Москва 1 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 17 из 22Следующая ⇒

Здесь в роли эпиграфа должна была находиться

цитата из песни «Вторая ария Ивана»,

в исполнении группы «Сектор газа»,

повествующей о путешествии

Ивана Царевича к Кащею Бессмертному,

однако автор не решился разместить здесь эту цитату

по причине её полнейшей нецензурности.

И вот я, войдя в режим «нас не догонят», благополучно добрался четырьмя поездами до Москвы. Конечно, все они несколько уступали прославленному японскому экспрессу «некомими синкансен», но, не мог не признать я, российские железные дороги честно выполнили свою главную функцию. Я в столице. Моя телепортация завершилась.

Это прекрасно, но что же теперь следует делать дальше, спросил я себя? В гостиницу с моими документами нельзя. Может быть, отправиться по адресам московских друзей, если они ещё там живут? Или пойти к ДК Горбунова, чтобы встретить Светлану? Или отправиться на Старую площадь, как требовал Алексей? Я понадеялся, что во время битвы в поезде канцелярист не сильно пострадал.

Путешествие завершилось тем, что я пришёл к финишу, абсолютно не имея при этом никакой цели. Человек в чёрном рекомендовал мне эту поездку для того, чтобы ощутить биение жизни. Безусловно, мне удалось прочувствовать это биение самым непосредственным образом, но что же делать теперь?

В здании вокзала перед рамами металлоискателей с вывеской «Визовый контроль» выстроилась длинная очередь. Несколько сотрудников не то полиции на транспорте, не то ещё какой-то службы проверяли у людей документы. Я уже привычным движением показал издали удостоверение сотрудника Канцелярии, и спокойно миновал кордон. Один из служащих любезно открыл для меня створки турникета; я кивнул ему в знак благодарности. Толкнув сопротивляющуюся дверь, я вышел наружу.

Бывшая площадь Белорусского, а ныне, как это следовало из огромной надписи на здании, Минского вокзала встретила меня городским шумом, запахами автомобильных выхлопов и невероятным количеством спешащих людей. Перед входом в метро выстроилась просто невообразимая очередь. У дверей, где стоял наряд полиции, висели два больших стенда:

«ВХОД В МЕТРО ТОЛЬКО ПО ПАСПОРТУ ГРАЖДАНИНА МОСКВЫ»

«ПРЕДЪЯВИ ВЕЩИ К ДОСМОТРУ»

Поразмыслив, я решил прогуляться пешком. Всё же, у меня не было паспорта москвича, и я не хотел проходить ещё один пост контроля, где могли бы присмотреться к моим бумагам. У меня не было желания рисковать, подвергаясь второй проверке документов за десять минут; на ум мне пришло воспоминание о досмотре вязьминской электрички. К тому же, я хотел посмотреть на Москву надземную. Ноги сами развернули меня направо и понесли вперёд.

Я шёл по Тверской улице к Кремлю. Я смотрел на Москву, а Москва смотрела на меня, коренного провинциала. Москва смотрела на меня десятками окон, чистых и пыльных, открытых и затворенных, больших, в человеческий рост, и маленьких, словно слуховые окошки чердаков. Москва смотрела на меня горящими фарами автомобилей и сложенными из десятков светодиодов фасетчатыми глазами светофоров. Москва смотрела на меня глазами сотен пешеходов, что спешили куда-то по делам в этот осенний день. Москва смотрела на меня мельком, пробегая и тут же скатываясь взглядом с меня, как ртуть сбегает с вощёной бумаги. Я шёл по Тверской улице к Кремлю.

Как всё это странно, сказал я себе. Я прибыл сюда из прошлого и за сутки вжился в этот странный и во многом непонятный мне мир. Очень многое удивило меня, многое показалось странным, но при всей своей необычности – собранным в одну систему, словно мозаика из тысячи кусочков. Самым удивительным было то, что во всём этом можно было существовать. Люди жили, и даже как-то радовались своему бытию. Отчего-то мне вспомнилась картина «Всюду жизнь». После моего суточного путешествия четырьмя поездами, это было прекрасной аллегорией России будущего.

