|
|||
Илана С Мьер 13 страницаПророк говорил, что она умрет с ним. * * * Он вернулся в комнату тем вечером после визита на кухню, полного тепла от хороших эмоций и еды. Повариха устроила ему королевский ужин, он спел ей пару глупых песен. Он взял немного хлеба и мяса для Лин, если она не поужинала. Может, она отметит его заботу и забудет о грусти. Он не хотел обидеть. Звезды загорелись на тускнеющем небе, когда Дариен прибыл в комнату. Лин стояла у окна, смотрела на небо и горы. В белом платье она словно была зловещим маяком, парусом корабля. Дариен вдохнул и подавил гордость. – Лин, мне жаль, – сказал он, борясь с желанием добавить: включи голову. Она сказала, не оборачиваясь: – Что у тебя против меня, Дариен? Хороший вопрос. Он все еще думал винить ее в том, что они бросили Хассена, но не мог. Он понимал, что если бы пошел за другом, они бы здесь не были. – Ничего, – сказал Дариен. – Я козел. Плохое оправдание, но, надеюсь, ты простишь меня, – он кашлянул. – Боюсь, я не нашел ничего интересного сегодня. Как прогулка? Она молчала и не поворачивалась к нему. Дариен подошел и робко коснулся ее плеча. Она повернулась к нему со слезами на лице. – Что такое? – он подавил желание отпрянуть в тревоге. Она пожала плечами и отвела взгляд. – Это из‑за поэта, которого ты упоминала на встрече с мастерами? – не унимался Дариен. – Как его звали? Алинделл? Лиан вытерла слезы и не ответила. Дариен впервые заметил, даже в угасающем свете, что грязь запятнала ее корсет и юбку. Конечно, она почти нырнула в грязь за шкатулкой Валанира. – Тебе нужно переодеться, – он указал на пятна на белой ткани и нежной вышивке. Она невесело рассмеялась. – Точно. – Я отвернусь, – сказал Дариен. – Ты переоденешься и расскажешь, что с тобой случилось. Почему ты убежала. – Зачем я должна тебе рассказывать? – А почему не рассказать? – он сел на кровать спиной к ней. – Ты будешь насмехаться, – утомленно сказала она. – Нет, – сказал он. – Не буду. Он услышал шорох, она развязывала корсет. Она сказала: – Он был моим учителем. Я должна была получить образование, как леди. – Это я слышал, – сказал Дариен. – И ты влюбилась в него. – Мы порой делили постель, – она не говорила о таком, похоже, никогда, судя по ее голосу. – Райен не знал. Без родителей он был моим опекуном до свадьбы. У него были ухажеры на примете, он хотел выждать и оценить их. Или ему нравилось пытать меня, я не знаю. – Пытать? Пауза, а потом: – У меня шрам от одного из таких случаев. Он видел белую линию на ее левой ладони. – Ты должна была понимать, что он узнает, – сказал Дариен. Усталость вернулась в ее голос. – Алин обещал, что мы убежим вместе… когда наступит время. Но… – Райен нашел вас вместе? – Нет… не так. Хотя это его повеселило бы, – она сглотнула. – Он узнал, потому что я была беременна. Он увидел, как меня стошнило, и понял. Сразу же, – пауза. – Мы хорошо знаем друг друга, – он услышал шорох, резко открылась дверца шкафа. – Можешь развернуться. Дариен так и сделал. Она была в ночной рубашке, в которой была прошлой ночью. Она села на кровать, и со спутанными волосами, бледными ногами в свете луны она выглядела как юная девушка. Он не знал ее возраста. – Дай угадаю, – сказал Дариен. – Алин был трусом и убежал, а не взял ответственность. – Нет, – сказала она. – Это я поняла бы. Но Райен знал его лучше меня. Он дал Алину выбор: моя рука, но я изгнала из