Моника Эндерле Пирс 10 страница

– Да, господин.

Галина перевела взгляд с удаляющейся служанки на лицо теневого мага.

– Ты ей не доверяешь?

Гетен понизил голос:

– Дело не в доверии. Ради общей безопасности они не могут знать, куда мы едем. Она не поймет и обидится на меня на годы – если они у нас есть – но порой нужно обижать тех, о ком мы заботимся, – он указал на кольчугу Галины. – Нужна помощь?

Она посмотрела на броню и сказала:

– Если я не могу одеться, не могу и защищать тебя. Я справлюсь почти со всеми пряжками, – он кивнул и вышел из комнаты.

Он собирал в аптечку мазь и травы, когда прибыли Нони и Магод. Служанка устремилась к нему, тревога тянула за уголки ее рта и морщила лоб.

– Не отсылайте нас, господин. Мы поможем. Всегда помогали.

Гетен коснулся ее морщинистой ладони.

– Планы поменялись. Вы не покидаете Ранит, уедем мы с воительницей. Мне нужна одежда, два спальных мешка, а еще еда на три дня, и чтобы Магод сумки прикрепил к моему седлу, – он сказал садовнику. – Готовь Ремига и отыщи мой меч.

Магод кивнул, но Нони сжала руку Гетена.

– Куда вы поедете? Надолго? Вы не доверяете нам?

– Я доверяю вам обоим жизнь. Но я не могу отвечать на ваши вопросы. Это молчание для вашей защиты. А теперь скорее выполняйте мои приказы. Если все пройдет хорошо, мы с воительницей скоро вернемся, и мне хватит сил убрать проклятие Ведьмы инея с Кхары и вернуть мир между Урсинумом и Бесерой.

Нони открыла рот, но Магод схватил ее за локоть и повел прочь. Гетен нахмурился и вернулся к лекарствам. Когда он убедился, что сложил все, что требовалось, он постучал в дверь лазарета.

Галина открыла ее. Она была одета и в броне, но сказала:

– Нужны твои ловкие пальцы, чтобы проверить все ремешки, – она вытянула руки в стороны.

Он заставлял себя не блуждать руками, затягивал плотнее ремешки на ее броне. Пластины прижимались к изгибам ее фигуры, и он думал о мышцах и бледной коже под металлом. Гетен выровнял ремешок на ее спине, поправил наплечники, затянул ремешки на ее бедрах – с одной стороны остался след от ее кинжала.

Она прикрепила ножны к поясу, и он затянул его плотнее. Она смогла прикрепить левый щиток, но левая ладонь еще заживала, она не могла прицепить другой. Он закрепил щиток поверх рукава и кожаной перчатки. Наконец, он раскрыл щитки для ладоней, и Галина просунула туда руки. Гетен опустил руки, но не хотел отходить от нее.

Галина поймала его взгляд, ее голубые глаза потемнели от желания, какое текло и в его венах.

– Хорошо и быстро сделано, господин Гетен, – сказала она.

– В этом, – он провел ладонью, словно гладил ее тело, – я мастак.

Ее губы медленно изогнулись.

– Еще увидим.

Гетен прижал палец под ее подбородком и приподнял ее голову. Она не жаловалась, и он медленно и долго целовал ее. Он отошел, когда услышал волков из мастерской.

– Помочь собрать вещи?

Она указала на мешок на кресле у кровати.

– Я готова.

Нони появилась на пороге.

– Вещи и лошадь ждут, господин, – ее лицо было нечитаемым. Она протянула старую серебряную бесеранскую монету. – Прошу, возьмите это. Так я будто буду с вами.

– Если эта вещица тебя успокоит, Нони, я с радостью ее возьму, – ее пальцы были холодными, когда задели его руку. – С каких пор ты такая сентиментальная?

Она отвернулась, качая головой.

– Я всегда видела в вас сына, хотя знаю, что это неправильно.

Гетен улыбнулся и сжал ее руку.