В России жить можно, резюмировал я, и тут же развернул свою мысль: а в Москве ещё и нужно. Столичность незримо ощущалась во всём. В людях: в быстрой и уверенной походке москвичей, в выражении их лиц, в какой-то целеустремлённости, что была присуща каждому из прохожих и свидетельствовала о том, что в глубине каждого из них скрывается какая-то московская мечта, что незримо и гарантированно отличает жителя метрополии от провинциала. В зданиях: в огромных, облицованных по-осеннему холодным мрамором высотках, с дверьми подъездов высотой в два этажа, с окнами в фигурном обрамлении, с мемориальными досками, свидетельствующими о том, какие славные события происходили здесь и какие вершители истории когда-то смотрели на Москву из этих окон. Даже в автомобилях: ухоженных, многочисленных, солидных, многих — с заменёнными эмблемами производителей, но в прекрасном состоянии. Казалось невероятным, что всего в паре часов езды отсюда люди получают зарплату просроченными продуктами и надевают брюки, найденные на помойках, а люди в чёрной форме бьют резиновыми дубинками тех, кто пытается проникнуть в этот рай. Да, я действительно попал в другой, лучший мир. Это была столица, сконцентрировавшая в себе всю страну, собравшая в себе всё, что было в пределах досягаемости, и превратившаяся в ведро лучших сливок на цистерне обезжиренного молока.

Половину полос Тверской ремонтировали. За сетчатым забором было видно, как трудолюбивые рабочие укладывают тяжёлые мраморные плиты на проезжую часть. Из-за этого ремонта вся оставшаяся часть Тверской стояла в чудовищной пробке, которой не было видно ни конца, ни края. Бесконечная колонна неподвижных машин уходила в обе стороны, сколько хватало взгляда.

Тротуар улицы уже был переложен. Изумительный белоснежный мрамор, по которому я ступал, казался брошенным в пропасть осенней слякоти.

Откуда-то повеяло восхитительным ароматом свежей выпечки. Повинуясь даже не интуиции, а желанию подкрепиться, я свернул в булочную, где на прилавках лежали кренделя, слойки, плюшки, сдобы, пироги, пирожки, и прочие произведения пекарного искусства. Назвать всё это великолепие хлебобулочными изделиями означало бы опошлить истину. Я так и не рискнул этого сделать.

— Дайте, пожалуйста, курник, — обратился я к молодой симпатичной девушке с убранной набок чёлкой и небольшой мушкой на носу. Мне даже в голову не пришло спросить, сделан ли курник из пшеницы и не соевая ли внутри курица? Это показалось мне таким же неуместным, как поинтересоваться возрастом девушки с чёлкой. – И ещё чай.

— Пажаалуйста! — ответила девушка, непривычно для меня произнося букву «а».«а», и с широкой улыбкой выдала мой заказ. Мне показалось непривычным, что с меня в этот раз не взяли никаких пошлин или сборов. Я разместился за небольшим столиком возле окна и с аппетитом съел свой обед. Как я и ожидал, это был прекрасный курник без малейшего намёка на какието добавки. Москва встретила меня гостеприимно.

В углу на специально оборудованном столике под флагом России находился телевизор. У чёрно-белого ведущего отсутствовала не только мимика, но и пластика движений; то ли невидимый баллон раздувал его изнутри, то ли костюм, напоминавший по фасону деревянный бушлат, был мал ведущему сразу на пять размеров. Своим абсолютно неподвижным корпусом и странно поднятыми плечами он так напоминал манекен, что я не без чувства ностальгии вспомнил музыкальный клип на песню «Домо аригато, мистер робот». Глаза у робота попеременно то вспыхивали, то угасали, подобно огонькам новогодней гирлянды (это напомнило мне металлический барельеф медведя на локомотиве калининградского поезда). На заднем фоне телестудии виднелась надпись «Пятая колонна и происки стран Запада, как первоисточник всех проблем России». Звук был выключен, и понять, о чём говорит механически двигающий челюстью робот, похожий на суррогатного Кашпировского, было совершенно невозможно. Над телевизором висело объявление:

Дорогие посетители нашей булочной!

