Глава 28. Эпилог. 12 страница

Зато сегодня, используя прилив «дьявольской силы», он выгнал из лаборатории и вообще из дома всех, собравшись заняться ментальным зельем для ирландского министра магии.

…

Когда прилетела сова с официальным ответом — разрешением на организацию и открытие первой в мире гоблинской школы магии — все казались счастливыми, насколько это было возможно. Видя ликующих домочадцев, даже Снейп через силу рассмеялся, такое Гарри довелось наблюдать лишь раз.

Тоже, кстати, история про министра.

Однажды Кингсли Бруствер лично навестил их дом на площади Гримо с целью найти бешеную докси, которая укусила героя Британии, после чего тот пожелал жить с ненавистным ему ранее Снейпом. Он явился по каминной сети в гостиную, раскрыл свой портфель и в качестве неоспоримого доказательства вытащил последний номер «Пророка». Бруствер потрясал газетой, Гарри разводил руками, Снейп что-то рассказывал о Древней Греции. Когда разговор зашел в тупик, все, как нормальные англичане, решили пойти на кухню, попить чай. Там министра почти склонили к тому, то мужской союз — это лучшее, что придумало мироздание. Кингсли даже пообещал разобраться со Скитер, и Северус посоветовал ему несколько хороших пестицидов. Министр обещал подумать. Все трое сидели на кухне Блэков и вспоминали Орден Феникса, какое тревожное было времечко, какой юный Гарри, и как все ненавидели Снейпа. Хорошо так посидели. Расчувствовавшийся Кингсли забрал из гостиной свой портфель, но уходить почему-то решил не через камин, а через входную дверь — «погулять-подумать», его громогласный голос раздернул шторки, и в разговор включилась Вальбурга Блэк, ненавидящая всех присутствующих и темнокожих магов в первую очередь. Причем, маразматическая старуха решила, что он стал не министром, а директором Хогвартса, а потому заодно проехалась и по покойному Дамблдору. Самое интересное, что на бедного гостя напустился гаррин книззл. Что стало с бедной волшебной кошкой, никто в тот момент так и не понял, но орала она так, что в какие-то моменты заглушала портрет. Наконец Бруствер ретировался. Через полчаса через камин секретарь министра передал, что Гарри может забрать своих котят, которых кто-то подложил господину министру в портфель, а тот случайно их унес. Вот тогда Снейп смеялся, да. И, кстати, сказал Брустверу, что никаких котят он не знает. Что нужно иногда наводить порядок в портфеле, чтобы знать, то там находится.

А вообще их книззл, действительно, любит всякие коробки с бумагой, ящики стола и прочие потайные местечки, так что, видимо, пытался приобщить к своей страсти и котят. Сейчас он, точнее, она, осталась с Кикимером, не стали животное дергать с места на место, наверняка уже опять принесла приплод от местного дворового Томаса. «Полукровок», как называл ее выводки Сев.

…

Эта же история выходила отнюдь не веселой.

Бочка ирландского меда не получилась без ложки дегтя: во вложении оказались несколько строк, написанных лично министром Аенгусом О’Мурреем. Тот настоятельно просил Северуса Снейпа, легилимента и зельевара, об услуге создания «какого-нибудь зелья для защиты нервной системы пожилого эмпата», то есть непосредственно для него самого. Отказаться было практически невозможно, официальная бумага без дальнейшей поддержки главы магической Ирландии принесла бы больше хлопот, чем открыла бы все двери.

Северус, еле добирающийся до туалета, что уж говорить о лаборатории, только хмыкнул.

«Да летит он к дементорам! — возмутился Гарри. — «Добро» нам дали, дальше справимся как-нибудь. Я и не собирался распивать с ним чаи».

Но Снейп озадаченно нахмурился. Он же слизеринец, и тот, надо думать, такой же по складу ума: вы мне — я вам, только так, не иначе. В общем, каждый последующий день Сев думал над рецептом, читал книжки, которые ему притаскивал Гарри из ДУБа (Дублинской Ученой Библиотеки) — про врожденную эмпатию, про воздействие лекарственных препаратов на мозг таких людей, и еще почему-то вспоминал индийскую колдомедицину — аюрведу… Заказал даже несколько ингредиентов из Индии. Только вот варить ничего не мог.