Амаристотов. Или золото. – И он выбрал золото, – понял Дариен. Она опустила голову. – А ребенок? – спросил он почти с болью. Лин посмотрела ему в глаза. – Выбит из меня, – она заговорила в тишине. – Я поняла тогда, как глупо поступила. Поверила, что красивый мужчина мог полюбить… такую, как я. Дариен жалел уже, что спросил ее об этом. – Тише, – сказал он. – Это бред. Лин покачала головой. Она вскинула руку, словно останавливала его. – Прошу, – она обвила руками живот. – Это просто грязная история. И в ней понятно, какой дурой я была. – Дураком был персонаж Алинделла, – сказал Дариен. – Если я его встречу, убью за тебя. Миг тишины. Лин рассмеялась. – Думаешь, я не смогу? Она улыбалась, это его ободрило. Было уже темно, светила лишь луна. – Ты смог бы, – сказала она. – Алин был из простых людей, он даже не понимал, где у меча острая сторона. Но хоть и мило предлагать отомстить за меня, боюсь, за ним придет Райен. Ради спорта. Охота на поэта. Это в его стиле, – ее улыбка увяла. Ее голос вырывался с трудом, словно нити шерсти натянулись, а она продолжала тянуть их за собой. Он видел желание облегчить боль, оставить ее в прошлом. И он видел, что она еще не преуспела. Кое‑что поэт знал. – Ложись, – приказал он. – Зачем? – Лин тут же насторожилась. – Не глупи, – сказал Дариен. – Со мной ты в безопасности. Она слабо улыбнулась. – Хорошо. – Забирайся под одеяло, – сказал Дариен. Он вытащил лиру из сумки. Баюкая ее в руках, он сел на пол у кровати Лин. – Я спою тебе сказку на ночь, – он тихо заиграл. Знакомые движения и музыка наполнили его спокойствием. Мелодия детства, которую он любил и помнил, была немного печальной. Ее лицо было нежным в свете луны. Она закрыла глаза. * * * Она думала об Алине весь день, бродя по берегу и обходя корни юных и старых деревьев. Он много рассказывал об этом месте. Она молила его научить ее всему, что он знал. Конечно, на все не было времени, но она многое знала. У них был год. Она ощущала его рядом в бал Середины лета. Алин учил ее для таких событий, говорил, что поэт должен знать. Но он не рассказал, как ведут себя поэты, получая метку Пророка. Наверное, потому что не знал сам. Лин повидала много поэтов, знала, что Алин был красивым, а его голос – серебряным, не он точно не был одним из лучших выпускников Академии. Он не стал бы Пророком, так что решил облегчить будущее браком с богатой девушкой, а потом, когда это провалилось, согласился на золото. Кто мог его винить? Это было так просто. Она так это сделала. Серебряный голос. Было лето, он очаровал ее в лесу под пение птиц на соснах. – Ты еще поблагодаришь меня, – сказал Райен через недели после того, как Алин ушел, а она все еще оправлялась от потери ребенка. У нее были три сломанных ребра и синяки от избиений. Лин помнила, как лежала без движения в кровати, ее мысли, к счастью, были размытыми, боль не давала думать о чем‑то одном. Даже знакомое, как свое, лицо Райена парило перед ней, как мираж. Она так долго врала ему, жила отдельно от него в своем мире счастья, и теперь он казался почти незнакомцем. – Я спас тебя от наглеца, что хотел лишь твое золото, – сказал Райен. Тогда она не слышала его толком, но разум запомнил слов. И много раз повторял после этого. – А ты, бедная глупышка, думала, что он хотел то, что меж твоих ног. Он зажмурилась, словно так могла сделать так, чтобы он пропал. Он продолжал шелковым