Клаус Дж. Джоул 5 страница

— Ладно, — Майбах поморщился. — Ладно, Капитоныч, нам самим бы разобраться.

Фроляйн закивала. Она жадно вслушивалась в их разговор, седые пряди под шляпкой дрожали, серые глаза лихорадочно блестели... Издатель вздохнул, обратился к полунемке:

— Фрау... то есть фроляйн, сейчас мы проведем первый акт нашей психодрамы. Переведем бабушку через дорогу. Вы остаетесь тут, на этом углу и, заметив любое лицо женского пола старше пятидесяти пяти, по визуальному определению, деликатно, но твердо предлагаете ему... тьфу, ей, свою помощь в переходе улицы. Для того чтобы вы прониклись нашей идеей, приведу факты: каждые две минуты в мире на дорогах общего пользования гибнет одна целая пятьдесят восемь сотых бабушки. Таким образом, разговаривая о разном, мы с вами сейчас угробили трех старушек... Это ясно?

Она кивнула снова, и уже с ужасом. Поправила очки.

— Капитоныч — налево, я — направо, — отдал последние распоряжения Издатель.

Он пересек улицу по зебре, опасливо косясь в сторону стада замерших, но злобно рычащих авто, сунул в зубы новую сигарету и наконец присел на каменный парапет клумбы. Ну-ну, посмотрим.

Первым попался Капитоныч: он поймал старушку, сущий божий одуванчик с клюкой и авоськой, и повел ее через дорогу. Но так как бабка скорее ползла, а не шла, маг был вынужден подталкивать ее. И в двух метрах от тротуара бабка, видимо, вдруг вспомнив об угрозе сексуального насилия и неверно истолковав железные объятия Капитоныча, рванулась назад, едва ли не под колеса машин, которые с визгом тормозили, а их водители рассказывали, что они думают о проблемах дорожного движения вообще и о Капитоныче в частности. Бабка убежала от мага, потеряв клюку, а он погнался за ней с этой палкой и скрылся из виду.

Второй казус настиг фроляйн. Она повела через дорогу старушку с большим пакетом, ковыляющую на тонких паучьих ножках, обутых в толстенные меховые унты. Изольда ласково придерживала бабульку под локоть и, склонив к ней бежевую шляпку, что-то говорила. Но, очевидно, переусердствовала: старушка начала вырываться ближе к тротуару, как подраненная птица из пасти спаниеля. Госпожа Зиберхаммель еще крепче вцепилась в старушкин локоть. В итоге бабка запищала, рванулась, пакет лопнул и раскатился по тротуару, по проезжей части крупными, как шары боулинга, золотыми луковицами. Бабка заголосила. Изольда, уронив шляпку с седых волос, бросилась подбирать лук; она металась под носом машин и движение по Советской встало...

Издатель от души веселился, наблюдая все это, и в этот момент до его уха донеслось:

— Простите, вы не поможете мне перейти дорогу?

От изумления — рок так быстро нашел его! — Майбах выронил сигарету и поднялся. Рядом стояла старушка, вылитая Шапокляк с глазками-бусинками, в черной шляпке с обрывками вуали на полях, одетая нищенски, но с достоинством. В руках у ней не было ни авоськи с крупами, ни сумки с луком, поэтому опасности она вроде как не представляла...

— Извольте, сударыня! — автоматически пробор- л мотал Майбах, подставляя руку крендельком.

Они пошли по длинным белым полосам. Старушка, сочетая приятное с полезным, решила излить свои дневные впечатления:

— Так все дорого сейчас, так дорого, просто кошмар! Ездила вот на рыночек, на оптовый, кофе по двадцать рублей за малюсенькую баночку...

— Как говорил Шарль-Морис-Перигор Талей- ран, — задумчиво обронил Издатель, — «кофе должен быть черным, как ночь, сладким, как грех, горячим, как любовь и крепким, как проклятье!»

Бабулька ойкнула и прибавила шагу; потом вдруг сообщила:

— А я к сестре пошла. Она бедная одна-одине- шенька.