А тут…

Как только почувствовал, что ничего не тянет его в горизонтальное положение, вскочил с постели и — в лабораторию, даже чаю не попил. «Идите, говорит, не мешайте мне, не то закрою лабораторию на такие чары, которые вам и не снились».

Последнее время он и Люмос не мог активизировать, но мало ли, что у него сегодня за пик, может, двойняшки изнутри ему сверхмагию подарили.

Радоваться бы такому повороту событий. Но на сердце Гарри было тяжело. Ему происходящее напоминало не чудо, не «перелом в болезни», а, простите, агонию... По теории волшебства у волшебника есть «регулярная» магия, протекающая сквозь него, и есть «резервная». Как последняя расходуется — никому не ведомо. Резерв открыт в детском возрасте, являясь причиной стихийных выбросов, и замыкается тогда же — еще до маггловской младшей школы. Больше свою резервную магию никто не «видит». Говорят, перед самой смертью, если та приходит не мгновенно вслед за Авадой или криком мандрагоры, а постепенно, естественными путями, она тоже проявляется, просто так, ни зачем, а как в детстве.

Гарри злился на себя, что накручивает всякие ужасы там, где их нет, заставлял себя не думать об этом, но оно прокрадывалось всё равно, исподволь, как нюхлер в любую щель.

Гарри сел у лаборатории, решив не отходить ни на шаг. Но из-за двери слышались деловитые шаги Северуса, шелест книжных страниц, его чертыханья, поминания дементоров в непечатном контексте — то есть ничего не отклонялось от нормы, а через час Униоль потянул Гарри за сеном для пони. Скошенную в поле прошлогоднюю траву надо было организовать в скирду и переместить ближе к дому. Чтобы отвлечься, Гарри пошел.

Сейчас они сидели на ворохе соломы, готовясь к ее транспортировке.

— Сэр Гарри Поттер, — спрашивал Униоль, — мне придется учиться в школе с самыми маленькими? Мне же уже почти семнадцать.

— Да, — крутя во рту травинку и думая совершенно о другом, ответил ему Гарри, — дело в том, что первое время будет только один курс — первый. Все гоблины твоего возраста, а тем более, младше годами, совершенно необразованны, а потому практически равны. Тебе что-то придется повторить из известного, но много будет нового, поверь, даже на первом курсе. Мы тебя обязательно поставим старостой.

— Старостой — это как?

— Это почти как старейшина над общиной, — улыбнулся Гарри. — Над общиной всей мелкотни. Будешь следить за их поведением, разбирать конфликты и передавать указания профессоров.

— А почему я?

— Почему? — Гарри плохо сосредотачивался на разговоре. — Потому что ты самый дисциплинированный гоблин из мне известных. И знаний у тебя больше. И старше ты.

Оливковую кожу Униоля окрасил румянец. Он перевернулся на траве на спину и закинул счастливое лицо навстречу если не солнцу, уже сильно поднявшемуся над горизонтом, то кроне дерева, под которым они сидели. Падающие на него ярким узором блики ему не понравились, и он уперся локтями в траву, чтобы подняться, как вдруг замер. Гарри не обратил бы внимание на его поведение, если б не ожидал дальнейших расспросов, которые юный гоблин стеснялся заводить при Северусе. Но его собеседник молчал, Гарри развернулся к нему сам, заметил его напряженную позу и только хотел спросить «Что с тобой?», как понял причину сам. Из переплетения стеблей в Униоля вперила свои злые черные глазки большая гадюка. Волшебная палочка была в заднем кармане гарриных джинсов, достать ее незаметно не получилось бы. Можно было попробовать оглушить змею беспалочково, но Гарри пожалел ее.

— Что тебе надо? — спросил он. — Ползи своей дорогой.

