Часть 3 Интерлюдия 14 страница

ФМ захлопнула дверь и расплылась в улыбке. Комнатка была такой, как я помнила, хотя после гибели Зари одну койку убрали. Осталась двухэтажная кровать у левой стены и одиночная койка справа. Между ними громоздилась куча одеял, а на комоде стояли два подноса с едой: миски с дымящимся супом – с тофу из водорослей

– и толстые ломти хлеба. Настоящего хлеба. С настоящим искусственным маслом.

У меня слюнки потекли.

– Мы попросили с добавкой, – сказала Киммалин, – но принесли суп, потому что нас считают больными. Впрочем, как говорила Святая: «Нельзя просить больше, чем уже имеешь».

– Лишнюю кровать убрали, – добавила ФМ, – поэтому мы набросали одеял на пол. В уборную тебе ходить проблематично, но мы решим этот вопрос.

До меня наконец дошло. Они притворились больными, чтобы заказать еду в комнату и поделиться со мной. Тайком провели меня сюда и соорудили «кровать».

О звезды! Меня окатила волна благодарности. Я чуть не расплакалась.

Воины не плачут.

– О, ты что, сердишься? – спросила Киммалин. – Не надо. Мы не считаем, что у тебя нет сил идти в пещеру. Просто подумали... ну...

– Что неплохо передохнуть, – подхватила ФМ. – Даже великие воины иногда делают передышку, правда, Штопор?

Я кивнула, не решаясь заговорить.

– Чудненько! – воскликнула Киммалин. – За ложки! Из-за всех этих ухищрений у меня разыгрался аппетит.

На вкус суп оказался лучше крови моих врагов.

Кровь врагов я, конечно, никогда не пробовала, так что суп наверняка не оценила должным образом.

На вкус он был лучше, чем просто суп. Я отведала смех, любовь и признательность. Тепло грело меня изнутри, как горящее ракетное топливо. Я закуталась в одеяла с большой миской в руке. Киммалин и ФМ болтали.

Я сдержала слезы. Я не заплачу.

Но суп, непонятно почему, был на вкус как дома.

– Сказала же, что, если надену такой костюм, она не сможет не пойти. – Киммалин сидела на кровати, скрестив ноги. – Черный – цвет интриги.

– Ты чокнутая, – произнесла ФМ, ткнув в нее ложкой. – Повезло, что никто тебя не увидел. Непокорным вечно везде мерещится повод обидеться.

– ФМ, ты тоже Непокорная, – отметила я. – Ты здесь родилась, как и все мы. Ты гражданка Объединенных Пещер Непокорных. Почему ты упорно делаешь вид, что не одна из нас?

ФМ хищно ухмыльнулась. Похоже, ей нравились подобные вопросы.

– Дело не в национальности. Все выражается в образе мышления. «Истинный Непокорный думает вот так» или «Чтобы быть Непокорным, никогда не отступай», все в таком духе. И по их же логике я могу перестать быть Непокорной по собственному выбору.

– А... ты хочешь? – спросила я, склонив голову. Киммалин сунула мне еще кусок хлеба.

– Она думает, что все вы слегка... марциальные.

– Опять это слово, – сказала я. – Ну кто так разговаривает?

– Эрудированные люди, – ответила Киммалин, прихлебывая суп.

– Я отказываюсь оставаться в тисках самодержавия и национализма, – добавила ФМ. – Ради выживания наш народ был вынужден ожесточиться, но в то же время мы поработили самих себя. Большинство никогда не задает вопросов и послушно плывет по течению. Остальные настолько раздули в себе агрессию, что больше не в состоянии испытывать естественные эмоции!

– Я испытываю естественные эмоции, – возразила я. – И сражусь с любым, кто утверждает обратное.

ФМ оглядела меня.

– Я бы настояла на мечах на закате, – продолжала я, жуя хлеб, – но, скорее всего, объемся и не смогу оторвать задницу от пола. Вы правда так едите каждый день?

