Савельев А.Н. 21 страница

Сколь громко ни заявляла оппозиция о своей готовности отстоять Конституцию с оружием в руках, в руки ей попало всего-то 170 автоматов, а по другим данным и того меньше - около 70-ти. Лужков, правда, утверждал, что автоматов было 1600, да еще 2000 пистолетов, 18 снайперских винтовок и 12 гранатометов, плюс 300 нештатных автоматов и 20 пулеметов («Правда», 01.06.94). По некоторым данным, арсенал Белого Дома составлял 9000 автоматов, несколько десятков противотанковых ракет и гранатометов, но все это «наследство Ельцина» руководство Белого Дома не подумало раздать защищавшим их людям. Обороняться было практически нечем. Обнаружив, что против Белого Дома действуют десятки единиц бронетехники и танки, Руцкой отдал приказ вести только заградительный огонь. Сопротивление оказалось невозможным. Оставалось только показывать корреспондентам нетронутую смазку ствола своего автомата. Это было шоу, а не война. Журналистов пускали всюду.

Команда Руцкого не стреляла. Лишь те защитники Белого Дома, кто подвергся нападению и имел перед собой прямую угрозу смерти, оборонялись. Они пытались также сбивать ельцинских снайперов с крыш- прилегающих домов, но чаще сами попадали под их пули.

БТРы из крупнокалиберных пулеметов разметали казачьи заставы и группки ополченцев и даже не давали унести раненных. Мертвые так и лежали на площади в тех позах, в которых их застала смерть. Баррикадникам, правда, удалось поджечь один из БТРов, но всерьез загореться он так и не захотел. Боевая техника с легкостью противостояла гражданскому «вооружению».

Из воспоминания очевидцев (по кн. «Площадь Свободной России» и другим источникам):

Когда «бэтээры» проезжали первую баррикаду, что была впереди Гэрбатого моста, кто-то бросил в них бутылку с зажигательной смесью. Не попал. Следующий «бэтээр» этого человека просто раздавил. В короткие минуты перемирия я из окна третьего этажа Белого Дома хорошо видел погибшего: проткнутая костями зеленая куртка, выдавленный на асфальт из рукавов кровавый фарш... После этого я уже ничему не удивлялся. ...«Разве вы не слышали: выступал Гэй дар, призывал выходить на улицы, защищать демократию. Меня вот мама и отпустила...». Мы стояли за толстым простенком. Они отошли от нас, и тут же «бэтээры» начали стрелять по теням в окнах. Девушку буквально разорвало пополам. Верхняя часть ее туловища откатилась чуть ли не к моим ногам. Оставила на паркете длинный, жирный кровавый развод... Я не запомнил лица девушки. Пусть ее мама скажет спасибо Гайдару.

Когда утром 4 октября от мэрии, легко преодолев игрушечную баррикаду, на площадь влетели танки, отец Виктор - наивный и добрый человек! - вышел навстречу им, подняв над головой свое оружие - икону, пытаясь остановить их. Крупнокалиберный пулемет прошил его насквозь, а вместе с ним и икону. Когда он упал, убийцы, видимо, для верности проутюжили гусеницами его тело.

На моих глазах людей ставили к стенке и с каким-то патологическим злорадством выпускали в уже мертвые тела обойму за обоймой. У самой стены было скользко от крови. Ничуть не стесняясь, омоновцы срывали с мертвых часы и кольца.

Последняя группа была примерно полторы тысячи человек. Только мы вышли на лестницу, из мэрии и из другой точки по нам стали бить из крупнокалиберного пулемета. Из нашей группы примерно 12 человек упало. Прямо передо мной женщине пуля попала в грудь. Она мне до сих пор каждую ночь снится. У нее спина как-то всколыхнулась, и вдруг начал набухать красный пузырь. Он лопнул, и я заметил, что в разные стороны полетели позвонки. Она медленно начала падать. Мы стали прятаться за парапеты, а командир «Альфы» сказал: «Мы вступаем в бой с этими алкашами, идиотами и дегенератами. Наша задача - подавить огневые точки».

Собравшись в зале на третьем этаже, не имевшем окон и потому наиболее безопасном, депутаты и другие невооруженные обитатели Белого Дома пытались стоически переносить варварский обстрел и ежеминутную опасность быть убитыми. Они пели песни, читали стихи и слушали выступления тех, кто, быть может, уже прощался с жизнью. Ждали помощи, но помощь так и не пришла. Помощи не было, поэтому стали ждать жестокой расправы и смерти.