– Все будет хорошо. Я соберу нужную информацию и вернусь в Ранит, вы и не заметите, что меня не было, – он повернулся к Галине. – Готова ехать?

– Всегда. Отдых в кровати мне не идет.

Гетен отошел и поманил ее за собой.

– Тогда вперед, воительница Галина.

Пятнадцать

– Нет сомнений, что Вернард убежал от первой снежинки. И я уверена, что он закрыл за собой дороги по Валмериану, – Галина посмотрела на деревья Хараяна в снегу, за ними возвышались горы, скрытые бурей. Их высота и густой снег на них помешают врагам короля следовать за ними. Галина сжала кулак. – Он бросил Кхару, – она впервые была вне цитадели после атаки, она впервые смогла осознать то, что сделал Вернард.

– Он тебя бросил, – сказал Гетен. Они стояли в конюшне, пока Магод прикреплял ее сумку к седлу Ремига.

Она отмахнулась от слов Гетена.

– Он сделал так до моего рождения, – она смотрела на ладонь, через миг сказала. – Он бросил мой народ, – она опустила ладонь на меч. – Уверена, он забрал и мои отряды, – она поджала губы. – Кхара осталась одна.

Гетен появился из теней.

– Я отрезал бы ему яйца, но у него их нет.

Галина невесело рассмеялась.

– Хотела бы я, чтобы это было так, но только из‑за снега Кхара не пылает от границы до границы.

Нони уставилась на нее.

– О чем вы, ваша светлость?

Гетен ответил:

– Если бы он мог, Вернард сжег бы земли, но не дал бы моему брату получить ресурсы и жителей. Мне жаль, что я забираю тебя из Кхары, маркграфиня, но я не могу вернуться, пока сила мага солнца не наполнит меня, пока я не научусь владеть этой силой.

Она стояла, уперев руки в бока, широко раздвинув ноги.

– Я пообещала мечом и силой – какая есть – защищать вас, господин Гетен. Грядет бой опаснее, чем то, что беспокоит границы Кхары, – она подняла голову с решительным видом. – Мой народ сталкивался с войной много раз, но выжил. Дай им знак, и они будут сражаться. Я уверена в этом. Но, если мы хотим помочь им выжить, нужно раскрыть знания или магию, которые вы ищете, а потом вернуться быстро в Кхару с силой уничтожить Ведьму инея.

Снег за двором был на высоте глаз Галины. Им повезло, что Магод послушно чистил двор. Но горы белизны окружали врата и не давали увидеть стволы. Как они выберутся из Ранита?

– Я оставляю чары вокруг цитадели и Хараяна, хотя я не знаю, удержатся ли они в лесу, – сказал Гетен Нони и Магоду. – Согревайте и кормите зверей. Я постараюсь вернуться, пока у вас не кончились еда и топливо. И зажги маяк на вершине цитадели, Магод. Людям Кхары нужно готовиться к атаке.

– Конечно, – сказал Магод.

– Почему мы берем одну лошадь? – спросила Галина, Гетен сел на Ремига и протянул к ней руку.

– Потому что я не могу перенести двух человек и две лошади. Я слишком слаб. Но мне не нравится отправляться в неизвестные края без лошади, – он помог ей забраться на коня.

– И куда же? – спросила она.

Гетен развернул лошадь к слугам.

– Оставьте нас. Я не хочу, чтобы вы знали, куда мы едем, – Нони хотела возразить, но Магод взял мать за руку и повел в цитадель, закрыл за ними большие деревянные двери. – Скажи мне, воительница, – сказал Гетен.

Она покачала головой.

– Не понимаю. Я – меч рядом с тобой.

– Да, и ты убережешь нас обоих. Я не знаю, не проникла ли Ведьма инея в мой разум. Это маловероятно, но если это произошло, то мне лучше не идти в знакомые места. Так что выбирать тебе. Если можно, в теплое место, Галина.

Решение удивляло, но было логичным, и она знала, куда они должны отправиться.

– Ты бывал в аббедее Гурван‑Сам в Ор‑Хали?

Он покачал головой.

