Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Савельев А.Н. 19 страница



Политические организации самого разного толка расце­нили этот указ Ельцина вполне однозначно. Это говорило о том, что все разнообразие политических воззрений находи­лось в противостоянии позиции правящей партии ельцинистов. Ситуация с противостоянием всей оппозиции единс­твенной правящей партии повторила в точности 1991 год. Но результат, как потом выяснилось, был иным.

В заявлении говорилось: «Мы отчетливо видим намере­ние сил, поставивших на государственный переворот во гла­ве с Ельциным, спровоцировать политическую нестабиль­ность, ведущую к разжиганию гражданской войны. Только в ситуации хаоса они могут питать надежду сохранить власть и уйти от ответственности за результаты своей политики. Мы обращаемся к тем, кто обеспечивает государственный порядок, с призывом неотступно выполнять закон и прися­гу. Мы призываем граждан России не поддаваться на спла­нированную антигосударственную провокацию. Органы власти обязаны исполнять возложенные на них обязаннос­ти. Мы требуем привлечения к ответственности лиц, винов­ных в грубом попрании Основного Закона России. Только выполнив свой гражданский долг, мы сможем сохранить Россию».

Согласовать и размножить текст обращения удалось лишь к полуночи. Мы образовали штаб общественных орга­низаций. До глубокого вечера шли переговоры и усвоение простой истины: законы пали, мы живем в условиях мяте­жа. Ночевать пришлось на составленных вместе стульях.

В ночь на 22 сентября собрался и Конституционный Суд, признавший указ Ельцина антиконституционным и служа­щим основанием для отрешения «всенародно избранного» от должности.

Ночью же собрался и Президиум Верховного Совета, принявший обращение к гражданам России, в котором, в частности, говорилось: «В России совершен государствен­ный переворот, введен режим личной власти Президента, диктатуры мафиозных кланов и его проворовавшегося ок­ружения. Мы являемся свидетелями преступных действий, открывающих путь к гражданской войне, в которой не бу­дет победителей и побежденных. Может стать реальнос­тью кровавая трагедия миллионов людей». По Конституции полномочия исполняющего обязанности Президента Рос­сии переходили к вице-президенту А. Руцкому. В 00 часов 25 минут он выпустил свои первые указы и обращение к гражданам. Действия Ельцина были названы предательс­твом, а его окружение - преступной кликой.

С утра 22 сентября парламент был отключен от всех видов телефонной связи, включая правительственную, а экзальтированные ельцинисты бросились выражать восхи­щение своим патроном. Надо было создавать информаци­онный узел за пределами Госдумы.

Как депутату Московского Совета мне надо было при­нять участие в открывшейся сессии на Тверской, 13. По­собники мятежа пытались склонить депутатов к поддержке действий Ельцина, но из этого ничего не вышло. Заявле­ние, приветствующее «решимость Президента твердой ру­кой навести порядок в стране», собрало лишь 11 подписей. Чуть больше под своим заявлением собрала совсем уже немногочисленная фракция «Демократическая Россия», объявившая,' что «единственной легитимной федеральной властью в стране является Президент». 29 подписей поста­вили депутаты под заявлением, где давалась двусмыслен­ная оценка: « Указ Президента России Б. Ельцина о прекра­щении деятельности Съезда и Верховного Совета, хотя и не укладывается в рамки существующего законодательства, тем не менее вполне соответствует практике досрочного роспуска парламента, имеющей место в большинстве де­мократических государств, и основан на волеизъявлении граждан, выраженном на референдуме 25.04.93 (67% от принявших участие в голосовании - за досрочные выборы народных депутатов)». Здесь была, правда, лживая интер­претация результатов референдума: чтобы решение было принято, полагалось иметь более половины голосов от всех избирателей, а не от принявших участие в голосовании. Этот порог инициаторы референдума не преодолели.

Большинством депутатов последней сессии Моссове­та была принята оценка, подтвердившая, что московские депутаты до конца остались верны своему долгу и чест­ны перед избирателями: «Своим Указом от 21 сентября 1993 г. № 1400 "О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации" Президент Российской Федерации Ельцин Б.Н. предпринял попытку государственного перево­рота». Началась организация сил для его подавления. При всей слабости влияния Моссовета на ситуацию, его пози­ция была заметна для ельцинистов, которые в последую­щие дни организовали блокаду Моссовета, а потом и его силовой захват.

