Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Jay Haley 11 страница



Важность иерархии

При социальном взгляде на психологические проблемы возникает необходимость мыслить в плоскости организации, а не внутренней природы человека. Мы столе­тиями объясняли человеческие проблемы с точки зрения индивида и лишь недав­но начали думать об индивиде как о части организации. Гораздо легче толковать о подавленном гневе или низкой самооценке, чем описывать позицию индивида в организационной иерархии, особенно если она включает и самого терапевта.

Все психологические тесты были созданы для классификации индивидов, все диагностические категории психических расстройств также классифицируют индивидов. Так как не существует тестов, удовлетворительно выявляющих слож­ную семейную иерархию, мы до сих пор должны описывать позицию человека в семейной иерархии с помощью анекдотов. Возьмем такой пример иерархической путаницы: сын угрожает нанести себе вред, убегает из дома или обещает покон­чить с собой, заставляя таким образом родителей признавать его самого или про­блему. Другими словами, он берет на себя ответственность за родителей, опреде­ляя происходящее в семье, что создает сложности в иерархии.

Существует множество сложных иерархий и сетей, но простой иерархии семьи в терапии достаточно, чтобы супервизор мог обучить ей своих подопечных. На вершине иерархии помещаются специалисты, которых семья призывает на по­мощь. Затем идут бабушки и дедушки, родители и дети (которые имеют и свою собственную иерархию). Как и в любой организации, члены семьи обладают раз­ным статусом и властью.

Между терапевтами в организации или системе тоже существует иерархия. Так как их коллеги обладают властью и силой, терапевты должны учиться сотрудни­чать с ними и принимать их власть всерьез, так же как они должны научиться принимать во внимание статус каждого из членов семьи. В наше время, когда на

Важность иерархии  99

терапию направляют по решению суда, клиницисты могут столкнуться с тем, что члены семьи уходят под опеку социальных служб без их одобрения. Точно так же членам семьи могут назначать лекарства и помещать их в психиатрические учреж­дения, несмотря на возражения психотерапевта. Первое, что должен сделать те­рапевт, начиная работу с клиентом, — узнать, работают ли с ним другие терапев­ты, и если работают, то установить их власть и степень влияния на клиента. На­чинающего терапевта можно научить обсуждать своих клиентов с коллегами так, чтобы достигать желаемого результата. Очень важно уважать взгляды коллег и интересоваться ими. Воевать с коллегами из-за клиента глупо, а для клиента это тяжело.

Проблемы возникают тогда, когда на семейную терапию приходит семья, один из членов которой проходит индивидуальную терапию, или когда индивидуаль­ную терапию проходит один из супругов, пришедших на супружескую терапию. Позволю себе представить обычную проблему: жена проходит индивидуальную терапию, и в какой-то момент она и ее терапевт решают, что она нуждается еще и в супружеской терапии. Иногда это происходит, когда психотерапевт считает, что терапия замерла, и желает ее оживить. Вместо того чтобы вести супружескую те­рапию в своем офисе, психотерапевт отправляет пару к кому-то другому. Когда специалист по супружеской терапии приступает к делу, у жены возникают новые темы для обсуждения со своим индивидуальным терапевтом. Однако ее мужу не с кем поговорить, поэтому он тоже начинает искать для себя индивидуального терапевта. А затем пара бросает супружескую терапию. Кажется очевидным, что в такой ситуации семейному терапевту следует попросить индивидуального тера­певта приостановить или прекратить работу на время, пока пара проходит супру­жескую терапию. Тогда семейный терапевт действительно берет на себя ответ­ственность и не выступает в качестве дополнения к индивидуальному терапевту, метод работы которого с клиентом может быть совсем иным.

Очевидно, что терапевты должны научиться тактично включать коллег в ра­боту и исключать их из нее. Иногда коллеги, полагающие, что чем больше тера­пии, тем лучше, подталкивают всех членов семьи к прохождению терапии в инди­видуальном порядке или совместно. Такие терапевты не умеют мыслить в духе организации. Иногда полезно специально провести супервизию того, как обуча­ющиеся разговаривают по телефону с коллегами, пытаясь наладить сотрудниче­ство. Супервизоры, которые уважительно говорят о коллегах и других работни­ках сферы психического здоровья, являются для обучающихся образцом отноше­ния, необходимого для успешного сотрудничества с другими профессионалами по поводу конкретного случая.

