Глава 28. Эпилог. 11 страница

— С ума сойти, — покачал головой магистр Макквайр, — при этом образование Хогвартса котируется в мире. Оно считается, без преуменьшения, лучшим. Минерва МакГонагал неплохо держит марку после Дамблдора…

— Вот я и думаю, попадут эти ученые гоблины в приличное общество, и тогда начнется смешение, которого свет не видел! — воскликнул Маккейн. — Гоблины с нашими ведьмами!

— Бредли, ты как давно был в банке? — захихикал специалист по братьям нашим меньшим. — Когда последний раз видел гоблина? Они зеленые, горбатые, у них не руки, а какие-то птичьи лапы….

— Зато богатые! — с вызовом парировал специалист по мировым связям. — Спорим на дюжину галлеонов, что…

— Э-э! — смешался министр. — Мы здесь не посиделки с жевательными батончиками устраиваем, а совещание, вы же как бабки какие-нибудь. Что будем решать, господа? Даем добро? Сами наплачутся еще. Это же гоблины, считай, будет интернат для трудновоспитуемых. Посмотрим, сколько выдержат герои…

Глава опубликована: 06.02.2016

Глава 21.

ГАРРИ

После встречи в министерстве друзья решили посидеть в маленьком ирландском пабе, попить эля. Когда все темы, касающиеся гоблинов, их нравов, новой школы, даже истории Хогвартса были исчерпаны, Гарри почти отважился заговорить про Снейпа. Открыл рот и… не решился.

— Как там Малфой-старший?

— Люциус? — рассеянно переспросила Гермиона. — Дело передано в суд на пересмотр. Я приложила к новой апелляции тот протокол допроса, который ты мне дал. На этот раз шансы хорошие.

— Адвокаты говорят?

— Ага. — Гермиона тоже, кажется, выдохлась от сегодняшних бесконечных бесед, начавшихся с самого раннего утра.

Люциус.

Протокол допроса, о котором упомянула Гермиона, был составлен в ходе одного аврорского дела. Началось всё с Дрян-аллеи и заезжего гастролера, торговавшего незаконным товаром с черного входа местной цирюльни. При задержании на его левом предплечье обнаружили Темную метку. Взяли в оборот и брадобрея-сквиба — надо же было выяснить, какое отношение тот имел к Пожирателям смерти. Открылась давняя история... Еще в первую магическую кое-кто из приспешников Лорда забрел в скромную цирюльню с целью воспользоваться ее услугами, после чего безобидное заведение сделали «явкой» — владельцем был необразованный немой сквиб, а потому не должен был проболтаться или стать опасен.

Пожиратели цирюльника не стеснялись. Уповая на его немоту, которые некоторые опрометчиво путали и с глухотой, при нем велись самые различные разговоры. При допросе авроры беседовали с немым простым образом — вызывались специалисты из невыразимцев, те использовали легилименцию, а авроры потом через думосброс смотрели эти… увлекательные истории, некоторые из которых касались Снейпа и Малфоя.

Один эпизод был полустерт в памяти пожилого сквиба за двадцатилетней давностью событий. Цирюльник знал Снейпа как сэра Зельевара, а Малфоя как господина Люца. Зельевар ждал своего дружка. Люц заявился с неизвестной девицей, окутанной мантией-невидимкой. Без этого прикрытия девушка способна была напугать любого неподготовленного к зрелищу: она с головы до ног представляла один сплошной кровоподтек. «Мерлин мой, — мрачно пошутил тогда еще молодой Снейп, — предупредил бы хоть, я б сердечное захватил. Для себя». Из дальнейших действий магов авроры сделали обескураживающий вывод: два Пожирателя по собственной воле, без всяких требований, просто из жалости вызволили бедную магглу из подземелий Малфой-мэнора, где уже в те время зверствовали Беллатриса Лестрейндж и Лорд Волдеморт. Пострадавшую поверхностно исцелили, кое-как одели и последнее, что слышал цирюльник, планировали выпустить в маггловском квартале.