В этот день Верховный Совет выпустил по горячим сле­дам два решения. Первое констатировало прекращение полномочий Президента Ельцина, второе расценивало его действия как государственный переворот. В тот же день сессия Моссовета признала Указ Ельцина антиконститу­ционным и не подлежащим исполнению. Исполком Феде­рации независимых профсоюзов также расценил действия Ельцина как государственный переворот и обратился к сво­им организациям с предложением противостоять антиконс­титуционным действиям вплоть до забастовок.

В штабе общественных организаций мы составили предложения по плану мероприятий антиноменклатурного сопротивления. Понесли в апартаменты Руцкого. Там нас встретили полупустые помещения, а какой-то помощник склонен был больше почесать языком, чем предпринимать конкретные действия. Второй раз пришли уже ночью. Так нужна наша помощь или нет? Опять никакого ответа. Сде­лать объявление о сборе в штабе нам не удалось -действо- вал чей-то запрет.

Наутро помощник Руцкого, с которым мы договорились встретиться, исчез, и наши планы тоже. Мы передали через охранников горькое письмо о том, что реального сопротив­ления путчу нет. Предложили срочно готовить базу для ВС в другом регионе. Ответа снова никакого. Так штаб обще­ственных организаций окончательно умер.

Приближенные и.о. Президента не знали, что делать, и предлагали всем желающим заняться чем-нибудь на свое усмотрение. Предложение о перебазировании штаба в дру­гой город не прошло или даже не дошло до Руцкого. Зато кто-то подсказал ему 3 октября, что штурм мэрии нужно продолжить действиями по блокированию Министерства обороны и Генштаба. Можно подумать, что генералы, даже если бы они не поддерживали Ельцина, позволили бы рас­поряжаться в их апартаментах каким-то парламентским ко­миссарам! Там, где нужно было действовать решительно, стратеги Руцкого медлили, где требовалась тонкая игра - хотели брать нахрапом.

Несмотря на бестолковщину, царившую в Думе, мятеж­ники явно проигрывали. За исключением самых оголтелых ельцинистов, все понимали, что творится беспредел. Объ­единения представителей областей, включая глав адми­нистрации, требовали одного: восстановления законности. Об этом в своих заявлениях говорили ассоциация «Цент­ральная Россия», ассоциация «Черноземье», «Сибирское совещание». Последнее, включившее в себя всех руково­дителей краев, областей и автономных округов Сибири, объявило: «... в случае невыполнения наших требований будут предприняты меры протеста вплоть до прекращения движения по всем магистралям, связывающим европейс­кую Россию с Сибирью, будут прекращены поставки угля, нефти, газа, подача электроэнергии».

23 сентября Ельцин издал указ № 1435, который был ничем иным, как всенародным предложением взятки, ко­торую узурпатор давал российским парламентариям. За присоединение к мятежу гарантировались: бесплатная приватизация служебной московской квартиры (оценочно 100.000 долларов в ценах того времени), доходное местеч­ко в чиновничьей упряжке, выходное пособие (2 млн. руб­лей), бесплатное медицинское и курортное обеспечение и досрочный выход на пенсию. Можно подумать, из своего кармана готов был сыпать Ельцин дарами и привилегия­ми. Значительная часть российских депутатов предпочла принять этот подарок, но большинство все-таки осталось верным Конституции и своим избирателям. К сожалению, избиратели своих избранников совсем не собирались за­щищать. Для них тогда Ельцин выглядел привлекательнее, и выступление мятежников против закона в стране, где беспрерывно творилось беззаконие, не выглядело чем- то необычным и предосудительным. Люди надеялись, что концентрация власти позволит на вести порядок в стране. И были справедливо наказаны: ельцинский порядок состо­ял в том, чтобы продолжить грабеж страны.

И все же не все российские депутаты согласились хрю­кать вместе с президентской командой в зловонном болоте нравственного бесстыдства. Их список определила специ­альная ельцинская комиссия, возглавленная одним из тех многочисленных демо-советикусов, которого избиратели в прежние выборы направили служить народу в Верховный Совет. Новоявленные чекисты выявили 151 -го депутата, чье поведение не позволяло распространить на них ельцинские «льготы» («АиФ», № 8, 1994). Это список честных и мужес­твенных людей. Хотя и не очень мудрых, не очень удачли­вых, не очень способных организаторов. Большинству из них было противопоказано заниматься политикой. Они не сумели отстоять свое право на власть, не распознали в Ель­цине и его людях смертельную опасность для страны, да и для своей жизни. Но в их честности в тот драматический момент сомневаться может только убогий душой человек.

