|
|||
Люди и нелюди 4 страница- А ты пошли его подальше, - ответил Звягинцев, - ишь, заметался, боится засветиться и засветить своих сообщников. А они фигуры еще те. Жулики, одним словом. Набивают себе карманы за счет завода, и докажи, попробуй. Запутали весь учет, сами крадут, а мы с тобой, лейтенант, еще и виноваты, что не способствуем этому грабежу. Я ему сам выдам такую справку, что не обрадуешься. По всей форме. А дело направлю к вам же, по подследственности. Надо сорвать с них маску, это же настоящие волки в овечьей шкуре. Через пару дней на столе перед директором по персоналу Шамовым лежал подробнейший рапорт Звягинцева на десяти страницах. Рапорт содержал факты, опровергающие какую-либо кражу на участке ТОО «Шторм». Это была не кража, а систематические злоупотребления с целью наживы, а договор о совместной деятельности с заводом служил прикрытием для отдельных заводских чиновников и руководства ТОО «Шторм» для дополнительного получения доходов на базе сырья и заводских материалов. А сколько таких мелких подпольных организаций присосалось к заводскому добру, спрятавшись за режимом и заводскими воротами от налоговых служб и полиции. Рапорт «бил тревогу» по поводу серьезных упущений в работе заводских служб: главной бухгалтерии, первого отдела и особенно заводской охраны, которая в первую очередь способствовала расхитителям. Рапорт был той «миной», которая рванула, да так громко, что своими осколками задела слишком многих. И вот тут-то зашевелились, зашушукались и начали заметать следы различного рода мелкие и крупные хищники. Шамов потребовал объяснений от руководства ТОО «Шторм». Он не знал, какие делишки проворачивали за счет завода различные компании и общества. Зато это хорошо знали другие во главе с главным экономистом и главным бухгалтером завода. У главного экономиста сын возглавлял одну из таких подпольных организаций на заводе, его офис находящийся на четвертом этаже заводоуправления, был недосягаем. Но Звягинцеву с помощью инженера по связи под видом ее проверки удалось заглянуть в логово этой организации. И чего там только не было, в том числе и комплекты для ванных с участка «Шторм» в отдельном помещении, а невместившиеся ванны стояли вдоль коридора, отливая изумрудом. На вопрос Звягинцева, есть ли документы на все это добро, хозяин офиса - лощеный, одетый во все черное, лишь белая рубашка резко выделялась на фоне этой черноты, нагло ответил: - Не вашего ума дело. И тут же устроил разнос своим охранникам за допуск так называемых посторонних лиц и раскрытие коммерческой тайны. К Шамову на поклон незамедлительно бросились с покаяниями те, у кого было рыльце в пуху, особенно из среды руководящего состава. Шамов торжествовал. Ему того и надо было: сейчас они у него все на крючке, начиная с главных специалистов. Теперь уж они не будут под него копать яму да куражиться над ним. Глядишь, подольше продержится на посту директора. Подобные последствия предвидел Звягинцев, такое же было им пережито в бытность его работы в должности старшего помощника прокурора в 80-х годах на Урале.