— Как говорил Имманиул Кант, одиночество не среди людей, а внутри нас! — мудро заметил Издатель, и поздно сообразил, что сказал это зря.

Они уже пересекли улицу, но цепкий крючок, обхвативший его руку, не разжался.

— А вы знаете, молодой человек! — вдруг поделилась Шапокляк — Я, пожалуй, и не пойду к сестре. Что мне там делать, право?

Майбах растерянно замер.

— А что же... нам делать?!

— А вы переведите меня обратно, молодой человек! — как-то странно сказала старушка, прижимаясь к его руке. — Уж не сочтите за труд...

Солнце разбрасывало в небе свою огненную пре- стидижитацию, стекая серебром по цинковой крыше консервной банки Цирка и играя золотом в куполах Вознесенской церкви. Майбах пятый раз переводил Нонну Тимофеевну — так звали Шапокляк, через дорогу. Беседовали они о Кафке, фикусах и гитарах «Стратокастер», ибо старушка оказалась бывшей преподавательницей музыки. Изольда Абрамовна перевела уже третью старушку. Последней она наступила на ногу, а та, неловко двинув рукой, сбила с профессорши шляпку, которая от долгого катания по городским тро-

туарам приобрела темно-палевый оттенок. Капитоныч тоже вляпался: он рискнул подкатить к коренастой бабке с тележкой, с плотной шишкой волос на затылке. Бабка оседлала Капитоныча... и, по-видимому, решила не отпускать. В итоге Капитонычу пришла в голову идея пересечь зебру в том виде, в каком изображен Пол Маккартни на известном фото четверки «Битлов» — босиком, с кроссовками в руках, и его спутница на том конце улицы тоже бодро скинула с ног старушечьи боты. Она оказалась поклонницей оздоровления по Порфирию Иванову.

Одежда — простейшая модель энергетических техно- і логий: чулки, перчатки, пояс, колпак и плащ... Учимся в тан- ; це одеваться в Энергию и глядеть сквозь Действие. I

Праздник непослушания продолжался. Пассии не захотели покидать своих новоявленных кавалеров даже тогда, когда те, казалось бы, изменили им, оказывая услуги сторонним бабулькам. «Ивановка»[18] присела на скамеечку и принялась есть какие-то пирожки из кулька, а Шапокляк Нонна застыла у тротуара в позе, которую принимают обычно собаки, потерявшие хозяина и ждущие его годами на взлетной полосе аэродрома или на перроне вокзала. Впрочем, бабки оказались попросту бешеными, а сухонькая Нонна — даже решительней «Ивановки»: когда очередной божий одуванчик решил позаигрывать с Майбахом, Нонна Тимофеевна с милой улыбочкой догнала соперницу

и, быстро оглядевшись, дала ей легкого пинка под высохший зад, отчего бабка с ускорением твердотопливной ракеты улетела вперед, тоненько подвывая. Нонна Тимофеевна же, как ни в чем не бывало, вернулась на прежнее место...

Издатель понял, что в ритуале они далеко зашли. Пришлось устраивать военный совет в близлежащем сквере и объяснить поклонницам, что сейчас их новым знакомым предстоит трудное и опасное задание во славу Родины, и, одним словом, если кто-то кое-где у нас порой... Бабки поняли, с тщательностью профессиональных следователей НКВД записали все координаты Капитоныча и Издателя и ушли оглядываясь. Майбах устало посмотрел на маковки Вознесенской церкви и перекрестился.

— Оссподя... никогда не знал, что я еще молодой человек!

...У решетчатой ограды церкви сидели другие бабки. Неподвижные, как редкие птицы из книг Джеральда Даррелла, и неряшливые, как мусорные куры из сериала «ВВС Nature». Сидели они как со стороны проспекта, так и со стороны тихой улицы Советской. Майбах выбрал именно этот фланг, справедливо посчитав, что те, что сидят на проспекте, более жадны и избалованы фортуной. Увидев приближающуюся троицу — Изольда Абрамовна твердо решила идти до конца, — бабульки зашевелились, высунули грязные носы из платков и тихонько заголосили:

— Ойияяяяпадайтенахлебушиклюдидобрыйя- аааа...