К сожалению, мы вынуждены соблюдать федеральный закон

«О телетрансляциях в местах общественного питания»,

Но в нём не сказано, что у телевизора

должен быть исправен динамик.

Желаем вам приятного отдыха! Наслаждайтесь тишиной!

Это объявление выглядело весьма фрондерски, что определённо обрадовало меня. Воздух свободы всегда опьяняет, предостерёг я себя от падения в пучину эйфории. Почему-то мне вспомнился универмаг в посёлке образцового патриотизма и штурм электрички в Можайске. Как знать, может быть, эта милая девочка, что широко улыбнулась мне, одна из тех утренних пассажиров, что ехала со мной в давке и тесноте рабочего поезда? Ты сейчас ешь курник, а она вернётся домой и будет ужинать соевым салатом с фасолью? Не забывай, что твои приключения с загранпаспортом, красной корочкой и кучей денег позволяют увидеть Россию в привилегированных условиях.

Ощущая приятную тяжесть после сытного обеда, я вышел наружу, в мир броуновского людского движения. Я подошел к Бульварному кольцу и остановился на переходе. Кольцо стояло в такой же бесконечной пробке, как и Тверская, так что при желании я мог бы спокойно перейти улицу, пролезая между машинами.

Рядом с переходом возвышался огромный пёстрый щит с социальной рекламой. Сторона, обращённая к Минскому вокзалу, лаконично сообщала:

«ТВОИ НАЛОГИ – БОГАТСТВО РОДИНЫ»

Сторона, направленная к Кремлю, была более красочной. На ней располагалась огромная фоторепродукция с какого-то сельскохозяйственного парада. Колонна бравых парней в форме маршировала с лопатами наперевес. Почему-то этот кадр вызвал у меня ассоциацию с крестьянским восстанием. Внизу шла большая надпись:

«НАРОД, НЕ ЖЕЛАЮЩИЙ КОРМИТЬ СВОЁ ПРАВИТЕЛЬСТВО,

БУДЕТ КОРМИТЬ ЧУЖОЕ».

ОТТО ФОН БИСМАРК

Я услышал неприятное, резкое кряканье автомобильного спецсигнала и оглянулся. По мраморному пешеходному тротуару Тверской улицы ехали пять джипов, каждый из которых был покрыт сусальным золотом. Это выглядело очень впечатляюще. На секунду мне показалось, что я оказался в клипе какого-то американского рэп-исполнителя и что сейчас из позолоченных джипов выйдут высокие подтянутые негры, которые будут мастерски играть в баскетбол, а стройные девушки с афрокосичками начнут зажигательно танцевать хип-хоп под ритмичную музыку, льющуюся из большого серебристого магнитофона.

— Дорогу патриарху Симону, — - произнёс искусственным голосом громкоговоритель на одной из машин. — Расходимся, расходимся, поживее!

Да, это было даже не нью-йоркское гетто. Я, как и остальные пешеходы, шагнул к стене здания. Наверное, так же воды Красного моря расступились перед ветхозаветным Моисеем. Слева от меня, почти упираясь в меня локтём, стояла рыжеволосая девушка в зелёном пальто. Я чуть отодвинулся в сторону, пропуская её в более безопасное место, где в стене здания была небольшая ниша. Девушка благодарно кивнула мне, и я почувствовал себя рыцарем, защищающим прекрасную даму от дракона.

Золотой кортеж проехал в полуметре от меня; я увидел своё отражение в пронесшихся передо мной дочерна тонированных окнах. У отражения были большие удивлённые глаза. Всё же, не каждый день в полуметре от тебя проезжает патриарх.