Глава 3. Воспоминания
Молодой прокурор Попов в чине советника юстиции сменил ушедшего на пенсию прокурора воинской части. Полный сил и энергии он решил навести должный порядок как в самой прокуратуре, так и в поднадзорных воинских частях и на предприятиях. Владимир Иванович был выпускником Свердловского юридического института. Комсорг курса, энергичный, спортивного телосложения, широкоплечий, он отличался общительным характером и спокойным нравом. В родном городе Казани он начал свою юридическую карьеру в должности помощника прокурора города. Но вот через пять лет - повышение по службе. Это окрылило его, придало сил и уверенности в своих способностях. На новом месте Владимир Иванович начал с подбора нужных ему кадров: работоспособных и честных юристов. Тут-то и порекомендовали ему уже немолодого Звягинцева. Федор Иванович сразу же дал согласие этому молодому, энергичному «свежеиспеченному» прокурору, так как давно желал и сам «сбить пламя» все более разраставшейся преступности, которая напрямую была связана с дислокацией около десятка воинских строительных частей, взявших в кольцо небольшой пятидесятитысячный городок. И никакого сладу не было с военнослужащими этих частей. Стройбатовцы, особенно по вечерам, группами уходили в самоволку, наводя страх на горожан. И от их ночных похождений доставалось и жителям, и различным увеселительным заведениям, не оставались в стороне и магазины. Залезали и в детские сады. Тащили все, что попадалось под руку. Избивали, грабили, насиловали. Торговали строительными материалами, обмундированием и техникой. Так что работы в спецпрокуратуре было предостаточно. На ознакомление с делами и адаптацию времени не было. И Звягинцев на следующий же день своей работы, не успев как следует пообвыкнуться в своем кабинете и познакомиться с коллегами, получил ответственное задание - это была внеплановая проверка соблюдения Закона о рациональном использовании энергетических ресурсов на государственных предприятиях. Прокурор вручил ему разрешение на право проведения такой проверки на одном из закрытых предприятий, которое именовалось НИИ Машиностроения. Предприятие подчинялось напрямую девятому Главному управлению Министерства Обороны. Оно располагалось за деревней Медведево у реки Тагил в окружении хвойных лесов, трудно проходимых зарослей кустарников и искусно устроенных лесных завалов. И лишь охраняемая постами широкая бетонка, протяженностью в двадцать пять километров соединяла это упрятанное от посторонних глаз предприятие с городом Нижняя Салда. Сам город был когда-то районным центром. Здесь создавались революционные отряды, шла битва с колчаковцами и белогвардейцами, о чем свидетельствуют памятники и монументы - дань погибшим в боях в годы гражданской войны на Урале. Но его «близнец» - город Верхняя Салда с эвакуацией туда Московского авиационного завода в 1942 году стал городом-заводом, а за последние десятилетия перерос в настоящий центр «титановой Магнитки». На базе Авиационного старенького завода вырос гигант металлургии титана, где его отливали, прокатывали и штамповали титановые изделия. Все шло для военных предприятий. Листовой титан заполонил отечественные и зарубежные рынки. Не хватало рабочих рук - особенно строительных специальностей. И директор - Герой Социалистического труда Огарев, свободно входивший в министерские кабинеты, в одной из командировок не уехал из Москвы до тех пор, пока не добился отправки на Урал трех военных строительных частей. Следующие воинские части постепенно прибывали и располагались вокруг города. Заработал на полную мощность Домостроительный комбинат, и на глазах росли один за другим новые жилые районы с девятиэтажками, школами и детсадами, воздвигались новые цеха вокруг эвакуированного из Москвы завода, и вскоре из десятка самостоятельных небольших заводиков на обширной площади в сотни гектаров возник мощный гигант металлургии. И здесь, на одном из заводов в прессовом цехе на десятитонновых прессах изготавливали длинные столбы - титановые электроды из титановой губки. Электроды перевозили затем на плавильный соседний завод, где в вакуумных печах они плавились, и на поддон стекали ручьи уже расплавленного титана. Титановый слиток рос все выше и выше. Раскаленный, пышущий нестерпимым жаром, он покидал свою рубашку и при помощи толстых тросов краном перевозился на площадку, где медленно остывал. В другом цехе на