Часть 3 Интерлюдия 13 страница

Отец заложил обратную петлю. Я пристроилась рядом, напротив Кобба. На крыле... у отца. Величайший человек из всех известных мне.

Предатель.

«Я тебя ненавижу, – подумала я. – Как ты мог это сделать? Ты хотя бы задумался, что будет с твоей семьей?»

В погоне за парой креллов он ушел в разворот с креном, я следом, приклеившись к сияющему прозрачному силуэту.

– Я достану их ОМИ. Попробуй сбить.

Услышав его голос, я подавила очередную вспышку эмоций. Как можно одновременно любить и ненавидеть человека? Как примирить его образ – вот он стоит с гордо поднятой головой в тот день, когда мы выбрались на поверхность, – с теми ужасными поступками, про которые я узнала?

Стиснув зубы, я попыталась сосредоточиться на битве. Креллские корабли повернули к более крупной стычке, чуть не столкнувшись с истребителями АОН. Отец тут же ушел за ними в петлю. Кобб позади рассмеялся.

Я прицепилась к отцу, держась у него на крыле. В тот миг мир вокруг сузился до погони. Только я, призрак отца и вражеский корабль.

Крен вправо. Быстро подрезать. Развернуться.

Снова вправо. Облететь взрыв.

Я без остатка отдалась погоне, но все равно понемногу отстала. Повороты отца были слишком резкими, движения слишком точными. Даже с превосходящей маневренностью М-Бота я отцу и в подметки не годилась. За его плечами были годы опыта, и он просто знал, когда ускориться, а когда повернуть.

Но было что-то еще... что-то большее...

Я сосредоточилась на крелле. Он накренился вправо. Отец за ним. Крелл повернул вверх. Отец за ним. Крелл ушел влево...

Отец повернул влево. И я была готова поклясться, сделал он это на долю секунды раньше врага.

– M-Бот, – сказала я. – Маневры отца по отношению к маневрам крелла. Он каким-то образом реагирует раньше, чем враг?

– Это невозмож... хм.

– Что?

– Полагаю, правильный термин – «Скад!». Спенса, ваш отец уходит в маневр раньше крелла. Всего на долю секунды, но раньше. Видимо, запись рассинхронизировалась. Мне кажется крайне сомнительным, что человек способен так точно угадывать чужие действия.

Прищурившись, я врубила форсаж и снова бросилась в погоню. Я маневрировала, пока не оказалась внутри контура отцовского корабля. Меня окружила сияющая голограмма. Я сконцентрировалась не на нем, а исключительно на крелле, который ушел в очередную последовательность уклонений.

Влево. Вправо. Штопор. Набор высоты...

У меня не вышло. Отец свернул в нужный момент и активировал ОМИ. Они обернулись вокруг друг друга, как крученые канаты. Я совсем отстала, вывалившись из сложного маневра, а отец непонятно как с ювелирной точностью отключил ускоритель и оказался прямо за врагом.

Крелл сгорел во вспышке света.

Отец вышел из пике, на линии радостно завопил Кобб. Молодой Кобб был явно полон энтузиазма.

– Охотник, они отступают, – сказал он. – Неужели мы... победили?

– Нет, – ответил отец. – Они просто перегруппируются. Давай вернемся к остальным.

Я зависла на месте, наблюдая, как Кобб и отец присоединяются к основной группе.

– Здорово вы полетали, – проговорила Железнобокая. – Но, Охотник, смотри по сторонам. Ты все время теряешь напарника.

– Бла-бла-бла, – отозвался Кобб. – «Охотник, перестань взрывать все подряд, ты выставляешь меня в плохом свете. С уважением, Железнобокая».

– Мы сражаемся за выживание всего человечества, Дворняга, – одернула она Кобба. – Хоть раз можешь вести себя как взрослый?

Я улыбнулась.

– Она говорит точно как Йорген с нами.

Я развернулась к креллам, которые перегруппировывались вдали.