Основной аспект иерархии — это власть психотерапевта наделять властью. Те­рапевту доступно своего рода рукоположение, в том смысле, что член семьи, ко­торого он наиболее уважительно выслушивает, поднимается в семейной иерархии. Позволю себе привести пример того, как обучающийся, которого я назову Дже­ральд, обнаружил существование такой власти. Я следил за тем, как Джеральд ведет сеанс с семьей, состоявшей из матери, отца и сына-подростка с отклоня­ющимся поведением. Некоторое время я наблюдал за Джеральдом, а затем попро­сил его выйти из комнаты. Я сказал: «Предполагается, что я твой супервизор, а я не знаю, что ты делаешь. В чем заключается твой план?» Он ответил: «Просто

00  Глава 6. Самая лучшая теория

аблюдайте и увидите». Некоторое время я наблюдал, а затем снова вызвал его из омнаты, сказав, что я уже наблюдал и все равно не понял, что он делает. Джеральд казал: «Я подталкиваю отца». Затем он добавил: «У матери есть проблемы с этим [арнем, а отец в них не включен. Я думаю, что ему следует этим заняться, и поэто-iy я его поднимаю». Я спросил: «А как ты это делаешь?» «Ну, — сказал Дже-»альд, — когда отец говорит, я уделяю ему много внимания. Когда говорят мать 1ли сын, я обращаю на них меньше внимания. Вы увидите, отец поднимется в 1ерархии». Он вернулся в комнату, и действительно, я увидел, что статус отца под-шмается. Мать и сын обращали на него все больше и больше внимания, так же <ак это делал терапевт.

Именно благодаря способности терапевта наделять членов семьи силой и вла-:тью концепция иерархии приобретает такое большое значение, но обучающий-;я, признающий только индивидуальную терапию, не может этого оценить. Если психотерапевт поддерживает подростка в его позиции против родителей, он на­деляет подростка силой, хотя при этом он может думать, что этим лишь выказы­вает свою заботу и симпатию. Каждый, кого терапевт слушает наиболее внима­тельно, приобретает в семье силу и статус. Фактически, когда семья впервые по­является в офисе психотерапевта, его выбор одного из членов семьи для описания проблемы автоматически делает этого члена семьи авторитетом в плане того, по­чему семья обратилась за терапией. Помимо прочего, терапевт может по неосто­рожности наделять подростков властью, концентрируя на них свое внимание с целью поднять их самооценку.

Предположим, терапевт хочет усилить позицию родителя, который не может контролировать своего ребенка. Тогда терапевт должен уделять особенное внима­ние этому родителю с того самого момента, когда семья входит в кабинет. Если, к примеру, одинокая мать приходит со своей матерью, с которой они живут вместе, терапевт может предположить, что две женщины не могут поделить сферы влия­ния на проблемного ребенка. То, как терапевт понимает желательное для женщин поведение в отношении ребенка, будет влиять на поведение самого терапевта. (Обычно цель состоит в том, чтобы побудить мать заботиться о ребенке, а бабуш­ку — действовать в качестве советчика и помогать матери в ее заботах.)

В некоторых культурах бабушки и дедушки стоят по иерархии выше родите­лей, а в некоторых — нет. При работе с семьями из Азии следует ожидать, что ба­бушки и дедушки будут обладать большей властью, нежели бабушки и дедушки из американских семей, часто живущие отдельно. Исключение составляют случаи, когда они обладают большей финансовой властью или необходимы, чтобы забо­титься о ребенке. Если супруги постоянно ссорятся и неспособны сами решать свои проблемы, в их брак часто вмешивается кто-то из старшего поколения и де­лает это не лучшим образом. В наше время у многих родителей, страдающих раз­ного рода зависимостями, детей забирают и отдают на попечение бабушкам и де­душкам. Когда родители пытаются забрать их назад, они встречают отпор со сто­роны старшего поколения. Суд отдает им права на ребенка, и родителям трудно востребовать своего ребенка назад. Психотерапевта часто просят высказать свое мнение о том, кто должен заботиться о ребенке. Это очень ответственный шаг, так как фактически терапевта просят предсказать возможность рецидива у родителя.

