба, назначай.

— Я? — в который раз изумился новоявленный жених.

— Если ты принимаешь предложение, то ты и назначаешь дату.

— Это положено невесте, — засомневался парень.

— Но мужик тут я, — не преминула подколоть Гермиона.

— Ты?!

Не успела она опомниться, как Рон перепрыгнув через коробки, подскочил к ней и обнял, да так крепко, что она не только увидела, но и почувствовала его мужскую силу, как рук, так и кое-чего ниже. В легкой панике от своей наглости и чувственности момента, она спрятала лицо у него на груди, вдыхая запах еще сонного, разнеженного тела.

— Вот боггарт же… — хриплым голосом озадаченно сказал Рон, — как я теперь отойду от тебя? Так и буду стоять, пока кто-нибудь не накинет на меня мантию.

— И не отходи, — прошептала Гермиона, осторожно пошевелившись, чтобы ощутить увеличивающуюся твердость того, что уткнулось ей в живот.

Рон прерывисто выдохнул и наклонился, ища губами ее губы. Гермиона закрыла глаза. Мерлин! Этого не стоило откладывать так долго! Она приоткрыла рот, повинуясь осторожному напору чужих губ. Вот только «зверь», что прятался у жениха в нижнем белье, вовсе не собирался быть деликатным — он рос в размерах так упорно, что, казалось, и ее мантия ему не помеха. Девушке даже захотелось опустить руку и сжать его. Она никогда ещё… Просто сжать в качестве эксперимента.

— А я со свечкой пришел, — внезапно раздался в комнате другой мужской голос. На пороге стоял Джордж, хотя бы не в трусах, но не намного лучше — в пижамных штанах, и держал перед собой палочку с зажженным на конце Люмосом. — Рончик, ты совсем распустился. Что бы сейчас сказала мама? Она бы сказала, что прежде надо почистить зубы и позавтракать.

— Доброе утро, Джордж, — снова «спряталась» Гермиона.

— Джорджи, ну-ка уйди… — угрожающе засопел Рон.

— Уже ушел! — запел его братец, удаляясь. — У меня родилась счастливая идея создать таким нетерпеливым, как ты, трусы целомудрия.

— Он прав, — пробормотал Рон. — Мне ужасно стыдно.

— Стыдно должно быть мне, что не предупредила, а заявилась так рано. Я была не в себе.

— Это здорово! — Рон подул ей на волосы. — А теперь отвернись, я выйду.

Гермиона хмыкнула, но отвернулась к камину. Рон вышел, из соседней комнаты зазвучали два басистых голоса: один язвительно подзуживая, второй строго осаживая. Гермиона поправила мантию и поймала себя на том, что улыбается.

Теперь всё будет хорошо, потому что всё расставлено по местам.

И вздрогнула. В коробке у стены перестало жужжать, раздался щелчок, треск чего-то о крышку изнутри и писклявый голос из заточения:

— Ку-ку. Восемь часов утра: время жить!

Однако подобным утверждением неизвестный мудрец не ограничился. Через промежуток длиной в минуту затворник продолжил:

— Ку-ку! Девять часов утра: время разбрасывать камни. Десять утра: время собирать камни. Одиннадцать: остановись, мгновенье, ты прекрасно! Двенадцать: время — мудрейший советчик. Час дня: расточительство времени — худшее из всех зол. Два часа дня: время — самый честный критик…

— А эти слова чьи? — задумалась вслух Гермиона.

Писклявый декламатор на миг заткнулся и, что самое поразительное, ответил, хотя не слишком охотно:

— Французского мага Эмиля Эрзога, больше известного миру, как Андре Моруа… — зато продолжил с еще большим вдохновением: — Ку-ку! Три часа дня. Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними…

Когда братья вернулись, как ожидалось, вдвоем, оба одетые и умытые, улыбающаяся Гермиона сидела перед вскрытым ящиком и гладила по голове маленькую кукушку, повисшую на пружинке на старинных часах. Та жмурилась и молчала.

— Вы должны их продать мне, — обернулась девушка. — Только почините, конечно, а то птичка даже охрипла.

— Оторву от сердца, но подарю вам на свадьбу, — пообещал Джордж. — А где та хрень, что мешала нам спать всю ночь?

— Это она и есть, она хотела выйти, но что-то случилось с механизмом дверцы.