Истребители АОН строились обратно в звенья.

Я знала, что будет дальше.

– Посмотри-ка на этот просвет в мусоре, – сказал Кобб. – Не часто увидишь, чтобы обломки так выстроились... Охотник?

Я взглянула вверх, но симуляция не простиралась настолько далеко, чтобы показать мне просвет, о котором они говорили.

– Охотник, что такое? – позвал Кобб.

– Это дефект? – спросила Железнобокая.

– Дефект я могу контролировать, – ответил отец. – Но... Что это было? Эту часть я прежде не слышала.

На мгновение он замолчал.

– Я слышу звезды. И вижу их, Кобб. Так же, как уже видел сегодня. Просвет в поясе обломков. Я могу проскочить.

– Охотник! – рявкнула Железнобокая. – Оставаться в строю.

Это я уже слышала. Было страшно слушать снова, но я не могла заставить себя приказать М-Боту выключить запись.

– Джуди, я могу проскочить. Я должен попробовать. Должен увидеть. Я слышу звезды.

– Лети, – прошептала я вместе с Железнобокой, – я тебе доверяю.

Она ему доверяла. Он не нарушил приказ, он полетел с ее разрешения. Это показалось мне крошечным оправданием, учитывая, что случилось дальше.

Корабль отца развернулся вокруг оси, навески подъемного кольца указывали вниз, нос – вверх. Он включил ускоритель.

Я следила за тем, как он уносится ввысь. На глаза навернулись слезы. Я не могла на это смотреть. Только не снова. Пожалуйста. Папа...

Я потянулась к нему. Рукой, каким бы глупым ни был жест, и... Чем-то еще.

И что-то услышала в вышине. Звук, будто сплелись воедино тысячи нот. Я представила, как всегда учила Бабуля, что взмываю, тянусь к звездам...

Кабина почернела, и я окунулась в кромешную темноту. Вокруг появились миллионы световых точек.

Затем эти точки открылись. Миллионы белых глаз, как звезды, и все повернулись прямо ко мне. Сосредоточились на мне. Увидели меня.

– Выключи это! – заорала я. Тьма растаяла. Глаза исчезли.

Я снова очутилась в кабине, жадно хватая ртом воздух.

– Что это было?! – в ужасе завопила я. – Что ты мне показал? Что это за глаза?!

– Я сбит с толку, – ответил М-Бот. – Я ничего не делал. Не понимаю, о чем вы говорите.

– Почему в прошлый раз ты не включил первую часть разговора? Почему скрыл ее от меня?

– Я не знал, откуда начать! – воскликнул М-Бот. – Думал, что вам нужен тот кусок, где они говорят про звезды!

– А про дефект? Ты об этом знал?

– У людей куча дефектов! – заныл он. – Я не понимаю. Я могу обрабатывать информацию в тысячу раз быстрее, чем ваш мозг, но все равно за вами не успеваю. Простите. Я не знаю!

Я схватилась за голову. Волосы были мокрыми от пота. Зажмурив глаза, я начала размеренно дышать.

– Простите, – снова заговорил М-Бот тише. – Я хотел вас порадовать, но не вышло. Надо было предвидеть, что хрупкая человеческая психика дрогнет перед...

– Заткнись!

Корабль смолк. Я свернулась калачиком в кабине, цепляясь за собственное здравомыслие. Куда подевалась моя уверенность в себе? Где тот ребенок, который был абсолютно уверен, что в одиночку справится со всем креллским флотом?

Остался в прошлом, как любое детство.

Не знаю, сколько я так сидела, раскачиваясь и ероша потные волосы.

Навалилась сильнейшая головная боль – глазницы словно вкручивались в череп.

Однако боль помогла сосредоточиться, собраться. Я осознала, что до сих пор парю в воздухе, одна над пустым полем, в ночной темноте.

«Просто возвращайся, – сказала я себе. – Просто немного поспи».