В тот же день своим постановлением премьер Прави­тельства РФ В. Черномырдин объявил о присвоении пра­вительством «Российской газеты», «Юридической газеты России», издательства «Известия», теле- и радиопрограм­мы «РТВ-Парламент». Началась жестокая цензура прессы. Критические материалы по поводу действий мятежников запрещались, и газеты выходили с огромными белыми пят­нами. Зато газете ельцинистов «Президент» разрешалось писать даже так: «Уверен, психиатрическая экспертиза признает, когда придет пора сажать бывших нардепов на скамейку в народном суде, их полную дееспособность. Но то, что все они, оставшиеся в блокаде, были ущербными лицами и забойными идиотами, - тоже очевидный факт... Хасбулатов кололся и накачивался анашой. Руцкой жрал водку. А народец поплоше, хлебнув по маленькой, устро­ил концерт художественной самодеятельности... Всерос­сийская мразь гуляла, как мыши в театральном буфете. А чувствовали себя даже не кошками - тиграми. Они шале­ли в предчувствии большой крови, которую вот-вот пустят народу. Они отплясывали словно каннибалы, схарчившие родственника».

В это время состоялась провокация, имитирующая по­пытку захвата здания штаба Объединенных вооруженных сил СНГ. В строку защитникам Белого Дома поставили и убийство милиционера, и убитую шальной пулей женщину, решившую выглянуть в окно во время перестрелки. Генерал Кобец объявил, что при повторном нападении отдаст приказ открыть огонь на поражение. (Кстати, подробности этого эпи­зода так и не были описаны, ни в «демократической» прессе, ни в «патриотической», виновные не были названы.)

В ответ на действия мятежников в Думе открылся 10-й Чрезвычайный Съезд народных депутатов России. На Съезде председатель Верховного Совета Руслан Хасбула­тов, еще недавно - отъявленный ельцинист, клеймил орга­низаторов государственного переворота: они хотят «уйти от ответственности за крах своей политики, развал страны, за резкое ухудшение жизни народа», «переложить ответс­твенность на представительную власть и таким образом сохранить агонизирующий режим». Они хотят «бросить лю­дей в "дикий" рынок на произвол судьбы, лишив их всякой социальной защиты», получить «вердикт Запада на свое существование», подчинить экономику страны «сырьевым корпорациям международных финансовых и промышлен­ных групп», спасти свою социальную опору - «тех, кто на­грабил баснословные богатства, строит себе дворцы, име­ет по несколько дорогих лимузинов, отдыхает на Канарских островах, купается в роскоши при невиданном обнищании 90 процентов населения. Не менее резок был Александр Руцкой, еще недавно во всем согласный с Ельциным: «Мы должны, наконец, вспомнить, чем из раза в раз для России и её народа заканчивалась политика, выстроенная по при­нципу революционной целесообразности. Все это заканчи­валось большой кровью, чудовищной разрухой, насилием над личностью больших и малых вождей, заканчивалось ГУЛАГами, гибелью и страданиями десятков миллионов людей».

Руцкой, получивший по норме Конституции президент­ские полномочия (незадолго до мятежа парламентарии вне­сли в Основной Закон норму об автоматическом отрешении президента от должности в случае попытки распустить за­конно избранные органы власти), поклялся до конца защи­щать Конституцию.

Штаб обороны парламента совершенно игнорировал какую-либо деятельность, помимо собственных заседаний. Сам же штаб никакой обороной не занимался. По коридо­рам Белого Дома сотнями слонялись совершенно неприка­янные люди. Готовые бороться с диктатурой, они не могли найти себе применения. Все, что могли им предложить - это встать под ружье. Но оружие выдавали далеко не всем, а точнее - почти никому. Даже 3 октября защитники баррикад получили отказ на требование выдать им автоматы. А ведь уже было известно о трагедии в «Останкино», о том, что на­емники номенклатуры патронов не жалеют. Баррикадники должны были встретить их буквально с голыми руками. Это против танков и боевых вертолетов!

