Москва 3 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 19 из 22Следующая ⇒

- Чем отличается сантехник из ЖЭКа от президента? Сантехник не приходит, а президент не уходит.

Президент нахмурился, сжав губы. Передвинув лампу на прежнее место, он сухо обронил:

- Какой хороший анекдот. Полагаю, на этом можно закончить.

- Я знаю ещё много анекдотов, - не сдавался я. – Про…

- Достаточно, - таким же сухим тоном прервал меня президент. – Последний вопрос. Вы, случаем, не контрабасист?

- Что, простите?

- Не обращайте внимания. Я просто так спросил.

Я не собирался останавливаться. Похоже, сейчас, когда все дела были улажены, у меня оставался шанс напоследок сделать то, о чём я мечтал с прошлого вечера. Извечной мечтой каждого мыслящего человека в России является желание добраться на приём к доброму царю и рассказать ему про злых бояр. Эта мечта насчитывает не меньше лет, чем сама Россия; она прекрасна, как цветок василька, и бесплодна, как арктическая тундра, она оптимистична, как кудрявая весенняя берёзка, и трагична, как вся история моей страны.

— Господин президент! — начал я. — Пожалуйста, выслушайте меня! В стране полный...

Я вкратце обрисовал свои впечатления от всего увиденного, услышанного, прочитанного и обдуманного за неполные два дня, проведённые в удивительном государстве будущего, стараясь при этом не называть конкретных имён. Всё это время президент смотрел на меня с плохо скрываемым недоумением.

— Вы закончили? — поинтересовался он, и мне показалось, что я слышу некоторое участие в его голосе. – Понятно, что вы совершенно недавно пришли во власть, и вам ещё во многом предстоит разобраться. Я весьма заинтересован в вас, и только поэтому я предлагаю вам выбор…

«Сибирь или Сахалин?» - подумалось мне.

-…мне ответить вам честно, или как обычно?

- А можно и так, и так? Чтобы я мог сравнить.

Президент ответил не сразу. На какую-то долю секунды мне показалось, что своим вопросом я пробудил в нём что-то доселе спящее и, по всей видимости, ещё не до конца атрофированное. Президент открыл рот, и наваждение исчезло.

— Вы — первый честный человек, который вошёл в этот кабинет за всё время его существования. Я разбираюсь в людях, иначе бы не сидел здесь, поэтому я могу заявить это со всей уверенностью. Что же, налейте себе ещё кофе и выслушайте меня не перебивая. Конечно, Россия не идеальна, но, к примеру, вы видели размер госдолга США? Вы знаете про социальную политику Украины? Вы слышали про положение русскоговорящих в Тимбукту? И вообще, я хоть сейчас могу назвать не меньше двух стран, в которых жить ещё хуже, чем в России. Почему все сравнивают Россию с Америкой, но никто не хочет сравнивать с Афганистаном или Зимбабве? Благодаря моим заслугам мы пока ещё живём лучше Афганистана! Вы говорили, что где-то в провинции делают хлеб из гороха, но если мы будем выпускать хлеб без гороха, то люди просто не смогут его купить: у них не хватит денег. Вы говорили, что зарплата маленькая и работать негде, но граждане как-то живут. От голода пока ещё никто не умирает. Даже на Урале. И вообще, не будь призыва жителей всей остальной России в трудовую армию, то им просто было бы нечем заняться в своих регионах! Пусть провинциалы вообще радуются, что они ещё хоть где-то и для чего-то нужны!

Президент перевёл дыхание и сделал глоток кофе, после чего продолжил:

— Проклятое наследие бесхозяйственности минувших лет. Прошлый президент довёл страну просто до ручки. И вообще, за экономику я не отвечаю. Это всё правительство. К сожалению, другого правительства у меня для вас нет. Так, что дальше? Вы упоминали, что люди недовольны выборами, но почему они тогда на них не ходят? Мы ведь ещё проводим выборы и даже боремся за повышение явки. Люди сами не ходят на избирательные участки, а потом ещё недовольны. Я мог бы назначить себя пожизненным президентом, но не сделал этого. Я честно выиграл все свои президентские выборы и буду выигрывать их впредь.

— Честно? — – всё-таки не удержался я. — Мне кажется, что система «Ниппель» несколько...

