|
|||
Москва 2 страницаЛадонь президента резким движением опустилась на одну из лежащих на столе папок. - Мне не нужно объяснять, - в его голосе почувствовалась тонкая, но хорошо ощутимая нить неудовольства. – Не нужно ничего объяснять. Объясняют там, - рука президента указала в сторону одного из углов кабинета, - в Останкинской телебашне. Там я держу опытных и очень, очень хорошо оплачиваемых специалистов, которые докажут вам всё, что угодно. Что мэр Владимира – выдающийся градоначальник-технократ, и что мэр Владимира – отпетый коррупционер-казнокрад. Что Минская Государственная республика – это главный международный союзник России, и что МГР – фашистское государство, деградировавшее под европейской пропагандой. Что я – величайший из всех правителей России, и что… Впрочем, я отвлёкся. Просто ответьте, кто вы? Я вздохнул, размышляя, как лучше ответить на этот вопрос. Не желая отказывать лидеру страны или же прибегать к обману, в то же время я не хотел открывать все карты. Поэтому я ответил президенту уклончиво. — Я тот, кому говорят «нет» женщины и кому говорят «да» банкиры, - неторопливо говорил я, обдумывая каждое слово. - Я тот, кто меняет в банке рубли на деньги и деньги на рубли. Я тот, для которого производится колбаса из сои и водка из опилок. Я тот, кто ест печёный картофель, и тот, кого кормят историями о величии страны. Я тот, кто ездит в столыпинском вагоне,плацкарта, и я тот, кого приходят арестовывать утром. Я тот, кого бережёт наша полиция, и тот, кого учат патриотизму дружинники. Я тот, кто оскорбляет чувства верующих, и тот, кто разжигает рознь. Я обычный гражданин России. Моё имя — легион! — Да-да, а живёте вы в землянке под холмом, - саркастически прокомментировал президент, сорвав всю драматичность сцены. Я удивился его начитанности. Мне захотелось сострить, что федеральная программа «Доступное жильё каждому россиянину» ещё не дошла до меня, но я сдержался. Шутить с президентами гораздо опасней, чем с драконами. Последние обладают определённым величием, благородством, совестью и чувством юмора, чего не скажешь о первых. Я ужас, мчащийся в Москву на колёсах плацкарта, сказал я про себя, давая выход внутреннему недовольству: в своих мыслях я ещё был вполне свободен. Я – анекдот, который рассказывают о тебе на кухне, мысленно сообщал я президенту, вспоминая, как он отнял у меня мой же паспорт. Я - баллончик с краской, которой пишут на стене «Президента в отставку». Я - фломастер, которым изрисовывают твой портрет в электричке. Я – орден Ботинка, которым тебя награждают на выборах. Я – зажигательная бутылка, которую бросают в стройные ряды гвардии, защищающей твой кабинет. Я – решётка твоей камеры, через которую ты будешь смотреть на звёзды ночного неба. Я, я… - Я не обрадован вашим ответом, — резко сказал президент, обрывая ход моих мыслей, — но в сложившейся ситуации будем считать, что меня удовлетворили ваши слова. Следующий вопрос. Как вы получили паспорт международного образца? — Для этого я написал заявление в соответствующие органы и целый день ждал в очереди, — честно ответил я. Этот ответ тоже не сильно обрадовал президента. Он поморщился. — А как вы получили шенгенскую визу? — Я пришёл в консульство и отдал паспорт, — снова ответил я чистую правду, умолчав о том, что мне пришлось достаточно долго копить на неё. Брови президента снова сдвинулись. — Вы напоминаете мне моего премьер-министра. Он тоже даёт абсолютно точные и абсолютно бесполезные ответы. Полагаю, бессмысленно спрашивать, как вы пересекали границу. Впрочем, думаю, этого достаточно. Перейдём к делу. Хотите кофе? — С удовольствием выпью, — честно признался я. — Только, пожалуйста, не цикориевый и не импортозаместительный. Президент посмотрел на меня с каким-то недоумением, а затем произнёс фразу, которую я запомнил навсегда: - Президент России не пьёт импортозаместительный кофе. Я смутился и перевёл взгляд в окно, за которым открывался прекрасный вид на Москву-реку. Цвета были незначительно искажены, как это бывает при зеркальной тонировке стёкол. Мой