Примечание к части 1 страница

Часть 2

Сехун по диагонали перечитал текст заметки, выбрал несколько фото и прикрепил их к посту, который через мгновение появился в блоге под заголовком “Cafe JeJe, Jonggak”. Конечно, блогом это можно было назвать весьма условно, скорее своеобразная картотека, где Сехун описывал едальни, в которых бывал: всё, от уличных лотков до элитных ресторанов. Лаконичные зарисовки типичного обжоры, милые, веселые и простые.
Комментарии к новому посту заструились почти сразу, искря обилием восклицательных знаков и эмотиконов. Сехун решил прочитать их позже. На кухне раздался шум, звук бьющегося стекла и следом вскрик, впрочем, сразу переходящий в смех. Сехун не сдержал улыбку:
– Эй! Вы чего там?!
В комнату заглянула голова Сухо, сонно моргнула и склонилась, изображая раскаяние; хриплым ото сна голосом выдала:
– Виноват, – и исчезла, но почти сразу вернулась. – Я куплю тебе новый френч-пресс.
– Еще как купишь! – смеясь, подтвердил Сехун и, схватив со стола карандаш, запустил им в хёна. Сухо увернулся и, проворчав что-то о неуважении молодого поколения к старшим, ретировался на кухню. В комнате вновь воцарилась тишина. На часах сменились цифры, оповестив о наступлении часа ночи. Сехун покрутился на стуле. Выдохнув, встал и пошел было на выход, но замер в дверях. Задумчиво постучал пальцем по стене, выглянул в коридор: с кухни доносились родные голоса, музыка lounge, запахи домашней еды, выпечки и кофе. Очередной очаровательный вечер в стиле Kinfolk: “Приготовить, поесть, поговорить”. Сехун сделал шаг ему навстречу, но резко развернулся, прикрыл за собой дверь и вернулся к компьютеру. Он открыл Naver и ввел в строку поиска “ресторан Fire”.
– Неплохо… – Сехун подпер подбородок ладонью и прокрутил колесико мышки, рассматривая фотографии на главной странице сайта. Он прошел по ссылкам, сначала “меню” (европейская кухня, преимущественно мясные блюда), затем “интерьер” (полумрак, камины и канделябры, темные оттенки красного, пепельно-черного и золотого, общий зал и обилие приватных, утопающих в тени столиков, огромные панорамные окна с видом на город), напоследок “история” и “контакты”.
Сехун улыбнулся, рассматривая фотографии владельцев ресторана. Их оказалось трое: Ким Чондэ, Ву Ифань и…
– Пак Ча-нёль, – одними губами, по слогам прочитал Сехун. В памяти снова вспыхнул и погас образ мотоциклиста в черном. Весь вечер мысли упрямо возвращались к незнакомцу, это уже напоминало навязчивую идею. При чем здесь тот парень? Совершенно ни при чем! Сехун кивнул сам себе и отогнал от себя воспоминания о “черной куртке”. Вместо этого он скопировал имя Пак Чанёля и вставил его в строку поиска.
Статьи сообщали, что во владении у Чанёля и его друзей, помимо ресторана, были картинная галерея и журнал. Парни не бедствовали, это уж точно. Сехун рассматривал их фотографии и никак не мог понять, сколько же им лет. Двадцать? Тридцать? Пятьдесят? Такое в голове не укладывалось, но чем больше он вглядывался в их лица, тем сильнее удивлялся – их возраст невозможно было определить.
Сехун открывал вкладку за вкладкой и листал фотографии, входя в азарт, и неожиданно заметил то, что по непонятной причине от него ускользало прежде, и это тоже поражало. Как он сразу не заметил? На всех снимках Пак Чанёль был либо в маске, либо скрывался под капюшоном, либо стоял так, что лица не было видно. Сехун снова занялся поиском, но ни в одной статье, ни на одном сайте не было ни слова о том, почему он прячет лицо. Словно никто на земле не замечал его маски, словно она никого не интересовала, но такого просто не могло быть! Уж точно не в Корее. Сехун прочитал сотни комментариев, но все как сговорились – о маске Пак Чанёля молчали и журналисты, и пользователи Сети.
За спиной раздалось:
– Мы тебя заждались.
Сехун, вздрогнув, обернулся. Сухо стоял в дверях комнаты, заразительно зевая:
– Ты идешь или нет?
– Иду, – Сехун захлопнул ноутбук, но успел заметить фотографию Пак Чанёля на экране. Да что с этим парнем не так? Мысли о нем впились в сознание, как заноза. В задумчивости Сехун запнулся о собственные ноги и чудом не расстелился на полу.
– Ты чего? – удивился Сухо.
– Не знаю. Устал… наверное. Спать хочу.
– Это ты-то спать хочешь? Человек, который раньше пяти утра никогда не ложится? – Сухо сделал большие глаза. – Ребят, хотите прикол? – он развернулся и поплелся на кухню. – Наш макнэ спать хочет.
Минсок с Кёнсу прыснули смехом. Сехун проскочил вслед за хёном, юркнул за кухонный стол и, подтянув к себе журнал, принялся листать его с равнодушным видом.