Аналогичный случай произошел позже на семнадцать лет, после воскрешения Лорда, только в роли спасаемого был юный мальчишка, как потом выяснили авроры, тоже маггл.

В воспоминаниях самих Снейпа и Малфоя ничего подобного не сохранилось. Северус искренне удивился своему участию в подобных актах милосердия. Девицу помнил, несмотря на давность происходящего, видел ее, когда по приказу Лорда носил в подземелья Тонизирующее для ослабших узников. Она вроде как была беременна. Мальчишку запомнил лучше, времени с тех пор прошло немного, да и «он напоминал тебя, Поттер, такой же лохматый». А вот ярость Риддла, сотрясающую стены мэнора, когда тот пропал, он с удовольствием действительно бы стер из памяти.

«Значит, основные воспоминания вымараны из-за своего опасного содержания», — уверенно заявил Гарри супругу.

«Идеалист, — припечатал его Снейп. — Стал бы я стирать что-то одно, у меня на тот момент и так была масса компромата. Мог бы Лорд залезть в мою голову, этой головы уже не было бы на плечах».

«Зато Малфой слабый окклюмент! — возразил Гарри. — Что, если условием спасения был именно взаимный Обливиэйт? Ведь только он знал мэнор как свои пять пальцев. А собственное великодушие к простой маггле непременно пожелал бы удалить из памяти любого».

Снейп тогда только хмыкнул, но Гарри видел, что он задумался.

Было предположение, что два каких-то Пожирателя под Обороткой пытались подставить двух других Пожирателей перед какими-то абстрактными третьими. Но никто никого так и не подставил, а факты спасения были налицо — авроры разыскали спасенных (правда, память о «приключениях в Волшебной стране» у них оказалась стерта дочиста).

Чья-то шутка, что представления могли быть инсценированы специально для светлых сентиментальных магов, глядящих на них из будущего через призму воспоминаний глупого цирюльника, не выдерживала критики. А значит, появились факты, которые могли повлиять на меру наказания осужденного. Пусть Снейп давно оправдан, в Азкабане оставался Малфой, в памяти которого не обнаружилось ничего обеляющего его темное прошлое — выбирая между мгновенной смертью от непростительного Лорда и десятком лет Азкабана от светлой стороны, доведись той выиграть, Люциус выбрал второе.

Рон рьяно отрицал очевидное, не верил даже Отделу Тайн, из которого пришло заключение, что материал, предоставленный цирюльником, истинный. А Гарри упрямо просматривал воспоминание за воспоминанием Малфоя, после чего пришел к выводу, что он вполне мог снизойти до той магглы. Истории было без малого двадцать лет, как раз тогда Люциус опрометчиво предложил Риддлу своё гостеприимство. В тот год Нарцисса носила Драко. (Кстати, и Лили ждала сына…) В молодых мужчинах, на руках которых только-только появилась Темная Метка, а сердца еще не успели очерстветь, вполне могла возникнуть жалость к истязаемой женщине, носящей ребенка.

А тот мальчик, «похожий на Поттера»… Гарри грустно улыбнулся своим мыслям. Мальчишку мог уговорить спасти и Снейп. Быть может, их благие дела сильно смахивали на рисковую азартную игру, полную вызова и бравады: "Забери жертву из пасти бешеного волка ", на "слабо", да даже на проигрыш в карты, но два реально спасенных человека превращали игру в настоящий подвиг.

Малфой был другом Снейпа, во всяком случае, последний называл их отношения именно так. Вот только о ритуале с беременностью почему-то ему даже не намекнул. О его отношениях с Гарри Люциус тоже узнал от нынешней азкабановской охраны, которая черпала свои «знания» из статей Риты Скитер в «Пророке». «Чем меньше он знает, тем я крепче сплю, — ухмылялся Северус. — У любой слизеринской наживки внутри есть крючок. Не хочу жить на крючке всю жизнь».