– Ни разу не слышал о таком месте.

– Тогда отлично, вот только туда месяцы добираться, – Галина указала на горы снега вокруг.

– Ах, похоже на то, – Гетен коснулся ее ноги. – Ты мне доверяешь?

– Да.

– Хорошо. Возьми меня за руку и опиши мне аббедей как можно детальнее. Я из остатков сил сплету чары вокруг твоего описания. Только не паникуй и не переставай описывать все, что помнишь.

– Я никогда не паникую, – Галина сжала его ладонь, уже была готова к искре от этого. – Хочешь услышать и о народе? – он кивнул, и она начала. – Аббедей построен из красных и бежевых камней, одни древние, другие новее. Высокие здания постоянно меняются, стоят на розоватых каменистых склонах гор Гурван, где ручей Саамам появляется из камней и спускается на двести футов к реке Сам. Горы Гурван сухие почти весь год, холодная пустыня зимой и обжигающая, когда солнце высоко летом. Там мало растений и зверей, и они крепкие и с шипами, не против попробовать нас с тобой.

Она говорила, янтарный огонь окружил их, поднимая кусочки снега, создавая облако мерцающего золотого света. Гетен произнес заклинание. Их ладони нагрелись, ее воспоминания стали четче.

Галина продолжила:

– Сейчас там весна, и желтые и лиловые матады покрывают землю у водопада и в долине, и белый чертополох достает мне до талии. Аббедей состоит из множества башен и невысоких зданий, стоящих вдоль горы. Кажется, что место построили духи и великаны, а не мужчина и его большая семья, – она улыбнулась от воспоминания об аппе Унегене и его детях, внуках и правнуках, бегающих по опасным лестницам и дорожкам в аббедее.

Она закрыла глаза. Несмотря на хватку Гетена, ей стало холоднее, чем даже при атаке Ведьмы инея. Она поежилась у его широкой спины. Он сжал ее пальцы крепче, и она открыла глаза.

Снег и янтарный свет кружились все быстрее, ошеломляя. Она упала бы с лошади, если бы смотрела, так что Галина закрыла глаза и вспоминала:

– Внутри аббедея тропы вытерты от времени и множества ног. Здание старше Ор‑хали, старше Кворегны. Стены в яркой мозаике – красной, синей, желтой, зеленой, оранжевой, лиловой – самые красивые цвета на здании. В мозаике история создания мира Хотырью, сражения Скирона и Семел за свет. Хвук отражается эхом снизу доверху, и если закрыть глаза посреди дня и повернуться, не поймешь, на кухне ты или стоишь на утесе с пустыней перед тобой. И в некоторых местах можно прошептать, и кто‑то на другой стороне аббедеи услышит твои слова. Аппа Унеген – один из самых добрых людей, которых я знаю. У него узкое лицо, лысая голова, и он такой высокий, что чудо, что он не набивает шишки на лбу в низких коридорах. У него низкий смех, но поет он как осёл, – рассмеялась она.

– Как там пахнет?

– Землей и брызгами водопада. Теплый запах хлеба, пряности с рисом и бобами. Сладость цветов матад, мед, который сыновья аппы собирают у пчел, опыляющих эти цветы. Там есть резкий запах костра, в огонь подливают масла из кустов сонгин. От дыма чешется нос, и я всегда чихаю от первого вдоха. Дым в хлебе и мясе, да во всем.

– Открой глаза, Галина, – хватка Гетена на ее ладони ослабела. – Мы прибыли?

Крики и улюлюканье ответили ему, она даже не успела оглядеться. Ремиг стоял посреди двора аббедея из желтой глины, и толпа взрослых и детей поспешила к ним. Приветствия звенели в воздухе, и Галина смеялась от этого.

– Воительница! Tavta!

– Tavta morgitun!

– Tavta!

– Что такое? – низкий голос поднялся эхом от двора к вершинам аббедея, опустился на долины. Это был аппа, и Галина улыбнулась, ощущая тепло при виде мужчины и от звука его решительного голоса. Она не понимала, как скучала по аббедее и жителям.