От милостыни ради чистоты ритуала сразу решено было отказаться. Симорон подаст каждому по вере его, а вера... вера должна была быть крепкой. Издатель встал перед бабками, как американский сержант перед шеренгой новобранцев, подождал, пока гудение станет ровным, выстроенным, и хлопнул в ладоши три раза. Хлопки загасили писк старушечьих глоток мигом, и стало тихо.

— Бабушки родненькие мои! — сурово сказал Издатель. — Специально для вас... мы, инициативная группа Общества защиты пожилых людей, проводим... э-э... субботник по излечению всех заболеваний и от всего. Новейшая методика выстукивания болезней, изобретенная профессором Чунь-Хво, — при этом он показал на Капитоныча, безмолвно выбивающего голыми пятками торсионный Танец Внутреннего Огня, — поможет вам избавиться... избавиться, одним словом! Кто хочет стать первым нашим... э-э... пациентом?

Бабки помолчали, потом загомонили, из чего можно было понять: все хотят. Они поняли, что копеечка им не светит, поэтому решили хотя бы расслабиться и получить удовольствие.

Издатель решил не мудрствовать лукаво и начал с крайней — плотненькой, бочкообразной бабки с клюкой. Объяснил, что для того чтобы методика профессора Чунь-Хво дала свои плоды, надо приподнять тело над грешной землей, дабы исключить влияние земного торсионного поля...

Тут и сам Чунь-Хво куража добавил.

Сверкая глазами, он открыл бабкам сокровенную истину:

— В отборе мяча корейцы съели собаку на сене! Поэтому наша сборная проигрывает всем, далее футболистам клубов Гренландии... Свастика — слово ТАК, расположенное крестом — попробуйте, нарисуйте мелом на стекле и получите эгрегор исполнения желаний. Но надо ли исполнять все желания, что приходят в голову?! Умение правильно хлопать. Хлопки, замедляясь, открывают духовный центр, закрепляют хвосты комет и смещают точку сборки. При этом чакры продуваются ветром намерения, а средний палец в среду проявляет посредника в золотой середине, оплодотворяет среду духом! Рисовать надо рисом. Как говорят у меня на родине, встреча стихий является инициативой внутреннего министерства культуры. Чистота действенного осознания — свеча, зажигающая тантрический фонтан!

Бабки ничего не поняли, но согласились. Особенно им понравилось про свечу, ибо каждая мечтала за что- нибудь да поставить свечку, про дух, ибо сидели все- таки у церкви, и про оплодотворение, ибо про это они и думать давно забыли, а тут понятие снова пришло в их жизнь и опалило жарким огнем давних воспоминаний... Но, конечно, качать их в воздухе никто не собирался. Пришлось привлечь Изольду; профессорша оказалась дамой крепкой и оторвать бабку от парапета на пару сантиметров смогла... А потом Капитоныч легонько стучал по бабкиным спинам, тараторя тут же сочиненную мантру:

— Стучи, стучи, набивай калачи! Уходите, болести, запевайте песни! Поднимем-простучим, здоровье наколдуем, в страну Сачам улетим, весь мир обуем!

...Массовое действо вызвало ажиотаж. Бабки не протестовали, им нравилось. Да и одурев от суточного сидения на «рабочем месте», любой праздник воспринимали на ура. Те, кто курс «пробивания» прошел, шамкая, делились впечатлениями и находили у себя массу симптомов чудесного исцеления. Спектр болячек был широк — от мгновенно вылеченного артрита до избавления от ишиаса. На лице Капитоныча, на высоком лбу выступил пот, вспотела и раскраснелась Изольда Абрамовна. Но это привлекало внимание не только прохожих, которые останавливались, крутили головами. Издателя отрядили на объяснение народу сути Энергетического Танца, а профессорша и Капитоныч ловко колотили по согбенным спинам ребрами ладоней. Это привлекло внимание, и совсем не тех, кого здесь ждали.