Мне вдруг захотелось этого больше всего на свете. Я понемногу взяла себя в руки и направила нас к координатам пещеры.

– Теперь я боюсь смерти, – тихо произнес М-Бот.

– Что? – хрипло переспросила я.

– Я написал подпрограмму, чтобы имитировать страх смерти. Хотел понять.

– Это глупо.

– Знаю. Но теперь я не могу ее выключить, потому что боюсь этого еще больше. Разве не хуже не испытывать страх перед смертью?

Я подвела нас к трещине и зависла над ней.

– Я рад, что довелось полетать с вами в последний раз, – проговорил М-Бот.

– Звучит... как прощание. – Внутри у меня проснулось беспокойство.

– Мне нужно вам кое-что сказать, – продолжил он. – Но меня беспокоит, что я причиню вам еще больший эмоциональный дискомфорт.

– Вываливай.

– Но...

– Скажи и все.

– Я... должен отключиться. Теперь мне предельно ясно, что, если я буду позволять вам поднимать меня в небо, вы не сможете избежать битвы. Это ваша суть. Если будет так продолжаться, мне неизбежно придется нарушить приказы.

Меня будто ударили, я отшатнулась. Конечно, он не имел в виду то, что я услышала.

– «Затаись, – произнес он, пока мы спускались в пещеру. – Анализируй. Не ввязывайся в битвы». Это мои приказы, а я должен подчиняться своему пилоту. Так что это был наш последний совместный полет.

– Я тебя починила. Ты мой. Мы приземлились.

– Я собираюсь отключиться и бездействовать, пока меня не разбудит мой пилот. Простите.

– Твой пилот мертв уже много лет! Ты сам это сказал!

– Спенса, я машина. Я могу имитировать эмоции, но у меня их нет. Я должен следовать своим программам.

– Нет, не должен! Никто из нас не должен!

– Благодарю вас за то, что починили меня. Уверен... мой пилот... будет признателен.

– Ты отключишься навсегда, – сказала я. – Ты умрешь, М-Бот. Тишина. Огни на приборной доске гасли один за другим.

– Я знаю, – тихо отозвался он.

Я нажала кнопку открытия кабины, отстегнулась и выскочила наружу.

– Отлично! Отлично, умирай, как и остальные!

Я скатилась вниз и отступила в сторону. Посадочные огни тускнели, пока не осталось всего несколько красных огоньков в кабине.

– Не делай этого. – Мне вдруг стало очень одиноко. – Летай со мной.

Пожалуйста.

Последние огни погасли, оставив меня в темноте.

Следующие несколько дней я тренировалась на кораблях, которые казались ужасно медлительными, заурядными, заметно ниже классом, чем необыкновенный М-Бот. Ситуацию усугубляло и то, что теперь мы летали на тяжелых истребителях класса «Ларго», до зубов вооруженных деструкторами и даже ракетами ОМИ.

Затем нас перевели на истребители класса «Слатра», которые больше походили на расфуфыренные шаттлы и грузовые корабли, чем на настоящие истребители. Они были оснащены несколькими воспламенителями щитов, которые работали совместно, чтобы непрерывно защищать особо важные грузы и важных персон.

Обе модели приносили свою пользу, но были слишком громоздкими, чтобы обогнать или превзойти в маневренности креллов. Поэтому большинство пилотов летали на «Поко» или «Фрезах» – быстрых кораблях, способных идти нос к носу со скоростными креллскими перехватчиками.

Даже летая на относительно быстрой «Фрезе», я при каждом повороте и ускорении вспоминала, как быстро реагировал М-Бот. Не пора ли наконец рассказать о нем АОН? Он меня бросил. Его программы явно вышли из строя. Так что у меня есть все основания отправить в пещеру команду инженеров, чтобы разобрать его по винтикам.

Он всего лишь машина. Почему бы мне так не поступить?

«У тебя есть свобода воли, – говорила я ему. – Ты можешь сам выбирать...»