— Вы разорили моё гнездо, — зло ответила она, раздраженно развернув к нему свою узкую голову, — и распугали детенышей.

— Прости если так, но твои змейки всё равно бы расползлись из гнезда, ты же знаешь. Мы им не сделали ничего дурного. Не кусай нас. И лучше бы вам всем уползти отсюда, эту траву мы сейчас перенесем на другое место магией. По воздуху.

Гадюка еще некоторое время бессвязно шипела, выражая крайнюю степень недовольства, затем поняла, что если не хочет путешествовать в летящем стоге, то надо по-быстрому сматываться со всем семейством, спрятала красный язычок и юркнула в ворох травы — созывать детенышей.

Униоль быстрее молнии соскочил со своего места и уставился теперь на Гарри, не хуже, чем секундой раньше — на ту гадюку.

— Вы говорите на языке змей, сэр? — спросил он.

— И что? Ты вон говоришь на гоббледуке, ирландском и английском.

— Но на змеином говорят только страшные темные волшебники!

— Повторю твои же слова, Униоль: всё это предрассудки и сказки.

— Но я не слышал больше ни про одного мага, который…

— Это, действительно, редкая способность. Она мне в основном и не нужна. Но я не темный.

Униоль немного успокоился. Он еще несколько минут нервно оглядывался в поисках целого выводка ядовитых тварей, но заметно повеселел, а потому начал хвастаться:

— Я еще гойдельский язык хорошо знаю! — напомнил он. — На нем мой дед говорил.

— Ну, вот видишь! — Гарри тоже поднялся и вытащил палочку, чтобы заняться травой.

Над их головой послышался шорох, Униоль вздрогнул, явно ожидая увидеть на ветвях дерева страшного питона, Гарри тоже поднял взгляд — на ветке дерева сидела их почтовая сова, в клюве её был зажат клочок пергамента.

— О! Зато я с совами говорить могу! — воскликнул Униоль и поднял руку, чтобы его вторая после Блохи домашняя любимица на неё приземлилась. Они, действительно, понимали друг друга.

Но на этот раз сова, оттолкнувшись от ветки, опустилась на плечо Гарри. Он выхватил из ее клюва пергаментный обрывок, и не успел гоблин добавить что-то еще: продемонстрировать способности в разговоре с пернатыми или вспомнить другие свои таланты, как Гарри стремительно развернулся и аппарировал вместе с совой, которая просто не успела слететь с его плеча.

На послании, не прикрепленном к ее лапе, а просто выхваченном умной птицей из ослабевшей руки писавшего, чернело лишь одно неразборчивое слово «Гарри…»

Дверь лаборатории оказалась настежь распахнутой, на потушенном огне под крышкой томилось зелье, без сомнения, то самое — призванное успокаивать нервную систему эмпата.

Северус обнаружился в гостиной, на полу. Гарри бросился к нему так поспешно, что запнулся о порожек комнаты и едва не упал рядом. Снейп был без сознания, Энервейт на него не подействовал. Он дышал так незаметно, что оглушенный стуком собственного сердца Гарри поначалу вообще не услышал ничего, и только пальцы, вмиг похолодевшие от шока, ощутили слабый пульс на шее любимого, чуть выше едва различимых рубцов...

— Акцио Тонизирующее! — в панике выкрикнул Гарри. И когда то влетело к нему в ладонь (пороняв по пути какие-то склянки на полке лаборатории, очевидно, стояло во втором ряду готовых препаратов), приподнял любимого и немного отжал вниз челюсть. Но зелье собиралось во рту, текло по подбородку, по шее, за надетую сегодня мужчиной мантию, за ворот пижамы, которую Северус не снял. Больной не глотал, и Гарри вдруг испугался, что лекарство попадет в легкие и тот просто захлебнется.

— Что же делать?! — в отчаянии Гарри зашвырнул фиал в дальний угол.

Он подскочил к камину и кинул в пламя горсть только вчера на всякий случай купленного изумрудного порошка. Совы от Малфоя еще не было, да и не могло быть, с момента отправления просьбы прошло лишь два дня.