собеседник нажал одну из кнопок на столешнице и произнёс в зелёную настольную лампу: — Кофе, пожалуйста. И две чашки. Я решил устроиться с комфортом. — Скажите, а у вас не найдётся к кофе немного амаретто? — спросил я. — Принесите амаретто, — добавил президент, обращаясь к лампе. — Спасибо. Какой у вас необычный кабинет, — прокомментировал я. Президент кивнул. — Это мой рабочий кабинет. Там, во дворце, я только подписываю бумаги, провожу совещания, принимаю чиновников и осуществляю прочую имитацию бурной деятельности, ну а здесь я работаю с документами. Негромко прозвучал зуммер. Президент нажал ещё одну из кнопок. Один из боковых шкафов пришёл в движение, открывая небольшую дверь. Секретарша с абсолютно незапоминающейся модельной внешностью внесла поднос с кофейником, двумя чашками тончайшего фарфора, бутылкой ликёра и сахарницей, и тут же, развернувшись, ушла. Шкаф вернулся на своё место. Я налил себе кофе и размешал сахар. Ложка была серебряной и тяжёлой, с двуглавым орлом на рукоятке. Фарфор чашки был украшен восхитительно нарисованным пасторальным сюжетом в стиле восемнадцатого века. — Спасибо за кофе, — поблагодарил я гостеприимного хозяина, добавляя в чашку немного амаретто из приятной на ощупь квадратной бутылки. — Какой у вас красивый сервиз. —- В Государственном Эрмитаже другого фарфора не держат, - польщенно сказал президент, наливая себе кофе. – Это один из императорских сервизов. — Наверное, эпохи дворцовых переворотов? — предположил я, ещё раз приглядываясь к пасторальному сюжету. Что бы на это сказал Романов —- Нет, нет, что вы, - торопливо заверил меня президент. – Разумеется, нет! - А, - сказал я. – Мне показалось, что роспись похожа… Я не договорил. Было видно, что эта тема крайне неприятна лидеру страны. - За нашу и вашу безопасность, — произнес президент. Это был тост. Мы негромко чокнулись чашками. Кофе с амаретто был поистине превосходен, но на месте президента первый тост я бы провозгласил за долготерпение русского народа.
Поставив благородный фарфор на блюдце, президент снова нажал одну из кнопок и спросил у лампы: — Министр иностранных дел ещё не приехал? — Он уже в пути, — женским голосом ответили настольные малахитовые часы. — Будет не раньше чем через полчаса. — Как приедет, пусть немедленно отправляется ко мне, — президент держался столь солидно, словно разговаривал не с зелёным абажуром, а с парламентом. – Так, на чём мы остановились? Этот вопрос предназначался уже мне. — Вы хотели перейти к делу, — вежливо ответил я. — Да, точно. Буду краток. Вы нужны своей стране. - Я весь внимание, - произнёс я. Президент поднялся из кресла и подошёл к большой карте России, что висела на стене. — Подойдите поближе. Общеизвестно, что наша с вами страна, — торжественно начал он, — вот уже свыше сорока лет находится в незримом кольце блокады. Вокруг нас замкнулся фронт невидимой войны. Страны Запада желают сокрушить нас, воспользоваться малейшей из наших ошибок, чтобы проникнуть к нам, расколоть Россию, превратить ее в политическую марионетку, разрушить нашу стабильность и поставить страну на колени. Но мы не сдаёмся Россия не сдаётся Вся Россия — фронт, и каждый в ней — солдат. Мы не имеем права отступать, как не имели права отступать воины Невского и Суворова, Кутузова и Алексеева... Я молчал, не перебивая президента, а он всё говорил и говорил, про санкции и русский мир, про духовные скрепы и геополитику, про сферы влияния и пятые колонны, про цветные революции и многополярный мир, про национальные интересы и традиционные ценности, про зерновые сверхдержавы и симметричные ответы на агрессию западных стран. Я слушал его и думал только об одном: неужели, сдавая на комиссии экзамен по социологии, я выглядел со стороны так же уныло и ходульно? Пожалуй, мне следовало бы поблагодарить преподавателей, всё-таки поставивших мне тогда оценку из уважения к тому уверенному виду, с которым я нёс подобную чушь. Наконец я не выдержал и дважды зевнул во время одного очень длинного и поэтического президентского высказывания о лодке, раскачиваемой