Радиоэфир был заполнен командами стрелять на поражение, живых из здания не выпускать и не жалеть патронов. Стремясь остановить расстрел, руководители обороны парламента по радиотелефону пытались связаться с президентской стороной. Тщетно. Снайперы «снимали» тех, кто пытался выйти из здания с белым флагом.

Штурмовали Белый Дом в полной неразберихе. Войск было так много, что в суматохе стреляли по своим («МК», 09.10.93). Убитых и раненых, разумеется, относили на счет защитников парламента. Журналисты тоже все время принимали своих за чужих: если били прикладом в зубы или крыли трехэтажным матом - значит, это «боевики» Белого Дома. Потом этим враньем заполнялись страницы газет с миллионными тиражами.

Группы «Альфа» и «Вымпел» отказались принимать участие в операции по штурму Белого Дома. Даже представ пред мутные очи «всенародного избранного» спецназовцы не дрогнули. «Мы не для того готовились, чтобы в безоружных машинисток стрелять», - сказали офицеры Ельцину. Тогда «ельцинисты» предприняли иезуитскую тактику: подвели группу вплотную к боевым действиям, чтобы, втянувшись в обстановку боя, они пошли дальше. Так и случилось. «Альфу» на БТРах послали «в разведку», и, как уже говорилось, при попытке подобрать раненного был убит тридцатилетний лейтенант, получивший от снайпера пулю в незакрытую бронежилетом часть тела. Выстрел прозвучал не из Белого Дома. Очевидцы показывали, что в Белом Доме снайперов не было, как не было и снайперских винтовок. Не удалось найти ни одного снайпера и позднее - после раздутой шумихи о якобы засевших на крышах домов сторонниках парламента.

Спецназ пошел на Белый Дом. Только пошел не совсем так, как на то рассчитывали ельцинисты. Профессионалы из «Альфы» сразу определили, что их товарищ убит не защитниками Конституции. «Альфа» направила парламентеров, оставивших оружие у входа в здание. Они убедили находящихся под варварским обстрелом людей сложить оружие, гарантируя им безопасность. К вечеру ожидался штурм боевыми вертолетами и газовая атака. Сопротивляться было бесполезно. Ельцин играл ва-банк. О самовольной инициативе «Альфы», вероятно, стало известно их начальству. Поэтому на Белый Дом был снова обрушен шквал огня.

И все-таки «альфовцы» выполнили свое обещание. Бойцы «Альфы» и «Вымпела» не только прикрыли собой безоружных людей. К их чести, они смогли подавить несколько огневых точек снайперов, пытавшихся еще раз для возбуждения ненависти прикончить хотя бы одного из спецназовцев. Кроме того, «Вымпел» уничтожил обезумевший (от наркотиков ли, от водки ли?) экипаж БТР, который поливал из пулемета и своих, и чужих. БТР полностью сгорел от точного выстрела из гранатомета.

Как свидетельствуют очевидцы, бойцы «Альфы» вели себя достойно. Только благодаря «Вымпелу» и «Альфе» внутри Белого дома не было устроено побоища. Со стороны спецназа не было тех зверств, которые всюду сопутствовали появлению ОМОНа. Обитателей Белого Дома спецназовцы выводили без выстрелов и отпускали. Омоновцы орали выходившим из Белого Дома защитникам: «Поднять руки...», и били прикладами. «Альфовцы» говорили: «Опустите руки. Вы не пленные». Спецназовцы устроили живой коридор, предотвратив нападение пьяных молодчиков, с наслаждением взиравших на расстрел парламента.

Из газеты «Президент»: «Кто говорил, что танк бесполезен в условиях города? Это смотря в чьих он руках, что и кого он защищает. А еще, по кому он ведет исключительно точный огонь. <...> И снова, к сожалению, гибли люди. Люди. Озверелых подонков, с которыми обращались даже слишком гуманно, забирая их в плен, я к этой категории не отношу».

«Альфовцев» на всех не хватило... Натасканных омоновцев было гораздо больше. Тем, кто выходил из Белого Дома в сторону мэрии, пришлось несладко. «Демократы» устроили для всех без исключения «прохождение сквозь строй». Били нещадно. Омоновцы показывали пример.