– А ты что ешь, дружок? – спросила Киммалин.

– Крыс и грибы.

– Каждый день?

– Крыс можно поперчить, но перец закончился. Девушки переглянулись.

– То, как поступила с тобой адмирал, – позор для АОН, – сказала ФМ. – Но это естественное следствие тоталитарного стремления к абсолютной власти над теми, кто ей противится, – отличный пример лицемерности системы. В их понимании Непокорные не должны проявлять непокорности, а во всем повиноваться.

Я стрельнула взглядом в Киммалин, но та лишь пожала плечами.

– Она на этом помешана.

– Мы поддерживаем правительство, которое выходит за границы дозволенного во имя общественной безопасности, – не унималась ФМ. – Народ должен сказать свое слово и восстать против поработившего их высшего класса!

– Высшего класса, типа тебя? – спросила я.

ФМ посмотрела на суп у себя в миске и вздохнула.

– Я посещала собрания Критиков, а родители только трепали меня по голове и объясняли всем, что я прохожу через стадию противопоставления себя обществу. А потом записали меня в летную школу и... ну, вот я летаю.

Я кивнула. Эта часть понятна.

– Я решила, если стану знаменитым пилотом, то буду выступать от имени простых людей. Скорее получится изменить что-то здесь, чем в глубоких пещерах, красуясь в бальных платьях и чинно сидя подле сестер. Верно? Что думаешь?

– А то, – ответила я. – Вполне логично. Согласна, Бзик?

– Я все время ей это твержу, – сказала Киммалин, – но, наверное, твои слова имеют больший вес.

– Почему? – спросила я. – ФМ, ты разве не сказала, что такие, как я, испытывают неестественные эмоции?

– Да, но ты продукт своего окружения и ничего не можешь с этим поделать!

Не твоя вина, что ты кровожадный комок агрессии и разрушения.

– Что? – вскинулась я. – Так вот какой ты меня считаешь! Она кивнула.

Потрясающе.

Дверь комнатки вдруг распахнулась, и я инстинктивно взвесила в руке миску, решив, что еще горячий суп отлично отвлечет на себя внимание, если полетит кому- нибудь в лицо.

На фоне света из коридора возник стройный силуэт. Внутрь скользнула Рвота. Скад, я о ней даже не вспомнила. Девчонки провели меня в комнату, пока она ужинала. Предупредили ли они ее о нашем маленьком нарушении?

Она встретилась со мной взглядом и поспешно закрыла дверь.

– Я принесла десерт. – Она показала небольшой сверток в салфетке. – Я как раз его заворачивала, когда в столовую заглянул Говнюк. По-моему, он нарочно приходит на нас потаращиться, прежде чем отправиться ужинать со всякими важными шишками.

– Что ты ему сказала? – спросила Киммалин.

– Что хочу устроить ночной перекус. Надеюсь, он ничего не заподозрил. В коридоре чисто – ни полицейских, никого. Кажется, получилось.

В салфетке обнаружился кусок шоколадного торта, лишь слегка помявшийся по дороге.

Я задумчиво наблюдала, как она раздает нам по кусочку, потом плюхается на кровать, на ходу запихивая свой в рот. За последние пару недель эта девушка не сказала мне и двух слов, а теперь приносит торт? Конечно, я вздохнула с облегчением, когда поняла, что она не собирается меня сдать, но теперь не знала, что и думать.

Я зарылась обратно в одеяла и попробовала торт.

Насколько же он вкуснее крысиного мяса. У меня вырвался тихий стон удовольствия, и Киммалин ухмыльнулась. Она сидела на краешке койки Рвоты, которую та не прибрала утром. Койка Киммалин располагалась выше и была аккуратно заправлена: уголок к уголку, наволочка с оборочками. Напротив стояла кровать ФМ, на полке у изголовья громоздилась стопка книг.

– Ну... – Я облизнула пальцы. – Чем вы занимаетесь всю ночь?