— Не перебивайте меня, — прервался президент на секунду. — Без деятельности контролирующих и надзирающих служб Россия неизбежно бы скатилась в бездну анархии. Ну, а что касается деятельности правоохранительных органов и вспомогательных патриотических бригад, то, конечно, временами происходят некоторые эксцессы. Это является прямым следствием того, что органы – заострённый срез нашего общества. Люди, о которых вы говорили – часть нашей страны, а не какие-то надсмотрщики из инкубатора. Я не могу взять и создать импортозаместительного Робокопа без страха и упрёка. Я не могу запретить людям, которые любят Родину, объединяться в патриотические клубы и следить за порядком. Только благодаря им существует Россия, благодаря им сапоги натовских солдат ещё не ступают по Красной площади. Ну, и напоследок я выскажусь о территориальном вопросе Дальнего Востока. Регионы, о которых вы говорили, раньше приносили нам одни проблемы и убытки. Сейчас же они приносят нам прибыль в валюте. Если вы не можете содержать огромный дом, то разумно переехать в жильё поменьше.

— Простите, но так можно продать всю Россию, оставив только Москву. И ещё Черноземье, чтобы было где выращивать хлеб.

— Я не намерен вступать в дискуссии, — очень холодно заметил президент. — Вы задали мне вопрос, я ответил по существу. Если уж на то пошло, то что сделали лично вы для того, чтобы жизнь в России стала лучше?

Мне в моей жизни задавали много нелёгких вопросов, но ни один из них не ставил меня в тупик так, как этот.

— Вот и не критикуйте меня, — обиженно произнес президент.

— Это было то, что вы называли «честным ответом»? — на всякий случай поинтересовался я.

Совершенно неожиданно президент улыбнулся.

— Давно я так не беседовал, — сказал он. — Может, действительно, надо будет как-нибудь загримироваться и прогуляться по Москве, пообщаться с простыми людьми. Сотню лет так не делал. Нет, это было то, что я называю «обычным ответом». Ну, а если вы хотите честного ответа...

Он налил себе ещё кофе и выпил.

— Я даже немного отвык. Посидите год в Кремле, сами поймёте Так вот, я президент России, а не бюро социальной защиты. Я занимаюсь политикой. Вы знаете, что такое «политика»?

— По одному из определений, — вспомнил я единственную пару политологии, которую не прогулял, - это наука о власти.

— Совершенно верно. Власть. Здесь где-то сказано об экономике и населении?

- По идее…

- Не по идее, - оборвал меня президент. – Я строю русский мир; мне некогда думать о русском народе. Какая вам разница, что происходит во всей остальной России, если вы сидите в Кремле? Пусть хоть земля горит огнём.

Президент отхлебнул кофе и продолжил:

— Родина — это я, а я благодаря достижениям зарубежной медицины смогу прожить ещё очень много лет. Я окружаю себя наиболее бездарными политиками, чтобы хотя бы на их фоне казаться великим государственным деятелем. Я предпринял ряд локальных укреплений и совершенно не боюсь народного бунта. Революции делаются исключительно в столицах, а москвичей и петербуржцев я держу в лучших условиях, чем всех остальных. Кроме того, это позволяет расколоть страну. Провинциалы ненавидят москвичей за то, что те жируют, а москвичи ненавидят провинциалов за то, что они норовят перебраться в прекрасную Москву.

— Разделяете и властвуете?

— Совершенно верно. Намного дешевле кормить два города, чем всю страну. Ну, а если где-то кто-то будет недоволен, как на Урале в тридцатых, то моя верная Госгвардия выедет на место и усмирит бунтарей. Об этом даже никто не узнает, потому что я давным-давно отменил интернет. В общем, народа я не боюсь. Я заменил армию призывом в поля, потому что не хочу, чтобы мой народ умел стрелять. Это им совершенно не нужно. Я не боюсь и своих силовиков. Вы помните вагон-ресторан?

- Ещё как.

- Я делаю так, чтобы они конкурировали друг с другом, не слишком усиливаясь в процессе. Пока получается. Пусть грызутся друг с другом. Говоря откровенно, небольшую опасность для меня представляют мои друзья, кольценосцы.

— Но почему?