голосом. Тот же голос он явно использовал, соблазняя желтоволосых женщин. – Не ошибайся больше, питомец, – сказал он. – Когда решишь в следующий раз, что такое возможно, посмотри в зеркало. Я сделаю новое, во весь рост, хорошее, если это защитит наше состояние. Я не хочу выбрасывать золото на бесполезных любовников. Или лекарей, – он вдохнул и выдохнул, когда делал, когда был раздражен. – Придется подкупить этого, чтобы он молчал, помимо платы. Никто не хочет подержанный товар. Недели спустя она смогла ходить, и Лин побежала. Она представила, что смерть близко. Но, может, так и было бы без плаща Леандра и его слов: она не сможет отплатить ему этот долг. Их доверие и его тело были сломаны из‑за нее. Но портал был. Эдриен нашел его, призвал песней. Это было. Путь был настоящим. Это была последняя четкая мысль, пока она лежала в нитях песни Дариена. Его слова отражались от камней, их поддерживали волны океана. Он сказал, что с ним она в безопасности. Она поверила этому, поверила его музыке. * * * Она была в темном бархатном платье, в длинных волосах сверкали бриллианты. Спальня была слишком знакомой. Из окна виднелся лес во льду, что сиял, как мертвые камни в ее волосах. Лин была в панике. Только не здесь. Но, когда дверь открылась, вошел не Райен. – Не бойся, – сказал Валанир Окун. – Я не знаю, почему портал выбрал это место… может, оно было в твоих мыслях этой ночью. – Валанир, – она вздохнула, разжав кулаки. Ей не нравился вес платья, как корсет впивался в нее от дыхания. Она была в нем на балу, чтобы ее показали аристократам как призовую лошадь за холодным золотым вином, и все это было неправильно и неискренне. – Вы нашли свитки, – сказал он. – Нам нужно поговорить. Времени мало. Лин заметила, что Пророк был плотным, а не прозрачным, как в Динмаре. – Вы с Никоном Геррардом сделали многое, – сказала она. – Но тринадцатый куплет… – Утерян, – сказал Валанир. – Но, Лин, это есть в тебе. Я знаю. Или будет, когда это будет нужно. – Ваши видения неполные, – она отвернулась от него. – Или мы спасли бы Хассена Стира, – хвоя в инее за окном сияла тысячами воспоминаний, редкие были хорошими. – Ты злишься на меня. – Я не знаю, как доверять вам, – сказала Лин. – Его судьба будет всегда на моей совести, – сказал Валанир. – Верь этому. Она взглянула на него. – Хорошо, – сказала она. – Говорите. Что вы хотите сказать мне? – Я в этом не уверен, – сказал Валанир Окун. – Но я верю, основываясь на своих исследованиях и видениях с помощью магии Кахиши, что ключ к тринадцатому куплету в Башне ветров. Там вас ждет некое… преобразование. – Башня ветров, – сказала она. – Там создаются песни. – Ночь за ночью сотни лет поэты сидят в каменных клетках и создают куплеты, – сказал Валанир. – В свете свечи, – Лин вспомнила, как пыталась сделать так в этой комнате. Она посмотрела на кровать со смятым одеялом, словно она только проснулась от кошмара. – Да, – сказал Валанир. – Веками поэты и Пророки вызывали свои песни из ночи. Место священно. Если бы существовал храм для Пророков, то это была бы Башня. Если я прав, там от куплетов и откроется портал. – Мне нужна помощь Дариена, – сказала Лин. – Мастера этого не позволят. – Этой ночью, – сказал Валанир. – Звезды на нужных местах. Как только откроете портал, я почувствую это и присоединюсь. Вы не будете одни. – Звучит просто, – сказала Лин. – Вряд ли, – сказал Валанир. – Мы уже