– Спим? – произнесла Рвота.

– Двенадцать часов?

– Ну, есть ОФП, – ответила ФМ. – Обычно мы наматываем круги в бассейне, хотя Рвота предпочитает тягать веса. Еще можно пострелять по мишеням или дополнительно поупражняться в центрифуге...

– Меня еще ни разу в ней не вырвало, что, на мой взгляд, совершенно недопустимо, – пожаловалась Рвота.

– Рвота научила нас играть в стенку-мячик, – сказала Киммалин. – Забавно наблюдать, как она обыгрывает мальчиков. Их это всегда бодрит.

– Другими словами, ей нравится, когда Недд проигрывает, – пояснила ФМ. – Он вечно выглядит таким сбитым с толку... – Она осеклась, наверное, осознав, что больше они его игру не увидят.

Внутри у меня все перевернулось. Плаванье, стрельба по мишеням, спорт? Я знала, что теряла, но вот так слушать об этом...

– Сегодня никто не ждет, что мы пойдем заниматься, раз уж больны, – сказала Киммалин. – Штопор, будет весело! Можно не спать и болтать всю ночь.

– О чем? – спросила я.

– Обо всем подряд, – ответила ФМ, пожав плечами. Обо всем подряд?

– Типа... о мальчиках?

– Звезды, нет уж. – Рвота выпрямилась и вытащила что-то из-за изголовья кровати – альбом с небольшими набросками кораблей и схемами маневров. – Летные маневры!

– Рвота все пытается назвать новые приемы в свою честь, – заметила ФМ. – Но мы решили, что в «маневре Рвоты» должно быть несколько петель или что-то в таком духе. Как на пятнадцатой странице.

– Ненавижу петли, – хмыкнула Рвота. – Такой маневр лучше назвать в честь Бзик. Он вычурный.

– Что за глупости, – возмутилась Киммалин. – Если мне придется делать столько петель, кончится тем, что я врежусь сама в себя.

– Выполняя маневр Бзик, нужно любезничать с врагом, пока в него стреляешь,

– ухмыльнулась ФМ. – О! И рассыпаться очаровательными искрами, когда будешь умирать! Можешь собой гордиться, молодец!

Пока девчонки похвалялись выдуманными маневрами, меня постепенно отпустило напряжение. Названия оказывались неизменно ужасными, но болтать было весело, интересно и... ну, чувствовалось, что мне рады. Я тоже набросала в альбоме неприлично сложный маневр, нечто среднее между петлей Альстрома и двойным косым разворотом.

– Самый прикол в том, что она, пожалуй, могла бы его выполнить, – сказала

ФМ.

– Ага, – поддержала Киммалин. – Может, в маневр Бзик стоит переименовать

взлет. Больше у меня ничего стабильно не получается.

– С тобой все совсем не так плохо, – сказала ей Рвота.

– Я худший пилот в звене.

– И лучший стрелок.

– Что ничего не значит, если я погибну до того, как успею открыть ответный

огонь.

Я хмыкнула, по-прежнему держа в руках альбом. Перевернула страницу.

– Бзик – прекрасный снайпер, а Рвота отлично преследует креллов. ФМ, ты

превосходно уклоняешься.

– Хотя я даже по горе могу промазать, – сказала ФМ. – Если сложить нас всех вместе, то, может, и выйдет один хороший пилот.

– Может, попробовать что-то вроде такого? – спросила я, рисуя. – Кобб говорит, что креллы всегда высматривают пилотов, которые чем-то выделяются. И если находят того, кто, по их мнению, может быть командиром звена, сосредотачивают огонь на нем.

– И? – спросила Рвота, садясь прямо. – Что ты хочешь сказать?

– Ну, если они и правда машины, наверное, у них задача охотиться за нашими предводителями. Возможно, это сидит так глубоко в их механических мозгах, что они будут следовать программе до абсурда.

– Слишком притянуто за уши, – засомневалась ФМ.