в шторм. Судя по всему, президента это несколько обидело. Он насупился и замолчал. — Прошу прощения, — извинился я. — Мне сегодня не дали выспаться. Мои слова смягчили недовольство президента. — Тогда перейду ближе к делу. На всякой войне, — обстоятельно сказал он, подчеркнув последнее слово, — и в любых битвах есть солдаты и командиры. Есть разведчики и тыловики. А ещё существуют парламентёры. Мой друг! Пробил тот час, когда только вы можете взять на себя эту благороднейшую из обязанностей. Родина нуждается в вас, в своём сыне, который единственный может отправиться в логово врага, презрев ожидающие его на этом пути опасности. — Вы хотите, чтобы я поехал за границу послом? — Именно так, — подтвердил президент, возвращаясь к своему обычному тону. — Вы будете должны провести ряд переговоров. Видите ли, — он вернулся за стол и сел в кресло, — враждебные страны Запада категорически отказываются обсуждать некоторые вопросы по телетайпу... Какието тонкие нотки в голосе президента говорили, что государственный лидер несколько лукавит. — ...Поэтому, — продолжал он, — нам нужны вы. Вы отправитесь в Германию, Швейцарию и США. Мы с министром составим подробный план переговоров сегодня вечером. Пока же расскажу о вашей миссии вкратце. Президент ловким движением положил на стол лист бумаги и взмахом ручки нарисовал единицу. — Для начала вы должны провести переговоры с представителями фармацевтических компаний. Наверное, вы уже слышали, что мы вынуждены закупать некоторые лекарства за рубежом. — Бессмертные? — вспомнил я слова Харона. Президент поморщился, тщетно пытаясь устыдить меня взглядом. — Это абсолютно неправильный и некорректный термин. Я попрошу не использовать его. Этот термин придумали купленные Западом оппозиционеры, чтобы дестабилизировать ситуацию, поэтому я был вынужден их арестовать. Употребляйте слова «Лица, имеющие право на особый уровень медицинской помощи». Все люди, что входят в этот список, являются государственными мужами высшего класса. Их опыт и знания нужны России. Нет ничего ценнее, чем стаж, накопленный руководителем. Император Франц-Иосиф правил Австро-Венгерской империей свыше шестидесяти лет, и вы знаете, что случилось с его страной, когда он умер? — Что? — Она развалилась, — испуганным голосом прошептал президент. — Поэтому мой долг — править Россией как можно дольше. Я руковожу страной пока ещё меньше, чем император Франц-Иосиф, но нет предела совершенству. Особый уровень медицинской помощи даёт возможность мне и другим членам списка реализовать весь свой богатейший опыт на благо страны. Если же на мой пост сядет человек без опыта, то буквально через месяц Россия будет разрушена странами Запада до основания. Погибнет всё то, что я создавал годами. В стране будет ещё хуже, чем сейчас, так что я остаюсь на этом посту только из-за любви к родине. И принимаю лекарства — тоже. Надеюсь, что лет сто у меня ещё есть. Я сидел, стараясь делать непроницаемое лицо. — - Вернёмся к переговорам. Западные фармацевтические компании убеждают нас, что нужные нам препараты выпускаются только в виде, гм, свечей. Я им не верю. На мой взгляд, это провокационное оскорбление государственного уровня. Вы должны разобраться и убедить фармацевтов продавать нужные нам лекарства в форме таблеток. Ну или хотя бы внутримышечных уколов. Хотя бы только для меня. Думаю, что остальные согласятся потерпеть. Президент написал на листе бумаги двойку. —- Дальше. Когда-то давно я и мои друзья хранили небольшие финансовые резервы в зарубежных банках. К сожалению, из-за визовой блокады мы тридцать лет не можем узнать состояние наших вкладов. Вам нужно будет сделать ряд запросов и узнать, как там дела с процентами и всем прочим. Я уверен, там, с учётом тридцатилетних процентов, накопились впечатляющие суммы. Как же хорошо, что зарубежные банки так качественно работают! Я кивнул. - И наконец, третье, ваше главное задание. Вам предстоит сделать исключительно важный шаг, направленный на повышение международного престижа нашей страны. Как я уже говорил, вы