Гетен перекинул ногу и съехал на землю. Он поймал Галину и придерживал, когда она спустилась быстро с Ремига, забыв о пострадавшей ноге. Она пошатнулась, сжала мага и тут же отпрянула.

Ее окутали руки и ладони, ее передавали от бабушек к матерям, от сестер к тетям, от братьев к дядям, пока она не оказалась в руках аппы.

– Так это яростная Галина, – он влажно поцеловал ее в щеки. – Что привело тебя в Гурван‑Сам, и где все твои солдаты?

Она хотела представить Гетена, но застыла от его вида. Он бесконтрольно дрожал, держался за лошадь. Его глаза были закрыты, под ними пролегли тени, лицо осунулось. Она видела его таким лишь раз и протянула к нему руку.

– Не смей умирать при мне, теневой маг, – она закинула руку на его плечи и поймала его за пояс.

Гетен пробормотал:

– Стараюсь, – и внук аппы, Кулан, оказался с другой стороны, и Унеген повел их в теплую тень аббедея.

Их привели в одну из самых высоких комнат, там было тепло и солнечно. Теперь Галина нянчилась с волшебником, и он только дрожал и раскачивался, пока она убрала плащ с его плеч, опустила его на кровать и сняла его сапоги. Она открыла ставни, впуская солнце и тепло.

Гетен закрыл глаза и прошептал:

– Ее нет, – он потратил остатки теневой магии на побег из Ранита. – Всей.

Пришло время мага солнца, и Галина хотела, чтобы ничто не мешало переходу. Спал он или был при смерти, она не могла понять, так что села рядом с ним, их пальцы переплелись. Галина смотрела в окно, тени менялись, солнце поднималось к пику.

Аппа и его жена пришли в комнату часы спустя.

– Я должна все объяснить, – сказала она.

Амма Зана поклонилась, села у холодного камина и сцепила ладони на коленях.

– Зачем ты привела сюда теневого мага?

Аппа нахмурился.

– Если бы кто‑то другой так подверг мою семью опасности, его выгнали бы отсюда, – от гнева его голос дрожал.

Галина кивнула.

– Понимаю. И я не просила бы гостеприимства для теневого мага, не будь его безопасность и тайна так важны, – она убрала меч, щитки с ладоней и перчатки, но оставила остальную броню, пока объясняла их присутствие. – Гетен был теневым магом, когда мы покинули Ранит. Но он использовал остатки темной магии, чтобы перенести нас сюда. Теперь он от тени переходит к солнцу.

Зана посмотрела на него.

– Да? Пришло снова время мага солнца?

Унеген скрестил руки и переглянулся с женой.

– Зана ожидала такое. И истории доносились до нас из Урсинума, Бесеры и Налвики, что зима наступила слишком рано и яростно. Это правда?

– Такая же правда, как то, что я воин и женщина. Снег укрывает Кхару выше меня ростом, и мой отец закрыл пути и увел войска от берегов Серебряного моря. Вода почти замерзла.

Аппа помрачнел, глядя на Гетена.

– Уверена, что дело не в этом мужчине?

– Уверена. Я его защищаю, – она опустила ладонь на рукоять меня и добавила. – В этом нет сомнений.

Зана встала и прошла к Галине. Она коснулась выцветающих синяков на ее лице и ладонях, задела пальцами костяшки Галины и сказала:

– Все, как я предсказывала. Потому мы спасли твою жизнь после битвы Сам.

Галина уставилась на нее.

– Вы предсказали появление Ведьмы инея?

– Нет, то, что тебе суждено важное задание, и если мы не укроем тебя, мир падет от тьмы и разрушений, – она указала на Унегена и добавила. – Я говорила.

Аппа пожал плечами.

– Ты знаешь, как все это, воительница, – он помахал рукой. – Дым, пот и много оксимэля, и моя жена воображает из себя оракула.

Зана вернулась к нему и шлепнула по руке.