— Да ты что? — восхитился Джордж. — Мне страшно нужен хороший механик. Так, Рон, всё отменяется. Это я женюсь на мисс Грейнджер.

Рон толкнул брата, тот толкнул Рона, и оба повалились на своё барахло, чуть не сломав часы окончательно. Гермиона, смеясь, растаскивала братьев и спасала попавший им под руки товар.

А потом… Потом Рон засунул руку в карман и достал коробочку с двумя кольцами, свитыми из полосок золота и платины. Он давно готовился к помолвке.

— Ку-ку, — недовольно сказала забытая всеми кукушка. — Два часа ночи: настоящее время чревато будущим.

Глава опубликована: 06.02.2016

Глава 20.

МИНИСТР МАГИИ ИРЛАНДИИ

Аенгус Прокесс Иувеналий О’Муррей, министр магии Ирландии, тяжелым взглядом наблюдал за присутствующими. В ожидании совещания, которое заранее пугало его чрезмерной эмоциональной насыщенностью, он размышлял не о стоящем на повестке заседания вопросе, а о мерах предосторожности, которые ему следовало бы применить, чтобы оградить себя от лишнего воздействия. Когда-то в юности ему предлагали поехать в Индию, обучиться у йогов, но он делал карьеру и никак не мог выделить время даже с хроноворотом, не было и мысли поберечь себя…

Он грустно скривил губы: ему б какое-нибудь хорошее ментальное средство, зелье, к примеру, чтоб выпить и всё.

Просителями были двое молодых людей, англичане, приехавшие в страну вроде как отдыхать и заявившиеся вдруг с возмутительным предложением. Или они купили здесь какую-то недвижимость, живут в ней и останутся жить? Министр вздохнул, порылся в бумагах, так ничего и не найдя, отложил их в сторону. Интереснее было наблюдать за реакцией чужаков на реконструированное здание их Министерства. Старое здание, как и водится, находилось под землей, но Аенгус выбрал кабинет в новой, надземной его части. Здесь стены, перекрытия, лифты, столы, стулья — да буквально всё было выполнено из небьющегося стекла. То есть, можно было посмотреть налево и увидеть один-два ближайших кабинета по этажу, так же — направо, вперед или назад. Разве что полы и потолки были зачарованы серебристым цветом. Они тоже предполагались хрустально-прозрачными, но эта задумка расходилась со спецификой самой организации. Слишком много сюда шло дам из чистокровных родов, которые в отрыве от верховой езды и подумать не могли о брюках, а ведь, как говорится, без брюк дамам нехорошо лазить по верхотуре... Да и без того идея была великолепна, хотя частенько не способствовала рабочему настрою. Когда светило солнце, здание министерства сияло стеклянными гранями, как бриллиант чистой воды, но когда случалась сильная гроза с грозами, то даже сильные маги из крайних комнат сплачивались вокруг находящегося в центре кабинета министра, словно у всех разом появлялись дела в этом более или менее защищенном месте. Стены способны были выдержать и прицельное попадание метеорита, но электрические разряды в метре от носа и черные тучи, прилипшие к кабинету, почему-то нарушали душевное равновесие многих.

И теперь их гость, молодой парень с залихватской прической и круглыми очками, удивленными глазами рассматривал галереи кабинетов, разбегающихся во все стороны, и работающих в них людей. Девушка же отнеслась к увиденному более спокойно: то ли бывала уже здесь, то ли читала.

И точно.

— При тайных переговорах стены комнаты можно затемнить, чары Неслышимости на них сейчас уж точно стоят... — шепотом рассказывала она своему спутнику, пока все присутствующие рассаживались по местам. — Затеняется иногда разными цветами. Представь, одна сторона кабинета желтая, другая синяя, третья зеленая, и все они пропускают солнечный свет. Это ужасно красиво со стороны, да и изнутри, я думаю. Но позволено затемнять лишь при совсем уж секретных совещаниях…

— Интересуетесь? — улыбнулся министр, пожимая гостям руки.

— Необычно, — юный англичанин непрерывно озирался.

— Я забыла предупредить Гарри, — пожала плечами его спутница.

У обоих были какие-то проблемы с волосами — они стояли дыбом, быть может, так модно сейчас в Англии?