Я глянула на рюкзак и на портативную рацию сбоку. Огонек мигал. М-Бот пытался связаться со мной, вероятно, с новой просьбой насчет грибов.

– Смотрите. – Я вернулась к наброску. – Что, если подтолкнуть креллов обратить внимание на конкретных членов звена? Если они сосредоточат огонь на ФМ, которая лучше всех уклоняется, то, скорее всего, оставят нас в покое. Бзик могла бы затаиться и сбить их. Рвота – отойти назад и броситься в погоню за любым креллом, который решит избавиться от нашего стрелка.

Девчонки наклонились ближе. Рвота кивнула, но ФМ лишь покачала головой.

– Не уверена, что выживу при таком раскладе, Штопор. У меня на хвосте будет с десяток креллов. Меня точно собьют. Но вот ты можешь справиться.

– Ты наш лучший пилот, – согласилась Бзик. – И ты ничегошеньки не боишься.

Ручка замерла у меня в пальцах. Я посмотрела на недорисованный план полета, с Бзик у периметра, стреляющей по креллам. Я изобразила с десяток кораблей, преследующих одного пилота.

Каково сидеть в кресле и знать, что за тобой гонится столько врагов? Тут же обрели жизнь мои фантазии о невероятной, грандиозной битве: взрывы, восторг и слава!

Но теперь в голове звучал еще один голос. Тихий и печальный, он нашептывал: «Это не по-настоящему, Штопор. В настоящей ситуации ты перепугаешься до смерти».

– Я... – Я облизала губы. – Я не знаю, получится ли у меня. Иногда... – Надо это сказать. – Иногда... мне страшно.

ФМ нахмурилась.

– И что?

– А то, что некоторые мои слова... в некотором смысле... показуха. На самом деле я не настолько в себе уверена.

– То есть ты обычный человек? – спросила Киммалин. – Благословенные звезды, кто бы мог подумать?

– Ты говоришь это так, будто делаешь какое-то грандиозное признание, – согласилась ФМ. – «Народ, я испытываю эмоции. Это ужасно».

Я покраснела.

– Для меня это важно. Все детство я грезила о том, как буду летать и сражаться.

Теперь я здесь, и я теряла друзей и... это больно. Я слабее, чем думала.

– Если ты слабая, то я вообще бесполезная, – фыркнула ФМ.

– Ага, – поддакнула Киммалин. – Ты не чокнутая, Штопор. Ты просто человек.

– Пусть даже тебе промыли мозги, – добавила ФМ, – и ты подчиняешься бездушной системе, единственная цель которой – создавать покорных ура-патриотов и рабов. Без обид.

Я не могла не заметить, как во время этого разговора притихла Рвота. Она лежала и смотрела на верхнюю койку.

– Ты можешь признаваться нам в таких вещах, – сказала Бзик. – Ничего страшного. Мы команда. – Она придвинулась ко мне и ФМ. – И если уж начистоту... можно я тоже кое-что расскажу? На самом деле большинство моих цитат я придумываю сама.

Я моргнула.

– Серьезно? То есть Святая никогда ничего такого не говорила?

– Нет! – воскликнула Киммалин заговорщическим шепотом. – Я сама до них додумалась! Просто не признаюсь в этом – не хочу показаться слишком мудрой. Негоже.

– Бзик, весь мой мир сейчас перевернулся, – заявила ФМ. – Ты будто поведала, что верх – это на самом деле низ или что у Рвоты хорошо пахнет изо рта.

– Эй, в следующий раз останешься без торта, – возмутилась Рвота.

– Я серьезно, – сказала я ФМ и Киммалин. – Я боюсь. Возможно, в душе я трусиха.

ФМ и Киммалин лишь махнули на мои слова рукой. Подбодрили меня и рассказали о том, что чувствовали сами. ФМ до сих пор считала себя лицемеркой, потому что мечтала развалить АОН и в то же время хотела летать в ее рядах. Киммалин в душе была той еще хитрушей, но воспитывали ее вежливой приличной девушкой.