больших обдирочных токарных станках с ЧПУ титановый слиток, длиной до шести метров, проходил обработку, затем его разрезали на заданные длины, получая таким образом заготовку. Ее нагревали, и на тридцатитонных прессах она превращалась в слябы. Большой прокатный цех непрерывно превращал слябы в плиты и титановые листы различных размеров. Около тридцати тысяч рабочих, инженеров и служащих круглосуточно обслуживали титановое производство. - Это более половины взрослого населения Верхней и Нижней Салды. Звягинцев любил свой тихий уральский городок. В Верхней Салде он родился, провел детство и большую часть трудовой жизни посвятил Металлургическому комбинату. Выпускником ремесленного училища прокатывал металл еще на стареньких прокатных станах типа «Зундвиг» и «Шлеман». Отслужив положенный срок в армии, возвратился на свой родной завод. Был комсоргом прокатного цеха, мастером, инженером по НОТ и кадрам, а в последнее время работал в отделе кадров начальником бюро личного состава. В прокуратуру его отпускали неохотно, уговаривали. Здесь, в отделе кадров, прямая дорога на повышение, путь в руководящий состав комбината. Что еще нужно? Зачем ему, уже не молодому, испытывать вновь судьбу? Но не любил покой и комфортную жизнь Звягинцев. Он говорил, что это - застойное болото, которое засасывает так, что того и гляди - погибнешь как личность, забудешь для чего и зачем живешь. Какой прок от обывательской жизни? Катишься по накатанной дорожке. Нет уж, лучше в кровь изодрать свое тело, продираясь сквозь густой терновник, преодолевая препятствия и, наконец, попасть в те жизненные переделки, которые закаляют твои волю и дух. Падать и подниматься, побеждать и проигрывать, но идти своим путем, своей дорогой, к своей цели, ради которой появился на этот свет и ради которой живешь. Долго ломать голову над вопросом, с чего начать проверку, Звягинцев не стал, а решил начать с транспортного цеха, расположенного особняком, на краю города Нижняя Салда. Транспортный цех вмещал много техники: автобусы «Икарусы», доставлявшие рабочих из двух городов на территорию НИИ и обратно, легковой транспорт, гусеничный, электрокары и многое другое. Появился он в цехе неожиданно, без предупреждения. Прошел проходную - его никто не остановил. Походил по территории. Было утро, и транспорт готовился в рейс: машины стояли на заправке. И как успел отметить про себя Звягинцев, никакого контроля и учета, заливай сколько хочешь. Бензин брали про запас, так как в пути водителей поджидали частники на жигулях и москвичах. Бензин в то время был в дефиците, и водители - кто за бутылку водки, а кто и за деньги, сливали его дорожным попрошайкам в ведра, канистры, а то и прямо перекачивали из бака в бак при помощи шланга. Там, на удаленных участках трассы на придорожных камнях зачастую можно было увидеть одну или две бутылки «Московской», а рядом - поджидающего водителя. А что поделаешь. На государственных предприятиях бензина - хоть залейся, а бедный частник - выкручивайся, как можешь. Вот и приходится устраивать бартерные сделки, как в старину: товар - за товар. Водка - всеобщий эквивалент, на нее, хоть что выменяешь. Она в те времена отпускалась по талонам. Если непьющий - покупает на всякий случай, а он обязательно подвернется: машину заправить - бутылка, а то и две, вызвать сантехника - спиртным расплатись. Стариков только водка спасала: с ней и огород вспашут и дров привезут, что хочешь, сделают, а денег не хватало, на пенсию много не наживешь. Бывало, в очереди за водкой мужики набросятся с шутками на старух: - Вам-то зачем.водка, продайте нам талоны. - А мы для кого берем, - огрызаются те, - для вас же, окаянных. Вы и шагу без нее, проклятущей, не ступите, лампочку - и ту не вкрутите. Вот и припасаем. - А ты, бабуля, адресок скажи, - шутит другой. - Я зараз тебе всю хату переверну за ее грешную. Это уж спасибо нашему президенту, он решил своим Указом трезвенниками сделать всех, а получилось наоборот: кто не пил, тот начал пить. А что на нее, смотреть? Талоны на всех выдают. Вот и получается, все обязаны глушить ее, родимую. Раньше как? Хочешь - покупай, не хочешь - воздержись, а теперь: всеобщая неделя пьянок на период выдачи талонов. Ну, вырубили виноградники, сады, разрушили винные заводы, а что в итоге? Ни вина, ни соков, ни фруктов - зато взамен самогон да разбавленный технический спирт. В ход пошли одеколон и различные