— Новая квартира Гермионы Грейнджер, Лондон! — на удачу воскликнул он.

Огонь окрасился в зеленый и совершенно неожиданно в пламени проявился вид на знакомую комнату: столик со свежей корреспонденцией, кресло, на подлокотнике которого примостилась чашка. Донесся даже запах свежезаваренного кофе. «Молодец, Хорек! Расцелую прямо в твою усатую морду! — мысленно воскликнул Гарри и взмолился: — Только бы она никуда не ушла! Ведь еще утро…»

ГЕРМИОНА

— Гермиона! Чудо, что ты дома!

— Гарри! — обрадовалась девушка, когда из камина послышался знакомый голос, а в огне проявились черты Гарри Поттера. Она еще не привыкла к новому его облику с бородой, да и на стеклах очков блики огня отражались так ярко, что совершенно скрывали его глаза, но она сразу узнала друга. — Ты откуда?

— Из дома, — раздался невнятный ответ, огненное лицо обернулось куда-то назад и снова вернулось в исходное положение.

— Из какого? — не поняла она. — С Гримо?

— Из Ирландии. Герм, послушай…

— Да ты что! Международная связь! — восторженно завопила Гермиона, подбегая к камину и осматривая его, пламя и собеседника, будто никогда не видела ничего подобного. Она даже присела на колени у каминной решетки. — Но как?!

— Попросил Хорька…

— А он прямо так — раз! — и сделал? Какие причины ты ему указал?

— Да никаких, — голова снова на мгновение куда-то исчезла и вернулась, чтобы произнести быстрым речитативом: — Сказал, что помогу вытащить его отца из Азкабана, что у меня есть оправдательные факты, если он сделает эту ветку. Гермиона, пожалуйста…

— Вот здорово! — Девушка продолжала безудержно улыбаться. — А что, появились ещё факты? Что-то новенькое помимо тех, что отданы месяц назад? Но я считаю, что их хватит…

— Гермиона! — заорал наконец Гарри. — Замолчи же, выслушай меня! С Северусом совсем плохо. Я сделал связь, чтобы ты могла приходить и уходить, или я мог через тебя слетать за лекарствами или позвать другую помощь. Что-то идет не так. И Униоль уже говорит. Чертов Униоль! Я сам уже давно вижу, что всё совсем не так, как рассчитывал Сев!

— Что с ним? — Гермиона вскочила на ноги — в голосе друга послышалась неприкрытая паника.

— Лежит. Без сознания. Энервейт не действует.

Голова в огне исчезла. Гермиона как была, в халате и тапках, не глядя, сунула руку в чашу с дымолетным порошком…

УНИОЛЬ

О том, что подслушивать нехорошо, он узнал только от мага Гарри Поттера, ни мать, ни отец, ни, тем более, старшие братья подслушивание зазорным не считали. Есть уши — слушай, коли интересно, а не интересно, значит, и не узнаешь ничего. Нельзя сказать, чтобы он прямо злостно подслушивал… Молодые маги не особенно скрывались, даже чар не поставили, значит, не возражали, если кто-нибудь, имеющий уши, услышит их. Или просто забыли. Но говорили негромко, быть может, чтобы не потревожить господина Снейпа. Когда всё произошло, Униоль еще не вернулся с поля — он-то аппарировать ещё не умеет! — приходит, а господин Снейп лежит на диване в гостиной и даже на хваленое униолево знахарство не отзывается, вроде как совершенно мертвый… Подруга Гарри Поттера явилась в дом прямо из горящего камина. У Униоля чуть глаза на лоб не вылезли — такого он еще не видел. Правда, и настоящий камин-то он только здесь увидел, до того знал лишь небольшие печки в землянках сородичей да горн у отца в мастерской. Но какая разница, камин то же самое: очаг и очаг, костровище то же. В нем горящем никто кроме саламандр обитать не может. Но он слышал о каминной магии от деда, а потому решил ничего не спрашивать. И так понятно — раз ожогов на теле нет, значит, нормально всё. (Как бы он хотел стать таким же великим, как они! В огне проходить, в одном месте пропадать, в другом появляться, тарелки заставлять под струей воды крутиться! А придется пока быть старейшиной над малышней…)