– Штопор, не зевай! – воскликнула ФМ, выдергивая меня из размышлений. Я пролетела слишком близко от нее. Скад, нельзя отвлекаться от полета.

– Прости, – сказала я.

Мне пришло в голову, что в тренировках в симуляции были и свои минусы. Мы могли взорваться, а потом запросто вернуться в битву. Вырабатывались не самые лучшие привычки, которые могли иметь реальные последствия теперь, когда мы летали на настоящих кораблях.

Мы проделали несколько сложных упражнений в построении из трех кораблей, по очереди занимая позицию на острие. Наконец Кобб приказал возвращаться на базу.

– Штопор и ФМ, вы обе лучше летаете на небольших кораблях.

– Разве это не относится ко всем нам? – спросил Йорген. – Мы же много месяцев тренировались на «Поко».

– Нет, – ответил Кобб. – Похоже, ты можешь привыкнуть к «Ларго».

– Йорген, он имеет в виду, что ты медлительный, – заметила ФМ. – Правда, Штопор?

Я что-то проворчала в ответ, погруженная в мысли о М-Боте. И отце. И Рвоте.

И в воспоминания о тех глазах вокруг меня, про которые предупреждал Кобб. И...

Скад, слишком много всего.

– Ей нравится, когда я медленно летаю, – сказал Йорген с натянутым смешком. – Так ей легче в меня врезаться, если захочет.

Спустя столько месяцев он все еще не забыл о том разе, когда я выиграла упражнение, врезавшись в него. Я отключила связь. Мне было стыдно, и я расстроилась.

Мы повернули обратно, и тут, к моей досаде, прорезался прямой канал Йоргена. Как командир звена он мог выходить на связь, даже если я его отключила.

– Штопор, что случилось?

– Ничего.

– Не верю. Ты упустила прекрасную возможность подшутить надо мной.

Мне хотелось с ним поговорить. Я чуть не уступила порыву, но что-то меня удержало. Возможно, мои страхи. Из-за них я ничего не сказала Ригу, когда узнала правду об отце, и до сих пор не поделилась с Коббом тем, что увидела.

Весь мой мир рушился. Я пыталась его удержать, цепляясь за то, на что могла положиться раньше, – на уверенность в себе. Так сильно хотелось быть той, кем я была, – девчонкой, которая могла хотя бы притвориться, что ей все нипочем.

Йорген отключился, мы летели на «Альту» молча. По прибытии провели обычную перекличку и приземлились.

– Вы сегодня молодцы, – сказал Кобб. – Мне разрешили дать вам полдня отдыха, чтобы подготовиться к выпуску через две недели.

Стянув шлем, я отдала его женщине-технику и апатично спустилась по трапу. Машинально переоделась, почти не разговаривая с ФМ, потом сунула руки в карманы комбинезона и отправилась бродить по базе.

Полдня отдыха. Что мне делать? Раньше я бы отправилась чинить М-Бота, но не сейчас. Все готово. Я написала Ригу и исподволь дала ему понять, что первый полет прошел хорошо, но не сообщила, что корабль отключился. Беспокоилась, что он настоит на том, чтобы передать его АОН.

В конце концов я оказалась в садах за стеной базы. Однако умиротворенность деревьев не принесла покоя, как бывало. Я больше не знала, чего хочу, но точно не бродить под деревьями.

Тем не менее я заметила вблизи сада ряд небольших ангаров. Один был открыт, внутри виднелся голубой автомобиль, рядом мельтешила тень – Йорген доставал что-то из багажника.

«Иди, – настаивал внутренний голос. – Поговори с ним, хоть с кем-нибудь.

Хватит бояться».

Я подошла к гаражу. Йорген закрыл багажник и, увидев меня, вздрогнул от неожиданности.

– Штопор? Только не говори, что тебе нужна еще одна силовая матрица. Я набрала в легкие побольше воздуха.