Откуда-то появились в Белом Доме развязные мальчи­ки, которых за бравый рост ставили у кабинетов начальства в виде охраны, и они тыкали всем приближавшимся в жи­вот стволом автомата. А другие мальчики перед Белым До­мом устроили демонстративное представление. Они ими­тировали поведение взвода фашистских головорезов. Им не дано было понять, что свастика на рукаве, фашистский жест приветствия абсолютно противны русскому духу. Для русских фашизм - вместе со всеми его атрибутами - это гитлеровская оккупация, а вовсе не какие-то философские концепции или хитросплетения идеологии.

С. Говорухин в своей книге «Великая криминальная ре­волюция» говорил про анпиловцев: «Они оказали много ус­луг Власти, должны были оказать последнюю - решающую. Когда люди видели эти перекошенные от злобы лица, слы­шали эти крики: «Назад, в прошлое!», они говорили себе: «Тьфу, тьфу! Лучше кто угодно, хоть воры, но не эти!» Пос­леднюю услугу властям анпиловцы оказали 2 и 3 октября. Лучшего подарка Ельцину, чем вот этот - устроить беспо­рядки на улицах, пойти штурмом на телецентр - они сде­лать не могли».

Получается, что анпиловцы и ельцинисты - суть одно и то же. Их цели и действия настолько переплелись, стали однотипными, что и результат от победы одной из этих сил был бы одинаков. Представим себе, что победила группи­ровка, сложившаяся вокруг Руцкого и Хасбулатова. Ельцинизм был бы пресечен в его явных проявлениях, но вряд ли он был бы преодолен до конца. Зато анпиловский ком­мунизм вышел бы на политическую арену, как наиболее нахрапистая и наглая сила, готовая растерзать любого, кто не согласен продолжать дело Ленина-Сталина. Эти люди, не приспособленные к власти и ответственности, могут де­лать, как и ельцинисты, только одно - разрушать.

В Белом Доме делать было уже нечего. Процесс самоор­ганизации был свернут. Наша группа покинула Белый Дом для организации противодействия мятежу за его предела­ми.

24 сентября 57 субъектов Федерации в лице своих пред­ставительных органов осудили действия Ельцина и только семь субъектов не определили своей позиции однозначно. Руководители субъектов Федерации потребовали отмены Указа № 1400 и назначения одновременных выборов Пре­зидента и Верховного Совета, а также отмены цензуры и выпуска закрытых газет.

Страшная глупость руководства и депутатского корпуса просто выматывала. Вместо того, чтобы нормально орга­низовать работу по противодействию мятежу, разворачи­вался бюрократический механизм. Приходилось тратить драгоценное время, чтобы выписать пропуск и провести в Белый Дом нужного человека. Не верили даже запискам депутатов.

А что стоит назначение «силовых» министров, которое предпринял Руцкой, не имея никакой уверенности, что хотя бы за одним из них есть батальон, готовый с оружием в ру­ках защищать парламент и Конституцию! Здравым реше­нием было бы повременить с такими действиями, которые ставят ельцинское окружение в положение, когда оно видит свое спасение только в содействии мятежникам.

Остатки нашего штаба пытались организовать шествие по Москве с целью снятия пока еще формальной блокады. Нельзя все время отсиживаться. Хотели подписать заявле­ние об организации демонстрации у ряда известных депу­татов. Но все были запуганы или озабочены только своими делами. Один из депутатов, побледнев, стал доказывать, что всяческие шествия опасны. Другой взорвался возмуще­нием оттого, что мы хотим взвалить на него - не московс­кого депутата - всю ответственность. Несколько подписей все-таки собрали и передали в аппарат Руцкого. Там наше послание и сгинуло без следа.

сентября листовка за подписями известных «деяте­лей культуры» (Ю. Черниченко, М. Захаров, С. Немоляе­ва, А. Лазарев, А. Иванов, 3. Гердт), выпущенная в период путча «ельцинистов», приглашала на митинг 26 сентября: «Избранный вами Президент предложил россиянам самим определить на выборах судьбу новых органов власти. Хас­булатов, Руцкой и их команда вместо выборов предлагают сажать и расстреливать всех несогласных».

сентября в Санкт-Петербурге совещание 41 предста­вителя субъектов Федерации принимает решение: «Отме­нить указ и восстановить в стране в полном объеме кон­ституционную законность». Только мэр Санкт-Петербурга Собчак и глава администрации Рязанской области отказы­ваются поддержать это решение. Совещание поддержива­ет «нулевой вариант» разрешения конфликта и одновре­менные досрочные выборы парламента и Президента. С этим согласился и присутствовавший здесь вице-премьер Шахрай.

