|
|||
дней до.. Кульминация.8 дней до. Виктор уронил голову на лабораторный стол и продолжал сидеть в такой позе довольно долгое время. Золотарев сидел на соседнем рабочем месте и химичил с реактивами. Виноградов с десятком лаборантов в соседнем помещении производили новые кластеры. Вердынский, стоя у аппаратов, изучал отличительные черты биохимии следующего претендента на смерть рядом с горой ливера, названной «Химера». Дубровский в своем кабинете делал какие-то свои дела. Смирнова была отпущена за ненадобностью, невролог Сидоров попросил увольнение после провала второго эксперимента, когда едва не схватил инфаркт. Все были чем-то заняты, а Бахарев сидел, уронив голову на стол. Как прекрасно все начиналось. Небывалые возможности, сверхсовременное оборудование, море «мутагена»... «Химера», в коне концов, способная в пределах нескольких часов воспроизвести всю проделанную им за пять лет работу в институте Прокопьевска! Сейчас хочется уронить руки и опереться на чувство полного фиаско. Чтобы его оставили, наконец, в покое. Пусть катятся к чертям все наркоманы земли, которые сами не желают излечения. Оно им не нужно, им нужна только очередная доза. Просто одна доза, за которую они убьют родную мать. «Так почему, - роилось в его голове, - я должен их спасать, когда они сами того не желают?» Первый испытуемый наркоман погиб уже на второй стадии подключения к «Химере». Организм парня не выдержал второй дозы транквилизатора, лопнуло сердце. Вторым испытуемым была шестнадцатилетняя девушка, нутро которой перед смертью более или менее уцелело. Она успела воспроизвести три куба желанного ингибитора, но умерла от паралича легких. Все вздохнули с облегчением, однако при разборе полученной панацеи на элементы, выяснилось, что их свойства не идентичны с теми, что были получены Бахаревым в процессе прокопьевских разработок. То есть, если считать данный продукт эксперимента итоговым, - Бахарев отказался бы за него ручаться. После долгого совещания было принято решение считать операцию провалом. Теперь стоило начинать все сначала. К этому Виктор не был готов и полностью отчаялся. Вчера утром Дубровский усердно настаивал, испытать полученное вещество на одном из пойманных ими наркоманов. Бахарев тут же отрезал его попытки, подробно объяснив, что повышенное содержание 9Л-интроколлоидных белковых соединений в составе полученных ингибиторов опытного наркомана просто-напросто мгновенно убьет. Что ложный серотонин, усиленный их совместной реакцией даст большую нагрузку на ослабленные органы. Да, испытывать полученную панацею следовало только на начинающем наркомане, слегка приучив его организм к серотозаменителю. Только тогда был реальный шанс получить хоть какой-то результат. Бахарев сидел в углу лаборатории, опустив на стол тяжелую голову, в которой медленно зарождался независимый план дальнейших действий... В этот момент он точно знал, что будет делать дальше. Ни какой Дубровский не сможет его остановить!