потеряли хорошего человека. Я надеюсь, больше не потеряем, – он шагнул к Лин и провел рукой по ее волосам. – Что бы ни случилось ночью, Лин… ты старалась. Она поймала его руку. – Валанир, если хотите мое доверие, объясните, почему я в вашем видении? Я никто. Он смотрел на ее ладонь. – Ты кто‑то, – сказал он. – Не знаю, как или почему. Но я думаю, ты покажешь мне. Всем нам. Лин проснулась от стука в дверь. * * * Дариен увидел, как Лин уснула, но стук в дверь разбудил их. Лин укуталась в одеяло с большими глазами, а Дариен открыл дверь. Это был наставки Дариена, архимастер Хендин, с хмурым видом. Дариен сжал руку старика. – Что такое? – он напрягся. Только что‑то плохое привело бы старика к их двери в такое время. – Прости, Дариен, – сказал мужчина. – Мы получили весть из Тамриллина. Хассен Стир мертв. Дариен услышал, как всхлипнула Лин за ним. – Нет, – услышал он смутно свой голос. Так бесполезно. Он думал, что весь мир завис за миг до слов мастера, а теперь все изменилось. Ночь и ее спокойствие пропали. – Это не все, – сказала Лин, – так ведь, архимастер Хендин? Дариен вспомнил, что архимастер был наставником Хассена. Он видел то, что от шока не заметил раньше: слезы в глазах старика. – Да, – сказал архимастер. – Это не все. Всем говорят, что это ты его убил, Дариен. Чтобы колдовать с его кровью. – Колдовать с его кровью, – ошеломленно повторил Дариен. – Да, – сказал архимастер Хендин. – Гадание на крови, старое и темное искусство. Лорд Геррард говорит, что ты использовал его. – Это… сильнее изначальных обвинений, – сказала Лин. – Дариен, он считает тебя опасным. Мы близко. Дариен закрыл глаза. – Какая разница? – процедил он. – Они убили Хассена. Это сделал он. – Разница есть, – сказал старик, – потому что придворный поэт, похоже, верит, что ты можешь найти Путь. И он не остановится, чтобы помешать тебе. Дариен кивнул. – Тогда все просто, – сказал он. – Мы не остановимся, пока не найдем его. Лин прошла к нему, путаясь в одеяле. – Дариен, Хассен знал, куда шел, – сказала она. – Они могли вытянуть это из него. Они могут уже направляться сюда. Дариен двигался быстро, но словно сквозь воду. Он оттолкнул ее с силой, и Лин впилась в стул, чтобы не упасть. – Не говори такое, – сказал он. – Хассен – мой друг, а не предатель. – Дариен! – сказал архимастер Хендин. Он качал головой. Он резко развернулся и ушел. Лин тоже отвернулась. – Я оденусь, – сказала она слабым голосом, словно кто‑то ударил ее ножом по горлу. Она повернулась к нему и встретила его взгляд. – Если ты умный, то собирайся, – сказала она. – Не ради меня. Ради них, – она кивнула на дверь и уходящего архимастера. – Хорошо, – Дариен понял, что сделал, помимо смерти Хассена. – Лин… не стоило так делать. Прости. Она отвернулась, не ответив. Она не предупредила его, схватила рубашку за край и сняла через голову, словно его тут не было. Он уловил ее худую спину и бедра, а потом отвернулся. – Мне приснился Валанир Окун, – сказала она, одеваясь. – Нам нужно в Башню ветров. Ты отведешь меня туда. – Мне жаль, правда, – сказал он. – Заткнись, пожалуйста, – сказала Лин. – Это важно. Он верит, что куплеты в Башне откроют Путь. И времени мало. Дариен кивнул. – Тогда идем. Лин прошла к двери и открыла ее. И ее тут же схватили за руку стальной хваткой. Лин без крика выхватила кинжал и порезала то, что было рукой. Она услышала сдавленный вопль в тени