Важность мотивации  101

Важность мотивации

В первую очередь терапевт должен занять свою собственную позицию по отноше­нию к вопросу о том, почему люди делают то, что делают. Возможно, это даже важ­нее, чем видение терапевтом иерархии, последовательности или степень его кон­центрации на проблеме клиента. Мы должны выдвигать гипотезы о мотивах. Если жена кричит на мужа, зная, что этим она разозлит его еще больше, мы должны объяснить это иррациональное действие. Если мальчик режет себе вены, мы долж­ны иметь объяснение этому удивительному поведению. Именно в вопросе о том, почему люди делают то, что делают, терапевт чаще всего принимает чью-либо сто­рону. Часто супервизор вынужден целиком менять взгляды обучающегося на мо­тивацию клиента в процессе терапии. (Психотерапевт может иметь одно объяс­нение для поведения человека у себя в кабинете и совершенно другое для поведе­ния этого же человека как гражданина на улице.)

Классическая теория мотивации, которой обучались практически все суперви­зоры, а значит и их обучающиеся, представляет собой концепцию негативного бессознательного, а согласно ей люди делают то, что делают, руководствуясь гне­вом, враждебностью, жадностью, похотью и любыми другими смертными греха­ми. Достаточно лишь описать проблему клиента среднестатистическому клини­цисту, как тут же услышишь сомнительное объяснение бессознательной мотива­ции клиента. К сожалению, то же самое можно услышать и от супервизора. Если спросить такого супервизора, почему он не советует обучающемуся следовать соб­ственным побуждениям на сеансе, супервизор, который верит в злое бессознатель­ное, скажет: «Да что вы! Один Бог знает, что они могут натворить, если будут сле­довать своим побуждениям!» Заметьте: подразумевается, что побуждение обяза­тельно будет негативным. Но если терапевт не может доверять собственным побуждениям, то какие же решения он сможет принимать?

Взгляды психотерапевта на бессознательное становятся очевидны уже на пер­вом терапевтическом интервью. Если он исследует все те ужасы, о которых дума­ет или которые делает клиент, значит он убежден в том, что все негативные мыс­ли, которые можно изменить, должны выйти на поверхность. То есть такой тера­певт уверен, что если клиент выразит все те ужасные мысли, которые есть у него внутри, то освободится от них. Такая техника может вогнать человека в депрессию. Напротив, терапевт, использующий позитивные переживания клиента и обсуж­дающий с клиентом, что тот мог бы предпринять для решения проблемы, мыслит в духе позитивного бессознательного.

Лучше всего считать, что клиент в терапевтическом процессе (но не человек в другом социальном контексте) делает то, что делает, преследуя позитивные цели. Например, с точки зрения позитивного бессознательного жена, кричащая на мужа, пытается таким образом помочь ему. Можно предположить, что когда она на него не кричит, он уходит в себя, как человек в депрессивном состоянии. Когда она кричит на него, он злится. Он тогда знает, в чем зло — в ней. Она заставляет его собраться и помогает ему — за счет себя самой. Терапевт, принимающий эту точ­ку зрения, будет видеть эту женщину в позитивном свете, а не считать ее стервой. А терапевт работает лучше всего, когда позитивно относится к клиенту.

02  Глава 6. Самая лучшая теория

В системной теории скрыто присутствует мысль о том, что каждый человек в истеме стабилизирует ее, и его симптом — это способ поддержания стабильно-:ти. Система поддерживает саму себя с помощью взаимодействия между индиви-1ами. Система может быть плохой, но стабильной. Если она начинает разрушать-;я, предпринимаются какие-то действия по предотвращению разрушения. Напри­мер, если родители близки к разводу, подросток может попытаться сделать что-то 13 ряда вон выходящее, например, попытаться покончить с собой. Если у мужчи-лы возникают проблемы с потенцией, у жены может снизиться потребность в сек-:уальной жизни, что будет помощью мужу. Члены организации или системы спла­чиваются, чтобы справиться с кризисом, и благодаря этому система стабилизиру­ется. Если то, что разбалансирует систему, остается, этот процесс может начать систематически повторяться.