– Ты где пропал-то? – Минсок снял турку с огня и, наполнив напитком две чашки, одну поставил перед сонным Сухо, вторую протянул хозяину дома.
– Блог обновлял. Был сегодня в мини-кафешке, у них отличный кофе.
– Но я по-прежнему твой любимый бариста? – подмигнул Минсок, и Сехун звонко рассмеялся.
– Ты лучший бариста Сеула, хён.
Сухо скривился, глядя на Сехуна, мол, ври, ври, да не завирайся, и тут же кивнул в сторону Кёнсу, пытающегося компактно разместить закуски в холодильнике. Ехидно улыбнувшись, прошептал:
– Уже минут двадцать бьется.
Занятие Кёнсу напоминало одновременно игру в Тетрис, конструктор Лего и головоломку повышенного уровня сложности.
– Не помещаются, – грустно вздохнул Кёнсу и обернулся к Сехуну. – Не помещаются, – уже громче повторил он, и в голосе послышалось осуждение. Хозяин квартиры беспомощно развел руками:
– А я что сделаю? Просто перестань таскать ко мне продукты.
Кёнсу посмотрел на него, как священник на еретика, и принялся на новый лад переставлять контейнеры на полках:
– Должны влезть, – уверенно промычал он. Сехун сжал кулачки:
– Файтинг, – и вернулся к изучению журнала.
– Как твой мюзикл? – спросил Сухо. Макнэ перелистнул страницу и, смеясь, напомнил:
– Я в массовке, хён, – но принялся с энтузиазмом рассказывать. Через пару минут он уже использовал скрученный журнал вместо микрофона и изображал смешные танцевальные па настолько эффектно, насколько позволяли размеры кухни. Минсок хохотал, Кёнсу ворчал, едва поспевая убирать с пола контейнеры, чтобы на них не наступил танцор, Сухо допивал за Сехуном кофе и взглядами посылал Минсоку сигналы SOS, намекая, что в скором времени ему потребуется еще доза. Старший охотно вернулся к турке и открыл шкафчик с сиропами. Сехун раскланялся. Кёнсу звонким шлепком по ягодицам велел ему вернуться за стол и не мешаться. Сухо проверил время.
– Тебе уже пора? – Сехун вновь пристроился за столом.
– Есть еще полчаса.
Сухо работал в пекарне, и его смена начиналась примерно в три ночи, а заканчивалась ближе к полудню. Они с Сехуном жили в соседних квартирах и, как две “совы”, быстро сдружились. Сехун зазывал хёна к себе на ночные завтраки, соблазняя фразой: “Мой друг Кёнсу офигенно готовит!”. Это была чистая правда. Семья До владела ресторанчиком, но пока родители не позволяли Кёнсу развернуться там в полную силу, и он направил свой энтузиазм повара на Сехуна, а следом на Сухо.
В благодарность за завтраки, Сухо, возвращаясь домой, оставлял на дверной ручке соседа пакет свежей выпечки. Он уходил к себе и выглядывал из-за двери около четырех вечера, как раз когда Минсок по пути на работу воровал булочки из пакета Сехуна. Минсок жил двумя этажами ниже, но запах вкуснейшей сдобы манил похлеще сладкоголосых сирен. Сухо по первости нещадно гонял его, ругал, взывал к совести и грозил наказанием, но потом сдался и стал таскать с работы два пакета булочек, а позже вовсе пригласил Минсока на ночной завтрак. Кёнсу на радостях чуть не помер: целых три голодных рта – вот оно счастье.
– Сказал же, влезут! – Кёнсу победно улыбнулся и с грохотом захлопнул дверцу холодильника. Трое парней восхищенно зааплодировали.
– Меня завтра не ждите, – объявил повар. – С отцом поедем на восточный рынок морепродуктов. Выехать надо вечером, чтобы к открытию успеть.
– Раз позавтракать не светит, то я, пожалуй, попозже встану, – зевнул Сухо.
– А я пораньше лягу, – усмехнулся Минсок.
– Ну а ты? – Кёнсу посмотрел на Сехуна.
– Не знаю… Схожу куда-нибудь перекусить. Может, в “Fire”. Вроде, неплохой ресторан.
– Никогда не слышал, – задумчиво протянул Кёнсу. Сухо пожал плечами, от жизни обычных людей он был безнадежно далек, о ресторанах, магазинах и прочих развлечениях толком не знал, да и не хотел. А Минсок закивал:
– Отличный ресторан! У меня была их визитка, но я потерял где-то.
Сехун почувствовал, как визитка прожигает его карман джинсов. Он мог сказать: “Она у меня. В подъезде нашел”, – но отчего-то промолчал. Ему безумно хотелось оказаться в “Fire”, но оказаться там одному, без друзей. Подобных желаний прежде никогда не возникало, и Сехун устыдился их. И все же “Fire” он ни с кем не хотел делить.
А Минсок продолжал рассказывать:
– Хозяин нашего кафе ужинал там недавно. Пришел счастливый, сытый. Сказал, их повара просто волшебники, – глянув на Сехуна, он усмехнулся. – Пиджак надень. Только не переборщи с официозом. Это, вроде как, место, где вся богемная тусовка Сеула бывает. В смысле всякие творческие фрики. Короче, заморочься над одеждой. Выбери что-нибудь…
– Маскарадное? – Сехун опустил взгляд. – Как Пак Чанёль?