– Ты когда-то сказал, что если нам нужно с кем-нибудь поговорить, то следует обращаться к тебе. Сказал, что это твоя работа как командира звена. Ты это серьезно?

– Я... – Он опустил взгляд. – Штопор, эта строчка была в моем справочнике.

– Знаю. Но ты предлагал это серьезно?

– Да. Что случилось? Это из-за ухода Артуро?

– Вообще-то нет. Хотя отчасти.

Я обхватила себя руками, словно пытаясь сжать саму себя в объятиях. Смогу ли я это произнести? Вслух?

Йорген обошел машину и уселся на передний бампер.

– Что бы это ни было, я могу помочь. Могу исправить.

– Не надо исправлять, – сказала я. – Просто послушай.

– Я... ладно.

Я зашла в гараж и пристроилась на бампере рядом с ним, уставившись в открытую дверь на небо и далекие очертания пояса обломков.

– Мой отец был... предателем.

Я сделала глубокий вдох. Почему так трудно это вымолвить?

– Я всегда боролась против этого, – продолжала я. – Убедила себя, что это не может быть правдой. Но Кобб дал посмотреть запись Битвы за «Альту». Мой отец не сбежал, как считается. Он сделал кое-что похуже. Он переметнулся на другую сторону и начал стрелять по нашим кораблям.

– Я знаю, – тихо сказал Йорген.

Разумеется, он знал. Неужели знали все, кроме меня?

– Тебе известно о штуке, которую называют дефектом? – спросила я.

– Я слышал этот термин, Штопор, но родители мне не объяснили. Что бы это ни было, они говорят, это глупость.

– Мне кажется... это что-то внутри человека, что заставляет его служить креллам. Насколько это безумно? Отец внезапно присоединился к ним и стал сбивать товарищей по звену. Должно было что-то произойти, что-то странное. Это очевидно. Когда я узнала, что ошибалась на его счет, все перевернулось с ног на голову. Железнобокая ненавидит меня, потому что доверяла отцу, а он ее предал. Она убеждена, что у меня тот же изъян, и хочет каким-то образом это проверить с помощью сенсоров в моем шлеме.

– Это глупо. Слушай, у моих родителей куча заслуг. Мы можем пойти к ним и...

– Он глубоко вздохнул и, наверное, заметил выражение моего лица. – Ах да. Не исправляй, просто слушай?

– Просто слушай.

Он кивнул.

Я опять обхватила себя руками.

– Йорген, я не знаю, могу ли доверять собственным ощущениям. Есть... знаки, которые проявились у отца до того, как он переметнулся. Знаки, которые я вижу в себе.

– Например?

– Я слышу звезды, – прошептала я. – Вижу тысячи световых точек, которые, я готова поклясться, на самом деле глаза, и они за мной наблюдают. Похоже, я теряю контроль над всей своей жизнью – или, может, у меня вообще никогда не было никакого контроля. И... Йорген, мне страшно.

Он подался вперед, сцепив руки в замок, и спросил:

– Ты знаешь о бунте на борту «Непокорного»?

– Там был бунт?

Он кивнул.

– Мне об этом знать не полагается, но когда у тебя такие родители, как мои, невольно что-то да услышишь. В последние дни полета возникли разногласия по поводу того, что делать флоту. И половина экипажа взбунтовалась против командования. В числе мятежников была и команда по обслуживанию двигателей.

– Мои предки, – прошептала я.

– Именно они привели нас на Детрит, – продолжал Йорген. – Ради нашего блага спровоцировали крушение. Но... поговаривают, что эта команда состояла в сговоре с креллами, что враг хотел загнать нас в угол, запереть здесь. Мои предки входили в научный отдел «Непокорного» и тоже встали на сторону мятежников. Родители не хотят, чтобы знали о бунте, считают, что разговоры об этом только посеют рознь. Возможно, оттуда и пошла вся эта чушь про дефект и контроль сознания.