смывки, в чем есть хоть малая доля спиртного. Добрались и до аптечек с настойками и таблетками. Возросла смертность от различного рода отравлений суррогатами, стало больше рождаться неполноценных детей, в общем - последствия неприглядные от этой необдуманной кампании за трезвый быт методами запрета. В диспетчерской, где водители толпились в очереди, получая путевые листы, было тесно и накурено. В шкафах, а то и просто на полу вдоль стен - кипы покрытых толстым слоем пыли прошлогодних путевок. Они хранились, по-видимому, годами и никому не были нужны, но их не уничтожали - «не доходили руки». Только потом, во время прокурорской проверки руководство НИИМАШа спохватилось, что допустило оплошность, не уничтожив их, и стало срочно принимать меры к их ликвидации. Звягинцев, окинув взглядом эти никому не нужные стопы, решил начать проверку именно с них. Он долго не стал задерживаться в диспетчерской, а отправился на поиски начальника цеха. Его он нашел в окружении механиков и водителей у второй проходной. Еще издали, пытаясь определить в толпе, кто же из них начальник, Звягинцев обратил внимание на мужчину, стоявшего к нему спиной. Тот показался ему знакомым. Подойдя поближе, узнал в нем Красина - бывшего заместителя начальника транспортного цеха Металлургического комбината. Красин часто приходил в отдел кадров в часы приема для подбора кадров в свой цех. Требовались водители, авто слесари и электрики, а зарплата не ахти какая, и желающих работать было не много. Звягинцев старался помочь ему, он уважал тех начальников, которые болели за свое производство и заботились прежде всего о кадрах. Обрадовавшись этой встрече, он уверенно подошел к Красину и его окружению. - Федор Иванович? - удивился Красин. - Какими судьбами? - Да, вот, Юрий Борисович, с проверкой к вам. Я ведь теперь работник прокуратуры. - Ах вот оно что. Значит и вы покинули комбинат. Что, загонять кадры наскучило? - Да нет, не наскучило. Мне предложили перейти в прокуратуру, вот я и согласился. - Ну что, Федор Иванович? Друг друга знаем, никаких недоразумений быть не может. Чем могу - тем помогу в твоей проверке, препятствий чинить не стану. От тебя скрывать бесполезно. Сам накопаешь, что тебе надо, а я работаю здесь всего лишь второй год и, по правде говоря, еще не разобрался, что к чему. Многое здесь не так, не тот климат по сравнению с нашим металлургическим. В общем, чувствую себя еще чужаком, может когда привыкну, обнаглею, - и он засмеялся. Как и Звягинцев, он был далеко уже не молод, однако седина его еще не брала. Подтянутость, быстрая походка и молодые, голубые глаза скрывали возраст. Он был энергичным, изворотливым, опытнейшим специалистом автомобильного транспорта. Галстуков не любил, потому и не носил, однако в любом костюме, особенно черного цвета, и рубашке с расстегнутым воротничком выглядел все равно внушительно. - Для проверки я вам, Федор Иванович, выделю кабинет своего зама. Он в отпуске, никто мешать не станет. Понадобится помощь, материалы какие-нибудь - пожалуйста. Дам указание работникам - бухгалтеры и диспетчеры к вашим услугам. А в общем-то, я рад, Федор Иванович, - сказал Красин в заключение, - что мы с вами встретились. Будет время - поговорим. В приемной секретарша достала ключ из своего стола и открыла кабинет зама, пропуская в него Звягинцева. Шкаф, стол да несколько стульев - вот и вся мебель в этом небольшом, с одним маленьким окошком кабинете. Вскоре это небольшое помещение превратилось в настоящий «пункт приема макулатуры». Старший диспетчер и ее молодая помощница вносили одну за другой увесистые пачки пожелтевших путевых листов. Звягинцев помогал им. Он сам раскладывал их по маркам машин: грузовые к одной стенке, легковые - к другой, автобусы - к третьей. Женщины усмехались, недоумевая, зачем это проверяющему понадобился никому не нужный хлам да еще в таком количестве. Только на переборку его не одна неделя уйдет, а на изучение - и месяца не хватит. - Никак у дяди не все в порядке с головой, - съязвила молодая. - Пусть помается дурью. Тоже, нашел себе работенку. - А тебе-то что за дело, - ответила старшая, - наверное знает, что делает. Пусть себе, разгребает на здоровье этот мусор, лишь бы нас не доставал. Да и что проверять-то? Один уже проверял из спецмилиции. Ну и что толку? Ничего не вынюхал. С тем и ушел - правда, бензинчиком запасся. Милиция у нас своя, куда денется: ей ведь