– Кто?
– Ну-у… Хозяин ресторана.
Минсок задумался и покачал головой:
– Нет, там какой-то Ким владелец, это точно.
– Их разве не трое?
Кёнсу склонился к Сухо:
– О чем они вообще?
– Бе-е-ез понятия, – он посмотрел на часы и горестно вздохнул. Минсок, между тем, вспомнил:
– А! Их трое, да. Но каждый отвечает за что-то свое. Ким – за ресторан, китаец – за галерею, а третий, не помню имя, – за журнал. Примерно так. Ты бронировал столик?
Сехун поник:
– Это обязательно?
– Позвони сейчас и к тому времени, как мы вернемся из путешествия, подойдет твоя очередь.
– Видимо, завтра я ужинаю дома, – подытожил Сехун.
Ближе к утру, когда гости разошлись, он уселся в компьютерное кресло и, покрутившись, вынул из кармана огненную визитку. Он поднял ее над головой на расстоянии вытянутой руки, прищурился, вновь крутанулся в кресле и, фыркнув, откинул визитку куда-то в угол:
– К черту!
Не поднимаясь, он подкатил кресло к ноутбуку, включил его и, открыв блог, принялся лениво отвечать на комментарии.
– А будь я профессиональным критиком в каком-нибудь модном журнале, меня бы пустили в Fire без очереди?
Сехун задумался и, не сдержавшись, вновь зашел на сайт ресторана. Ни на что особо не надеясь, он написал администрации короткое письмо, прикрепил ссылку на свой блог и вернулся на главную страницу. В верхнем правом углу мигал значок “Play”. Сехун щелкнул по нему – заиграла тихая музыка и на экране рандомно поплыли фотографии.
Первым на сцене в свете софитов появился стейк. Средней прожарки, политый соусом, горячий и соблазнительно-сочный. Его аромат, чарующий и горячий, незаметно проник в комнату и вскружил голову. Сехун представил, как отрезает кусочек, мясо поддается воле ножа легко, как нежный тофу. Язык ощущает тепло – и вкус, волшебный, насыщенный, мягкий, разливается во рту, прогоняя все мысли и оставляя только наслаждение, граничащее с экстазом. Сехун сглотнул вязкую слюну и, застонав, обреченно упал лицом в ладони.
Вновь подняв глаза к экрану, он чуть не расплакался: Португалия, портвейн, урожай 1963 года – господи, да за что?! Сехун не любил портвейн, да и алкоголь в принципе, но винтажный бокал с крепленым вином смотрел на него из объятий огненно-томных тканей и выглядел столь желанным, что хотелось душу продать, лишь бы испить глоток.
Когда на экране появился десерт, Сехун захлопнул ноутбук и, схватив куртку и шлем, выбежал из дома.
Охранник стоянки посмотрел на него недовольно и сонно, но шлагбаум поднял. Сехун забрался на мотоцикл, с силой нажал на педаль, стартуя, и через мгновение выскочил на трассу.
Улицы покровительственно чернели предрассветным покоем. Холодный плотный ветер проскальзывал по бокам, образуя для Сехуна его личный туннель с невидимыми стенами, в конце которого призывно горели огни города. Дышать стало легче, скорость приятно пьянила и, вместе с тем, прочищала мозг. Мотор довольно заурчал, когда Сехун свернул в сторону старой набережной, где в это время суток не бывало людей и машин, а на дорогу не выбегали бестолковые зверушки. Парень спустился ближе к воде и выжал газ на полную, в груди заклокотало. Сехун расплылся в улыбке. Казалось, кто-то передвинул ползунок – и все цвета мира стали ярче. Он вдохнул поглубже и, окончательно успокоившись, сбавил скорость. И почти вскрикнул, когда в ту же секунду его обогнал другой мотоциклист, едва не задев и изрядно испугав. Сехун не слышал, как он приближался, хотя теперь рев двигателя оглушал.
“Это тот самый тип”, – подумал Сехун, разглядывая черную куртку. Мотоциклист обернулся и посмотрел на него сквозь непроницаемую черноту защитного стекла.
– На дорогу смотри, идиот, – буркнул Сехун и уже собирался повернуть к дому, но вместо этого крепче обхватил пальцами руль и прибавил газу. Расстояние между ним и незнакомцем стремительно сокращалось. Сехун флегматично считал оставшиеся метры:
– Семь… Три…
Он его догонит! Переднее колесо мотоцикла Сехуна оказалось на одной линии с задним колесом соперника. Еще чуть-чуть, и…
– Черт!
Черный мотоцикл, зарычав, унесся вперед. Незнакомец глянул через плечо, и Сехун был готов поспорить на что угодно, этот сумасшедший посмеивался над ним.
Продолжать гонку не имело смысла: набережная заканчивалась и прибавлять скорость было бы глупостью. Но новоявленный спутник Сехуна, казалось, совершенно об этом не беспокоился. Он уверенно гнал, не обращая внимания на бетонную стену впереди, припадал на руль и не собирался тормозить.