поедете в Берлин. Я уполномочу вас урегулировать некоторые финансово-территориальные вопросы. Невзирая на враждебное отношение стран Запада, нам предстоит сделать первый шаг и протянуть руку дружбы. Узнайте, заинтересована ли Германия в возвращении ей северной части бывшей Восточной Пруссии. — То есть Калининградской области? — Вы совершенно правы. И если Германия в этом заинтересована, то следует узнать, на какие взаимные шаги она готова пойти. Вопрос даже не в деньгах. Я хочу, чтобы ООН сняла выездные санкции с высшего руководства России и распустила трибунал. Германия как постоянный член Совбеза ООН, заменившая там Россию, вполне может пролоббировать наши интересы. Мне отчётливо вспомнилось пророчество Харона. Кажется, пришла пора вступить на тонкий лёд. — Я правильно понимаю, что вы хотите обменять Калининград на роспуск трибунала? Президент недовольно вздохнул. — Я повторю ещё раз, что весь мир ведёт необъявленную войну с Россией, и мы живём в осаждённой крепости. Каждый гражданин нашей страны — воин, а воин должен с мужеством идти на любые жертвы ради своей родины. Ситуация намного сложнее, чем может показаться вам. В этом нелёгком мире Россия должна вести агрессивную внешнюю политику. Для того чтобы наш голос был услышан, нам необходимы, во-первых визы на право въезда во весь остальной мир и, вовторых, гарантии того, что никого из нас там не посадят. Как можно действовать на благо родины, когда тебя могут арестовать в любую минуту? — Я вас очень понимаю, — дипломатично согласился я. Сегодняшнее утро в Вязьме сильное повлияло на меня. — Чтобы получить всё это, нужно предложить что-то взамен, - продолжил президент. - У вас есть какие-то другие варианты? Я напряжённо думал. Неужели меня позвали в Кремль только ради этого? Наверное, решил я, в деле есть какие-то скрытые обстоятельства, которые, по всей видимости, мне не спешат сообщать. — Или вы хотите, чтобы мы снова жили, как в тридцатые годы? — спросил президент, неправильно истолковав моё молчание. — Когда денег в России хватало только на лекарства для меня и моих друзей, а вся остальная страна жила в нищете? Я и мои друзья не против, а вы? — Нет, — честно ответил я. — А может быть, вы просто либерал? – президент начал сердиться и закипать. - Обоснуйте, - потребовал я. – С каких это пор желание нормальной человеческой жизни… - Это не нуждается в обосновании! Я же вижу, что вы — представитель пятой колонны, который хочет вычистить сапоги американскому солдату! — президент резко облизал пересохшие от гнева губы и налил себе кофе. — Должно быть, это о вас Достоевский написал: «Всё наше хают и бранят, а сало русское едят!» Вы национал-предатель и русофоб! А вот это уже было обидно. — Товарищ, — сказал я, стараясь придать голосу вес. — Я родился в Советском Союзе и до сих пор предан своей социалистической родине, в отличие от вас. Поэтому я вынужден отдать приказ о вашем аресте. Кремль оцеплен. Ваш лейбштандарт бежал. Сопротивление бесполезно. Сейчас за вами придут латышские стрелки и увезут в ЧК для допроса. Расстрел назначен на завтра, форма одежды свободная. Президент едва не захлебнулся кофе. Он отчаянно кашлял, как минимум, полминуты, а я колебался: постучать ли его по спине или лучше не надо? Рассудив, что за нанесение побоев президенту мне могут дать пожизненное, я воздержался. Пусть лучше задохнётся президент. Я подумал, что Россия от этого совершенно не станет хуже, а, возможно, даже и что-то выиграет, и предоставил решение этого вопроса судьбе. — В детстве... — прохрипел президент и снова закашлялся, — в детстве таким шутникам, как вы, я плевал в спину жёваной бумагой. Из трубочки. В этот раз судьба была неблагосклонна к России. Ну, ну, конечно, я преувеличиваю, — извинился я. — Я просто родился в Советском Союзе. Да и положим, какая же я пятая колонна? Я учился исключительно в отечественных университетах, у меня нет недвижимости и банковских вкладов за рубежом, как нет и второго гражданства... Президент немного покраснел. Скорее всего, это было следствием долгого кашля. Шумно