Люди и нелюди 2 страница

Сергею Ивановичу перевалило за сорок, он уже полысел, лицо в морщинах, заострилось, резко выдавались скулы. Весь он был сух и подтянут. Федор Иванович, в отличие от брата, на пять лет старше, чуть меньше ростом, однако щеки полнее, карие глаза порой грустно и задумчиво смотрели из-под густых бровей, седина, начиная от висков, все больше и больше покрывала голову. Братья дружили с детства, уважали друг друга и мечтали жить вместе, хотя бы в одном городе, чтобы чаще видеться, но не так просто оказалось получить прописку в Санкт-Петербурге и найти подходящую работу. От этих проблем в первые дни пребывания у брата Федора Ивановича охватывало состояние безысходности, боязни за будущее. Он часто был подавлен от сознания того, что брату его присутствие в тягость, в особенности его жене, которая могла устроить «сцену» или закатить истерику. «Боже мой, - думал Федор Иванович, - что еще им нужно? Квартира вся в коврах и мягкой мебели, стенка финская, спальный гарнитур, кухня, как игрушка, залюбуешься, в придачу машина с гаражом, дача. Живи да радуйся. Так нет, портят друг другу кровь, порой, из-за пустяков.» Но как бы ни было трудно, Федор Иванович постепенно приспосабливался к новым условиям жизни. Просыпался рано утром, быстро умывался, натягивал спортивный костюм и, стараясь не разбудить других, бесшумно выскальзывал из квартиры и бежал свои десять километров по Выборгскому шоссе. Немного усталый, обливаясь потом, возвращался и принимал душ. И если не было дождя, не задерживаясь, уходил на весь день, то в поисках жилья, то отдыхать на берег озера за Шуваловское кладбище.

Как-то брат предложил Федору Ивановичу обратиться в фирму «Контакт», оказывающую содействие в трудоустройстве демобилизованных и вышедших в отставку военнослужащих. В фирме знакомый брата предложил обратиться Федору Ивановичу на Судостроительный завод. Не теряя времени, узнав адрес, он на трамвае № 37 от метро «Василеостровская» доехал прямо до здания отдела кадров.

В кабинете, куда вошел, постучав, Федор Иванович, за массивным столом сидел с важным видом начальник отдела Журавский. Оплывшее, в складках лицо, бесцветные глаза, с неким пренебрежением исподлобья смотрящие на вошедшего, придавали этому человеку вид типичного бюрократа.

- Ну, чего хочешь? - спросил он небрежно.

- Работу, - ответил Федор Иванович, протягивая документы. Начальник небрежно взял их и медленно стал изучать.

- Ну нет, - воскликнул он, - так дело не пойдет! Мы принимаем только с пропиской.

- Но у вас, мне сказали, есть возможность поселиться в общежитии, - пытался возразить Федор Иванович.

- Вы не молоды, - отпарировал начальник, - милиция вас не пропустит. Прописывайтесь, но только в Ленинградской области, тогда и разговор о работе будет. А пока, извините, - и он развел руками, - ничем помочь не могу.

Возвращаться после неудачного посещения отдела кадров Судостроительного завода на квартиру к брату не хотелось. Федор Иванович долго бродил по Невскому, обошел Зимний, затем посидел в кафе и только под вечер уставший и подавленный возвратился на квартиру.

- Опять прокол? - насмешливо спросил брат, открывая дверь.

В ответ Федор Иванович лишь махнул рукой и прошел в гостиную. Там за журнальным столиком уже сидел сосед. Пред ним - большая бутылка «Петровской» и закуска.

- А, Федор Иванович, - протянул он, - проходи, присаживайся. Мы тут с Сергеем твои проблемы обсуждаем. Не горюй, все устроится, только не пасуй!

Сергей Иванович подсел к ним и наполнил три рюмки.

- За встречу, - поднимая рюмку, произнес сосед и первым выпил водку. - Так вот что скажу вам, мужики, плохо ищете: здесь прописка обойдется втридорога. А вы поезжайте по поселкам да деревням, толку больше будет. Ну, например, в Сестрорецк.

До позднего вечера говорили о многом, перебирая различные варианты обустройства Федора Ивановича в Питере.

Но на следующее утро Сергей Иванович решил изменить определенный накануне маршрут. С утра ушел в гараж подготовить и заправить «Жигули». Выехали из города в полдень.