– Он этого не сделает, – заверил сам себя Сехун, но вдоль позвонков пробежал неприятный холодок. Он затормозил, стянул шлем и повесил его на руль. Спустившись на асфальт и сделав пару шагов, удивился тому, как плохо слушаются его ноги.
– Тормози… Тормози…
Сехун надеялся на какой-нибудь сумасшедший трюк с крутым разворотом, визгом шин и самодовольной ухмылкой камикадзе, которую невозможно будет разглядеть за шлемом. Сехун надеялся...
Но ничего подобного не произошло.
Звук мотоцикла, врезающегося в стену, раздался взрывом. Удар, один сильный, несколько послабее, противный скрежет, вспышка. Сехун стоял, зажмурившись. Он закрыл лицо руками и перестал дышать.
Набережную, точно куполом, накрыло тишиной. Трассами выше скользили автомобили, но ни один не остановился из-за аварии. В окнах кое-где горел свет, но никто не выглянул на шум. Никто не заметил произошедшего, не вызвал полицию, не спустился к воде, проверить дышит ли тело, далеко отлетевшее от мотоцикла. Мир не шелохнулся. Ничего не изменилось. Жизнь буднично текла дальше.
И только Сехун застрял слишком близко…
– Пожалуйста, будь живым, – он судорожно сделал вдох, ошпарив холодным воздухом нёбо. В висках громко-громко стучало.
– Будь живым, будь живым, будь живым, – бестолковая получалась молитва. При таких столкновениях не выживают, Сехун знал это отлично.
Он зажмурился и пошел вперед. Пошел скорее на автомате, не понимая, зачем и почему. Также механически полез во внутренний карман куртки за телефоном, попробовал вслепую набрать 119, но нажал не те цифры и механический голос сообщил, что набранный номер не существует. Сехун открыл глаза.
Было начало весны, и деревья стояли полуголые. Небо и река оказались одинаково черными. Пахло бензином. Одно колесо разбитого мотоцикла все еще крутилось. Где-то что-то горело. Ни стонов, ни криков не было. Незнакомец лежал на спине и не шевелился. Сехун, шатаясь, подошел к нему, присел рядом и потянулся рукой, но тут же одернул ее. Перед глазами плыло, и изрядно тошнило. Сехун уселся на асфальт. Лежащего перед ним идиота было жалко до слез. И Сехун заплакал, прижимая ладонь тыльной стороной к губам.
– Почему люди вечно ревут по поводу и без?
Сехун замер на вдохе и, испуганно округлив глаза, уставился на мотоциклиста. Тот лежал неподвижно. Сехун икнул, быстро осмотрелся – на набережной никого, кроме них, не было. Взгляд медленно, нехотя вернулся к мотоциклисту.
– Нет серьезно, у людей какой-то косяк со слёзными железами? Чуть что, сразу истерика, – мотоциклист медленно приподнялся на локтях и уставился на Сехуна. В последнем парень не был уверен на 100%, потому что за шлемом не видел глаз, но сам по себе вид ожившего трупа действовал ужасающе. Сехун почувствовал, как дрожь бьет тело изнутри. Крик застрял в горле.
– Надо же, так ты меня все-таки видишь, – из-за шлема голос казался приглушенным.
Сехун изумленно приподнял брови. Происходящее не укладывалось в голове, разумного объяснения не находилось и, когда мертвец сел и принялся неторопливо разминать шею и плечи, паника улыбнулась Сехуну широким, маньячным оскалом.
– Не орать! – приказал мотоциклист, и Сехун послушно закрыл рот, хотя действительно собирался закричать. – Я живой, ага. Спасибо за сочувствие, очень мило. Я тронут, или типа того, – камикадзе усмехнулся и стянул перчатки. Сехуну пришлось закрыть рот руками, чтобы уж точно не заорать: кожа на ладонях незнакомца была полностью обгоревшей. Сехун поспешно отвел взгляд, подавляя приступ тошноты, и вновь заметил костерки позади мотоциклиста. В глазах промелькнула догадка, но незнакомец рассмеялся:
– Да не, это старые шрамы, – пояснил он и, расстегнув куртку, достал телефон. – Во имя Локи, почему эти штуки такие хрупкие?! – он сердито откинул телефон с треснувшим экраном в сторону и протянул руку к Сехуну. – Дай позвонить.
Сехун в страхе отшатнулся от обожженной ладони и попытался подняться, но ноги подкосились, и он упал на асфальт.
– Да не трону я тебя, – в голосе проскользнула то ли обида, то ли презрение. Мотоциклист легко (словно и не было аварии) поднялся и подошел к Сехуну, присел на носках, широко разводя колени, и хмыкнул под шлемом, склонив голову набок, как большая собака, разглядывающая нечто занятное.
– Люди такие пугливые, – со смешинкой пропел он. И жёстко добавил: – И жалкие, – он грубо выхватил у Сехуна телефон и выпрямился во весь рост. – Сейчас верну.