Кроме гостей в кабинете присутствовали трое знакомых ему магов, находящихся в его подчинении: советник по Всеобщему Образованию волшебной Ирландии магистр Маквайр, советник по делам волшебных существ Маркас Макклоски и заместитель министра по международным вопросам Брэди Маккейн. Старик-магистр был не в лучшей форме после недавно перенесенного сердечного приступа, Брэди сиял одной из своих дипломатических улыбок, но явно был с сильного похмелья, притупленного зельем, а Макклоски как всегда нервничал и заставлял нервничать окружающих, крутя в пальцах чашку с кофе.

Аенгус О’Муррей был эмпатом. В свое время редкая способность помогла ему занять место министра, а последние десять лет удержаться на нем.

Но с течением времени мужчине начало казаться, что его улыбка бывает еще более лживой, чем у Маккейна, и что кроме как ориентироваться в эмоциях окружающих, то есть выживать самому, он больше ничего не может, в особенности, сделать что-то значимое для своей страны.

Это было одной из причин, по которым двум сегодняшним посетителям не было вежливо отказано еще на стадии подачи письменного прошения о встрече.

— Значит, школа магии для гоблинов? — переспросил он.

Мерлин всемогущий, почему опять Британия? Почему они сами не могли заняться этими чертовыми гоблинами и либо осуществить идею, либо найти веские основания отказаться от вопроса. Почему англичане считают, что они атланты, на которых держится весь мир?

Героя войны с Волдемортом он себе представлял не так. Нет, он видел его колдографии в газетах, читал, но сам статус героя, мощной исторической фигуры, предполагал нечто особенное в таком юном человеке, таинственное, эпическое, как фигура Одиссея в греческой мифологии. На деле тот оказался обычным двадцатилетним мальчишкой, невысоким, щуплым, порывистым. Единственным поразительным, что у него было, — это насыщенный цвет глаз, таким художники иногда рисуют трилистник, символ Ирландии. Зато, когда герой снял очки, чтобы помассировать переносицу, стало заметно, что под столь замечательными глазами залегли глубокие тени, как бывает при хроническом недосыпании, что, впрочем, придавало образу нужную загадочность и трагичность. «А он интересная личность», — признался себе Аенгус. В парне не было скрытой угрозы, напротив, его аура источала совершеннейшую чистоту, вдруг напомнившую зачерствевшему в своей должности чиновнику капли росы на том же листке клевера, но что-то глубоко сокрытое в его госте было. Наверное, ни Легилименцией не пробить, ни Веритасерумом не выпытать. Аенгус улыбнулся. «Веритасерум» — это было признанное его прозвище, министра-эмпата: мало кто мог обмануть человека с таким даром.

От подруги героя, тоже мировой знаменитости, исходили такие волны активности и волнения, что даже сидя через огромный стол, министру хотелось закрыться от нее ментальным щитом. Смотря на таких людей, Аенгус всегда старался вызвать в памяти образ своей секретарши Шены — вот кто покорял своим умиротворением, растворял все бурлящие эмоции в море всепоглощающего спокойствия и чашечке кофе. Он иногда думал, что такая аура окружает ее от глубокого равнодушия ко всем и вся, но менять секретаршу не хотел — анализ удовольствия от присутствия этой женщины пусть и нес в себе неудобоваримые составляющие, не портил чувства наслаждения ее обществом…

На мыслях об ауре Шены начались дебаты.

— Что о таком интереснейшем нововведении думают сами гоблины? — магистр задал вопрос на ирландском. Из вредности, понятно. Хотите быть учителями в нашей стране — знайте язык.

Герой магмира выставил на стол фиал с воспоминаниями своего учителя, зачинщика всей этой истории, тоже обладателя ордена Мерлина, англичанина Северуса Снейпа, и длинный пергаментный свиток со списками согласившихся членов общины за резолюцией трех старейшин. Так что гоблинская община на юго-западе, отмеченная на карте, как «резервация на реке Бербе в графстве Килдер», была вся «за», словно массово подчиненная Империусом. «Империо», — написал министр в блокноте. Но станут ли герои портить себе репутацию Непростительными с целью лишь заняться образованием всеми забытого народца, да еще и в чужой стране? Министр зачеркнул написанное и приписал рядом: «Проверить воду в реке и родниках на содержание подчиняющих веществ». Он прикинул, сколько нужно таких веществ и сил на наполнение бурно текущих рек и глубочайших родников, после чего также вычеркнул написанное.

— Почему именно Ирландия? — спросил Маккейн.