тоже горючка нужна. А запчасти? Ты что думаешь, - продолжала она, - государство их снабжает по полному комплекту? Черта с два. Вот и сшибают. А в результате? В акте проверки - все хорошо, все прекрасно, вот так-то. О такой проверке со стороны спецмилиции Звягинцев узнал от прокурора, который не поверил этому акту и в напутствие сказал Звягинцеву: - Сами, сами докопайтесь до истины, не доверяйте показухе. Не мне вас учить. Отработайте все вопросы проверки, они не случайны - основаны на жалобах самих работников НИИМАШа. Их за последние годы все больше и больше. Куда только не пишут: и в Верховный Совет, и в Правительство, ну и в прокуратуру, само собой. В общем, как следует покопайтесь, не спешите, в сроках не ограничу. Звягинцева прежде всего заинтересовали путевые листы легковых машин, закрепленных за руководством. Это «Волги» директора Лапшина и его зама Карасева. Его поразил тот километраж, который значился в путевых листах обеих «Волг». И где только они, бедняги, не курсировали: Пермь, Челябинск, Уфа, Серов - целая география городов российских. - Да, на широкую ногу живут мужики. Разве напасешься бензина. - С размахом, с комфортом проводят свои командировки руководители, а железной дорогой пренебрегают, - подумал Звягинцев. Старший диспетчер пояснил, что за каждой «Волгой» закреплено по два водителя. И работают они по особому графику - вахтенным методом, по две недели круглосуточно, а затем отдыхают, используя уйму отгулов. Не лучшая картина проявилась и по другому транспорту - автобусам. Два автобуса были специально выделены в распоряжение общества рыбаков и охотников района. И что особенно удивило Звягинцева, эти автобусы ежедневно курсировали на охотничьи и рыболовные хозяйства, а иногда сутками находились там. Показания счетчиков расхода горючего в путевках по всему транспорту отсутствовали. Отсутствовали и отметки во многих случаях о времени возвращения транспорта в гараж. Звягинцев вызвал в кабинет кладовщицу по ГСМ и потребовал представить ведомости на каждую машину о расходовании топлива. - А мы такие ведомости не ведем, - удивилась кладовщица, - бензина и другого топлива, слава богу, хватает. Если кончается, то Карасев позвонит, съездит в Москву и выбьет, сколько надо. Наше предприятие - на особом счету. В ходе проверки Звягинцев установил, что предприятие получает еще и большое количество талонов на бензин. Талоны раздаются водителям на всякий случай для дозаправки машин в пути на дальних рейсах. Конечно учет талонов так же отсутствовал: большое количество их находилось в личном распоряжении Карасева. Из показаний того же старшего кладовщика Гуреевой было установлено, что талоны получал сам Карасев в Главке, а оттуда привозил и сдавал ей, но не все. Часть их, причем не малая, заранее оседала в Главке по кабинетам, а кладовщице давалось указание оприходовать все количество, выделенное предприятию. Да и здесь, на месте, талоны раздавались без всяких расписок другим организациям и лицам как бы в долг, с возвратом. Но возвращать никто не собирался. - О, если бы перекрыть все каналы утечки бензина, - разоткровенничалась кладовщица, - то его бы потребовалось вдвое меньше. Все почти организации, да что и говорить, весь город живет нашим горючим. И кому в таком случае нужен учет? Он же все вскроет, и всем станет плохо. Потекли скучные, будничные дни проверки. Возвращался Звягинцев домой, как обычно, рейсовым автобусом поздно вечером. Он любил работать допоздна, когда уже не было начальства. В это время можно было свободно походить по всем закоулкам, пообщаться с работниками вечерней смены и узнать из откровенных разговоров такое, чего днем не услышишь. Никто не желал беседовать с проверяющим под пристальным взором начальства. Никто не желал попасть в «черный список». Вечером - дело другое. Даже дышать свободнее и дела свои делать без оглядки и опаски. Засыпал Звягинцев не сразу. Он привык перед сном обдумывать план на следующий день. В ходе проверки все больше и больше всплывало фактов нарушений законодательства руководством НИИМАШа не только в области использования ГСМ, но и охраны труда и природы, трудового права. Узнав, что на предприятии прокурорская проверка, работники различных служб и специальностей по несколько человек ежедневно навещали кабинет Звягинцева, прорываясь сквозь препятствия со стороны руководства. Однажды в конце смены неожиданно вошли двое рослых