Камикадзе отошел на несколько шагов, набирая номер по памяти, и снял шлем – Сехун быстро отвернулся, пугаясь, сам не зная чего. Мотоциклист затараторил в трубку:
– Лэй, я на набережной, ты мне нужен. Боги, да не ори ты! Со мной все в порядке, всего-то слегка превысил лимит здоровья. Сказал же – слегка! Боли не чувствую, но, кажется, ребра сломаны. Ага, жду. И Лухана захвати. … Не знаю, походу, его скрывающее заклинание дало сбой. Какой-то человек меня видит. Да уверен я, что активировал заклинание верно. Остальные не видят, только этот…
Сехун перестал прислушиваться, в словах ненормального логики не было никакой. Он посмотрел на свои ладони – почти перестали дрожать, это хорошо. Страх отступал.
– Ты каскадёр? – спросил Сехун, когда ему вернули телефон, и даже решился посмотреть на парня. – Зачем ты снова надел шлем?
– Много вопросов. Но я отвечу, просто чтобы занять время, пока мои друзья не приедут. Тебе придется их дождаться.
– Зачем?
– Затем, что Лухан должен забрать твои воспоминания, – он рассмеялся, заметив изумленный взгляд. – Не переживай, это не больно. Примерно, как в “Люди в черном”. Лу щелкнет пальцами и внушит тебе, что ты погонял немного по набережной и вернулся домой. И, кстати, я не каскадер, а шлем надел, чтобы ты не орал, увидев меня. Не то, чтобы нервы твои мне были дороги, просто я реально это не переношу: слишком высокие ноты, страх в глазах, оскорбления. Словно я действительно какой-то невозможный урод. Вот скажи, разве это настолько ужасно? – он поднял руку, демонстрируя ожоги. Сехун отвернулся.
– О, все-таки жутковато, да?
– Да.
– Мог бы и соврать, – он так и стоял, держа руку протянутой к Сехуну. Человек медленно посмотрел сначала на обгоревшую ладонь, затем в черноту шлема.
– Ожоги так не выглядят… Они не зажившие, но и не…
– Они всегда старые, и всегда новые. И всегда уродливые.
– Мне жаль.
– Не ври, – мотоциклист уронил руку, и она безвольно повисла вдоль его тела. Незнакомец медленно, будто против собственной воли опустился перед Сехуном на одно колено и долго рассматривал его сквозь темное стекло шлема. Казалось, целая вечность прошла. Тихий голос раздался настолько внезапно, что Сехун вздрогнул.
– Ты – человек?
– Что?
– Чувствую, что человек, но не верится. Ты слишком… – он грустно рассмеялся и ненадолго замолчал. – Ты слишком красивый, чтобы быть простым смертным.
Сехун почувствовал, как кровь прилила к щекам. К комплиментам он привык, но “черная куртка” явно бредил.
– Ты неслабо ударился головой. Тебе надо к врачу.
– Да, мне нужен лекарь. Со мной определенно что-то не так, раз тебе подобный кажется мне мне красивым.
– “Тебе подобный”? – оскорбился Сехун.
– Я таких, как ты, на дух не переношу.
Щеки Сехуна снова вспыхнули, но на этот раз от злости. Незнакомец говорил искренне. Сехун отлично понимал, когда люди врут. Мотоциклист был сумасшедшим, но лжи не произнес ни разу. “Таких, как Сехун”, иными словами, “простых смертных” он презирал. Сехун понял это и почувствовал себя отвратительно.
– Я к тебе в друзья не набивался! – он попытался подняться с асфальта. Его бесцеремонно дернули обратно:
– Сиди ты.
– Отстань! – Сехун отпихнул от себя руки и поспешно встал. – Не знаю, что это был за трюк со стеной, но, вижу, ты в норме, и мне здесь больше делать нечего. Я вызову скорую, а дальше разбирайся сам.
– Мне не нужен врач.
– Нужен! Ты на полной скорости въехал в стену!
– Да, я заметил.
– Черт, да ты просто больной на всю голову делать такое! У тебя что, девять жизней?! Или нереально большая концентрация мидихлорианов в крови?! Ни один человек после такого не выжил бы!
– Человек бы не выжил, – согласился мотоциклист и тоже поднялся. – Но я и не человек.
– Класс! Удачи тебе, псих. А я сваливаю, – Сехун развернулся и почти бегом направился к своему мотоциклу. Парень в шлеме двинулся за ним:
– Я не человек, и плюс к этому сегодня на мне заклинание единорога, оберегающее от травм. Это круче всякого защитного снаряжения и прочей ереси, – он обогнал Сехуна и уселся на его мотоцикл, отрезая парню путь к бегству. – Это как эльфиские доспехи, только невидимые. Ну и надевать ничего не надо, – парень перекинул ногу через мотоцикл, устраиваясь поудобнее, и хохотнул, заметив, как при этом Сехун буквально побагровел от злости. – Хочешь, расскажу тебе о единорогах и эльфах?
– Я хочу домой, – честно признался Сехун. – Хочу, чтобы ты убрался с моего мотоцикла! Хочу забыть тебя и всё, что только что произошло, как страшный сон.
– Ты и забудешь. Лухан уже в пути.
– Слушай, ты… – Сехун вцепился в расстегнутую куртку парня и с силой дернул на себя.
– Чанёль.
– Что?!
– Зовут меня – Пак Ча-нёль, – по слогам, нараспев промурлыкал он, и Сехун разжал пальцы. – И глаза у меня выше. Ты все время смотришь куда-то в район носа, это раздражает.