Гостью звали Гермионой, фамилию Униоль не расслышал или ее и не упоминали. Потом оказалось, что Снейп — и ее бывший учитель по зельеварению. Заявилась она в домашней одежде, как к себе домой, кинулась к лежавшему мистеру Снейпу и ну размахивать перед собой палочкой, изредка что-то напевая, но большей частью совершенно безмолвно. Как-то Униоль с братьями видел на городской ярмарке большой оркестр с дирижером, так тот своей палочкой поменьше в воздухе мельтешил. Только дирижер без толку ей махал, а Гермиона колдовала… Маги даже не подумали Униоля в помощь позвать, вдвоем вокруг больного суетились, сэр Поттер бегал в камин неоднократно (у Униоля только раза два от этого сердце останавливалось, потом привык — раз огонь зеленый, значит, в него можно кидаться, очертя голову) и возвращался с какими-то банками и книгами. Иногда не с теми книгами, тогда подруга покрикивала на него, как на Униоля отец, если тот до срока из горнила заготовку вынимал, то есть как на последнего подмастерья. А Гарри Поттер ничего, выполнял, весь белый, как свежесотканное полотно… Наконец их усилия привели к успеху — очнулся сэр Северус Снейп, махнул рукой, что-то сказал обоим, что только они слышали. Слава богам, жив!

Так вот мисс Гермиона и сэр Гарри потом засели в кухне, и принялись свистящим шепотом отношения выяснять: кто виноват в таком состоянии учителя. Униоль почему подслушивать стал? Имя своё расслышал, решил уж пусть и не хорошо это, но надо знать, в чем его обвиняют.

— Да не виноват ваш гоблин! — горячилась Гермиона, вся растрепанная, раскрасневшаяся, злая: прямо искры из волос и глаз летят, такими-то ведьм и рисуют на картинках в сказках. — С чего ты решил, что он знал, но скрывал? Гоблины хранят секрет, да, но это просто так называется «хранят»! На самом деле, волшебник, который создал ритуал, рассчитал обряд по простой троичной схеме, то есть в его процессе были задействованы трое: он сам, как первый подопытный, его муж, от которого должно было произвестись потомство, и гоблин. Последний непосредственно в ритуале не участвовал, он был Хранителем тайны. Хранители «ключа» есть у многих сложных чар, к примеру, у Фиделиуса. Тот первый гоблин давно уже умер, да и его господа тоже, ведь прошло без малого пять веков, даже ребенок тех магов, если благополучно родился, то уже почил. Но способность Хранителя «знать нечто-то особенное», что не знает никто, передалась всему гоблинскому племени. Был бы на месте Униоля любой другой его соплеменник, он действовал бы схоже. До поры до времени он и не мог вспомнить про повитушью травку, но в определенный день сила давнего проклятья (можно дар и так назвать) привела его к нужному месту, причем именно в момент цветения.

— Но драконам же гоблины не подсказывают! — удивился Гарри.

— Причем здесь драконы? — поморщилась его подруга. — У зеленых валлийских всё происходило на природных инстинктах. Самку тоже в определенный момент озаряло, на какой склон ей нужно лететь за тем, чтобы съесть определенную травку и выжить. Не сравнивай с естественными природными процессами переделанный на человека ритуал.

— Сама сравниваешь. Вернее, сравнение само в голову приходит.

— Конечно, много общего.

— Думаешь, он не выпил ее? А что такого важного в этой траве? Какой эффект она дает?

Мисс Гермиона почему-то не сразу ответила, хотя до того тараторила, как зарянка по весне.