Патруль ППС появился как из-под земли: если говорить, что черти материализуются только за церковной оградой, то оно так и случилось: они возникли на той стороне улицы, святой власти не подотчетной. Видимо, только что перекусили. Старший, краснолицый и усатый, еще что-то жующий, подлетел к Издателю, хрипло рыкнув:

— Документы! Что это за цирк тут...

Издатель трусливо сжался; но тут и сам милиционер понял свою ошибку:

— Старшсежнтптров! — скороговоркой бросил он. — Центральный РУВД... Документы, я сказал!

Его напарник мялся вокруг работающих Капитоныча и Изольды, подбрасывал в руке дубинку, но применить ее не удавалось: волшебники были в плотном кордоне обрабатываемых старушечьих спин, а молодой напарник красномордого со старушками воевать еще не выучился.

Издатель лихорадочно щупал себя по карманам. Как на грех, собираясь на «тимуровщину», он не позаботился о привычном удостоверении Члена двуна- десяти творческих союзов, почетного председателя, общественного попечителя и так далее. Был он сейчас гол, как сокол... Усы милиционера встопорщились.

— Хулиганим?! — недобро сказал он. — Бабушек забижаем?! А ну... Иванькин! Иванькин, поди сюда!!!

— А в чем дело, товарищи?

Издатель затравленно оглянулся. Мужик с бородкой, в темном ординарном костюме, с папочкой под мышкой, стоял рядом и смотрел на милиционеров. Смотрел кротко, глазами пожилого человека в сеточке морщин, но как-то очень тяжело и внушительно.

— А ваше какое? — огрызнулся мент, нашаривая на поясе наручники. — Хулиганят, не видите, что ли?! Иванькин, бери этого, рыжего... бабу не надо!

Издатель слабо понял, что произошло в следующую минуту. Просто какая-то красная книжечка выпорхнула из кармана этого седоватого, с папочкой, сделала один орбитальный перелет вокруг головы мента, затормозилась и исторгнула из-под кепи с кокардой мучительное:

— Виноватвот, товарищ по...

— Отставить! — спокойно обрезал его незнакомец. — Как член Общественного Совета ГУВД по соблюдению законности, заявляю вам, что данные граждане не нарушают закона об охране общественного порядка...

— Но...

— Товарищ старший сержант! — повысил голос мужчина. — Вам все ясно?! Вольно. Разрешаю идти!

— Есть!

Мент деревянно повернулся и, схватив напарника за рукав, стремительно потащил его прочь от церкви.

Издатель повернулся было поблагодарить своего спасителя, но того уже не было. Был только квадрат изрядно выщербленного асфальта. Майбах вернулся к ограде.

...Капитоныч завершал массаж последней страждущей. Облагодетельствованные кряхтели, делились ощущениями. Одна бабулька все время повторяла: «Как Христос бОсыми ногами по душе пробег!» и мелко крестилась; вторая говорила что-то об Алане Чумаке. А Капитоныч вещал:

— ...выбивая дробь, вводим болезнь в оторопь! Соединяемся с эгрегором Здоровья и звоним во власть: дай здоровья всласть! Набираю номер...

Издатель стоял совсем рядом с магом и мог слышать все, что происходило в замкнутом мире мобильной связи. Капитоныч набирал федеральный номер какого-то министерства, кажется, МИДа: накануне они забили ему его в память телефона. Когда соединение прошло, Капитоныч бодрым голосом представился председателем инициативной группы по встрече таукитян и попросил на организацию торжеств один миллион долларов. На том конце вежливо выслушали, не удивились и обещали перезвонить через десять минут...

— Лажа! — мрачно подвел итог Издатель. — Пошлют на три буквы. Это точно. Ты Москву не знаешь!

— Простите, Дмитрий! — влезла в разговор профессорша. — А зачем вы звонили в Москву? Может, позвоним в Европейское бюро ООН? У нас там хорошие связи...