Как удивительно контрастна Россия, поднял я бровь, протискиваясь между машинами, стоящими на переходе. Увидеть и понять страну и Москву оказывалось таким же нереальным делом, как обнять слона одним движением.

Впрочем, увиденная мною жизнь столицы вселила в мое сердце надежду. Можайск сопьётся от безработицы, а Ржев превратится в город образцового патриотизма; Курилы продадут Японии, а Забайкалье достанется в вечную аренду Китаю; начнёт умирать с голоду вологодская деревня и вспыхнут бунты на Урале, но, несмотря на всё это, столица уцелеет и будет жить дальше, сохранив в себе сердце страны. Она останется нетронутой, словно крепость посреди сожжённого врагами города, она превратится в ковчег, способный выдержать натиск стихии, разметавшей всю страну, и, не мог не подумать я, в своём величии Москва однажды станет надгробным памятником России.

Я прошёл мимо богато украшенного здания, немного напомнившего мне Арсенал в Старом городе Гданьска. Очевидно, это была мэрия. Прямо у входа стояла роскошная резная карета чёрного полированного дерева, запряжённая шестёркой оленей. Стоящие на запятках лакеи в идеально сшитых бархатных ливреях брусничного цвета даже не посмотрели на меня. Не желая показывать свою провинциальность, я прошёл, не оглядываясь, словно каждый день только и делал, что ходил мимо карет, запряжённых оленями.Один из четвероногих посмотрел на меня внимательным грустным взглядом, словно хотел что-то сказать. Отчего-то я вспомнил виденного утром каучукового лебедя; хоть и не ценной бандеролью, но я всё-таки добрался до Москвы, а он остался в кленовом сквере.

По другую сторону Тверской, возле памятника основателю Москвы, шёл какой-то митинг. Над толпой реяли флаги. Оратор рычал в микрофон так, что было возможно разобрать только что-то наподобие «прррредатель ррррродины оскорррррбляет патррррриотов». Я подумал, что эти слова звучат подобно логопедическому упражнению для развития дикции.

«Требуем справедливой судебной расправы над «писателем» Б.!», увидел я на одном из плакатов, который держали сразу трое митингующих. Не без труда я вспомнил критическую статью во вчерашней газете. Казалось, что я прочитал её год назад. Похоже, что создателю книги «Энтерпрайз» в Днепре» предстояло не по своей воле перейти к жанру бандитского романа и в скором времени обогатить сокровищницу отечественной литературы такими шедеврами, как «Писатель на шконке», «Баланда для патриота» и, если повезёт, «Свекольное поле амнистии». Где-то в глубине себя я вспомнил, что и сам уже было морально готовился писать мемуары под заглавием «Наш дом – Сибирь», но не стал развивать эту мысль.

Дорога шла под горку. Впереди, в кристально чистом акварельном небе, словно два маяка, виднелись башни Кремля. Неужели вот она, цель моего пути? Для чего я вообще здесь?

Неторопливым шагом я вышел к Манежной площади и замер от удивления. Кремль почти не изменился за прошедшие годы. Даже огромные спирали из колючей проволоки поверх стен не бросались в глаза. Куда как более заметным и удивительным был шестиметровый сухой ров, идущий вокруг Кремля и заполненный проволочными заграждениями почти доверху. На углу, возле круглой башни, чьё название я так и не мог вспомнить, стояла вышка. На ней, за маскировочной сеткой виднелись фигуры часовых и что-то непонятное, напоминавшее станковый пулемёт

Ступая по брусчатке мимо знака нулевого километра, я вышел на Красную площадь. Сухой ров уходил дальше, к Москве-реке. На месте мавзолея располагался серый бетонный дот. С его крыши в небо вздымались спаренные стволы малокалиберных зенитных пушек.