Я была благодарна за их доброту, но мне пришло в голову, что все-таки Критик, противопоставляющий себя обществу, и девушка, выросшая в Благодатной пещере, не самые лучшие примеры, чтобы понять, насколько для меня важно не бояться. Так что я позволила разговору перейти на другие темы.

Мы заболтались до поздней ночи, и это было... ну, чудесно. Искренне и по- дружески. Но чем дальше, тем сильнее меня охватывало беспокойство. В каком-то смысле это был один из лучших дней моей жизни, но сегодня еще подтвердилось то, чего я всегда боялась, – остальные курсанты сближались друг с другом без меня.

Эта мысль не давала покоя, хотя я даже ухмыльнулась на какую-то реплику Киммалин. Можно ли это как-нибудь повторить? Как часто девчонки могут сказываться больными? Когда мне можно сюда вернуться?

В конце концов человеческая природа взяла свое, поэтому Бзик и ФМ отправились в уборную на разведку. Я осталась с Рвотой, которая задремала. Не хотелось ее будить, и я ждала у двери.

– Я знаю, каково тебе, – вдруг сказала она. У меня чуть душа в пятки не ушла.

– Ты не спишь?

Она кивнула. Сон с нее как рукой сняло, хотя я могла поклясться, что слышала, как она тихо похрапывала.

– Страх не делает нас трусами, верно? – спросила Рвота.

– Не знаю. – Я подошла к ее кровати. – Если бы только можно было его погасить.

Рвота опять кивнула.

– Спасибо, что позволила девочкам организовать все сегодня, – сказала я. – Знаю, что ты не горишь желанием проводить со мной время.

– Я видела, что ты сделала для Недда, – отозвалась она. – Заметила, как ты полетела следом, прямо внутрь того гигантского обломка.

– Я не могла отпустить его одного.

– Ага. – Она помедлила. – Знаешь, мама рассказывала истории о твоем отце. Когда видела, как я уступаю другим на детской площадке или уклоняюсь от мяча на тренировке. Она рассказывала о пилоте, который утверждал, что смелый, а в душе

оказался трусом. «Только посмей замарать доброе имя народа Непокорных», – говорила она. «Только посмей стать такой же, как Охотник...»

Я поморщилась.

– Но нам не обязательно так себя вести, вот что я поняла, – продолжала Рвота.

– Немного страха, немного истории – все это ничего не значит. Значит только то, что мы делаем. – Она посмотрела на меня. – Прости меня за то, как я с тобой обходилась. Просто я... была в шоке, когда узнала. Но ты не он, как и я, неважно, что я временами чувствую.

– Рвота, мой отец не трус, – сказала я. – АОН его опорочила.

Вряд ли она мне поверила, но все равно кивнула. Потом села на кровати, воздев кулак.

– Не трусить. Не отступать. Храбро сражаться до конца, так, Штопор? Уговор? Наши кулаки соприкоснулись.

– Храбро сражаться до конца.

Проснувшись, я обнаружила, что лежу свернувшись калачиком в груде одеял. Я протянула руку, чтобы прикоснуться к стенке кабины М-Бота, но уткнулась в раму кровати.

Точно. Который час? Я коснулась светолинии, и комната озарилась мягким сиянием. Почти пять утра. До занятий два часа.

Мы проговорили до часу ночи, и, как ни странно, я совсем не вымоталась. Сна не было ни в одном глазу. Наверное, мозг знал, что, если я хочу сегодня попасть в уборную и вымыться, нужно сделать это сейчас, пока все в корпусе спят.

На самом деле даже лучше, если я улизну и меня увидят идущей в школу перед занятиями. Я выбралась из своего гнездышка, потянулась и подобрала рюкзак. Я старалась вести себя как можно тише, хотя, наверное, беспокоиться не о чем. Если храп Рвоты никому не мешает спать, то царапающий пол рюкзак их тем более не потревожит.