Но Издатель не успел ответить. Их оттеснили; вернее, они сами шарахнулись в сторону. Из парка по Советской катилась псевдостаринная открытая бричка на колесах с шинами от ГАЗ-53. Гарцевали несколько всадников эскорта. Гудя, летел увитый лентами «мерс», расчищая дорогу... В малиновом нутре по

возки сидели двое смуглолицых: она в фате, он в костюме-тройке без галстука, сверкая красивой молодой шеей. Всадники что-то прокричали резко, хрипло, и на тротуар перед бабушками грянулся дождь звенящих, сверкающих на солнце рыбьей чешуей чеканки, российских пятаков.

— Оссподя!!!

Это крик исторгли все бабки и бросились вперед, забыв про свои клюки, а одна даже соскочила ради такого дела с инвалидной коляски. Ловкость рук гарантировала им рублей пятьдесят чистого дохода. Майбах открыл было рот, чтобы подивиться как-то внезапно обрушившемуся на бабок счастью щедрой цыганской свадьбы, но тут запищал телефон Капитоныча.

Вежливый голос из офиса полномочного представителя Президента поинтересовался, чем еще, кроме денег, власть может помощь инициативной группе по встрече таукитян. И похвалил «народную дипломатию». Капитоныч сказал честно: ничем, кроме денег и правды, и ничего, кроме правды. То есть денег. Голос с облегчением предложил подойти завтра за обеспеченным векселем на двести пятьдесят тысяч долларов США в полпредство и попросил хотя бы передать им дубликат сценария — все-таки дело почти международное, мало ли что...

Капитоныч легко согласился.

Издатель переваривал услышанное. Они стояли в центре города, у церкви, за их спинами расползались на обед профессиональные попрошайки, и маячил впереди вексель.

— Ни фига себе, — отрешенно проговорил Майбах. — Двести пятьдесят штук баксов! Этого не может быть...

Капитоныч только щурился, как сытый кот. К Издателю приблизилась профессорша:

— Дмитрий, — виновато сказала она. — Что-то случилось?

— Да нет... — он машинально глянул на ноги. И обронил: — Это вам, фройляйн, не Германия... Бумажку с туфли уберите!

ЙН²-

— Какую бумажку?! — она с изумлением воззрилась на свои туфли.

— Стодолларовую, — устало сказал Майбах, и полез за сигаретами. — Ну, атас! Развели, выбили и подняли...

На шпильку туфли профессорши была наколота зеленая бумажка с портретом американского президента. Наколота как пропуск в Смольный на штык часового.

Теперь уже этому факту Издатель совершенно не удивлялся.

Между тем Капитоныч радостно названивал Консультанту:

— Олежа! Бабки дали. Бабульки. Ага. В полпредстве. Сказали за векселем приходить. Ага. Жду...

ДИСК WORK F:// СНО-ВИДЕНИЕ Локальный доступ Файл pobeda.txt.

Папка:

КОНСУЛЬТАНТ, МАЧО, СКУЛЬПТУРА МЕНТА и другие

ка было решено вылепить статую Плачущего Мента с чертами лица Майора и установить ее в какой-нибудь галерее, скорее, все в «Джо Конде», которой владел хороший знакомый Консультанта Яков Гибельман. Почему «Плачущего»? Напрашивались аллюзии с известной строкой «а видели ли вы плачущего большевика?», но дело было, наверно, в другом: мол, пусть отплачутся кошке мышкины слезки. Поэтому Мент должен был быть с головой своей, узнаваемой, но с телом кошачьим, а у его лап должны были собираться мыши. А чтобы друзья могли запросто прожевать этот наглый наезд и выплюнуть, статую предполагалось сделать из не совсем обычного материала.

Тогда Мачо-Футболист нашел в подвале городской Академии изящных искусств, бывшего художественно-графического факультета, мастера-самородка Арсения Арангулидзе. Страдая от вящей дисгармонии своей фамилии, мастер мечтал о славе своего соотечественника Церетели, а точнее, о его деньгах.