Самая лучшая мотивационная теория, основанная на этом способе мышления, подразумевает, что люди помогают друг другу, даже когда бьют друг друга. Это объяснение во многих отношениях помогает терапевту. Как правило, оно дает те­рапевту положительный взгляд на клиента как на помощника. Правда, к сожале­нию, клиент может помогать другим членам семьи, нанося себе вред. Но если те­рапевт это понимает, то начинает думать о том, каким образом клиент мог бы по­мочь другим, не вредя при этом себе. Например, если терапевт осознает, что дочь, возможно, помогает отцу, находящемуся в состоянии депрессии, ставя перед ним задачу удержать ее от приема наркотиков, терапевт сможет придумать, как ей по­мочь отцу по-другому. В одном таком случае отец и дочь вместе начали придер­живаться диеты и делать физические упражнения, при этом мать выступала в роли супервизора. Когда терапевт смотрит на проблему клиента как на проблему не­скольких людей, он начинает думать о симптоме не только как о попытке нала­дить контакт с другими, но и как о действии, мотивированном желанием помочь.

Ясна ли самая лучшая теория?

Наше исследование вышеупомянутых переменных, относительно которых тера­певт должен определить свою позицию, ясно показало, что супервизор должен выбрать верные позиции, если он хочет помочь своим подопечным стать успеш­ными терапевтами. Кажется очевидным, что избранная теория должна включать позитивное видение клиента обучающимся. Следует считать, что клиентом дви­жет желание помочь, а не отомстить или причинить вред. Начинающим терапев­там надо научить концентрироваться на представленной проблеме, так как кли­ент хочет разрешить именно ее, и супервизору необходимо знать соответствующие интервенции, которые приведут к ее разрешению.

В проблеме задействованы как минимум три человека. Триада позволяет тера­певту понять организационные проблемы и выстроить необходимые интервенции. Всегда можно обнаружить трех человек, вовлеченных в проблему, особенно если считать и самого клинициста. Когда в терапии участвует ребенок, треугольник часто включает бабушку или дедушку, которые объединяются с ребенком против родителей и от которых ребенок получает власть и силу, или психотерапевта, ко­торый может выполнять ту же функцию. При образовании этой коалиции между поколениями, при которой кто-то, стоящий выше в иерархии, объединяется с тем, кто стоит ниже, против того, кто занимает промежуточное положение, могут воз­никать затруднения, путаница и симптомы.

Иллюстрации   103

Очевидно, что терапевту необходимо мыслить в плоскости иерархии, и также очевидно, что он не в состоянии так мыслить, если рассматривает проблему в плос­кости индивида. Можно рассуждать о том, как человек представляет себе иерар­хическую позицию, но не о том, какую позицию занимает каждый человек в дей­ствительности. В зависимости от интересов супервизора можно обсуждать с обу­чающимися иерархию в широком смысле или в узком. Следовательно, об иерархии можно размышлять во время планирования целостного психотерапев­тического процесса или учитывать ее при решении, например, того, кого из чле­нов семьи попросить первым рассказать о проблеме. Очевидно, что терапевт об­ладает властью к месту и не к месту наделять силой и властью других. Терапевт, не желающий использовать свою власть, должен осознавать, что даже просто по­пытка избежать власти сама по себе приводит к реакции со стороны клиента.

Иллюстрации

В современной концепции психотерапии само собой разумеющимся считается, что диагноз требует терапевтического вмешательства. Теория проистекает из дей­ствия. Если терапевт задает своим клиентам вопросы, он получает информацию, принципиально отличную от той, которую он мог бы получить, если бы попросил их что-то сделать и понаблюдал за реакцией. Терапевт, сидящий у кушетки, полу­чает совершенно другую информацию о семье, нежели терапевт, работающий со всей семьей одновременно. Нельзя сказать, что один из них получает более вер­ную информацию; они просто узнают разные вещи, потому что находятся в раз­ных терапевтических контекстах. Если терапевт директивно направляет клиента, реакция клиента выявляет диагноз, имеющий значение для терапии.