– Я не так и плоха в этом. Я зарабатываю достаточно, чтобы ты толстел от жареной рыбы, – он рассмеялся, но быстро посерьезнел, когда его жена продолжила. – Ты права, что открыла ставни, пока солнце движется по небу, воительница. Но закрой их до заката и не открывай до рассвета. Твой маг будет уязвим ночью. Тогда тебе нужно быть рядом с ним и настороже, чтобы уничтожить слуг Ведьмы инея.

– Она найдет нас тут? Он думал отправиться в место из моих воспоминаний, а не его.

Зана прищурилась и медленно кивнула.

– Это проверит ее способности, но, чем дольше длится его переход, тем больше у нее будет времени выяснить, где он. Постарайся ускорить его изменение.

– Хорошо, – сказала Галина. – Я знаю, что мы подвергаем вас опасности своим присутствием, – она встала с кровати и поклонилась. – Благодарю за гостеприимство.

Унеген сказал:

– Я скажу мальчикам принести сюда койку и матрац.

Галина взглянула на Гетена.

– Мне лучше остаться тут. Я не знаю, что ждать от Ведьмы инея или изменения мага.

– Точно, – сказала амма.

Койку с соломенным матрацем, тяжелыми шерстяными одеялами и шкурами принесли в комнате вместе с их сумками и мечом Гетена. Окна выходили на восток, солнце грело комнату, и Галина вспотела в броне и разделась до белой сорочки, оставив длинную тунику, которую ей нашла Нони, цвета вина. Она одолжит одежду у хозяев дома, если они тут задержатся дольше, чем на пару дней.

Изменение было неприятным, и она поглядывала на спящего мага, зная, что сделала бы, если бы он проснулся и увидел ее почти голой, но не знала, ответил бы он на это. Галина отогнала эту мысль и вызванный ею жар. Она зашнуровала тунику, добавила пояс и меч. Она опустошила свою сумку и мешок Гетена, посмотрела на серебряную монету, которую ему дала Нони, когда они уезжали.

С одной стороны пчела сидела на цветке лиминта. На другой стороне был золотой круг в центре. Неровная и злая Х пересекала круг, была нацарапана на поверхности. Монета была холодной и тяжелой, и Галина нахмурилась, ощутив страх, пока держала ее. Она поежилась и бросила монету на подоконник, где солнце могло ее согреть. Она провела ладонями по тунике, словно вытирала что‑то грязное.

Гетен пошевелился и отвернулся от окна, бормоча во сне. В тот миг монета вспыхнула на солнце.

Метка была странной, монета беспокоила ее. Может, Зана больше расскажет об этом. Женщина была умной, знала много языков и культур.

Байчу, младшая дочь аппы, принесла Галине поднос еды. Она смотрела большими глазами на неподвижного Гетена и меч Галины.

– Вы охраняете мага, воительница? Это правда? – спросила она, садясь, чтобы разделить еду с Галиной.

– Ты осталась такой же прямолинейной за годы, пока меня не было.

– Точно, – Байчу зачерпнула маглубу – блюдо из бобов, риса, овощей, перца и козьего молока – кусочком темно‑коричневого хлеба, который они пекли каждый день в глиняных печах.

Еда была пряной, и Галина резко вдохнула, когда язык обожгло, и вытерла нос салфеткой.

– Я не хочу, чтобы информация покинула аббедей.

Байчу улыбнулась.

– Конечно, не покинет. Мы любим тайны, и вы с вашим магом стали любимой тайной. Ничто не радует амму Зану больше хорошей тайны. Так она ощущает себя мудрее, чем многие опытные путники, пересекающие наши врата. Она знает то, что никогда не узнают они, сколько бы камней ни прошли.

Галина рассмеялась.

– Точно.

Улыбка Байчу стала мрачной гримасой, она добавила:

– Но она не делится всеми тайнами с нами. Только она и аппа Унеген знают всю историю о вас и вашем маге, – она посмотрела на Гетена, внимание быстро вернулось к Галине. – Если только не хотите прошептать их мне на ухо. Тогда мне будет что скрывать от аммы. И дальше меня это не уйдет.