Он предпочитал, как мулов или пони, загрузить по уши гриффиндорцев — тех проще «использовать» с их прямотой, простодушием и по-идиотски железным честным словом, перед которым сдавал позиции любой Нерушимый Обет. При этом Сев не забывал напомнить, что в доблестной годриковской «массе» попадаются порченые экземпляры. Кого он имеет ввиду: четверку ли Мародеров или самого Дамблдора, Гарри не знал, но привычно озлоблялся за факультет и парировал довольно иррационально: зато в питомнике Слизерина вылупился единственный гриффиндорец и им оказался не кто иной, как Снейп.

Но его даже непреднамеренное жонглирование чувствами окружающих людей имело результат. Вокруг «высочайшей королевской особы» по собственной воле, безо всякого тайного умысла сплотились самые яркие представители прежде презираемого им факультета и угнетаемого курса: Гарри Северуса просто любил, Гермиона желала счастья Гарри, а Невилл хотел, чтобы вокруг всё было мирно, предельно тихо и налажено. То есть сам опекаемый был как бы ни при чем, и счет за помощь ему тут никто и никогда не подумал бы выставить.

При всём том Сев называл другом не Гермиону, не Минерву и даже не покойного Альбуса, а именно Малфоя — слащавого, наглого, не очень умного аристократишку, порой жестокого даже к собственному сыну, что уж говорить о прочих людях. Друзья… Лучше сказать, соучастники!

…

Теперь Золотая троица, символ победившей стороны (победившей тяжело, с жертвами, про которые вспоминать до сих пор невыносимо), вытаскивала из тюремной камеры самого опасного после Волдеморта человека. Гермиона со вздохом соглашалась: «Видишь, есть в нем и хорошее». Рон молчал, сжав зубы — он сам видел воспоминания цирюльника. А Гарри... был почти рад.

Он оправдывал себя долгом чести перед Нарциссой, бесстрашная ведьма сильно выручила его в день битвы. Да и… к данному моменту ее циничный супруг должен был измениться — он провел в стенах Азкабана почти четыре года. Какое ни есть, а наказание. Гарри убьет его лично, если тот не изменился.

Еще Гарри оправдывал себя тем, что в истории со школой для гоблинов нужны порталы на разную дальность и разрешения на них, а Драко Малфой сумел выбиться в замначотдела по Международке. Поттера до сих пор бесило столь лояльное отношение власти к человеку с Меткой. Но предоставь Малфоев самим себе в ситуации, когда семейные счета на неопределенный срок заморожены, и клубок их махинаций потом не распутать. На высоком посту заметнее сам человек и подконтрольнее его дела. Нарцисса и Люциус теперь невыездные, но ограничить всех нельзя — у Малфоев владения в разных странах, и Кингсли дал добро: пусть уж их наследник приносит Англии пользу, раз всё равно болтается по заграницам. Теперь Хорек до отвращения нужный человек…

А на самом деле. Забудьте всё, что перечислено. Смешно. Глупо. Трижды по-идиотски, трижды по-гриффиндорски. Гарри хотел сделать приятное любимому, выпустив на свободу его друга. Хоть что-то, что может взбодрить Северуса. Хоть звезду с неба. У него сейчас не слишком много приятных минут.

Северус…

Гарри очнулся от своих мыслей и посмотрел на витающую где-то в облаках Гермиону.

Он решился.

— Ты когда, Герм, к нам с Северусом перебираешься? Скоро в Ирландии будет совсем тепло.

— Профессор только что прислал письмо, ориентировал на начало мая. Сейчас март еще. А что, надо? Он плохо себя чувствует?

— Нормально… — пожал плечами Гарри, но тут же одернул себя: перед кем притворяется-то? Он снял очки и протер глаза, в которые после очередной бессонной ночи кто-то словно сыпанул песка. — А вообще плохо. Знаешь, какое у него теперь лицо? По оттенку, как… как брюхо у дохлой рыбы. А руки? Похудели. Он вначале сильно поправился, а теперь обратно высох. Даже сильнее, чем раньше. Один нос и живот видно.