«Жигуленок», гудя двигателем, мчался по бетонке мимо домостроительного комбината, коллективных гаражей. За бетонкой взору открылись совхозные поля, разделяемые грунтовой дорогой. Капуста набирала силу. Водяная пыль сверкала множеством искр в лучах летнего солнца - то была в действии поливочная система. Обогнули совхоз, и просторная дорога, по обе стороны которой мелькали тополя и раскидистый ивняк, дальше и дальше уходила на север области. Стало прохладно, чувствовалось приближение грозы. Горизонт потемнел.

- Иду на грозу,- пошутил Сергей Иванович и прибавил газу.

Но вот полыхнула молния, где-то бабахнуло. Тучи слились в один грозовой массив и упорно двигались в сторону Питера. Показалось большое селение, на указателе надпись: «Кузьмолово». Братья решили заехать и переждать грозу здесь, в этом большом современном поселке.

Кузьмолово утопало в зелени, особенно частные и дачные участки. Сады, огороды, озеро да речушка делали эту часть привлекательной и спокойной. Вторая половина поселка напоминала город с многоэтажными домами, магазинами, кафе, больницей, школой, административными учреждениями. В Кузьмолово въехали в самый разгар грозы. В небе грохотало и дождь лил, как из ведра. «Дворники» на лобовом стекле работали энергично. Сергей Иванович осторожно вывел машину на полянку у небольшого домика, раскидистые липы прикрывали от дождя.

- Ничего, скоро гроза кончится, - сказал он вслух, выключил газ и поставил машину на ручной тормоз.

Постепенно грозовой фронт все дальше и дальше передвигался в сторону города. Гонимые ветром тучи проносились прочь. Дождь стихал.

На крыльцо вышла сухая, лет пятидесяти, в поношенном цветном халате женщина с распущенными пепельного цвета волосами. Она внимательно посмотрела на машину, затем медленно обвела взглядом поляну, топчась на месте.

- Иди, поговори с ней, - сказал Сергей Иванович, - может она пропишет, уговори, скажи, что только прописка нужна.

Федор Иванович поприветствовал женщину и сходу проговорил:

- Может пропишете, я хорошо заплачу.

Подняв опухшие глаза на подошедшего, она сделала испуганное лицо и замахала руками:

- Хватит, хватит, устала я от постояльцев. Был тут один, вроде вас, вежливый такой да обходительный, весь из себя представительный. Долго увещевал и обхаживал меня. Ведь зареклась дура, так нет же, вновь уши развесила... Прописала на свою голову, и что же? Он с такими же проходимцами, как сам, весь двор завалили всякой всячиной, в склад превратили. Днем пьянствовали да отдыхали... Накрыла их милиция - они заводы по ночам грабили да склады. Мой постоялец у них за главного, а у милиции в розыске. Мне тоже крепко попало, мол, не сообщила, не донесла сразу про их «художества». Нет уж, теперь-то научена.

Федор Иванович терпеливо слушал, наконец не выдержал, сказал «извините», повернулся и направился к машине.

- Облом - усмехнулся ему Сергей Иванович, - не унывай, едем дальше.

Машина осторожно пробиралась вдоль канавы мимо кустов и деревьев. Остановились у ограды двухэтажного небольшого особняка. Он стоял в глубине сада. Калитка железной изгороди такая же массивная. Федор Иванович подошел к ней и стал выжидать, не появится ли кто. Наконец, из-за угла дома показалась в легком халатике высокая, стройная, молодая женщина, прижимая пустой таз к бедру. «Наверное, белье развешивала», - промелькнуло в сознании у Федора Ивановича. Она поднялась на крыльцо, поставила таз, затем, вероятно почувствовав на себе пристальный взгляд, обернулась.

- Извините, - крикнул он, - можно вас спросить?

Женщина все также неторопливо, поправив пышную прическу, осторожно спустилась с мокрых ступенек, придерживаясь за перила, и направилась в их сторону.

- Скажите, пожалуйста, у кого здесь можно прописаться?

- Мы этим не занимаемся, - ответила та, - каждый день обращаются к нам, хоть объявление вывешивай, чтоб не беспокоили. Пожалуй, вот что: обратитесь-ка к Мозговому, вон там, где большая труба котельной, его двухэтажный дом, показала она рукой. - Спросите, любой его знает. Правда, не знаю, как сейчас, а раньше он прописывал.

Поблагодарив женщину, братья поехали в указанном направлении, немного повеселев.