Позволю себе привести описание исторического момента в форме анекдота. В 1960-х гг. Эдоардо Вейсс (Edoardo Weiss), выдающийся психоаналитик, опуб­ликовал книгу под названием «Агорафобия в свете эго-психологии»1, в которой был описан психоанализ женщины, неспособной самостоятельно выходить из дома. Рассказывая об этом случае, который закончился неудачно, Вейсс призна­ет, что психоанализ людей, страдающих агорафобией, часто длится годами и ино­гда не приносит никаких изменений. Можно было бы ожидать, что затем Вейсс напишет: «Следовательно, мы должны найти какой-то другой терапевтический способ для помощи таким женщинам». Он этого не написал. Вместо этого он при­знал, что его следующий случай был очень похож на предыдущий, и продолжил описывать следующий случай, для которого он использовал тот же самый терапевтический подход, который прежде всегда приводил к неудаче. (В те вре­мена психоаналитики регулярно терпели неудачи, но тем не менее никогда не ре­шались изменить свой подход. Для них смысл заключался в продолжении исполь­зования метода, неважно какого. Фактически, такое отношение все еще сохраня­ется в психоаналитических сообществах больших городов.)

В то же время некоторые психотерапевты начали испытывать новые подходы, которым предстояло заменить те, что постоянно приводили к неудаче. С приме­нением новых подходов стали появляться новые данные о женщинах с диагнозом «агорафобия». В то время я сам практиковал, и ко мне на терапию также приходи­ла женщина, которая не могла одна выйти из дома. Позволю себе описать пред-

Weiss, Е. (1964). Agoraphobia in the light of ego psychology. New York: Grime & Stratton

'04  Глава 6. Самая лучшая теория

финятую мной интервенцию, которая заставила меня взглянуть на эту проблему ю-иному.

Мужчина привел ко мне свою жену-затворницу. Она могла выходить из дома •олько в сопровождении мужа или своей матери. Он хотел, чтобы такое положе-ше вещей изменилось. Я встретился с ними обоими одновременно и сказал, что юбираюсь попросить их кое-что сделать, даже если они сочтут это глупостью. Ц. сказал мужу, чтобы следующим утром, когда он будет уходить на работу, он ве­тел жене остаться дома. Он знал, что она и так не стала бы выходить, но я хотел, побы он все равно сказал ей это и делал так каждое утро вплоть до нашей следу-ощей встречи через неделю. Супругам это предложение показалось забавным, и т следующее утро, когда муж велел жене оставаться дома, они оба засмеялись. На следующее утро им было уже не так весело. На третье утро, когда муж велел жене остаться дома, она впервые за семь лет одна пошла в соседнюю бакалейную лавку. На следующей встрече я увидел чрезвычайно расстроенного мужа, который эыл обеспокоен тем, куда и с кем будет ходить его жена без него. Жена при этом призналась, что она часто решала про себя, что если она будет в состоянии выйти из дома одна, она выйдет с чемоданом в руках.

Такая реакция выявляет структуру, которая могла бы никогда не проявиться, если бы мы только разговаривали с этой женщиной о ее страхах и прошлых трав­мах. Терапевт, который мыслит в духе триады, находит у своих клиентов неожи­данные мотивы и в случае, подобном вышеописанному, может обнаружить, что угроза сепарации активизировалась благодаря его терапевтическому вмешатель­ству. Я не рекомендую подобные действия в качестве наилучшего психотерапев­тического способа при подобных проблемах; я представляю данный конкретный случай, включающий реакцию на парадоксальную интервенцию, как пример под­хода, альтернативного психоаналитическому, который доказал свою неэффектив­ность в таких ситуациях. Действительным результатом вмешательства в изложен­ном здесь случае была конфронтация. Было бы лучше, если бы эту проблему мож­но было решить без открытой конфронтации, побуждая мужа помочь своей жене выйти одной из дома. Терапевт должен принять решение относительно конфрон­тации заранее и, если конфронтация произойдет, предвидеть, как она повлияет на этот брак.