Галина прижала ладонь к губам, так тут показывали «молчание» и «тайну».

Байчу пожала плечами.

– Попробовать стоило, – но ее интерес тянулся к Гетену, пока они ели, и она описывала дела аббедея и перспективы в браке своей младшей дочери с торговцем овцами, который постоянно ходил между Самамом и Гад‑Дарганом. – Красивый и умный, еще и проявляет интерес к Вачи. Думаю, он будет хорошим мужем, но амма слышала о нем и других женах в караване. Вот как понять, так ли хорош мужчина, как кажется?

Галина взглянула на Гетена. Он не пошевелился после того, как она убрала монету. Она перевела взгляд на еду и заметила понимающий взгляд Байчу.

– Что?

– Он знает о ваших чувствах, Галина?

Ее лицо вспыхнуло.

– Наша ситуация не так проста, как у торговца и внучки аппы, – она пошевелила бровями.

– Но ты поранилась за него.

Галина уставилась на нее.

– Кто тебе это сказал? Это не совсем правильно.

Байчу проглотила оливку и сказала:

– Ты охраняешь его и хромаешь. Так что раненую руку, твое лицо и плохо слушающиеся кости его магия починила недавно. Ты была с ним неделями, так что получила раны, пока служила ему. Почему?

– Потому что если я не буду сражаться за него, Кворегна серьезно заплатит, если он пострадает. Он – не просто мелкий лекарь.

– Он теневой маг. Он твой подданный, да?

Галина облизнула пальцы.

– И?

– Вряд ли ты так сильно защищаешь всех своих подданных, – она склонилась ближе и понизила голос. – И этот опасный, – она приподняла правую бровь и спросила. – Как он удерживает тебя, маркграфиня Кхары, в своих руках?

Галина фыркнула и сунула хлеб в рот. Она запила еду сидром и посмотрела на неподвижного мага.

– Никак. Я согласилась защищать его, пока он нуждается во мне.

– Нуждается. А если он хочет тебя?

«А если я хочу больше?» – Галина ощущала губы Гетена на своих, его пальцы на ее челюсти, требующие ответить на его пыл, бросающие вызов. Она сунула еще кусок хлеба в рот, отмахнулась от вопроса, жуя. Хлеб стал комом, и она проглотила его с сидром, кривясь, когда ком медленно скользнул по горлу. Наконец, она сказала:

– Байчу, ты сплетничаешь как шлюха, позоришь аппу. Как у тебя остались дочери без мужей?

Она рассмеялась.

– Вачи – мой позор. Я хотела, чтобы она вышла замуж годы назад. Она упрямая, как ты, – но ее широкая улыбка и сияющие глаза говорили о восхищении девочкой. Байчу радовалась любви и сплетням. Она хотела счастья для всех, о ком заботилась, включая Галину.

Часы спустя они доели и закончили болтать, Байчу обняла ее и взяла поднос.

– Хочешь перекусить после заката? Я могу принести еды вам обоим.

Галина покачала головой.

– Вряд ли он проснется до завтра. Заклинание, которое принесло нас сюда, забрало силы у уже ослабевшего мага. И я приду на кухню за ужином. Хочу задать амме Зане вопрос.

Байчу кивнула и ушла, держа поднос на голове, ее сладкий голос звенел в коридорах, она пела о любви и смерти.

Галина прошла к окну и посмотрела на пустыню, тянущуюся вдаль от края аббедея.

Гетен пошевелился, когда теплый ветерок проник в комнату со сладостью цветов и маглубы с кухни. Свет солнца из ярко‑желтого становился золотым. Зазвонил железный колокол. Было слышно вопли скота, который вели на рынок. На дороге над утесом путники сделали лагерь для ночлега, пополняли запасы воды из ручья. Они торговали с аббедеем и несли новости из других частей мира.

Гурван‑Сам стояла у развилки на опасной дороге, которая соединяла Ор‑Хали Цид, Самам и Гад‑Дарган. Было много возможностей обменяться знаниями и товарами между путниками и местными жителями.