Я стоял посередине Красной площади, греясь в лучах рыжего осеннего солнца. В десятке метров от меня, перед рвом, располагался невысокий, примерно по грудь, забор из колючей проволоки. Судя по небольшому искрению и лёгкому запаху озона (я с чувством ностальгии вспомнил, что в детстве точно так же пахло от телевизора), по нему шёл ток. Небольшие таблички извещали, что проход категорически запрещён а к нарушителю будет немедленно применено оружие. Похоже, надо было идти на Старую площадь. Я не вполне знал, где она располагается, но почему-то предположил, что это в противоположной стороне от Нового Арбата.

- Стойте! Подождите! – раздался чей-то крик, оборвавший мои размышления. Я прикрыл глаза ладонью, чтобы увидеть кричащего.

От Спасской башни ко мне бежал худой, одетый в строгий тёмно-синий пиджак мужчина совершенно цивильного вида. Он был высок и в меру худ; на вид ему было за сорок. Ежик русых волос, так же как и усы, топорщился во все стороны. — Не убегайте!

Я и не думал убегать, но таинственный незнакомец крепко взял меня под локоть и поволок к Спасской башне.

— - Пойдёмте скорее! Мы вас ждём с самого утра! — сообщил он мне крайне взволнованным голосом. — Почему вы сразу не пошли в Кремль?

— А вы, вообще, собственно, кто? — поинтересовался я, делая попытку высвободить локоть. Мне это не удалось. Незнакомец держал меня крепко.

- Да, конечно, позвольте представиться: я член президента.

- Кто, простите???

Я немного обомлел. Конечно, я знал, что президент России хочет меня увидеть, но я полагал, что он встретит меня целиком, а не фрагментами. Моё удивление не осталось незамеченным.

- Нет, что вы, что вы! – воскликнул член президента. – Не в том смысле! Я кто-то вроде глашатая или порученца. Вот, взгляните.

Перед моими глазами раскрылось и тут же закрылось удостоверение, свидетельствующее, что предъявитель сего, господин Д., является Чрезвычайным и Уполномоченным Членом Президента по общению с населением.

Мы приблизились к блокпосту у Спасской башни, где в карауле возле бронетранспортёра стояли пятеро солдат. Чрезвычайный член вцепился в мой локоть мёртвой хваткой и буквально протащил меня мимо них, по пути так гаркнув часовым «Он со мной!», что в них что-то хрустнуло. Мы торопливо обогнули шлагбаум.

По ту сторону Спасской башни нас встретили три танка, стоявшие прямо напротив ворот. Это были настоящие стальные танки; их почтённый возраст не могла скрыть даже свежая краска. Метрах в двухстах впереди за мешками с песком размещалась миномётная батарея. Я аккуратно посмотрел налево: на небольшой посадочной площадке располагалось два пожилых, но ещё, судя по всему, работоспособных вертолёта военного типа.

— Какие здесь солидные укрепления, — сказал я, оглядываясь.

— Конечно же! Как же иначе! Это же Кремль! Отступать некуда – за нами только Москва-река. У нас нет возможности сбежать на подлодке в Антарктиду, да и на вертолёте, как показывает мировая практика, не всегда получается улететь, поэтому мы принимаем все необходимые меры предосторожности. Как-никак здесь живёт и работает президент. Лет тридцать пять назад многие выходили на площадь протестовать, и это ужасно мешало работать. Сначала мы разгоняли митингующих, но потом господин президент придумал гениальное решение: если в Москве не будет площадей, то людям будет некуда выходить с протестами!

— Да?

— Нет, ну конечно, мы не все площади убрали. Только центр Москвы. Красную и Манежную перекопали, Пушкинскую застроили жилыми домами, а на Болотной разместили несколько дотов и пулемётную вышку...

Мы обогнули миномётную батарею. Солдаты с любопытством посмотрели на нас, но остановить не решились. Я увидел, что из склона Боровицкого холма вырастает громадный бетонный бункер, по всей видимости, способный выдержать даже прямое попадание из знаменитой гаубицы «Гамма мёрзер».