Дом Мозгового оказался большим двухэтажным. Нижний этаж - кирпичный - служил как бы опорой для верхнего деревянного.

Хозяин вышел на звонок. Это широкоплечий, с хитрыми бегающими глазами мужчина. Его холеное лицо и почтительные манеры отталкивали.

- Чем могу быть полезен, господа? - спросил он, остановившись на пороге.

- Да мы к вам по рекомендации, Иван Поликарпович, - помогите нашему горю. На ваших условиях.

- Понятно, понятно, - торопливо прервал он Федора Ивановича, -проходите, поговорим.

Пропуская вперед просителя, хозяин пояснял на ходу:

- Вот в этой комнате на лето у меня поселилась молодая парочка, а вот эта, рядом, как бы ваша комната, 14 квадратов. Это на тот случай, если поинтересуются при прописке.

Поднявшись на верхний этаж по внутренней неширокой лестнице с перилами, Мозговой предложил Федору Ивановичу присесть за небольшой, покрытый бесцветной клеенкой стол, затем принес бланк заявления о прописке и положил перед ним. Сам стоял рядом и подсказывал, как заполнять.

Взяв заявление, внимательно прочитал и поставил свою подпись, удостоверяющую согласие на прописку.

- А теперь едем прописываться, - довольным голосом скомандовал он, унося с собой заявление.

Федор Иванович спустился вниз, вышел за ограду и уселся на переднее сиденье рядом с братом.

- Ну как? - спросил Сергей Иванович.

- Нормально. Сейчас поедем прописываться в поселковый совет, затем в паспортный стол.

В поселковом Совете инспектор по жилищным вопросам открыла массивную книгу и нашла адрес дома Мозгового.

- Да у вас много уже прописано, - оторвавшись от записей в книге, заявила она.

- Так они давно уже не живут, - парировал невозмутимо Мозговой. - Я и заявление писал об их выписке. Где-то оно здесь у Вас, поищите. А это мой дальний родственник с Урала, где же ему еще остановиться, как не у меня.

Женщина внимательно посмотрела на слегка взволнованного «родственника», усмехнулась, однако взяла заявление и сделала надпись для паспортного стола: «Прописать можно».

Начальник паспортного стола, в кителе с погонами капитана милиции задала несколько вопросов, касающихся цели приезда, семейного положения и профессии, при этом сообщила, что прописывает временно в поселке Кузьмолово сроком на один год.

- А там видно будет, - сказала она на прощание.

Возвращались братья Звягинцевы в город в приподнятом настроении. Сияло солнце, и все вокруг блестело и зеленело, омытое обильным дождем. А с души, словно камень свалился, было спокойно и радостно. «Неужели жизнь моя потечёт с сегодняшнего дня по задуманному?» - размышлял Федор Иванович. Вот что может сделать одна лишь прописка - решить сразу все проблемы.

- Что примолк, Федя, не ожидал? - обратился брат. - Неплохой старт да и содрал Мозговой не так уж много: подумаешь, двести баксов, другие дерут дай бог. Удачу следует отметить. Давай-ка махнем на наше озеро, снимем напряжение, заодно и искупаемся, перекусим на природе, а то я с тобой тоже изрядно устал. Как ты, не против?

Федор Иванович лишь утвердительно кивнул головой.

Озеро красивое, светло-голубая вода искрилась в солнечных лучах, покрываясь огненными бликами. С одной стороны берег высокий, обрывистый, им заканчивалась территория Шуваловского кладбища с собором и двумя небольшими церквушками. Одна из них - церковь Александра Невского. В ней два года назад Федор Иванович принял обряд крещения. С тех пор регулярно, по воскресеньям либо по субботам, он посещал собор во время богослужения и часто в свободное время приходил на этот берег, выбирал поуютнее местечко, и с упоением любовался противоположным лесистым берегом, гладью озера, чайками, то взмывающими ввысь, то стремглав бросающимися в воду, да утиным выводком, спешащим к родному берегу.

Здесь было тихо: шум города не достигал этих мест. Здесь душа, истосковавшаяся о природе, отдыхала и наслаждалась, чувствуя себя частицей всего окружающего, здесь все равны: нет ни богатых, ни бедных - природа для всех щедра в одинаковой мере.

Машина обогнула кладбище с другой стороны по дачной улице и остановилась на пологой стороне берега в тени деревьев.