– Я не виноват, что у тебя непроницаемое стекло на шлеме!
– Мне его снять? – парень спросил это таким лукавым тоном, что Сехун нервно сглотнул и мотнул головой. – Я тоже думаю, что не стоит.
Сехун отошел на пару шагов и осмотрел мотоциклиста с любопытством:
– Тебя правда Пак Чанёль зовут?
– Я так и сказал.
– Случайно не тебе принадлежит ресторан “Fire”?
– Журнал, – поправил Чанёль, и Сехун мог поклясться, что под шлемом он улыбается. – Ресторан у Чена. Этот ненормальный настоял, что у каждого из нас должно быть свое дело, сказал, мы должны работать, чем-то заниматься, иначе умрем от тоски. У Криса бизнес не бей лежачего: отыскивает художников и среди наших, и среди людей, продает картины тоже и тем, и другим. Ему даже прикрытие не нужно. И мозги напрягать не приходится. Да у него их и нет. Он считает себя офигенным художником, творческой личностью, ранимой натурой, представляешь? Говорит, всякие мирские дела по типу прибыли, окупаемости и продвижения нашего лейбла его не касаются. Но при этом продает купленное втридорога, и это минимум. Короче, живем мы в основном за его счет. По крайней мере пока, неизвестно ведь...
– Эй! – Сехун жестом попросил парня заткнуться. – Это все, конечно, дико интересно и познавательно, и я ценю твою искренность, но…
– Да забей, – мотоциклист равнодушно отмахнулся, – минут через 20 ты все равно ни слова не вспомнишь.
– Ну да, ну да, – Сехун иронично ухмыльнулся и даже не попытался сделать вид, что не считает Чанёля редкостным психом. – Но… раз уж мы здесь и я все еще при памяти, расскажи, как попасть в ресторан без предварительной брони? Желательно прям завтра. Или на днях.
– Ты для себя спрашиваешь?
Сехун кивнул.
– Тогда никак, – Чанёль захохотал. Сехун скривил недовольную гримасу.
– Серьезно, парень, это ресторан для наших. Простым смертным туда путь заказан. Пускаем иногда “верхушку” и болтунов всяких, но это лишь для отвода глаз.
– Ты больной, да? Скажи честно, у тебя весеннее обострение? Ты из-под надзора сбежал?
– Ой, как примитивно, – Чанёль со скукой вздохнул. – Вот поэтому я и настоял, чтобы в ресторане людей почти не было. При вас же невозможно расслабиться! Постоянно надо следить, чтобы не вырвалась сила, не подрались гоблины, кто-нибудь не заказал нечто нечеловеческое. Если бы люди ужинали у нас постоянно – это был бы ужас! А так приходит одна-две пары за вечер, на них накладывается заклятие невИденья, и всё магическое в ресторане им кажется совершенно обычным.
– И все-таки псих, – кивнул сам себе Сехун и жестом велел Чанёлю слезать с мотоцикла. – Всё, давай, проваливай, мне домой надо, уже светает, – он демонстративно поежился от предрассветной прохлады и приподнял бровь. – Ну?
– Сейчас холодно? – искренне удивился Чанёль. Сехун закатил глаза и зло рыкнул:
– Да! Холодно! – он стушевался, когда мотоциклист вместо ответа молча выпрямился и, склонив голову к плечу, стал пристально рассматривать его. Сехун поджал губы и отвел взгляд. Во рту пересохло.
Чанёль поднялся, медленно обогнул мотоцикл и подошел к Сехуну, притянул его к себе за ворот куртки и положил ладонь на шею, не позволяя отстраниться. Сехун дернулся от прикосновения:
– Пусти, – оно было странным от ожогов и потрясающе горячим. Сехун задрожал, но не от холода.
– Интересно, каково это?
– ..что?
– Чувствовать холод. Как это? Неприятно? Больно?
Сехун совсем перестал что-либо понимать. Он смотрел на Чанёля, и ему одновременно хотелось и не хотелось знать, о чем он говорит.
– Я не чувствую холода, – зачем-то пояснил Чанёль, голос его сделался тихим, словно он рассказывал свой самый большой секрет. – Даже теперь, когда огня во мне почти не осталось, я ни разу не замерзал. Чен говорит, холод бодрит. А люди… Вы ведь быстро замерзаете, да?
Сехун кивнул и сам себя испугался, поняв, что сделал глупость. Отвечать на вопросы сумасшедшего - не лучшее решение. И стоять рядом с ним в обнимку – тоже. Пора было уезжать. Подальше отсюда, подальше от Пак Чанёля, его разбитого байка, горячих рук, идиотских вопросов, хриплого голоса и глаз, которые нестерпимо хотелось увидеть.
– Я могу согреть тебя, – Чанёль осторожно отпустил ворот куртки Сехуна и выжидательно замер, проверяя, сбежит ли человек. Но Сехун не шевельнулся, он даже дышал через раз; смотрел пугливо и с любопытством, мотыльком, летящим на огонь. Чанёль обе ладони опустил на его шею: пальцы сплелись в замок, накрыли позвонки и пустили по ним плавленный огонь. Сехун обомлел:
– Как ты это делаешь?