А им пример показывал начальник президентской службы охраны А. Коржаков - похабно ругая депутатов и отбирая у них депутатские удостоверения. За это от Ельцина он получил орден.

Толпа мародеров неистовствовала. Она пыталась растерзать даже президента Калмыкии, который договаривался с Руцким об условиях сдачи. Президента спас только семитонный «Линкольн», которым удалось протаранить баррикаду и уйти от преследователей. Охрану Илюмжинова перехватили и измолотили прикладами омоновцы.

В близлежащих от Белого Дома дворах ОМОН неистовствовал еще свирепей. Там устраивался бандитский «конвейер». Били прикладами автоматов и ногами. Били по почкам и в пах. Били всех подряд. Депутатам устраивали имитацию казни. Ставили лицом к стене и стреляли поверх головы из автомата. Людей в форме отводили за угол и убивали.

Защитников Белого Дома ставили к стене с поднятыми руками и разбитыми лицами под дулами автоматов и плевками негодяйского сброда...

Заранее был подготовлен для массовых «посадок» и стадион Лужники. Внутренние войска со служебными собаками ждали большой работы, мечтая о лаврах пиночетовской солдатни. В отделениях милиции людей заставляли давать ложные показания. Их заставляли признаваться в том, что они видели вооруженных до зубов депутатов. Упорствующих нещадно били и тыкали пистолетами в затылок. Камеры были переполнены. Истязание людей продолжалось и ночью. Свидетели рассказывают об изуверских пытках.

Из воспоминаний очевидца (по кн. «Кровавый октябрь»):

«Я стал как будто участником любительского спектакля про гестапо.

«Где ты бросил свой автомат, коммуняка х...? Ты, б..., видел, что все депутаты даже на митингах были вооружены? Подпиши!» - Удары, удары, удары по всему телу деревянной (так и не понял, почему) дубинкой. Я им упрямо объяснял, что у меня нет никакой информации, которая могла бы их заинтересовать. И они снова начинали бить.

«Да мы вас всех сейчас замочим», - омоновец вытащил пистолет, приставил мне к виску. Старший сержант, один из немногих, кто был в форме, закричал:

«Только не здесь. Сейчас достану простыней, чтобы закрыть, и всех - во двор.

... Бить прекратили только тогда, когда изо рта и носа хлынула кровь. Я понял, что приказа убить меня у них нет».

Из воспоминаний очевидца (по кн. «Площадь свободной России»):

«Я, когда дверь приоткрыл, чуть не потерял сознание. Весь двор был усеян трупами, не очень часто, вроде в шахматном порядке... И что меня так шарахнуло, я сразу не понял. Трупы в каких-то необычных положениях: кто сидит, кто на боку, у кого нога, у кого рука поднята - и все сине-желтые. Думаю, что же необычного в этой страшной картине? А они все раздетые, все голые. Здесь всю ночь занимались мародерством».

Грабеж стал как бы приложением к массовому насилию. Магазины вблизи Белого Дома были разграблены, трейлеры с оборудованием и продовольствием тоже. Омоновцы выворачивали карманы у всех подряд, снимали шапки и куртки, в милиции изымали личные вещи. Разграблен был и сам Белый Дом - толпа мародеров тащила компьютеры, телефоны, остатки содержимого буфетов и даже картины немалого формата.

А потом все кончилось. Игра была сыграна. Гестаповские зверства можно было снова оставить для кинематографа.

Из доклада Комиссии по правам человека («НГ», 23.07.94):

«По данным прокуратуры Москвы, в московских изоляторах временного задержания с 3 по 5 октября 1993 г. находилось более 6000 задержанных, половина из них без оформления каких-либо документов. В следственные изоляторы были помещены 348 человек. Все без документов о взятии под стражу.

В последующие дни задержания и аресты продолжались. Всего задержано за административные нарушения 54 тыс. человек, за нарушение комендантского часа - 35 тыс. человек. Задержания часто носили произвольный характер.

В местах содержания арестованных и задержанных происходили массовые избиения. Свидетели показывали, что жестокие расправы происходили в 18-м, 48-м, 77-м, 100-м и 119-м отделениях милиции. В московские органы прокуратуры поступило 115 обращений граждан, главным образом связанных с избиениями сотрудниками МВД. (Большинство пострадавших подобные обращения оформлять не стали, предполагая продолжение актов насилия и развертывание политических репрессий.)

За время действия чрезвычайного положения из Москвы было противозаконно выдворено около 10 тыс. человек».