— Потому, что они мои друзья. А друзья иногда бывают недовольны. Иногда они хотят слишком многого, и мне приходится аккуратно останавливать их. Хоть они в этом и не признаются, они считают меня первым среди равных. К счастью, пока ситуация стабильна. Народ безмолвствует, силовики подчиняются, а друзья накормлены. — Президент глотнул ещё кофе и продолжил: — Кстати, намного дешевле кормить одних только друзей, чем весь народ. А если у населения нет денег на водку, пусть пьют настойку боярышника. Мне ничего не угрожает. Разве что однажды силовики прекратят свою грызню, а мои друзья отвернутся от меня...

Президент на секунду прервался.

— Но так никогда не произойдёт Я хорошо зачистил поле власти. В стране есть только один политик — это я. Никто, кроме меня, — возвысил голос президент. — Все умрут, а я останусь.

— Мне кажется, что вы недооцениваете народ... — начал я, но президент перебил меня:

- Пф! И вы ещё называли себя историческим консультантом! Назовите мне хоть одного российского лидера за последнюю тысячу лет, сброшенного народом. Керенский не легитимен и поэтому не считается.

— Ну, разве что Лжедмитрий... хотя нет. Кажется, там был заговор Шуйского...

— Вот именно. Заговор. Пётр Третий — заговор. Павел Первый — заговор при влиянии пятой колонны англичан, — перечислял президент, загибая пальцы. — Опасны только те, кто близко. Декабристы никогда не страшны. Их вешают. Вы помните, кто отправил в феврале семнадцатого года трёхсотлетнюю династию Романовых в отставку? Кто заставил отречься императора Николая Второго?

Президент был явно подкован в теории дворцовых переворотов. Я поморщился, вспоминая лекцию по истории в университете. Мы тогда оживлённо дискутировали с преподавателем; по окончании нашей беседы он при всей аудитории поклялся, что на экзамене помимо вытянутого билета я буду должен рассказать ему всё про 1917 год, иначе не видать мне сдачи, как обратной стороны Луны. Благодаря этому я мог в определённых пределах поддержать дискуссию про то грозное время.

- Помню, хоть меня там и не было, — сказал я. — Председатель Государственной думы Родзянко, пять командующих фронтами и один адмирал.

— Вот вы сами все понимаете, мне даже не надо объяснять. А помните, кто арестовал Николая Романова, уже не Второго, уже отправленного в отставку?

Без подготовки, без помощи интернета или энциклопедий ответить было нелегко.

- Начальник Генерального штаба генерал Алексеев, — с трудом вспомнил я.

— У вас еще есть вопросы? — с внутренним торжеством спросил президент.

— Только один. Вы помните, что Февральская революция началась в очередях за хлебом?

—Президент не ответил мне. Молчал и я, думая, что сказал слишком много.

- Ты победил, калининградец, - наконец, крайне холодно произнёс президент, и снова замолчал. Мне стало неловко.

- Я думаю, что вопросы продовольственного снабжения граждан России не входят в рамки нашей беседы, — президент вернулся на «вы», словно подводя какую-то черту в разговоре. — Не раскачивайте мою стабильность своими вопросами. А на будущее я вам скажу, что есть границы, которые нельзя пересекать даже моим друзьям. Ведь вы мой друг? А по существу вашего вопроса я скажу: в стране всегда можно ввести военное положение. Это помогает.

Мне очень захотелось спросить, как он собирается ввести военное положение, если в армии остались только надувные танки при надутых генералах, но я сдержался. Во-первых, это было бы бестактно. Во-вторых, судя по входу в Кремль и по дорогам близ Вязьмы, бронетехника в России ещё имелась. Наверняка у такого опытного политика всё продумано, и под Москвой припасена пара боеспособных танковых дивизий. Кормить две дивизии явно дешевле, чем все вооружённые силы.

Господин президент, — сообщили часы, — к вам министр иностранных дел.

Президент одним движением утратил всю свою холодность. Я даже поразился столь молниеносной метаморфозе. Сейчас он снова был уверенным в себе лидером страны, ведущим Россию к процветанию.

- Впустите, — сказал он лампе и перевёл взгляд на меня. — Я думаю, что мы с вами обсудили основные положения и пришли к консенсусу. Не будем выносить сор из избы.Кстати, вы говорили, будто бы маска с вашим лицом выглядит ненатурально. Давайте проверим, заметит ли это министр?

Ловким движением он натянул маску, словно противогаз. Будучи надетой на голову, она выглядела ещё более жутко. Президент стал похожим на Фантомаса, грубо раскрашенного гуашью.