Галина взглянула на неподвижного мага, закрыла все окна, погрузив комнату в тень.

– Хотела бы я какой‑то магией защитить это место, – она прошла к кровати и посмотрела на осунувшееся лицо Гетена, хотела коснуться его щеки, но отпрянула. Она вытащила меч и опустила его на пол у порога. Это была не лучшая защита, но он сказал, что там была магия крови. – Это лучше, чем ничего, – сказала она.

Она забыла попросить Байчу выяснить новости из Кхары и Урсинума от путников. Если бы она поспешила, могла догнать ее, пока женщина не стала подавать ужин торговцам. Галина схватила монету с подоконника и оставила Гетена спать, вышла в тихий коридор, который вел на шумную кухню.

Она могла найти кухню с закрытыми глазами. Эта комната была самой шумной, и оттуда вкусно пахло. Хлеб пекся в глиняных печах. Сладкий аромат наполнял нос, слюна наполнила рот. В одной стене большой комнаты были четыре камина, в два помещались четыре огромных котла, еще в двух были два ряда вертелов на решетке. Рагу, рис, каша и вкусные овощи бурлили в котелках. Рыба, мясо и курица были на вертелах, соки капали в огонь под ними и создавали хор шипения и хлопков.

Галина остановилась на пороге и вдохнула, а потом вдохнула снова. Ее желудок урчал.

– Тише, желудок, мы только поели.

Кулан, муж Байчу, поднял взгляд от длинного деревянного стола, где он наполнял корзинку свежим хлебом.

– Выглядишь заблудившейся, маркграфиня.

Она подошла к нему.

– Да? – она приняла кусок теплого хлеба, который он протянул. – Странно, ведь я всегда ощущаю себя тут как дома.

Байчу отвернулась от вертела.

– Воительница ищет ответы. Ее сердце и разум играют.

Кулан склонился ближе к Галине.

– Не обсуждай проблемы с Байчу. Она так тебя запутает, что эти узлы и рыбак не распутает, – его жена бросила в них тряпкой, и Галина рассмеялась, поймав тряпку.

– Ты понесешь это к перекресткам? – спросила она, кивнув на корзину хлеба. Он кивнул, и она сказала. – Спросишь новости из Кхары, Урсинума и Бесеры? Я пару недель не была в своей крепости, и война между королевствами почти началась, когда я видела короля Вернарда в прошлый раз.

– Война? – брови Кулана приподнялись. – Но Урсинум и Бесера всегда мирно торговали.

– Времена меняются, Кулан.

– Не к лучшему, раз речь о войне, – он легко поднял широкую корзину и поставил на голову. – Я спрошу о новостях, воительница, – он вышел из кухни, не спотыкаясь, хотя полная корзина была тяжелой.

Миска рагу появилась перед Галиной, и она подняла голову. Зана протянула миску и ложку.

– Ты слишком худая, Галина, и бледная. Поешь со мной, скажи, что отвлекло тебя от твоего мага вечером.

Амма говорила, и монета в кармане Галины стала тяжелее и холоднее. Она прошла за худой старушкой, идущей в толпе мужчин и женщин, девушек и парней, которые работали на огромной кухне. Они пересекли комнату, добрались до столика в углу. Он был вырезан из камня, деревянные стулья с тремя ножками стояли под ним.

Галина села и взялась за еду, Зана налила сидр в две чашки. Еда согревала специями и вкусом, и она съела три ложки с горкой, вытащила монету из кармана. Она вручила ее амме.

– Ты знаешь что‑то о метке на монете?

Улыбающиеся глаза Заны потемнели, она посерьезнела.

– Маг дал тебе это?

– Нет. Это его служанки. Они оба из Бесеры. Я не пойму, что за метка на этой стороне.

– Это злой знак, – сказала амма Занна, указывая на неровный Х. – Круг – солнце, но оно размытое. И крест на нем означает не просто ночь, а означает смерть, – она опустила монету на стол, а потом плюнула на ладони и вытерла их об фартук. – Тот, кто дал твоему магу эту монету, желает ему смерти.