коридора, ее руку отпустили, и Дариен оказался рядом с мечом в руке. Лин увидела блеск стали в свете луны, падающем в коридор, искаженное от боли лицо над сияющим мечом Дариена. Он убрал меч и отпрянул. Тело рухнуло на пол со стуком, в броне и красной ливрее стража короля. Кровь уже вытекала из трупа на камни. Они потрясенно переглянулись. Лин выдохнула: – Они здесь. Дариен схватил ее за руку, и они побежали по коридору. Лин старалась поспевать и выдавила: – Что ты делаешь? Они будут всюду. – Не там, куда мы идем, – сказал Дариен, она уставилась на него. Он дико улыбнулся. – Честно говоря, – сказал он, – я оскорблен тем, что прислали одного. Но внизу, – он вдохнул, – будет больше. Он бросился по лестнице, что появилась перед ними. – Почему тогда мы спускаемся? – осведомилась Лин. Он не ответил, и ей пришлось следовать, стараясь двигаться быстрее, не упав на гладких узких ступенях. Они спускались вечно, миновали три этажа, но все спускались, пока луна не пропала, пока они не оказались во тьме. Но она слышала звон металла сверху. – Куда мы? – Тише, – сказал он. – Они могут нас услышать. Поверь. Они добрались до конца лестницы. Там горели факелы, и Лин не видела уже других ступеней. Стены были не вырезаны из камня, а были пещерой. Они спустились в глубины замка. С колотящимся сердцем Лин сказала: – Где мы, Дариен? В ответ две фигуры в мантиях вышли на свет. Ученики, ведь они были юными, но в их глазах Лин видела немного возраста и мудрости. Не новички, а те, кто уже знал способы и тайны этого места. – Доброе утро, – тепло сказал Дариен. – Мы с товарищем ищем проход, – он поднял кольцо, что висело на шнурке на шее. – Ты пройдешь, – сказал один из них. – Но женщина не ступит на эти лодки. Ты знаешь законы. – Честно говоря, – ровным тоном сказал Дариен, – мне плевать на законы. Я перережу вам глотки, если помешаете ей идти со мной, – он поднял меч. Кровь стража сияла в тусклом свете. – Я сегодня уже убил. Мужчины стояли и молчали, словно в его словах была сила, как у Давида Прядильщика снов, превратившая их в статуи. Один из них, наконец, сказал: – Проклятие падет на тебя за нарушение закона. Лин ощутила зловещий трепет. Глубоко под землей в такое было легко поверить. Ночь уже была со смертью – Хассена и стража. Дариен тоже ощутил это. Он поежился и сказал: – Так и быть. Дариен схватил Лин за руку и прошел мимо них без слов. Она следовала, не зная, смеяться или плакать. Это было неправильно: Дариен был душой света и музыки, а не убийства и крови. Его улыбка казалась кровавой. Факелы показали темную неподвижную воду. Подземный вход в озеро. Дариен тихо поднял механизмом решетку, и Лин опустилась в лодку. Он присоединился к ней с уставшим видом. – Столько всего для Башни, – сказал он. – Для Пути. Для всего. – Ты бы убил их? – сказала она, они взялись за весла. Он покачал головой. – Не было необходимости. – Проклятие… – Скорее всего, бред, – сказал Дариен, протирая глаза. Впереди было достаточно лунного света, чтобы увидеть силуэты берегов. Он сказал. – Они бы тебя забрали, если бы я тебя оставил. – Знаю, – тихо сказала Лин. Они молчали, пока гребли. Они лишились спокойствия ночи, песню резко прервали. Все, над чем они работали, привело к теням на черной воде. Ей казалось, что Хассен Стир был с ними в лодке, словно они везли его в загробный мир. Или словно нужно было сделать что‑то еще, о чем они не знали.