— Скажите, а где у вас здесь бронепоезд? — как бы невзначай поинтересовался я.

— Он не здесь, — бросил мой собеседник. — Стоит на Брянском вокзале. Правда, это уже совсем запасной вариант. Зато в нём хватит топлива, чтобы в случае необходимости добраться до черноморских баз, где наготове ждёт быстроходный катер. - Как всё продумано, - заметил я. – Но хочу заметить, что путешествовать поездом крайне небезопасно. Могут арестовать в любой момент.

Вы правильно делали, что добирались до Москвы инкогнито, — похвалил он меня, ловко уходя от темы. — Если бы вы вели себя как обычный человек, то вас бы очень быстро взяли. Понимаете, наши спецслужбы умеют арестовывать только законопослушных людей. Вы же действовали как настоящий преступник: переодевания, смена электричек, поддельные документы... Я восхищён вами.

— Разве у меня подделка?

— Ах да, конечно же, нет, у вас настоящие. В общем, вы обыграли наши спецслужбы.

Обогнув колокольню (там располагался наблюдательный пункт и блестели линзыартиллерийского дальномера), мы перешли Соборную площадь и поднялись по лестнице Грановитой палаты, миновав ещё один охранный пост. Пулемётчик с нарукавной нашивкой «ЛКПВП» посмотрел на меня с плохо скрываемым сомнением, но промолчал и даже козырнул нам. Член президента ударил по двери кодовым стуком. Ворота отворились.

На моё удивление, внутри никого не было. Мы миновали высокую залу, расписанную фресками. Под потолком шла богатая позолоченная лепнина. Мягкая красная ковровая дорожка заглушала наши шаги. Дорогой дубовый паркет матово сиял в свете роскошных золотых люстр.

Президент примет вас в своем малом кабинете, — пояснил член президента. — Нам нужно спешить.

Двери на вершине лестницы были закрыты. Сбоку на стене располагался домофон в виде бронзовой львиной морды.

— Откройте, это мы! — радостно сказал льву в пасть член президента. В стене послышалось какое-то жужжание. Тяжёлые двери открылись, и мы одновременно перешагнули через порог. Чрезвычайный член снова сжал мой локоть, словно боялся, что я сейчас ударю его по голове и сбегу.

— Господин президент Российской Федерации! — торжественно провозгласил он. — Я привёл его!

После путешествия по роскошным коридорам я ожидал увидеть что-то потрясающее и похожее на тронный зал в королевском дворце, но даже не мог представить себе, что окажусь в большом кабинете с крайне простой, на грани аскетизма, отделкой. Наверное, так бы мог выглядеть кабинет советского партийного функционера: на секунду мне показалось, что я попал не в будущее к президенту, а в прошлое к секретарю калининградского обкома Коновалову, чтобы лично высказать ему своё недовольство по поводу сноса Кенигсбергского замка. Стены были обшиты жёлтыми панелями из древесно-стружечных плит. Вдоль них стояли шкафы сурового стиля, характерного для мебели ленинградского древтреста. На полках в рабочем беспорядке лежали книги и папки бумаг. Неподалёку, возле двух больших сейфов, висела большая карта России. Дальше шли стол того же сурового стиля с документами, стол с компьютером (это был импортный агрегат футуристического вида) и ещё один большой стол, за которым сидел сам господин президент в белоснежной рубашке и красном галстуке. Одну из стен украшало большое панно с металлическим двуглавым орлом высотой в полтора человеческих роста. Я уже успел отвыкнуть от старого герба.

Президент России уже было раскрыл рот, чтобы произнести не то приветственную речь, не то слова благодарности, как резко и неприятно зазвонил один из телефонов на его столе. Президент поморщился и схватил трубку.