— Послушай, Гарри, ты не в курсе, — встрепенулась подруга, словно что-то вспомнила, — ему ваш гоблин не приносил э-э… такую травяную массу? Она могла быть как перетертая, так и кусочками, или просто травкой с пухлыми листиками, отряд суккулентов. Должен был принести, это очередной важный этап в ритуале.

— Травку? Не знаю, Герм. Мало ли что он пьет, он мне не показывает, — расстроенно сообщил Гарри, но не успев заметить, как нахмурилась его собеседница, вспомнил: — А! Да, приносил! Северус сначала Униоля вообще из дома выгнал, думал, тот отравить его хочет, а потом, видать, разобрался, обратно позвал…

— Слава Мерлину! — обрадовалась Гермиона. — Ну, тогда всё нормально, ритуал идет правильно. А слабость и бледность — с этим профессор должен справиться. В его организме сейчас дефицит железа и фолиевой кислоты, оттого он может ощущать сильную усталость. Бледность тоже с этим связана. Купи ему шпинат, чечевицу, что ещё… белую фасоль. Умеете готовить? Компоты из сухофруктов, дыню… Авокадо достань. Можно черный шоколад, немного только. А всякие там сыр, яйца, печень вам гоблины поставляют, да?

— Да ты не волнуйся, — оптимистично добавила она. — Я сварю зелье Удачи, истинное, настоящее, по древнему рецепту, не подделку, что продают на Дрян-аллее. Мы с Невиллом почти все ингредиенты нашли! И прибуду сразу с зельем. Ты же знаешь, какой процент эффективности у него?

— Девяносто восемь, — сразу ответил Гарри.

Позже он едва сдержался, чтобы не свернуть на темную улочку, не приобрести «подделку» и не влить ее тайно в стакан Снейпа. Остановило только то, что распознает ведь сразу. А можно и отравить ненароком человека. Мало ли что там продают, действительно? Вряд ли счастье стоит пятнадцать галлеонов.

Зато на рынке всё четко купил по рекомендованному списку и полкило шоколада, про который Сев сказал: «Вот и ешь сам». От остального, правда, пока не отказался.

Гарри еще многого не рассказал Гермионе: и что у Северуса спина болит так, что он встать не может, и что порой он вообще не хочет подниматься, а лежит весь день. Что эта дурацкая тошнота у него началась снова… Только вчера он слышал из ванной безнадежное: «Утопиться что ли?» Понятно, что не утопится, но слушать такое от самого Снейпа страшно. Униоль двигается короткими перебежками от кухни к своей каморке, от гостиной на двор, к Блохе, чтобы Гарри не успел схватить его за шкирку и прошипеть: «Тот маг тоже так мучился? Так же ритуал клял, утопиться хотел?»

А ночью у Северуса кошмары. Они и раньше были, но Сев подсел на «Сон без сновидений», к которому ожидаемо наступило привыкание, а усиленный вариант, что он создал позже, теперь нельзя пить… Потому полночи мечется, весь в поту. Гарри будит его, протирает изможденное лицо, но что может сделать еще? Только препятствовать резким движениям и отводить размахивающие руки от живота. (А они, там, внутри него, тоже толкаются, не спят…)

Только успокоится от кошмаров, начинаются судороги в ногах, Гарри массирует, а потом до утра слушает стук своего сердца на полкомнаты и смотрит на белеющий в темноте профиль спящего, как… как на посмертную маску, прости Моргана.

Он сказал бы подруге. Она умница, наверняка что-то посоветовала бы, или сорвалась и пошла бы с ним, и осталась рядом. Но…

— Что это у тебя? Колечко новое, — Гарри взял ее руку, рассматривая.

— Это Рон. — Гермиона почему-то смутилась.

— Подарил? Молодец! А что, надо же не только зарабатывать, но и тратить на приятное.

— Гарри, — на сей раз Гермиона строго посмотрела на него, — очнись же! Это не просто кольцо!

— Артефакт?

— Да что с тобой?! — девушка засмеялась. — У нас помолвка, мы еще не определились, сколько она продлится, а потом свадьба.

— Помолвка? Свадьба… — Гарри смотрел на подругу растерянно.