парней и представились молодыми специалистами инженерами, прибывшими на предприятие по распределению Свердловского политехнического института. - Это безобразие, - прямо с порога выкрикнул один из них. - Мы - молодые специалисты, а как нас приняли? Мы кто им? Мальчики на побегушках? Они что, вершители наших судеб? Из отдела кадров предприятия нас направили к Карасеву, этому неотесанному мужику. Прием он, видите ли, ведет в сауне и бассейне. Вынырнул из воды эдакий тюлень, смотрит на нас бычьими, залитыми водкой глазами да еще приказывает: подайтe ему полотенце, башмаки, а не то убирайтесь вон, видеть нас больше не желает. Да ни за какие деньги мы не будем работать на НИИМАШе. Помогите нам перераспределиться. Вот уже две недели нас мурыжат: начальник отдела кадров только руками разводит, ничего поделать не может. У них тут Карасев всем ведает, а для него - законы не писаны. Звягинцев внимательно выслушал их и пообещал незамедлительно разобраться. На следующее утро он позвонил начальнику отдела кадров и потребовал объяснений. Вскоре тот сообщил по телефону, что с молодыми специалистами разобрались и, как выяснилось, они не подходят предприятию. Согласие на перераспределение дано. В настоящее время они покинули город, получив материальную помощь на дорогу. Звягинцев, обуреваемый любопытством по части деятельности общества рыбаков и охотников, позвонил как-то его председателю Орлову и попросил взять его с собой на предстоящее открытие сезона охоты на боровую и водоплавающую птицу. - Федор Иванович, с удовольствием, - откликнулся на просьбу тот. Вот на днях открываем сезон охоты, непременно сообщу и заеду за Вами, так что будьте готовы. Август был в полном разгаре, несмотря на конец третьей декады, солнце стояло еще достаточно высоко и порой нещадно пекло. Орлов сдержал свое обещание и в один из таких жарких августовских вечеров подкатил на крытом брезентом ГАЗике к транспортному цеху. Для Звягинцева это было полной неожиданностью. Он предполагал, что будет заранее извещен о дне отъезда и успеет подготовиться, да и первый день охоты еще через три дня. Поняв растерянность Звягинцева, Орлов рассмеялся: - Так-то лучше. А то чего доброго передумаете, Федор Иванович, у нас в хозяйстве для вас все найдется. Не со своим же барахлом ехать. Да и вы - не охотник, как я понимаю, а то бы давно в отпуске загорали. Звягинцеву ничего не оставалось делать, как согласиться. Он быстро свернул свои дела, бумаги закрыл в сейф, попрощался с секретаршей и направился к машине. Там его уже поджидали с нетерпением. На заднее сидение он уселся один, там же находились в углу несколько рюкзаков, туго набитых необходимыми припасами, в ногах - три ружья в чехлах. По бетонке ГАЗик катил быстро, без толчков. За городом дорога запетляла, запылила меж кустов и придорожных канав. По обе стороны - картофельные поля, а ближе к лесу - луг и пасущийся на нем скот. Въехали в хвойный, прохладный лес. Справа, в просветах - то покажется, то скроется порожистая, быстрая, но мелководная река Тагил, а дорога вела все дальше вглубь леса. Но вот машина выскочила на опушку и вновь замелькали поля обширные, а за пригорком, как на ладони, небольшая деревня Гаево, первая встретившаяся на пути. Дорога шла в объезд, потому не было нужды пылить по деревенским улицам. И снова лес, а потом деревня, но на сей раз большая - Балакино. Эта растянулась по обе стороны широкой балки, на дне которой журчала средь камней небольшая речушка. Звягинцев, высунувшись из окна машины, от нечего делать пробовал считать избы, но не успевал и сбивался со счета. Все они, казалось, походили одна на одну бревенчатыми стенами, завалинками под окошками да однообразными воротами с калиткой. Вдоль заборов - длинные поленницы заготовленных дров. Куры, гуси, овцы да свиньи вольготно паслись на лужайках. День клонился к вечеру и солнце наполовину скрылось за лесом, когда ГАЗик миновал по центральной улице последнюю на пути деревню Новожилово которая, как и предыдущая, ничем особенным не выделялась: все они были эти уральские деревни на одно лицо, разве только расположением и отличались - одни в низинах у берегов рек, другие на утесах, третьи на равнинах, в окружении лесов. Вечерняя прохлада снимала сонливость и усталость. Здесь в лесу, на берегу озера чувствуешь себя по-особому. Вот она поистине свобода от мирской суеты. Ты - один на один с природой, гармония и