- Ну вот и приехали, - воскликнул Сергей Иванович. Он не спеша поставил машину на ручной тормоз, открыл настежь дверцу. - Какая красотища, Федя! Посмотри.

Вышел первым из машины, потянулся, закрыв глаза.

- Ну, и с чего начнем: вначале искупнемся, затем перекусим?

- Мне все равно, - ответил Федор Иванович.

- Тогда в воду, пока не остыла.

Озеро у берега не глубокое, и можно было далеко зайти. Купались не долго. Солнце подсказывало приближение вечера, и поэтому следовало спешить.

Поочередно вытершись одним большим махровым полотенцем - все необходимое Сергей Иванович возил с собой в багажнике, оделись. Еду разложили в машине на бумажных салфетках: огурцы, помидоры, колбасу да хлеб.

- Глотни-ка коньячку, Федя, не бойся, настоящий, это тебе не суррогат какой-то, - и Сергей Иванович подал плоскую из нержавейки небольшую фляжку.

Сделав несколько глотков обжигающего напитка, Федор Иванович возвратил ее брату, который также, в свою очередь, сделал несколько глотков и заключил:

- Мне тоже не грех немного. Гараж рядом, ГАИ сюда не заглядывает.

Затем включил приемник и успокаивающая музыка заполнила салон машины, придавая еще большее блаженство этим счастливым, не так часто выпадающим на долю Федора Ивановича мгновениям жизни.

На следующий день Федор Иванович вновь появился в отделе кадров Судостроительного завода. Секретарь сообщила, что Журавский в отпуске, прием ведет заместитель Новицкий. Заместитель был гораздо моложе и проще в обращениях, чем его напыщенный шеф. Молодое, пухловатое лицо, серые глаза, черный, как смоль чуб, свисавший на бок, светлая рубашка с расстегнутым воротом – придавали вид своего парня «в доску».

Федор Иванович наблюдал в приоткрытую дверь, как к нему свободно входили, протягивали руку со словами «Здорово живешь». Тот отвечал приветливо, пожимая вошедшему руку, вступая с ним в непринужденный разговор.

Внимательно изучив трудовую книжку Федора, просмотрев паспорт и диплом юриста, он сказал:

- Я сейчас ненадолго к замдиректора по кадрам, подождите, - и ушел со всеми документами.

Отсутствовал долго. Федор Иванович уже начал волноваться, он знал, примерно, о чем идет речь, ибо сам был в «шкуре» кадровика более десяти лет в одном из объединений на Урале.

«К чему можно придраться? Послужной список в порядке: учащийся ремесленного училища, прокатчик, служба в армии, курсант Елабужской школы милиции, участковый уполномоченный, начальник отряда в колонии, начальник бюро личного состава отдела кадров, помощник прокурора воинской части. В графе поощрений ни один десяток благодарностей... Однако все может быть, - думал Федор Иванович. Могут заткнуть им большую кадровую дырку. Что ни говори, он всего лишь проситель, да еще с претензией на постоянную прописку и жилплощадь».

Наконец Новицкий появился и с порога заговорил:

- Мы хотели определить вас в гражданскую оборону, но пока вопрос окончательно не решен по штатной единице. Вакансий в юридическом отделе нет, а вот в службе безопасности вы бы нам подошли. Хищения нас замучили, не успеваем кражи фиксировать, а раскрывать - просто нет сил. Так что помогайте, вам опыта не занимать.

Он предугадал, что Федору Ивановичу ничего не остается, как согласиться, и потому, не дожидаясь ответа на свое предложение, спокойно начал выписывать разрешение на разовый пропуск. Вручив его, он добавил:

- На проходной ждут вас, проводят к месту работы и обо всем договоритесь на месте, - встал из-за стола, улыбаясь, пожал Федору Ивановичу руку. - Счастливо, ни пуха, ни пера, - сказал он на прощанье.

На центральной проходной встречал среднего роста мужчина пенсионного возраста в темно-синей форме охранника. Серые хитроватые глаза его постоянно бегали.

- Начальник караула Скворцов Николай Николаевич, - представился он. - Идемте, начальство ждет, - добавил он, пропуская Федора Ивановича вперед через турникет кабины.

По обе стороны заводской улицы возвышались старой архитектуры, времен еще Петра Первого, корпуса цехов из красного кирпича.

С правой стороны тянулся длинный стенд, посвященный кораблям, сошедшим со стапелей завода и бороздившим моря и океаны, это ледоколы «Ямал» и «Таймыр».