выдохнув воздух, он продолжил: — Вы выглядите идеологически сомнительно для такой миссии, поэтому я склоняюсь к мысли о том, что за границу нужно отправить вашего двойника. Мои спецслужбы уже изготовили латексную маску, в точности повторяющую вашу внешность... Он прервался для того, чтобы извлечь из ящика стола жуткого вида маску, сделанную из грубой резины. — Номер не пройдёт предупредил я. — На въезде в Евросоюз у вашего двойника сверят отпечатки пальцев с теми, которые взяли у меня при выдаче визы. Они не совпадут, и ваш двойник поедет обратно. К тому же ваша маска совершенно не похожа на меня. Конечно, я толком не спал уже две ночи, но мне ещё далеко до такого состояния... Президент смял маску в руке (с нее начала отваливаться краска) и ударил кулаком по столу: — Евросоюз — отвратительное полицейское государство! Я перехватил инициативу в разговоре, чтобы президенту в голову не пришла ещё какая-нибудь идея. Мне жизненно важно было поехать за границу. — Но я вовсе не отказываюсь от дипломатической поездки, — заявил я. Президент с ощутимым облегчением выдохнул и чуть осел в кресле. — Вы неправильно меня поняли. Произошло недоразумение. Мне только хочется уточнить одну вещь. Если Калининградская область будет передана Германии, то жители останутся там? Президент махнул рукой. После моего согласия ему явно стало легче. - О жителях не волнуйтесь. Я не бросаю своих граждан. Население будет эвакуировано в Псковскую и Новгородскую области. Там как раз уже почти никого не осталось. — Господин президент, у меня есть предложение, — сказал я. — Я поеду за границу и выполню то, о чём вы меня просите. Но пусть жители Калининградской области останутся там, где они сейчас живут. Мне откровенно не нравилась Россия образца 2057 года. К моему огромному сожалению, исправить положение не представлялось возможным. Но не имея возможности обустроить большую родину целиком, я, похоже, ещё мог спасти от неё свою малую родину, подобно тому, как моряк спускает шлюпку с тонущего корабля, чтобы усадить в неё женщин и детей. Президент чуть наклонил голову в одну, затем в другую сторону, словно перекатывая в ней мысль. Затем он резким движением вскинул глаза: — Это исключено, — заявил он наконец. Его голос взвился к потолку. — Нет, это категорически недопустимо! Вы в Кремле, а не в фантастике! Заботьтесь о себе, а не о людях, которых вы в глаза не видели и не увидите. Какое вам дело до них? Просите себе всё, что угодно, но не пытайтесь решать судьбы других. - А почему нет? - А почему да? Объясните мне, почему я вот так, за здорово живёшь, должен потерять почти миллион человек? С кого я буду собирать налоги? Это сплошной убыток! Получится слишком опасный прецедент! И, кстати, далеко не факт, что они захотят покинуть Россию! — Тогда разрешите остаться тем, кто этого захочет, — сказал я, пока президент переводил дыхание. — Вы — сепаратист! — гневно сказал президент, ударив кулаком по столу. Его слова прозвучали так, словно в данных условиях это было чем-то плохим. — Нет, это вы в большой России совсем сорвались с ручки, - сердито возразил я, стараясь, хоть мы и перешли на аргументы ad hominem, всё же не повышать тона. - Кстати, это ведь не я хочу обменять область на трибунал! Президент глубоко вздохнул, потирая ушибленную руку. — О людях речь не идёт. Это исключено. Если я разрешу что-то подобное, то к вам в Калининград переедет четверть России, — сказал он, не пытаясь скрыть свое недовольство. — Кто будет работать на полях, если я начну отпускать население налево и направо? Я уже не говорю о том, что к вам гарантированно переберётся вся элита России и я останусь в одиночестве. Это будет хуже, чем в тридцать втором, когда сразу семь министров и пять генералов с семьями решили угнать самолёт. Их даже не остановил указ о конфискации имущества беглецов. Я вывез всех с Курил и из Забайкалья, и поступлю так же здесь. От меня никто не убежит. Живым. Так что я официально отвечаю вам отказом. Это не обсуждается. И поэтому… Президент поднял трубку телефона и набрал номер.