– Йорген, я не считаю это чушью. Мне кажется... это правда. Мне кажется, что если я поднимусь в небо со звеном, то в любой момент могу... обернуться против вас.

Он посмотрел на меня, положил руку мне на плечо и тихо сказал:

– Ты потрясающая.

Я склонила голову набок.

– Что?

– Ты потрясающая, – повторил он. – Вся моя жизнь была распланирована. Тщательно распланирована. В этом есть смысл, и я все понимаю. Потом появилась ты. Ты игнорируешь мой авторитет. Следуешь своим чувствам. Выражаешься как какая-нибудь валькирия из скадной баллады! Мне следовало тебя ненавидеть. И тем не менее...

Он сжал мое плечо.

– И тем не менее, когда ты летаешь, ты потрясающая. Такая целеустремленная, такая умелая, такая пылкая. Ты огонь, Штопор. Когда все остальные спокойны, ты как пылающий костер. Прекрасная, как только что выкованный клинок.

Глубоко внутри меня поднялось тепло. Жар, к которому я не была готова.

– Плевать на прошлое. – Йорген встретился со мной взглядом. – Плевать на опасность. Я хочу, чтобы ты летала с нами, потому что я уверен: с тобой нам безопаснее, чем без тебя. Неважно, есть в тебе этот вымышленный дефект или нет. Я рискну.

– Железнобокая думала о моем отце примерно то же.

– Штопор, ты не можешь решать свое будущее, основываясь на вещах, которые мы не понимаем.

Я посмотрела ему в глаза. Они были темно-карими, со светло-серыми ободками вокруг зрачков. Раньше я этого не замечала.

Вдруг он отпустил мое плечо и отстранился.

– Прости. Вместо того чтобы «слушать» я перешел прямиком к «исправлять».

– Нет, все хорошо. Ты даже помог. Он встал.

– Так ты... продолжишь летать?

– Пока что. Постараюсь в тебя не врезаться, разве что в самом крайнем случае. Говнюк улыбнулся не свойственной ему улыбкой.

– Мне пора – на примерку выпускной формы.

Я встала, и мгновение мы неловко смотрели друг на друга. Когда мы последний раз откровенничали на стартовой площадке, он меня обнял. Это все еще казалось странным. Я протянула руку, и он ее принял, но тут же подался ко мне.

– Штопор, ты не твой отец, – сказал он. – Помни это. Потом опять сжал мое плечо и забрался в машину.

Я отошла назад, чтобы уступить дорогу. Что делать дальше? Вернуться на базу и заняться ОФП? Пойти в пещеру, где стоит безжизненный М-Бот? Как мне поступить со свободным временем?

Ответ был очевиден.

Давно пора навестить семью.

Я уже привыкла к тому, как ко мне относятся на «Альте». Пилоту, даже курсанту, уступали дорогу. На длинной улице за пределами базы фермеры и рабочие дружески улыбались и одобрительно поднимали кулак.

И все равно я была потрясена тем, как меня встретили в Вулканической. Когда лифт открылся, ожидавшие снаружи немедленно расступились. За спиной слышались шепотки, но не грубые и осуждающие, а восторженные и взволнованные. Пилот!

Взрослея, я научилась зыркать в ответ, если на меня пялились. Когда я делала это сейчас, люди краснели и отводили глаза, словно их поймали на воровстве пайков.

Такое вот странное противоречие между моей прежней жизнью и новой. Шагая по улице, я подняла голову к высокому своду пещеры. Этому камню здесь не место, я будто заперта в ловушке. В пещере было жарко и душно, и я уже скучала по небу.

Я прошла мимо плавильных заводов, где древний Комплекс изрыгал тепло и свет, превращая камни в сталь. Прошла мимо электростанции, которая каким-то образом преобразовывала жар расплавленного внутреннего ядра в электричество.

Побродила под непокорной каменной рукой Харальда Океанорожденного. В руке статуи покоился старинный меч викингов, а за спиной возвышался огромный стальной прямоугольник, на котором были вырезаны резкие линии и солнце.