С 21 сентября по 5 октября 1993 года в Москве пострадало 72 журналиста, 7 из них погибли. По данным Фонда защиты гласности, от действий сторонников Белого Дома пострадали только 6 журналистов, остальные - от рук милиции и военных. По приказу заместителя министра печати и информации, противозаконным образом было приостановлено издание и распространение 13 оппозиционных газет, а их главные редакторы освобождены от занимаемых должностей.

В официальном перечне, составленном ельцинистами, числится 142 фамилии убитых при штурме Белого Дома и в Останкинских событиях. Неофициальная цифра - более 1000. Большинство из них были расстреляны ворвавшейся в здание омоновской солдатней после выхода группы депутатов. Трупы из Белого Дома прилюдно не выносили, раненых тоже. Имеются свидетельские показания о том, что захваченных в Белом Доме людей в камуфляже, в казачьей форме или просто похожих на военных расстреливали в подвале и у бараков стадиона «Красная Пресня». Другие свидетельства говорят о том, что всех раненых омоновцы добили, чтобы не было свидетелей.

Трупы убитых, которые не сгорели в пожаре на верхних этажах парламента (всю ночь парламент горел как факел), ельцинисты выносили тайком - возможно, грузили на баржу, приставшую к набережной, и уничтожали. Есть данные о том, что более 200 «внеплановых» трупов поступили в эти дни в Николо-Архангельский и Хованский крематории, а также об использовании топок одной из ТЭЦ в качестве крематория.

Известно, что судебно-медицинская экспертиза даже «официальных» трупов проводилась с грубейшими нарушениями, что официоз отказывался признавать гибель людей в самом здании парламента, а также что большинство убитых - жертвы снайперских выстрелов.

Со стороны частей, блокирующих и штурмующих парламент, потери составили 12 человек убитыми. Причем, в большинстве случаев это были смерти от пуль снайперов, провоцирующих бойню или путавших цели омоновцев.

Еще долгое время после расстрела парламента в городе звучали выстрелы. Сейчас можно с полней уверенностью сказать, что специальные части выполняли задачу по поддержанию высокого накала обстановки. Управление охраны президента не зря еще 28 сентября получило со склада военно-технического снаряжения 50 снайперских винтовок («Завтра», № 21,1994). Из этих винтовок могли стрелять не только боевики Ельцина, но и снайперы зарубежных спецслужб (достаточно правдоподобную версию см. в «НЕГ», 30.09.94).

Ради продолжения репрессий и создания иллюзии массовых беспорядков ельцинисты даже обстреляли редакцию «Московского комсомольца». Это послужило поводом для Грачева требовать от своих наймитов продолжения резни. «Мы должны вычистить из Москвы всю шваль, а потом наводить порядок в других городах»,- инструктировал он подчиненных прямо перед телекамерами. В одном из инструктируемых я узнал обладателя жировой баранки под подбородком - того, который готов был меня убить, да люди не дали.

И еще строки из газеты «Президент» (статья «Говорить с ними не о чем. Огонь!»): «И вот свершилось... Грязные и трусливые негодяи выползли из своего Черного дома, выговорив гарантию сохранения (хотя бы на первом этапе) своих подлых шкур - сдачу штурмовым войскам в окружении жен, детишек и прочих домочадцев. Тряслись коленки и едва не падали белые тапочки с ног Руцкого. Подергивал ручонками зловещий карлик Хасбулатов. Прячась за детские и женские спины, они садились в автобус и начинали свой последний путь. <...> Руцкой, Баранников, Дунаев замешаны по уши многомиллионными (в долларах!) взятками и подношениями, у них имеются щедрые закордонные «спонсоры» и огромные счета в банках. И они продавали все - офицерскую честь, государственные ресурсы и безопасность, сдавали за баксы реформу и судьбы россиян.

Уже на основе совершенного у них был один исход - «вышка». Однако и это еще не все. Негодяи высшего ранга (это также своевременно стало известно органам госбезопасности и Президенту) готовили государственный переворот с возвращением КПСС и всех прочих милых атрибутов нашей отнюдь еще не забытой прошлой действительности. Намеревались расстреливать нас с вами без суда и следствия, гноить в концлагерях и изнурять, как изнуряли наших родителей, дедов и бабушек их предшественники - ленинцы - практически бесплатным трудом и полуголодным существованием» .