Что за абсурд окружает меня? Кто этот странный маленький человек, что сейчас сидит напротив меня в таком виде, словно хочет сыграть роль тролля в спектакле «Герр Маннелиг»? Неужели вот это существо и есть всесильный августейший господин президент России, которого я теперь имею законное право называть просто господином президентом?

Я внезапно понял, что совершенно не боюсь президента. Конечно, он всё ещё мог натравить на меня свои всемогущие спецслужбы и дать мне четвертак за расшатывание духовных скреп путём глумления над нравственными ценностями (впрочем, куда как более страшным наказанием была бы пожизненная ссылка в какой-нибудь провинциальный город со средней зарплатой в восемь тысяч рублей), но я его совершенно не боялся. Президент был смешон и жалок. Идя по коридорам Кремля, я думал, что меня встретит харизматичный суперзлодей, гений комбинаций, стратег многоходовых ловушек и мастер хитрых замыслов. Вместо этого передо мной оказался не гений, и не стратег, а всего лишь какой-то временщик, исполняющий обязанности президента.

Единственной радостной вещью в эту минуту было только то, что я всё-таки придумал подходящее заглавие для своей книги о России будущего. Вариант с названием «Лосиная жуть» был отправлен в архив. Я твёрдо решил назвать свою рукопись «Бесконечный президент». Это было именно то, что нужно.

Зажужжал небольшой шкаф, отодвигаясь в сторону. Дверь, что располагалась за ним, была удивительно низкой. Она открылась, впуская знакомого мне министра иностранных дел. На нём были новые очки, под которыми виднелся плохо припудренный синяк. Приугасший запах одеколона оживил в моей памяти воспоминания об утреннем сражении в Вязьме.

Министр, преодолев дверь, разогнулся и, увидев президента в новом обличье, громко заорал от ужаса. Хватаясь за сердце, он отшатнулся в сторону, столь громко скрипнув ботинками, что это было похоже на изданный от испуга неприличный звук.

- Спокойно, спокойно, это я, - заботливо сказал президент, торопливо срывая с себя маску. – Не волнуйся.

Министр, держась за стену и перебирая руками, дополз до двуглавого орла, поскрипывая ботинками. Приложив голову к металлическому крылу, он крепко выругался на чистом русском языке. Очевидно, утренняя схватка в вагоне оказала сильное воздействие на лексический запас министра.

- Я всю ночь мотаюсь между Витебском и Вязьмой! - сказал министр, облегчив свою душу. - Меня бьют опричники и травят сонным газом отморозки! У меня до сих пор трещит голова! Меня откачивают налоксоном из запасов для сына местного мэра, потому что в вязьминской больнице есть только аспирин и зелёнка! Я встаю из-под капельницы, мчусь к тебе в кабинет, а ты встречаешь меня в виде ибсеновского тролля, как будто тебе больше нечем заняться!..

Здесь в министре снова вскипели эмоции, и он снова выругался, тяжко обругав президента России такими словами, после которых начинают драться даже шахматисты и скрипачи.

- Кто я? – недоумённо переспросил сидящий напротив меня президент, и, словно оплёванный, вытер платком лоб, вспотевший после ругательств министра. – Вот что, выпей кофе, чтобы голова не болела, и прекрати дерзить. Ты не в зале заседаний ООН.

Президент и министр общались друг с другом в той доверительной манере, которая бывает только у людей, прошедших вместе огонь, воду и многолетнюю государственную службу.

— Кстати, если уж мы заговорили про ООН! — воскликнул министр. — Вместо того, чтобы играть в костюмированный бал, ты мог бы, как минимум, продумать содержание дипломатического ультиматума...

— Я уже все продумал, — сообщил президент. — Если они не согласятся на наши условия, то я снесу Калининград и всю область бульдозерами. Если это не поможет, то я разнесу какой-нибудь из ненужных городов России. Например, Петрозаводск, Углич или Кострому. Нет, лучше Выборг, чтобы надавить на Финляндию! Населению я скажу, что нас разбомбили американцы, а список ненужных городов России я составлю к завтрашнему...

— Подождите, — торопливо встрял я. — Вы не говорили, что я повезу ультиматум!