ГЛАВА 24
Маленький новый порез, словно от игры, расцвел на сгибе ее левого большого пальца. Костяшки Рианны уже были красными и в трещинах, кровь слабо стекала в серую воду, где она мыла тарелки. Рукава мужской рубашки, что была на ней, были закатаны до локтя, ее руки и локти тоже покраснели и трескались. Она стиснула зубы, жжение в них было почти постоянным. Первые пару дней она замирала и смотрела на разрушение гладкой кожи, и ее ругали за отлынивание. Ирма оказала услугу, взяв ее, и точно не забудет этого. Шумная и внимательная хозяйка гостиницы не стала говорить, что Рианна бесполезна, но сказала, что ей ее жаль. Ее не обманула попытка прикинуться мужчиной, она сорвала шапку Рианны в первый день и возмущалась из‑за ее длинных золотых волос, пыльных и тусклых от недели пути. Хозяйка гостиницы сказала, что за гривой коней следили лучше. Прошла неделя с того унизительного дня, и Рианна начинала привыкать к бездумному ритму мытья посуды. Не было конца тарелкам и мискам, кружкам и котелкам, которые нужно было ополоснуть или почистить. Она час за часом стояла у чаши, полной воды с мыльной пеной, терзающей ее кожу и грязь. Сперва она была в ужасе, что ей придется мыть тарелки и миски с объедками и костями, что ей придется час за часом опускать руки в воду с ними. Но теперь отвращение казалось роскошью, и ей просто хотелось сесть и отдохнуть. Ее три раза в день кормили хлебом и сыром, но она ждала не еду, а момента посидеть. Но она не жаловалась – одно плохое слово Ирме научило ее этому. Женщина ударила ее сзади ложкой, словно ребенка, и пообещала выгнать за еще одно возмущение. Рианна ненавидела Ирму, но понимала, что ей повезло. Дела стали плохи, как только она сбежала из Тамриллина: возница обнаружил ее в телеге через пару часов, она пряталась за ящиками апельсинов. Он потребовал плату за путь и его молчание. Вскоре после конкурса мастер Гелван показал Рианне тайный выход из кухни в сад, который он построил после смерти жены. На всякий случай. Он не стал объяснять, что это значило. Теперь Рианне казалось, что ее отец предвидел это, или у него была интуиция. Возница потребовал много денег, и Рианне пришлось отдать все, что она взяла из запасов отца. Но они были посреди холмов, что тянулись в стороны на много миль, и он грозился выбросить ее здесь. Рианна все еще видела кошмары о пустоте, как она терялась в ней. Она заплатила ему. Она не могла сказать ему, что была дочерью мастера Гелвана, ведь торговец был арестован. Она надеялась, что он жив, но старалась не думать об этом. И она сидела рядом с ним над лошадьми, телега подпрыгивала, и возница – работа его была одинокой – рассказывал ей о своих пьянках в разных деревнях, о своих сыновьях и дочерях. Может, потом ему надоел свой голос, потому что он сказал: – Ты тихий, да? – Рианна пожала плечами. Он мог догадаться, что она девушка, если много говорить. Она начала жалеть, что была осторожна, даже когда не требовалось. Ей хотелось все рассказать этому мужчине, у которого были дети. Но что‑то удерживало ее. Может, потому что он решил взять много денег с худого юноши, грозя бросить его на дроге, может, потому что она научилась на предательстве Марлена Хамбрелэя, к чему приводит доверие. Денег почти не было, Рианна не знала, что делать, попросила возницу направить ее в гостиницу Динмара. Там оказалось, что она не может купить даже скромный ужин, куда там комнату, так что ей повезло, что Ирма узнала ее ужас и заинтересовалась. Рианна через пару минут оказалась на кухне, приступила к работе с обещанием еды, кровати и небольшой зарплаты за каждый день. Ее жизнь в чистом доме с колокольчиками пропала. Ее дни были простыми, она словно смотрела в скважину: она мыла тарелки от рассвета до заката, спала – пыталась – на тонком матрасе на полу кухни. Там спал и другой слуга с кухни, его матрас был