- Да, добрый день, рад вас слышать, - заговорил он необычно почтительным тоном. – Конечно, конечно же, следствие по поводу сбитого самолёта ведётся…да, полным ходом…

Член президента замер, готовый исполнить любое повеление, но никакой команды не последовало. По всей видимости, в кабинете наступил странный момент паралича государственной власти.

- Непременно, непременно… - продолжал говорить президент, ослабляя левой рукой свой галстук. – Всех накажем. Я полностью с вами согласен. Не извольте беспокоиться… Поверьте, я приношу вам свои самые искренние извинения. Всё будет в лучшем виде… Да. И деньги я тоже выделю... Сколько вам угодно. Я всегда рад помочь вам всем, чем возможно. Конечно же, как скажете. Нет, мы справимся с расследованием своими силами. Я очень вас прошу.

По всей видимости, президенту во время разговора было крайне неловко. Это читалось во всём его облике.

- Пожалуйста, не нужно присылать в Москву батальон смерти «Абрек», мы всё прекрасно поняли в прошлый раз, - почтительно сказал он в трубку. - Давайте лучше я выделю вам ещё денег, хорошо? Если хотите, мы заплатим золотом. Исполнить ваше желание – для меня огромная честь. Если вы будете столь любезны, я вам перезвоню, мне сейчас не очень удобно говорить. Конечно же…

Не переставая разговаривать, президент сделал нам жест ладонью. Вертикаль власти пришла в движение. Член президента по общению с народом аккуратно потянул меня назад. Только сейчас я разглядел, что мы зашли в кабинет из потайной двери, замаскированной под стенную панель.

Мы снова оказались в коридоре, а я – ещё и в недоумении.

- Важный звонок, - пояснил мне чрезвычайный член, не вдаваясь в подробности. От нечего делать я оглянулся, и мой локоть снова сжала было ослабшая хватка. – Это звонят с Северного Кавказа, поэтому проигнорировать нельзя... Кстати, куртку можно повесить сюда.

Я повесил куртку на небольшую вешалку сбоку. Это было очень непросто, так как чрезвычайный член явно не хотел выпускать меня из рук.

- Войдите! – глухо донеслось из-за двери, и мы снова вошли в кабинет президента. Он сидел за столом и вытирал вспотевший лоб салфеткой. Его рубашка была расстёгнута, а красный галстук покачивался на одном из крыльев металлического орла. Вид у президента был грустный.

- Der Teufel soll den Kerl buserieren, - уныло произнёс президент, - чёрт бы их подрал. Я трачу на них больше денег, чем на всю остальную Россию, вместе взятую, а они даже не пытаются делать вид, что соблюдают мои законы. Впрочем…

Президент выкинул смятую салфетку в урну, одёрнул рубашку и преобразился в одну секунду. Перед нами был лидер сверхдержавы, в каждом движении которого ощущалась уверенность в завтрашнем дне.

— Я рад приветствовать вас, — обратился он ко мне, протягивая руку. Президентское рукопожатие было крепким. — Надеюсь, что незначительные инциденты в дороге не доставили вам каких-то неудобств. Мои люди порой так спешат выполнить мои приказы, что порой уподобляются телеге, опередившей лошадь Это происходит у них исключительно от любви к родине.

- Ничего страшного, - солгал я из вежливости. На какую-то долю секунды я даже растерялся. Вы же не станете ругать пожарного, за то, что он натоптал у вас в квартире? Вот так и я не решился высказать президенту всё то, с чего хотел начать. Пять минут назад я бы охотно поприветствовал президента теми же словами, с которыми немецкий рыцарь Гёц фон Берлихинген однажды обратился к своему королю, но, к сожалению, момент был утрачен.

Вот и славно. Садитесь, — любезно, но несколько двусмысленно сказал мне президент. Я расположился напротив него в большом и очень удобном прямоугольном кресле, словно вынесенном из дома-музея Леонида Брежнева.

Какое-то время мы сидели в тишине. Президент внимательно смотрел на меня, не произнося ни слова. Потом он сложил руки в замок.