Мастер с утра, как обычно, был зол. Он, сидя на трехногом стульчике — чтоб удобнее было качаться! — в мастерской, среди гипсовых голов и задниц, мрачно выслушал техническое задание, а потом лаконично определил:

— Пузырь — все будет пучком!

Руслан молча достал из внутреннего кармана плоскую фляжку, одолженную у Издателя, набулькал в захватанный стакан на столе половину и сурово отрезал:

— Остальное — по получению работы! Акакиевич, не гони... я ж тебя знаю!

Скульптор жадно заглотнул содержимое, поднял просветленные глаза на Мачо и хотел было уже сказать, что материал нынче дорог, гипс с Украины завозят... но тут по сигналу Руслана крепкие ребятишки из футбольной секции втащили в мастерскую три большущих коробки.

— Это што?! — с ужасом спросил скульптор.

Руслан взял со стола нож-резак, подошел к коробке, вскрыл ее и эффектным жестом, которым в американских фильмах показывают процесс обнаружения наркотиков, воткнул лезвие в пестрые брикетики. Оттуда посыпался порошок и какая-то белая труха. Руслан задумчиво попробовал порошок на язык и констатировал:

— Чистейший «Орбит». Когда-то был в подушечках, но после того, как его три раза гоняли в Якутск для перепродажи, десять раз заморозился и разморозился... Теперь — порошок. Лепи, что хошь! Прочность будет необыкновенная.

Злополучные ящики секции Тарзании прислала какая-то фирма в виде гуманитарной помощи и очень этим гордилась.

Скульптора в мастерской не оказалось, а мудрый вахтер сказал, что Акакич получил крупный заказ, аванс и, по обыкновению, тут же запил. Потом позвонил Олег Макарыч и сообщил, что нужно срочно подбежать к художественной галерее «Джо Конда», если Руслан находится поблизости, и «развести одну мульку», что в переводе означало: быстро и эффективно решить неожиданно возникшую проблему.

— Яша божится, что его сейчас либо убьют, либо кастрируют за наше художество, — сообщил Макарыч. — А может, то и другое вместе...Давай, подбегай!

Руслан направился к галерее, благо она располагалась недалеко, на Красном.

Еще подходя к «Джо Конде», он увидел огромную витую, как новогодняя свечка, очередь. В лучших традициях советских времен она два раза закручивалась вокруг своей оси совершенно непостижимым образом, как умеют только совковые очереди, и перекрывала вход в супермаркет, отчего ошалевшие покупатели шарахались от дверей магазина, мигом вспоминая времена дефицита масла, мыла и колготок. В очереди стояли девы юные, со взором горящим и бледными лицами, серьезные юноши с папками, экзальтированные дамы, душившие в руках сумочки, и даже народ попроще, смущенно пивший пивко и вполголоса травивший анекдоты. Отдельной группой стояла команда людей среднего возраста в одинакового цвета мышиных костюмах и однотонных галстуках, и за ними, в самом конце, пританцовывали пестрые, желто-оран- жево-розовые кришнаиты со своими бубенчиками, бумажными цветами, бритыми головами и худыми ногами в кожаных сандалиях.

Руслан нырнул в соседний подвальчик, где скрывался служебный вход в галерею. Яша Гибельман открыл ему дверь, прошептав горячо:

— Я вас умоляю, только близко-таки не подходите! Вон, Олег Макарыч уже смотрит...

Раздвинув края портьеры, отделявшей запасники от самого зала, Консультант за чем-то внимательно наблюдал. Поздоровался с Русланом, жестом пригласил его к наблюдательному пункту...

Скульптура стояла на возвышении. Белая, гладкая и блестящая. Ненавистный Руслану Майор был изображен в человеческий рост, в виде булгаковского кота Бегемота, в полной парадной форме с орденами. Из-под кителя торчали кошачьи лапы, у которых живописной группкой собрались беленькие мышки, на голове кота высилась расписная фуражка. А лику были точно приданы черты Майора с фотографии, когда-то помещенной на Доску Почета в областном спорткомитете. Но самой достойной деталью казался хвост, кокетливо заправленный между лап так, что... Одним словом, хотя фигура была заботливо ограждена столбиками и шнуром, посетители воровато дотрагивались до кончика этого хвоста и счастливо хихикали. Столбики угрожающе шатались.