— Не беспокойтесь, — твёрдо сказал президент. — В соответствии с нормами международного права посол является неприкосновенным лицом. Вам ничего за это не будет. Но, в случае чего, мы скажем, что вас не посылали. На чём я остановился? Ах, да. Думаю, это заставит Запад пойти нам навстречу. Кстати, нужно попробовать заодно предложить Сахалин японцам, чтобы не ездить два раза. Я полагаю, что они заинтересуются нашим предложением.

Я промолчал. Из этого будущего нужно было бежать, как из чумного барака. Похоже, в этих условиях мне действительно оставалось только одно: согласившись со всеми безумными требованиями президента, выехать за границу, после чего помахать провожающим меня людям рукой и отправиться восвояси. писать свою книгу. «И праха моего тебе не будет, неблагодарное отечество», как когда-то повелел написать на своём надгробии великий римский полководец Сципион, справлявшийся с чужими столицами лучше, чем со своей.

Министр иностранных дел ещё раз поелозил головой под крылом двуглавого орла, скосив взгляд на президента. Что-то было умилительное в чиновнике, прильнувшем головой к гербу; он немного напоминал кота, трущегося о брюки любимого хозяина.

- А если они не заинтересуются? – поинтересовался министр, не отрываясь от герба.

- У стран Запада появились новые правительства. Старые обиды забылись. Настало время снова надавить на зарубежных политиков. Они жалеют наше население, и это следует использовать в полную силу! Сейчас мы отправим уполномоченного посла с официальным ультиматумом, в котором будет перечислено все то, что я сделаю с Россией, если они не примут мои условия. У тебя есть предложения получше? А? Я что-то не слышу. Критиковать все горазды, а вот что-то предложить...

В этот момент на столе негромко зажужжал один из телефонов.

— Слушаю! — недовольно произнёс в снова поднятую трубку президент. — Ты меня сейчас отвлекаешь. Да, ты всё правильно понял. С этого момента в эфире ни единого плохого слова о Европе и США. Да, именно так. Про что тогда вообще передавать? Это, вообще-то, я должен спрашивать у тебя. Пусти цикл передач про нашу с ними дружбу. Да хоть про «Союз-Аполлон». Нет, про полярные конвои нежелательно. Это история! Это знать надо!

В трубке кто-то торопливо и неразборчиво возражал.

—- Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не обсуждал важные вопросы по этой линии! – воскликнул президент. – Я подозреваю, что её прослушивают. Так, подожди. Я перезвоню.

Он положил трубку обратно на аппарат и тут же повернулся к следующему телефону, корпус которого был сделан из красной пластмассы. Президент торопливо дёрнул диск номеронабирателя три раза.

- Всё, теперь можно перейти к делу, – голос президента был резким. – Ты уже приготовил фильм про то, что я сделаю с Россией, если западные лидеры снова откажут мне? Нет? А резервную серию предвыборных фильмов? Тогда зачем ты вообще мне звонишь? Сколько тебе нужно выделить на мультипликацию? Сто миллиардов??? Обойдёшься. Ах, так? Ну и уходи. От дурака слышу.

Президент положил трубку на рычаг и с гневным сопением посмотрел на нас.

— Вот, вы видите, — обратился он к нам. — Вся страна на ручном управлении, пока не позвонишь и не вставишь пистон, никто не будет работать. И никакой субординации.

Он щёлкнул каким-то тумблером на столе, очевидно, отключая телефоны, и гневно продолжил.

—Я президент России! Я хочу решать судьбы мира и определять будущее планеты, а что мне приходится делать вместо этого? Выслушивать телефонные звонки «у меня тут сыначка подрастает, можно ли его куда-нибудь пристроить губернатором», «в Измайлово обижают магометанские народы», «в Ростове хулиганят», «на броненосце течёт гальюн, выделите ещё денег», «у нас унесло ветром в Эстонию тридцать надувных танков», «наша ракета взлетела на целый километр, прежде чем взорвалась»…

Утратив от нахлынувшего гнева дар речи, президент зарычал, после чего схватил со стола почётную грамоту московского водоканала (на ней был изображён двуглавый медведь с ассенизационными черпаками в лапах) и с видимым омерзением разодрал её в конфетти. Только после этого он смог продолжить свою филиппику:

- Я выше всего этого! Я не хочу и не буду заниматься всей этой дребеденью, с которой ко мне лезут в то время, когда я обдумываю проект разделения сфер геополитического влияния на территории постсоветского пространства! Когда я подготавливаю схему урегулирования арабо-израильского конфликта! Когда я хочу быть посредником-миротворцем в индо-пакистанском противостоянии! Я хочу выступать на трибуне ООН, рассказывая о величии России и об её особом пути, и чтобы мне аплодировали слушатели! И чтобы я рассказывал и рассказывал, а они всё аплодировали и аплодировали!