Трупов было бы значительно больше, если бы Москва отреагировала на события более бурно. Все было сделано для того, чтобы массовым насилием подавить массовый протест. Но массовости-то как раз и не было. События не охватили существенной части населения столицы. Может быть, к счастью, потому что Ельцин был готов убить десятки тысяч, сотни тысяч людей.

Как всегда, результатом перераспределения власти стало и перераспределение помещений. Лужков договорился с Ельциным, что отобранные президентом-мятежником, а также переданные по инстанциям мэром Поповым здания будут возвращены городским властям. Нет больше парламентского центра, нет больше служебных квартир для депутатов, заняты номенклатурой и другие помещения. Теперь все это поступило Лужкову («ЭиЖ-М», N° 2, 1993). Здание Моссовета тоже было освобождено от назойливых депутатов. Чиновникам мэрии стало просторнее и спокойнее. Теперь лишние посетители сюда не заглядывали.

Из воспоминаний очевидца разгрома штаба Моссовета, 03.10.93:

«Это врезалось мне в память на всю жизнь. Я стоял у дверей своей комнаты на третьем этаже Моссовета, как вдруг услышал сильный шум и увидел людей, идущих по коридору. Их было много, все с оружием. Потом я оценил, что на крохотном пространстве уместилось не меньше 80 человек в камуфляже и несколько гражданских лиц.

Я стоял, остолбенев, ничего не понимая. Неожиданно эти люди бросились на нас - по четыре-пять человек на одного, заломили руки и, жестко упираясь стволами автоматов в шею, повернули лицом к стене. Одного из депутатов, который держал в руках рацию, повалили на пол, стали избивать и выворачивать карманы. Остальных тоже грубо обшмонали, включая женщин. По чистой случайности, в заднем кармане брюк у меня осталась фотопленка, которую я отснял у Белого Дома. Потом мне удалось засветить ее.

Несколько часов я провел под наблюдением двух головорезов. Один из них поигрывал автоматом, а второй держал в руках ручной пулемет».

Некоторым из обитателей здания на Тверской, 13 пришлось не только постоять лицом к стене под дулами автоматов, посидеть в камерах на тюремной баланде, пройти допросы - прочувствовать на себе многие репрессивные методы, известные до тех пор лишь по кинематографу.

Когда депутатов, просидевших в камерах трое суток без предъявления обвинений, отпустили, а прокуратура города принесла свои извинения, известная журналистка опубликовала в приложении к «АиФ» статью «Матерщинников - на волю?». Кто-то шепнул этой «демократической мадам», что лежачего надо пнуть еще раз - для верности. Поэтому фабриковалась история о том, что причиной задержания заместителя председателя Моссовета Ю.П. Седых-Бондарен- ко 3 октября 1993 года была его нецензурная брань. (Иск последнего по поводу защиты чести и достоинства был «похоронен» органами прокуратуры и следствием.) Лужков в гнусной газетке «Президент» заявил, что милиция отпустила организатора массовых беспорядков. Он даже официальное возражение на этот счет отправил то ли в ГУВД, то ли в прокуратуру («АиФ», №41, 1993). Да еще пресс-центр мэрии «повесил» на депутатов Моссовета преступления своих хозяев и от имени Правительства Москвы призвал москвичей «требовать для преступников сурового наказания» («НГ», 09.10.93).

Ремонт Белого Дома обошелся России в миллиард долларов, что соответствовало в то время стоимости строительства города для 100.000 человек. Этот миллиард заплачен турецким строителям, которые без труда скрыли состояние Белого Дома после расстрела и вывезли свои доллары за рубеж.

Профессиональные костоломы потрудились и на улицах Москвы, и в камерах. На подхвате у них работали уголовники, нанятые наживающимися на номенклатурном мятеже коммерсантами. Третьим звеном в системе номенклатурного бандитизма стала интеллигенция. Эта слабосильная команда полупартизанского вида и карикатурной разнокалиберности толклась у Моссовета 3-4 октября, а потом потрошила депутатские архивы.