красота которой необъяснимы и непередаваемы. Осенние сумерки поднимали легкий туман с глади озера. А тишь-то какая! А свежесть! Вдохнешь жадно сполна воздух, напоенный ароматом, запахом леса и водорослей, и разольется по всему телу живительная сила. Отступят от тебя печали и тревоги, и стоишь завороженный, очарованный этим царством природы с его тихой, но какой-то таинственной жизнью, с особым миром, населяющим его: все живое пребывает здесь в большом мире и согласии. Только мы для них – не званные гости, варвары. Три винтовочных выстрела грянули один за другим на том берегу и пугающим эхом прокатились по озеру. Откуда ни возьмись, из-под берега вспорхнули утки и, молча, на большой скорости, низко над водой скрылись за мысом. Звягинцев бросился назад к охотничьему дому: Орлов с егерем, опершись о перила, спокойно вели беседу на крыльце и потягивали сигареты. - Выстрелы слышали? - взволнованно спросил их Звягинцев. - А? Выстрелы? Да, конечно. Напротив с того берега палили, прорвались таки, нетерпеливые. Так каждый год, не могут дня открытия охоты дождаться - руки чешутся. Ну, пусть балуются. Что они подстрелят, ночью-то, - хриплым, прокуренным и пропитым голосом деловито отметил егерь, который в своем длинном сером брезентовом плаще походил на почтальона Печкина. - Едем, - скомандовал Звягинцев, - разберемся на месте. - Да стоит ли? - возразил Орлов. - Где их сейчас найдешь? - Найдем, - твердо заявил Звягинцев. - Надеюсь, вы тоже слышали и определили, что выстрелы были не ружейные, а винтовочные. Это уже серьезно. Орлов неохотно позвал водителя, и вот они вчетвером в ГАЗике едут по лесной дороге, которая огибает озеро по самому берегу. Ехали, не включая дальний свет, вглядываясь в сумеречный лес по обе стороны. Но вот справа показался яркий костер посреди поляны, почти у самой воды. В сторону костра вела узенькая, почти как тропа, дорожка. По ней машина взяла вправо и остановилась шагах в двадцати. Веселая компания из шести человек сидела вокруг костра, сверкали огоньки сигарет, сыпались прибаутки и подъехавших никто не заметил. Все они были кто в ватнике, кто в защитного цвета куртке с капюшоном, все - в охотничьем наряде. - Подождем, - сказал Звягинцев. - Нас пока из-за кустов не видно. Понаблюдаем. Ждать пришлось не долго. Орлов заметно нервничал, да и егерь притих, насупился. Он почувствовал бурю: «Вряд ли этот из прокуратуры отцепится. Новая метла всегда по-новому метет, - охватили его беспокойные мысли, - того и гляди и его зацепит. Не видать ему больше насиженного доходного места егеря. Зачем Орлов притащил его с собой? Наверное, решил завязать с браконьерством и прикинуться эдаким законопослушником, а его подставить». - Ну, шабаш! - послышался голос. - Пора, ребятишки, дело делать. До рассвета нужно управиться, - продолжал все тот же голос. - Что вы, товарищ полковник. Времени еще навалом, управимся, - ответил ему моложавый голос. - Ну ты эти штучки брось, старшина. Никаких званий. Я здесь - дядя Гриша. Уяснил? - Так точно, товарищ полковник, усек! - отрапортовал старшина. И дружный смех огласил поляну. - Да тише вы, черти! Зверье распугаете. Понаедут горе-охотнички послезавтра, а зверя-то нет! От вашего хохота разбежался. Но хохот взорвался с еще большей силой. - Хватит, хватит, угомонитесь. Кто со мной разделывать лосей? - Я, я, - слышалось наперебой. - Только не все. Мешать будем друг другу. Со мной - двое: ты и ты, - он указал на двоих. И они втроем направились к лесу чуть правее от незамеченного в кустах ГАЗика. - Пора и нам, - сказал Звягинцев и первым вышел из машины. За ним неохотно последовали егерь и Орлов. Водитель остался на своем месте. - Эй, вы там - посветите, - гаркнул полковник. И мощный поток света, исходящего от прожектора, установленного на специальной военной машине, осветил опушку леса. Звягинцев не поверил своим глазам: на освещенном пятачке, неподвижно лежали три лося. Два больших, по-видимому, лось и лосиха, а третий - теленок. «Бедняги, - мелькнуло в сознании у Звягинцева, - шли на водопой, не подозревая, не опасаясь, здесь на тропе при выходе на полянку их и уложили злополучные три выстрела». Полковник вытащил из ножен большой охотничий нож и подошел к крайней жертве. - Да, пудов на тридцать потянет, пожалуй, - рассматривая лося, заговорил он. - Отмаялся бедняга. Ну, уж прости, такова жизнь. Ты - травку, а мы - тебя. Другого не дано.
|
|||
|