С утра 27 сентября Белый Дом был полностью блоки­рован, тяжелая техника окружила его плотным кольцом. Дополнительно все подходы опутали страшной «спиралью Бруно», которая была запрещена международной конвен­цией еще в 30-х годах и даже фашистами не применялась. Оставшиеся коридоры были забиты глубоко эшелониро­ванными кордонами ОМОНа в полной амуниции - в броне­жилетах и касках, со щитами и дубинками. В Белом Доме было отключено электричество, вода, канализация.

В Краснопресненском райсовете проходит совещание представителей политических партий и движений. При­нимается заявление с требованием снять блокаду Белого Дома. Здесь умиротворить Ельцина и поддержать парла­мент пытаются глава райсовета Александр Краснов и ли­дер Конгресса русских общин Дмитрий Рогозин. Шумное сборище общественности едва удается держать в порядке. Оно способно принять без возражений только самый при­митивный текст.

28 сентября ОМОН рассеивает мирную и безоружную демонстрацию у станций метро «Баррикадная» и «Улица 1905 года». Людей избивали, загоняя в метро. Избиения продолжались до вечера, а потом людей силой стали за­талкивать в вестибюль метро и гнать вниз по остановленно­му эскалатору. Только благодаря милиции метрополитена, омоновцам не удалось столкнуть людей на рельсы.

29 сентября около полудня ОМОН зверски разогнал мирную демонстрацию у станции метро «Баррикадная». Упавших били ногами, потом бросали в спецавтобус и про­должали избиение. Та же картина повторилась вечером.

Мне довелось вплотную столкнуться с омоновским зве­рьем. Я попытался пройти в Думу, размахивая своим удос­товерением депутата Моссовета. Меня никто не собирался пропускать. Какой-то человек в милицейской форме миро­любиво рассказал мне, что власть Советов закончилась, и сам он - депутат одного из районных Советов Москвы - очень этому рад и во всем поддерживает Ельцина. Вопрос о законности его не волновал. Начальство дало команду блокировать парламент, и подчиненный выполнил указание мятежников.

Не найдя ни одной щели в оцеплении, я поплелся к метро «Баррикадная». И там увидел расправу. Никогда не забуду свиное рыло командующего избиением людей. Облаченная в каски и бронежилеты жандармерия до костяного хруста запихивала людей в метро. Я оказался позади цепочки, ору­дующей щитами и дубинками, и попытался схватить одного из «героев» за плащ-накидку. На меня тут же набросился обладатель чудовищного подбородка с тугим ободом жира над горлом. Но в суматохе люди оттеснили меня. Несколько человек, подчиняясь команде какого-то опытного участни­ка акций гражданского неповиновения, сели на асфальт, и между мной и свиным рылом образовалось препятствие из человеческих тел. Свиное рыло не рискнуло идти по телам, да и его подчиненные были заняты - молотили дубинками публику.

Потом я попытался обратиться к человеку в милицей­ской форме с погонами майора с требованием объяснить, что здесь происходит, и почему творится насилие над людь­ми. Но на меня взглянули совершенно пьяные глаза, в лицо пахнуло перегаром. «Депутаты сегодня никто», - сказало существо в майорских погонах, даже не взглянув на мое удостоверение. И два дюжих молодца отшвырнули меня в толпу. Почему-то мне показалось, что это пожарники. На этом фланге они действовали без членовредительства и даже как-то сочувственно, без напора теснили протестую­щую толпу.

Мне, можно сказать, повезло. На следующий день чет­веро депутатов Моссовета, которые попытались пресечь избиения граждан, сами попали под омоновские дубинки и были схвачены и скручены как преступники. В воспомина­ниях одного из них, ставшего впоследствии священником, описывается автобус, набитый окровавленными людьми, часть из которых просто попалась под руку озверелым хо­лопам Ельцина. Здесь были женщины, дети, старики. Двое избитых были без сознания.