Чанёль прочистил горло:
– Что делаю?
Сехун смотрел все еще не в глаза, то выше, то ниже, Чанёль старался столкнуться с ним взглядом, но никак не выходило. Он попросил:
– Закрой глаза, – и Сехун послушался, но тут же одумался и распахнул их.
– Зачем?
– Закрой. Будет теплее, – прошептал Чанёль, и через мгновение смотрел на сомкнутые веки и улыбался.
Он убрал руки от Сехуна – парень шумно втянул холодный воздух, брови его нахмурились, и между ними немым упреком замерла глубокая складка. Чанёль без труда читал по ней: “Обещал, что станет теплее, а вышло наоборот”.
– Только не жульничай, не открывай глаза, – он помахал рукой перед Сехуном, убеждаясь, что тот не подглядывает, и снял с себя шлем.
Стоило Сехуну чуть приоткрыть ресницы, он бы увидел ужасное: “Чудовище”. Чанёлю говорили и такое, и многим хуже. И теперь он медлил: Сехун хоть и был человеком, но самым – самым! – красивым из всех, кого фениксу довелось повстречать; Сехун был рядом, очень-очень близко, и эта близость его не пугала, а радовала, Чанёль понял это по расслабленному выдоху юноши, когда горячие руки снова коснулись его шеи, согревая. Багряные ожоги ярко контрастировали с белоснежной кожей, и это неожиданно оказалось болезненно-красивым.
– Не открывай глаза… – прошептал Чанёль, – ...пока я не разрешу.
Поцелуй был медленным и глубоким.
Чанёль не обманул – стало теплее.

Часть 3

Тело стало не по размеру. Внутри ожило, задышало, уперлось макушкой в небо. Огромный мир оказался маленьким и поместился меж встретившихся губ. Поцелуй был долгим, тягучим и жарким. И он закончился.
Он должен был закончиться, даже если оба этого не хотели. Губы разомкнулись, но парни продолжили стоять рядом, крепко обнимая друг друга за плечи и обмениваясь сбившимся дыханием.
– Не открывай глаза.
Сехун, помедлив, кивнул. По его губам провели подушечкой большого пальца и снова поцеловали, обжигающе-коротко, чувственно… Незабываемо.
– Открывай.
Всего на секунду, но Сехун увидел карие глаза, яркие и пламенные. Он их запомнил и отказывался забывать. Но воспоминания материальны и их можно отобрать.
– Ну же, отдай, не упрямься, – раздалось у Сехуна над ухом. Щелкнули пальцы, и воспоминание о чарующе-огненных глазах растворилось, как и все остальные, связанные с Чанёлем.
– Ночью ты катался по набережной.
В ответ на сказанное Сехун, соглашаясь, кивнул.
– Ты был один, – щелчок.
Сехун напрягся и замер, нахмурился. Он не был. Он не мог вспомнить, но совершенно точно знал, что этой ночью не был один.
– Один, – настойчиво повторил голос, и у Сехуна внутри сжалось от растущей боли, на глазах выступили слезы.
– Ну что ты? Тише, тише. Я тебя подлатаю, потерпи, – Лухан опустил ладони на виски Сехуна и заглянул ему в глаза, стараясь не обращать внимание на пелену слез. Пару минут он смотрел в него, заменяя истинные воспоминания ложными, перенаправлял эмоции, подавлял сопротивление парня.
– Поезжай домой, – велел Лухан.
Сехун механически кивнул. Глаза были пусты. Чанёль посмотрел на него и тут же отвернулся. Лэй попросил:
– Не дергайся, – его руки были на ребрах феникса, – я же лечу тебя.
Чанёль вздохнул и постарался не шевелиться. За спиной у него взревел мотор, и мотоцикл тронулся с места. Звуки смолкли, и Сехун исчез. Вот и славно! Пусть катится на все четыре стороны, он всего лишь человек. Сказочно красивый, с него бы картины писать, но все равно – лишь жалкий человечек. Ни больше, ни меньше. Чанёль не будет о нем думать, не будет вспоминать. Разве что сегодня. И может быть завтра… Или если его спросят о самом потрясающем поцелуе в жизни – тогда он вспомнит о Сехуне, но не расскажет о нем никому. Потому что че-ло-век. А фениксы с простыми смертными не общаются.
Лухан развернул кепку козырьком вперед, накинул капюшон худи поверх нее и, легко оттолкнувшись, заставил колесики роликовых коньков дружно завертеться. Он подъехал к друзьям и усмехнулся:
– Ты дурак, Пак Чанёль.
– А ты шарлатан, – зло огрызнулся феникс. – Я хорошо заплатил тебе за заклинание, а оно оказалось бракованным.
– Вовсе нет! – обиженно надул губы телепат. – Оно скрывает от людей, но этот парень исключение. И ты сам подпустил его слишком близко. Если бы ты… – Лухан замолчал, заметив предостерегающий взгляд Лэя. – Ладно, согласен. Мой косяк и я его исправил. Инцидент исчерпан.
– Нет уж, договаривай, – сквозь зубы процедил Чанёль. – Если бы я “что”? – он сощурился, и почти погасшие костерки у его разбитого мотоцикла вновь вспыхнули. Лухан, увы, не обратил на это внимания:
– Он эмпат.