Они дружили так давно, что и не верилось уже ни в какую свадьбу. И какая свадьба, если Северус… Стоп! Причем здесь Гермиона и Снейп? Две разные вселенные. Гарри же не делает ставку, скажем, на Рона или на Луну. Или даже на Невилла. Гермиона тоже имеет полное право на свою жизнь, совершенно отдельную, без приправы из эльфов, школ гоблинов и чужих больных. Он может сейчас расписать ей всё в самых черных красках, попросить бросить учебу, защиту ученых степеней, Рона, родителей, с которыми у нее теперь не лучшие отношения, и принудить прямо сейчас приехать и жить у них как сиделка, как психотерапевт и энциклопедия в одном лице. Но Гарри не может так.

У Гермионы впервые личное счастье. Впервые такие глаза.

— Поздравляю, Герм, — искренне сказал он, беря теперь обе ее руки и накрывая своими. — И поздравляю Рона. Вам обоим крепко повезло друг с другом.

Он даже смог проглотить: «А нет у тебя хорошего колдомедика на примете, который умеет хранить тайну? Который прямо сейчас согласился бы быть рядом?»

Или «Как ты думаешь, какой срок мне дадут при всех смягчающих обстоятельствах, если я раздобуду ведро крови единорога?»

Как плохо, что он загружен собственными проблемами и не может радоваться счастью друзей в полную силу.

Он и сейчас должен быть с Северусом, но сидит здесь, с Гермионой, просто пытаясь отвлечься, занять мозг, чтобы тот не лопнул от волнения и бесполезных поисков выхода. Школа гоблинов, министерство, этот паб. Да даже Малфой. Что угодно, лишь бы не думать о главном. За последние два месяца будущее для Гарри потеряло всякий смысл. Помыслы сосредоточились только на настоящем. На Снейпе.

В Хогвартсе профессор ходил в излюбленном черном, от недостатка света был желт, как старая слоновая кость, и желчен, как саламандра. Лицо, кисти рук, воротничок, манжеты — слоновая кость и белое, остальное всё черное. Черное с белым, шахматная доска. А в глаза, злые, с прищуром, страшно и смотреть: «Искренний дурак, Поттер, хуже тролля. Вы банальны, Грейнджер, со своими книжными истинами. Вы ничтожество, Лонгботтом, это неизменная для вас величина».

Теперь он в основном в синем халате и коричнево-рыжих тапках или пижаме в веселую рябенькую полоску, а сам не белый и не желтый — серый. На язвительность Сева просто не хватает: голос слаб, да и огня того в нем уже нет. Когда он пытается строить себя прежнего, впечатление остается тоскливое, тоже серо-черное какое-то. Как от дементора, беременного дементора, если такое можно представить. И тоже страшно при взгляде на него, только иначе… страшно-страшно жалко, как бы он не бодрился, не вздергивал бровь и не кривил губы.

…

Гарри давно пришел домой и рассказал о Министерстве Магии всем желающим. Униоля аж передернуло от описаний сверкающего здания: всем известно, что гоблины плохо выносят солнечный свет, а если тот еще помножен на многочисленные отражения… То Школу нужно искать, похожую на Хогвартс — темную, или даже под землей строить помещения, хотя бы для сна.

После рассказа о встрече на высшем уровне Гарри невнимательно выслушал мнение супруга о своих публичных выступлениях, о неверности каждого слова и отсутствии хитрой тактики. Всё это можно было перефразировать иначе: «Терпеть не могу, Поттер, когда ты напиваешься где-то на стороне». Гарри смотрел на него и думал о том, что его дружок Малфой выглядит на своей азкабановской койке наверняка более цветущим, чем Северус в подложенных Униолем подушках на комфортнейшем диване. После чего сослался на головную боль и ушел в свою комнату.