— ООН у тебя будет, — заверил его министр, — а что до министра телепропаганды, то я просто посоветую снять его с поста и снять с него кольцо. Без лекарств он очень быстро станет дисциплинированным.

— Я тут внезапно подумал, — устало начал президент, облокотившись на стол и обхватив пальцами лоб, — что мне следует поснимать кольца с вас всех. Вы только и умеете, что требовать денег и вечную жизнь. Я согласен покупать лекарства для друзей. В конце концов, друзья, которые давали мне списывать в школе, это святое. Я согласен выделять деньги на лекарства для жён друзей, всё-таки, семья – это тоже святое. Когда у меня начали просить лекарства для детей, я нахмурился, но согласился. Но теперь у меня начинают требовать лекарства для внуков, и я понимаю, что мой узкий элитарный клуб для избранных друзей превращается в проходной двор! Посбрасываю вас ко всем чертям в регионы и наберу себе новых друзей, которые будут меня слушаться. Они-то будут знать, кому они обязаны и кто здесь главный

— Хорошая мысль, — сказал министр. — Тогда начни с твоих служивых, потому что они уже переходят всякие границы. Синяк у меня под глазом вопиет о той вседозволенности...

— Я знаю, — холодно ответил президент. — Но твоё недовольство дестабилизирует страну. Если бы не мои служивые люди, то напротив меня сейчас сидели бы не вы, а солдаты НАТО.

— При чём тут НАТО? – возмутился министр. – Они просто везде! Мне выдали нового водителя, который не умеет переключать передачи и заводится с третьей попытки. Он чуть не слетел в кювет, обгоняя кортеж министра обороны на красный свет. Я потребовал его заменить, мне ответили: «Это наш информатор. Пусть остаётся». Что это такое?

Президент заглянул в кофейную чашку. Она была пуста, и президент с грустью поставил её обратно.

— Мой милый наивный министр иностранных дел, — начал он с каким-то теплом в голосе, словно говорил с первоклассником. – Я могу отправить в отставку генерала, это несложно. Я могу отправить в отставку министра, это тоже не так трудно. В теории я даже могу распустить целую службу, я ведь уже так делал. Но я не могу отправить в отставку общественный институт силовых структур, во-первых, служащий моей опорой, а во-вторых, специализирующийся на арестах. Он немедленно возродится из пепла, точно феникс. Какая тебе разница, арестует тебя федеральная опричная служба или возникшее вместо них управление по защите конституционного строя? Если уж на то пошло, то я подозреваю, что у кого-нибудь из них есть не только дело на меня, но и мой двойник, который в случае необходимости просто наденет мою маску, сядет в это кресло, и никто даже не заметит разницы. Я же тем временем буду сидеть в карцере, либо у опричников на Александровском валу, либо в гостапо на улице Ивана Калиты, и я даже не знаю, что из этого хуже...

— Ну хорошо, силовиков я ещё пойму! — министр иностранных дел всплеснул руками. — Но вчера, когда мой лучший переводчик начал повторять вслух английскую грамматику, его кто-то услышал. Неизвестные хулиганы выломали дверь, сказали, что он своими поступками оскорбляет русскоговорящих людей, избили его, сожгли на полу все учебники английского языка (чудо, что квартира не загорелась), а уходя, налепили на стену подъезда бумагу о том, что здесь живёт предатель родины, выявленный и обезвреженный Дружиной Патриотической самообороны. Этот маразм из провинции уже дошёл до Москвы! Это уже ни в какие ворота не лезет! И только не надо втирать мне очки про то, что если бы к моему переводчику не пришли дружинники, то вместо них в дверь постучались бы солдаты НАТО!

— Я никому не втираю, — чуть склонив голову, сказал президент. — Какие у тебя есть доказательства, что к этому инциденту имеют отношение добровольческие бригады?

Министр иностранных дел даже не нашёл слов, чтобы высказать всё то, что было в этот момент в его взгляде. Президент продолжил:

— Однозначно, это провокации пятой колонны. Задумайся, кому выгоден этот поступок? Явно тем, кто хочет дестабилизировать обстановку и бросить тень на людей, любящих свою родину, на патриотов России, которые готовы отдать свою жизнь за суверенитет страны. Я подчеркну то, что добровольцами из бригад движет стремление обеспечить не только безопасность родины, но и твою безопасность!