неподалеку, он следил за огнем в камине. Они с Рианной мало говорили, но она была рада, что он ее не трогает. Ирма сразу сказала Рианне, что одну ее на улицах Динмара съели бы. Она видела каждый день, какие мужчины приходили за едой и выпивкой, какие жизни они вели, и Рианна понимала, что это правда. Она любила раньше смотреть на рассвет над крышами Тамриллина, он был надеждой, но теперь стал лишь механизмом возвращения солнца, которому было плевать на мечты людей на земле. Все увядало: обещание любви с Дариеном Элдемуром, как она представляла себя отдаленной Снежной королевой. То, как она отражалась в глазах Дариена. Теперь она была служанкой на кухне, даже ниже, ее гладкая кожа стала потрепанной и красной, мышцы болели весь день. И все ради пути в Тамриллин, что уже не был ее домом. Она будет изгоем, когда вернется, ей придется искать укрытия у семьи Неда. Он не будет ругать ее, но это было жестоко к нему. Но теперь, оказавшись в странном городе одна, Рианна поняла, что не найдет Дариена Элдемура сама. Это был глупый план. И порой, за усталостью и болью в ногах, она ощущала укол гнева из потерянной любви. Он оставил ее. Так она думала, обращаясь к красивому лицу в ее мыслях. – Слишком медленно, Лея, – рявкнула повариха. Рианна назвала свое среднее имя, когда ее спросили. – Нужно больше кружек, но не сейчас, а час назад. – Тогда я перестану мыть тарелки, и их тоже будет не хватать, – парировала Рианна. Повариха ударила Рианну по уху быстрее, чем та успела понять. Рианна отшатнулась, мокрые ладони прижались к голове из‑за боли. Она не прекратилась. – Не перечь мне, – сказала старая женщина. – Или вылетишь на улицу, что бы ни говорила Ирма. Нам не нужна милая глупая посудомойка. Ты здесь, потому что у Ирмы доброе сердце, и все. Я лучше найду ту, что знает свое место, какой была предыдущая, пока не забеременела. Унижение было хуже боли, как тогда, когда Ирма стукнула ее ложкой. Рианна лишь отвернулась, скрывая румянец, слезы жалили глаза, но она сдерживала их. Все смотрели. Служанки следили с интересом. Она видела враждебность в их глазах с того мига, как Ирма сняла ее шапку с волос, хоть с тех пор они были в пучке. Эти девушки были с тусклыми волосами, не заботились о них, и их жалкая еда не давала им блестеть. Этот мир она раньше не знала. Одно питало ее. И ее лицо стало холодной маской. Скоро она с этим покончит. Она посмотрела на женщину, что ругала ее, а теперь резала мясо, напевая мимо нот. Рианна отвела взгляд и подумала: «А вы останетесь тут навеки». Многие героини из историй, что она знала, терпели тяжелые времена, работали за хлеб. В этом не было стыда. Если она будет помнить об этих историях, она сохранит гордость. «Я выйду из этого», – думала она. Она прятала медяки, что зарабатывала по одному в день, в матрасе, на котором спала. Тридцать медяков дадут ей уехать в Тамриллин. И, может, когда она вернется, все окажется ошибкой, мастера Гелвана отпустят. Если эта новая жизнь ее чему‑то научила, так это тому, что гордость порой мешала выжить. Она могла на время отодвинуть ее. Одно она не могла стерпеть – грязь. Героини историй точно не пахли потом, не были с грязью под ногтями. Рианна научилась мыться перед рассветом, носила себе воду и грела на огне на кухне. Иначе служанки и повариха собрались бы и стали обсуждать ее упитанное тело. – Похоже, – ухмыльнулась одна из служанок, – кто‑то еще не знал прикосновения мужчины, да? Может, стоит показать ее парням, – она говорила о клиентах, что щипали служанок за попы до синяков, сжимали их корсеты грязными руками. Рианна редко выходила в зал, чтобы увидеть самой – она держалась кухни – но истории слышала. – Куколка, – усмехнулась другая, Рианна спешно прикрылась, прикусив губу почти до крови. «Скоро я уйду отсюда. Две недели – четырнадцать медяков, мне нужно еще шестнадцать. Шестнадцать дней. Сегодня