У нас могут быть разные реакции на проблемные ситуации и разные мнения относительно теории, направляющей наши психотерапевтические усилия, но да­вайте все сойдемся на том, что самая худшая теория из всех когда-либо изобре­тенных для клинической работы теорий, это теория вытеснения. Эта концепция нужна тем, кто в нее верит, чтобы размышлять о самих себе и обо всех тех ужасах, которые они в себе подавляют. Она вынудила несколько поколений психотерапев­тов заниматься интерпретацией неприглядных внутренних элементов и тратить свое время и время клиента на вопрос о том, как себя чувствует клиент. Понятие вытеснения было навязано не только психотерапевтам, но и широкой публике. Эта теория настолько соблазнительна, что, возможно, психотерапевтам потребуется провести национальную кампанию, чтобы изгнать ее и дать нам возможность сно­ва осмысленно посмотреть на человека.

Глава 7_________________

Спорные вопросы

У всех психотерапевтов со временем вырабатывается толерантность, так как им приходится иметь дело с необычными, тяжелыми людьми в неординарных ситуа­циях. Терапевты не ищут неприятностей на свою голову, но могут внезапно обна­ружить, что попали в западню. От спорных вопросов никуда не деться. Точно так же как с нефтяным фонтаном, забившим из-под земли, надо что-то сделать, или будет очень грязно. Невозможно бесконечно игнорировать проблемы; терапевты и их супервизоры должны занять определенную позицию по отношению к старым и новым вопросам, даже если они спорны. Социальный контекст, как говорят в наше время, определяет выбор, который делают люди, и влияет на их решения. Всегда ли? Само по себе это является одним из противоречий! Я вспоминаю од­ного способного социального работника, который говорил: «Если вы говорите, что мотивация формируется в социальной системе, то тогда отдельный человек исче­зает». Грегори Бейтсон имел еще более крайние взгляды: он заявлял, что созна­ние находится вне личности.

Терапевты верят, что выбирают определенную теорию, действуя осознанно. А может быть, они сами запрограммированы социальной ситуацией, как полагает системная теория? Если последнее верно, то важно отвести терапевтической ра­боте соответствующее место. И все-таки, как же мы можем быть уверены, что ра­бота детерминирует наши идеи? Определенно, терапевты, которые трудятся в больницах, используют те же самые теории, что и частнопрактикующие терапев­ты. Или нет? А как насчет этой книги? Ведет ли она читателя к принятию незави­симого решения, основанного на солидной аргументации? Или она воздействует на читателя в основном за счет отражения социального контекста модных совре­менных теорий? Предположим, что в наше время любой может смело задать себе эти вопросы, даже если высказываемые мнения непопулярны, и сразу перейдем к некоторым наиболее неприятным новым идеям.

Глава 7. Спорные вопросы

[вляется ли терапия обучающим процессом?

:ли мы признаем, что позиция в организации — важный мотив для людей, про-дящих терапию, то вопрос о научении и обучении предстает перед нами в но->м свете. Если родители не справляются с проблемным ребенком, то должен ли рапевт обучать их воспитанию детей? Или терапевт должен рассматривать эту юблему как организационную и считать, что родители сами смогут изменить иль воспитания, когда организационная проблема будет решена?

Почти все психотерапевтические школы первоначально ставили перед собой шрос обучения. Различия в том, чему учит клиента терапевт, огромны, но тот акт, что клиент нуждается в обучении, кажется само собой разумеющимся. На-ример, терапевты, принадлежащие к психодинамическому направлению, расска-лвают своим клиентам об их бессознательных конструктах и о том, как их насто-щее соотносится с прошлым. Терапевты, которые придерживаются условно-ре->лекторной теории, рассказывают клиентам о подкреплении и разнообразных гориях научения. Когнитивные терапевты объясняют своим клиентам, которые оятся ездить в лифтах, что послужило причиной травмы и как совладать с таким трахом. (И это обучение тому, чего еще не знают клиенты, или тому, что они уже нают, — призвано мотивировать их войти в лифт и преодолеть свой страх?) Те-апевты, работающие с супружескими парами, показывают супругам, как они ровоцируют друг друга, вызывают друг у друга отрицательные эмоции или как [X способы поведения отражают способы поведения, характерные для их родите­ли («Ваш отец бил вашу мать, и вы бьете свою жену»).