— Не знаю… — наконец ответила она. — Ох, и запутанная же магия, и в то же время грубая какая-то, правильно ты говоришь: средневековая пытка! Да кто бы в ней сильно разбирался? Такой ритуал проводился слишком скрыто, чтобы привлекать многих специалистов. Да и, сдается мне, не долог был век тех специалистов: нет свидетелей — глубже тайна…

Они помолчали, швыркая чаем уже из пятых по счету чашек за сегодняшнее утро. Но вскоре молодая ведьма, энергия которой на последнем вопросе вроде иссякла, завелась с новой силой:

— Так что за факты ты хочешь Драко передать?

Сэр Гарри смутился.

— Да те же самые, что ты приложила к апелляции… — неохотно ответил он.

— Но те воспоминания уже и так месяц в деле, — строго сказала Гермиона. — Разве можно было оперировать тем, что уже давно сыграло свою роль? Через три дня суд, сегодня Драко, как сын подсудимого, получит уведомление о заседании. Даже если бы он отказал тебе с каминной связью, ты бы не смог утаить ничего. Обманул его? Ты крутишь его чувствами к отцу, а он схватился за первую соломинку и нарушил должностные инструкции. Оба молодцы!

— Я боялся вообще не успеть! — возмущенно зашипел Гарри. — Думал, что моё письмо ему прилетит вместе с повесткой в суд на пересмотр дела отца, тогда бы всё точно обломилось! Ты нужна была мне, Гермиона…

— А раньше нельзя было сказать? Я у него же законно получила бы портал и…

— Да я говорил. Вспомни.

— Ах, так?! Теперь во всем виновата я! Лучшая защита — это нападение! — всплеснула руками мисс.

— Просто подумал, что у вас там с Роном… А я лезу со своими проблемами.

— У нас с Роном всё прекрасно! Это у вас тут всё запущено, теперь мне же и разгребать ваши «авгиевы конюшни»! Хотя… что тут теперь разгребать. Днем раньше бы я пришла, днем позже — теперь это без большой разницы. Мерлин, ну, почему он не выпил ту траву!

— Почему, Герм?

— Вот у него и спроси!

Юный шпион отошел от двери. Всё равно ему ничего не было понятно. Хоть он не виноват в болезни Северуса Снейпа, и то ладно. Но как помочь? Хоть пытайте, Униоль не знал.

Глава опубликована: 06.02.2016

Глава 23.

ГЕРМИОНА

Вот уже два часа как Гермиона никого не пускала в спальню профессора. Она заперлась на самые мощные чары, чтобы аврор Поттер сдуру не взломал их… Не прошло и дня с того момента, как она вытащила из комы своего подопечного, и опять то же самое. Предварительной вспышки магической активности не было, элементарно нечему было вспыхивать — всё перегорело в первый раз. Но сегодня с трудом добирающийся из туалета мужчина, удерживаемый только врожденным упрямством и своим супругом, снова потерял сознание.

На сей раз привести его в чувство не помогли никакие ухищрения, применяемые даже в самых тяжелых случаях в колдомедицине. Пока «мать» еще дышала, надо было спасать детей, благо, срок уже был достаточным для их самостоятельного существования. Уложив Северуса в кровать, Гермиона приступила к довольно сложной операции — кесареву сечению. Сложно оно было тем, что операцию без анестезии проводить было бесчеловечно, а под ней Снейп мог попросту умереть, настолько он был слаб. И всё же Гермиона побоялась резать «на живую», нанесла слабенькую местную анестезию, под которой, очнись профессор под скальпелем, всё равно почувствовал бы боль. Следующая сложность заключалась в том, что его кровь не хотела сворачиваться от заклинания, и Гермиона возблагодарила Мерлина за свою предусмотрительность и за взятые десять зажимов и двадцать тампонов. Были моменты, когда девушка проклинала то, что у нее нет ассистента, но в другие — радовалась, что никто не мешает и не видит, как она боится, потому что всё шло не так, как надо. Но вот детки были вытащены, каждый из них пропищал ей что-то о своей нелегкой участи, был спешно, а потому не очень хорошо отмыт и отнесен в колыбель.