Мне повезло не отведать дубинок и зуботычин. В Моссовет я пришел через несколько дней, когда был объявлен «день открытых дверей» для сдачи в архив своих бумаг и выноса личных вещей. Какой-то сброд в пятнистой форме не по плечу контролировал каждое движение разжалованных депутатов. У меня за спиной встали двое, напоминающие своим обликом чахоточных рабочих-большевиков из довоенных фильмов о революции. Искали компромат, которого нет. Даже милиция была более лояльна. Но глупость нетрудно провести. Тогда я вынес почти весь свой архив, на основе которого потом вышла книга «Мятеж номенклатуры». Когда я перекладывал свои бумаги в коробку, над душой стояла «деморосовка» - недавняя коллега по депутатской комиссии. Ей было не стыдно. Какой уж тут стыд, когда город залит кровью! Потом она смогла дослужиться до заместителя супрефекта по торговле. Крупная карьера для соучастника мятежа!

В октябрьские дни 1993 года без особого напряжения умерло, ушло в прошлое такое понятие, как честь офицера. В первую очередь это касается тех чинов из МВД, которые после 3-4 октября публично клялись своим достоинством и честью, что ничего подобного сжиганию трупов в Белом Доме «не было и быть не могло». Потом с наивной циничностью один из чинов добавил: «Мы, откровенно говоря, и не ожидали такого ажиотажа вокруг трупов. Если бы предполагали его, специально считали бы их потом...» («НГ», 04.02.94). Горе людей они назвали ажиотажем.

Министр обороны Грачев, встретившись с журналистами 5 октября 1993 года, не допускал столь явных промахов. Он говорил о том, что войска трижды прекращали огонь только для того, чтобы защитники Белого Дома могли сложить оружие и выйти с белыми флагами («КП», 07.10.93). Министр лгал вполне сознательно, как сознательно отдавал приказ стрелять на поражение. Ведь ему надо было сохранить перед журналистами, ждавшими именно такой игры, достойный вид. Как-никак дипломатические миссии и торговля оружием требовали, чтобы западные благодетели тоже могли делать вид, что не замечают пятен крови на руках российского министра.

Мерзавец в генеральской форме не является в истории чем-то исключительным. Но когда армия спокойно смотрит на то, как банды наемников издеваются над страной, она покрывает себя несмываемым позором. Армия Грачева - это армия трусов, которая ничего, кроме презрения, не заслуживает. Грачев не мог не знать, что организованная сдача Белого Дома невозможна в силу того, что в огромном здании были отключены телефоны. Собрать забившихся по углам от снайперского огня людей не представлялось возможным. Да и кто стал бы собирать людей, рискуя получить пулю?

И все-таки нашлись офицеры, которые имели понятие о чести. Из-под Ногинска, из военного городка капитан-лейтенант и 17 матросов с оружием в руках пытались прорваться к Белому Дому в ночь с 3 на 4 октября. Их перехватили, офицер застрелился. Он знал, что такое честь. Командир подольской учебной части ПВО с 17-ю добровольцами дошел- таки до Белого Дома и участвовал в его обороне. Грачевым эта часть была расформирована («КП», 07.10.93). Бесчестному министру нужно было давить всяческие понятия о чести. В противном случае он давно сидел бы в тюрьме.

Наверняка были и другие эпизоды. Но не нашлось ни одного командира дивизии, который готов был рискнуть своей жизнью, но раздавить авантюристов. Все эти обещания поддержки армии со стороны Руцкого, Стерлигова, Союза офицеров и пр. были просто блефом. В армии не было главного - духа. Дух был выбит еще политотделами Советской Армии. Вместо духа в армии годами царило воровство, уголовщина и показуха.

Московская милиция показала в полной мере тот уровень нравственности, который имеют на сегодняшний день люди в погонах. Там тоже были свои генералы. За два дня до кровавых событий в Москве министру внутренних дел Ерину было присвоено очередное звание генерала армии, а после 3-4 октября он в числе первых получил звезду Героя России. На одном из брифингов господина Ерина спросили, не стыдно ли ему носить звезду Героя. Ерин очень «находчиво» ответил: «Надеюсь, что я не доживу до времени, когда будут интересоваться, какое у меня нижнее белье» («Правда», 20.04.94). Мысль министра, изложенная коряво, все-таки ясна. Она состоит в том, что совесть - понятие неофициальное, и нет оснований обсуждать ее в сфере государственной политики. Что ж, это единственно возможная для сохранения невозмутимости позиция убийцы, которому смотрят прямо в глаза.

Вояки из нижних чинов МВД тоже получили свои тридцать сребреников. Орден «За личное мужество» получил генерал-лейтенант Голубец, расстрелявший в Останкино безоружных людей. Его подельщик подполковник Лысюк стал «Героем России». Лужков дал оценку и жизни человеческой. За убитого работника МВД родственникам заплатили по 1 млн. рублей, раненым милиционерам выдали по 400 тысяч («ЭиЖ-М», № 2, 1993).