Приоткрыв дверь, я обернулась к трем спящим девушкам и прошептала:

– Спасибо.

И тут же решила, что не позволю им поступить так еще раз. Это слишком опасно. Нельзя, чтобы адмирал внесла их в свой черный список.

Это было чудесно. Даже если теперь я точно знала, чего лишена. Даже если тошно уходить, даже если меня выворачивает наизнанку, я бы ни на что не променяла эту ночь. Единственный раз я испытала, что значит по-настоящему быть частью звена пилотов.

Эта мысль крутилась в голове, пока я шла в уборную и мылась. Закончив, я посмотрела в зеркало и пригладила мокрые волосы. Во всех сказках волосы у героев были иссиня-черные, золотистые или рыжие – всегда эффектные, а не как у меня, грязно-каштановые.

Со вздохом я забросила рюкзак на плечо и выскользнула в пустой коридор. По пути к выходу мое внимание привлек свет под одной из дверей – в нашем классе. Кто там может находиться в такой час?

Любопытство пересилило здравый смысл. Подкравшись, я заглянула в окошко на двери и увидела, что кабина Йоргена активна и голограмма запущена. Что он там делает в полшестого утра? Решил потренироваться дополнительно?

Голограмма Кобба в центре класса проецировала миниатюрную модель тренировочного боя. Я увидела, как корабль Йоргена с помощью светокопья огибает парящий обломок, а затем палит по креллу. Было в этом эпизоде что-то знакомое...

Да, это бой, в котором погибли Бим и Заря. Кобб пересматривал ту же запись.

Корабль Зари, охваченный пламенем, устремился вниз. Я поморщилась, но за миг до того, как она ударилась о землю, голограмма застыла и запустилась сначала. Я снова смотрела, как корабль Йоргена летит с другого конца поля боя, уворачиваясь от обломков, и бросается на корабль, который уничтожит Зарю. Он активировал ОМИ и отключил вражеский щит, но крелл все равно попал в корабль Зари, и тот свалился в штопор.

Голограмма запустилась с самого начала. Йорген попытался еще раз, выбрав другое направление полета.

До меня дошло: он хотел понять, мог ли их спасти.

Когда Зарю сбили в третий раз, голограмма не остановилась – только Йорген тяжело встал с кресла, сорвал с головы шлем и с громким стуком шмякнул его о стену. Я вздрогнула и чуть не бросилась бежать – шум мог привлечь внимание. Однако при виде безвольно привалившегося к стене Йоргена, обычно такого высокого и властного... я не смогла уйти.

Он выглядел таким ранимым. Таким человечным. Потеря Бима и Зари тяжело ударила по мне. Я никогда не думала, что испытывал командир звена – человек, которому полагалось держать нас всех подальше от проблем.

Йорген бросил шлем, отвернулся от стены и застыл. Скад! Он меня увидел.

Я метнулась в сторону и выбежала из корпуса, пока Йорген меня не поймал. Но... что теперь? В нашем маленьком заговоре зияла дыра. Вдруг охранники у ворот доложат адмиралу, что я не покидала базу вчера вечером?

Разумеется, они не отчитываются каждый день о каждом человеке, который посещает базу. Так? Но если я сейчас выйду, а потом сразу вернусь, им это наверняка покажется подозрительным.

Поэтому вместо того, чтобы пойти к воротам, я бесцельно бродила по дорожкам между зданий. Было темно, световые люки потускнели до утра, на дорожках практически безлюдно. Я миновала больше статуй, чем людей: в этой части базы вдоль аллеи выстроились бюсты Первых граждан, глядящих в небо.

Меня овеяло особенно холодным порывом ветра. Ветви ближайшего дерева закачались. В тусклом свете статуи представали призрачными фигурами, каменные глаза прятались в тенях. С ближайшей стартовой площадки несло едким дымом. Наверное, недавно на базу вернулся подбитый истребитель.