Она знала, как поступать с последами, с оболочками, но вот что с самой маткой… Удалить ее вообще — зачем она мужчине? — или оставить, чтобы та исчезла с обратным ритуалом сама? Этот вопрос она хотела бы обсудить со Снейпом, если бы успела. Сейчас, когда казалось сомнительным, что профессор вообще выживет в своем диковинном эксперименте, странно было думать о последнем этапе ритуала, на который нужно много сил, и всё же Гермиона решила не трогать матку. Она образована магией, так остановимся на том, что нельзя нарушать концепцию колдовства: раз мужское принудительно изменилось на женское, то это женское должно сохраниться без изменений, чтобы снова без изменений трансформироваться в первоначальное — мужское.

— Раз, два, три, четыре, пять… все… — Гермиона вытаскивала из разреза окровавленные тампоны. — Раз, два… — считала она извлекаемые зажимы.

От запаха крови и ответственности у нее кружилась голова. Наконец все швы были наложены, но заживлены из рук вон плохо — ткани срастались ужасающе медленно… Девушке это напомнило практику в морге, там тоже умершие ткани «пациентов» практически не реагировали на колдовство. На покойников мало что действует, некромагия разве что, потому поднятых зомби и не могут привести в нормальный вид: поднять поднимут, в атаку направят, а следы тления с них ничем не убрать, раны не излечить — людей из них не сделать… Но слабый пульс в пациенте еще прощупывался. Гермиона поспешно сняла анестезию и похолодела от того, настолько сниженными оказались жизненные показатели больного. По логике сердце уже должно было остановиться, но его усталые глухие толчки еще гнали кровь по венам, которая, казалось, даже не доходила до дальних точек тела — рук и ног мужчины, они были у него ледяные. «За желание жить профессору нужно выдать Орден Мерлина…» — прошептала Гермиона, вытерла обеззараживающим составом воспаленный рубец, прикрыла прооперированного простыней, высвободив лишь руки. Она поплелась к люльке, где начисто обтерла страшненьких еще, синеватых новорожденных, завязала им пуповины и накрыла Согревающими чарами… Потом постояла рядом с ними, от усталости плохо соображая, что стоит предпринять дальше, но собралась с силами и мыслями, чтобы вернуться к кровати больного, открыть фиал с усиленным Восстанавливающим зельем и постараться влить в больного хотя бы минимальную дозу.

…

Гарри сидел на стуле у двери и не вскочил, когда она отперла дверь, только смотрел на нее огромными глазами. Круги под его глазами казались начерненными углем.

Гермиона ободряюще улыбнулась ему.

Гарри (милый, милый Гарри… за что тебе всё это?) дрожащими пальцами нацепил на нос очки.

— Как он?

— Плохо… Операция прошла нормально, но швы затягиваются ужасно плохо. Зато малыши здоровые, двое. Если хочешь, зайди, только тихо.

Он поднялся прямо, как те же зомби, так же, как и они, не шевеля практически ничем, кроме ног, прошел мимо нее в комнату. Он даже не покосился в сторону деревянной колыбельки, словно ее не было, словно оттуда не доносилось слабое хныканье младенцев, находящихся сейчас под усиленными согревающими чарами. Парень прямиком прошел к кровати. Гермиона заметила, что кофта на друге надета наизнанку.

— Северус, ну что ты? — он остановился напротив, вглядываясь в лицо супруга. — Ты же говорил, что всё протекает нормально, почему вы, слизеринцы, не можете не врать?

— Гарри, — Гермиона решила отвлечь друга от практически бездыханного больного. — Посмотри…

Но он, не слушая ее, опустился на стул рядом с кроватью и уткнулся головой в лежащую на покрывале руку, белую с синими венами, словно длань вампира, и холодную, как рука покойника. Гермиона запоздало заметила на полу кровавые брызги — это она снимала перчатки.

— Посмотри, Гарри, на детей… — договорила она.

— Дети?.. — повторил Гарри, не открывая глаз и не отрывая лба от руки любимого. — Из-за них он и умирает. Будь добра, не напоминай мне о них.