Из показаний очевидца («Площадь свободной России», М. 1994): «Я остановился и стал смотреть на площадь пе­ред метро "Улица 1905 года", где стояло подразделение со щитами, в касках, с автоматами и дубинками. ...Два удара в голову свалили меня с ног. Поднявшись, я увидел перед собой командира и спросил у него: "Как фамилия, бандит?" Он сказал: «Сейчас скажу!» - и ударил дубинкой по правой руке, которой я успел прикрыть лицо. Посыпались удары по спине. Заломили руки и потащили через площадь к метро. ...Меня поставили лицом к забору и стали бить по спине и бокам будто мешками с песком или боксерскими перчат­ками. Дышать до сих пор больно. Все задержанные в авто­бусе оказались случайными прохожими, все были избиты. Почти до полуночи задержали в 43-м отделении милиции. У многих пропали вещи, деньги, документы».

В этот день к властям обратился Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II:

«...Противостояние на пределе нервов вокруг Белого Дома в любой момент может взорваться кровавой бурей. И поэтому я слезно умоляю стороны конфликта: не допустите кровопролития! Не совершайте никаких действий, могущих разрушить донельзя хрупкий мир! Не предавайтесь безу­мию, не переставайте уважать человеческое достоинство друг друга! Имейте мужество не поддаваться на какие угод­но провокации, как бы больно они не задевали вас! Помни­те, что нынешней смутой могут воспользоваться и экстре­мисты, преступники, да и просто нездоровые люди.

Одна пуля, выпущенная около Белого Дома, может привести к катастрофе, кровавое эхо которой прокатит­ся по всей стране. Вот почему я призываю любыми мир­ными средствами ослабить вооруженное противостояние. В нынешний сложный момент надо милосердно относиться к любому человеку. Никакие политические цели не могут препятствовать обеспечению находящихся в Белом Доме людей медикаментами, пищей и водой, медицинской по­мощью. Нельзя допускать, чтобы физическое истощение спровоцировало людей на неконтролируемые насильствен­ные действия».

От имени Церкви Патриарх предлагал противостоящим сторонам посредничество, предчувствуя, что кровь прольет­ся, и шансов остановить мятежников уже почти не осталось. Ибо их ставкой было только и исключительно насилие.

30 сентября в Москву прибывают подразделения ОМОН из Северной Осетии (3000 человек), из Питера, офицерс­кий полубатальон из Твери. По некоторым данным, нагото­ве к этому моменту были и 1200 боевиков-общественников, пригретые мэрией Москвы (подпольная национальная гвар­дия). В ночь оцепление Белого Дома было усилено БТРами дивизии им. Дзержинского.

Весь день у станции метро «Баррикадная» проходили митинги, то и дело разгоняемые ОМОНом.

Из показаний очевидцев («Площадь Свободной Рос­сии», М. 1994):

- Полковник милиции скомандовал: «Батальон, к бою!» - и «бой» (избиение безоружных людей) вооруженными до зубов омоновцами был начат. Около меня оказались две женщины, их сбили с ног и пинали. Резиновыми дубинками меня били по рукам, плечам и, поскольку я пытался при­крыться кейсом, он оказался пробитым в нескольких мес­тах, сломаны замки, из него высыпались книги и другие вещи, поднять которые не было никакой возможности.

Стали бить по голове, в пах, в живот. Один из них все сильнее душил меня. Когда я чуть не потерял сознание, он отпустил меня и ударил в нос. У меня в глазах появились розовые круги, на плащ полилась кровь. Заболела голова. Они приказали водителю везти меня в отделение. Привез­ли в 43-е отделение, опять выкрутили руки, выволокли из автобуса, поставили у стенки с поднятыми вверх руками и стали обыскивать... Продержали 6 часов».

В этот день на Пушкинской площади намечался еще один митинг. Когда колонна демонстрантов подошла со стороны Белорусского вокзала, ее атаковали боевики в пятнистой форме и черных беретах. Потом в дело вступил ОМОН, пригнанный их Омска и Екатеринбурга. Побоище продолжалось допоздна. Вечером следующего дня побои­ще на том же месте повторилось.

Руководил карательными операциями полковник Генна­дий Фекпичев (в прошлом - начальник политотдела ГУВД Москвы), которого с 1991 г. московская администрация использовала для самых грязных дел (незаконный арест депутатов, разгром палаточного городка в «Останкино» и др.). Потом его фигура мелькнула во время расстрела Бе­лого Дома. Через несколько дней заместитель начальника Управления охраны общественного порядка Фекпичев рас­сказывал журналистам, как бойко ведутся расправы над сторонниками Конституции, которых приравняли к уголов­ным преступникам.