Вдруг Федор Иванович увидел там, впереди, гигантский корпус корабля с надстройками, башнями и пушками. От волнения он замедлил шаг. Корабль во всю длину как бы перегораживал заводскую улицу, являясь ее тупиком.

- А-а..., - протянул начальник караула, - это наша гордость - крейсер «Петр Великий». Еще насмотритесь и побываете не раз на нем, год как спустили на Неву, сейчас достраиваем. Да только кому он нужен в наше время? Никто не покупает, у России казна пуста, денег на достройку не выделяют, вот и выкручиваемся за счет малых судов. Вон, «Урал» вот-вот на воду спустят, тоже достройка его потребует немалых денег. Тяжелые времена настали, завод приватизировали. Теперь мы акционерное общество. Думали руки нам развязали, заживем по-новому, хозяевами, а вышло по-другому. Хозяйствовать-то еще самостоятельно не умеем, растерялись...

Николай Николаевич Скворцов всю свою трудовую жизнь провел на заводе. Кем он только не работал, здесь и состарился, дожил до пенсии, однако продолжал работать. Его с заводом не разлучить. И как бы он ни ругал теперешнее руководство в нерешительности, разбазаривании накопленного годами заводского добра - завод ему был дорог, и без него ему жизнь - не жизнь.

Начальник вновь созданной службы безопасности был в отпуске, и Федора Ивановича принял заместитель начальника охраны Шунта-ков, восседавший за столом своего шефа с важным видом.

- Присаживайтесь, - чуть резко сказал он, указывая на стул рядом с его столом. Затем снял очки, положил перед собой, провел рукой по уже белеющим волосам, зачесанным на бок, немного помолчал, собираясь с мыслями. И отрешенно, не глядя на собеседника, заговорил:

- Кражи, кражи и кражи... Все по-крупному. В спросе цветной металл. То по Неве, то через ворота обманным путем на транспорте, то вообще черт знает каким способом исчезает. Тащат по мелочи, на каждом углу приемные пункты металла, чего не тащить. А тут еще зарплату задерживают, жить на что-то нужно. Кто не помышлял, и тот занялся добыванием средств путем краж. Тащат все, начиная от сырья и материалов и кончая продукцией ширпотреба. Если не принять меры, от завода останутся одни здания. Служба безопасности - наша надежда.

Первый рабочий день прошел в организационных хлопотах: был поставлен большой двухтумбовый письменный стол в комнату инженера по сигнализации и связи. Она выглядела так же удручающе, как и само здание. Инженер по связи Давлетов, помогая Федору Ивановичу обустроиться, поведал о том, что это здание, в том числе и эта комната, были в блокадный период приемником для умерших на своих рабочих местах. Сам инженер был довольно молодой мужчина с лицом святого, заросшим густыми черными волосами. По национальности был еврей. Начальник охраны Думский невзлюбил этого безотказного и безобидного инженера и потому всячески стремился его выжить, о чем тот пожаловался Федору Ивановичу:

- Как ни стараюсь - все равно плохо работаю. Если обращаюсь за помощью по замене деталей, системы - ответ один: доставай сам. А где я достану? На заводе нет, снабженцы руками разводят, а Давлетов виноват - не справляется с работой. И каждый день одни упреки, хоть лопни, никакой благодарности, а о премиях и говорить не приходится, причины для лишения ее всегда под руками.

Инженер долгое время ходил в холостяках и, наконец, в 35 лет женился на учительнице - матери одиночке, у которой была девочка-подросток. Через год совместной жизни родилась дочь. И теперь он гордился тем, что имеет двух дочерей, которые ему одинаково дороги.

На вопросы Федора Ивановича о начальстве уклончиво ответил: - Держитесь подальше, особенно от зама и его «шпионов», а главное не раскрывайтесь, не показывайте им свои слабые, уязвимые места. Если угождать не умеете - пропадете, здесь независимых не терпят, от них избавляются, предварительно очернив перед всеми. Сколько хороших работников не выдержали, ушли. А кто остался? Сами увидите, вас ждет, я вижу, та же участь, да и не для вас эта неблагодарная работа - только время потеряете».

На что Федор Иванович ответил:

- К сожалению вынужден стерпеть все, пока не стану прочно на ноги, не приживусь в Питере. Мне не до жиру - быть бы живу.