Кульминация. ...«В лабораторную вошли главные резиденты «N», руководящие моей разработкой. Строгие, деловые лица, ни тени улыбки, ни единого движения в мимике. -Виктор Владимирович, ситуация в городе накаляется с каждым днем. Мы вынуждены принять меры по вашей безопасности. Правительство согласилась выделить нам для охраны группу вооруженных солдат, которые прибудут со дня на день. И сегодня же будет произведена замена дверей и окон нашего сектора и вашей лаборатории на металлические. Насколько могут помешать вашей деятельности бригады ремонтников? И когда им следует начать работы? Из комнаты отдыха появился Золотарев, сияющий свежестью и здоровьем. Улыбнулся: -Добрый день, господа! -Вот, полюбуйтесь,- сказал я, - первый образец, можно сказать, удачного эксперимента. Вы знали его как наркомана, а теперь я хочу вам представить другого Павла Золотарева, излеченного от тяжелой наркомании. Резиденты дружно уставились на Павла, один из них медленно проговорил, не меняя каменного выражения: -Вы несете ответственность за свои слова, Виктор Владимирович? Я начал долго и с расстановкой рассказывать об успешных результатах первого эксперимента на живом образце, о двухмесячном режиме его адаптации к измененным свойствам организма. Но им без сомнения требовались точные и подробные письменные данные. Они стали упорно заяснять о неизданном вовремя отчете... -Что это за шум, Виктор Владимирович? – оживился Павел, подбегая к окну. – Слышите? Я внимательно прислушался. Сквозь легкое гудение вентиляции, из окна, со стороны улицы выделялся довольно необычный гул. -Какая-то демонстрация? – тихо предположил Золотарев, свесившись из окна и внимательно всматриваясь в другой конец улицы. -С чего ты взял, что демонстрация, малыш? – поинтересовался один из людей «N». А другой схватился за рацию: -На улице творится что-то неладное, немедленно проверьте... Что!? Как же так? -О боже! – вскрикнул я, отстраняясь от окна. По пустующей проезжей части в сторону института двигалась огромнейшая толпа наркоманов. Именно наркоманов, так как здоровых людей в городе не осталось, тем более толпы. Все как один вооружены палками, хоккейными клюшками, дубинками, лопатами... Беспорядочная толпа быстро сокращала расстояние, остервенело крича и улюлюкая. От вида этого в моем сердце больно ёкнуло, заставляя его биться быстрее. Это парализующий страх, когда смотришь в глаза неминуемой смерти, в глаза зверя, готового вот так, живьем, разодрать тебя на куски. Как еще описать этот дикий первобытный страх? Это когда чувствуешь, что нет закона, нет защиты, есть только смерть и нежелание прощаться с Миром! Мой мозг стал прокручивать варианты дальнейшего развития событий, но вывод оставался одним: неминуемый конец. Что мы могли противопоставить разъяренной толпе, в которой людям нечего терять, а все, что было – забрал героин? В окно мы видели с десяток наших телохранителей, выбежавших на улицу с пистолетами наизготовку. Когда наркоманы приблизились почти вплотную, они открыли огонь. Замертво упало максимум десять человек, остальные накрыли защитников смертоносной лавиной. Неужели они намеривались расстрелять всю толпу? Их же десятки, если не пара сотен! Гул разгневанных голосов все нарастал, мои колени крупно задрожали. Толпа стала ломиться в парадные двери, видимо кто-то из охраны запер дверь изнутри. Под таким натиском ей все равно долго не выдержать. Кто-то из наркоманов стал палить из изъятого у телохранителей пистолета по окнам, еще парочка последовала его примеру. Послышался треск рам на окнах первого этажа. -Нам конец, Виктор Владимирович! - в ужасе орал Золотарев. – Они разорвут нас на куски! С первого этажа доносились грохот, треск выламываемых с косяками дверей, предсмертный душераздирающий визг... Запертая и подпертая сейфом дверь содрогнулась от стука, я едва не потерял сознание. -Люди! – донеслось с той стороны. – Есть здесь кто? Откройте! -Это лаборанты, - предположил Павел, на дрожащих ногах подходя к двери.- Надо их впустить! Но мы не успели. Мольба за дверью сменилась жутким воплем, перемешиваясь с дробным грохотом, безумным ором наркоманских глоток, хрустом костей... -Открывайте, суки!!! -Всех перехуярим!!! Стали выламывать дверь. Кто-то из «N» подкатил к двери шкаф, хотя все понимали, - это не поможет. Второй из «N» пытался перекричать грохот: -Нужно прыгать! -Вы с ума сошли! – орал я. – Третий этаж!.. Но захлебывающийся в безумном страхе резидент ногами выломал оконную раму и выпрыгнул. Я внимательно наблюдал, как он грохнулся на землю и пополз к дороге. Наркоманов внизу не наблюдалось. Тогда я закричал: -Паша, нужно прыгать! -А что еще остается! – поддержал Золотарев. – Только нужно сперва повиснуть!.. -Давай, ты – первый! -Нет! Я – после вас! Сперва я сбросил папку с документами, потом перелез через подоконник и, повиснув, отцепился. Я даже не запомнил, как ударился о землю. Помню, как зверски ныла левая ступня, как скакал к припаркованному неподалеку автомобилю, часто оглядываясь, не отстает ли Павел, нет ли погони. Кто-то из «N», валяясь позади с переломанными ногами, молил вслед о помощи...»
|
|||
|