При проведении «чисток» был использован опыт Олимпиады-80. Объявленное Ельцином ЧП позволяло не церемо­ниться с гражданами, проявляя «наступательный» характер карательных операций. В этом потопе беззакония московс­кой милиции помогали мобилизованные МВД 4400 сотруд­ников и 45 спецмашин. А всего в акции было задействовано свыше 15 тысяч сотрудников правоохранительных органов, которым помогали 300 оперработников («Коммерсантъ», 14.10.1993). По этим далеко неполным данным можно по­нять, насколько некрепок был режим мятежников, и насколь­ко несложно было его смести консолидированной силой на­род. Но у народа таких сил не нашлось, а думские политики не нашли способов мобилизации сил на отпор мятежу.

Фекпичева я запомнил во время ареста, когда этот че­ловек, точно зная, что перед ним депутат Моссовета, дал команду своей банде на задержание. Это было 10 октября 1992 года во время встречи депутатов Моссовета с изби­рателями на Советской площади. Личное распоряжение о разгроме мероприятия дал Лужков, а выполнил ставленник ельцинистов Аркадий Мурашов, прославившийся исклю­чительно тем, что одобрял вся кровавые акции Лужкова. Сделав свое дело, этот мавр удалился в неизвестном на­правлении. Полковник Фекличев тоже не сделал карьеры, пробавляясь остаток жизни на незавидной должности вице- президента милицейского фонда «Содействие укрепления законности и правопорядка».

Что касается Аркадия Мурашова, то в 1993 году он уже не командовал московской милицией. И через полтора де­сятка лет вспоминал, как Гавриил Попов требовал от него расправ над демонстрантами: «А я с самого начала был против того, чтобы как-то мешать демонстрантам, потому что понимал, что народ привык к тому, что никто ничего не запрещает, и можно митинговать, где придется, и поэтому любое применение силы будет по определению неадек­ватным. Но Гавриил Попов - человек упрямый и пожилой. Ему хотелось как можно скорее изменить страну, он хотел, чтобы все было как в Европе - полиция, водометы, рези­новые пули. Он думал, что так и должна выглядеть насто­ящая демократия». Это о погроме февральской 1992 года демонстрации. А в июньские дни Мурашеву надо было ле­теть на Филиппины на шахматный чемпионат, и он решил до отъезда разгромить палаточный лагерь в Останкино. И лично разработал план нападения в 5 часов утра. Бан­да под командованием Фекличева-Останкинского тогда применила те методы, которые были растиражированы в 1993 году («Русская жизнь», декабрь 2007). Этот полити­ческий фрукт - всего лишь исполнитель, прибившийся по­том к олигархической секте «Альфа-банка».

Но вернемся в 1993 год. С 30 сентября Белый Дом на­чинают обрабатывать «психическими» средствами. Вы­крашенный в желтый цвет БТР, прозванный «желтый Геб­бельс», до боли в ушах исторгал через мощные усилите­ли «демократическую» песенную пошлятину. Защитников парламента постоянно держали в напряжении, изматывая провокационными перемещениями войск.

Тогда же на совещании в Москве 62 (по другим данным 68 из 88) руководителя органов государственной власти объявили: «В случае невыполнения наших требований до 24 часов 00 минут 30 сентября 1993 года примем все не­обходимые меры экономического и политического воздейс­твия, обеспечивающие восстановление конституционной законности в полном объеме». Решение субъектов Феде­рации было вручено премьеру Черномырдину, который, не моргнув глазом, объявил, что «мы будем действовать по собственному сценарию». Но все-таки после этого в Белом Доме был включен свет и заработала канализация.

1 октября начались переговоры противостоящих сто­рон при посредничестве Московской Патриархии. Здравые политики предпринимали попытки использовать такое пос­редничество для снятия напряженности. Для ельцинистов же это была еще одна возможность облить грязью своих оппонентов. Они сознательно шли на обострение, не желая отступить ни на шаг.

Из газеты «Президент»: «... Нет оппозиции, есть откро­венные фашисты, бандиты, погромщики, с которыми не­применимы язык дискуссий и парламентский протокол. Мы должны быть твердыми, а если потребуется, то и жестоки­ми. Страна больна коммуно-фашистским раком, ей нужен хирург, а не бабки-шептуньи».



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.