Ему надо было в одиночестве обдумать, как уговорить Хорька открыть каминную связь между ирландским домиком и внешним миром, но с условием, что в первый же день сюда не явится сам Хорек… И не только в первый день, но и ближайшие три месяца. А еще лучше бы создать одну ветку — напрямую отсюда в Мунго. Если не упоминать о новых фактах в деле его драгоценного отца, а намекнуть, что Гарри очень постарается для достижения положительного результата, согласится Хорек на несколько условий? Сев не будет рад приоткрыванию завесы над тайной, его можно понять. А Гарри, простите, уже не по силам одному выдерживать дамоклов меч над головой в виде дикого средневекового ритуала, пытки, эксперимента безумного ученого над живыми людьми. Он не хочет быть виновником смерти любимого…

В дверь комнаты раздался стук.

— Сэр Гарри Поттер, мистер Снейп послал зелье от мигрени.

— Алохомора! Поставь здесь, Униоль. Вот сказал же ему, что не надо.

— А вы обещали пойти со мной, насобирать Блохе травы. Вам же легче ее магией в стог собрать.

— Подожди немного, отдохну, пойдем.

— Да-а, а потом у нас ужин, сэр. Лошадь-то тоже голодная.

— Ничего, успеет поужинать и твоя Блоха. — Гарри проводил взглядом гоблина, взял в руки флакон и раскупорил его.

Из горлышка в ноздри ударил привычный запах древесной коры и мяты Болеутоляющего зелья, уж он его пил в своё время не пинтами — галлонами…

Вскоре явился сам Снейп. Видимо, решил, что Гарри обиделся на него. Вот смешной, с чего бы именно сегодня? Да Гарри давно оброс толстой шкурой, от которой и более серьезные обвинения отскакивают, как дротик от камня.

— Идешь ужинать, болезненный ты наш? — раздался сердитый голос за дверью.

Гарри поспешно снял с двери чары. Северусу даже Колопортус сейчас трудно дается. А может, выдумывает Гарри, и всё идет хорошо? Может, все ведьмы живут девять месяцев, словно перед расстрелом? Тогда понятно, почему счастье от рождения детей невысказанное — это же как после тяжкой болезни, чудом оставившей мать в живых. Как же решаются женщины на последующих детей, если всё… вот так?

— Идешь, Поттер? — И одышка вон какая.

— Ты зачем на второй этаж поднимался?

— Ничего, зарядка. Еще почти три месяца впереди, мне что, совсем не вставать?

— Сев, почему ты такой упрямый? Пообещай, что не будешь больше штурмовать лестницу в одиночку.

— Издеваешься?

— Это ты издеваешься. И Блоху отравлю чем-нибудь. Обратно продам! Только б ты не ездил никуда на ней.

— Поттер, не смей. Я не про лошадь. Не смей мне диктовать. Вслед за тобой уже и гоблин мной командует: то нельзя, другое нельзя.

— Ты невыносим. Что ж ты не побежал контролировать меня в Дублин? Мне теперь не отходить от тебя ни на шаг, мало ли где тебе вздумается поискать меня, что, если на крыше?!

Взглянув на руку Северуса — с какой силой та цепляется за перила — и приготовившись предотвратить любое его неосторожное движение, Гарри тяжело вздохнул и последовал за невыносимым, но любимым мужчиной вниз по лестнице.

ДРАКО

— Мистер Малфой, к вам сова.

— Даже так. Не отдает что ли? Запускай тогда.

Хозяин кабинета посмотрел на усевшегося прямо на пачку важных документов филина. «Издалека летел». Драко порылся в ящике стола: не осталось ли там совиного корма? Вряд ли. Он давно поставил чары на кабинет, заставляющие сов отдавать корреспонденцию секретарю, то ли их стоило обновить, то ли написал кто-то из аврората — только они умеют обходить хитрость.

Драко не нашел совиного печения, тогда взял со стола из вазочки пару галет к кофе и бросил их сове.