— В Британии уже есть знаменитая школа. Здесь же подобная идея пришла после того, как мы впервые тесно пообщались с одним из представителей расы — Униолем, тот захотел стать учеником мага. Молодой гоблин очень перспективен, и мы точно знаем, что есть много смышленых гоблинов, которые достойны лучшего приложения своим способностям, чем прятаться в скалах и пугать людей. Если вы откажетесь, мы предпримем попытку создания такого учреждения в своей стране, там у нас больше шансов. Но, в конце концов, историческая родина гоблинов здесь… — с некоторыми запинками ответила ему на ирландском мисс Грейнджер.

Мистер Поттер молчал. Без сомнения, он понимал, о чем идет речь, поскольку в его ухо был всунут проводок магического переводчика. Прибор был скрыт Дезиллюминационными чарами, но когда солнце прокрадывалось своим лучом к вихрам на голове героя, провод отсвечивал по всей своей длине. Интересно, даже местного языка не знают, а туда же — школа… Кто кого будет учить?

— Какая польза от школы волшебным существам данного вида? — откинулся на спинку стула магистр.

Девушка ответила про более успешную разработку залежей полезных руд, драгоценных металлов и камней, про торговлю и прочее активное сотрудничество волшебных существ с магами, про развитие инфраструктуры общин.

— Какая польза нашей стране и, уж если судить глобально, всему магическому миру от их образования? Мне бы хотелось выслушать молодого человека, ведь именно он претендует на роль Основателя, — голос старика был усталым, но тон заинтересованным.

Поттер пошевелился, посмотрел на магистра и улыбнулся, нисколько не смутившись под его пронзительным взглядом.

— Извините, что молчу, — зазвучала английская речь в исполнении приятного баритона. — Я всё ждал, когда по правилам гостеприимства мы все перейдем на английский, тем более что он международный. Но если здесь своего рода экзамен, то повинюсь: я пока плохо владею вашим замечательным языком. Но вот моя подруга, Гермиона, вообще полиглот, изучила разговорный ирландский за месяц. Прикинув свои шансы, беру обязательство выучить его за полгода. При живом общении с Униолем это представляется мне вполне выполнимым. Ваш вопрос был «какая польза стране в целом от образования гоблинов»? Интересный вопрос. А как же поиск светлых умов, без которых немыслимо развитие любого общества, и волшебного в том числе? То есть польза такая же, как и от образования юных магов. Много пользы они принесли волшебному миру и вашей стране, в частности? Много. А некоторые, я не ошибусь, если предположу, что вовсе не приносят дивидендов от вложенных в них знаний, сидя по домам и выращивая барашков. Кроме того… вы знаете сами, сколько денег находится в руках гоблинов. По некоторым, весьма приуменьшенным данным, общак одной британской общины составляет около десяти миллионов фунтов золотом, это данные без учета стоимости драгоценных камней, которых просто без счета, и личных накоплений каждого. Если научить гоблинов не только слушаться инстинктов оберегания своих богатств, но и выгодно вкладывать деньги в волшебные акции, то прибыль государства очевидна.

«Десять миллионов фунтов… только одна община, — рассеянно думал министр, рисуя в блокноте маленькие алмазики правильной формы, — купят нас всех с потрохами и перепродадут».

— Драгоценные камни у них не обработаны, — продолжал мистер Поттер, — если притупить природные инстинкты гоблинов разумными доводами и поспособствовать изъятию камня из тайников, сколько украшений можно сделать? Сколько артефактов у них хранится, выменянных, украденных или честно заработанных, но невостребованных? А сколько появится первоклассных кузнецов и чеканщиков?

— У магглов уже эра электронных технологий, а вы: «чеканка», — магистр тоже перешел на английский.

— Думаю, придется начинать вообще с азов…

— Ладно-ладно, мистер Поттер…

— А что с агрессивностью как характерной особенностью этого народа? — перебил старика советник по международным делам.