— Привет, — сказал он голосом, еще не остывшим после нашей дискуссии. — Да, сейчас обсуждаем. Мне сейчас не до этого! Хорошо, где у тебя, говоришь, сбережения? Сюисс насьональ? Багама бэнкс? Ты не говорил, что у тебя и там есть! Неважно. Помнишь, я спрашивал? Переселение миллиона человек на Северо-Запад. Так, по деньгам понятно, я выделю. Сорок процентов вернёшь мне на счёт. Старый фонд и бараки? Заброшенные дома как вариант вполне подойдут, их там полно. Области стоят пустые. Просто покрась дома, и хватит с них. Вагоны для перевозки людей тебе выделят. К тебе сейчас приедет мой гонец. Прими его как можно скорее и подпиши все документы! Все. Положив трубку, президент обратился ко мне: — Все жители Калининградской области в ближайшие сроки будут обеспечены на новом месте жильём первого класса, высокооплачиваемой работой и развитой общественной инфраструктурой. Видите мою заботу? Неужели вы думаете, что в Европе кто-то будет заботиться о людях, как забочусь я? Президент достал из ящика стола простое серебряное кольцо и протянул мне. По ободу шла тонкая гравировка. — «К вящей славе родины»? — прочитал я буквы-паутинки. — Вы совершенно правы. Это особое кольцо, отличительный знак. Такие кольца имеют право носить только мои друзья. Если вы выполните для меня три моих просьбы, оно станет вашим. Я посмотрел на президента с невысказанным вопросом. - Это кольцо, - президент подчеркнул последнее слово, - поднимает своего носителя над всем, что есть в России. Он становится выше законов и правил. Он получает возможности, о которых миллиарды людей во всём мире не могут даже мечтать, потому что это вне их представлений. Кольцо позволяет владельцу действовать от моего имени, а это бесценно. Человек с кольцом становится непогрешимым. Все его действия считаются произведенными для блага родины. Вы получите право на особый уровень медицинской помощи, что откроет вам путь к бессмертию. Однако, — тут он предостерегающе поднял палец, — кольценосец должен быть безоговорочно предан мне. Верните, пожалуйста, кольцо. Я протянул президенту маленькое ювелирное изделие, удерживая его кончиками пальцев. Он медленно взял его, точно опасался, что я раскалил его своей ладонью докрасна. Благодаря этому я успел заметить, что на среднем пальце президента надето похожее серебряное кольцо, отличаюшееся только гравировкой. «Родина — это я» — гласила надпись на кольце президента. Какая тонкая игра слов. Не скажу, чтобы образ Родины-отца был для меня чем-то удивительным, но я ожидал чего-то более возвышенного и монументального, чем родина, сидящая в полутора метрах от меня и пьющая кофе. Как и предсказывал вчера Харон, мне посулили золотые горы. Я хорошо помнил его слова и, после всего, не питал иллюзий по поводу будущего. Переиграть президента я не мог при всём своём желании, но я ещё обладал возможностью выйти из этого процесса Предстояло действовать тонко и аккуратно: президент мог обидеться на то, что я отказываюсь играть с ним в его дурные шулерские игры. — Родина предлагает вам больше, чем кто бы то ни было, — сказал президент, убирая кольцо. — Главное сейчас — распустить трибунал. Дальше действовать будем мы. Вы согласны поехать? Похоже, выбора у меня не было. Не имея возможности помочь ни России, ни Калининграду, я ещё мог спасти отсюда себя самого, подобно тому, как лётчик катапультируется из горящего самолёта, сваливающегося в штопор. Было очень обидно, что мне не под силу сделать ничего, кроме собственного побега. Не я был первым беглецом из России, и, мелькнула у меня надежда, не я буду и последним. Смирись, сказал я себе; тысячи людей пытались сделать жизнь в России лучше, и у тысяч людей это не получалось. Родные края покидали князь Курбский и князь Юсупов; отчего бы мне не вписать своё имя в этот список? Слово «вписать» вызвало у меня какой-то каскад ассоциаций. Я внезапно вспомнил, что вчера в вагоне мне на ум приходила идея написать книгу. Да, я не могу ничего сделать, не могу изменить судьбы страны и людей, но я, по крайней мере, могу записать на бумаге всё, что я вижу, и всё, что я думаю. - Да, - коротко согласился я. Было решено. Я уеду за границу и, как настоящий интеллигент, буду писать книгу о России. Возможно, в процессе работы над рукописью придётся работать дворником или грузчиком, но, откровенно сказал я сам себе, это обычная участь российского интеллигента. - Превосходно, — президент потёр руки, хрустнув суставами пальцев. — Для начала я