Близился конец второй рабочей смены, и я сообразила, что мама сейчас торгует с тележки. Я свернула за угол и наконец увидела ее: стройную, гордую женщину с волосами до плеч, в старом комбинезоне, поношенном, но выстиранном. Она устало подавала рабочему ролл.

Я застыла, не зная, как подойти. Только теперь поняла, что слишком долго не появлялась. Я соскучилась по маме. По дому я никогда не тосковала – детские походы в поисках полезных вещей подготовили к долгим отлучкам, но мне все равно не хватало ее утешительного, пусть и сурового голоса.

Пока я стояла в нерешительности, мама обернулась и увидела меня – и тут же бросилась навстречу. Не успела я вымолвить и слова, как она крепко меня обняла.

Другие дети обгоняли ростом родителей, но я была гораздо ниже мамы и в ее объятиях на мгновение почувствовала себя ребенком. В уюте и безопасности. Легко грезить будущими завоеваниями, если можно уткнуться в эти руки.

Я позволила себе снова стать маленькой девочкой. Позволила себе притвориться, что до меня не доберется никакая опасность.

Наконец мама отстранилась и оглядела меня. Пропустила прядь моих волос между пальцев и выгнула бровь: волосы сильно отросли и теперь спускались ниже плеч. Поначалу посещение парикмахерских АОН было для меня под запретом, а потом я просто привыкла к длинным волосам.

Я пожала плечами.

– Идем, – сказала она. – Роллы сами себя не продадут.

Это было приглашение в прежние простые времена и как раз то, что мне требовалось. Я помогла своей всегда практичной маме разобраться с очередью покупателей, мужчин и женщин. Они были озадачены тем, что их обслуживает пилот-курсант.

Странно, мама никогда не нахваливала товар, как другие уличные торговцы, но почти все время кто-нибудь подходил купить ролл. В перерыве она смешала горчицу и посмотрела на меня:

– Вернешься к ловле крыс?

Вернешься? Я заколебалась, только сейчас осознав: она не знает, что у меня выходной. Она решила, что... меня выгнали.

– Я все еще в летном комбинезоне. – Я показала на себя, но она смотрела непонимающе. – Мама, я по-прежнему в АОН. Мне дали выходной.

Уголки ее губ тут же опустились.

– Я справляюсь! – резко сказала я. – В моем звене осталось только три пилота, и я одна из них. Через две недели у меня выпуск.

Я знала, что она недолюбливает АОН, но разве нельзя просто мной гордиться? Мама продолжала смешивать горчицу.

Я присела на невысокую ограду вдоль аллеи.

– Когда я стану пилотом, о тебе позаботятся. Ты больше не будешь допоздна сворачивать роллы, а потом часами толкать тележку. У тебя будет большая квартира. Ты станешь богатой.

– Думаешь, я этого хочу? Спенса, я выбрала эту жизнь. Мне предлагали большую квартиру, непыльную работу. Мне нужно было просто согласиться с их версией, подтвердить, что он все время был трусом. Я отказалась.

Я встрепенулась. Раньше я об этом не слышала.

– Пока я торгую на этом углу, – продолжала она, – нас не могут игнорировать. Не могут сделать вид, что их заговор сработал. Перед ними живое напоминание об их лжи.

Это было... одно из самых истинных проявлений непокорности. Еще оно было ужасно ошибочным. Потому что, пусть отец и не трус, но предатель. Что хуже?

И тогда я осознала, что корни моей проблемы уходят гораздо глубже, и ее не могут исправить ободряющие слова Йоргена. Глубже, чем беспокойство о том, что я видела, и предательство отца.

Я выстроила свою личность вокруг того, чтобы не оказаться трусихой. Это была реакция на то, что все говорили об отце, но все равно часть меня. Глубочайшая, самая важная часть.

А теперь моя уверенность рушилась, отчасти из-за боли от потери друзей.