Яша молитвенно сложил пухлые ручки на груди:

— Товарищи дорогие! По-божески прошу: заберите у меня его! Совсем пропадаю.

Оказалось, что на галерею Якова Гибельмана за последние несколько дней был совершен целый ряд разбойных нападений. Два раза скульптуру хотели украсть, один раз — разрушить и пережевать; но больше

всего было случаев, когда Яков обнаруживал ночью в галерее совершенно раздетых дам бальзаковского возраста, пришедших совсем не к Яше. В богеме пронесся слух, что статуя «Плачущего Мента» обладает тем же качеством, что и изображения камней Иниозеки в храмах синтоистской Коики. Бесплодная женщина может принести камню гриб и рыло свиньи — тогда получит ребенка, а та, что не страдает проблемами с зачатием, оставив у камня персик и боб, символы Ктенеса[19], получит умелого любовника. И той, и другой категории, правда, надо было тереться кое-чем о то, что они вполне справедливо считали фаллосом... Двери взламывали варварским образом семь раз, а охранник Серега, перевозбужденный таким количеством обнаженных и решительных женщин, запросил повышения оклада. Это Яшу Гибельмана вовсе не радовало.

— Ладно. Заберем! — решил Макарыч. — Только это, Яшка, не от статуи. Это все от твоей фамилии! Давай тачку!

— Я вас умоляю! Где я вам сейчас тачку возьму?! Да и как вы заберете-то... вы же видите...

— Не боись! Знал, на что шел, когда крестился... — проворчал Макарыч.

Он сходил наверх и через пять минут вернулся с тачкой зеленого цвета, на резиновом ходу, которая едва пролезла через служебный вход.

— Там, наверху, делегация Горзеленхоза стоит в полном составе, — сообщил Макарыч. — Приказом начальника отправили культурно просвещаться...

— Олег, побьют ведь! — сказал Руслан, с тревогой глядя на непрекращающийся хоровод вокруг изваяния.

— Спокойно... Симорон все может. Вопрос, вынесем ли мы! Опаньки! Вот тебе и первый ритуал: все ЭТО надо вынести! И тогда мы побежим.

Через десять минут приготовлений Макарыч и Руслан вышли на улицу, к очереди, как два пророка к страждущим.

— Товарищи и господа! — прокашлявшись, громко сказал Олег Макарыч. — В связи с присуждением скульптурной композиции «Отлитие Плачущему Менту мышкиных слезок» статуса памятника истории и культуры, охраняемого государством, скульптуру решено перевезти в сквер центральной площади нашего города... На сегодня ее экспозиция прекращена, зато завтра вы сможете любоваться ей бесплатно!

Очередь зароптала, но нестройно: билет в подземелья Гибельмана стоил полтинник рублей, и хотелось как-то минимизировать стоимость тяги к прекрасному. Пороптали и начали расходиться.

Но когда Руслан и трое дюжих мужиков из числа добровольных помощников, пыхтя, вытащили скульптуру из подвала и водрузили ее на тачку, оказалось, часть любителей искусства арт-модерн расходиться совсем не желает. А желает сопровождать процессию! В этом числе оказались кришнаиты, какие-то богемные длинноволосые люди, называющие себя «Обществом Исследования Уераги», и Алексей с Майей, который подтянулись к галерее по звонку Руслана.

— Не фига себе! — возбужденно воскликнула девушка, озирая толпу. — Это ж прямо крестный ход у нас получится!

— Ага, — поддакнул Леша. — Только хоругвей не хватает...

— А давай возглавим, а?

— Давай!