Обучение родителей тому, как быть родителем, сейчас превратилось в целую шдустрию. Многие терапевты, похоже, полагают, будто знают, как научить роди-"елей воспитывать нормальных детей. Когда психотерапевт обучает клиента, то ж исходит из того, что человеку недостает каких-то знаний или он не знает, как :ебя вести. Терапевт, который берет на себя функцию обучения клиентов, счита­ет, что их поведение является результатом индивидуального выбора и что клиен­ты смогут изменить свое поведение, если их правильно обучить, даже когда они в начале терапии заявляют, что не контролируют свое поведение.

Открытие того, что корни мотивации лежат в социальном окружении, предпо­лагает, что человек, реагирующий на систему, имеет небольшое пространство для выбора. Я помню, как размышлял над тем, что, находясь вовне, я не должен ду­мать так, как будто я нахожусь внутри. Затем я понял, что от меня требовали, что­бы я думал так, будто нахожусь вовне. Хотя большинство из нас предпочитает верить в то, что мы принимаем решения индивидуально, на это можно возразить, что системы определяют наше поведение, а следовательно, и чувства и мысли. А как же тогда быть с теми системно ориентированными психотерапевтами, кото­рые показывают клиентам, как именно они реагируют на систему своей беспомощ­ностью? Они исходят из того, что если клиенту показать это (научить его), он поднимется над системой и, таким образом, станет свободным в выборе реакции. Терапевты, обучающие своих клиентов, часто не любят признавать, что обуче­ние является частью их работы. Такое признание, полагают они, может быть вос­принято как желание быть умнее клиента. На самом деле это зависит от области

Должен ли психотерапевт обучать клиента?   107

знания. Для того чтобы узнать, обладает ли психотерапевт большими знаниями, чем клиент, понадобилось бы сравнить образовательный уровень терапевта и кли­ента во всех областях знания или, по крайней мере, в тех, которые затрагивает про­блема клиента. Так чему же должен терапевт учить клиента? Действительно ли последователи разных психологических школ согласны между собой относитель­но того, чему учить клиента с навязчивой рвотой? Давайте рассмотрим такой ас­пект этого вопроса, как ненанесение клиенту вреда, что, несомненно, волнует всех терапевтов.

Должен ли психотерапевт обучать клиента?

Психология зародилась в среде людей, которые обучались в университетах и ува­жали знание. О влиянии академических знаний на психотерапевтов узнаешь, ко­гда приходится обучать людей, не заканчивавших колледжа. Они, оказывается, не считают, будто понимание себя автоматически приводит к изменениям (менее образованные люди страдают другими предрассудками, но не этим). Чем более образованны психотерапевты, тем труднее удержать их от желания учить своих клиентов и интерпретировать их мотивацию.

Давайте проанализируем большую ошибку, которую совершает терапевт при попытке обучить клиента: супервизору бывает сложно удержать своих подопеч­ных от стремления объяснять клиенту вещи, которые ему и так известны. Это воспринимается как покровительственное отношение и приводит к усилению со­противления. Например, обучающийся терапевт может сказать матери: «А вы за­метили, что вы чересчур опекаете своего ребенка?» Он говорит это из лучших по­буждений, но все же это порождает проблемы. Если высказывание неверно, то мать может счесть терапевта глупым. Если оно верно, то такая мать, скорее всего, и сама знает, что чересчур заботлива. Она просто не может перестать быть сверх­заботливой; это и есть одна из причин, приведших ее на терапию. Она не нуждает­ся в том, чтобы ее тыкали носом в ее проблему. Но терапевт, который говорит та­кие вещи, очевидно, полагает, что, осознав свое поведение, такая мать изменит его сама. А зачем же ему еще говорить такое? Такие слова по отношению к матери не только звучат высокомерно и глупо, но и порождают проблемы во взаимодей­ствии. Мать может внешне никак не прореагировать на слова терапевта, но в ка­кой-то момент терапии, когда терапевт попросит ее что-то сделать, она проигно­рирует указание и откажется сотрудничать. Тогда терапевт, скорее всего, посчи­тает, что она оказывает сопротивление и нуждается в дополнительном обучении. Подсчитано, что 78 % интерпретаций являются попыткой информировать клиен­тов о том, что они и так уже знают. Например, психотерапевт может попытаться объяснить мужчине с боязнью поездок на лифте, что если однажды он войдет в лифт, не испытывая страха, он избавится от фобии. Скорее всего, клиент и так об этом догадывается.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.