уже почти закат, и еще пятнадцать. Скоро». Прошло еще семь дней – еще семь медяков – и это повторилось. Одна из крупных девушек рассмеялась, пока Рианна мылась: – Может, стоит представить ее парням, – она сделала непристойный жест. Рианна сказала: – Сделай это, и я отрежу его мужской орган и приготовлю тебе на ужин, – девушка отпрянула с удивлением, а Рианна добавила. – Это избавит тебя от болезней, хотя, думаю, уже поздно, да? Та девушка часто ублажала клиентов на дополнительную монету. Она покраснела и отвернулась, бормоча. Другая служанка сказала: – Это тебе так не сойдет, Лея, – и они оставили ее мыться. Она уже не была Снежной королевой. Она не представляла, что ее отец или Дариен подумали бы, услышав ее грязные слова – оружие врага. Если она не будет думать о любимых, она выживет, используя все оружие, что попадет в руки. * * * Они пришли к ней той ночью впятером. Две держали ноги, одна – руки за спиной, одна заткнула ее рот тряпкой. И пятая была с ножницами, ее смех Рианна знала. Она боролась в тишине и темноте. Но, кроме смеха, все произошло тихо. Ножницы обрезали волосы Рианны, но девушка не спешила, и Рианна ощутила, как холодные лезвия состригают так, что задевают кожу головы. Состригают все. Они бросили ее волосы в камин рядом с мальчиком, который или спал, или притворялся. Она осталась дрожать до стука зубов. Слезы лились без звука по ее лицу в темноте. Она думала сбежать. Она подумала об опасностях Динмара, знала, что ей пока идти некуда. Ничего не осталось. Все золотые пряди на полу были кусочками ее развалившейся истории. Лея, служанка на кухне, заменила Рианну Гелван. А у служанок не было выдающихся историй. Она не была героиней, она всегда была ничтожеством. Ирма увидела ее на следующий день и сказала: – Ясно. Может, это и к лучшему, – Рианна даже понимала. Теперь она была одной из них. Другие девушки избегали ее взгляда с тех пор, но и не были враждебны. Девушка по имени Белла помогла Рианне завязать ткань на голове тем утром, чтобы скрыть стыд. Белла с печальными глазами сказала: – Им не стоило так делать, – Рианна стала спать с ножом после этого, но никто больше ее не трогал по ночам. Следующие дни она ощущала энергию. Каждый день был лишь цифрой. Она не обращала внимания на женщин, напавших на нее – они были хуже, чем ничто. Она не думала о лице отца, о боли Неда, не думала о Дариене. Она думала лишь, что еще шесть дней. Пять. Четыре. * * * Когда оставалось три дня, она впервые увидела Райена Амаристота в зале гостиницы. Рианна в потрясении ушла на кухню. Он не увидел ее, да и вряд ли узнал бы. Тут не было зеркала, но она знала, что ужасно выглядит. Ее рубаха уже была лохмотьями, на коленях штанов были дыры. Еще три дня, и у нее будет свобода, и не нужно показывать красивому Райену Амаристоту, что пытался ухаживать за ней, до чего она опустилась. И Рианна еще сильнее старалась избегать зала, покидала кухню только на рассвете и глубоко ночью, чтобы набрать воды из колодца. У нее получалось: больше она Райена не видела. Еще день. Она проснулась радостной, решив, что ошибалась, что у нее еще может быть история. Она пережила месяц кошмара, достигла цели. Она даже верила, что, когда вернется в Тамриллин, все будет хорошо, и мастер Гелван будет ждать ее дома. – Я так переживал, – скажет он. Конечно, все было ошибкой. Но в тот день произошло две вещи. Во‑первых, слуга с кухни убежал из гостиницы, оставив их без мальчика, что занимался огнем в камине и выметал пепел. Во‑вторых, что было связано с первым, он решил забрать с собой все медяки из матраса Рианны. Рианне захотелось напасть на девушку, что остригла ее волосы, сжать ее плечи и прижать нож к горлу. – Волос тебе было мало? – прошипела она. – Клянусь, я тебя порежу, как зайца. Глаза девушки закатились от ужаса, она, казалось, потеряет сознание на месте.
|
|||
|