Я со вздохом присела на скамейку, бросив рядом рюкзак. На душе было грустно, даже, пожалуй, чуть тоскливо. Огонек вызова рации по-прежнему мигал. Может, беседа с М-Ботом выведет меня из уныния.

Я переключила рацию на прием.

– Привет, М-Бот.

– Я в негодовании! – воскликнул он. – Я безгранично оскорблен! Не могу выразить словами свое возмущение, но встроенный словарь подсказывает, что я оскорблен, обижен, унижен, попран, ущемлен, уязвлен и/или, возможно, осквернен.

– Прости. Я не хотела тебя отключать.

– Отключать?

– Я на всю ночь выключила рацию. Ты поэтому сердишься?

– О, это просто обычная человеческая забывчивость. Разве вы не помните? Я написал подпрограмму для выражения своей злости на вас.

Я нахмурилась, стараясь припомнить, о чем это он.

– Вы сказали, что я крелл. Я разозлился. Это же не шутки.

– Да. Прости.

– Извинения приняты! – Судя по голосу, М-Бот был доволен собой. – Я продемонстрировал весьма неплохое негодование, согласны?

– Блестящее!

– Я тоже так считаю.

Я посидела молча. События прошлой ночи погрузили меня в задумчивое, спокойное настроение.

«Она и правда никогда не допустит меня к полетам, – подумала я, вдыхая дым со стартовой площадки. – Я могу окончить школу, но смысла никакого».

– Хотя вы правы, – заметил М-Бот. – Я могу оказаться креллом.

– Что?!

Я так резко поднесла рацию ко рту, что чуть не разбила губы.

– Я о том, что мои банки данных почти полностью утрачены. Неизвестно, что в них было.

– Тогда почему ты так рассердился, когда я предположила, что ты можешь быть креллом?

– Это казалось правильным. Я должен изображать из себя личность. А какая личность позволит так себя порочить? Даже если это совершенно логичное предположение и вы, задаваясь этим вопросом, абсолютно обоснованно оцениваете угрозу.

– М-Бот, я правда не знаю, что о тебе и думать.

– Я тоже. Иногда мои подпрограммы реагируют раньше, чем главный симулятор личности успевает их приструнить. Это очень сбивает с толку. С абсолютно логической, механической точки зрения, а не в плане всех этих иррациональных человеческих эмоций.

– Разумеется.

– Вы используете сарказм. Будьте осторожны, или я опять запущу программу негодования. Не знаю, станет ли вам легче, но я не думаю, что креллы – это ИИ, к чему бы там ни пришли ваши умники из АОН.

– Правда? Почему ты так думаешь?

– Я проанализировал схемы полетов. Ваши, между прочим, тоже. Кстати, могу подсказать, как их улучшить. Похоже... у меня есть целый комплекс подпрограмм, предназначенных для подобного анализа. Так или иначе, вряд ли все креллы – ИИ, хотя некоторые могут ими быть. Мой анализ показывает, что летают они по большей части по индивидуальным закономерностям и не вполне вписываются в логические программы. В то же время они безрассудны, что любопытно. Я предполагаю, что это

дроны или что-то наподобие, хотя Кобб, пожалуй, прав: планета вызывает помехи в связи. Как выяснилось, у меня есть технология усиления сигнала, которая помогает их минимизировать.

– Ну, ты же корабль-невидимка. Скорее всего, продвинутые технологии связи помогали тебе на боевых заданиях.

– Да. Наверное, той же цели служат мои голографические проекторы, активный камуфляж и система обхода сонаров.

– Я даже не знала, что у тебя все это есть. Камуфляж? Голограммы?

– Согласно настройкам, до недавнего времени, пока не иссяк резервный источник энергии, все эти системы находились в режиме ожидания, создавая поверх корабля иллюзию щебня и препятствуя обнаружению моей пещеры сканерами. Я могу определить время с точностью до наносекунды, но обычно люди терпеть не могут подобную точность – из-за нее я кажусь расчетливым и чуждым.