Государственное насилие в октябре было направлено отнюдь не против уголовного насилия, которое разрасталось в стране, вовсе не против политического террора, который как раз после ельцинского путча стал повсеместным явлением. Насилие было направлено против законно избранного органа власти, против безоружных людей, пришедших к своему парламенту.

Доказательством того, что вопрос о силе и насилии «демократы» всегда разрешают, только исходя из своих шкурных интересов, показала общественная ситуация в России во время ликвидации бандитского режима Дудаева в Чечне. Все силы и лица, поддержавшие вооруженное насилие в центре Москвы в октябре 1993 года, теперь, почувствовав свою полную ненужность властям и скорые перемены на политическом Олимпе, восстали против применения армии в Чечне. Это не мешало мясистым лицам «демократов» мелькать на новогодних балах, когда в столице Чечни шли кровопролитные бои.

В ответ на принятое в феврале 1994 года решение Государственной Думы об амнистии участников сопротивления антиконституционному перевороту (именуемых официозом «участниками мятежа») Ельцин высказался: «Считал и считаю, что здесь были допущены нарушения Конституции, закона и норм нравственности». Если отвлечься от ситуации, то простое вплетение в политическое заявление сносок на нравственность может вызвать уважение. Но на неофициальном уровне из недр Администрации Президента шли инструкции Генеральному Прокурору Казаннику о том, что следствие по октябрьским событиям следует закончить в течение нескольких дней и вынести смертные приговоры сидящим в тюрьме защитникам Конституции («Общая газета», № 15, апрель 1994 г.).

В своих воспоминаниях Ельцин лицемерно предлагал помянуть погибших «без дележки на наших и не наших». Красивые слова, в которые многим захотелось уверовать, вплоть до желания подписать весной 1994 года Договор об общественном согласии, разошлись с жизнью радикальным образом. Денежные пособия и почести получили лишь те, кто штурмовал парламент, и жертвы собственного любопытства. Вся лояльность Ельцина к погибшим защитникам Конституции состояла лишь в том, что он не сразу ликвидировал мемориальное место их гибели.

Если же все-таки не забывать предысторию всех этих разговоров о нравственности, то они в устах людей, умывших Россию кровью и растоптавших своих оппонентов (даже если они были не очень-то привлекательны), выглядят омерзительно. Отсюда и резкое размежевание общества. Те, кто видит всероссийский погром и не осознает мерзости своей службы «демократии», те, кто забывает предысторию красивых слов своих любимцев, становятся послушными орудиями номенклатуры и соучастниками ее преступлений. Те же, кто помнит всю подоплеку и не забывает ни расстрелов, ни лжи, не могут с этой властью иметь ничего общего. Здесь возникает не идеологический, а нравственный разлом.

После кровавой каши, заваренной Ельциным в октябре 1993 года, творческая интеллигенция не только не ужаснулась своей роли, но продолжила разыгрывать ее с упоением. В «Известиях» на следующий день после разгрома парламента появилось письмо писателей, поторопившихся примкнуть к компании погромщиков. Они требовали решительности. Они требовали повсеместной ликвидации представительных органов. Они выражали свою радость за «окрепшую демократию».'Нет, они не призывали к убийствам. Они просто хотели крови. Так к ним приходило творческое вдохновение...

Процитируем несколько строк из письма исполкома Содружества союзов писателей («писательские союзы демократической ориентации»), подписанное Г. Баклановым, Б. Окуджавой, Ю. Нагибиным, А. Приставкиным, А. Нуйки- ным, Ю. Черниченко и др.: «Мы глубоко признательны руководству Министерства финансов РФ, оказавшего нам финансовую поддержку, которая в настоящее время является единственной основой для нашего материального существования и практической деятельности, в том числе - издания предвыборной агитационной литературы, командировок виднейших писателей в основные регионы России, творческих вечеров в столице и на периферии. И, по чести говоря, уже понесенные нами расходы, равно как и те, что еще предстоят, дают основание для постановки перед правительством вопроса о более радикальном решении, чем пролонгация вышеупомянутой ссуды на оговоренных ранее условиях. С уважением и надеждой...»

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 202122 23 24 25 Следующая ⇒