Он замолк. Гермиона тоже молчала.

— Герм, — наконец пробубнил он, — что же случилось? Чертова трава, да? Неужели только она? Почему никто не предупредил меня: ни ты, ни Невилл…

— Гарри… Мистер Снейп не выполнил обязательное условие. Мы представления не имели о его решении. Он знал о необходимости прохождения этого этапа и игнорировал его сознательно.

— Почему? — в сотый раз повторил парень.

— Я не скажу, — не сдержалась Гермиона, — иначе ты окончательно возненавидишь одного из своих детей.

— Причем здесь они? — Гарри медленно поднял голову, чтобы тяжело взглянуть на нее, но тут же перевел взгляд на осунувшееся лицо мужчины. — Если это решение Снейпа, дети не причем.

— Это ты сейчас так говоришь.

— Кто-то из них убил его?

— Мерлин, Гарри, профессор еще жив! Но можно сказать и так.

— Но ведь теперь не определить, кто из них, а значит, всё равно.

Гермиона благоразумно промолчала.

— Какие прогнозы? — медленно и неэмоционально спросил Гарри. — Вот здесь ты мне ответь всю правду, Герм.

— Он очень слаб, — вздохнула она, — давление крови и пульс на самой нижней планке жизнедеятельности. Магии нет, во всяком случае, она не отзывается. Швы вот не срастаются, сам знаешь, что это значит… Я с трудом напоила мистера Снейпа, даже влила, можно сказать, в него Восстанавливающее, боюсь, как только действие его закончится, то…

— Снова влей, я помогу, — обернулся Гарри.

— Организм не может работать на одних допингах, он быстро привыкнет к ним, действие будет слабеть раз от разу. Тонизирующее уже практически не действует — Снейп на нем несколько месяцев.

— Но что-то же можно сделать?! — вдруг закричал Гарри, Гермиона вздрогнула. — Какой-нибудь ритуал для передачи силы, мне Сев про несколько таких рассказывал — с жертвами, да пофиг: два года моей жизни, десять, пусть мы с ним сравняемся в годах, всё отдам, слышишь, Гермиона?

— Тихо-тихо, — она испуганно поняла перед собой руки, словно успокаивая взбесившегося гиппогрифа. — Ты же аврор, Гарри, пусть бывший, должен помнить, что в любом ритуале нужна магическая отдача, пусть слабая, но с обеих сторон. Как он будет участвовать в ритуале, ты посмотри на него?!

— Еще что-то должно быть, — упрямо сказал Гарри. — Магия вуду. Она же не только убивает, но и… Я займусь?

Он с надеждой смотрел на нее. Гермиона молчала. Чтобы найти колдуна вуду, нужно связаться с Малфоем. Знает ли Хорек такого специалиста — второй вопрос. Третий — договориться с колдуном по сети, а настоящие, способные шаманы не сидят перед каминами в офисах и не ждут вызова из Англии, они находятся у себя, в богом забытых африканских лачугах за много миль от цивилизации. Четвертое — много времени затратит сам процесс колдовства, магия вуду не любит спешки… Они просто не успеют. Гарри сам понял несбыточность своих надежд, его вспыхнувшие глаза потухли, а плечи снова ссутулились.

Гермиона заломила руки. Если бы она только догадывалась, что всё так плохо! Она бы, она бы… Начала раньше варить Феликс Фелицис, который сейчас прошел только первую стадию приготовления. Да есть сто способов поднять хоть мертвого! Но для всех нужно время, или хроноворот, чтобы было это время, или что-то ещё, а теперь время играло против них — профессор угасал на глазах, прямо как свеча, истекающая последним воском. Она видела, что у Гарри судорожно дергается кадык, она сама была на грани слез, но ничего не могла даже предложить, что не было бы ложью! И всё же нельзя отчаиваться, нужно надеяться — мысли часто материализуются… Гермиона раскрыла рот, чтобы обнадежить друга, будет импровизировать как уж получится.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