Девушка тотчас азартно разулась: идти во главе шествия кришнаитов лучше всего было босиком, ее примеру последовал Алексей. На голову Майи тотчас был водружен хайратничек, сделанный из пояска ее платья, и в колышущемся балахоне изумрудного цвета босая Майя стала похожа на древнюю богиню плодородия. Для дополнения образа Алексей, заскочивший в супермаркет, выдал ей гроздь винограда и фейхоа,

а себе взял дыню-колхозницу. Таким образом, молодые люди, с их бешеной искренней энергией придали процессии ту точку сборки, которая, материализовав, как сказал бы Капитоныч, джин-вектор, повлекла за собой все шествие, словно ломовая лошадь.

...Процессия двинулась от старого здания аптеки по Вокзальной магистрали, одной из главных городских улиц, недавно выложенной красноватой узорчатой плиткой. Впереди шли Майя и Алексей — девушка просто живописала собой босоногую чувственную нимфу: платье с разрезом, лишенное пояска, то и дело открывало ее ноги до бедер! — а Алексей колотил по тугой коже дыни, и та отзывалась глухими ритмичными звуками индейского тамтама. За ними следовали кришнаиты, блестя бритыми головами. Они дудели в дудки, хлопали в ладоши, звенели бубнами и тимпанами. За кришнаитами на тележке, обложенной клумбовой рассадой № 6, везли саму статую. По бокам шли Консультант с Футболистом, отгоняя особо ретивых, а за ними уже следовали вольные зрители: дамочки, голосившие стихи Ахматовой, молодые поэты, задвигавшие свое; скромно плелись с десяток горзеленхозовцев и даже безногий инвалид бодро пожирал метры подшипниками своей тележки, отталкиваясь руками. В начале процессии звучало звонким голосом Майи:

У нас на ладони карта сновидений,

Люди, не будьте мороженой рыбой!

Вам эта скульптура для счастья дана,

И много чего воплощает она!

В колготках дыру и сгоревшую спичку,

В окно к вам влетевшую быстро синичку,

Рагу подгоревшее, сало несвежее,

Все лучшее, доброе, сытое, прежнее,

Успехи блокбастеров, мир сериалов,

Муки замученных нами Танталов,

Все искупил наш Плачущий Мент,

Эй, понимайте Текущий Момент!!!

Строки придумывались сами на ходу, с каждой новой шершавой плиткой, щекотавшей голую пятку.

Издательство «Весь — ДОБРЫЕ ВЕСТИ

Майя глянула под ноги и поняла: а ведь они идут по восьмиугольникам, считающимися у индусов знаком Силы!

В общем, по части ритуала все было здорово: двухметровую статую Плачущего Мента вынесли, и притом успешно, и везли на вечное установление.

...Тем временем сам гражданин В. В. Пролетаев сидел в уютной, обитой деревом по-старорежимному, столовой УВД на улице Серебряниковской. Доедал бигус и думал, что не раньше июня, точно, получит звание, соответствующее его подполковничьей должности. И тогда обидное прозвище «вечный майор» отлипнет от него. Вернее, он сам поможет ему отлипнуть... посмотрим ТОГДА, кто кого. Он жевал и равнодушно смотрел в подвешенном под потолок телевизоре программы МТВ, наполненные прыгающими и при этом поющими насекомыми.

В столовую зашел один их сотрудников аппарата, некто Чегодаев. Посмотрел на экран, заказал второе с салатом, потом нашел глазами Майора и громко сказал на весь зал:

— Владимирович! А ты че здесь сидишь?! Тебя там по улицам носят... Валера, переключи на местную...

Майор ничего не понял. Но жевать перестал. Бармен, кормивший посетителей столовой недорогим ланчем, переключил каналы, и на экране высветилось задорное лицо кудрявой корреспондентки местного телевидения. Камера показала ее с микрофоном в одной руке; девушка шла во главе какой-то пестрой процессии и возбужденно говорила в глазок камеры:

— ...Они идут от городского вокзала, и, как нам удалось узнать, конечной точкой этого шествия является недавно разбитый городской сквер за Оперным театром. В шествии приняли участие самые различные этнические и общественные объединения, например, молодежь, исповедующая кришнаизм... Многие идут босиком, хотя жара в нашем городе не наступила. Впрочем, и наши корреспонденты решили попробовать

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