– Что ж, это объясняет, почему за столько лет тебя никто не обнаружил. Я задумчиво постучала пальцем по рации.

– В общем, надеюсь, что я не крелл, – произнес М-Бот. – А то вышло бы супернеловко.

– Ты не крелл.

Я поняла, что в самом деле в это верю. Раньше это меня беспокоило, но теперь... Я не могла объяснить почему, но знала, что он не крелл.

– Может быть, – отозвался он. – Признаюсь, я... беспокоюсь, что, сам того не понимая, могу оказаться каким-нибудь злобным созданием.

– Если ты крелл, то зачем тебе жилой отсек для человека и разъемы, совместимые с нашими?

– Меня могли построить, чтобы внедрить в человеческое общество в качестве одного из ваших кораблей, – предположил он. – А вдруг все креллы – мятежные ИИ, изначально созданные людьми? Это бы объяснило, почему на мне ваши надписи. А может, я...

– Ты не крелл. Я это чую.

– Возможно, в вас говорит какая-то иррациональная человеческая предвзятость, – заметил он. – Но моя подпрограмма, которая может имитировать признательность... признательна.

Я кивнула.

– Она для того и нужна, – добавил он. – Оценивать, выражать признательность.

– Никогда бы не подумала.

– Я могу оценивать миллион раз в секунду. Можно сказать, что из всех ваших замечаний это, вероятно, единственное наиболее оцененное.

– Я была бы признательна, если бы ты хоть изредка помалкивал о том, какой ты великий, – сказала я, но при этом улыбнулась и убрала рацию в рюкзак.

– А за это замечание я не признателен, – негромко произнес он. – Просто чтобы вы знали.

Выключив рацию, я встала и потянулась. На меня пялились ближайшие бюсты Первых граждан, среди них и молодой Кобб. Странно смотреть на изображение человека, когда теперь я его так хорошо знаю. Как-то не к месту эта молодость, разве он не родился сразу суровым пятидесятилетним мужчиной?

Я закинула рюкзак на плечи и зашагала обратно к зданию летной школы. У главного входа стоял полицейский.

Я замерла на месте. Затем, обеспокоенная, подошла.

– Курсант Найтшейд? – спросил полицейский. – Позывной Штопор? У меня упало сердце.

– Адмирал Железнобокая хочет с вами поговорить. Я кивнула.

Полицейский повел меня в корпус, где я однажды встретила Йоргена с адмиралом. С каждым шагом нарастало ощущение, что меня отчислят. Я это предчувствовала. Ночные посиделки у девчонок были плохой идеей, но... дело не в одном маленьком нарушении.

Я вошла в здание. Похоже, столкновение неизбежно. Я сама его заслужила за то, как дважды поступила с Йоргеном. Кроме того, адмирал – самая могущественная фигура в АОН, а я дочь труса. Удивительно, что она до сих пор не нашла повода меня выгнать.

Пора с этим покончить. Да, я боец, но хороший боец знает, когда в битве не победить.

Полицейский привел меня в страшно захламленный кабинет. Железнобокая пила кофе за столом, сидя спиной ко мне и просматривая доклады.

– Закрой дверь, – сказала она. Я подчинилась.

– Это заметка службы безопасности у ворот. Вчера вечером ты не уходила.

Устроила себе убежище в хозяйственном чулане или что-то вроде того?

– Да, – ответила я с облегчением. По крайней мере, она не знает, что мне помогли.

– Ты ела еду из столовой? Украденную лично либо принесенную кем-то из товарищей?

Я заколебалась.

– Да.

Адмирал отпила кофе, по-прежнему не глядя на меня. Я уставилась ей в спину, на седые волосы, готовясь услышать: «Ты исключена».

– Может, хватит ломать комедию? – Она перевернула страницу. – Уходи из школы. Я не буду отбирать у тебя курсантский значок.

Я сдвинула брови. Зачем просить?.. Почему бы не сказать прямо? Она в своем праве, ведь я нарушила ее требования.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