Однако страх, что внутри меня таится что-то ужасное, был еще хуже.

Этот страх уничтожал меня. Потому что я не знала, могу ли ему противостоять. Потому что в глубине души не знала, трусиха я или нет. И вообще я больше не знала, что значит быть трусом.

Мама села рядом, всегда такая спокойная, такая сдержанная.

– Знаю, ты хочешь, чтобы я радовалась твоим успехам, и я горжусь, правда. Ты всегда мечтала летать. Просто если так бессердечно обошлись с памятью о моем муже, вряд ли будут церемониться с жизнью моей дочери.

Как ей объяснить? Рассказать, что я узнала? Смогу ли я объяснить свои страхи?

– Как ты это делаешь? – наконец спросила я. – Как справляешься с тем, что о нем говорят? Как живешь, когда тебя называют женой труса?

– Мне всегда казалось, что трус – это человек, которого больше волнует, что говорят люди, чем то, что правильно. Храбрость – это не то, как тебя называют, Спенса, а то, что ты знаешь о себе сама.

Я покачала головой. В этом-то и проблема – я не знаю.

Четыре коротких месяца назад я думала, что могу сразиться с чем угодно и на все имела ответы. Кто бы мог подумать, что, став пилотом, я растеряю всю смелость?

Мама внимательно меня рассматривала. Наконец поцеловала в лоб и сжала мою руку.

– Я не против того, чтобы ты летала, Спенса. Просто мне не нравится, что ты целыми днями слушаешь ложь. Я бы хотела, чтобы ты знала его, а не то, что про него говорят.

– Чем больше я буду летать, тем больше буду его узнавать.

Мама склонила голову набок, словно размышляя над моими словами.

– Мама, папа когда-нибудь упоминал, что видел... что-нибудь странное?

Например, глаза в темноте, которые за ним наблюдают?

Она сжала губы в линию.

– Значит, тебе рассказали? Я кивнула.

– Ему снились звезды, Спенса. Как он беспрепятственно смотрит прямо на них.

Или летает среди них, как наши предки. Вот и все, больше ничего.

– Ладно.

– Ты мне не веришь. – Она вздохнула и встала. – У нас с твоей бабушкой разные мнения. Наверное, тебе следует поговорить с ней. Но помни, Спенса, ты должна выбрать, кто ты такая. Наследие, память о прошлом могут служить нам верой и правдой. Но нельзя позволять им определять, кто мы. Когда наследие превращается в клетку вместо того, чтобы вдохновлять, все заходит слишком далеко. Я нахмурилась, сбитая с толку. У Бабули другое мнение? Насчет чего? Тем не менее я опять обняла маму и прошептала ей спасибо. Она подтолкнула меня к нашей квартире, и я ушла со странной смесью чувств. Мама тоже была своего рода воином, когда стояла на углу и провозглашала невиновность отца, потихоньку торгуя

роллами из водорослей.

Это вдохновляло. Озаряло. Я увидела ее в новом свете. Но насчет отца она ошибалась. Она понимала так много и все равно ошибалась в самом важном. Как и я до того момента, как увидела его измену в Битве за «Альту».

Вскоре я добралась до нашего приземистого многоквартирного дома.

Через большую арку ворот я вошла во двор, и тут же двое возвращавшихся с дежурства солдат расступились передо мной и отсалютовали.

Алуко и Джорс, поняла я. Похоже, они меня даже не узнали. Мне в лицо они не глянули, просто увидели летный комбинезон и уступили дорогу.

Я махнула старой миссис Хонг, которая не нахмурилась при виде меня, а нырнула в свою квартиру и закрыла дверь. Бросив быстрый взгляд в окно нашей однокомнатной квартиры, я поняла, что Бабули там нет, но затем услышала с крыши ее негромкое пение. Все еще обеспокоенная тем, что сказала мама, я взобралась на крышу.

⇐ Предыдущая 24 25 26 27 282930 31 32 33 Следующая ⇒