- Ich fickte im Arsch und Ohren[7] такую безопасность… - вполголоса проворчал министр иностранных дел. Президент его не услышал.

- Я не удивлюсь, — продолжил он, — если следствие установит, что твой переводчик сам заплатил нападавшим, чтобы организовать эту провокацию и оказать на тебя давление. И вообще, любой может купить бумагу в канцелярском магазине и написать любое объявление, хоть от имени Дружины Патриотической самообороны, хоть от Союза Охраны правопорядка.

- Да ты что? – чуть наклонив голову, спросил министр иностранных дел. В его голосе чувствовалось гиперболизированное удивление. – Правда?

- Конечно же! – горячо воскликнул президент, приняв слова министра за чистую монету. – И завербованные агенты запада вовсю этим пользуются, чтобы выслужиться перед своими хозяевами и отчитаться за полученные средства...Кстати, про деньги. Ты составил смету?

Министр иностранных дел недовольно фыркнул и достал из портфеля пачку бумаг.

— Предварительные подсчёты таковы: разработка проекта и сметы — десять миллиардов рублей. Уплата выездных пошлин — пятнадцать миллиардов. Обязательное страхование жизни и здоровья — двадцать миллиардов. На поездку нашего посла до границы с Евросоюзом — сто миллиардов с учётом асфальтирования дорог и противоклещевой обработки местности. На поездку по Евросоюзу - двести миллиардов, без учёта миллиарда суточных. На интеграцию со всемирной визовой системой — сорок миллиардов...миллиардов…

От перечисляемых сумм у президента началось дыхание Чейна-Стокса.

- … на восстановление аппарата Министерства иностранных дел — пятьсот миллиардов...

Налившийся кровью президент впился пальцами в крышку стола и, глядя министру в глаза, медленно и отчётливо прошипел через плотно сжатые зубы:

- Ты можешь хотя бы сейчас не воровать, sooqa[8]?

Министр иностранных дел встретил это заявление с хладнокровием истинного дипломата и договорил:

- …и помимо всего вышеперечисленного, я хочу получить обратно здание на Смоленском бульваре. По историческим причинам оно должно принадлежать мне, а не Агропрому. Ты же сам всё время говоришь, что Россия должна быть готовой потратить последний рубль на свой суверенитет и независимость, а моё министерство уже двадцать лет как лишено полноценного финансирования…

Не находя слов, президент вытащил из чашки серебряную ложечку и согнул её дрожащими руками прямо перед носом министра иностранных дел.

— Слушай сюда, — медленно прошипел гадюкой президент, кладя согнутую ложечку на стол. – Двадцать миллиардов тебе на всё. Делиться со мной не надо, но если ты своруешь хотя бы рубль, я прикажу, чтобы тайная полиция переоделась украинскими партизанами и публично расстреляла тебя на Лобном месте вместе со всем твоим аппаратом иностранных дел!

—- Kurwa[9]! Я не могу работать в таких условиях! – гневно возопил министр. – Можно подумать, что ты платишь из своего кармана!

—В гневе президент схватил двумя руками чашку и попытался откусить её край. Это ему не удалось. Негромко хрустнула зубная эмаль.

- В России — все деньги мои! — гневно сказал президент, ставя чашку обратно. - К тому же, их мало, - добавил он, ощупывая резцы нижней челюсти.

Министр иностранных дел вытащил из внутреннего кармана пиджака флакончик одеколона, открыл его и, вопреки моим ожиданиям, всего лишь смочил себе виски. Этот нехитрый ритуал явно придал ему уверенности.

- Что значит мало? – спросил он, убирая одеколон. - Тебе же совсем недавно на юбилей напечатали десять вагонов денег. Только не говори мне, что ты их уже потратил!

- Во-первых, - президент ткнул мокрым от слюны указательным пальцем в направлении министра, - десять вагонов рублей, а не денег. Во-вторых, это мой личный резерв, не путай эти деньги с государственными. Эти вагоны стоят у меня в резиденции до лучших времён на запасном пути, а в-третьих, это не твоё дело…

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 17 181920 21 22 Следующая ⇒