«Мистер Малфой…»

Письмо начиналось стандартно, но что-то заставило замнача по Международке сразу взглянуть на подпись. Гримаса на его лице отразила гамму чувств: от жалости к себе и покорности судьбе, до любопытства. И снова Поттер. Поттер, здравствуй. Я соскучился по тебе, очкарик, ведь ты не оббивал порог моего кабинета целых полгода. Вероятно, сейчас ты оббиваешь иные пороги в тщетных поисках работы? Рита Скитер сильно поиздержалась без вестей о тебе…

Дерганый белесый подросток с презрительно искривленными губами и затравленным взглядом, которым Драко сам себя помнил со школы, давно стал элегантным молодым человеком с гладко зачесанными назад светлыми волосами, обманчиво задумчивыми, хотя и всё подмечающими глазами, и намертво укоренившимся выражением лица «Ах, как мне надоели моя должность, мой статус, мой секретарь. А заодно ваши совы и порталы с каминами». Он старался во всем подражать отцу, но получалось плохо. Начать с того, что у Люциуса была совершенно иная точка зрения на жизнь: «Меня вполне устраивают мои должности, я сам выбираю себе помощников. А ваших сов я в упор не вижу, как и вас самих». Кроме того, до завершения облика Драко не хватало матерости, породистости, присущих Малфою-старшему, да, пожалуй, его невозмутимости. И если довольство собой должно было прийти с годами, а крутизну плеч можно заработать в тренажерке, то как достичь последнего Драко не знал.

Вот и любое напоминание о Поттере порождало в нем нервозность.

«…Нужна каминная связь между нашим домом в Ирландии и квартирой Гермионы Грейнджер. У нас с ней великий проект. Какой — пока тайна, но очень неудобно общаться через сов. Птицы выбиваются из сил, а Северус выходит из себя от их постоянных визитов, грязи и необходимости следить за кормушкой, в итоге, он благосклонно согласился, чтобы я написал вам, сэр, и попросил об единственной каминной ветке, о которой я уже упомянул. Однако складывается у меня подозрение, что вы, сэр, откажете мне в просьбе на основании отсутствия видимых причин для постоянной международной связи. Но такие причины есть, я просто не могу их пока назвать, и это вовсе не захват мира, не контрабанда и не шпионаж (ха-ха, предупреждаю ваши, сэр, скользкие шутки), а необходимость. Взамен такой небольшой услуге мне есть что вам предложить. Обещаю (просто на словах, но слова-то мои гриффиндорские, в отличие от прочих разных) поспособствовать освобождению Сами-знаете-кого. Есть основания. Жду сову с ответом, но лучшим ответом мне будет Гермиона, поприветствовавшая меня из камина. Гарри Поттер.

P.s. Северус прибаливает, разыгралась подагра, что, к сожалению, не мешает ему передать вам, мистер Малфой, пламенный привет, и заодно — вашему отцу, хотя он очень рассчитывает вскоре увидеть его лично».

Драко аккуратно сложил письмо, чтобы предъявить его начальству как доказательство шантажа, но письмо, не пролежав на столе и секунды, вспыхнуло. Парень в ярости смел на пол горячий пепел. «Сволочь Поттер. А о воспоминаниях ты не подумал, авроришка? Они же у меня остались!»

«Сам-знаешь-кого» Драко, разумеется, угадал. Легко предположить, что единственный узник, по-настоящему интересующий Драко, это его отец.

Раздраженно откинувшись на стуле, молодой чиновник уставился в окно. Разумеется, он не открыл бы камин Поттеру, будь тот трижды героем. Международные каминные линии открываются только для каких-нибудь конференций, или министерским по их делам, да еще тем, у кого смертельно больной родственник находится в другой стране и нуждается в регулярном присмотре. А показывать кому-то воспоминания… Что скажут свидетели этой сцены? Что Поттер пообещал ему нечто туманное. Никаких гарантий, просто письменный треп. Такие письма замнач по Международке должен сжечь и посмеяться, а не бежать к адвокату, роняя слюни, как маленьким мальчиком он бежал к отцу: «Меня опять обидел Поттер!» Да мало ли как склоняют просители к выполнению своих просьб?