Шестнадцать

Гетен проснулся на животе, солнце лилось в открытое окно и падало на лице. Ему было слишком тепло, ощущение было странным. Он не помнил, когда в последний раз ему было не по себе от жара солнца. Галина спала на койке у его кровати. Его ладонь свисала с кровати, и она подперла руку двумя подушками, чтобы ее пальцы переплетались с его.

Он разглядывал ее лицо. Оно было отвернуто от него, и ее волосы ниспадали на ее плечи и грудь. Она уснула с его мечом рядом с ней, готовая пролить кровь за него.

Он огляделся и заметил ее оружие у порога. Защита была примитивной, но магия крови смогла бы их предупредить.

Гетен посмотрел на изгиб ее высоких скул, красно‑коричневые веснушки, ставшие созвездиями на ее щеках и носу, несколько было на лбу. Они усеивали ее грудь, плечи и бедра, и он заметил это, когда помогал с ранами. Может, веснушки были и на ее груди. Он отогнал заманчивую картинку.

Он не знал место Галины в его лабиринте теней. Воительница манила, но была непростой. Она защищала, но и сама нуждалась в защите. Она целовала его как любовница, и он желал ее больше всех. Она вызывала желание. Желание выжить, победить. И она заставляла его поверить, что он мог.

Галина была силой и надеждой.

Она была его солнцем.

Но как ему овладеть этой силой? Точно не используя ее. Она не позволит мужчине управлять ей, и он не хотел бы ее в таком случае. Не такой женщиной он восхищался.

И он восхищался ею, это было точно. Она давала ему силу и поддержку. Она держала слово, защищала его, дала ему убежище, которое было ближе к силе солнца, и люди тут понимали тепло и силу света дня.

Гетен посмотрел в окно, щурясь. Как долго он спал? Солнце не достигло зенита, но утро уже прошло. И Галина проснулась, открыла ставни, впустив солнце в комнату, и вернулась в кровать. Она могла не спать всю ночь, сторожить его.

Он убрал пальцы от ее руки, подавив ругательство, потеряв ее тепло, проклиная желание к ней. Он как можно тише выбрался из кровати и провел ладонями по спутанным волосам. Во рту будто была грязь. Он выпил чашку воды, наполнив ее из графина, выпил еще две чашки и ощутил себя человеком. А потом вытянул руки к каменному потолку и нахмурился. Он пах хуже, чем ощущалось его дыхание.

– Нужно помыться, – но он не мог отвернуться от солнца и тепла, льющихся в окно. Он не помнил, чтобы хоть когда‑то ощущал такое тепло, точно не после жизни в Раните.

Он пытался призвать магию. Но хоть огонь шевелился в нем, он не мог вызвать его больше, чем мог тянуть тени.

– Все еще на грани, – пробормотал он. – Нужны время и знания, – он прищурился у окна. – Но больше света солнца.

Он прошел к подоконнику, хотел выглянуть и вдохнуть воздух пустыни, но его ладонь опустилась на что‑то круглое, металлическое и холодное. Он опустил взгляд и отдернул руку. Это была монета, и металл был холоднее груди ведьмы. Он взял монету и тут же выронил. Она ощущалась проклятой.

Он всегда хранил монету над камином в Раните, пока Нони не вложила ее в его ладонь, когда они с Галиной собирались покинуть цитадель. Гетен повернул монету и посмотрел на символ сзади. Кто‑то вырезал крест смерти на солнце.

– Воительница. Просыпайся.

Галина пошевелилась, ворча, веки с трепетом открылись, закрылись и снова открылись. Она огляделась с растерянным видом того, кто уснул и думал, что проснется в другом месте. А потом она увидела его и села.

– Как ты? – ее голос был сдавленным ото сна, она зевнула, пряча рот за ладонью, пробормотала извинение.

Гетен держал монету между большим и указательным пальцами.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