— Я объясню вам суть проблемы. Вас, как и ваших отпечатков, нет в общероссийском государственном реестре физических лиц. Вы не пересекали границу страны, по крайней мере, не пересекали легально. У вас на руках настоящий российский загранпаспорт международного образца с настоящей визой. Их не выдавали уже тридцать лет. Тем не менее запрос показал, что шесть лет назад один из паспортов был изготовлен и вручен. Вам. В книге регистрации почему-то даже есть запись о моём личном разрешении. Дайте мне договорить, — остановил он меня. — Вы приходите в банк и меняете валюту так, словно делаете это каждый день. Вы знаете, как минимум, два иностранных языка. С ног до головы вы одеты в зарубежную одежду. Экспертиза показала, что вашей куртке не больше года.

— Это запрещено?

— Да. Если бы вы могли носить новую зарубежную куртку, свитер, рубашку, джинсы, носки и ботинки, то я знал бы вас лично. У меня прекрасная память на лица. Дайте ваш паспорт для проведения экспертизы и установления подлинности.

Президент взял паспорт, очень внимательно рассмотрел вкладку с шенгенской визой, подозрительно взглянул на меня и открыл страницу с разрешением на выезд.

— Выездная виза. Как вы её получили? Почему здесь стоит моя личная подпись и моя личная печать?

- А, так это была ваша подпись?.. - удивился я. Президент косо посмотрел на меня и, ничего не говоря, перелистнул несколько страниц до того места, где синели отечественные штампы.

- Выездной штамп пункта погранконтроля Мамоново, четырнадцатое сентября пятьдесят четвёртого года. Почему в архивах пограничников обнаруживается бумага, где написано, что вы действительно пересекали границу в Мамоново в пятьдесят четвёртом? Как вы могли получить этот штамп, если пункт погранконтроля упразднён в тридцать втором?

Я пожал плечами.

- Въездной штамп, Сморгонь, республика Беларусь, пятьдесят пятый год. Кто вам поставил этот штамп, если уже четверть века каждому, кто произнесёт словосочетание «республика Беларусь» дают семь лет за сепаратизм?

Похоже, с датами получилось несколько неудачно. Господин президент продолжал перечислять штампы, напоминая чернокнижника, призывающего демонов ада:

- Нестеров! Сморгонь! Сморгонь! Нестеров! Советск! Мамоново-два!..

Он торопливо перелистал паспорт к началу, где располагались чёрные штампы зарубежных стран:

- Гроново! Гжехотки! Панемюне! Кибартай! Нида! Безледы! Голдап! Как вы могли пересекать полностью закрытую границу через несуществующие КПП? Что это за дьявольщина!?!? Вы кто - чёрт?

- О, я много путешествовал, - честно ответил я, не вдаваясь в подробности. – В любой «Засеке» есть проходы, на любом КПП есть добрые люди.

Чуть успокоившись, президент убрал мой паспорт в верхний ящик своего стола и задвинул его с глухим стуком.

— Прежде чем мы продолжим, я обязан спросить у вас еще одну вещь. Пожалуйста, не смейтесь. Когда решаешь вопросы государственной важности, то поневоле приходится предусмотреть все варианты. Это входит в мои должностные обязанности. Так вот, скажите: вы – прогрессор из будущего?

— Нет, — коротко ответил я.

Я не стал упоминать о том, что я человек из прошлого. Если мне суждено попасть в одно из заведений, расположенных на улице Матросская Тишина, то уж пусть это будет не спецклиника для путешественников во времени.

— Это хорошо, — президент с видимым облегчением откинулся назад. — Тогда ответьте, кто же вы?

Я не совсем понял моего уважаемого собеседника.

- Что вы хотите? Мои имя и фамилию вы знаете. Если же вы ожидаете, что я объясню всё то, о чём вы говорили, то у меня это не получится. Я даже не знаю, что такое «реестр физических лиц»…

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