Первый день пролетел незаметно, никто не беспокоил, должностной инструкции не было, так как еще не успели ее сочинить, потому, как выразился Шунтаков, придется Федору Ивановичу самостоятельно строить работу в соответствии с оперативной обстановкой в объединении.

«Пожалуй это и к лучшему, - рассуждал он, - по крайней мере руки будут развязаны, не дай бог, работать по инструкции, выполнять пункт за пунктом изо дня в день, из года в год, теряя вкус к работе и превращаясь в бездушного чиновника. А тут, на тебе - твори, полный простор, как на войне. Перед тобой задача - уничтожить противника, а как - решай сам, исходя из возможностей и военного таланта. Здесь на заводе противник другой - более коварный, его одним словом не назовешь: это и воришки, и хищники-ворюги всех мастей, а с виду-то все порядочные, уважаемые, любимые в семьях, почитаемые в коллективах. Одним словом - оборотни. Правосознание не развито, а о правовой культуре и говорить не приходится, здесь ее сочтут неуместной. Правовой нигилизм, да и только. И вот со всем этим предстоит бороться, но какими силами? Есть ли такие в объединении? В одиночку - бесполезно, только шишек набьешь да врагом номер один слыть будешь». После всех рассуждений и раздумий набросал в черновую небольшой план действий, который предусматривал встречу с рабочими в тех коллективах, где не все благополучно с сохранностью материальных ценностей, а таких цехов набралось до десятка. Кроме того, особо Федор Иванович выделил отдельные крупные хищения в объединении, над которыми собирался «поломать» голову.

Он еще две недели прожил у брата и каждое утро, опасаясь опоздать, спешил к метро, выходил на станции «Василеостровская» и в зависимости от оставшегося времени до начала работы либо шел пешком, либо добирался трамваем до проходной. В среднем полтора часа терял на дорогу в одну сторону. Брат и его жена различными намеками давали понять, что ему пора съезжать. Федор Иванович и сам это понимал, отчего его жизнь становилась какой-то половинчатой, неустойчивой. Он боялся срыва, того отчаянного момента, который он уже испытывал не раз в своей жизни. В данном случае - это покинуть Петербург и покончить навсегда с иллюзиями и мечтой остаться здесь навсегда. Бросить все и уехать на свой родной Урал, ведь как ни говори, корни там; мать, дети, внуки, все близкие и знакомые, а главное - стабильное положение, авторитет и многое-многое другое. Этого не забыть и не вытравить из сознания, это уже навсегда с тобой и останется тяжким грузом воспоминаний и сожалений с привкусом тоски по родным местам.

Но вот вышел из отпуска начальник охраны Думский, а вместе с ним и его секретарша Вика. Первая встреча их состоялась в один из последних сентябрьских дней. Было это в начале рабочей смены. Федор Иванович сидел, как всегда в это время, за столом, изучая материалы суточного задержания на проходных. Одни акты он считал малозначительными, откладывал отдельно, а те, что привлекали большее внимание и требовали немедленного расследования, как говорится «по горячим следам», изучал основательно, делая выписки.

Он так увлекся по обыкновению всем этим, что не заметил, как осторожно, бесшумно вошел в кабинет - дверь была открыта настежь - Думский. Он был высокий, широкоплечий, с красивым лицом, в темно-сером костюме и в тон ему серой рубашке и галстуке. Федор Иванович встал из-за стола, пошел навстречу. Обменявшись приветствиями и рукопожатиями, они договорились об обстоятельной беседе после обеденного перерыва у начальника в кабинете. Беседа действительно была длительной и обстоятельной. Думский долго излагал свои взгляды на дела объединения. Упрекал руководство в попустительстве и безразличии в отношении трудовой дисциплины и принимающих угрожающие масштабы краж. Он жаловался на большую текучесть кадров, на слабую техническую оснащенность охраны и еще на многое-многое другое.