подпишу приказ о назначении вас чрезвычайным и полномочным послом России во всех странах земного шара. Помимо этого, вам присваивается чин действительного государственного советника первого класса. Вы говорили, что у вас нет денег и недвижимости за рубежом? — Нет, к сожалению, нет. — Это очень хорошо. У многих ваших предшественников в прошлом возникало сильное желание остаться за рубежом. Я хочу полностью обеспечить вас здесь, чтобы вам было куда возвращаться. Вам выдадут трехуровневую квартиру с затемнёнными окнами и видом на Москву-реку. Служебные машины, налоговые льготы, уголовная неприкосновенность президент махнул рукой, показывая, что ему даже не хочется говорить о таких мелочах. – Ещё вам нужно будет жениться. — Зачем? — Ну как же. Я ведь не могу приковать вас к себе наручниками на время поездки. Значит, нужны другие способы предотвратить ваш побег. Вы же не бросите жену одну в этой стране? Мы её тут же посадим! — Гм, — скептически сказал я. — Завтра мы проведём смотрины в парадном зале, — продолжал президент заботливым тоном. — Там будет весь женский незамужний состав моей канцелярии. Выбирайте по собственному вкусу. Бракосочетание днём Я полагаю, что мой Чрезвычайный и Уполномоченный член будет сватать свою дочь. Не рекомендую...рекомендую… Он поморщился, словно вспоминая какой-то конфуз. - Девушка, безусловно, симпатичная, - продолжил он, - но несколько легкомысленная. Она может перепутать супружеский долг с государственным займом. Как-то она однажды выразилась так на заседании банковского совета, и потом нам всем было очень неловко… Ах да, ещё одна несущественная формальность. Так как вы занимаете важный пост, на вас необходимо иметь компромат. - Что, простите? - Ну как же. Компромат. Вы можете быть беспартийным, так уж и быть, но у меня должен быть на вас компромат. Это очень важно для функционирования всей вертикали власти. Я бы с огромным удовольствием сделал для вас исключение, но тогда другие начнут жаловаться. Мне показалось, что президент снова немного лукавит, но я воздержался от комментариев. — Выбирайте, какого рода компромат вы хотите завести на себя? Взятки? Связи с организованной преступностью? Женщины? Нам надо спешить. Взятку мы можем перевести вам хоть через час, только потом надо будет вернуть её обратно. Если вы решите выбрать женщин, то съёмки в гостинице сегодня вечером. Вот если оргпреступность, то здесь сложнее. Понимаете ли, бумажная волокита... Мы не успеем собрать организованную преступную группу раньше завтрашнего утра, а нам хорошо бы закончить с этим уже сегодня. - А можно выбрать политические анекдоты? Президент слегка наклонил голову. - Вы меня удивляете, - произнёс он со скрытым уважением. – Это очень серьёзный выбор. Мало кто бы решился на подобное. Так сказать, взять быка за рога. И вы действительно знаете такие анекдоты? - Конечно, - подтвердил я. Президент пододвинул ко мне зелёную лампу. - Тогда говорите, пожалуйста, сюда, только погромче. Иногда микрофон барахлит. Прошу, начинайте. - Новый герб России: какашка и стул, - произнёс я в лампу, чувствуя себя дураком. – Кто будет вонять, тот будет сидеть. Президенту понравился мой откровенно вульгарный анекдот. Выключив запись, он хохотал не меньше полуминуты. - Это восхитительно! – наконец, смог вымолвить он. – Пожалуй, я расскажу этот анекдот на ближайшем совещании по государственной безопасности. Разумеется, со ссылкой на вас. Только, пожалуйста, не говорите это моему премьер-министру. С него станется ещё раз поменять герб. Удивительно наивный человек. Ему в голову порой приходят такие странные идеи, что просто диву даёшься. Я до сих пор не понимаю, с чего он решил сделать гербом России двуглавого медведя. Раз надо, значит надо, но всё же, это было очень странно. Так, а теперь продолжим… - Россия, Германия и США поднимают со дна моря «Титаник», - начал я следующий анекдот. – Американцы заинтересованы в содержимом корабельных сейфов. Немцы хотят узнать технические ноу-хау корабля. Ну, а нам нужен оркестр, который играл весёлые песни, пока корабль тонул. Президент опять остановил запись. - Нам точно нужен оркестр, а не ноу-хау? – переспросил он. – Кажется, я слышал иную версию… - Нет. Нам нужен именно оркестр. Президент обстоятельно кивнул. - Неплохой анекдот. Пожалуй, он даже слишком хорош для компромата. Если он прозвучит на суде, то потом придётся судить всех, кто был в зале. Продолжим. Думаю, ещё одного анекдота хватит.
|
|||
|