Чанёль встрепенулся:
– В смысле? Не человек?
– Человек, – возразил Лэй. – Магии в нем нет.
– Зато он ее чувствует, – Лухан запрыгнул на бордюр, прокатился пару метров и спрыгнул на асфальт. – Если бы ты сохранял дистанцию, он бы тебя и не заметил. Но ты влез в его ауру, проехав чересчур близко...
Чанёль вскинул на него недобрый взгляд:
– Откуда ты знаешь, насколько близко я проехал?
– Я же стирал его воспоминания, – беззаботно начал пояснять Лухан, но по глазам феникса понял, что сболтнул лишнее. – То есть… Я…
– Ты ви-идел? – свирепо прошипел Чанёль, медленно отводя от себя руки Лэя и полностью разворачиваясь в сторону телепата. – Его воспоминания. ВИДЕЛ?!!
Лухан отшатнулся от внезапного крика, ролики откатили его на пару шагов.
– Чанё… – за спиной затрещали костерки, и от их света тень телепата испуганно задрожала. – Прости! Он упрямился. Мне пришлось залезть глубже…
– Ах, тебе пришлось? – с мрачной усмешкой переспросил Чанёль. – Да кем ты себя возомнил? Кто тебе позволил? Ты должен был стирать воспоминания, а не рассматривать их!!!
– Чанёль, – Лэй встал перед ним, скрывая у себя за спиной побледневшего парня. – Лу еще юн. Для работы с мыслями “вслепую” нужен более опытный телепат, – это была ложь, но Лэй надеялся, она немного усмирит гнев друга. Чанёль не повёлся. Он грозно зыркнул на Лухана:
– Как много ты видел?
– Я не расскажу никому, – во взгляде появилась мольба: – Чанёль, пожалуйста, ты же знаешь…
У телепатов существовал свой кодекс, придерживаться которого должен был каждый, ослушание строго наказывалось. Одно из правил гласило: “Не превышать полномочий”, – что фактически означало уметь держать язык за зубами. Увидел сверх положенного – молчи в тряпочку, только так клиент будет чувствовать себя в безопасности. Телепаты не осуждают, не вмешиваются и тщательно хранят чужие секреты, как священник тайну исповеди.
– Мне плевать, расскажешь или нет! Меня бесит, что ты вообще влез, куда тебя не просили!
Лухан поник, догадываясь, что теперь Чанёль донесет на него, и семейный совет запретит ему работать самостоятельно на полгода минимум, а ведь он только начал.
– Он может вернуть тебе эти воспоминания, – предложил Лэй. – Мысли – это вещь, их можно положить в сосуд, можно уничтожить или вернуть владельцу.
– Я отдам их тебе, – с готовностью согласился Лухан.
– На кой черт они мне сдались?!! - взвился Чанёль, и телепат шустро спрятался за спиной Лэя.
– Я не знаю, я просто предложил. Воспоминания можно просматривать, войти в них и оказаться на месте человека, узнать, как он это видел, что чувствовал.
– По-твоему, мне это интересно? – презрительно сморщившись, выплюнул Чанёль. – Думаешь, я хочу это знать?!
Лухан попытался примирительно улыбнуться, но не вышло:
– Тогда просто уничтожишь их. Я научу, как.
Чанёль заходил вперед-назад, обдумывая предложение. В итоге ответил:
– Нет.
Телепат покрылся мурашками.
– Ты уже нарушил условия сделки. От того, забудешь ты увиденное или нет, ничего не изменится. Мне эти воспоминания без надобности.
Лэй припечатал феникса кулаком по спине:
– Чанёль, не будь таким. Лухан мой друг.
– Именно. Твой, а не мой.
– Ненавижу тебя.
Чанёль попытался проигнорировать обиженно-требовательный взгляд Лэя, но не вышло.
– Да чтоб тебя… – феникс выругался и вопросительно посмотрел на Лухана. – Что с тебя взять-то?
Телепат смущенно пожал плечами и замер в ожидании приговора. Феникс снисходительно отмахнулся:
– Ладно. Почини мой мотоцикл, и я забуду о твоем непрофессионализме.
– Починить? – растерянно переспросил Лухан. – Но… он всмятку, а я не механик.
– Но ты же можешь двигать все эти штуки.
– Надо знать, куда и что двигать!
– От тебя никакой пользы! – взорвался Чанёль и рассек кулаком воздух.
– Простите, что прерываю, – Кай вышел из ниоткуда, и при его появлении набережная ненадолго погрузилась в тишину. Рассвет окрасил город яркими цветами, по асфальту растекались первые солнечные лучи. Кай шел неторопливо, и стук его каблуков звучал ровно, как голос метронома. Когда прыгун подошел достаточно близко, Лухан опустил голову, пряча глаза, и воровато вдохнул до боли знакомый аромат роскошного парфюма. Кай скользнул по телепату ничего не выражающим взглядом, повернулся к нему спиной и медово улыбнулся Чанёлю:
– Давно не виделись.
– Еще бы столько же не видеться!
Кай улыбнулся шире:
– Я украду у вас Лухан<

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