Затем задал несколько вопросов Федору Ивановичу, касаясь его настроения, по работе, поинтересовался его бытом и пообещал посодействовать в прописке в общежитие. Однако в общежитие Федора Ивановича не поселили, а только оформили прописку. Фактически ему была предоставлена комната в трехкомнатной квартире в пятиэтажном доме по Гаванской улице. Здание старое и давно не значилось на балансе жилых домов, в него уже не прописывали, однако там жил всякий сброд, нормальных семей было мало. Остальные не походили на людей, круг их жизненных интересов был узок: с утра до вечера одни и те же проблемы - где достать денег на водку или подобие ее. Но денег не было, они же не работали и не хотели работать. Поэтому тащили все, что под руку попадет. Делали набеги на завод, особенно в ночное время, в выходные и праздничные дни. Взламывали бытовки в поисках спиртного и продуктов. Из кладовых похищали инструмент, спецодежду и многое другое. Особую ценность представляли для них вычислительная техника, дорогостоящая аппаратура и, конечно, металл. Это уже шло «на заказ». /

В квартире с Федором Ивановичем проживали два таких типа, холостяка: некий Виктор, который вскоре исчез бесследно, и алкоголик Валера - детина под 30 лет. Бесполезно было наводить порядок в квартире. Валера постоянно был пьян, наглотавшись всякой дряни, ломал все, что попадется под руку, с округленными дикими глазами бегал по коридору, издавая дикие вопли. К нему приходили такие же бичи, как и он сам. Поставленная новая входная дверь была взломана, Валера постоянно терял ключи. Однажды он с дружками взломал дверь в комнату Федора Ивановича и утащил все ценное. Жить в такой квартире стало невмоготу. Настоящие отбросы общества, Валера и ему подобные, собирались как шакалы по ночам в свои стаи и бродили в поисках добычи. И не дай бог зазевавшемуся прохожему угодить им в лапы: разденут и изувечат в ярости.

Выброшенные за заводские ворота лентяи и пьяницы, которых уже не терпели и не щадили в коллективах, как в былые времена «развитого» социализма, пополняли ряды бомжей и бичей, попрошаек и преступников. И погружался Санкт-Петербург все больше и больше в удушающую атмосферу беспризорности, злобы и ненависти, проституции и преступности. Общество резко и отчетливо раскалывалось на две противостоящие друг другу грани: на новоявленных российских бизнесменов и их холуев, с одной стороны, и униженных, беззащитных и даже презираемых, с другой. О причинах и следствиях можно говорить много и долго, они общие для всех государств. Дело в том, что Россия запоздала, вернее на десятилетия была отброшена от такого процесса социалистическим периодом. И вот, наконец, оправившись, она спешит догнать другие страны, но увы, своего опыта нет, сторонники прошлого, как путы, повисли на ее выпрямляющейся шее, засев в парламентах и муниципалитетах.

Глава 2. Первые шаги

Золотой август! Прохладное утро бодрило и обещало тихий, солнечный день. Небо чистое, лишь над Петропавловской крепостью и дальше, высоко-высоко - реденькие дорожки перистых облаков. Со всех сторон от трамвайных, троллейбусных, автобусных остановок стекались в единый поток движущиеся к центральной заводской проходной рабочие. А там, за проходной, этот живой поток растекался ручейками по дорожкам, ведущим к цехам и службам. И так изо дня в день.

Это был один из последних дней августа. На исходе лето, отжила свой короткий век буйная зелень, все более и более окрашиваясь осенней позолотой. Земля не пышет больше жаром, не плавится асфальт.

Звягинцев, как всегда пришедший в отдел первым, просматривал суточную сводку задержаний на проходных, стоя у окна. Его внимание привлекла автомашина «Жигули» белого цвета, остановившаяся напротив окна. Вышли двое: начальник охраны Думский и второй - неказистый, щуплый в темно-синем спортивном костюме, смуглое, худое лицо, вытянутое, с густыми, черными баками - по-видимому хозяин машины. «Что-то раньше я его не встречал,» - отметил Звягинцев, внимательно изучая незнакомца. Они о чем-то важном говорили. В основном говорил незнакомец, жестикулируя руками, а Думский время от времени слегка кивал головой в знак согласия. Но вот, наконец, по-видимому, приняв какое-то решение, направились к воротам караула. Их продолжающийся разговор доносился из коридора и приближался к кабинету Звягинцева. Они вошли, и Думский представил незнакомца:

- Цыганов Леонид Михайлович - начальник производственного цеха ТОО «Шторм», расположенного на заводской территории. - Так вот, Федор Иванович, - продолжал Думский, - очередная кража. Не на один десяток миллионов и почти под самым носом! Возмутительно! Прошу вас, помогите «Шторму» вернуть похищенное.

- И когда же произошла кража? - обратился в свою очередь к потерпевшему Звягинцев, прервав тем самым занудные возмущения начальника охраны, которые он ежедневно устал выслушивать.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