Хотя, если помечтать, то… Бывшего аврора Поттера упрекнут в обхождении закона, который, как мы знаем, един для всех. Поттера упрекнут в звездности. Поттера упрекнут в шантаже и негриффиндорстве. На какое-то время общественность поднимется, но ее тут же тяжелым кулаком пришлепнет министр. Герой неприкосновенен. Хочет жить с мужиком, пусть даже своим учителем, старше на два десятка лет и бывшим Пожирателем Смерти, — пожалуйста; хочет уйти из аврората и послать в горшок к мандрагорам всех своих благодетелей — тоже пожалуйста. А уж каминная сеть, индивидуальная в разные страны, — это вообще окажется даровано Поттеру с Орденом Мерлина!

Драко вполне мог сделать что-то необдуманное: отдать воспоминания Скитер, пожаловаться начальнику Отдела, заслужить благодарность за принципиальное отношение к обязанностям и, главное, остаться в ладах с собой. И в дураках. С той минуты, как он дочитал наглую просьбу Поттера, в нем вспыхнула слабая, такая неожиданная надежда. В сравнении с ней всё казалось неважным — с трудом выбитая должность, месть зарвавшемуся Поттеру и даже недавно решенная помолвка с Асторией, которая полчаса назад занимала его мысли…

Теперь они полностью переключились на отца. На заросшего щетиной, потерявшего вейловское сияние волос и холодный блеск глаз Люциуса. Все: шеф, Рита Скитер, Бруствер и прочие людишки не знали одного — с момента ареста его отца Гарри не обещал Драко ничего подобного, Поттер вообще ему никогда ничего не обещал. А гриффиндорцы, эти золотые засранцы, действительно не врут. И если Поттер имеет какой-то козырь в рукаве… А вдруг? И если на суде выступит сам очкарик… То отец… Чертов Поттер! Умеет же давить на самые больные точки! Понятно, чья школа, мистер Снейп! Теперь придется что-то сочинять начальнику Отдела, или подсовывать документ под его руку, чтобы он подписал «не глядя». Скорее всего, второе.

Драко развернулся к столу и подчеркнуто неохотно взял перо. Точнее, он как мог сдерживался, чтобы не прорвались эмоции и глупая надежда не проявилась в тоне письма. Чтобы войти в образ, он презрительно скривил губы.

«Поттер, я, конечно, «сэр», но кончай придуриваться. Разумеется, я могу открыть тебе и Грейнджер сеть, смотри только, чтобы Снейп не приревновал. Я бы и пальцем для тебя не пошевелил, делаю это ради моего декана, не пристало ему жить в совятне. И если он в курсе твоих планов на открытие камина, значит, ему придется вместо стаи голодных хищников ежедневно терпеть Грейнджер, что далеко не лучшая замена. А если, Поттер, у тебя есть какие-то оправдательные факты об отце, выкладывай быстро, добровольно и без шантажа, наш прославленный «гриффиндорец».

P.s. Снейпу передай ответный привет, пусть выздоравливает».

Глава опубликована: 06.02.2016

Глава 22.

ГАРРИ

Они сидели рядом на солнышке, которое стало припекать с каждым днем сильнее, теперь приход весны чувствовался в полной мере: он вдыхался, ощущался свежестью на языке, виделся в раскрытии каждого листика. Птахи всех мастей просто разрывались от желания пересвистеть и перечирикать друг дружку, веяло теплым ветром, насыщенным запахами прошлогодней травы и пробивающейся сквозь нее свежей зелени. Ирландцы не делят год на четыре сезона, только на зиму и лето, так вот для них лето наступит завтра — первого мая.

Униоль ослабил подпругу на маленькой лошадке Блохе, и та паслась неподалеку, сам гоблин лежал на стоге травы в тени раскидистой сосны — он любил плотную крону, прикрывающую солнце. Гарри примостился рядом, покусывая соломинку.

Северус сегодня чувствовал себя на удивление хорошо, словно что-то неведомое вдохнуло в него целое облако энергии. Не зная, можно было подумать, что он разыскал причину своего недомогания, придумал очередное гениальное зелье и успешно воплотил идею в жизнь. Но он удивился сам. Последние несколько дней Сев просто пролежал на диване в гостиной и создавать панацеи мог только в мечтах.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