— Можно я отвечу? — Как школьница подняла руку молодая мисс. — Это предрассудки! Просто ведущей особенностью данного вида волшебных существ является перенимание привычек существ, стоящих на более высоком уровне развития, людей…

Когда девица начала говорить, набрав в легкие воздуха на двухчасовую речь, Аенгус как-то машинально отключился от происходящего, принявшись рассматривать Гарри Поттера — неподвластную ему загадку. Как такой юнец мог победить самого темного из волшебников современности? Должно быть, его атакуют поклонники и пресса, недаром он скрывается со своим учителем в чужой стране, в горах, и общается с гоблинами. Что, если идея создания школы вовсе не заявка на мировой авторитет, а попытка найти себе в жизни иную роль, чем вечный «убийца Волдеморта»: знаменитость ушедшего времени, сказочный супергерой для домохозяек и детей. Действительно, эти люди имеют все возможности создать что-то подобное для гоблинов в Англии, но тогда слава школы достанется снова Стране Меловых берегов. Они же пришли сюда…

Поттер вдруг настороженно уставился за стенку, зеленые глаза снова распахнулись за стеклами круглых очков. Министр кинул ленивый взгляд в ту же сторону. Напрямую из лифта в приемную завалился Сагерт О’Фланаган, начальник аврорской дружины, почему-то в своем анимагическом виде. При виде большой анаконды Шена, судя по на миг раскрывшемуся алому рту, дежурно взвизгнула, но тут же улыбнулась. Аенгус давно подозревал, что Сагерт клеется к его секретарше или что-то этому скользкому типу надо разведать у него самого, в таком случае секретарша тоже неплохая подмога.

«Анаконда… Северус Снейп… Кажется именно его чуть не свела в могилу та зачарованная змея Того-кого… Волдеморта. Черт, забываю новейшую историю», — он попытался собраться с мыслями и выкинуть из них прежде всего главного аврора, который в его воображении уже загадочно трансформировался в красноглазого урода с лысой головой. В тот же момент удачно перестала звучать мисс Грейнджер.

— Уважаемый мистер Поттер, — отвлек он внимание героя от серпентария за стенкой, — если мы поставим условие, что одним из Основателей будет наш маг, ирландец, то ваше предложение устроить школу для гоблинов на территории нашей страны останется в силе?

— Господин министр… — попытался остановить его осторожный Макклоски, который за встречу ни слова не сказал.

— Я предположительно! — разозлился Аенгус и даже хлопнул ладонью по столу.

— Да, конечно, — охотно ответил Поттер, — один, два человека или несколько. В числе Основателей или в Попечительском Совете, как пожелаете. Основатель будет вносить посильную финансовую лепту или вести какие-то дела, неподвластные нам. Но мы сразу хотим предупредить, что в Попечительском совете будет несколько гоблинов, минимум трое, так у них принято. Скорее всего, по старейшине от разных общин, быть может, и из разных стран.

— На дотацию от государства рассчитываете?

— Рассчитываем, — хором объявили юные маги.

— Хорошо, аудиенцию на сегодня объявляю законченной. Это не значит, что она последняя, молодые люди. Мы сейчас с коллегами останемся, обсудим ваш вопрос, решение или назначение новой встречи будет вам передано с совой.

Гости поднялись и раскланялись. Министр долго еще следил, как Поттер со своей подругой гуляют по стеклянным лабиринтам кабинетов, наслаждаясь волшебностью и простотой архитектурного комплекса. Взгляд Аенгуса упал на Шену, и он только сейчас осознал, как устал от чужих эмоций — бремя эмпата подчас было непосильным, солидный возраст заявлял о перегрузке нервной системы с каждым совещанием всё громче. «Вроде как этот Северус Снейп хороший зельевар, или нет — легилимент…» Министр снова впустую порылся в документах. «Но то и другое неплохо. Знает ли он что-нибудь об эмпатии?»

Советники между тем шептались.

— Маркас, — говорил Бредли Маккейн, — хорошее образование вольет некоторых индивидуумов в среду магов, знахари станут зельеварами и колдомедиками, мелкие служащие банков — банкирами, а скалорубы — зодчими. Мы потерпим это?

— Свод волшебных законов не запрещает, — прокряхтел советник по правам волшебных существ.

— Но если и великаны попрутся туда же, во что превратится наш мир?

— Не-ет, развитие великанов, как и прочих волшебных существ, на сегодняшний момент не предполагает быстрой эволюции, надежды могут подавать разве что помеси с магами, а этого свод волшебных законов не запрещает… Не удивительно, что подвижниками развития волшебных существ стали именно маги, закончившие Хогвартс. Я учился там, с тех пор с любопытством слежу за историей школы. При директорстве Альбуса Дамблдора туда был принят преподавателем некий Хагрид, по-моему, он всё же метис с великаном. Или вот, кстати, Флитвик, великолепный маг… нет-нет, здесь никаких сведений, не буду строить предположения. А недавно у них преподавал и вовсе кентавр.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